Текст книги "Граждане Рима"

Автор книги: София МакДугалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 40 страниц)

– А почему бы и нет? – спросила Уна. – Они подумают, что у нас все в порядке, иначе стража бы нас не пропустила.

Они смущенно прошли через холл в дом. Когда они дошли до окружавшей сад колоннады, из прилегавшей столовой вышла девушка с ведром белья и стиральным порошком. Увидев их, она инстинктивно, в испуге отступила назад, быстрота, с какой она это сделала, послужила как бы извинением за то, что показалась им на глаза. Клеомен помахал своим пропуском, в чем, впрочем, не было нужды, поскольку девушка не осмелилась приставать к ним с расспросами.

Дама, продвигавшийся неуверенной, пошатывающейся походкой, чувствуя головокружение от ярости и шока, бросил на нее долгий взгляд, и ему захотелось пожать ей руку; сейчас симпатия к ней и ужас, который он испытывал к этому месту, были нераздельны. Ему хотелось вырваться отсюда, упасть на прохладную траву. Дышал он по-прежнему прерывисто и неровно. Лилии в вазе, даже ковры казались ужасными, отвратительными.

Клеомен, почувствовав неловкость из-за впечатления, которое он производил на Даму, тем не менее сказал:

– Лучше самим поискать кого-нибудь, чем дать им первыми заметить нас, – и стал распахивать одну за другой двери гостиных, сиявших полированным деревом и мозаиками. Библиотека, вторая столовая. Он застал врасплох дворецкого, явно проверявшего, вся ли мебель стоит точно на своих местах.

– Извините, что потревожили, – охрана, – снова сказал Клеомен.

Дворецкий, казалось, легко поверил ему, поскольку хотя и был старше, чем юный преторианец, но куда больше привык соглашаться со всем, что ему говорят. Но он все же заволновался, почти испуганный, однако не так, как попавшаяся им навстречу девушка, – просто оттого, что столкнулся не с рабом. Тут было что-то другое.

– Хоть бы предупредили кто-нибудь, – капризно произнес он.

– Это было невозможно.

– Да, понимаю, прекрасно понимаю. Просто я хотел… нет, нет, все в порядке.

– Да вы не волнуйтесь, – пообещал слегка озадаченный Клеомен. – Просто мне нужно задать вам несколько вопросов. К вам приезжали сегодня из дворца? Скажите, в каких комнатах их принимали?

– Большинство адъютантов императора ждали здесь и в холле. Император с императрицей прошли прямо наверх, к Луцию Новию. Оставались недолго.

– Так, так, – сказал Клеомен. Затем подошел к окну и притворился, что осматривает его. Одновременно, делая вид, что возвращается к случайно завязавшейся беседе, сказал, чувствуя, что звучит это не очень складно: – А вы не… Полагаю, люди императора говорили кое о чем, например, о сегодняшних событиях? Насчет Марка Новия. Просто не верится.

– О нет, может, они и говорили друг с другом, я не прислушивался, – ответил дворецкий нервно и благоговейно. – Но совершенно согласен с вами – невероятная история, и такая печальная.

Еще какое-то время разговор продвигался неуклюжими толчками, но скоро угас. Уна почти не сомневалась, что дворецкий не располагает никакими полезными сведениями, но сказать это Клеомену никак не могла. Конечно, все они и раньше встречали таких рабов, как этот дворецкий, рабов, до глубины души преданных своим хозяевам. Сулиен, конечно, и сам был таким, и даже теперь ему приходилось специально вырабатывать в себе отвращение к такому поведению – как у Дамы и Уны, хотя Уна старалась держаться как можно скромнее, а Дама переминался в дверях, в прямом смысле слова оставаясь в тени.

– Ну ладно, – сказал Клеомен, окончательно отступаясь. – Пора мне продолжить.

– Я мог бы пока поухаживать за молодыми людьми, – с досадой произнес дворецкий. – Принести им чего-нибудь, пока вы тут осматриваетесь.

– Очень мило с вашей стороны, но, право, не стоит, мы управимся за какую-нибудь пару минут, – сказал Клеомен, поскольку вряд ли другие рабы могли заметить что-то, чего не заметил бы дворецкий.

– Вам ведь не понадобится сам Луций Новий? Если да, то сначала я – или, вернее, сиделка – должны доложить ему.

– Не думаю, – ответил Клеомен, гуськом выводя за собой Уну, Сулиена и Даму.

– Видите ли, ему это вредно, – воззвал к нему дворецкий, и снова, подумала Уна, было что-то странное в его голосе.

– Ну так пошли, пока нас не раскололи, – мрачно произнес Клеомен, когда они снова оказались в коридоре.

– Нет, давайте сначала поговорим с Луцием Новием, – шепнула Уна, сделав легкое движение в сторону притихшей лестницы.

– Только не это, – взмолился Клеомен. – Вернись. Нет. Да он вообще хоть… говорит?

– Думаю, да, – сказал Сулиен. – А если нет, то и арестовать нас не сможет.

– Бедный старик, – сказал Клеомен, подумав о том, какие черствые молодые люди ему попались.

– Я могу с ним и не говорить, – сказала Уна. Клеомен покачал головой, но – волей-неволей – поплелся вслед за ними.

Из окон первой площадки были видны росшие в саду лекарственные травы и рододендроны. Их окружала пышная, буйная и явно дорогая поросль, и все же у дома в целом был какой-то оцепенелый, нездоровый вид. Темно-бордовые стены украшала мрачноватая роспись, изображавшая виноградные листья. Они ступили на мягкий, пухлый ковер и вспугнули еще одну стайку молодых рабынь, безмолвно метнувшихся на темный верхний этаж.

Но из-под тяжелой двери пробивалась полоска света и доносилась умиротворяющая музыка.

– Там кто-то есть. Наверное, он, – сказала Уна, и, даже если бы не было необходимости по возможности соблюдать тишину, перед этой дверью ее голос стих бы до шепота, – и, мягко подойдя к стене и приникнув к ней, продолжала: – Точно он, но… – И морщина, залегшая у нее между бровей, медленно разгладилась, превратившись в недоверчивую, презрительную улыбку, и, к ужасу Клеомена, она открыла дверь.

Они увидели старичка – ибо так выглядел Луций в свои пятьдесят пять, сидевшего, завернувшись в длиннополый халат, обратившего к ним затуманенный взор поверх прикрывшей лицо ладони, и его сиделку, красивую женщину, немногим за тридцать, с мягко вьющимися волосами теплого каштанового оттенка, стоявшую посреди спальни с потревоженным видом человека, внезапно отпрянувшего от кресла, от Луция.

– Мы ни за чем не посылали! – сердито вскрикнула Ульпия.

– Он не сумасшедший, – ровно, без всякого выражения произнесла Уна.

– Кто это, скажите, чтобы убирались!

Голос был неровный, тонкий, прерывистый, и морщины, хотя и глубокие и прочерченные уже давно, тоже были неровными и дрожащими, придавая лицу постоянное выражение встревоженного и в то же время коварного беспокойства.

– Вы не сумасшедший, – на сей раз с отвращением произнесла Уна, решительно входя в спальню.

Луций заморгал, глядя на них, но ничто в выражении его лица не изменилось, серо-зеленые подернутые дымкой глаза все так же блуждали, однако он сказал:

– Разве? – печально, испуганно хихикая, словно икая.

И, по крайней мере, на какой-то миг Уна почувствовала себя сбитой с толку. Работать с Луцием было трудно, его мысли ускользали, крошились, как и его голос, лишаясь смысла, даже не успев сформироваться. Однако, подумала Уна, он делает это нарочно, словно позволяя себе забыть об умственном разладе, и вряд ли что-либо могло быть хуже, но забвение успокаивало его. Луций не был безумен в том смысле, которого боялся Марк, но назвать его умственно здоровым тоже было нельзя.

– Кто вы такие? Прочь! – запинаясь, пробормотала Ульпия и первым делом подумала прорваться сквозь них и позвать на помощь и только потом, вспомнив о звонке на стене, сделала несколько неуверенных шагов к нему.

– Если вы это сделаете, я всем расскажу, – поставила ее в известность Уна. Затем, жестом пригласив войти Сулиена, Клеомена и Даму, закрыла дверь.

– Нет, о нет, – сказал Луций, между тем как Ульпия пришла в полное замешательство. – Что вам нужно? Вы грабители?

Только тогда остальные стали понемногу доверять собственным глазам, и Клеомен, инстинктивно повернувшись прежде всего к Ульпии, спросил:

– Так он действительно не…? А вы, значит?..

– Но почему? – потребовал ответа Сулиен.

– Вы расстраиваете его, убирайтесь немедленно, – жалким голосом произнесла Ульпия. Луций весь как-то сморщился и прикрыл нижнюю часть лица. Горячая краска залила его щеки и лоб да самых густых седых волос.

– Мы хотим видеть императора.

– Тита? Но его здесь нет, – протестующе прохныкал Луций.

– Вызовите его.

Луций в изумлении отнял руки от лица:

– Я никогда этого не делаю. Не могу.

Уна нетерпеливо, яростно скрипнула зубами – и это жалкое существо еще стоит между нею и Марком?

– Мне без разницы, пусть это сделает кто-нибудь еще!

– Нет, – проскулил Луций, съеживаясь, как от удара. – Я ничем не стану вам помогать. Вы хотите убить брата? Я всегда знал, что что-нибудь подобное произойдет.

– Уже произошло, – сказал Сулиен, подходя к Луцию.

Краска сбежала с лица Луция Новия, и он медленно положил руки на колени. Впервые туманный взгляд чуть прояснился, и в нем мелькнул намек на скорбь, как если бы – и это было странно, потому что Уна не сомневалась в обратном, – Луций уже думал об этом.

– Лео… о, бедный Лео, – невыразительно произнес он.

– Не только Лео, но и Марк, – настойчиво сказал Сулиен. – Если вы вызовете сюда вашего брата и заставите его выслушать нас, он сможет это предотвратить.

– Так, значит, Марк жив, – с облегчением вздохнул Луций. – Кто бы мог подумать? Люди явно считали, что он умер, но, слава богу, мне ничего не говорили, пока все окончательно не выяснилось. Теперь ему нужен уход, и он поправится.

– Не нужен ему никакой уход, с ним и так все в порядке! – крикнула Уна.

– Возможно, ненадолго, – глухо произнес Дама, удивив всех, так как уже очень давно молчал. – А потом скажут, что он выбросился из окошка или утонул в ванне.

Уна вздрогнула. Но Луций, казалось, уже позабыл все, что ему говорили, и даже то, что успел в это поверить, и покачал головой:

– Нет, они этого не сделают. Это неправильно.

Ульпия немного оправилась и сказала:

– Рассказывайте, кому хотите. Никто вам не поверит.

Она снова шагнула к звонку, но Клеомен, одним прыжком преодолев разделявшее их расстояние, схватил ее за плечи, профессионально встряхнул и, поскольку она едва не завопила от гнева и страха, с виноватым видом зажал ей рот рукой. Луций торопливо вскочил на ноги, и Клеомен твердо сказал, обращаясь к ним обоим:

– Простите. Не понимаю, что вы тут затеваете, сударь… – Но тут же сам испугался своих слов и продолжал: – Что бы то ни было, это нелепо и глупо. Так что советую вам прекратить. Нам нужно, чтобы вы сделали кое-что полезное, и никто не дотронется до звонка, пока я не буду уверен, что мы договорились.

– Но я не могу, и я не верю вам, я не могу… прошло уже двадцать лет! – жалобно произнес Луций. – Вы ведь не причините вреда Ульпии, правда?

– Нет, – ответил Клеомен, – но, надеюсь, вы понимаете, что это посерьезнее, чем… играть в ладушки или чем вы тут, черт возьми, занимаетесь.

Луций снова пронзительно хохотнул и робко закудахтал:

– Но, видите ли, я и правда не имею никакого отношения… раз уж люди поверили в это, их ничем не переубедишь. Иногда мне кажется, что, даже если бы я и захотел… я и вправду ничего не могу поделать. Я просто потакаю своим маленьким слабостям… вот и все, просто позволяю себе кое-какие вольности, с меня и этого хватит.

– Но, боже мой, ради чего весь этот спектакль? – недовольным тоном, в отчаянии спросил Клеомен.

Луций снова зарделся.

– Я думал, это действительно случится, – доверительно прошептал он. – Думал, что схожу с ума. Несколько ужасных лет. Тит почти не бывал в Италии, а Лео отправился в армию, и мне пришлось разъезжать повсюду и делать все это… все эти народные празднества, но хуже всего – собрания и речи, раньше я неделями не мог уснуть. Не мог, и все тут. А Тит уехал в Индию, и я подумал: а что, если с ним стрясется что-нибудь там или еще где-нибудь и мне придется заниматься этим все время? А тут еще Друзилла, мне никогда не следовало жениться, страшная ошибка, они меня просто заставили. А Друз… это не давало мне покоя… я всегда так боялся этого, мы все боялись – и мой отец, и тетушки, и Тит. И Лео. Но когда дело дошло до… я подумал… о боги. Все мигом уладится. Тогда кому-нибудь другому придется… а меня оставят в покое.

– Но ради всего святого, – сказала Уна, – никто не может требовать, чтобы его совсем оставили в покое. Вы не имели права.

– Ох-ох-ох, – подавленно ответил Луций, впрочем, не особенно следя за мыслью своей собеседницы. – Тит был в полном порядке, а… а Друз был еще совсем маленький, и я действительно редко его видел.

– Но это же позор! – взорвался Сулиен. – А как же народ?

– Зато у меня появилась Ульпия, – сказал Луций, пытаясь ободряюще ей улыбнуться. – И дворецкий Сорекс тоже знает, но никогда не скажет ни одной живой душе. Ценнейший человек. – Дама язвительно усмехнулся, но Луций не обратил на это внимания и продолжал: – Иногда… иногда и у меня выпадают приятные минутки. Тит… он вообще не привык быть один. Думаю, как раз сейчас он чувствует себя одиноким… он был такой расстроенный сегодня… но я не знал, что это случится. – Он скорбно опустил глаза и повторил: – Бедный Лео.

– Но ваш сын? – спросил Сулиен, окончательно запутавшись и мотая головой. – Друз Новий знает?

– Друз… – На выцветших глазах Луция блеснули слезы. – О, – прошептал он. – Для него это был такой удар. Да… он узнал, – и Луций так покосился на Ульпию, что Уна и Сулиен оба уверенно подумали: Друз Новий застал их вдвоем, и тогда они не успели… вот как все случилось. Но ей-то зачем это?

– Да, вот уже шесть лет, – сказал Луций, – и он ни разу меня не подвел, никому не проболтался. Не думал, что это так много для него значит… никогда не думал… а это так опасно, будучи членом семьи, и ведь я не хотел… вы понимаете, насколько это нелепо и опасно?

Уна обожгла его презрительным взглядом, в котором читалось отвращение, а Клеомен напряженно, но терпеливо проговорил:

– Именно поэтому мы и стараемся, по мере сил. Так помогите же нам.

Луций погрузился в задумчивое молчание, потихоньку вытирая слезы. Но вдруг странная виноватая дрожь пробежала по всему его телу, и, вскочив на ноги, он хрипло крикнул, словно истерически пародируя властный тон Новиев:

– Нет! Вы не имеете никакого права здесь находиться! Оставьте меня! Мы вызовем стражу, и Ульпия скажет, что вы ворвались и угрожали мне… и не важно, что вы будете говорить, они вам не поверят… вас всех распнут…

Они были потрясены – почти в равной степени тем, что на Луция было страшно и неловко смотреть, как на зашедшегося в крике ребенка, его словами и сознанием того, что оказались в ловушке.

– Спокойно, спокойно, – сказал Клеомен и, поскольку Луций и Ульпия оба бросились к звонку, медленно и нерешительно, словно сам боясь того, что делает, вытащил пистолет и наставил его на Луция.

Они, конечно же, мгновенно остановились, и Ульпия прошептала сквозь слезы:

– Не делайте глупостей. Это вам не поможет. Таким образом вы все равно не доберетесь до императора. Вас только всех убьют. И вы это знаете.

– Просто стойте на месте, – сказал Клеомен, чуть дрожа, сам на грани паники от того, что делает, пытаясь думать единственно о том, как им выбраться. Ульпия была права, и она вызовет преторианцев или стражу, как только уверится, что никто из них ее не слышит. Уже сама мысль связать и заткнуть кляпом рот императорскому брату была не из лучших, но еще хуже было то, что Клеомен не понимал, с помощью чего это можно сделать.

Игнорируя патовую ситуацию, Уна подошла поближе и посмотрела на Луция.

– Император сказал вам, где Марк? – ласково спросила она.

– Нет, – ответил Луций, тяжело дыша и весь съежившись под дулом пистолета. – Разве он должен передо мной отчитываться?

Уна уставилась на него, словно не реагируя, но Сулиен испытал острое разочарование. На доли секунды он, как и все, застыл, уставившись на пистолет и Клеомена, у которого был такой жалкий вид, как будто оружие нацелено на него, но теперь казалось, что декорации в комнате переменились: им, скорей всего, были отрезаны все пути к отступлению, и чего ради? Внезапно он обернулся, словно чего-то ища, ощупывая дверь изнутри, и действительно – в замочной скважине торчал ключ. Сулиен вытащил его, одновременно спросив: «Нож, Клеомен, у вас есть нож?» – и Луций с Ульпией помертвели от страха, когда Дама откликнулся все тем же низким, тусклым голосом, каким говорил и прежде:

– У меня есть.

Он вытащил из кармана нож, старый, тупой, бесформенный – самоделка, заточенная только с одного края, и Уна поняла, что это тот самый нож, который он предлагал ей, чтобы убить Тазия. Дама держал его в левой руке, обхватив большим и указательным пальцами, основная работа приходилась на остальные. Трудно было представить, как он может им воспользоваться. И все же Уне полегчало, когда она увидела нож в руке Сулиена, как будто опасность миновала, но нет, все становилось только хуже.

Шнур от звонка был проведен внутри стены и, появляясь на поверхности, тянулся дальше в продолговатом углублении. Сулиену пришлось осторожно пробраться сквозь застывшую группу – Клеомен, Ульпия, Луций, – чтобы дотянуться до него и осторожно прижимать, пока он его перепиливал. Потом он медленно отпустил шнур, молясь, чтобы звонок не зазвонил, чувствуя, как Ульпия следит за ним, молясь, чтобы произошло обратное. Концы шнура скрылись в отверстии.

– Этого недостаточно, – бесцветным голосом произнес Клеомен.

– Достаточно, пошли, – скомандовал Сулиен, таща Клеомена и Уну за руки и пятясь к двери. Клеомен замыкал процессию. Когда все вышли, Сулиен щелкнул ключом. Спускаясь по ступеням – быстрым шагом, но еще не бегом, – они услышали, как Ульпия колотит в дверь, призывая на помощь, а если они могли услышать это, то могли и рабы. И они услышали: пока Сулиен вместе с остальными спускался по лестнице, окружавшей центральный пролет, они выглянули на звук встревоженных шагов у них над головами. Беглецы промчались по нижнему лестничному маршу и наткнулись на дворецкого, тоже заслышавшего шум и теперь бежавшего им навстречу, и, поравнявшись с ним, Клеомен с натугой, но прочувствованно произнес:

– Да, вам лучше подняться, похоже, у них там какие-то проблемы… ну-ка посторонитесь, ребята…

Оставив позади внешний сад, они ворвались в сторожевую будку, где навстречу им бросились преторианцы, и сердце у Дамы замерло в груди, облитое холодком, однако остальные вдоволь посмеялись про себя при виде встревоженных, почтительных лиц гвардейцев, которых по-прежнему пугало только, что они дали маху перед центурионом. Клеомену все же удалось проворчать напоследок:

– Скоро вы о нас услышите. – И они поспешили прочь с виллы.

Как только они оказались за воротами, Уна впилась в руку Сулиена, и он увидел, как на лице ее мелькнула полубезумная улыбка.

– Он лгал, Сулиен! – шепнула она. – Я не хотела, чтобы он понял, что я знаю, но это либо больница, либо храм… я знаю, где это!

Тут до них из сторожки донесся пронзительный звонок. Клеомен в замешательстве подтолкнул их, сказав:

– За мной, бегом!..

Дама знал, что, стоит ему побежать, и ноги начнет сводить судорогой от накопившейся усталости, он мог бежать, но слишком медленно, и, когда он стал отставать и услышал, как распахивается дверь сторожки и преторианцы догоняют их, его озарило: такова природа – кто не может бежать, тот не выживет.

А затем он пережил острое, мучительное унижение, когда Клеомен, заметив, что происходит, сгреб его за плечо и, грубо ухватив за куртку, поволок за собой. Они метнулись сквозь цепочку деревьев, которые ни в коей мере не могли бы послужить прикрытием в дневное время, поскольку преторианцы начали стрелять, но в темноте постоянно мазали, и Клеомен, таща Даму и направляя Уну и Сулиена, ринулся вниз по холму, обогнув соседнюю виллу, чтобы замаскировать отступление и прорваться на улицу, где он оставил машину. В неверном свете Клеомен, чертыхаясь, уже подумал, что никогда не сможет набрать знакомый код, но после второй яростной попытки дверцы распахнулись, все, пихаясь, полезли внутрь, и, когда машина, взвизгнув шинами, выехала на дорогу, где все было спокойно, Сулиен, тяжело переводя дух, спросил:

– Куда мы едем?

– Не знаю, – резко ответил Клеомен. Вопреки чувству, подсказывавшему гнать изо всех сил, он старался успокоиться, замедлить ход и перейти на неприметную тихую скорость, после того как свернул на более плотно застроенную улицу. Одновременно он думал, смогут ли преторианцы разгадать их маршрут и откуда следует ожидать вызванных ими патрульных машин.

– В Тиволи, – сказала Уна, затаив дыхание. – Марк в Тиволи.

Клеомен помотал головой, словно чтобы стряхнуть мокрые волосы или отогнать дым.

– Ладно, потом посмотрим, – пробормотал он и свернул на юг, к Авентинскому холму, высматривая более оживленные улицы, где проще скрыться.