Текст книги "Навечно разрушен (ЛП)"

Автор книги: С.К. Эллен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

С затуманенным зрением и болезненным телом от свежих синяков, которые теперь покрывают мою кожу, я сдерживаю слезы. Не хочу думать о том, что произошло со мной, пока я была без сознания. Я кладу руку на живот. Мне очень жаль.

Мои глаза быстро привыкают к темноте.

– Эй? – едва ли громче шепота, мой сухой и обезвоженный голос эхом разносится по подвалу.

Через несколько секунд вспыхивает свет, и слышны шаги, спускающиеся по деревянной лестнице. Человек, которого я никогда раньше не видела, внезапно появляется перед стальными прутьями и настороженно смотрит на меня.

Он страшный, с мертвыми глазами и невыразительным лицом.

– Подойди, – требует он.

Я нерешительно стою в углу, с подозрением глядя на него. Не знаю, что он собирается со мной делать, и хотя я, возможно, слаба и устала, я не сдамся без боя.

Выражение его лица становится сердитым.

– Иди, – снова приказывает он, только на этот раз хватается за прутья решетки и слегка встряхивает их.

Я нерешительно подхожу к мужчине, стараясь оставить достаточно места между нами на случай, если он решит что-то сделать.

Он достает из кармана простой бутерброд с колбасой, маленькую бутылку воды и бросает на пол рядом со мной. Не говоря ни слова, он поднимается по лестнице, оставляя меня в темноте.

Без лишних раздумий бутерброд и вода быстро съедаются в рекордно короткое время. Внезапное сильное желание блевать пронзает меня, и я выплевываю все только что, съеденное.

Маленькая слеза скатывается по моей щеке, и я позволяю себе, наконец, осознать свое положение. Я одинока, физически измучена, эмоционально истощена и лежу в луже собственной блевотины. Мой бедный папа, наверное, сходит с ума, а мама, о боже, моя мамочка, наверное, сейчас просто в ужасе. Потом я думаю о Карсоне, и мое сердце разрывается еще больше.

Я понятия не имею, где нахожусь. Все, что я знаю: я буду стараться изо всех сил, и не позволю никому сломить меня, как бы сильно они ни старались. Я буду защищать себя и своего ребенка, несмотря ни на что.

Плеск воды прорывается сквозь мои мысли, и я вижу маленькую, хрупкую девочку. Ее черные волосы длинные и растрепанные, и похоже, что она одета в коричневый мешок. Ее бледная кожа почти прозрачна, а глаза остекленевшие.

Она осторожно подходит к клетке, входит в нее, ставя ведро на пол рядом со мной.

Я смотрю, как она выжимает губку в ведре и начинает мыть мои ноги. Теплая мыльная вода на мгновение приносит облегчение, но я с подозрением смотрю на нее.

Она продолжает стирать грязь с ног, когда я замечаю старые и свежие синяки на ее коже. Должно быть, ее постигла та же участь, что и меня, только, вероятно, еще хуже. Мое сердце трепещет за нее.

Она снова выжимает губку и моет мои руки, продолжает мыть меня, пока не достигает моего живота, и я знаю, что должна сделать.

– Пожалуйста, ты должна мне помочь, – в этот момент мои глаза полны отчаяния. – Мне нужно выбраться отсюда!

Смущение и нерешительность мелькают на ее лице.

– Я беременна, пожалуйста, помоги мне сбежать! – хрипло шепчу я, чертовски надеясь, что она поймет.

Положив холодную руку мне на живот, она закрывает глаза.

– Ребенок, – ее голос с сильным акцентом трудно разобрать, но невозможно ошибиться в том, что она сказала.

– Да, ребенок! Пожалуйста, помоги мне, – говорю я.

Она печально смотрит на меня.

– Нет помощи, только смерть.

Я делаю резкий вдох, невольно хватаясь за живот.

– Нет, пожалуйста!

Ее лицо становится темно-красным, и она рычит на мою руку, а затем на потолок.

– Los monstruos*.

– Нет, ты не понимаешь, – она, должно быть, думает, что мужчины сделали это со мной, я отчаянно пытаюсь подобрать правильные слова, чтобы она поняла. – Никаких los monstruos детей. Mi bebe! Ayudame por favor! – я не очень знаю испанский, но отчаянно надеюсь, что она сможет понять.

Облегчение переполняет меня, когда на ее лице появляется понимание. Она кладет свою руку поверх моей.

– Молись, – это все, что она говорит, прежде чем оставить меня в темноте.

Похоже, только бог поможет мне сейчас, поэтому, все еще держась рукой за живот, я шепчу в темноту:

– Боже, пожалуйста, спаси нас.

~

Карсон

Я думал, что знаю, что такое сожаление и страх, но к этому я не был готов. Я, черт возьми, передал ее нашим врагам, и бог знает, что они с ней делают.

Моя Элайна. Беременна от меня.

Так много злости течет по моему телу, пусть бог поможет следующему человеку, который придет в этот гребаный офис и задаст мне еще хоть один гребаный тупой вопрос. Я не могу ни спать, ни есть, ни даже поссать, зная, что она где-то там.

Джейс входит, чуть не получив в лицо осколки кружки, которую я только что швырнул в стену.

– Черт возьми, чувак!

Я не извиняюсь, просто сижу в комнате для совещаний, ожидая, когда появятся остальные мужчины.

Злость – это преуменьшение того, что я сижу здесь и не разрываю этот гребаный город на куски, пытаясь найти ее. Одному богу известно, сколько крови я уже пролил в этом штате только за то, чтобы получить хоть какую-то информацию о ее местонахождении. Винни созвал собрание и потребовал, чтобы я был там, независимо от того, насколько он взбешен этой ситуацией.

Винни входит, запирает за собой дверь и держит флешку. Мой разум сходит с ума, когда его пепельное лицо направляется к компьютеру в углу комнаты.

– Смоки оставил это перед тем, как сегодня его тринадцатилетний сын нашел его мертвым в постели.

Джейс стучит кулаком по столу.

– Сукин сын! – шепчет он себе под нос.

Я остаюсь бесчувственным, мое тело и разум уже прошли стадию шока и гнева. Винни вставляет флешку в USB-порт и щелкает по файлу. Сначала это пустой экран, пока я не вижу ее, и тогда весь ад вырывается на свободу.

Комментарий к Глава 37 * Los monstruos – “монстр”

Mi bebe! Ayudame por favor! – “Мой ребенок! Помоги мне, пожалуйста!”

====== Глава 38 ======

Элайна

Не знаю, как долго я здесь пробыла, но, видимо, достаточно долго, чтобы привыкнуть к здешней еде, спальному месту и ведру с мылом. Никаких следов Дмитрия и его людей, и за это я благодарна. Однако сегодня меня разбудили мужские шаги, спускающиеся по лестнице. Я поднимаю голову, и тут же на меня обрушивается вспышка яркого света.

– Доброе утро, кукла, хорошо спалось? – от голоса Дмитрия меня бросает в дрожь. – Ох, как я скучал по тебе, пока прятался от твоего отца, но не беспокойся, кукла, я вернулся и останусь здесь, – он рявкает по-русски двум парням, и они оба входят в клетку, грубо поднимают меня с пола и выводят из нее.

Дмитрий окидывает взглядом крохотную тряпочку на моем теле.

– Ванна и еда будет полезна, ага?

Я не доставляю ему удовольствия и не показываю страх.

– Свяжите ее! – он хлопает в ладони.

Оба мужчины поднимают меня к цепям, свисающим с потолка. Я пытаюсь сопротивляться, но до меня доходит, что я должна беспокоиться не только о своей безопасности, но и о безопасности моего ребенка.

– Посмотри на себя, уже послушная, – подмигивает Дмитрий, и я пристально смотрю в пол, пока мужчины широко разводят мои руки и ноги.

Звук записи на видеокамере приводит меня в состояние повышенной готовности. Оба мужчины надевают маски, и меня охватывает ужас. Я знаю: что бы ни случилось, это погубит меня навсегда.

Реальность поражает, как только на камере загорается красная лампочка.

– Такая красавица. Как жаль, что она была беззащитна… ц-ц-ц… знаешь, как говорят, Винченцо, око за око, – он подносит камеру ближе к моему лицу, я смотрю вниз.

Он с силой хватает меня за подбородок, направляя его на камеру.

– Хочешь что-нибудь сказать, моя маленькая кукла? Попрощаться? Последнее слово? Я думаю, ты хочешь что-то сказать своему бойфренду, Карсону, не так ли?

Звук его имени, исходящий из его рта, почти отпугивает меня, но я не могу показать никаких признаков слабости. Особенно потому, что я знаю, что мои близкие будут смотреть это, а я хочу выйти отсюда сильной не только для ребенка, но и для себя.

Он опускает камеру к моей груди, крепко сжимая одну из них.

– Так прекрасно, – шепчет он.

Резко единственная часть одежды, которая защищает меня от любопытных глаз этих людей, срывается. Мужчины издают низкий свист, и один из них ласкает мою грудь.

– Нет! Не трогай, нетерпеливый. Время играть.

Дмитрий держит камеру, обводя каждый дюйм моего обнаженного тела.

– Какой будет позор, когда я погублю тебя, кукла.

Толика страха вспыхивает во мне, когда он хватает меня сзади за волосы, а его язык лениво скользит по моему уху.

– Я могу делать с тобой все, что захочу, и все благодаря твоему папаше.

– Пожалуйста, Дмитрий, отпусти меня, – моя голова мотается в сторону, боль вспыхивает в щеке.

– Я не разрешал тебе говорить, сука.

Я чувствую вкус крови, скопившейся во рту от пощечины. Как бы мне ни хотелось плюнуть в него, я сдерживаюсь, опасаясь возмездия.

– Готова устроить шоу для наших зрителей, Элайна? – меня тошнит от того, как мое имя слетает с его языка.

Он ставит камеру на подставку, садится рядом, смотрит прямо на меня, как будто у него билеты в кино в первом ряду. Его люди стоят по обе стороны от меня. Один из них надевает мне на глаза повязку.

Я слышу лязг металла и смех людей вокруг.

– Заставь ее кричать.

По команде Дмитрия дразнящее ощущение лезвия, мягко скользящего по моему обнаженному телу, заставляет меня закричать, как он и хотел.

Мой голос срывается на очередную мольбу. Единственное, что приходит мне в голову, – это то, что у моего невинного ребенка не будет ни единого шанса против этого холодного, жестокого мира.

– Ты же знаешь, что меня еще больше возбуждает, когда ты умоляешь.

Еще один крик раздается, когда лезвие глубоко пронзает мое левое бедро. Я чувствую, как по ней стекает кровь, капая на пол. Чья-то рука размазывает кровь по животу и груди.

– Очень мило, – голос Дмитрия становится жестче, как будто больной ублюдок возбуждается от одного вида крови.

Мои руки и ноги начинают уставать и слабеть по мере того, как цепи натягиваются на тело, а сознание расплывается от потери крови.

– Еще, – приказывает он. – Заставь ее заплатить за грехи отца.

Я никогда не хотела убить кого-то сильнее, чем его. Один из мужчин в маске дергает меня за волосы, наклоняясь ближе, чтобы прошептать.

– Ты умрешь, шлюха.

– Пожалуйста, кто-нибудь, помогите! – нож режет прямо над моей грудью, посылая еще больше крови вниз по телу.

Повязка срезана, и я почти теряю сознание. Зловещая усмешка, застывшая на лице Дмитрия, не вызывает отвращения.

– Может быть, нашим зрителям понравится что-нибудь поинтереснее? – Дмитрий отдает очередной приказ по-русски, и меня освобождают от цепей.

Я падаю на пол в лужу собственной крови. Меня тянут за волосы в сидячее положение. Затем Дмитрий хватается за мою шею в удушающем захвате, перекрывая мне доступ воздуха, и я немедленно начинаю бороться.

– Они убили моего отца, я убью тебя. Это ведь справедливо, правда?

Мой разум онемел, и тело больше не может терпеть оскорблений. Все, о чем я могу думать, – это о том, как мне жаль своего нерожденного ребенка и семью, которой придется наблюдать за этим.

Внезапно Дмитрий отпускает меня, и я начинаю кашлять, пытаясь вдохнуть как можно больше драгоценного кислорода.

– Тебе повезло, что я сейчас не прикончил тебя, кукла.

– Трус, – шепчу я между приступами кашля.

– Что?

– Я сказала, что ты трус.

Раньше мне казалось, что смех человека в маске пугает, но я не была готов к смеху Дмитрия.

– Ты никогда не затыкаешь свой рот? – он достает из заднего кармана нож и прижимает его к моей шее. – Я могу это исправить.

Отчаяние впивается мне в горло, и в последней отчаянной попытке остановить это, я делаю немыслимое. Я открываю ему свою тайну, моля бога, чтобы он сохранил в душе хоть какую-то мораль и пощадил меня. Не говоря уже о том, что это снимается на камеру.

– Пожалуйста, Дмитрий, хватит! Я беременна!

Дмитрий останавливается, его лицо приобретает глубокий серый оттенок. Он что-то быстро кричит своим людям, и они спешат выключить камеру.

– Если ты лжешь мне об этой беременности, я уничтожу тебя.

– Я не вру, пожалуйста, Дмитрий, мне нужен врач, пока я не потеряла ребенка!

Кровь скапливается вокруг меня, и меня поглощает темнота.

– Блять! Позовите доктора! Сука беременна от меня!

Не знаю, самое ли это глупое, что я сделала, объявив о своей беременности, или самое умное, но все, о чем я могу думать, прежде чем темнота одолеет меня: он думает, что мой ребенок – его, и это, возможно, только что спасло нам жизнь.

Не говоря уже о том, что моя семья узнает об этой тайне на собственном горьком опыте.

~

Просыпаться труднее, чем я думала. В голове стучит, и по всему телу пробегает боль. Яркий свет каскадом обрушивается на меня, заставляя глаза снова зажмуриться. Я думаю про себя: вот оно; они не смогли спасти меня, и я умерла, а теперь иду к свету. Мы с моим бедным ребенком не выжили, но, по крайней мере, мы в лучшем месте. Быстро оглядевшись, я понимаю, что не мертва, но, по крайней мере, я выбралась из подвала. Каким-то образом я оказалась в спальне с подушками, наваленными вокруг себя, на удобной, большой кровати.

Движение в углу комнаты привлекает мое внимание. Дмитрий сидит на плюшевом диване взъерошенный и не выспавшийся. Под глазами у него мешки.

Он смотрит мне в глаза.

– Кукла, – прозвище, которым он меня называет, натянутое, почти грустное.

Паника и смятение одолевают меня, когда я думаю о том, что произошло, и в порядке ли мой ребенок.

Пожалуйста, господи, пусть с моим ребенком все будет хорошо.

– Р-ребенок? – мой голос хриплый, и с каждым словом мне кажется, что ножи режут горло.

Выражение его лица становится еще более серьезным. Затаив дыхание, я жду ответа.

– Мне нужно знать, мой ли это ребенок, Элайна. Спасибо, – последнее слово он говорит по-русски.

В голове у меня все перемешалось, но я хочу знать, жив ли еще мой ребенок. Я кладу дрожащую руку на живот и закрываю глаза.

– Пожалуйста, Дмитрий, пожалуйста, скажи, что ребенок выжил, – слезы катятся по моему лицу при мысли о том, что я потеряю весь свой мир.

– Да, кукла, ребенок еще жив. Я убедился в этом, – внезапное облегчение, которое я чувствую моментально. Я даже не заметила, как Дмитрий подошел к краю кровати и опустился на колени передо мной.

– Я заставил доктора сделать тебе тест на беременность, и он дал положительный результат. Я попросил сделать анализ ДНК, но он сказал, что ты должна быть на восьмой неделе. И если то, что ты говоришь, правда, и плод мой, то сейчас около четырех недель. У меня есть основания полагать, что этот ребенок не мой, кукла. Если я узнаю, что это правда, я без колебаний убью вас обоих.

Черт возьми, я здесь уже так долго? Мои чувства выживания резко включаются.

– Конечно, этот ребенок твой, Дмитрий. Я была на противозачаточных с Карсоном, а потом меня похитили. Это было почти четыре недели назад, – ложь так легко слетает с моего языка, что даже я поражаюсь, насколько убедительно это звучит. Тем не менее, я опустошена, узнав, что прошел уже месяц.

– Блять! – его кулак ударяется об пол. – То, что мои люди сделали с тобой… то, что я сделал с тобой… – он проводит рукой по лицу. – Мой ребенок, мой единственный наследник, которого, как я думал, у меня никогда не будет, почти умер от моей собственной руки.

Я молчу рядом с ним, не шевелясь. Внезапно он кладет холодную руку мне на живот. Я вздрагиваю от его прикосновения, и мурашки бегут по моей коже от отвращения.

– Я все исправлю, кукла, – и с этими словами он выходит из комнаты, оставляя меня наедине со своими мыслями.

Избитая и сломленная, я молча позволила нескольким слезам проскользнуть сквозь каменную маску лица. Единственный свет, который я вижу в конце этого туннеля, – мой ребенок, все еще борющийся за свою жизнь, и болезненное удовлетворение, которое я получу, как только убью Дмитрия, когда он меньше всего этого ожидает.

====== Глава 39 ======

Карсон

Убийство. Кровь. Убийство. Кровь.

Это все, вокруг чего вращалась моя жизнь последний месяц.

– Клянусь, я не знаю, где она!

– Врешь! – кричу я, выливая еще одну кастрюлю дымящегося, горячего жира на тело мужчины. Он кричит в агонии, когда его кожа сдирается до костей.

– Пожалуйста, я умоляю тебя о пощаде!

– Мы видели тебя по камерам в ту ночь, когда ее похитили, ублюдок! – Джейс бьет мужчину, почти вырубая его.

Хватит чуши, я хватаю единственное устройство, которое вытянет из него правду.

Электрическая дрель.

Глаза мужчины вылезают из орбит.

– Мы не проявляем милосердия к предателям.

Ланс лежит на металлическом столе, совсем не похожий на человека, которого мы когда-то знали. Я подумал о каждой гребаной банде, которая знала бы о местонахождении Элайны, и пошел к ним, но никогда не думал, что нужно было только взглянуть на своих.

– Я узнал от гребаного мексиканского наркомана, что один из моих отвернулся от нас?!

Сначала я разыскал Фернандо – не только для того, чтобы закончить оставшуюся работу, но и потому, что понял, что он замешан в том, что произошло в Нью-Йоркских делах. Я и не подозревал, что, прежде чем прикончить этого гребаного ублюдка, он раскроет, кто был крысой в нашей организации, и кто все это время работал с русскими.

– Прости, Карсон, я не хотел, чтобы это случилось! Я не думал, что они будут похищать и пытать беременную женщину!

Упоминание слова «беременная» приводит мой мозг в действие. В одну секунду я стою с дрелью, а в следующую она уже в бедре Ланса.

– А-а-а! ПОЖАЛУЙСТА, КАРСОН!

Мой мозг прокручивает больное воспоминание о том, как Элайну пытали ножом, и как она кричала, что беременна, а Дмитрий называет моего ребенка своим.

Моя дрель нацелена в его глазное яблоко, всего в нескольких дюймах.

– Подожди! Пожалуйста! О, черт, подожди! Я тебе все расскажу, все расскажу!!!

Я бросаю дрель на пол, с силой хватая его за подбородок.

– Я хочу всю гребаную правду.

Я откидываю его голову назад, чуть не расколов ему череп. Глаза Ланса налиты кровью, жалкие слезы текут по его предательскому лицу.

– Она… она пришла ко мне однажды ночью после пробежки.

– Кто?

– Нина.

У меня голова кругом идет.

– Клубная шлюха? – Джейс говорит рядом со мной.

– Не называй ее так!

Джейс хватает его за раненое бедро и крепко сжимает. Ланс шипит от боли.

– Я могу называть ее как угодно, если она замешана в похищении моей сестры, понял?

– Продолжай, – требую я.

– Она сказала, что ей нужна помощь. Что она связалась с парой парней, которые хотели причинить ей боль, если она не даст им информацию.

– Значит, ты решил, что было бы неплохо украсть наши запасы и поделиться информацией с Ниной, чтобы она рассказала это нашим гребаным врагам?

– Они хотели убить ее, если она этого не сделает!

– И ты поверил в эту чушь?

– Конечно… конечно, я поверил. Она никогда бы не солгала мне, мы любим друг друга!

– Ты бредишь, мать твою! Эта сука была одержима Карсоном, а он ей отказал.

– Я… я…

– Где, черт возьми, сейчас Нина? – спрашиваю я, становясь смертоноснее с каждой секундой.

– Я не знаю! Она исчезла, как только услышала, что вы сошли с ума и убиваете всех подряд, чтобы получить информацию!

– Куда, черт возьми, они увезли Элайну?

– Я не знаю!

Моя рука снова тянется к дрели.

– Она где-то в Макино! Макино-Сити! Пожалуйста, Карсон, прости, я не хотел, чтобы все так получилось! Вы, ребята, моя семья, вы же знаете, что из-за любви мы делаем хреновые вещи!

– Да, это так. Передай от меня привет Нине, когда найдете друг друга в аду.

– ДА ПОШЕЛ Т…

Он так и не успевает закончить фразу, потому что мой пистолет выстреливает, безжалостно его убивая.

====== Глава 40 ======

Комментарий к Глава 40

Элайна

Замешательство заполняет туман в моем мозгу, когда кто-то срывает с моих глаз повязку. Первое, что сразу бросается в мозг, – это запах плесени. Я смотрю вверх, потому что эта вонь находится только в одном месте, где недавно происходили мои кошмары. Вонь плесени и сырости настолько въелась в мою память, что я точно знала, где мы находимся.

Однако на этот раз не я заперта в клетке, как бешеный зверь, а Нина. Мои глаза расширяются от удивления. Она выглядит почти неузнаваемой. Вся в синяках, избита и голодна. Лишь оболочка женщины, которой она когда-то была. А теперь – слабый ягненок, окруженный голодными взглядами худших в мире хищников.

Я сижу так тихо, как только могу, на деревянном стуле перед клеткой. Тот самый стул, в котором сидел Дмитрий, когда снимал меня и позволял своим людям… Боже, я даже не могу закончить это воспоминание без сильного чувства тошноты, подступающего к горлу. Ужас наполняет меня при мысли о том, что я делаю здесь внизу, в этом богом забытом подземелье, и в какую больную и извращенную игру Дмитрий планирует сыграть с Ниной. Не говоря уже о том, почему именно она здесь?

Нина медленно, почти болезненно поднимает голову. Оба ее глаза потемнели и распухли, и она сидит совершенно голая, прислонившись к решетке. Ее голова слабо качается, и когда ее глаза видят меня, кровавая усмешка пробегает по ее лицу.

– Я предупреждала тебя о том, что случится, если ты перейдешь мне дорогу, Элайна.

Я хмурю брови, вспоминая слова, которые она сказала мне, когда мы виделись в последний раз.

«Это не меня ты должна бояться.»

– Ты не думала, что я прослежу за тобой до мотеля той ночью?

В моей голове вспыхивает воспоминание о человеке, говорившем по телефону. Это была она.

Прежде чем я успеваю ответить, рука широкоплечего мужчины пробирается сквозь прутья решетки и больно сжимает шею Нины. Она корчится, царапая его запястья.

– Не разговаривай с ней, сука.

Он отпускает ее, и она, дрожа, падает на пол, втягивая в легкие как можно больше воздуха.

Внезапно по цементной лестнице раздаются шаги, заполняя тишину, и все головы поворачиваются к арке, включая мою.

Дмитрий появляется в поле зрения первым, его глаза останавливаются на мне. Я не обращаю на него внимания, так как мой взгляд прикован ко второму мужчине.

Напряжение в воздухе сгущается, и даже мужчины в комнате почтительно замолкают, когда огромный мужчина наконец входит в комнату.

Именно тогда происходят две вещи, которые заставляют меня укорениться в ледяном страхе. Во-первых, Нина издает кровавый, пронзительный вопль при виде Максима Васильева, а во-вторых, он смотрит прямо на меня, и в его угрожающе расширенных глазах ясно читается убийство.

– Привет, Элайна, знал, что увижу тебя снова. Однако я думал, что это будет в объятиях твоего парня, печально известного Карсона. А не в объятиях твоих врагов.

Его суровый взгляд задел меня за живое, особенно при упоминании имени Карсона вслух.

Дмитрий трясется от гнева позади него.

– К черту этого итальянского идиота. Я позабочусь о том, чтобы он умер медленной и мучительной смертью.

Макс поворачивается к нему, хватая его за плечи. Его черные глаза расширились еще больше.

– Ты достаточно сделал. Тебе повезло, что я не раздавил тебя голыми руками и не убил за то, что ты начал войну без моего разрешения!

Дмитрий съеживается от страха, и во мне поднимается отвращение. Он не мужчина. Дмитрий – трус. Трус, который использует других, чтобы внушить страх и накормить свое уязвленное эго.

– Но он… он убил моего отца!

Макс издает невеселый смешок, от которого даже самые мерзкие мужчины братвы чувствуют себя неловко.

– Твой отец был еще большим мудаком, чем ты. Он заслуживал смерти, и я тоже начинал терять терпение. К счастью, кто-то добрался до него раньше меня.

Дмитрий краснеет от гнева, и я вижу, что он изо всех сил старается не огрызнуться.

– Давай. Скажи, что хочешь сказать, – хватка Макса становится крепче, и его глаза блестят от тошнотворной потребности покончить с Дмитрием, но тот кланяется в поражении.

– Ты дурак, – сплевывает Макс, опуская Дмитрия на колени и бросая в его сторону уничтожающий взгляд. – Дурак, который из-за своей наивной глупости убьет себя и своих людей. За что? За шлюху? За беременную шлюху? Она – испорченный товар в глазах мафии. Теперь она – собственность братвы.

Я хмурю брови, вспоминая, что Макс сказала Карсону в ночь Рождественского гала-концерта. Они в итоге встретились?

Нина издает на заднем плане какой-то звук, похожий на рыдание, привлекая внимание Макса. Его пристальный взгляд заставляет ее дрожать от страха.

– Пожалуйста, Пахан* Васильев, помилуй! Я не хотела, чтобы это случилось именно так! – Нина отступает еще дальше в клетку, как будто это каким-то образом спасет ее.

Макс кружит вокруг стальных прутьев, все больше и больше возбуждаясь от звуков ее мольбы.

– Дмитрий сказал, тебя наняли, чтобы ты была его глазами и ушами против итальянской мафии, да?

Она дрожит от страха:

– Д-да.

– И ты по глупости влюбилась в одного из них, не так ли?

Она сначала смотрит на меня, потом склоняет голову.

– Да.

Макс цокает.

– Глупая, глупая девчонка. Ты позволил ревности встать на пути работы, а теперь посмотри, где ты, – усмешка пробегает по его лицу, когда она отходит от него в глубоком страхе.

– Я сделала все, что велел мне Дмитрий! Я дала ему всю информацию, и даже настроила их верного парня Ланса против них и заставила его работать на нас! Пожалуйста, Пахан!

Я громко ахаю, Ланс?! Боже, мы должны были догадаться! Он был готов продать за нее свою проклятую душу, и, по-видимому, сделал это с легкостью.

Дмитрий невесело смеется.

– И что теперь? Думаешь, что твои долги погашены? Давай не будем забывать, девочка… ты все еще являешься собственностью братвы. Без нас ты была бы бездомной шлюхой, если бы Дмитрий не дал тебе работу своей крысы, – продолжает Макс.

– Пошел ты, Дмитрий! Пошли вы все к черту! Особенно ты… – ее безумные глаза останавливаются на мне. – Лучше бы они убили тебя в тот момент, когда я подсыпала тебе в рюмку!

Мои глаза расширяются: я догадывалась, что это она меня подставила! Вот сука!

– Тишина! – по-русски кричит Макс, заставляя всех в комнате вытянуться по стойке смирно. – Я устал от этой чепухи! Итальянцы знают, что это была ты, а я, например, не очень хорошо отношусь к тем, кто попадается, – Макс свистит в тишине, и из тени появляются два страшных больших и голодных ротвейлера.

Они рычат, проходя мимо мужчин, и стоят по обе стороны от Макса со свисающей слюной, они жадно смотрят на Нину из клетки.

Она снова кричит, и слезы текут по ее лицу.

– Пожалуйста, Макс! Только не это! Пожалуйста, умоляю!

Макс просто улыбается.

– Цербера и Сфинкса еще не кормили, и им нравится вкус свежего мяса, – он держит их, пока они прыгают и воют, требуя освобождения. Их глаза устремлены на Нину, и только на нее.

– Открой клетку, Элайна, – приказывает Макс.

Я немного колеблюсь, не уверенная, смогу ли я это сделать. Конечно, я ненавижу эту девушку, и она чуть не убила меня, но я не могу приговорить ее к такой смерти. Это просто слишком жестоко.

Собаки рычат все громче и громче, отчего все кажется гораздо более реальным.

– Сейчас же! Или я спущу их на тебя!

– Не делай этого, Элайна! Прости, я так сожалею о том, что сделала! – умоляет Нина, когда я встаю со стула, чувствуя себя одеревеневшей.

Я смотрю на нее так же, как она смотрела на меня перед тем, как выйти из комнаты Карсона той ночью.

– Это из-за тебя я здесь, из-за тебя мой нерожденный ребенок чуть не погиб. Ты знала, что со мной случится, и все же пытаешься молить о прощении? – я открываю клетку, и ее глаза расширяются от страха. – Прощай, Нина, надеюсь, ад хорошо тебя примет.

– Фас! – командует Макс, выпуская собак на свободу, и они врываются в клетку.

Я резко поворачиваю голову в сторону, дабы не видеть того, что происходит в нескольких метрах позади меня. Я слышу крики чистой агонии, которые, как я знаю, будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь.

Мои глаза цепляются за Макса, который, не моргая, наблюдает за происходящим. Его лицо темное и бесстрастное, как будто он сотни раз наблюдал жестокое убийство человека, и это не более чем еще один день в офисе.

Его суровые черты приобретают еще более искаженный вид, как только он понимает, что я смотрю на него. Этот мужчина – настоящее определение больного человека, и я могу только надеяться, что ни одна женщина никогда не попытается полюбить такого мужчину. Да поможет бог женщинам, которые способны любить такого монстра, как он.

Желчь поднимается по горлу, как только крик резко обрывается, и понятно почему.

Нина больше не представляет угрозы, а ищейки Макса смертоноснее половины мужчин в этой комнате. Но не смертоноснее Максима. Никто и ничто не могло быть более ужаснее, чем этот холодный и злобный человек.

Его гончие стоят рядом, когда он смотрит на людей.

– Сегодня мы закончим работу, которую ваш тупой лидер не смог закончить самостоятельно. Я пытался помирить двух наших соперников, но итальянцы слишком горды и наивны. Сегодня ночью мы положим конец этой войне и их клану.

Все дружно зааплодировали, и краем глаза я вижу, как Максим пробирается ко мне с чем-то блестящим в руке. Прежде чем я успеваю закричать от страха, он впрыскивает мне мощную жидкость, которая толкает меня в дыру тьмы с осознанием того, что мы все сегодня ночью умрем.

Комментарий к Глава 40 скоро автор выпустит книгу про Макса, если захотите, я буду переводить :)

====== Глава 41 ======

Элайна

Я снова привязана к стулу, ничего не вижу, мои мышцы болят от желания освободиться. Не знаю, сколько прошло времени, но я слышу голоса.

Знакомые голоса.

Может быть, это мой разум играет со мной шутки, но один из этих голосов очень похож на Карсона.

– Мы получили твое сообщение, Максим. Так где же она, черт возьми?

Слезы наворачиваются на глаза от осознания того, что все это реально. Он действительно здесь. Я дергаюсь на своем месте, злясь на повязку на глазах. Наверное, я где-то спрятана, если он еще не заметил меня, поэтому я пытаюсь крикнуть, но мой рот крепко заклеен.

– Тебе понравилось послание, Карсон? Приклеенное к телу одной из твоих шлюх? Как там ее звали? Нина?

Чувство тошноты одолевает меня.

– Если бы ты не убил ее, я бы точно это сделал. Гораздо хуже, чем ты.

От Макса доносится смешок.

– Как твой верный солдат, Ланс? Это всегда оказываются те, на кого меньше всего думаешь, не так ли?

– Пошел ты. Итак, где она?

Я изо всех сил пытаюсь освободиться. Внутренне крича: «Я здесь! Я прямо здесь!»

– Ты думал, что мы так легко ее вернем? Особенно теперь, когда она беременна ближайшим родственником братвы.

– Чушь собачья! Я сделал все, что ты сказал. Я пришел сюда один, я принес тебе эти чертовы деньги. Верни. Её. Мне.

Я слышу шаги.

– И правда. Четыреста пятьдесят тысяч долларов за какую-то телку. Видимо, она хороша за такую цену.

Раздается щелчок пистолета, и в угрожающем голосе Карсона слышится больше гнева, чем я когда-либо слышала.

– Повтори это еще раз.

Макс цокает, наслаждаясь переполохом.

– Знаешь, если бы мы не были такими злобными врагами, стали бы могущественными друзьями, да?