Текст книги "Цвет сверхдержавы - красный 3 Восхождение. часть 1(СИ)"

Автор книги: Симонов Сергей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 65 страниц)

Рамеев в который раз подивился осведомлённости Первого секретаря, и возражать не стал – с недавних пор совместные разработки различных образцов техники различными организациями, в том числе – подчинёнными разным министерствам, стали нормой.

– Есть ещё одна идея, – продолжал Хрущёв. – У нас в ближайшее время будет создаваться сеть мобильной связи, то есть, радиотелефоны будут связываться между собой и с городскими номерами. Надо бы подумать об организации связи между ЭВМ по радиоканалу, с использованием шифрования и организации секретного канала связи через сеть общего пользования.

Рамеев озадаченно задумался, зато Лебедев тут же сообразил, что речь идёт о чём-то вроде позднейшей концепции VPN.

– Протокол связи для этой цели мы разработали, – сказал Сергей Алексеевич. – Бинарный, потому очень экономичный. Вот с шифрованием пока могут быть проблемы – оно требует очень больших вычислительных ресурсов. Но постепенно и эту проблему решим. К сожалению, с радиоканалом пока будет больше проблем, чем преимуществ. Для передачи экономической информации пока надёжнее использовать проводные линии связи.

Лебедев понимал, что цель разработки «Урала-2» с набором дополнительных команд для статистических и финансовых операций, предложенным Хрущёвым, заключается в использовании этих ЭВМ в плановых отделах и отделениях банков по всей стране, в составе ОГАС. Сам Лебедев работал над ЭВМ – центральным сервером системы. Виктор Михайлович Глушков в Киеве, на ЭВМ «Киев» отлаживал систему управления базами данных. Эта СУБД, также написанная в машинных кодах, должна была работать с уже сформированной в течение 1956-57 гг базой данных, которая пока хранилась на жёстком диске компьютера, присланного из 2012 года, и, в качестве резервной копии, на кластере из жёстких дисков IBM-305, объединённых вместе при помощи переписанной и упрощённой сотрудниками Лебедева версии LVM. (АИ)

Сейчас Рамееву было поручено разработать среднюю ЭВМ, для оснащения всех плановых отделов по всей стране, для оснащения отделений банков, областных и районных отделов Госплана, а также отделов центрального аппарата Госплана.

Чтобы преодолеть неминуемое сопротивление их внедрению на местах, Хрущёв «проявлял волюнтаризм», вместо обсуждения и коллективного принятия решений в Президиуме ЦК подавал решение в готовом виде, как уже принятое безоговорочно на высшем уровне.

Разработка «Урала-2» была обеспечена финансированием и комплектующими по первоочередным нормам и продвигалась достаточно быстро, особенно после того, как в начале 1958 года Пензенский филиал СКБ-245 получил самостоятельность и был преобразован в НИИ управляющих вычислительных машин. (в реальной истории НИИУВМ был образован 6 октября 1958 г)

В 1959 г разработка ЭВМ «Урал-2» была завершена и ЭВМ пошла в серийное производство. ЭВМ «Урал-3» и «Урал-4» стали её дальнейшим развитием, учитывавшим достижения в обновлении элементной базы. Также во вновь образованном НИИУВМ в Пензе разрабатывалась различная периферия для подключения к ЭВМ «Урал» и совместимым с ними машинам других разработчиков.

Осенью 1958 года в КБ-2 в Зеленограде (АИ, в реальной истории КБ-2 располагалось в Ленинграде) заработала первая опытная минифабрика конструкции Йозефа Берга. Она состояла из длинного ряда составленных вместе столов, на которых располагались соединённые между собой технологические микромодули в маленьких герметических камерах. Между собой камеры соединялись шлюзами, с микроманипуляторами, передававшими наборы заготовок из одной камеры в другую.

Такая линия позволяла создавать требуемую для изготовления интегральных схем чистую среду внутри этих герметических камер, а не строить дорогостоящее чистое помещение. Что было ещё более важно – внутрь чистой технологической зоны теперь не требовалось вводить человека, который сам по себе являлся источником неминуемого загрязнения. Человек дышит, с него падают частицы отмершей кожи, пыль, перхоть – всё это при традиционном способе производства микросхем в чистых помещениях уменьшало выход годных изделий до 1-2%.

В первой же партии заготовок схем малой интеграции, всего из 10 шт, заряженных в минифабрику конструкции Берга, из 10 схем оказалось 4 полностью годных – т. е. выход годных достиг 40%, вместо 1-2 из сотни, на традиционной технологии.

Это был экспериментальный образец, со всеми его неизбежными недостатками, но он позволял ускорить технологический цикл разработки новых типов интегральных схем и изготавливать прототип в течение нескольких дней, а не нескольких месяцев. (См. М. Гальперин, «Прыжок кита» )

К тому же, на 1958 год количество производимых в СССР интегральных схем исчислялось несколькими тысячами годных в месяц, а брак при выпуске доходил до 99%. И не потому, что «у русских руки кривые» – технологии были ещё несовершенны. По всему миру, в т.ч. и в США в этот период при выпуске полупроводников был гигантский процент брака, широко использовались разбраковка и отбор годных.

Минифабрики Берга, достаточно дорогие, использовавшие точную механику, разработанную в ЛИТМО и сделанную в ГДР, позволяли делать от 150 интегральных схем в месяц на одной минифабрике – казалось бы, капля в море по сравнению с потребностями страны. (АИ)

Но таких минифабрик можно было сделать десятки, сотни, к тому же минифабрика позволяла организовать поточный цикл производства, когда по завершении обработки очередной партии из 10 микросхем в одной камере линии, она передавалась в следующую, а её место в освободившейся камере тут же занимала следующая партия, и так на протяжении всей технологической цепочки из более чем двух десятков камер.

Для управления минифабрикой требовалась ЭВМ. УМ-1НХ Староса была ещё не готова, поэтому Берг использовал для управления рамеевский «Урал-1». Соответственно, так как рука руку моет, Рамеев имел возможность получать новейшие интегральные схемы одним из первых, и даже заказывать для решения своих задач небольшие партии микросхем собственной разработки.

Причём срок исполнения заказа составлял уже не месяцы, а дни. Старос и Берг работали по-американски – «утром деньги, вечером стулья», хотя оплата шла советскими безналичными рублями со счёта НИИУВМ на счёт КБ-2.

Экспериментальная линия Берга использовалась и другими разработчиками, прежде всего – НИИ-35, разрабатывавшим основную часть советских ИС. Берг всегда имел возможность «отбраковать» из той или иной партии 1-2 «лишних», вполне годных микросхемы.

Когда Рамеев приехал в Зеленоград посмотреть на работу минифабрики, Берг с гордостью показывал ему образцы новейших микросхем, только что разработанных НИИ-35, и ещё не включённых в каталоги доступных для заказа компонентов.

– Ты, Башир, очень нас выручил своим «Уралом», – сказал Берг. – Шокин доволен, говорит, что разработка минифабрики на Ленинскую премию тянет. Я тебе сейчас покажу новую масловскую разработку, в серии её ещё нет, но если ты быстро пошевелишь мозгами, как ты умеешь, то в серию её обязательно пустят, а у тебя, считай, Ленинская премия тоже будет в кармане. Смотри.

Берг с удовольствием показал ему маленькую платку, на которой были распаяны 9 невзрачных квадратиков и прямоугольничков размером по несколько миллиметров.

– Смотри, Башир, – Берг, он же американский коммунист Джоэл Барр, отчество Рамеева выговорить физически не мог, и даже не пытался. – Знаешь, что это?

– Нет, конечно. А что?

– Это – реализованная на микросборке схема «концепта 4004», – пояснил Берг.

– Не может быть! – не поверил Рамеев.

Он тут же вспомнил то памятное ему и всем присутствовавшим тогда в Кремле советским электронщикам совещание в декабре 1953 года, когда обсуждались основные направления развития электроники в СССР, когда Хрущёв «предрёк» ему самому большое будущее, и среди прочего тогда были розданы информационные материалы по сложнейшим микросхемам высокой интеграции, именуемым «микропроцессоры».

Они именовались «концептами», но все понимали, что дело тут тёмное. Во-первых, схемы «концептов», в тех случаях, когда они были известны, оказывались слишком хорошо и тщательно проработанными для «концепта» или эскизного проекта. Во-вторых, невероятная степень секретности вокруг всего, что касалось «концептов», вплоть до того, что подписку о неразглашении брал лично председатель КГБ Серов – всё наводило на мысль, что все эти «концепты» – «цельнотянутые» из секретных лабораторий где-то на Западе. Да и маркировка на английском наводила на такие мысли.

Но все разработчики ЭВМ и элементной базы в 1953 году следили за иностранными научными журналами и хорошо понимали, что нет ещё нигде на Западе технологий, способных засунуть десятки тысяч транзисторов на один кристалл кремния. Это наводило на невероятные, фантастические предположения. Но обсуждать их было не с кем. Круг посвящённых был узок, а условия взятой подписки – слишком серьёзны.

Рамеев помнил, что «концепт 4004» был самым простым микропроцессором из всех, представленных им тогда. В нём было 2250 транзисторов, интегральная схема (ИС) была выполнена на техпроцессе 10 микрометров и имела площадь 12 квадратных миллиметров.

– Мы что, 10-микрометровый техпроцесс уже освоили? – спросил он.

– Нет, куда там. Это на предыдущем техпроцессе сделано, – ответил Берг. – Потому в НИИ-35 и разделили схему 4004 на 9 схем малой интеграции по 256 транзисторов на одном кристалле. Быстродействие упало, конечно, но не настолько ощутимо. К нему ещё прилагаются ПЗУ на 256 байт, – Берг показал Рамееву вторую микросборку – плату с 8-ю ИС электронной памяти.

– Память, как ты знаешь, схема высокорегулярная, поэтому здесь на одном кристалле уже не 256 элементов размещено, а 1024, – продолжал Берг. – Ещё есть ОЗУ на 40 байт, – в руках Берга появилась ещё одна микросборка, – и 10-битный сдвиговый регистр, всё на этой плате скомплексировано.

– Чёрт возьми... – Рамеев восхищённо вертел в руках микросборки. – Ты понимаешь, Йозеф, что это значит? Мы же теперь можем сделать небольшой вычислитель (Рамеев имеет в виду калькулятор), действительно настольный, доступный для любого советского инженера!

– Для советского – пожалуй, страна у нас богатая, – усмехнулся Берг. – На Западе этот наборчик потянет не на одну тысячу долларов. (ЭВМ Intellec-4, основанная на описанном наборе микросхем, в 1971-72 гг стоила около $5000). Хотя бы по одной штуке на отдел, на лабораторию, в перспективе – на комнату, уже хорошо.

– Для УМ-1НХ Староса этот процессор не подходит, – продолжал Берг, – мала разрядность. А вот для калькулятора, вычислителя, как ты говоришь – вполне сгодится.

О том, что Старос временно отставил в сторону УМ-1НХ и уже делает на основе нового процессорного набора простейшую БЦВМ для космического корабля Сергея Павловича Королёва, Берг Рамееву не сказал – мало ли, что Королёва рассекретили, на тему космоса причастные лица по привычке предпочитали не распространяться.

– Но для такого вычислителя недостаточно только процессора и памяти, – Рамеев уже начал на ходу прикидывать конструкцию. – Нужны индикатор, клавиатура, блок питания, хорошо бы ещё сделать вывод на печать, например, на телетайп...

– Башир, ты всё верно говоришь, но ты в своей Пензе совсем, как это... опензенел! и отстал от жизни, – рассмеялся Берг. – Всё, что тебе нужно, уже есть. Мы же с Шокиным работаем! А он, чуть где задержка – докладывает лично Хрущёву. И тогда держись – все министры ходят на цыпочках, эти самые... Как их, по-русски... 3,14здюли летают стаями и на бреющем...

– Для начала, пойдём-ка в отдел индикаторов, они там придумали совершенно невероятную штуку – алфавитно-цифровой индикатор на жидких кристаллах, представляешь! Кристалл, но жидкий! А для подсветки используют новейшую, очень экономичную разработку – светодиод.

– И кстати, – продолжал Берг, – не заморачивайся сразу печатью и передачей данных. Твоя задача – быстро сложить из готовых компонентов простейший вычислитель, этакий «электронный Феликс», взамен железного, показать руководству, застолбить приоритет и получить все возможные плюшки. А потом уже можешь его навернуть, сделать последовательный порт для телетайпа, и параллельный, ты слышал про новый параллельный интерфейс? ИРПР называется, передача данных сразу по 8 линиям, плюс ещё куча служебных... (АИ) Пошли, сейчас я тебя со всеми познакомлю и всё покажу...

Рамеев прислушался к предложениям Берга. Тем более, у зеленоградских разработчиков действительно нашлось всё, что ему надо, практически в готовом виде. Дизайн серийного корпуса для нового вычислителя разработал один из авторитетов советского технического дизайна Иосиф Александрович Вайс, автор внешнего облика ленинградского трамвая ЛМ-57. В Кремле вычислитель показывали ещё во временном корпусе, склеенном вручную из плоских пластин, вырезанных из листа трёхмиллиметрового полистирола. (АИ)

Процессор 4004 разрабатывался специально для калькулятора и имел в системе команд всё, что требовалось. Поэтому на всю разработку у пензенской команды Рамеева ушло от силы три месяца. В середине декабря 1958 года «электронный Феликс» показали министру электронной промышленности Шокину. Александр Иванович «незаконнорожденное» изделие одобрил, и немедленно договорился через Шуйского о показе изделия Хрущёву.

В приёмной Первого секретаря ЦК начальник охраны Иван Михайлович Столяров попросил Рамеева снять крышку корпуса вычислителя, и лично убедился, что внутри нет ничего опасного. Только после досмотра Рамеева и Шокина пропустили в кабинет.

Когда Хрущёв увидел рамеевский вычислитель, в чёрном угловатом настольном корпусе из матового полистирола, со светящимся янтарно-жёлтым цветом плоским ЖК-экраном, на котором темнел одинокий «ноль», он вначале не поверил своим глазам.

– И это всё? А где шкафы с памятью, где все ваши диоды и транзисторы?

– Всё внутри, Никита Сергеич, – ответил Рамеев. – Это – простейший настольный вычислитель для инженера или бухгалтера, ему много памяти не надо. Мы ещё планируем прикрутить к нему последовательный выход на телетайп для печати и передачи данных, а также новый параллельный порт, чтобы подключать другую периферию. Но вычислитель и без этого уже работает. Попробуйте сами.

– А как? – спросил Хрущёв.

– Да элементарно, просто нажимайте клавиши.

Первый секретарь осторожно нажал клавишу с цифрой «2». На жёлтом экране высветилась чёткая чёрная двойка. Хрущёв, ободрённый успехом, довольно улыбнулся и нажал плюс. Экран мигнул.

– Плюс на экране не отображается, – пояснил Рамеев, – набирайте дальше.

Никита Сергеевич снова нажал клавишу «два» и экран снова мигнул.

– Теперь знак равенства, – подсказал Рамеев, – вот эта, большая клавиша.

Хрущёв нажал, и на экране появилась цифра «4».

– ЗдОрово! – Первый секретарь ЦК радовался, как ребёнок радуется новой игрушке. – Это ж как просто-то! Я ведь видел, как к современным ЭВМ программы пишутся, в этих, как их... В машинных кодах. Это ж вынос мозга. На перфоленту их набивают, в машину считывают...А тут – всё просто, проще некуда! Нажал кнопку, получил результат! Любая тётенька из планового отдела справится. Не сложнее, чем счёты.

Рамеев смущённо улыбался.

Никита Сергеевич был искренне восхищён лежащим перед ним на столе маленьким вычислителем. Ну, пусть не совсем уж маленьким, но всё же это не комната с десятком шкафов. Этот прибор наглядно демонстрировал правильность пути, выбранного пять лет назад.

Однако Хрущёв не мог не обратить внимание разработчиков на отдельные замеченные недостатки:

– Немного всё-так вас покритикую, Башир Искандарович. Я так понимаю, клавиатуру вы сделали из того, что было под рукой. Для опытного образца сойдёт, но для серии надо бы её немного улучшить, – Хрущёв несколько раз понажимал кнопки, набрав на экране многозначное число. – Вот. Нажатие кнопок надо бы сделать мягче и короче. Понимаете, ведь инженер, или там, бухгалтер, на этой машинке кнопки будет нажимать по 7-8 часов в день, всю неделю, и так – год за годом. Ему должно быть приятно нажимать на эти кнопки! А сейчас они слишком тугие, с ними воевать приходится.

– Сделаем, Никита Сергеевич, – отозвался Шокин.

– Если у самих не выйдет – найдите инженеров, которые вам помогут. И ещё. Вот мне на ВДНХ мобильный телефон с кнопками показывали, перед отправкой на выставку в Бельгию, – продолжал Первый секретарь. – Так у того телефона цифры 1, 2, 3 расположены наверху клавиатуры. А вы их почему-то внизу поставили. Зачем? Почему не сделать одинаково? Почему на телефоне, на пульте дистанционного управления телевизора 1, 2, 3 наверху, а у ЭВМ и вычислителя – внизу? (Хрущёв имеет в виду проводной пульт ДУ, которым оснащались некоторые топовые модели телевизоров). Давайте сделаем везде одинаковую раскладку, чтобы люди не путались. Ведь у нас скоро появится множество приборов с цифровой клавиатурой – банкоматы, домофоны, телефоны обычные и мобильные, игрушки с программным управлением. Что, везде кнопки по-разному делать будем? Чтобы людям жизнь мёдом не казалась?

Рамеев, хотел было возразить, что уже существует исторически сложившаяся традиция расположения цифр на клавиатуре ЭВМ. Но, поразмыслив, решил что Хрущёв в этом вопросе прав.

– Всё сделаем, Никита Сергеевич, – повторил Шокин.

– А можно взглянуть, что у него внутри? – попросил Хрущёв.

Под заворожённым взглядом Первого секретаря Башир Искандарович вывинтил 4 винта на основании и снял крышку корпуса.

– Да он же, считай, почти пустой! – удивился Никита Сергеевич.

– Клавиатура много места заняла, со своей платой, – пояснил Рамеев.

– А где ж мозги-то у него? В смысле, чем оно считает? – спросил Хрущёв.

– Вот эти три платы, – Рамеев указал на три маленьких платы, вставленных вертикально, контактами, расположенными на краю, в разъёмы на общей плате. – Это микросборка процессора 4004, это оперативная память, это постоянная. Вычислителю памяти надо значительно меньше, чем большой ЭВМ. Всего 40 байт ОЗУ и 256 байт постоянной памяти.

– Это что? Это и есть наш первый процессор? – спросил Никита Сергеевич.

– Да. Вот, сумели воспроизвести схему «концепта 4004», – ответил Шокин.

– А почему он не одной деталькой, а несколькими, на целой плате?

– Такое решение приняли для упрощения, – пояснил Шокин. – Использованы микросхемы малой интеграции, казалось бы, так должно быть дороже, однако, за счёт большего количества годных микросхем получается, наоборот, дешевле.

– И сильно больше процент годных? – поинтересовался Хрущёв.

– Примерно 40 процентов. Вместо одного-двух, как раньше.

– Обалдеть... И никаких тебе шкафов с лампами! – радовался Хрущёв. – И, главное, это ведь мы делаем! Мы, сами!

– Никита Сергеич, обратите внимание, – произнёс Шокин. – В этой небольшой разработке собраны вместе самые последние из освоенных нами технологий. Не только процессор. Прежде всего – жидкокристаллический индикатор.

Про жидкие кристаллы и их значение для развития электроники Хрущёв помнил, но никак не ожидал увидеть жидкокристаллические индикаторы советского производства так быстро.

– Это мы сами делаем? Серийно? – изумился он.

– Сами, но, пока не серийно. Это лабораторный образец, – ответил Шокин. – Только в этом году пущен завод по производству поляризационных плёнок, сейчас изготавливается и уже частично проходит отладку и испытания автоматическая линия для серийного производства жидкокристаллических индикаторов. В следующем году развернём серийный выпуск.

– На серийный завод обязательно приеду посмотреть, – сказал Никита Сергеевич.

– Второй важнейший элемент – светодиодная подсветка, – Шокин указал на линейку жёлтых светодиодов позади жидкокристаллической матрицы. – Вот этот янтарный свет – это светодиоды. Тут важно, что у СССР имеется патент N12191 от 1929 г. на световое реле на основе полупроводниковых источников света, выданный нашему физику Олегу Владимировичу Лосеву. Он же, кстати, изобрёл детекторный радиоприёмник.

– Он жив? – спросил Хрущёв.

– Нет, к сожалению, умер в Ленинграде, в блокаду, в 1942 году.

– Жаль. Очень жаль. Но патент – это хорошо, это замечательно. Наличие патента, пусть даже с вышедшим сроком действия, это возможность в будущем доказать наш приоритет, – сказал Хрущёв. – Обязательно запатентуйте светодиод и жидкокристаллический индикатор в США и европейских странах. (В реальной истории светодиоды в США вплоть до 70-х гг именовались в обиходе Losev Light – «Свет Лосева». Т.к. патент истёк, а коммерческое использование первыми начали американцы, теперь изобретателем светодиодов считается Ник Холоньяк).

– Уже сделано, – ответил Шокин. – Запатентовали, и не только их. Вот ещё одна новейшая разработка – импульсный полупроводниковый понижающий источник питания. Преобразует переменный ток в постоянный, без трансформатора.

– Я как раз спросить хотел, где же трансформатор, – улыбнулся Хрущёв.

– А нет его. Теперь не нужен, – ответил Шокин. – Импульсный источник питания тоже запатентовали.

– Надо же, такая маленькая штуковина, а сколько в ней всего нового и прогрессивного собрано, – задумчиво произнёс Первый секретарь, разглядывая калькулятор. – А светодиоды серийно делаете?

– Пока мелкими партиями на лабораторной аппаратуре, и только жёлтые, красные и оранжевые, – ответил Шокин. – Сейчас ведётся работа по созданию синих светодиодов, нам Мстислав Всеволодович Келдыш подкинул идею резонансного удвоения частоты инфракрасных светодиодов, за счёт этого рассчитываем сделать дешёвые синие светодиоды высокой яркости. Также, если к такому синему светодиоду добавить слой излучающего люминофора, можно будет сделать белые светодиоды, пригодные для освещения помещений. Описание конструкций, схемы и применяемые материалы нам передали. Но это задача на будущее.

– Очень здОрово! Исключительно важная работа, – сказал Хрущёв, любуясь угловатым чёрным корпусом вычислителя. – Когда рассчитываете его в серию запустить?

– В следующем году запустим, Никита Сергеич, – уверенно пообещал Шокин.

– Точно?

– Если Берг не подведёт.

– Что там с его минифабрикой?

– Первый экспериментальный образец выдаёт продукцию, – с удовлетворением доложил министр. – Тут ещё проблема есть – для управления минифабрикой нужна ЭВМ. УМ-1НХ у Староса пока не готова, пришлось ставить в качестве управляющей машины «Урал-1» Башира Искандаровича. Представляете, 75 квадратных метров площади!

– Почему сразу не доложили? – вскинулся Хрущёв.

– Никита Сергеич! – взмолился Шокин. – Линию всего пару месяцев как отладили, люди ночами не спали, на ушах стояли, дело-то новое! Точной механики куча, то одно глючит, то другое заело!

Хрущёв придавил клавишу селектора на телефоне:

– Григорий Трофимыч, машину мне организуй, в Зеленоград съездить. Сейчас.

Уже на бегу Шокин черкнул на листке несколько цифр и сунул Шуйскому:

– Григорий Трофимыч, позвоните Бергу в Зеленоград, пусть хоть большой срач со столов приберут. Опять ураган «Никита» разбушевался...

Он выбежал из приёмной, догоняя спешащих по коридору Хрущёва и Рамеева. Никита Сергеевич застёгивал пальто на ходу.

Шуйский предупредил, и в КБ-2 успели немного подготовиться. Минифабрика деловито щёлкала манипуляторами внутри герметичных камер, сквозь иллюминаторы на некоторых из них можно было контролировать процесс визуально. Рядом на столах выложили готовые интегральные схемы, ферритные кубы памяти, над которыми работал Старос.

До появления полупроводниковых микросхем памяти существовало много вариантов организации ОЗУ – электронные лампы, потенциалоскопы, магнитные барабаны. Все они были медленными, дорогими, тяжёлыми, занимали много места.

Первым прорывом стала твистор-память. Сначала её получали, обматывая медный провод пермаллоевой лентой, после чего он запаивался в полиэтилен. Кабель делали на специальных станках, тысячами километров и относительно дёшево. В 1958 технологию упростили, вместо намотки слой пермаллоя стали наносить гальваническим способом. Эта разновидность получила название «память на плакированном проводе» – ППП. Твистор и ППП работали быстрее, чем память на лампах, электронно-лучевых трубках или ртутных линиях задержки. Они были недороги, но места занимали по-прежнему много.

Параллельно была разработана память на ферритовых сердечниках. Она лучше полупроводниковых схем выдерживала сложные условия космического пространства, благодаря чему применяется в виде кубов памяти в космических и ракетных разработках до сих пор.

Однако такая память изготавливалась вручную и по сложности напоминала трёхмерную кольчугу – множество крохотных ферритовых колечек, переплетённых проводами. Это было тяжело, дорого, и для применения в космосе напрямую не годилось. Ферритная память работала медленнее чем твистор и ППП, при работе ферритные колечки сильно нагревались.

В 1958 году появилась и тонкоплёночная память, на вид напоминающая печатную плату, но к концу года она ещё не получила широкого распространения.

Старос и Берг выбрали в качестве прототипа куб памяти на многоотверстных ферритовых пластинах (МФП), предложенный ранее американским ученым Я. Райхманом. Первые же публикации об этой новинке, появившиеся во второй половине 50-х годов в американских журналах, были найдены Старосом и Бергом во время их еженедельных посещений БАН – библиотеки Академии наук.

Они разработали интегральную ферритовую память, где основной частью была многоотверстная ферритовая пластина с нанесёнными на неё печатными проводниками, заменяющими ручную прошивку кубов на тороидальных сердечниках.

Райхман использовал литую пластину с отверстиями, тогда как Старос и Берг применили прессованную, в которой отверстия формировались в процессе ультразвуковой прошивки. Куб памяти получался относительно небольшим, что позволяло использовать его в составе БЦВМ.

Серийное производство ферритовых пластин велось на Ленинградском ферритовом заводе. Первым серийным заводом, выпускавшим сами кубы памяти, стал ЛЭМЗ (Ленинградский электромеханический завод). Он обеспечивал не только комплектацию для машины УМ1-НХ, но и самостоятельные поставки для других применений. Серийное производство Куб-1м и Куб-3 было налажено на Хмельницком заводе «Катион», на заводе «Кулон», входившем в состав Ленинградского объединения «Позитрон». Одними из первых освоили, и многие годы продолжали серийное производство нескольких моделей интегральных ферритовых кубов в институтах и на заводах Зеленоградского Центра микроэлектроники. Среди них первым был завод «Ангстрем», ещё до того, как он стал производителем интегральных схем. (Реальная история)

Рядом с образцами кубов памяти разместились некоторые наработки по БЦВМ УМ-К для космического корабля – плата с установленными на неё микросборками и кое-какой периферийной обвязкой. Тут же повесили на стойку потёртую локтями и животами рабочую блок-схему машины.

УМ-К не была обычным калькулятором, хотя и делалась на том же комплекте процессора и памяти. В её составе был ещё логический блок, который командовал всеми переключениями аппаратуры космического корабля. На тот момент он ещё не был окончательно отлажен. Единственной программой, уже реализованной на УМ-К, была программа коррекции орбиты, хотя Старос надеялся довести машину к началу полётов космического корабля в беспилотном варианте. (АИ)

Хрущёв стремительными шагами вошёл в помещение, встречавшие его у ворот Старос, Берг и административный директор Зеленоградского НПО «Научный центр» Фёдор Викторович Лукин едва поспевали за ним.

– Вот, Никита Сергеич, это и есть минифабрика. Сейчас она делает очередную партию микросхем.

Первый секретарь долго ходил вдоль длинного ряда столов, восхищённо разглядывая автоматическую линию. Потом повернулся к Бергу:

– ЗдОрово! Даже не верится! Никак в толк не возьму, почему обычным способом технологический цикл занимает 8 месяцев, а у вас – два дня?

– За счёт сокращения откачиваемого объёма «чистых комнат», – ответил Берг. – При обычной технологии человек внутрь вошёл, чистота нарушилась, надо ждать, пока весь воздух в комнате снова очистится. А у нас объём чистых камер мизерный, воздух очищается за одну-две минуты. А вот, посмотрите, образцы продукции, пока, в основном, схемы малой интеграции, от 256 до 1024 элементов на кристалле.

Хрущёв взял лупу и долго разглядывал крошечные, 3х4 миллиметра, прямоугольнички микросхем.

– Молодцы! – он прочувствованно пожал руки Старосу, Бергу, Рамееву, Шокину, не пропустил и прочих сотрудников, стоявших рядом. – Молодцы! Александр Иваныч! Где-то ещё, в США или в Европе, такие достижения есть?

– Нет, Никита Сергеич, – ответил министр, – Я за профильными иностранными журналами слежу плотно. Нигде пока и близко нет ничего похожего.

– Тогда пишите представления на Ленинские премии, – распорядился Первый секретарь. – Башира Искандаровича не забудьте, впишите обязательно. И его вычислитель в следующем году обязательно в серию запускайте.

Старос, слегка даже завидовавший успеху минифабрики Берга, показал Хрущёву макетный образец «космической БЦВМ».

– Вот, Никита Сергеич, это мы по заказу Сергея Палыча Королёва делаем. Управляющая машина космическая, УМ-К. (АИ) Пока она только проходит отработку на стенде. Но уже кое-что получается.

– А что-то показать можете? – спросил Хрущёв.

– Да, например, программу коррекции орбиты. Видите эти лампочки? – Старос показал на колодку с несколькими обычными лампочками от карманного фонаря, обозначенными буквами и цифрами. – Они имитируют двигатели корабля. Длительность их свечения соответствует длительности импульса двигателя при коррекции орбиты.

Он сделал знак кому-то из сотрудников. УМ-К мигнула светодиодом.

– Сейчас мы послали машине пакет данных с параметрами орбиты, как будто бы измеренными наземными средствами.

Машина вновь мигнула диодом, затем замигала им в быстром, едва различимом ритме.

– Сейчас машина рассчитывает требуемую длительность импульса для коррекции орбиты, – пояснил Старос. – Теперь смотрите.

Большая лампочка на колодке вдруг засветилась на несколько секунд, и погасла. Мелко и часто замигали меньшие лампочки.

– Машина дала команду на включение главного двигателя, для коррекции орбиты, а потом импульсами двигателей ориентации развернула корабль для второго импульса.