Текст книги "Граждане Рима"

Автор книги: София МакДугалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)

МАКАРИЯ

– Варий, – сказал внезапно охваченный паникой Марк. – Они не… он жив, правда?

– Надеюсь, ваше высочество, – ответил Клеомен, и Уна с Сулиеном удивленно переглянулись; казалось, они совсем позабыли, что Марка можно величать и так.

– Что это значит? – спросил Марк, глядя на затылок Клеомена с мягким изумлением, запоздало осознав, что этот рыжеволосый мужчина действительно существует.

– По крайней мере, вчера днем, насколько могу судить, Лавиний собирался допросить его, даже несмотря на то, что вы живы.

– Вчера? – переспросил Марк. – Как давно это было?

– Весь вчерашний день и ночь накануне, – ответил Сулиен, который сидел на переднем сиденье и тер кулаком глаза. – Полтора дня или около того. Часов сорок.

– Всего?!! – Марк снова замолчал, потом сказал тихо: – Все-таки кажется, будто… – Он покачал головой, – память о том, что случилось в приюте, постепенно прояснялась, и он заподозрил, что за это время они могли натворить еще многое. – Сулиен, просто не знаю, как сказать… я так рад тебя видеть.

Сулиену зримо представился человек, захлебывающийся собственной кровью, и ему страшно захотелось рассказать кому-нибудь про то, что он видел, чтобы не он один в машине знал об этом. Он видел, что Уна слишком занята Марком, чтобы обращать внимание еще на что-либо. Она прижалась к Марку, его подбородок покоился у нее на голове, а руки переплелись так, словно от этого зависели их жизни. Они были счастливее, чем он когда-либо видел каждого из них, но виновато пытались это скрыть, чувствуя, что момент не самый подходящий.

– Ты всегда накидываешься с кулаками на людей, которых рад видеть? – ухмыльнулся он.

– Ох… – сказал Марк, вспоминая их встречу, и смущенно рассмеялся. – Я ведь не сделал тебе больно, правда?

– Ты – мне? – с некоторой натугой попытался пошутить Сулиен. Как же долго я не спал, подумал он.

Они мчались между холмов, окружавших автостраду.

– Вы держали дверь, чтобы они не ворвались, – обратился Марк к Клеомену. – Простите… но я вас не знаю.

Клеомен вкратце изложил, кто он такой.

– Спасибо за помощь, – сказал Марк. И снова в голове у него все слегка помутилось.

– Не спешите благодарить, – мрачно отозвался Клеомен. – Сильно боюсь, что они попытаются перерезать нам путь.

Он слышал, как Уна целуется с Марком. С одной стороны, он был доволен собой, поскольку накануне ночью предполагал именно такое испытание. И все же не мог отделаться от мысли, что если обоим удастся выпутаться из этой истории, то кое для кого это будет большой неприятностью.

– Неужели они успеют? – спросила Уна. – Им пришлось бы обнаружить, по какой дороге мы едем, и потом они никогда не видели этой машины.

– Так или иначе они успели позвонить своим людям во дворце. Мы ведь туда направляемся, я полагаю?

– Туда, и только туда, – сказала Уна.

«Но они-то этого не знают, – сказал Сулиен. – Мне кажется, они решат, что мы заляжем на дно. Наркотик еще долго не выветрится».

– В любом случае, – настойчиво повторил Клеомен. – Они используют своих людей во дворце.

– Знаю, – сказал Марк. – С самого начала я не мог туда поехать. Но теперь все изменилось. Дядя знает, что я жив, все знают. Они не могут выдать меня за кого-то другого, куда-нибудь спрятать и сделать вид, что ничего не случилось. И вы все этому свидетели.

Клеомен подумал, значит, и нас тоже убьют, но Марк говорил правду: больше ехать было некуда.

– Потом есть ты, – шепнул Марк Уне. – Не знаю, кто в этом замешал, но ты узнаешь, тебя им не провести.

– Конечно, – ответила Уна, – с нами все будет в порядке, – и Марк улыбнулся, потому что она почти никогда не говорила ничего подобного. Но затем им вновь овладела тревога, и он спросил Клеомена: – Вам не кажется, что они могут убить Вария именно теперь?

Клеомен ответил не сразу.

– Слишком рискованно, после всего этого, – и больше ничего не добавил, хотя конец фразы явно повис в воздухе.

Марк вздохнул, начинала сказываться усталость. Волосы Уны мягко терли его щеку, большой палец задержался на отвороте ее рукава. Только там, где шея и тонкие запястья, он чувствовал, как его тепло передается ей. Он снова подумал о смерти Вария, и эта мысль помешала ему поцеловать Уну, однако не сделать этого было почти невозможно: ее губы должны были стереть тревогу из его сердца, ему так хотелось оказаться с ней где-нибудь наедине или даже просто уснуть вот так, если ничего другого не позволялось.

Небо просветлело, но то был не свет зари, до которой было еще далеко, а огни города. Золотой Дом, сверкая, высился над ним, умиротворенный и бессонный одновременно.

– Верни мне пистолет, – неожиданно сказал Клеомен.

– Обойма пустая, – ответил Сулиен.

– Хорошо. Только смотри, никому не говори, – улыбнулся Клеомен. – Марк Новий, вы знаете, какой из входов меньше всего охраняется?

– Да, – сказал Марк, – но туда ехать не надо. Подъезжайте спереди.

На Марке все еще была ночная пижама. Все, что они могли дать ему, была кое-какая одежда, которую Сулиен носил первую пару дней после того, как они покинули Хольцарту. Одежда была грязноватая, но без нее было не обойтись; Марку вспомнился кабак в Волчьем Шаге – существовал определенный тон, который невозможно принять, если ты хоть как-то не одет. Перед тем как напялить ее по возможности быстро, они с Уной обменялись дурашливыми улыбками, одновременно заговорщицкими и смущенными. Уна слегка отвернулась, но исподтишка подглядывала сквозь волосы на мелькнувшие полуобнаженные руки, спину…

Выйдя из машины, они пошли к извилистому фасаду Палатинских ворот. Четыре преторианца наблюдали за металлическими воротами в покрытом резьбой камне, еще шестеро, а может, и больше, бесстрастно стояли за дворцовой стеной. Столько стволов, подумал Сулиен с недобрым предчувствием.

Марк, зевая, разминал затекшие мышцы спины и шеи. Посмотрев на охранников, он подумал: хорошо, чем больше, тем лучше, и направился прямо к ним.

– Вы знаете, кто я, – сказал он. – Откройте ворота.

Стражники пристально уставились на него, ни одному из них и в голову не пришло, что это может быть кто-то кроме Марка Новия – можно и так сказать.

После небольшого замешательства один из охранников крикнул, но не Марку, а Клеомену и остальным:

– Зачем вы привезли его сюда? Отойдите в сторону.

Окружив Марка, Уна, Сулиен и Клеомен не тронулись с места и не сказали ни слова.

– Я запрещаю разговаривать с ними в таком тоне, – наконец произнес Марк.

Ошеломленный охранник виновато и невинно пробормотал:

– Но вы… Ваше Высочество… вы не должны были, вам следовало…

– Оставаться в приюте в Тиволи, – сказал Марк окончательно смутив остальную охрану. – Так вы считаете, что мне следовало оставаться там? Неужели у меня такой вид?

Он стоял, позволяя разглядывать себя. До рассвета оставалось еще часа два. Марк тесно переплел свои пальцы с пальцами Уны; волосы его были всклокочены, одежда – с чужого плеча, торопливо накинутая в темноте; босой, он к тому же еще и припадал на одну ногу. Охранник опустил глаза.

– Нет, – мягко согласился он.

Марк подавил легкую дрожь облегчения.

Одно слово – «Нет» – мигом переменило все, стало совершенно очевидно, что Марка нельзя отправлять обратно в приют Галена.

– Так откройте же ворота, – сказал Марк.

Тогда из задней линии охранников донесся приказ:

– Открыть ворота! – И рука стража слегка коснулась пистолета, скорее инстинктивно, от отчаяния, чем решительным жестом. Он не знал, что делать, ему нужны были указания – ясно было только, что следует отогнать всех этих людей от юноши.

Он нажал кнопку на стене, и ворота распахнулись.

– Пройдемте со мной, Ваше Высочество, – сказал он, – ваши друзья могут подождать, простая проверка, меры безопасности…

Рука Уны напряглась, но Марку особого знака и не потребовалось.

– Нет. Они пройдут со мной. Через главные ворота, по главной лестнице. Нам всем нужно повидать дядю.

– В это время?

Охранник стиснул зубы, боясь провала и не в силах ничего предпринять. Остальные преторианцы уже с удивлением поглядывали на него.

– Так или иначе, Ваше Высочество, пройдемте со мной, – произнес он охрипшим голосом.

– Вы думаете, со мной может что-то случиться, пока я иду к дверям? – спросил Марк, посмотрев на охранника, но затем улыбнулся, неожиданно пожав плечами. – Ладно, – миролюбиво произнес он. – Я пойду с вами. А вы двое, можете приглядеть за моими друзьями, если вы так о них волнуетесь. И он указал на двух охранников, причем Уна почувствовала, как он слегка вопросительно пожимает ее руку – подходят? Она кивнула.

Но едва они успели подойти к дверям, преторианец, открывший ворота, стремительно метнувшись, скрылся за углом, приведя остальных в замешательство, граничащее с паникой.

– Он кому-нибудь сообщит, – пробормотала Уна.

– Все будет в порядке, – сказал Марк.

И они вошли. За огромными синими окнами широкая лестница стекала на мраморный пол, поблескивающий цветами и листьями, выложенными зеленой, голубой и позолоченной плиткой. Внезапно осознав свой убогий вид, и не только это, но и то, сколько времени провел он вне дворца, Марк на мгновение смущенно помедлил. И все же он знал, куда идет.

Нерешительно ступив на первую ступеньку, Уна и Сулиен испытали странное, благоговейное чувство – не слишком приятное. Так вот какой он изнутри, Золотой Дом, подумали они. И они увидели, что для Марка в этом не было ничего странного: он уверенно шагал в огромное раззолоченное пространство над ними, и было так непросто поверить в нечто самоочевидное – что кто-то, кого они знают, видел все это уже тысячу раз. Они вошли в просторную залу, по стенам висели картины, стояли на цоколях бюсты, золото, капелью стекали подвески люстр; Уна и Сулиен смотрели на все это буйство золота и эмали, и Уна подумала: ненавижу!

Человек, которого узнал Марк, – дворецкий, занимавшийся хозяйством и покупкой рабов, – вышел им навстречу на неверных ногах, часто моргая и очень похожий на Марка по небрежности своего облачения.

– Ваше Высочество, – произнес он заспанным голосом, – вы, должно быть, совсем выбились из сил. Позвольте отвести вас в ваши обычные апартаменты?

– Прежде я должен повидать императора.

– Разумеется, – ответил дворецкий. – Но уже так поздно. Придется его будить, объяснять ему, в чем дело.

– Этим я и займусь.

Марк попытался пройти, но дворецкий с мрачно-угодливой миной преградил ему путь.

– Вам действительно придется подождать. Ваша одежда… к тому же на вас нет ботинок. Император рассердится, если его разбудить. Вы хоть понимаете, который час?

Он сгреб Марка за руку, что было удивительно уже само по себе, поскольку явно относилось к числу запрещенных жестов.

– Кто бы вы ни были, он решит, что вы – просто какой-то молодой человек. Давайте сообща уладим ваши дела.

В этот же момент Уна вскрикнула, когда открывший ворота охранник и его сослуживец набросились на них, стараясь оттащить Марка в сторону.

Теперь они знали, что делать, хоть и были до смерти напуганы, – отвести Марка Новия в какое-нибудь закрытое помещение, как можно дальше от императора, и любыми средствами держать его тихо – наркотик будет через двадцать минут, это все, что им нужно. Других надлежало убить, а тела спрятать; охранникам, которые их видели, можно сказать, что это преступная группа, по какой-то причине использовавшая бедного мальчика в своих интересах. Впечатление, что они видели умственно здорового человека, должно, обязано пройти, и вообще им следовало сделать выговор, сказать, что им еще повезло, что императору не сообщили о проявленной ими глупости…

Но их было всего трое, собрать остальных не успели. И пистолеты их были так же бесполезны, как пистолет Клеомена, – хотя и этого было достаточно, чтобы напугать дворецкого, – поскольку звук выстрела погубил бы последний шанс, который им предоставлялся. Впрочем, он уже был погублен: людей было слишком много, чтобы можно было обойтись без шума, Марк вырывался и махал кулаками, а когда они попытались оторвать от него Уну, то не могли помешать ей выкрикнуть:

– Проснитесь, идите сюда! – После чего уже все разорались, взывая к Фаустусу Августу, прося о помощи. Сулиен внезапно прекратил драться и вместо этого толкнул ближайший цоколь. Тот упал с оглушительным шумом, а голова стоявшего на нем бюста покатилась, как отрубленная, и тут же весь дворец проснулся. Марк и его друзья ринулись прочь, в дальний конец зала, а дворецкий, дрожавший на полу рядом с упавшим бюстом, понял, что вместо того чтобы погнаться за ними, преторианцы предпочли метнуться в противоположную сторону, подальше от поднятого ими шума.

Двери, которые они распахивали на бегу, были сделаны из благовонных пород дерева и покрыты резьбой или росписями, изображавшими птиц и сельские пейзажи, они бежали по мозаичным полам, коврам, сияющим красками, и тут, выйдя из собственных апартаментов в окружении адъютантов с тяжелыми веками, навстречу им явился сам Фаустус, рыча от гнева, с помятым от сна лицом.

При виде его все, кроме Марка, застыли от изумления: еще бы, ведь перед ними – здесь и сейчас – стоял сам император. Он был высок ростом, но все же, как им показалось, недостаточно высок, просто занимал слишком много места. Тем не менее, даже учитывая, что его подняли с постели, он решительно ничем не отличался от своих изображений, и это разительное сходство тоже несколько тревожило, как при виде близнецов. Уна быстро взглянула на Марка, потому что он когда-то произвел на нее похожее впечатление, но память об этом уже притупилась. Он снова взял ее за руку.

– Марк… что ты здесь делаешь? – промямлил Фаустус, затем, вспомнив, что Марк, вероятно, не сможет этого объяснить, печально повторил: – Марк, – обвел подозрительным и гневным взором остальных и, запинаясь в притворной ярости, грозно обратился к своим адъютантам: – Кто эти люди? Как они сюда попали?

– Теперь со мной все в порядке, – быстро сказал Марк. – Разве ты не видишь?

Фаустус уставился на него, весь как-то осев, обмякнув от удивления.

– Дядя, все, что я сказал тебе, было чистой правдой, но в больнице меня обкололи наркотиками еще до твоего приезда. Когда ты разговаривал со мной, у меня… были видения, но теперь все позади. По крайней мере видения меня больше не мучают… – Он знал, что никогда не забудет освежеванные стены, нарастающий ужас. – Это со мной пока не случилось, как и с тобой.

Фаустус нахмурился: неужели это еще одна уловка болезни? Неужели Луций когда-нибудь рассуждал так ясно и здраво? Ему доводилось слышать о сумасшедших, обладающих даром убеждения, но к проклятию Новиев это не относилось, да и Марк выглядел совсем не так, как в больнице Эскулапа.

– Моя сестра и я были с ним почти все время, – сказал Сулиен. – И я… ну, как бы врач. Так вот – он не сумасшедший.

Фаустус ошеломленно помотал головой. Паренек никак не походил на врача. И он был оскорблен тем, что какая-то оборванка беззастенчиво держит Марка за руку и с любопытством, без тени почтения пялится на самого Фаустуса, но Марк уж точно не мог бы подцепить ни одну девчонку в том состоянии, в каком он был тогда…

– Не понимаю… – выдохнул он.

– Ваше Величество, я могу подтвердить, что на него было совершено покушение, – добавил Клеомен. – Я видел это собственными глазами. Я центурион охраны или был таковым пару дней назад. Полагаю, имею основание утверждать, что в этом деле замешан городской префект и несколько моих коллег, а также кое-кто из тех, кто носит преторианскую форму.

– И Габиний, – сказал Марк и запнулся: было нелегко говорить все это, потому что у Фаустуса вдруг стал слабый и больной вид охваченного ужасом человека. Марку чуть ли не стало стыдно. – И люди из дворца, дядя, – все же закончил он. – Они убили моих родителей.

Неожиданно чувство утраты переполнило его, как налитый до краев сосуд. Уна придвинулась ближе – так, чтобы через свой и его рукав чувствовать его прикосновение..

– Не понимаю, – повторил Фаустус. Эти слова, голос, каким он произносил их, не нравились ему, это звучало так глупо и напыщенно. Императору не след говорить такие вещи, и все же Фаустусу никак не удавалось собраться. Он мучительно пытался придумать вопрос получше, но получше не получалось, и он спросил: – О ком ты говоришь? Как… как ты здесь оказался?

Марка раздирала внутренняя борьба: он боялся, что, если будет вести себя слишком эмоционально, Фаустус снова решит, что он сумасшедший. Он хотел сказать: они привезли меня сюда, вот это Уна, это Сулиен, ты не знаешь, как много они сделали. И он сказал бы все это, если бы успел, но времени было слишком мало.

– Пожалуйста, попроси привезти сюда Вария, прямо сейчас… но никому ничего не говори заранее, не давай им шанса. Они могут убить его даже теперь.

– Я тоже должен обязательно поехать за ним, – вмешался Клеомен.

– Да, – поспешно сказал Марк, – он должен попасть туда, и побыстрее. Пожалуйста, напиши что-нибудь грозное всякому, кто попытается его остановить. Или причинить вред Варию.

Фаустус неопределенно покачал головой и прошаркал обратно в свои апартаменты за позолоченными дверями, словно приглашая их следовать за ним.

Варий чувствовал, что, по крайней мере, держаться подальше от Габиния – проще; в тюрьме все было проще. Он вернулся сюда вот уже пять дней назад, и в определенном смысле ему было здесь лучше, чем прежде. Свет включался и выключался во вполне нормальное время; Габиний даже прислал ему книги из своей библиотеки. Их присутствие тревожило Вария; с ними невозможно было притворяться, что Габиния не существует. Теперь, когда его вновь охватила неистовая жажда знать, что происходит, он обнаружил, что вместе с нею к нему вернулась способность скучать, однако он никоим образом не хотел пользоваться дарами Габиния. Книги хмуро валялись в его комнате, и время от времени он лихорадочно пролистывал их, а потом злился на себя, что казалось полным идиотизмом. Его предоставили самому себе, за что он был искренне признателен; вряд ли он смог бы сейчас вынести общество других людей, особенно в больших количествах, разве что они могли бы ему что-нибудь рассказать. С тех пор как он распрощался с Габинием, никто ему ничего не объяснял, тревожное ожидание томило его; сон лишь с натяжкой можно было назвать сном, скорее это были блуждания по темным закоулкам сознания.

Когда дверь открылась, он моментально, даже не успев открыть глаза, подумал: «Я знаю, еще ночь. Они передумали, время пришло, что это будет: дубинка, пистолет?» Однако он увидел перед собой рыжеволосого мужчину, и даже не в форме, а в каком-то растерзанном темном костюме. Клеомен увидел, как лицо Вария озарилось удивлением и надеждой, впрочем, это выражение держалось недолго, вскоре сменившись не более чем вежливым интересом.

– Клеомен, – официально произнес он.

– Да. Простите, – выпалил Клеомен.

– Пустяки, – пожал плечами Варий.

– Пойдемте, – сказал Клеомен, распахивая дверь.

– Хорошо. – Когда Варий встал, Клеомен заметил деловитую подтянутость, странную в этом осунувшемся изможденном человеке. – Куда?

– Во дворец.

Варий ненадолго замедлил шаг, но не остановился.

– Значит ли это, что Марк там? – невозмутимо спросил он.

– Да.

Варий помолчал. Клеомен ожидал новых вопросов, хоть какой-то реакции… но Варий только мягко сказал:

– Хорошо.

Клеомен был смущен. Любопытно, однако казалось, что на Вария не произвело никакого впечатления его освобождение и ход дела в целом. Держался он спокойно, но не казался вялым, апатичным, словно был слишком потрясен или ослаблен, чтобы воспринимать происходящее. Он довольно-таки проворно прошел коридорами тюрьмы к машине. Когда Клеомен заговаривал с ним, он отвечал вежливо и без колебаний, однако сам разговора не заводил. По большей части он молчал, иногда озираясь внутри автомобиля или выглядывая в окно с каким-то кротким скептицизмом. Почему-то Клеомену припомнился школьный учитель, которого в свое время он почти не замечал, но теперь подумал: да, Варий точь-в-точь как этот учитель, читающий речь на заданную тему, написанную учеником, – кивает без особого интереса и периодически слегка удивленно приподнимает брови: «Ах, так вот как вы решили повернуть?»

Неужели он думает, гадал Клеомен, что это какая-то ловушка, что я собираюсь его убить или что-нибудь в этом роде? Но он знает, что я в этом не замешан, а если бы и был, то просто сделал бы это, и незачем было бы сначала лгать. Сознавать все это было печально.

Чувства Вария были намного проще. Сам не понимая почему, когда Клеомен сказал, что Марк жив, он поеживался при мысли о дальнейших расспросах, но думать тут было особенно нечего. Когда он поднимался к дворцу, движения его носили заученный характер, как все, что он делал, он ожидал встречи как своего рода доказательства.

Марк дремотно сидел на кушетке, а девушка, пристроившаяся рядом, спала. Еще один юноша тяжело раскинулся в кресле и клевал носом. Туллиола теперь тоже была здесь и, в отличие от Фаустуса, выглядевшего неряхой в своем пышно расшитом халате, прежде чем выйти, оделась со всей изысканностью, только темные волосы свисали мягкими прядями, не закрученные в обычную «башню».

Марк сразу вскочил на ноги:

– Варий!

Варий посмотрел на него, и воздух, который он перед тем вдохнул, надолго застрял у него в легких, в остальном же лицо его никак не переменилось.

– Это я сказал им, где тебя найти, – произнес он.

– Как они заставили тебя сделать это? – спросил Марк.

Варий отвел глаза – не так, словно было слишком ужасно говорить о подобных вещах, а так, словно просто потерял интерес к теме.

– Не важно.

– Конечно, важно, – сказала Туллиола. – Прости, Варий. Хотелось бы верить, что это не ты, но я никак не могла понять… Я хотела, чтобы ты рассказал мне все.

Варий кивнул, давая понять, что не связывал себя никакими обязательствами. Марк хотел было подойти к нему, но Варий сел напротив Фаустуса, всем своим видом выражая сдержанность и готовность оказаться полезным.

– Я не знаю, сколько вам успели рассказать, – произнес он.

– Все, – вмешался Марк. Он явно был подавлен.

– Что ж, не стоит повторяться. Если еще и остались какие-то сомнения, полагаю, я помогу их разрешить. – По-прежнему не глядя на Марка, он бесстрастно продолжал: – Мы уже почти не сомневались, что Лео и Клодию убили. Моя жена по ошибке погибла вместо Марка. Яд принесли из дворца, поэтому я отослал Марка – куда, он сам вам расскажет. Это было все, что я мог сделать. На следующий день я попытался рассказать вам, но меня арестовали.

Варий замолчал, сложив руки на груди. Ему казалось, что сказанного достаточно, хотя он и понимал, что это не так.

– Что случилось после того, как вас арестовали? – спросил Фаустус, устало приглаживая волосы. – Ваше признание – они применили силу, чтобы его вынудить?

Варий казался изумленным и даже слегка развеселился.

– Что? Нет. В этом не было необходимости. Полагаю, им было проще написать его самим.

– Но рано или поздно выяснилось бы, что это фальшивка.

Варий непроизвольно саркастически усмехнулся.

– Не думаю. Скорей всего, я не стал бы его оспаривать… – Вдруг он вскочил, на лице его был написан ужас. Сжав кулаки, он сказал: – Я напишу несколько имен и адресов… пожалуйста, удостоверьтесь, что с этими людьми все в порядке. Конечно, теперь вряд ли имеет смысл, у них и так было время, но…

– Но какое это имеет отношение?..

– Вы сделаете это? – спросил Варий.

– Да, – ответил Фаустус. По телу Вария пробежала дрожь, он замер. – Но почему они в опасности?

– О… – Варий покачал головой, словно отгоняя какую-то мысль, вновь внешне невозмутимый, но внутренне обеспокоенный. – Габиний угрожал убить их. Меня только недавно вернули в тюрьму. Долгое время я был у Габиния.

– Габиния? – повторил Фаустус. – Почему?

Похоже, он воспрял духом, снова взял себя в руки, но Варию было явно не по себе, он нервничал.

– Вот так я и рассказал им, где найти Марка, – вырвалось у него.

– И чтобы предотвратить это, вы пытались покончить с собой?

Марк побледнел от испуга.

– Что? – прошептал он. – Не может быть, Варий. Неужели это правда?

Варий нахмурился, обиженно посмотрел на Фаустуса и сделал еще один уклончивый жест, на сей раз смущенный. Казалось, он сжался, словно ожидая удара.

– Мне показалось… показалось… что это разумно, – пробормотал он.

– Разумно? – Марк заморгал глазами. Вызванные потрясением слезы навернулись ему на глаза. – Мне так жаль…

– Это было в государственных интересах, – сказал Варий несколько более отчетливо. Он поднял глаза и изобразил мимолетную невыразительную улыбку. – Ты не виноват. Я уже говорил тебе. И не бери в голову, – он снова отвернулся от Марка. Затем, встав с кресла, решительно спросил Фаустуса: – Госпожа Новия в Риме?

– Макария? Да, где-то здесь. Она задержалась во дворце из-за мемориальной церемонии… она так замечательно…

– Думаю, ее следует пригласить сюда, и немедленно.

Услышав обращенные к себе в таком тоне слова, Фаустус почувствовал, как вся только что обретенная уверенность сменяется паническим холодком.

– Макария? – умоляюще прошептал он.

Туллиола заметила произошедшую в его лице перемену и скорбно произнесла:

– Не могли бы мы не беспокоить ее до утра?

Казалось, Фаустус не слышал ее, он продолжал с мольбой смотреть на Вария.

– О нет, вы наверняка ошибаетесь, я этого не вынесу, – пробормотал он. Но его моментально поразила мысль: все из-за меня, это я виноват – и он понял, что вина – это нечто настолько текучее, преступление было таким подготовленным и неотвратимым, что он разделял его с Макарией, знал правду, потому что это была его ошибка. Она никогда не любила – он вздрогнул, – даже ненавидела Лео, потому что он смеялся над ней – любил дразнить старой девой – только это? Он не знал. Но, говоря начистоту, дело было не в Лео и даже не в Марке: дело было в нем, ее матери, разводе, – в нем самом. Он явно никогда не понимал ее до конца, бедная, маленькая… у него никогда не было оснований считать, что он знает свою дочь, даже до того, как все случилось.

Затем он внезапно встряхнулся и резко сказал:

– Нет, это не может ждать. Попроси Алексиона сходить за ней.

Вздыхая, Туллиола подошла к двери, чтобы отдать приказание рабу, и разбудила Уну – та открыла глаза, почувствовав резкий укол беспокойства, связанного с Марком. Какое-то мгновение она растерянно смотрела на расшитую стрекозами ткань под головой. Не то чтобы она совсем позабыла, где находится, но не могла поверить, что уснула в императорских покоях. Она села на кушетке и увидела человека, изможденного и все же более молодого, чем ожидала, видимо, Вария, уверенно сидевшего за столом напротив Фаустуса, несмотря на усилие, которого это требовало, словно он не был до мозга костей пропитан недоверием и опасливостью.

Неподалеку с несчастным видом стоял Марк, но, увидев, что она проснулась, вернулся и сел рядом.

Вошла Макария, ссутулившаяся и раздраженная, но ступая уверенно, не как беспомощно шатающийся, внезапно разбуженный человек; должно быть, она проснулась еще раньше, из-за всего этого шума.

– Что случилось, с тобой все в порядке, папа? – начала она и осеклась, увидев такое скопление людей – Вария, затем Марка. Она стояла одна в дальнем конце зала, и все посмотрели в ее сторону, словно она была актрисой на сцене. – Что-то не так? – спросила Макария.

Фаустус тяжело поднялся и подошел к ней.

– Да, есть очень хорошие новости, Макария. С Марком все в порядке.

– Хорошо, – безучастно произнесла она.

– Я имею в виду – с его рассудком. Его совершенно напрасно поместили в приют Галена.

Макария быстро перевела взгляд с Марка на Вария. Затем, доверительно понизив голос, спросила у Фаустуса:

– Откуда ты знаешь?

– Я в полном порядке, Макария, – спокойно сказал Марк.

Макария уставилась на него, и лицо ее медленно расплылось в улыбке.

– Марк! – воскликнула она.

Варий не смог смотреть на нее и, глядя на крышку стола, медленно, тщательно взвешивая каждое слово, сказал:

– Моя жена отравилась сластями, которые госпожа Новия дала Марку.

– Что… теми сластями? – Макария заморгала. – Ничего подобного, – она встревоженно нахмурилась. И, снова перейдя на подозрительный шепоток, спросила: – Папа, почему ты разрешаешь ему… и что делают здесь все эти люди?

Варий принудил себя встать и посмотреть ей прямо в лицо.

– Простите, ваше величество. Именно она помешала мне встретиться с вами. И сразу же после встречи с ней меня арестовали.

– Хорошо… – Макария покачала головой. – Ладно, допустим, но что из того?

– У тебя были какие-нибудь отношения с Габинием – все равно, на какой почве? – мягко спросил Фаустус.

– С Габинием? Он отвратителен, зачем мне с ним общаться? – Казалось, Макарии ненадолго полегчало, вид у нее стал почти радостный, словно она почувствовала себя в безопасности, но это прошло. – Что ты говоришь? Что я… что я хотела причинить вред Марку?

– И Лео, и Клодии, – сказал Варий.

– Нет, но это просто смех, – заметила Макария с кажущейся уверенностью, ожидая, что кто-нибудь с ней согласится, но Фаустус смотрел в сторону, и все один за другим отвели от нее взгляды. И вдруг совершенно неожиданно краска сбежала с ее лица, и оно мигом обратилось в древнюю маску ужаса. Чтобы не упасть, ей надо было хоть за что-то ухватиться, и, чувствуя безвыходность положения, она припала к Фаустусу: – Папа! Это невозможно, откуда ты, откуда ты знаешь?

– Я ничего пока не знаю, Макария, дорогая… – пробормотал Фаустус, почти извиняясь, он еще никогда не говорил ей «дорогая», и ему было так жаль, так жаль ее.

Макария оторвалась от него и неверной походкой подошла к Марку:

– Но ничего из этого… Марк, неужели ты и вправду думаешь, что я когда-нибудь могла сделать такое? Те сласти… они ведь нравились тебе, потому что я беспокоилась за тебя, хотела пригласить в Грецию. И неужели я могла отдать приказ арестовать Вария? Я этого не делала. Конечно, я думала, что ему не следует быть здесь, я не помешала Туллии позвонить…

– Макария, – терпеливо и сострадательно начала Туллиола, но не могла сдержаться, в лице ее вспыхнул гнев – Варий видел это всего лишь во второй раз. – Если бы я поняла, что случится с Варием, я остановила бы тебя. Я знала, что не ошибаюсь в нем, просто я так струсила. Никогда не надо было бояться тебя.

Макария так внимательно смотрела на Марка, что едва слышала, что говорит Туллиола. Затем медленно обернулась в тот момент, когда Варий решительно кивнул, подтверждая слова Туллиолы.

– Зачем ты это говоришь? – спросила она.

– О, Макария, – повторил Фаустус.

– Но это несправедливо… чего ты добиваешься? – Туллиола лишь печально отвернулась от нее, но Макария, ловя воздух ртом, продолжала: – Это она. Я понятия не имею, в чем дело, но это она, папа…

– Только прошу тебя, – расстроенно произнесла Туллиола, – так будет только хуже…