Текст книги "Жестокие намерения (ЛП)"

Автор книги: Шивон Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

Глава 7

– Следуй за мной, – говорю я, гордясь тем, что мой голос не дрожит.

Не выдавая тревоги, пробегающей по моему телу. Кто-то там наверху точно любит надо мной издеваться.

– Я пойду с тобой, – предлагает Чад, материализуясь рядом со мной.

– В этом нет необходимости.

Ни за что на свете я не хочу, чтобы он или кто-либо из его ближайшего окружения находился рядом, чтобы подслушивать.

– Но Трент сказал…

– Трента здесь нет, – огрызаюсь я. – Позаботься о Джейн. Я скоро вернусь.

Я разворачиваюсь на каблуках и выхожу из кафетерия, не потрудившись проверить, следуют ли они за мной. Я иду в главную аудиторию. Никто не отваживается заходить туда в обеденное время, и это самое уединенное место для разговоров.

– Вау, притормози, красавица, – говорит Джексон, дергая меня за локоть.

– Перестань прикасаться ко мне. – отталкиваю его я.

– Это не то, что ты… – он замолкает, когда я бросаю на него свой самый ядовитый взгляд и злюсь, видя довольную усмешку на лице. – Ты тренируешь страшные, злые лица в зеркале перед тем, как придешь в школу? Потому что, должен сказать, твое злое лицо нуждается в доработке.

Я показываю ему средний палец. Да, это ребячество. Но он просто невыносим.

– Так тебе понятнее?

Он запрокидывает голову и смеется.

– Джексон, – предупреждает Кэмден, когда мы подходим ко входу в аудиторию.

Я протискиваюсь через двойные двери, держа спину прямой, а голову поднятой, спускаясь по лестнице, желая, чтобы сбившийся пульс успокоился, мне нужна холодная голова, чтобы справиться с этой ситуацией. Остановившись, подойдя к подиуму, я оборачиваюсь, складываю руки перед собой и сжимаю губы в нейтральную линию, когда они неторопливо приближаются ко мне.

Джексон сверкает фирменной дерьмовой ухмылкой. Школьная форма измята, как будто он никогда ее не гладит, галстук отсутствует, а несколько верхних пуговиц рубашки расстегнуты, открывая вид на загорелую кожу, с которой, к сожалению, знакомы мои руки.

Сойер ничего не выдает, держась уверенно, когда приближается. В отличие от Джексона, его форма свежевыглажена, рубашка застегнута на все пуговицы, а галстук завязан ровно. На его голове нет ни одного неуместного волоска, и он излучает спокойную уверенность в своих силах.

Мой взгляд скользит по парню, которого я изо всех сил пыталась выбросить из головы с той роковой ночи на пляже. Кэмден как электрический шар ненавистной энергии, когда приближается ко мне, даже не пытаясь скрыть отвращение. Он злобно смотрит на меня, его рот скривился в усмешке, но это не умаляет его сексуальности.

Это только заставляет хотеть его еще больше.

Память совсем не воздала ему должное, и я ненавижу, что тело мурлычет от желания, а рот жаждет еще раз ощутить еще вкус.

Я сглатываю комок эмоций, застрявший у меня в горле. Противоречивые эмоции проносятся сквозь меня.

Открытие, что я отдала девственность врагу, одновременно пугает и возбуждает меня. Это еще больше похоже на «Трахни себя» для Трента, но это также означает, что у меня будут еще большие проблемы, если он узнает. Я планирую быть очень далеко от средней школы Райдвилл до запланированного дня свадьбы, но появление здесь Кэмдена означает, что я больше не единственный обладатель этого секрета, и это большая гребаная проблема.

Наряду с тем фактом, что он смотрит на меня так, словно я второе пришествие антихриста.

Увидев меня, он не был шокирован, а это значит, что уже знал, кто я, но он не знал об этом той ночью, когда мы встретились, потому что я сомневаюсь, что та ночь вообще случилась бы, хотя, кто знает.

Если только он не спланировал это заранее?

Желудок сжимается, когда эта мысль приходит в голову, но я отбрасываю ее в сторону. Это не могло быть преднамеренно. Я не планировала ехать на тот пляж той ночью.

Это должно быть совпадением.

Хреновое совпадение, но тем не менее совпадение.

Но это не значит, что он не знал, кто я такая, и не воспринимал мою девственность как какую-то извращенную форму контроля или мести.

Тошнота подступает к горлу, когда мозг пытается разобраться в этом.

И хотя я полагаю, что его отвращение вызвано соперничеством между его видом и моим, я не могу избавиться от чувства отверженности, которое переполняет тело, или от противного внутреннего голоса, который говорит, что он сожалеет о произошедшем. Что для него это значило не так много, как для меня.

– Почему ты ненавидишь меня? – спрашиваю я, когда они останавливаются передо мной, глядя Кэмдену прямо в глаза.

– Если тебе нужно спрашивать, ты еще глупее, чем кажешься.

Его голос лишен эмоций, в отличие от наполненного ненавистью взгляда. Слова проникают глубоко, вскрывая старые раны, и я мгновенно защищаюсь.

– Иди на х*й. – Уголки моих губ изгибаются. – О, моя вина. Я уже сделала это, и это ни в коем случае не было запоминающимся, – вру я.

Глаза Джексона широко распахиваются, а рот открывается, в то время как острый, как бритва, взгляд Сойера мгновенно падает на Кэмдена.

– О чем она говорит? – спрашивает Сойер.

Я молча пинаю себя под зад за ошибку. Я предположила, что его приятели знали, и хотела отбросить то, что у нас было, прежде чем он опередит меня. Но, судя по их реакции, Джексон и Сойер не знали.

Так что, может быть, это не было частью какого-то плана, потому что, если бы это было так, разве его друзья не были бы в этом замешаны?

Фу. Я подавила своенравные мысли. Я могу проанализировать это позже. Прямо сейчас мне нужно сыграть свою партию чисто, и, возможно, я только что усугубила ситуацию. Мне нужно сосредоточиться, потому что теперь они трое знают мой секрет, и я должна найти способ заставить их замолчать.

Челюсть Кэмдена напряжена, и он не отводит глаз от моего лица, отвечая другу.

– Она та девушка с пляжа.

Теперь настала очередь Сойера выглядеть удивленным.

– Тебе нравится трахаться на пляжах, красавица? – Джексон нагло лыбится, подмигивая мне.

– Я была под кайфом, – говорю я сквозь стиснутые зубы.

Кэмден перестает пялиться на меня достаточно долго, чтобы уставиться на Джексона. Напряжение разливается в воздухе.

– Не хочешь уточнить?

Джексон ухмыляется, и мои руки сжимаются в кулаки по бокам.

– Она была со мной в субботу вечером. И она бы прыгнула на мой член, если бы ее телохранитель не помешал.

– Ты первый поцеловал меня! – протестую я.

– Ты поцеловала меня в ответ!

Мои кулаки зудят от желания стереть эту самодовольную ухмылку с его лица.

– Я не знала, что делала!

– Так вот почему я нашел тебя по колено в море, посреди ночи, а соски торчали сквозь шелковый халат? – рычит Кэмден прямо мне в лицо. – Ты тогда тоже был под кайфом? Или это была какая-то жалкая попытка покончить с твоей жалкой жизнью?

– Моя жизнь не жалкая, – вру я, делая шаг назад, ударяясь икрами о край подиума.

– В записке, которую ты мне оставила, говорится об обратном. – Он достает из кармана скомканный листок, разворачивает его и сует мне в лицо. Прежде чем я успеваю схватить его, Сойер выхватывает листок из руки Кэмдена. Джексон наклоняется через его плечо, и они оба читают ее, пока мы с Кэмденом стоим лицом к лицу, прожигая друг друга взглядом.

– О, ты подарил ей драгоценное воспоминание, Кэм, – дразнит Джексон, хлопая приятеля по спине. – И как это было для тебя?

– Ничего особенного, даже меньше, чем ничего, – холодно отвечает Кэм, тем самым проделывая дыру в моем сердце. – Я не трахаю девственниц, и не просто так. Они совершенно не знают, что делать.

Мои щеки вспыхивают, когда Джексон и Сойер хихикают.

– Я должен был просто оставить тебя в море и оказать миру услугу.

Боль пронзает мою грудь, затрудняя дыхание.

Что за придурок говорит такое тому, кто был склонен к самоубийству?

– Это была ошибка. Мы оба можем согласиться с этим. Нет необходимости в этих воспоминаниях. – Я протискиваюсь мимо него, отчаянно желая выбраться отсюда, прежде чем скажу что-то, о чем пожалею.

– Кто, черт возьми, сказал, что ты можешь уйти? – рявкает Кэм, хватая меня за руку и останавливая.

Тепло просачивается от его кожи к моей, восхитительная дрожь пробегает вверх и вниз по рукам, и я ненавижу то, как тело с таким энтузиазмом реагирует на его прикосновения. Я пытаюсь вырваться из его хватки, но она крепка, и чем больше я сопротивляюсь, тем сильнее он сжимает мой локоть.

– Ой.

Я вздрагиваю, когда его ладонь давит на нежную кожу.

Он задирает рукав моей куртки и рубашки, проводя пальцем по существующим отметинам на бледной коже.

– Ты это сделал? – спрашивает он Джексона, его лицо и голос безразличны.

– Нет, – отвечает он, протягивая букву «Т». – Ставлю все деньги на придурковатого жениха.

– Кто это с тобой сделал? – спрашивает Кэм.

– Какого хрена тебя это волнует? – выплевываю я.

– Я не знаю. Речь идет о сборе информации.

Я заливаюсь смехом, все еще пытаясь вырвать у него свою руку.

– И какого черта я должна помогать тебе с этим?

Дерзкая усмешка украшает его рот.

– Ты поможешь. Поверь мне. Ты будешь делать в точности то, что мы скажем.

– Ты бредишь.

– А ты глупая, наивная девчонка, которая думает, что может играть в высшей лиге.

– Ты не можешь появляться здесь и указывать мне, что делать. Я принадлежу к элите. Я говорю тебе, что делать.

Они все покатываются со смеху, и жар ползет по моей шее и щекам. Хотя я ненавижу насилие, потому что знаю, что так правит элита, я больше не буду стоять здесь и позволять им унижать меня.

Мне надоело притворяться милой.

Свободной рукой я тянусь между нами и хватаю его за причиндалы, сжимаю их изо всех сил, гарантируя, что вонзаю свои длинные, ухоженные ногти в плоть. Его хватка на моем локте мгновенно ослабевает, и он издает гортанный рев, ругаясь, когда отшатывается назад, схватившись за промежность. Я использую отвлечение, чтобы проскочить мимо Джексона и Сойера, взбираясь по ступенькам так быстро, как только могу.

– Остановите ее!

Кэм задыхается, в его голосе слышится боль, и я улыбаюсь про себя, ускоряя шаг.

Моя ладонь опускается на дверь как раз в тот момент, когда меня дергают обратно. Я кричу, но чья-то рука закрывает мне рот, когда меня одновременно прижимают к теплой груди. Джексон поднимается по лестнице, направляясь к нам, пока я мечусь в объятиях Сойера.

– Прекрати, бл*ть, двигаться, – скрипит зубами Сойер, спускаясь по лестнице, и я сильно кусаю его за руку. – Твою мать! – кричит он, отдергивая руку, почти теряя хватку, но быстро приходит в себя. – Эта сука укусила меня!

Рука на моей талии напрягается, когда он рычит мне в ухо.

Джексон усмехается.

– Я же говорил тебе, что она была дерзкой.

– Хватай ее за ноги, – инструктирует Сойер.

– Нет!

Я поднимаю ноги вверх, толкая их в живот Джексона, прежде чем он сможет схватить меня.

Слава Богу за балет и его способность укреплять икры.

Выражение лица Джексона комично, когда он шатается, его руки размахивают, когда он изо всех сил пытается сохранить равновесие.

Сойеру нужно сделать выбор.

Бросить меня или позволь другу рискнуть получить травму.

Я падаю, как мешок с картошкой, мои ботинки разлетаются в разные стороны, когда Сойер тянется к Джексону, в самый последний момент сжимая рубашку, останавливая его и удерживая.

Не обращая внимания на боль, рикошетом проносящуюся по позвоночнику, я отползаю, вскакиваю на ноги и во второй раз бегу к двери. Адреналин бурлит в венах при звуке бегущих шагов позади меня. Я задыхаюсь, когда протискиваюсь через двойные двери в пустой коридор, думая, что я на свободе, когда меня внезапно дергают за волосы.

Крик вырывается из горла, когда жгучая боль опаляет кожу головы. Меня тащат обратно в аудиторию за волосы, и слезы текут из глаз, когда меня прижимают к стене. Лицо Кэма – маска страшной агрессии, когда его рука сжимается вокруг моего горла, и я отрываюсь от земли. Я вцепляюсь в руку, паникуя, пытаясь набрать в легкие достаточно воздуха. Стена дребезжит, когда он трясет меня, крепче сжимая шею и прижимаясь своим телом вплотную к моему.

– Давай проясним одну вещь, Эбигейл. Ты принадлежишь нам. Ты наша, и мы можем делать с тобой все, что захотим.

Он прижимается своим тазом к моему, гарантируя, что я почувствую его твердеющую длину, и меня должно тошнить от того, что это его заводит.

Но я тоже возбуждена.

Похоже, я еще более облажалась, чем думала.

– Еще раз выкинешь такое дерьмо, и я сверну тебе шею.

Он впивается пальцами мне в шею, они как острые иглы, и в моих глазах вспыхивают черные точки.

– Кэм, она синеет.

Сойер бесстрастно смотрит на меня, когда говорит, но я замечаю намек на беспокойство в его тоне. Хотя, вероятно, это больше направлено на друга, чем на меня.

– Чувак. – Джексон дергает его за руку. – Хватит.

На этот раз ухмыляющийся, кокетливый взгляд стерт с его лица.

– Мы должны придерживаться плана.

Кэм смотрит на меня в последний раз, прежде чем отпустить.

– У нас новый план, – говорит он, потирая руки о перед серых штанов, будто ему противно.

Я падаю на землю, почти не чувствуя боли, когда моя задница ударяется о пол, слишком занятая всасыванием столь необходимого воздуха, чтобы должным образом ощутить этот нежелательный удар.

Он наклоняется передо мной, вытирая большими пальцами мои глаза, его кожа испачкана размазанной тушью.

– Ты в полном беспорядке. Приведи себя в порядок, сейчас же.

Он стоит, нависая надо мной, как будто думает, что он какой-то бог. Я поднимаю руку и показываю ему средний палец, потому что у меня слишком болит горло, чтобы осыпать его оскорблениями.

– Это мило, что ты думаешь, что у тебя здесь есть хоть какой-то контроль.

Он снова дергает меня за волосы, и я вскрикиваю.

– Поздравляю, детка, ты наша новая игрушка.

Джексон прислоняется к стене, его глаза загораются пониманием.

– Я не чья-то игрушка, – хриплю я, съеживаясь от того, как хрипло звучит мой голос.

– О, но это так, – отвечает Кэм со злой улыбкой. – Ты будешь делать то, что мы хотим, когда мы этого захотим, потому что, если ты этого не сделаешь, я скажу твоему отцу и жениху, что ты уже отдала девственность мне.

– Ты не можешь! – Я с трудом поднимаюсь на ноги. – Они убьют меня!

Отец задушит меня голыми руками, если я разрушу сделку, которую он заключил с отцом Трента.

Кэм запускает руку в мои волосы, сжимая их в кулак и заставляя голову откинуться назад под неудобным углом. Я сдерживаю всхлип. Он прижимается своим лицом к моему, его губы кривятся в отвращении, когда его пристальный взгляд скользит по мне.

– Я выгляжу так, будто мне не все равно?

Мое сердце колотится в груди, и я ненавижу, что его злобные слова и резкие взгляды причиняют мне такую боль.

Ненавижу, что он запятнал единственное хорошее воспоминание, которое у меня было.

Ненавижу, это, как и все остальное в моей жизни, потому что – это все одна гигантская ложь.

Глава 8

Парни ждут у моего шкафчика после последнего урока, и мои руки автоматически сжимаются в кулаки.

– Чего они хотят? – шепчет Джейн, выглядя испуганной.

– Я не знаю, и мне все равно, – вру я, поднимая подбородок и вызывающе глядя в их сторону.

– Привет, красавица, – говорит Джексон, подмигивая, когда я останавливаюсь перед шкафчиком.

– Отвали, Джексон.

Ненавижу, как хрипло я говорю, и я весь день уклонялась от вопросов по этому поводу. Я толкаю его локтем в ребра, отпихивая в сторону, открываю шкафчик и беру нужные мне книги. Сойер стоит по другую сторону от Джейн, настороженно глядя на нее, и я почти чувствую ее страх отсюда.

– Перестань на нее смотреть, – огрызаюсь я.

Кэм захлопывает мой шкафчик, прежде чем я успеваю подготовиться, и прищемляет мне указательный палец.

– Ублюдок! – кричу я, роняя книги, когда боль пронзает руку.

Джексон падает на землю, поднимая их, в то время как я бросаю на Кэма ядовитый взгляд. Я сознаю, что мы собрали толпу, и студенты, толпящиеся в коридоре, горят желанием узнать, что происходит.

– Похоже, ты не получила сообщение раньше, – продолжает Кэм, его взгляд на мгновение опускается к моим губам. – Ты не указываешь нам, что делать… Мы. Владеем. Тобой.

Джейн бормочет что-то позади меня, и я подготавливаю целую автоматную очередь из множества ругательств, когда теплая рука заползает мне под юбку, проводит по бедру, и я визжу. Я отскакиваю, застигнутый врасплох, и натыкаюсь на Джейн.

– Убери от меня свои руки! – рявкаю на Джексона.

Он поднимается на ноги с притворно невинным выражением на лице, когда протягивает мне книги.

– О, да ладно тебе, мы оба знаем, как сильно ты любишь чувствовать мои руки на себе.

Он говорит это слишком громко, нарочно, и все нетерпеливые свидетели прислушиваются. Некоторые записывают на телефон.

Я спокойно передаю книги Джейн. Затем мило улыбаюсь Джексону и бью его по лицу. Его голова откидывается назад, и из носа брызжет кровь, маленькие пятна падают на нас с Кэмом.

Джексон хватается за шкафчики, изо всех сил пытаясь удержаться на ногах, шок отражается на великолепном лице. Кэм выглядит потрясенный на долю секунды, но быстро приходит в себя. Если бы взгляды могли убивать, я была бы уже на глубине десяти футов. Меня охватывает прилив гордости. Я рада, что у меня хватило ума брать еженедельные уроки самообороны и что я знаю, как нанести достойный удар. Но я также знаю, когда нужно сделать несколько шагов назад и отступить.

И пришло время уходить.

– Пойдем.

Я забираю книги у Джейн, хватаю ее за локоть и увожу, прежде чем Кэм решит ударить меня в ответ. Потрясенный смех Джексона преследует нас, когда я почти выволакиваю Джейн из здания и спускаюсь к ожидающей нас машине. Я запихиваю ее внутрь и забираюсь сзади, очень быстро захлопывая дверь.

– Давай выбираться отсюда.

Водитель включает передачу, и мы скользим вперед. Оскар поворачивается на пассажирском сиденье и, нахмурившись, оглядывает меня.

– Почему у тебя на рубашке пятна крови?

– Я только что ударила надоедливого мальчишку.

Он удивленно приподнимает бровь.

– Это был бы не тот же самый надоедливый мальчишка с пляжа, не так ли?

Веселье быстро исчезает с его лица, подтверждая, что он точно знает, кто такой Джексон.

– Да.

У него есть некоторые проблемы с личным пространством, но я думаю, что теперь он получил сообщение.

– Если он беспокоит тебя…

– Все в порядке, и я могу с ним справиться.

Оскар смотрит на меня, казалось, целую вечность, и я встречаю его вызывающий взгляд. Наконец он вздыхает, качает головой и бормочет себе под нос:

– Женщины.

Колено Джейн нервно дергается, и я понимаю, что нам нужно поговорить наедине.

– Сначала мы отвезем мисс Форд домой, Джереми, – говорю я своему постоянному водителю. – И мы хотели бы немного уединения, пожалуйста.

– Как пожелаете, мисс Эбигейл.

Джейн придерживает язык до тех пор, пока не будет поднят экран конфиденциальности, а затем она взрывается.

– Боже мой, Эбби! – визжит она. – Я не могу поверить, что ты ударила его!

– Он меня лапал. И он это заслужил.

– Он извращенец, – тут же соглашается она, – хотя и очень горячий.

Я откидываю голову на подголовник.

– С этими ребятами будут проблемы, – признаюсь я. – Мне нужно придумать способ манипулировать ими.

И у меня мало времени, чтобы тратить его впустую.

Оба наших телефона звонят, и Джейн выхватывает свой, задыхаясь, когда проводит пальцем по экрану айфона.

– Кто-то только что загрузил видео из коридора в интернет, – подтверждает она мои подозрения, – и оно уже набрало двести просмотров.

– Дай-ка я посмотрю.

Я выхватываю телефон у нее из рук, изучая профиль, но это явно псевдоним. Если бы ребята были здесь, никто бы не посмел это выложить. Я ненавижу, что это только первый день, а люди уже нарушают правила. По крайней мере, ребята увидят, что я беру ситуацию под контроль. Даже если это всего лишь фасад. Джексон, Кэм и Сойер держат меня в затруднительном положении, и они это знают.

Машина сворачивает на подъездную дорожку к дому Джейн. Она смотрит на меня, грызя кончик ногтя, что ясно говорит мне о том, что она нервничает.

– Ты бы сказала мне, если бы происходило что-то еще, не так ли? – нерешительно спрашивает она.

– Конечно.

Я ненавижу, что лгу ей, но я не могу никому рассказать, что они держат топор в качестве страшного секрета над моей головой.

– Что я скажу Дрю, когда он позвонит?

– Если он спросит, скажи ему правду.

Машина останавливается, и водитель выходит, придерживая дверь Джейн открытой. Она обнимает меня.

– Наслаждайся репетицией и позвони мне позже.

Джереми едет в центр города, высаживая меня перед театром, в котором мы репетируем на этой неделе. Оскар идет со мной, стоит у раздевалки, пока я снимаю форму и переодеваюсь в трико, колготки и балетные туфли. Я расчесываю волосы, убираю их в аккуратный пучок, раскачиваю голову из стороны в сторону, пытаясь избавиться от стресса, который проник в каждую мышцу, связку и ткань после разборок во время обеда.

Мама была потрясающей танцовщицей, и она записала меня в балетные классы, когда мне было три года. Я сразу же увлеклась этим и с тех пор посещаю еженедельные занятия. Танец был моим спасителем в трудные времена и отдушиной, чтобы дать выход всему, когда давление и разочарования в жизни становятся слишком сильными.

Мне это так нужно прямо сейчас.

Я вхожу в аудиторию, целую мадам в обе щеки, а затем разминаюсь, пока она объясняет, какие сцены мы репетируем сегодня. Наш концерт «Лебединое озеро» состоится здесь в пятницу вечером, и на этой неделе мы в последний раз прогоняем все сцены.

Музыка заиграла, когда она позвала нас на позицию. На этот раз я в главной роли, играю трагическую Одетту, и я скольжу к центру сцены, поднимаю руки вверх и наклоняю голову, держась ровно до того, как мне подадут сигнал.

Театр исчезает, когда я танцую, кружась и поворачиваясь, мое тело движется естественно с отработанной легкостью. Музыка преследует, и она проникает глубоко внутрь меня, соединяясь с душой. Я отпустила ее. Позволяя эмоциям сцены охватить меня, перенося меня в другое место и время, и я больше не здесь, меня больше не мучают заботы, когда тело плывет по сцене, а конечности излучают страсть и тоску, когда я живу и дышу Одеттой.

Когда музыка заканчивается, я медленно возвращаюсь в исходную позицию, моя грудь вздымается, а лоб покрыт каплями пота, и я чувствую, что кто-то присоединился к мадам в аплодисментах.

– Belle. Merveilleux (прим.: с франц. «Прекрасно. Чудесно»).

Мадам целует меня в обе щеки, пока я смотрю на ряды сидений, желчь наполняет рот, когда глаза останавливаются на другом хлопающем человеке.

Джексон стоит, громко хлопая в ладоши, и подмигивает мне. Сойер и Кэмден все еще сидят на своих местах, уставившись на сцену с нейтральным выражением лица.

Как, черт возьми, они узнали, что я буду здесь?

И как они смеют вторгаться в мое личное пространство. Я с тревогой осматриваю театр в поисках Оскара, когда аплодисменты Джексона стихают. Он стоит у края сцены, хмурясь и не сводя глаз с мальчиков.

– Ты их знаешь? – спрашивает Лиам, шепча мне на ухо.

– Они новенькие из моей школы, – говорю я своему партнеру по танцам. Лиам учится на предпоследнем курсе университета Райдвилл, и он хороший парень. Мы танцевали вместе много лет, и он самый близкий мне друг мужского пола, кроме Ксавье.

– Почему они здесь?

– Потому что им нравится мучить меня.

Лиам приподнимает бровь в удивлении.

– Или у них есть желание умереть.

Он здесь вырос, так что он это понимает.

– И это тоже, – соглашаюсь я. – Не то, чтобы их это волновало.

Заставляя себя игнорировать парней, я заканчиваю репетицию, но я на взводе, и мадам это замечает.

Я переодеваюсь в рекордно короткие сроки и выбегаю из примерочной в узких джинсах, бледно-розовой шелковой блузке и черных балетных туфлях. Папа сдерет с меня шкуру живьем, если увидит меня в таком виде за пределами дома, но его здесь нет, чтобы орать и жаловаться. Оскар кладет руку мне на плечо, сопровождая через театр, не сводя глаз с парней в поисках признаков их присутствия.

Мы выходим наружу, в угасающий дневной свет, и вот они. Прислонившись к стене, в ожидании меня. Джексон курит травку, шокирует ужасом, а двое других держат позы, которым позавидовали бы восковые модели в музее мадам Тюссо.

Они следят за каждым моим шагом с расчетливой интенсивностью, и паника клокочет у меня в горле. Оскар прищуривается, глядя на них, когда мы проходим мимо, но я продолжаю смотреть прямо перед собой. Впрочем, это не имеет значения, потому что я чувствую, как их глаза прожигают дыру в моей спине всю дорогу до машины, и каждое нервное окончание на теле находится в состоянии повышенной готовности. Я выдыхаю, как только меня надежно запихивают в машину, и впервые радуюсь, что у меня есть телохранитель и шофер.

Два часа спустя я все еще нервничаю, растянувшись на кровати и делая домашнее задание, мое внимание разбито вдребезги. Я в сотый раз проверяю одноразовый мобильник, но от Ксавье по-прежнему нет ответа.

Громкий стук привлекает мое внимание, и я закрываю книгу, засовываю телефон под одеяло, и подхожу к двери.

– Мисс Эбигейл, – говорит, наша экономка, миссис Бэнкс, когда я открываю ей дверь. – Твои друзья внизу. Я сопроводила их в гостиную цвета бургундского вина. Мне приготовить кофе?

Джейн – единственная подруга, которая заходит, и мне не нужно быть гением, чтобы понять, кто здесь.

– Никакого кофе! – шиплю я, пробегая мимо нее босиком. – Они не пробудут здесь достаточно долго, чтобы выпить его.

Я задыхаюсь к тому времени, как добираюсь до официальной гостиной. Я ворвалась в лакированные двери красного дерева, из ушей у меня валил пар.

Джексон стоит у мраморного камина, потягиваясь, и тычет пальцем в набитую голову лося. Кэмден развалился на коричневом кожаном диване, закинув ногу на ногу, как будто он хозяин этого места.

– Какого черта ты делаешь, и как вы сюда попали?

Такого бы никогда не случилось при Оскаре, но Луис – ленивое дерьмо, которое напрашивается на то, чтобы ему надрали задницу. Держу пари, он на кухне набивает морду домашним печеньем с орехами пекан или трахается с одной из младших горничных в прачечной.

– Я не могу поверить, что ты живешь здесь. Это место чертовски жуткое, – заявляет Джексон, все еще тыча пальцем в лося, когда его глаза скользят по комнате.

Я не возрождаюсь от комментариев. Не то чтобы я не была согласной с ним. Большая часть мебели в нашем доме – фамильные реликвии, и, поскольку отец так сосредоточен на поддержании традиций, он ни черта не хочет менять. Вся деревянная мебель в этой комнате орехового дерева, сочетающаяся с темными деревянными панелями, покрывающими стены и потолок. Мезонин с его гнетущими перилами отбрасывает тени на нижний этаж, делая комнату более мрачной.

Богато украшенная люстра в центре комнаты не обеспечивает достаточного освещения, а света от ламп, расположенных на множестве столов, недостаточно, чтобы осветить пространство. Тяжелые шторы цвета морских водорослей свисают прямыми линиями с единственного окна в комнате, блокируя большую часть естественного света. Единственная особенность, которая мне нравится в комнате, – это ковер с бордовым и золотым узором, который украшает большую часть пола.

Возвращаясь в настоящий момент, я тычу пальцем в воздух, свирепо глядя на них.

– Убирайтесь к чертовой матери.

– Твой язык ужасен для кого-то, очевидно, хорошо воспитанного, – говорит Кэмден, со скучающим видом изучая свои ногти.

– И мне плевать на то, что ты думаешь, – говорю я.

Шагаю к телефону на стене, нажимая кнопку вызова кухни. На звонок немедленно отвечает незнакомый женский голос.

– Где, черт возьми, Луис? – огрызаюсь я.

Наблюдаю, как Джексон ходит по комнате, будто принадлежит этому месту. Кэмден встает, прищурив глаза, и направляется прямиком ко мне.

– Ну, так найди его! – рычу я в трубку. – И я хочу поговорить со службой безопасности. Попросите охранника, дежурившего у ворот, подойти к дому.

Кэмден вырывает телефон у меня из рук, с грохотом кладет его обратно в держатель и тащит меня к дивану. По крайней мере, на этот раз не за волосы.

Он вызывает Джексона легким движением головы, и тот прекращает свое любопытное изучение комнаты, направляясь к нам с кривой усмешкой. Кэмден толкает меня на диван, садится рядом со мной, и большой рукой сжимает мое бедро, чтобы удержать на месте. Прежде чем я успеваю оттолкнуть его, Джексон садится с другой стороны от меня, его рука движется к другому моему бедру. Обе их ноги прижаты к моим, их торсы источают тепло и мужские феромоны, когда они заключают меня в клетку своих тел.

Я ненавижу шквал бабочек, вторгающихся в грудь, и жар, который скапливается между бедрами, быстро распространяясь вверх. Я могла бы вырваться из их лап, если бы захотела. Но я этого не делаю. И мне любопытно посмотреть, что они собираются делать дальше, поэтому я сижу спокойно, позволяя им поверить, что они поймали меня в ловушку. Кэмден проводит носом вверх и вниз по моей шее, глубоко вдыхая, когда рука Джексона ползет выше по моему бедру.

– Как так получается, что кто-то такой уродливый внутри выглядит и пахнет так красиво снаружи, – шепчет Кэм.

Он высовывает язык, чтобы облизать линию от моего уха до ключицы. Я не могу контролировать дрожь, которая пробегает по телу, и Джексон хихикает, его пальцы медленно приближаются к вершине моих бедер.

– Я могла бы спросить тебя о том же самом, – отвечаю я.

– Уродливый – недостаточно сильное слово, чтобы объяснить, какой я под этой внешностью, – вкрадчиво говорит Кэм, выдергивая резинку из моих волос и оттягивая голову назад одним плавным движением.

– Попробуй еще раз. Злой. Извращенный, – добавляет Джексон, – и ты все равно не была бы так близка к правде.

Он скользит рукой вверх по моему телу, касаясь нижней части груди.

– Мы твой худший кошмар, детка.

Кэм рисует круги большим пальцем на внутренней стороне моего бедра, и у меня перехватывает дыхание.

– Чего ты хочешь? – хриплю я, изо всех сил стараясь сохранить контроль. Голова понимает, что эти парни – мои смертельные враги, но тело отказывается подчиняться заведомо верной и заложенной программе.

– Твое полное подчинение, – говорит Кэм, покусывая мочку моего уха.

– Да, но этого не произойдет, – усмехаюсь я.

– Твое тело говорит об обратном, – говорит Джексон, обхватывая одну грудь и разминая ее поверх тонкого шелкового материала.

Я двигаю рукой, чтобы отмахнуться от него, но он сжимает ее, когда Кэм отталкивает мою другую руку своим телом, лишая меня возможности двигаться. Теперь я по-настоящему заперта в клетке, и я сомневаюсь, что смогла бы освободиться, если бы захотела. Проклятье!

– Власть элиты над старшей школой Райдвилл сейчас заканчивается, – говорит Кэм, наблюдая, как Джексон ласкает мое тело. – И ты поможешь нам это сделать.

– Почему?

– У нас есть свои причины.

– Если вы хотите моего сотрудничества, вам нужно будет поделиться этими причинами.