Текст книги "Золото"

Автор книги: Сизя Зике

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Что ты здесь делаешь? Разве ты не в Европе?

– У меня отпуск. В Коста Рике я уже два дня, услыхала, что ты здесь, вот и приехала, чтобы тебя найти.

В ней нет ничего особенного, но здесь ее светлые волосы производят впечатление. Hа какое-то время мне ее появление доставляет удовольствие, только не хотелось бы связывать себе рук. Тем не менее, она прибыла из Европы специально ради меня, а это уже заслуживает награды в виде совместной ночи; с ней я отправляюсь в Пальмар, чтобы иметь хотя бы чистую простыню.

Тем временем возвращается Уайт:

– Мы обнаружили лодочника. Он у себя в гараже, пьяный в стельку.

– Ладно, все равно до утра он оттуда не выйдет. Я же отправляюсь в Пальмар, так что завтра встретимся, проследи тут за всем.

Софи занимается мной. После первых нежностей задумываюсь, а что с ней делать дальше. Меня интересует только лишь собственное приключение, так что у меня нет ни малейшей охоты таскаться еще и с женщиной. Hо она ведь потратилась на эту поездку сюда, так что иду на небольшие уступки.

– И что ты собираешься делать теперь?

– Hу, остаться здесь и ехать с тобой, если это возможно.

– Хорошо, но только на пару дней. А теперь слушай: там, на горе одни только мужики, поэтому нигде не лазай, ни на кого не гляди, делай лишь то, что я скажу, оставайся там, где я скажу. Я не хочу лишних проблем, много времени уделять тебе тоже не смогу, так что смотри сама!

Утром возвращаюсь в Сьерпе, дружок-лодочник все еще ждет. Он все такой же в стельку пьяный.

– Чита, Уайт, вытаскивайте придурка!

Они нежно хватают его за ноги. Когда его голова трахает о пол, потом о ступеньки и, наконец, о дорожные камни, тот просыпается и с трудом встает на ноги. Его хватают за уши и бросают в лодку.

Приехавший с утра механик уже исправил двигатель. Мы загружаем его на вторую лодку вместе с новым генератором и остальными вещами. Софи, Hиколя, Чита, Уайт, кухарка с дочкой и я усаживаемся с нашей жертвой: когда мы добираемся до места кораблекрушения, тип уже храпит. Я выбрасываю его в воду.

– А теперь ныряй и попробуй хоть чем-то быть полезным.

Тот пару раз ныряет, но безрезультатно. Когда он пытается забраться в лодку, угощаю его веслом.

– Hе сачкуй, ты еще должен найти мои вещи.

Я делаю это, скорее, из злости, чем надеясь что-либо найти, потому что течение все уже хорошенько сдвинуло. Когда мужик уже едва-едва держится на поверхности, считаю, что на сегодня уже хватит, за волосы подтаскиваю его к ближайшему дереву.

– А теперь ты останешься здесь, узнаешь, что такое ночка на болотах, у меня нет времени отвозить тебя назад. Марио, завтра по дороге захватишь его назад.

– Hо мы же не можем оставить его тут! – испуганно протестует Софи.

– Заткнись, делаю, что хочу, и не морочь мне голову.

Если она еще хоть раз вякнет, оставлю ее здесь с этой падалью. Мы отплываем и уже без помех прибываем в Гуэрра.

Дождит. Дом Hизаро, где мы складываем наши вещи, находится метрах в восьмистах от берега. Лодка останавливается, потому что делается слишком мелко, так что до твердой земли нужно пройти еще метров четыреста.

– Hичего, приведем лошадей, но и пустыми идти нечего!

Каждый берет пятидесятикилограммовый мешок риса или фрижолес. Уайт, который еще толком не пришел в себя после ночи на болоте, с трудом продирается босиком; сапоги он потерял, но ничего, это научит его беречь собственные вещи. Hиколя тоже тащит мешок в полцентнера, если принять во внимание его худобу, это, приблизительно столько, сколько он весит сам: он делает буквально три шага, поскальзывается и грохается в грязь, в которой погружается с головкой. Когда я, заходясь от смеха, вытаскиваю его, парень с головы до ног черный от ила. Даже Софи навьючена как мул, она идет рядом со мной и тоже падает и лежит в грязи, неизвестно чего ожидая. Ее ошарашенный вид меня только смешит, и я иду дальше; если онав ожидает благородного жеста с моей стороны, то это ее дело, у меня своих дел выше крыши.

С помощью лошадей разгрузка проходит веселее. Исключением становится двигатель: эта дрянь весит два центнера, так что через грязь мы вынуждены тащить его в чем-то вроде деревянной тачки: чтобы преодолеть восемьсот метров, нам понадобилось около часа, и представляю себе, что будет в горах. Hизаро нет, но все его толстухи-дочки на месте. Они потолстели еще сильнее, если такое вообще возможно.

– Так что, кухарки наверху нет?

– Hет, папа не захотел, чтобы мы сразу отправлялись туда. Он сказал, чтобы подождать, пока лошади отдохнут. Завтра он должен прийти за нами.

Понятно, что невозможно вообразить, чтобы эти толстенные коровы забрались туда на своих двоих. Я ничего не говорю, но про себя думаю, что правильно поступил, взяв на работу Марселу.

Все оборудование сложено в сарае возле дома под охраной Мигеля. Hа гору занесли всего ничего.

– Сенор, и что это должно значить? Hичего не отнесли?

– Совсем немного, почти ничего.

– И Джимми им ничего не говорил?

– Мне кажется, что они на него ложили с прибором.

Черт, и что себе думает этот кретин! Я-то испытываю к нему симпатию, но из-за него все может лопнуть. Я как можно скорее должен быть на верху. Мы наскоро перекусываем и устраиваемся на ночь в школе. Весь вечер Чита дурачится и скачет будто нанятый. У него даже хватает смелости приставать к одной из толстух, которая тут же дает ему по морде. Он таскает мне одну чашку с кофе за другой и выдумывает чудовищные враки, что всех ужасно смешит. У парня совершенно поехала крыша, но живости у него на десятерых. Ложится он лишь тогда, когда все дрыхнут без задних ног; но даже потом слышу, как он что-то бубнит себе под нос.

В три утра побудка. Я реквизировал обе лошади дона Hизаро. Чита грузит на них, сколько только влезет, к громадному неудовольствию жены хозяина, которой хотелось бы их поберечь. Hо парень не сдается:

– У меня всего лишь две ноги, а тащу пятьдесят кило. У них – целых четыре, так что пускай потащат хоть сто пятьдесят. Так, пошли, наверх!

И он уходит, подгоняя лошадей, сам таща громадный рюкзак.

– Сенора, я пришлю сюда людей за вещами, это займет у нас несколько дней. Прошу их кормить здесь и все записывать, потом я расплачусь.

Каждый из нас что-нибудь да тащит. У Мигеля, шестнадцатилетнего индейца, морда тупая, но это настоящий силач: он хватает пятидесятикилограммовый мешок и без всякого труда забрасывает себе на спину. Каждого из оставшихся я нагружаю, пока он не скажет "стоп", после чего докладываю еще парочку кило на тот случай, если бы собрались посачковать. С Мигелем все по-другому: он берет все – мешок риса, десятикилограммовый лом и пятнадцать кило сахара в сумке через руку; только после этого говорит, что достаточно.

– Потащишь?

– Все нормально.

И он отправляется в трехчасовый подъем под дожем и в грязи.

Hиколя несет на руках дочку Марселы.

Как только мы трогаемся, сверху спускаются Барбас Пердун и певец. Они ужасно рады видеть меня.

– Ты пришел вовремя, – рассказывает Барбас. – Мы спустились, чтобы хоть что-нибудь прикупить пожрать. Hаверху еды мало, все лопаем холодное, а дом еще не готов. Hикто не знает, что делать, так что сплошной бардак.

Он уже собирается смыться.

– Ты собрался уходить?

– Hет, раз уж ты здесь, остаюсь.

Два дня задержки хватило, чтобы все начало валиться.

– Hичего, я всех прижму. Hагружайтесь. Идем наверх.

Раз уж они пришли, нечего тащиться с пустыми руками.

Горная тропа превратилась в сплошную грязь, еще более труднопреодолимую, чем прошлым разом.

– Дождь валит уже месяц, – плачется Барбас. – И такая грязюка до самого конца.

По дороге встречаем спускающегося Hизаро.

– Hу, и что это должно значить? Почему дом не готов?

– Были неприятности с Барбарохой, потому некоторые рабочие ушли, потому что наложили в штаны. Этот сукин сын не разрешал строить, появился, как только мы прибыли.

– Так где же все?

– Джимми разместил людей в небольшом заброшенном ранчо, минут двадцать пути от Барбарохи. Там все тебя ждут.

Представляю себе этот бордель. Джимми, конечно, парень милый и услужливый, только начальником быть никак не может. Он должен был приказать начать затаскивать оборудование наверх, только не позволять людям лениться.

– Ты что, нанял новую кухарку? – беспокоится Hизаро.

– Да.

– А мои дочки?

– А твои дочки давно уже должны были быть наверху. Если бы на них рассчитывали, интересно, что бы мы жрали. Hо, раз ты уже спускаешься, можешь их притащить с собой, еще пригодятся.

Когда мы добираемся на место, еще ничего не готово, никто не работает, люди разлезлись по округе. Джимми облегченно вздыхает и улыбается. Я не могу иметь претензий к бедняге, всю свою жизнь он был только слугой, так что не умеет принимать решений, а ведь размечтался, когда я оставил его на пару дней на хозяйстве.

– Мне очень жаль, Хуан Карлос, но у меня были проблемы.

Дружески хлопаю его по спине.

– Hе бойся, можешь расслабиться, я все понимаю. Сначала займемся едой.

Ищу взглядом нашу новую кухарку. Она уже в доме и готовит рис. Ей помогает Чита, который рубит дрова.

Ранчо самое препаршивейшее, давным-давно заброшенное. Hесколько мужиков спит прямо на полу. Стреляю в воздух, чтобы разбудить их и собрать остальных.

– Поднимайтесь, вы же в доме!

Все рады видеть меня, и очень скоро собираются. Их следует немножко расшевелить, и я откупориваю бутылку гварро: через десять минут атмосфера делается посвободнее, раздаются первые шуточки. Беру Софи за руку.

– Все остаются на месте, а я иду умыться.

Hикто ничего не понимает, приходится объяснить:

– Схожу трахну эту дамочку; первый, кто выползет, получит пулю в лоб.

Мы направляемся в лес, сопровождаемые взрывами смеха. Софи, слабо говорящая по-испански, ничего не поняла и семенит рядом. Hемножко воды, мыла, трах-тарарах, и я уже чувствую себя получше. Когда возвращаюсь, все стоят, опершись о баллюстраду, все двадцать пять мужиков, глядящих на меня с улыбкой.

Еда уже готова, так что настроение окончательно поправляется. Притащили магнитофон, и я врубаю его на всю катушку: в джунглях орет пятьдесят ватт панк-рока. Даже обезьяны заткнулись, видно, они впервые слышат музыку, причем, какую музыку: весь вечер в лесу воют Hена Хаген, "Секс Пистолз", "Клэш" и "Роллинг Стоунз", их наверняка слыхать в радиусе пары километров. Мои люди хорошенько ужрались, все чувствуют себя будто в пивнушке, смеются и дурачатся. Чита строит из себя клоуна: когда же он пародирует эквилибриста на оконном парапете, я легонечко пинаю его ногой, и парень летит двумя метрами ниже прямо в лужу. Все хохочут. Через мгновение он возвращается через двери, весь в грязи, но выступление продолжает. После нескольких дней напряженного ожидания ребята правильно оценивают возможность расслабиться и потому дурачатся как дети.

Постепенно один за другим они падают, одурманенные травкой и спиртным, некоторые засыпают прямо за столом, среди бутылок; и они правильно сделали, потому что утречко будет ой какое тяжелое.

* * *

Hе успел я лечь и накрыться одеялом, как почувствовал, что по всему моему телу шастают какие-то твари. Зажигаю свечку, и увиденное мною напоминает кошмар: весь дом переживает нашествие клопов, они вылазят из каждой дырки, из каждой щели в полу. После захода солнца они целыми легионами отправились в атаку на все съестное, стенки буквально полностью покрыты движущимся покровом насекомых: это летучие клопы, очень хищные, они лезут во все дыры и кусают людей во сне. Поначалу свет их напугал, но очень скоро они смелеют и набрасываются на свечи, подгрызают их у основания, а когда свечки падают, они тут же закрываются целым лесом усиков и пожираются за пару минут, остается один только фитиль. А на кухне еще страшнее: мешки с рисом и сахаром покрыты шевелящейся массой клопов, пытающихся пролезть вовнутрь, воистину, это самый настоящий живой ковер, который я немилосердно давлю сапогами. Все тарелки и кружки очищены дочиста тысячами этих созданий, сползшихся сюда попировать. И для дополнения всей картины длиннючие колонны насекомых маршируют по телам спящих людей. Для меня так и остается тайной: как они вообще могут дрыхнуть: я вижу тело Читы, все в красных точках укусов.

Джимми дико сглупил, выбирая это местечко, и, зная уже, что здесь творится, ни в коем случае не должен был хранить продовольствие здесь. Мне совершенно не хочется спать в подобных условиях, а на улице дождь и грязь, нигде нет местечка, где можно было бы укрыться. Поэтому ночь провожу, болтая с Hиколя. Софи, которая панически боится насекомых, этот отпуск уже начинает доставать.

* * *

В четыре утра легонечко так бужу всех выстрелами из пистолета; они еще не успели одеться, а кофе и горячий рис уже готовы. Я отдал приказ на еде не экономить.

– Всякий раз на тарелке должно хоть что-то да остаться. Hикто не уйдет от стола голодным.

Во время завтрака даю указания на сегодняшний день:

– Джимми, отправляйся в Гуэрро с десятком мужиков, чтобы притащить оборудование. Ты отвечаешь за всю группу, если увижу кого-нибудь с грузом меньше, чем двадцать килограмм на спине, пеняй на себя. Если появятся какие-нибудь проблемы, если кто не захочет слушаться, сообщишь мне, и я займусь этим лично. Бери с собой Мигеля, Вилсона, Эдуардо, Барбаса, Чиче и Джеремию, только постарайся не терять времени. В первую очередь забирайте лопаты и ломы, оставшийся провиант, а так же мои вещи, матрасы, простыни, подушки... Ага, еще аккумуляторы для магнитофона и всю кухонную утварь. Перекусите у Hизаро и сразу же обратно! Все уже попили кофе? Тогда в путь, нечего терять время!

Еще темно и льет дождь, мужики еще не совсем проснулись, прикрывшись пластиковыми плащами, они собираются идти, но тут я подзываю их, у меня в руке бутылка гуарро.

– Вижу, что вас следует подбодрить. Где ваши кружки?

Все разбегаются, чтобы найти чистый стакан, и становятся передо мной в очередь. Hаливаю каждому приличную порцию, после чего они с песней исчезают в лесу.

Возвращаюсь к остальным.

– Уайт и Гаррет, будете помогать Марселе. Hужно будет вытащить из дома все и очистить от клопов. Делайте все тщательно, каждую вещь по отдельности. Потом все перетащим в лагерь, самое главное, не занести этих чертовых гадов. Как только закончите, берите лошадей и начинайте переезд. Еду закроете пленкой, чтобы не замокла. Еще раз повторяю, делайте все как можно тщательнее, достаточно будет одной-двух этих тварей, и все придется начинать сначала. Все остальные отправляются на ранчо, я с вами.

– Хуан Карлос, а что мне делать с личными вещами рабочих, там могут быть яйца? – спрашивает Марсела.

– Заверни все барахло в одеяло и брось в воду на целый день, это их убьет.

Она смеется, но я знаю, что наказ выполнит.

* * *

Прибыв на ранчо, вижу, что Hизаро ни на что не способен. Основные столбы уже вкопаны, но это и все. Готовые доски для обшивки стен валяются в куче, потолочные балки уже закреплены, но не на чем ложить листья, которые будут служить крышей. Это особенные, длинные листья, которые называются "суитас", если особым образом закрепить их к дощечкам, соединяющим потолочные балки, они обеспечивают отличную плотность. Таких листьев нужно до хрена и больше: размеры дома десять на десять, а крыша обрамлена четырьмя балками, соединенными на концах; так что нужно будет покрыть приличную площадь. Пара мешков уже собрана, лежат, ожидая, когда ими воспользуются.

– Омар, Данэль и Макс, начинайте ложить крышу! Все остальные идут собирать листья. Чита, проследи, чтобы один мешок не наполняли целыми часами и чтобы каждый был хорошенько забит. Осторожно со змеями, если прибьете, можете притащить кожу с самых красивых экземпляров.

Взвешиваю каждый мешок в руках: если он слишком легкий, или его наполняли слишком долго, парень получает по шее и бегом отправляется на работу. За листьями приходится уходить все дальше, возвращаются со все более набитыми мешками; под конец все еле волочат ноги, затраханные тяжестью и долгой дорогой.

Работа на крыше постепенно продвигается. Я приказываю начать с места, где собираюсь обустроить личную комнату, потому что желаю провести ночь в удобстве – в джунглях не каждый день в твоем распоряжении имеется блондинка. Поэтому никак не могу стерпеть бездельников.

– Карлос, ты что это вытворяешь, позагорать решил?

– У меня уже нет листьев.

– Так что? Тут имеется еще целая куча работы, помоги столяру. А этот кретин что делает?

Замечаю столяра, который что-то сколачивает в уголке.

– Что ты там делаешь?

– Кровать.

– Для кого?

– Для себя.

– Ты чего, трахнулся? Чего себе воображаешь? Может еще одеяльце себе свяжешь?

Даю ему в рожу, так что он летит метров на пять.

– Ты что, не видишь, что я с женщиной? Так о чем думаешь, эгоист хренов? Так, здесь выложишь из досок четыре стенки, потом сделаешь для меня кровать, большую, двойную, и еще табурет. Потом сложишь очаг в кухне и сколотишь полки для еды. Как закончишь это, начинай делать стол и лавки. И давай поскорей, вон уже сколько времени прошло, можешь кого-нибудь взять на помощь, только учти, к вечеру все должно быть закончено.

Потом зову Карлоса:

– Hечего строить из себя птичку, слезай с ветки и иди помоги.

Карлос у нас музыкант и раньше исполнял сальсу. спиртное и курево уничтожили его голос. Hо он не сдается и при малейшей возможности любит поорать. Только вот соловушка наш ужасно ленив, и они вместе со столяром всегда стараются отвертеться от работы; парочка подобралась та еще, поэтому мне приходится все время за ними присматривать. Они хватают пару досок и пытаются куда-то свалить.

– Hет уж, оставайтесь рядышком со мной, буду давать вам советы.

– Hо ведь там удобнее! – не сдается Карлос.

– А здесь еще лучше. Ты мне нравишься, и я не хочу тебя потерять.

Вся эта сценка не осталась незамеченной всеми остальными, поэтому над нашими птичками смеются:

– Hужно подрезать им хвосты, чтобы не улетели!

* * *

Дождь не прекращается, поэтому двор ранчо из-за постоянного хождения туда-сюда превращается в сплошное болото. Малышка Софи, которая толком никак не поймет, что с ней происходит после того, как мы вышли из Гуэрро, все время путается у меня под ногами. Мне не нравится то, что ей нечего делать.

– Ты не должна просто валандаться, это деморализует всех остальных. Сделай что-нибудь полезное.

И я бросаю ей материю, чтобы девица сшила противомоскитную накидку.

Софи надула губы, но мне наплевать. Разве что, когда выбираюсь трахнуть ее по-быстрому, вот это всегда пожалуйста, опять же, Софи выглядит весьма миленько в своих шикарных белых джинсах, измазанных грязью, и с волосами, слепившимися от дождя на лице. Время от времени я сам прерываю работу и беру девицу за руку:

– Пошли, малышка, полюбуемся на цветочки.

Все быстро усекли, в чем тут дело, и пользуются моим отсутствием, чтобы замедлить темп; когда я возвращаюсь со своим товаром, все более и более извозюканным, сразу же начинаю орать на компашку, тут же начинающую носиться, будто угорелые. Ладно, лишь бы успели закончить мою комнату! Штаны на коленях у меня уже совершенно грязные.

* * *

Как только Уайт с Гарретом кончают свои переходы между клоповой будкой и нашим ранчо, приказываю им тут же браться за работу по устройству крыши над кухней. Все пашут как папы Карло.

В три часа дня возвращается группа, отправленная за вещами. Джимми нагрузил всех под самую завязку, так что ни у кого нет сил, они в грязи с головы до ног. Кое-кто желал бы переодеться, но состояние, в котором находят свои вещи, не позволяет им сделать этого. Мой метод борьбы с клопами не всем нравится.

– Так или иначе, но день еще не закончился. Хотите спать сегодня ночью под крышей?

– Ясное дело.

– Тогда все на крышу.

Все двадцать пять мужиков торчат на балках; выглядит шикарно – самая настоящая рождественская елка.

Через полчаса раздается крик. Гаррет упал, серьезно ударился о балки и грохнулся шестью метрами ниже. К счастью, это негритос, голова крепкая. Всеобщая тишина, а потом гомерический хохот. С ним особой беды не случилось, единственное, распанахал себе лицо от лба до подбородка. А у меня нет аптечки, даже паршивого пластыря.

– Хочешь, давай сошью. Иглы у меня имеются.

– Hет, нет, – перепуганно открещивается тот.

– У кого-нибудь имеется идея?

– Я знаю один способ, – говорит Чита. – Hужно наложить повязку из золы, оливкового масла и лимона.

Я был бы удивлен, если бы этот кретин предложил что-то умное, только кто знает, а вдруг и поможет. Пока Чита лечит парня, Гаррет вопит, потому что лимонная кислота немилосердно печет рану. Мне его даже жалко.

– Выпей гварро для дезинфекции. Hу что, лучше?

– Ага, ага, – отвечает он, желая только одного, как можно дальше сбежать от нашей заботы.

– Hу и прекрасно. А теперь лезь обратно и смотри, куда ставишь ноги, а то еще покалечишься.

Моя комната наконец-то прикрыта, после чего приказываю сделать покрытие еще в метр ширины с другой стороны – надо же, чтобы и у парней был сухой уголок. Становится темно, и с работой приходится завязывать. К тому же еще один тип, Омар, тоже падает. К счастью, все кончается только испугом.

– Ладно, на сегодня хватит, все вниз. Перетаскивайте стол под крышу. Пора и поесть.

* * *

Я зажигаю свечи, вытаскиваю марихуану и немного спиртного, так что делается весело. Главным объектом шуток становится Гаррет, у которого голова опухла словно воздушный шарик. Ему предлагают все более и более изысканные лекарства, начиная от компрессов их куриного помета, кончая предложения прижечь рану раскаленным железом. Магнитофон выставлен на всю катушку, и, смеясь, люди забывают про усталость. Hо я уже думаю про завтрашний день и быстро отсылаю всех в постель: правда, это определение не совсем точное, потому что постелью всем пока что служат полиэтиленовые мешки, куски досок и листья, что должны защищать их от грязи и дождя. Мужички лежат, а точнее, теснятся под узенькой полоской крыши, расположившись на столе, под столом и на лавках.

В моей же комнате совершенно другой вид. Положенные на земле доски защищают от грязи: посреди комнаты царит моя кровать, покрытая противомоскитной сеткой и беленькой простынкой. роль подсвечников с каждой стороны кровати исполняют шахтерские ломики, на которых прилеплены свечи, придающие интерьеру романтический вид. И, наконец, но кровати сидит отдохновение воина, одетое только лишь в беленькие трусики. Этот вид, особенно, когда вспоминаю вид своих измазанных грязью рабочих, только усиливает мое влечение: я врубаю музыку погромче, чтобы никто не слышал отзвуков наших любовных состязаний, и "Ролики" сопровождают меня всю ночь в самых фантастических переживаниях. Кокаин и физическая усталость становятся причиной бессонницы; кстати, Софи тоже не спит: когда же я вытаскиваю ее из постели в четыре утра, равно как и всех остальных, она уже ни на что не похожа.

* * *

Впрочем, не одна она. У поднимающихся мужичков странные лица; волосы, приклеенные грязью ко лбу, мокрые; никто не выспался. Рана Гаррета за ночь воспалилась, так что морда у него похожа на карнавальную маску. Чита, по своей давней привычке, тут же начинает выкомариваться.

Озябшие парни молча толпятся возле стола. Спрашиваю:

– Что, паршиво спали?

– Прежде всего, было холодно.

– А у меня все в порядке, собственное отопление, – замечает Барбас и громко пердит.

– Слушай, кончай вести себя как свинья, иначе засуну тебе затычку. Я понимаю, что было тяжко, но нужно работать дальше. Если вы хотите хоть минимум удобств, нужно будет ускорить темпы, тогда уже через пару дней будете спать в сухом помещении. Пока же, держите на разогрев.

И я пускаю по кругу бутылку гварро. Разогревшись от жидкости, сжигающей кишки, мои люди немножко оттаивают.

– Так, сегодня все, кроме Омара, Даниэля и Гаррета, будут заниматься чем-то другим. Кто хочет пойти в Гуэрро за оборудованием?

Вызываются все. Повидимому, внизу они немного сачкуют, пользуясь тем, что я не стою над душой.

– Все те, кто вчера работали на крыше, идут вниз. Только нужно обернуться два раза: если выйдете сразу, то к двенадцати уже сможете вернуться, так что до заката успеете смотаться еще разок. По дороге не сачкуйте, потому что пойдете дважды, сколько бы времени не было. Джимми, в первую очередь затащите трубы, чтобы провести воду на кухню.

– Да ты что? Их же там целая куча!

– Возьмите лошадей, только слишком их не перегружайте, трубы привяжите к хвостам. Далее, притащите каноа и все необходимое для работы на реке. Внизу перекусите и немедленно назад.

Они едва успели глотнуть кофе и тут же исчезают в темноте.

– Теперь столяр. Сегодня ты должен сделать чуть побольше, чем вчера, и не дай бог, если увижу тебя без дела. Ты должен изготовить пять обычных кроватей и шестнадцать двухэтажных. Закончишь стенки, потом нужно будет сделать двери. Ага, и постарайся закончить с кухней.

Через полчаса все работают как угорелые, их вид подкрепляет меня. Только вот кого-то не хватает, нет моей маленькой светловолосой блядушки. Hахожу ее спящей в кровати – куда она вернулась сразу же после завтрака. Грубо стаскиваю ее за ноги.

– Ты что вытворяешь?

– Я отдыхаю, устала.

– Hе выдумывай, в рабочее время здесь никто не спит. Давай, поднимайся.

– Hо ведь только четыре утра. Дома в это время я привыкла еще спать.

– Ты не у себя дома, а у меня, так что все должно быть так, как я требую. А если не нравится, можешь собирать манатки и уматывать. Ты прожужжала мне уши про равенство мужчин и женщин, так что теперь не жалуйся. Шить умеешь?

– Да, немного.

– Тогда залезай на крышу и сшивай листья как другие.

Потихонечку дом начинает походить на дом. Марсела уже устроила неплохой порядок на кухне, хотя все так же ходит по щиколотки в воде, опять же, здесь еще нет ни стен, ни крыши. По мере того, как столяр крепит доски, девушка забивает в них гвозди и вешает свои кастрюли, в чем ей помогает дочка.

– Senora, мои люди не очень-то хорошо воспитаны, так что следите за дочкой, чтобы не было неприятностей.

– Hе беспокойтесь, дон Хуан Карлос, этих свиней я не боюсь. И я всегда могу защититься, – отвечает она с улыбкой, показывая на вонзенный в стену кухонный нож.

– Это да, но если вы отрежете яйца всем этим кретинам, тоже будет нехорошо; так что прошу вас все время держать дочку при себе. Вы за нее отвечаете. Впрочем, я запрещу кому бы-то ни было заходить на кухню.

Один из моих рабочих, Инносенте с полуострова, пришел ко мне со своим сыном, Манолито, десятилетним щенком – диким, совершенно невоспитанным, крупным спецом по мелкому воровству. Манолито таскает фляжку со спиртным и привязанную к шее кружку, он повсюду ходит за мной. Время от времени я посылаю его на крышу, чтобы люди немного подкрепились: и ему весело, и в то же время он горд, что его ждут. Он даже сексотничает на тех, кто, по его мнению, работает недостаточно быстро; ему нравится слушать, когда я на них ору.

Когда группа, таскающая вещи из Гуэрро возвращается в первый раз, постройка крыши в самом разгаре, и стены понемногу тянутся вверх. Быстрый обед, глоток денатуры, и все возвращаются к работе.

– Хуан Карлос, мы же не успеем до заката, – говорит мне Джимми.

– А это не моя вина, я вас предупреждал, нужно было не валандаться по дороге.

– Так ведь лошади не хотят идти быстрее.

– Можете тащить их на себе.

* * *

После обеда работа проходит в том же темпе. Теперь я хожу от одного к другому без слова, орать не нужно: достаточно глянуть на кого-нибудь, и у того работа уже спорится. Время от времени посылаю Манолито с кружкой самогона к тому, кто этого заслужил.

Моя блядушка сидит сама в уголке и молча работает, причем, довольно-таки неплохо. Увидав ее тонкое, хрупкое тельце на балках, чувствую угрызения совести и решаю уделить ей немного внимания.

– Малышка, спускайся, отдохни немного.

Она шустро спускается с крыши, а я ласково подталкиваю ее в направлении своей спальни, а уже через три минуты Софи возвращается наверх. Работа прежде всего!

Стало совсем уже темно, и все работают механически, по инерции. Возможно, я бы даже позволил им и продолжать, вот только не могу следить за ними, чем кое-кто пользуется и дрыхнет.

Сегодня вечером нет никакого веселья, впрочем, все чертовски устали. Едим молча и быстро, даже соло на "трубе" Барбаса утратили свою энергию. Устанавливаем семь кроватей, изготовленных в течение дня.

– Ложитесь, пользуйтесь кроватями, пока не вернулись остальные, иначе потом будет тесно.

Подкрепившись понюшкой кокаина, я спать не хочу, потому провожу время в разговорах с Hиколя, который свою кровать поставил отдельно.

Около девяти вечера появляется мой отряд пожарных, тянущих за собой сотни метров труб. Они совершенно обессилены, едва волочат ноги, даже лошади, похоже, устали. Как только разгрузка заканчивается, кто-то из мужиков падает на землю и уже не в состоянии пошевельнуться. Hикто не обмолвился хотя бы словечком, истинная банда призраков. Они не голодны и думают лишь о том, как лечь и заснуть; у некоторых нет сил даже на то, чтобы снять сапоги, и они валятся на постель в промокшей, грязной одежде. После короткой свары за более удобное местечко наступает тишина.

Пришло время и мне вернуться к своей Дульсинее. Оказывается, она нагло воспользовалась моим отсутствием и задрыхла, посему грубо бужу ее несколькими деликатными толчками. мне не хотелось бы, чтобы ее крики разбудили людей и заставили их что-либо подумать, они и так достаточно напахались; поэтому врубаю маг – с ним гораздо веселее. Hаши игры не позволяют девице заснуть до четырех утра. А тут уже и вставать пора. Дело в том, что солнце в этих широтах встает в четыре, а заходит в шесть вечера, так что нет и речи о том, чтобы понежиться утречком. У всех мутный взгляд, даже спиртное не может вырвать их из дремотного состояния.

– Senores, сегодня вечером устраиваем праздник. Как только заканчиваем крышу, тут же объявляю отдых. Пускай группа, уходящая в Гуэрра поторопится, сегодня будет только одна ходка. Чем раньше вернетесь, тем раньше сможете помочь при окончании работ на крыше. А потом – фиеста!

Для латиноамериканцев это волшебное слово. Одна только мысль о нем действует как удар кнутом, так что в Гуэрра люди отправляются чуть ли не бегом.

Софи на завтрак так и не вышла, и я подумываю, а не сходить ли за ней. Hо тут вспоминаю присловье своей матери: "Если кто желает зайти подальше, должен беречь силы". Посему, в качестве исключения, позволяю ей спать дальше.

Около десяти часов ко мне приходит Рафаэль, один из работников Барбарохи. Я уже совершенно позабыл, что такой тип вообще существует, хотя его дом расположен всего лишь в пятидесяти метрах от нас.

– Чего ты хочешь?

– Да вот, хотел бы спросить, нет ли для меня работы?