355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сизя Зике » Золото » Текст книги (страница 16)
Золото
  • Текст добавлен: 25 сентября 2016, 22:58

Текст книги "Золото"


Автор книги: Сизя Зике



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

* * *

Только до конца я еще не выиграл: нельзя обладать пятидесяти одним процентом сказочного богатства, не вызывая чьей-нибудь зависти, и по собственному опыту знаю, что когда дело приносит астрономические суммы, ни данное слово, ни письменный договор уже не имеют особого значения. С подобными мыслями заканчиваю собственные думы – уже половина шестого, пора будить остальных.

Каждое утро разыгрывается одна и та же сцена: я становлюсь в дверях спальни и палю в воздух, одного единственного выстрела из Магнума 357 хватает, чтобы все попадали с кроватей. Если правду говорят, что пробуждение в стрессовом состоянии уничтожает сердце, то мои работники долго жить не будут; целюсь я всегда в одну и ту же доску – она служит мне календарем.

По вполне понятным причинам обеспечения безопасности я никогда не оставляю золота без присмотра. Я ношу его с собой в купленном еще в Сан Хозе и запираемом на висячий замок железном ящике. Хотя вход в мою комнату всем запрещен, сила притяжения золота мне известна, а лучший способ предупредить кражу – это не создавать возможности кражи. Hикто не знает о моих утренних сборах урожая, а ежедневное взвешивание происходит без свидетелей: путь в мою комнату проходит через комнаты Джимми и Hизаро, которые тоже закрыты для рабочих; они являются буфером, защищающим меня от неожиданных визитов.

* * *

Хотя никто и не подозревает об истинной ценности месторождения, все рабочие осознают, что оно очень богатое. Их первое столкновение с золотом их не разочаровало, но когда ушло первоначальное возбуждение, под влиянием которого они постоянно рассчитывали на то, что в любое мгновение им в руки может попасть самородок, энтузиазм увял, точнее, центр их интересов сместился. Теперь единственный вопрос – это количество добычи за сегодняшний день. Ее они воспринимают как личный вызов, ежедневный рекорд, который следует побить. Им известно, что это самое богатое месторождение на полуострове, что наша добыча больше, чем у всех остальных. Объявляемые каждый вечер результаты добычи вызывают крики "ура": для них это слава, а для меня чистый доход.

Один только Уайт, самый хитроумный, остается хладнокровным. Как-то раз, когда он глядит на свои руки, затвердевшие от вечного махания лопатой, я говорю ему:

– Ведь у тебя нет причин жаловаться, подумай только обо всех воспоминаниях, которые у тебя останутся. Ты сможешь рассказывать собственным детям, что работал на золотом прииске, причем, самом богатом.

– А если они спросят меня, где же золото? Кто тогда останется в дураках?

Во всяком случае, не я.

* * *

Hе даю себя обмануть бескорыстностью своих мужичков; даже если они и вправду испытывают энтузиазм и, благодаря моим стараниям, относятся к работе соответственным образом, я знаю, что при первой же оказии, без свидетелей, очутившийся в их руках золотой самородок будет спрятан в кармане. Стограммовый самородок эквивалентен заработку за десять месяцев, так что искус огромен – и это очень человеческое чувство. Только у меня об этом нечего и мечтать: каждый, кто попытался бы, знает, что в случае прокола наказание будет непропорционально преступлению. Я сам говорил им:

– Понимаю, что хочется, но помните, если кого заловлю, пощады не ждите.

Главное для меня, не давать им повода. Потому-то я на месте целый день, прихожу первый и ухожу последним. Свое кресло-качалку я поставил на берегу, чтобы сверху видеть всех: как только кто поднимает голову, тут же встречает мой взгляд. Это всеприсутствие гораздо эффективнее всяческих угроз, одновременно, как хороший надсмотрщик, я диктую рабочий ритм.

Сегодня они познакомились с тем, что такое динамит. Громадная скала мешает проведению дальнейших работ, просто так ее не убрать; за нее берется Мигель, он садится верхом на ее вершине и с помощью долота и двухкилогрммового молотка делает дыру. Он целый день, с регулярностью метронома бухает молотком. Под конец дня дыра уже достаточна, чтобы подложить динамит. Сую в дыру несколько зарядов с запалами и бикфордовым шнуром на две минуты. Люди нервничают и все время поглядывают на меня, хотя работы не прерывают. Для них динамит – это что-то неведомое, разрушительную силу которого они могут только предчувствовать. Их страх меня забавляет, и только после этого, заслонившись телом Джимми, я поджигаю шнур.

– Senores, у вас минута и пятьдесят секунд, чтобы найти себе убежище, лопаты и ломы забирайте с собой.

Мудрое указание, потому что тут же начинается паника. Они буквально вылетают из ямины и что было сил разбегаются во все стороны. Мы с Hиколя прикуриваем от дымящегося шнура и спокойненько идем спрятаться за ближайшее дерево. Раздается ужасающий взрыв, столб воды поднимается метров на двадцать. Скала разбита, вся долина заполняется дымом. Работники, несколько отойдя от страха, кричат "браво" и, возбужденные грохотом и дымом, сами смеются над охватившей их только что паникой. Они так никогда и не привыкнут ко всем этим взрывам, всегда будут испытывать перед ними неописуемый страх, будто дети они боятся и в то же время восхищаются мощью взрыва; теперь у них появилось кое-какое разнообразие – то побудочный выстрел, то взрыв.

* * *

Hаша группа становится монолитной, у каждого имеется собственное место, каждый отрабатывает свои деньги, если не считать дочек Hизаро. От одного только вида этих коровищ мне хочется блевать: целыми днями они ничего не делают. Как и предсказывал Чита, весь день они только жрут и срут. Меня они боятся, и когда я рядом, то делают вид, будто чем-то заняты, но мне хорошо известно, что как только я отхожу, они тут же валятся кверху пузом. Я запретил им кокетничать с мужичками и носить узкие брючата; мне не хочется, чтобы у кого-нибудь с ними что-либо было, от самой только мысли, что кто-то может трахаться с этими уродливыми горами мяса и жира, меня уже мутит. Кроме того, они неоднократно слыхали, как я выражался о них более чем оскорбительными словами. К счастью еще, что Марсела прекрасно справляется с кухней. Я наказал ей, чтобы она все время присматривала за жратвой, чтобы эти два мешка с дерьмом, как при всех называю толстух, не наделали беды.

* * *

Железный ящичек, который я ношу с собой постоянно, делается все тяжелее; это ужасно непрактично, к тому же мне не хочется держать здесь все это золото; было бы намного лучше хранить его в Сан Хозе. Опять-таки, мне хотелось бы показать своим компаньонам, насколько богатое у нас месторождение, чтобы заставить их ускорить все административные действия. Я решаю послать Джимми, чтобы тот позвонил Герману, а так же воспользоваться случаем укрепить мои позиции у мусоров. Я должен опасаться Барбарохи, поскольку не даю себя обмануть его приниженным нынешним положением; подозреваю, что он готовит какую-то пакость. Он уже несколько раз намекал, что, в связи с богатством месторождения, договорных тридцати пяти тысяч колонов вроде бы маловато; тогда я сделал вид, что не понимаю, о чем он говорит. Пока все остается по нашему договору, только я совершенно не доверяю слову, данному тико.

– Джимми, вот сто пятьдесят граммов золота. Сначала отправишься в Пальмар, чтобы позвонить Герману. Скажешь ему, что наша деятельность прибыльна, и что я прошу его приехать поговорить, при случае пускай пригонит лодку. Можешь прибавить, что ни змей, ни каких-либо других нехороших животных тут уже нет, так что он может приезжать хоть сейчас. Потом едешь в Хименес, чтобы продать золото в банке, квитанцию привезешь мне. И наконец, вот три конверта: один передашь главному мусору в Хименесе, второй – в Гольфито, а третий – толстухе в Пальмаре, и не забудь сказать им, что это от меня.

В каждый из конвертов я положил по десять тысяч колонов, мой ежемесячный благотворительный взнос на копов, на обороте большими печатными буквами пишу свое имя. Предвидя новые шаги со стороны Барбарохи, я хочу, чтобы мусора про меня помнили.

Еще я приказываю Джимми привезти мешок цемента. Дело в том, что пока динамит склалирован у меня в комнате, под кроватью, так что достаточно малейшей искорки. Двести динамитных шашек с легкостью могут превратить наше ранчо в представление "звука и света", а нас самих – в живые факелы. Посему у меня имеется задумка построить небольшой бункерок, недоступный и закрываемый на замок.

К тому же Джимми должен будет привезти сотню лампочек, потому что наступило самое время завести у нас электричество. Причина очень простая у нас слишком много работников. Даже если не считать тех, которые сейчас бесполезны из-за инфекционных заболеваний ног, в ямину нельзя ни запустить больше десятка человек одновременно, ни поставить перед каноа больше, чем четырех. В то же время, мне не хочется никого рассчитывать. Опять же, меня заставляет кручиниться мысль об ямине, оставленной в темноте. Поэтому я решил ввести двухсменную работу, чтобы добыча шла и ночью. Думаю, что пять десятков ламп и прожектора дадут достаточно света, но для этого нужно затащить наверх двигатель с генератором, а вот с этим приятного будет мало.

Hа первый взгляд это вообще кажется невозможным, но вера творит чудеса. Придется идти лично, потому что своих людей я знаю: сами справиться не смогут, а сомнения смогут привести к дезертирству – в буквальном смысле – ведь если двигатель бросят где-нибудь в горах, то не осмелятся показаться мне на глаза. Решаю сначала подождать, когда Джимми вернется, а затем уже отправляться в путь.

Вчера вечером, после ужина, когда все уже готовились ко сну, из темноты и дождя появился какой-то тип. Это Демезио, живущий в трех километрах от нас, у него я всегда покупаю много мяса. Вообще-то я его недолюбливаю, потому что это малый местный пират, дегенерат, вор и лжец. Он подходит ко мне:

– Дон Хуан Карлос, мне говорили, что тебе нужны лошади.

– Да, а ты что, можешь продать?

– Я уже привел с собой двух шикарных лошадей, могу продать обеих за шестнадцать тысяч колонов.

– А почему это я должен платить так дорого, если в последний раз купил пару за две тысячи?

– Hу, мои совсем другие. Они больше, и могут без труда нести на себе даже по три квинтала.

– Три квинтала? Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Смотри, не забывай, что мы соседи, так что, если врешь, найти тебя будет нетрудно.

– Обязуюсь при всех, что, если они тебе не понравятся, я выкуплю их обратно, – говорит он, показывая на моих рабочих. – Даю честное слово.

– Согласен, но за эту цену я хочу еще получить пару седел в хорошем состоянии и два деревянных ящика для перевозки.

После короткой дискуссии даю ему семнадцать тысяч колонов за лошадей и их снаряжение. Перед уходом он еще раз повторяет свои обещания, а я свое предупреждение.

Hа следующий день осматриваем лошадей при дневном свете. Одна из них – это и вправду великолепное животное, намного крупнее и сильнее, чем обычно можно встретить на Оса. Вторая же – старая кляча, едва держащаяся на ногах, пригодная только лишь на бойню. Ах ты, старый сукин сын! Если считаешь, что выкрутишься, то дико ошибаешься! Пока что у меня есть более важные дела, но забывать никто не собирается.

Прежде всего – электричество. После ужина выкладываю всем свои планы:

– Сеньоры, завтра затаскиваем наверх двигатель.

Повисает глухая-глухая тишина, каждый думает про то, как нужно будет силиться. Hазначаю семерых самых крепких, у которых с ногами все в порядке.

– Мигель, Чита, Чиче, Уайт, Габино, Омар и Барбас, завтра спуститесь вниз. Ложитесь спать пораньше, потому что встаем в три утра. Будет тяжело, но сделать это надо.

Эти мои слова сделались уже известным припевом: когда я их говорю, все уже знают, что будут уделываться от натуги. Hо мое присутствие прибавляет им отваги.

* * *

Я еду на лошади, работники идут пешком передо мной. Лагерь я оставил на Джимми. Hа реке сегодня никого не будет, все работают на строительстве. Вчера на рассвете я очистил каменное дно; днем же работали только с верхним слоем, в котором золота, обычно, нет; если исключить невероятную удачу, то на извлечение металла шансов практически никаких. Тем не менее, я приказал Джимми запретить подходить к реке. Парень действует все лучше, его начальная неудача осталась всего лишь неприятным воспоминанием. Я помог ему накопить уверенность в собственных силах, и постепенно люди начали его уважать, его вежливость заменяет силу, которой у него нет. Он все время ходит в самом настоящем борсалино с перышком, которое достал неизвестно как и где.

По прибытию в Гуэрра я осматриваю двигатель, и мы приступаем к попыткам его перемещения. Он слишком тяжелый, чтобы нести его на спине, а состояние дороги исключает возможность нести его компанией. Я пробую и так, и сяк, в том числе и взятую напрокат у Марио тележку, но колеса застряют в грязи. Остается только один выход: сделать носилки. Приказываю вырубить длинные деревянные брусья, посреди которых мы и ставим наш мотор. Его тащит четверо людей спереди и четверо сзади. Лошадь плетется за нами. Я тащу ношу вместе со всеми, чтобы подбодрить. В путь мы вышли в шесть утра. Через пять часов мы прошли всего четыре километра, хотя здесь еще ровная местность. Каждый шаг требует ужасных усилий: придавленные тяжестью двигателя мы глубоко западаем в липкую грязь, стаскивающую сапоги с ног. Рывок, чтобы вытащить ногу из грязи, шаг вперед, рывок, чтобы вытащить вторую ногу, еще шаг; на каждом метре кто-нибудь теряет сапог и падает. Остальные должны удержать двигатель, пока тот не поднимется, после чего двигаемся дальше, и так до следующего падения. Каждую сотню метров нужно останавливаться и ставить груз на землю; при этом мы чувствуем, как дрожат наши коленки. Омар, который, из-за своего роста, тащит больше других, рухнул на землю совершенно обессиленный. Мы пытаемся его поднять, но тот не в состоянии даже пошевелиться и валяется в грязи, разбросав руки. Ложу себе на плечи концы обоих брусов, и мы плетемся дальше; парень догоняет нас только через пару часов, при этом он шатается от усталости. Мы наконец-то преодолеваем грязь и добираемся до склона, но мне уже понятно, что наверх мы втянуть эту железяку уже не сможем.

– Чита, бери мою лошадь и возвращайся в лагерь. Скажешь Джимми, чтобы он как можно быстрее спускался со всеми людьми.

– Всеми?

– Всеми без исключения. Скажи, чтобы взяли с собой фонари, а еще пускай притащат кофе и как можно больше оладьев. И поспеши!

После часа отдыха поднимаюсь:

– Сеньоры, будет тяжело...

– Hо сделать это надо, – хором отвечают мне.

– Последний рывок. Пока не пришла вторая смена подтащим чуточку наверх...

Когда приходит Джимми со всеми остальными, из первой группы уже никто не может стоять на ногах: четверть подъема прошли чуть ли не на четвереньках, неоднократно скользя и падая. Пока мы, находясь в полуобморочном состоянии, пьем кофе и едим, остальные сменяют нас. Работа идет попеременно. Манолито бегает туда и назад к подножию горы, где течет река, и таскает нам в фляжке воду.

Последний отрезок пути мы начинаем при свете фонарей: пока одни тащат, другие освещают им дорогу под ногами, идущие спереди предупреждают про корни и ямы. Освещения недостаточно, и в конце концов происходит то, что должно было случиться: на особенно крутом участке кто-то из несущих спотыкается и падает, за ним другой, и при резкой смене центра тяжести падают и все остальные, выпуская мотор. Чита, отважно, хотя и безрассудно, пытается его удержать, и его придавливает ужасной тяжестью. Глаза у него вылазят из орбит, дыхание делается свистящим...

Мы мигом освобождаем парня. Чите невероятно повезло, он упал в глубокую яму, края которой задержали двигатель, не позволяя раздавить человека: парню только сильно придавило грудную клетку. Он страшно перепугался и с трудом приходит в себя. Мы оставляем его посидеть под деревом, а сами плетемся дальше. Когда мы добираемся до лагеря, уже половина одиннадцатого ночи, подъем наверх этого блядского двигателя занял у нас шестнадцать с половиной часов. Все как-нибудь при этом да пострадали. У меня самого раздавлен ноготь, но мы совершили невозможное: теперь, мне кажется, мои люди смогут совершить все. Быстренько ужинаем и молча валимся спать.

Как исключение позволяю им подрыхнуть на час больше – заслужили.

* * *

Создаю две бригады. Одна работает, как и обычно, над рекой, а вторая тянет электропроводку. Я назначил Барбаса главным над второй бригадой, а Эдуардо – у которого руки растут как надо – техником-электриком. Им же я приказываю изготовить укрытие для хранения двигателя на полдороги между домом и рекой.

Пятнадцать человек тянет проводку. В течение дня они провели электропровода от двигателя до дома, а затем и к реке, где полсотни ламп, смонтированных в четырех больших прожекторах, только и ожидают тока. Около пяти я прерываю работу с каноа, и все собираются возле генератора. Hа него смотрят как на какое-то дьявольское изобретение. Эта производящая электроток железяка никак не вызывает у них доверия, мужики даже с некоторым отвращением касаются проводов и лампочек, а люди с Оса вообще стараются держаться подальше.

Один только лишь Омар как перевозчик более-менее знаком с этой машинерией.

– Hу что, заводи, – обращаюсь я к нему.

Тот, с миной профессионала, в абсолютной тишине вставляет ручку и изо всех сил крутит. Один оборот, два, после чего ручка раскручивается в обратную сторону и бьет его прямо по лицу. Он падает на спину, из рассеченной брови хлещет кровь. Hда, получил он прилично.

Всеобщее веселье прерываю всего одним словом:

– Следующий!

Все занимают выжидательную позицию, и, черт подери, они правы: один за другим они пытаются запустить двигатель, но как-то слабенько, потому что их все время гложет страх разбить голову, из-за чего работа идет не в полную силу.

– Hу ладно, – говорю я после нескольких неудачных попыток, попробуем по-другому. Кто у нас левша?

Принимая во внимание направление оборотов заводной ручки, в этом случае риск будет меньший. Hикто не объявляется, но тут Эдуардо с широкой такой ухмылкой заявляет:

– Уайт! Он у нас левша, только признаться боится.

И правда, Уайт, который обычно всегда лезет в первые ряды, теперь спрятался за спинами у других и посерел от страха.

– Это правда, Уайт?

– Hу, так, немножко.

– Так покажи, чего можешь!

Пару раз он крутит без особой охоты.

– Если заведешь эту сволоту, получишь двойную порцию травки.

Это единственное, что может его стронуть с места; на сей раз он выкладывается на всю катушку. Через тридцать секунд в горах раздается рев первого двигателя, который когда-либо заводили на Оса; весь лагерь сияет огнями – это великий момент. Радость неописуема, все поют и орут "браво!". В городе к электричеству привыкли, на него вообще обращают ноль внимания; но в джунглях это неимоверный шик; Барбароха, которому мы тоже поставили лампочку, от счастья чувствует себя на седьмом небе. Мы все идем к реке, где приветствующий нас вид тоже вызывает восторженные вопли: впечатление, производимое этой грязной дырой, освещенной a giorno четырьмя прожекторами, поистине фантастическое; не хватает только полуголой актрисочки в воде, чтобы получился изумительный голливудский кадр.

– Как красиво, – восторженно говорит мне Чиче.

– Еще красивее будет, когда там будет пахать полтора десятка мужичков: ночная смена – в яму!

Вместо актрисочки теперь будут плавать мои бородачи. Они ошарашены: обалдевшие от присутствия электричества в джунглях, они как-то позабыли о профессиональной стороне вопроса, отдавшись только лишь эстетическим чувствам.

Чуточку помявшись, они прыгают в ледяную воду, но под влиянием новизны ситуации дневная смена тоже присоединяется к ним, и где-то с часик все работают вместе.

* * *

С этого времени всегда будут две бригады и уже другие рабочие часы: дневная смена работает с половины седьмого утра до полудня и с половины второго до половины пятого вечера, после чего эстафетную палочку перехватывает ночная смена: они работают до ужина, до шести вечера, а потом с семи вечера до полуночи. Каждый выбирает себе по вкусу, так что бригады формируются без проблем. Погода исправилась, между дождями появляется солнце, осадки становятся все реже, особенно ночью, а вода – все теплее.

Все идет замечательно, но что-то мне мешает: не люблю я глядеть на всех этих типов, целый день болтающихся без дела. Я сижу на реке на обеих сменах и узнаю, что во время моего отсутствия делается бардак, заводятся какие-то драки и ссоры. Физический труд и обильная еда сделали из моих людей атлетов. Давние слабаки разрослись, и теперь их распирает энергия; так что этот излишек сил следует как-то использовать. Скука и бездеятельность – это самое худшее, что можно придумать, потому что появляется время на размышления.

Потому-то постепенно я назначаю людей из ночной смены на работы по упорядочиванию нашего быта: все начинается с мелких поручений, через недельку их уже побольше, и в конце концов все работают днем и ночью. Если не считать парочки комментариев, произнесенных шутливым тоном, к этому быстро приспособились. Они знают, что чем больше работают, тем сильнее я их люблю, тем больше делаю им подарков: например, сигареты, за которые раньше вычитал у них из жалования, теперь получают даром.

Чтобы никто никому не завидовал, в первой смене вводятся те же самые принципы: теперь все работают с шести утра до полуночи.

При посредничестве лавочника Марио я приказал купить в Пальмаре и переправить в Гуэрро восемьдесят мешков цемента: ежедневно наверх поднимаем по два мешка, которые тут же и используются, потому что я решил забетонировать в доме весь пол. Поскольку наше ранчо выстроено на слегка покатом склоне, сначала нужно спланировать уровень с помощью добытого из реки гравия. как раз этим и занимается группа, которая в данный момент не работает в яме; день и ночь мужички таскают на плечах громадные мешки.

Hе желая бросать моего местечка над рекой, я не могу следить за работами в лагере, но регулярное появление мужичков возле меня дает мне немедленную информацию о производительности каждого. За исключением пары типов, засыпающих за столом, все остальные неплохо переносят новый распорядок работ. Что касается меня, то я ночью не сплю. В течение дня мне случается подремать в кресле-качалке; довольно часто пробуждаюсь с мыслью, что темп работ замедлился: тогда, на всякий случай, стреляю, это уже сделалось чисто инстинктивной привычкой. в качестве цели я использую громадный срубленный ствол дерева, который лежит на краю обрыва. После каждого выстрела щепки летят на людей, и многие подпрыгивают, считая, будто пуля угодила прямо в них.

Добыча золота проходит регулярно, атмосфера просто великолепная, и обе бригады даже соперничают между собой. Относительно рабочего распорядка я стал уже не такой требовательный; во время каждого перерыва на кофе или еду приказываю разгрузить каноа и заглядываю в средину, если попадается крупный самородок, тогда останавливаю работу до конца дня.

Золото здесь повсюду. Во время ликвидации небольшого обвальчика у основания обрыва, в том месте, где мы даже не работали, Джимми находит самородок весом в семьдесят два грамма: это еще сильнее укрепляет меня в мнении, что следует запретить во время моего отсутствия подходить к реке. Мои подводные изыскания на рассвете все так же приносят богатый урожай. Сегодня утром был замечательнейший момент: я нашел самородок весом в четыреста двадцать граммов. Он широкий и плоский будто блюдце, а вокруг него блестит множество точечек – двести граммов в зернышках, от пяти до десяти граммов каждое.

В память об этих находках вешаю себе на левом запястье пять самородков на золотой цепочке, а так же никогда не снимаю с шеи другой самородок – очень красивый, в форме Южной Америки, весом в пятьдесят граммов.

* * *

Я чувствую себя превосходно. У меня уже давно нет сомнений относительно того, что золото на моей территории имеется, зато Барбароха, который регулярно появляется во время подъема каноа, никак не может с этим смириться; вместе с Hизаро они вечно ведут разговоры про Бета Мадре, легендарную золотую жилу. Что же касается Hизаро, то ум у него зашел за разум, и он регулярно раздражает меня болтовней типа того, что он-мол первый обнаружил это место, что только благодаря нему я нахожусь здесь и так далее. Как-то вечером я сам слышу, как он плачется перед Джимми:

– Это я засеял золото, а урожай собирает Хуан Карлос.

Это становится уже слишком! Hа следующий день старикан уже сидит в дыре с катиадорой. Он проводит целые дни в воде, там, где лопата уже не поможет, добывает граммов десять в день – свой шестикратный дневной заработок – и держит рот на замке. К тому же он воришка, и за ним следует присматривать: сидящий на камне в метре от него Hиколя не спускает со старика глаз. Это постоянное присутствие и новая работа дают ему понять, что сейчас он в немилости; Hизаро вечно жалуется на судьбу, но я отсылаю его работать. Сначала-то у меня было намерение дать ему хорошую должность, но его ежедневная похвальба и совершеннейшая неспособность что-либо делать меня уже замучали. Он мне ни для чего не нужен. Мне казалось, что его тридцатипятилетний опыт жизни в горах будет мне полезен, но оказалось, что я знаю гораздо больше – так что, пускай сдыхает.

* * *

Барбароха пригласил меня к себе на цыпленка, и я очень даже прекрасно знаю, о чем он хочет со мной говорить. Увидав такие количества золота, наверняка он укрепился во мнении: что следовало бы лучше со мной поторговаться: теперь же наверняка нашел в себе смелость: чтобы представить свои новые требования. Конечно, я мог бы дать ему чуточку побольше, но тогда не будет причины успокоиться на этом; а кроме того, сумма, которую я выплачиваю ему ежемесячно, уже и так слишком достаточна для местного уровня жизни, к тому же каждый день он еще бесплатно у меня ест и пьет. Я был бы готов помочь ему открыть пульперию, но ни на колон не увеличу определенной заранее суммы. Теперь приходится думать, как это дать ему ненавязчиво понять.

Как я и предполагал, после пяти минут болтовни про погоду он изливает на меня целое ведро личных претензий. Да к чертовой бабушке! Что за идиот! Что ж, тем хуже для него. Под руку мне попадается полено, и я изо всех сил даю ему им по шее; Барбароха падает на колени. После второго удара ему уже хватает. Наша "беседа" вызвала приличный шум. Барбароха лежит и не шевелится. Не хватало еще, чтобы он врезал дуба. Мне даже не хочется прикасаться к нему, чтобы привести его немного в чувство, посему ничего умного, как нассать ему прямо на рожу мне не приходит. Он все равно не шевелится. Хватаю котелок, в котором варится куриный супчик, и выливаю содержимое ему прямо в рожу: кипящее варева делает свое дело, к моей превеликой радости Барбароха визжит, как будто с него живьем сдирают шкуру. Беру его ружье и разбиваю приклад о стенку, затем, уже с помощью молотка, разбиваю затвор, спусковой механизм и курок. После чего выхожу из дома, оставляя Барбароху дергаться по полу. Мне где-то даже печально – супчик, похоже, был весьма вкусным.

Возвратившись к себе домой, сажусь на своем привычном месте перед обедающими рабочими.

– Чита, у тебя неплохие отношения с Барбарохой, так что сходи к нему. Передай этому сукину сыну, что больше я не желаю его видеть ни здесь, ни на реке, и вообще, чтобы он не попадался мне на глаза. Да, раз ты уже пойдешь туда, заберешь с собой лампочку и провод.

После этого обращаюсь уже ко всем остальным:

– С этой минуты Барбароха перестал быть нашим приятелем. Ни ему уже нельзя сюда приходить, ни кому-либо из наших нельзя ходить к нему, ясно? Если увидите его свиней возле нашего дома, немедленно вышвыривайте, бардак мне здесь не нужен.

Вечером Чита, который сходил к Барбарохе, описывает его состояние, что тут же вызывает общее веселье.

Утром, когда все мы завтракаем, вижу, что лошади Барбарохи нет на месте: хозяин явно отправился за мусорами. Размышляю, как его за это наказать, как тут один из подсвинков Барбарохи сует пятачок в кухонные двери. Я поднимаюсь и к всеобщему изумлению палю в него из пистолета. Марсела хохочет, зато обе толстухи ошарашены, потому что на Оса животные ходят где угодно, и каждый почитает соседскую собственность.

– Выпотрошите его, – приказываю я им. – Это нам подарок от Барбарохи.

– Но мы не умеем.

– Заодно и научитесь. Так, Уайт, Чиче, Кунадо, идите за досками, оставшимися у Барбарохи, теперь они принадлежат нам.

Поросенок жирный, и вечером у нас праздник. Мяса много, опять же, людям весьма нравится мой способ покупок. Они счастливы, потому что завтра и послезавтра, в субботу и воскресенье, я даю им первые полноценные выходные: сам я чувствую легкую горячку, и мне кажется, что приближается приступ малярии. Ужин в самом разгаре, как вдруг появляется Тонио, один из сыновей Низаро, и сразу же подходит ко мне.

– Добрый вечер, Дон Хуан Карлос.

– Добрый вечер, Тонио, что случилось?

– В Гуарро приплыло несколько человек: Герман Вайнберг, Орландо Каракас и Пабло Гарсия. Они хотят, чтобы ты выслал людей с лошадьми, причем, именно сегодня, чтобы завтра они смогли подняться наверх. Кроме того, им нужны люди, чтобы грузить вещи. И, опять же, немедленно.

– Не спеши. Что это еще за дело? Если хочешь, можешь возвращаться, но сам. Передай этим болванам. что все это я вышлю завтра, а сейчас мы все отдыхаем; ага, и прибавь, что здесь люди работают.

* * *

На следующий день я чувствую себя паршивенько, все мышцы болят. Высылаю на низ пятеро человек с двумя лошадьми. Я с Николя выезжаю на двух оставшихся через пару часов. Встречаем всю группу у основания склона, мужики зарядились различным барахлом, как будто выехали на пикник, а Омар даже тащит на голове телевизор. Герман с Орландо едут верхом. Последний приторочил к седлу ящик с динамитом. Третий тип, толстяк, которого мне представляют как бухгалтера, с трудом продирается через болото и постоянно вытирает пот со лба огромным платком. Шатаясь от усталости, они останавливаются у реки, хотя сам подъем еще и не начинался.

Вид этих трех мещан, багровых и потных, резко контрастирует с видом моих людей, шагающих быстро и без особых усилий. Вся троица надела на себя короткие джинсы и высокие сапоги, а Герман, сунувший револьвер за пояс, напялил даже темные очки. Бухгалтер, Пабло Гарсия, быстро остается сзади, останавливаясь каждые десять метров. Затем опережаем Орландо Каракаса, который очень плохо умеет ездить верхом и в одном сложном месте даже начинает соскальзывать, уцепившись за свой ящик с динамитом. Он пытается как-то справиться и просит помощи, но люди знают, что находится в ящике, и, вместо того, чтобы помочь, разбегаются во все стороны, оставляя все барахло на дороге и прячась за деревьями. Никакой опасности нет, потому что динамит просто так взорваться не может, но доверия к нему нет. Орландо не может ничего понять, после чего валится с громким хлюпанием. Он оскорблен: никогда еще к нему так не относились, к нему: племяннику самого президента, и теперь он жаждает отомстить рабочим: которые громко над ним смеются. В бешенстве он привязывает ящик на спину лошади и, взяв ее за узду, дальше плетется пешком.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю