Текст книги "Жестокие намерения (ЛП)"

Автор книги: Шивон Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Глава 5

После приятного обеда с Джейн на следующий день я возвращаюсь домой, ругаясь себе под нос, когда замечаю знакомые серебристые и черные машины, припаркованные перед входом.

Отец Трента, как несносный богатый придурок, у которого больше денег, чем здравого смысла, водит «Majestic S70» – самый популярный автомобиль «Мэннинг Мотор». Отец Чарли же, к большому отвращению моего отца, настаивает на серебристом «Bentley». Я испытываю тайный трепет от его непослушания, и мне нравится, что он бросает вызов традициям разными способами. Не поймите меня неправильно, Чарльз чтит старые традиции, но всегда ищет способы модернизировать наследие, и, если бы это зависело от него, большинство древних архаичных правил было бы отброшено.

Я вздыхаю, подходя к дому, надеясь, что их планы не изменились. Я предполагала, что отцы уже уехали в Паркхерст, и мне не терпелось несколько дней не видеть Дорогого папочку. Иметь дом в полном распоряжении – это всего лишь иллюзия свободы, но я беру победы там, где могу их получить.

Я ступаю в мраморный вестибюль, тихо закрывая за собой тяжелую дверь из красного дерева. И, стуча каблуками-шпильками по полу, сразу же направляюсь в кабинет отца, глубоко задумавшись.

Теперь у меня есть возможность сбежать благодаря небольшому наследству, которое тетя Женевьева оставила мне в тайне от отца. Конечно же есть припрятанные в разных местах наличные, но большая часть, оставленных мне, миллионов надежно лежит на оффшорном счете, который она открыла на мое имя. А, благодаря связям Ксавье, у меня есть поддельное удостоверение личности и другие необходимые документы, надежно спрятанные в ящике в туннеле.

Но я не настолько наивна, чтобы думать, что могу исчезнуть без следа. Я верю, что отец подстроил смерть матери, потому что она пыталась сбежать и планировала забрать меня и Дрю с собой. У меня есть смутные воспоминания, как незадолго до смерти она говорила, что мы переезжаем в новый дом.

Знаю, что, если бы я исчезла, отец сделал бы все возможное, чтобы найти меня. Я отказываюсь оглядываться через плечо всю оставшуюся жизнь, поэтому нужно обезопасить себя. Нужно шантажом заставить отца отпустить меня, поэтому я использую любую возможность разузнать хоть что-то.

Отцы все еще здесь, а это означает, что что-то произошло, и я хочу знать, что именно.

Я останавливаюсь перед большим зеркалом инкрустированным золотом, наношу блеск для губ и провожу расческой по волосам. Затем я провожу руками по облегающему красному платью, тщательно проверяя отражение, убеждаясь, что я выгляжу женственно и изысканно.

Отец не разрешает мне ходить по городу, если я не одета соответствующим образом, и я давно перестала бунтовать против этого.

У меня есть битвы поважнее.

Довольная своим внешним видом, я решительно стучу в дверь кабинета и, не дожидаясь приглашения, захожу внутрь.

Трое мужчин поднимают головы, когда я вхожу в комнату. Чарльз Бэррон старший, тепло улыбается мне. Папа хмурится, а Кристиан Монтгомери, мой будущий тесть, раздевает меня глазами так, что тело пробирает неприятная дрожь. Гребаный подонок.

– Что я тебе говорил о том, чтобы врываться сюда? – рявкает отец, взбалтывая янтарную жидкость в стакане в руке.

– Я постучала, – хлопаю ресницами с самым невинным выражением лица.

– Чего ты хочешь, Эбигейл? – вздыхает он.

– Я хотела напомнить тебе о балетном концерте в следующую пятницу. Ты ведь успеешь на него?

Отец наклоняется вперед в кресле, пристально глядя на меня.

– Я буду там. Я когда-нибудь пропускал хоть одно выступление?

Нет, но ты ходишь на них не потому, что хочешь подбодрить меня или гордишься мной. Ты там, потому что этого от тебя ждут.

– Ладно. Счастливого пути, отец.

Я киваю отцам Чарли и Трента.

– Мистер Бэррон. Мистер Монтгомери.

Когда я выхожу из комнаты, я оставляю дверь слегка приоткрытой, не настолько, чтобы они заметили, но достаточно, чтобы я могла подслушать все, что они скажут.

– С каждым днем она становится все больше похожа на Оливию, – говорит Бэррон.

– Не напоминай мне, – рычит мой отец.

– Мой сын – счастливый человек, – добавляет Монтгомери.

– Нам нужно закончить это дело и отправляться в путь, – говорит мой отец.

– Мы можем использовать это в наших интересах, – спокойно произносит Бэррон. – Они пришли к нам. Они на нашей территории. Мы можем контролировать, как это будет происходить.

– Время не могло быть еще хуже, – огрызается мой отец.

– Это сделано намеренно, – соглашается Монтгомери. – Она сможет с этим справиться?

– Она крепче и жестче, чем кажется.

– Все женщины слабы, особенно хорошенькие, – отвечает осел Монтгомери.

– Это будет хороший тест, – предполагает Бэррон.

– Возможно, – соглашается мой отец. – Но в любом случае выбора нет. Если дела пойдут плохо, наши сыновья наведут порядок, когда вернутся.

– Итак, мы договорились, – говорит Бэррон. – Мы не будем вмешиваться.

– На данный момент, – добавляет Монтгомери.

Скрип стульев предупреждает меня о надвигающейся опасности, и я снимаю туфли и бегу по коридору босиком в спальню.

Я неловко сгибаю руки, изо всех сил пытаясь застегнуть молнию на платье на спине, когда дверь неожиданно распахивается. Паника тяжелым грузом давит мне на грудь, когда я оказываюсь лицом к лицу с будущим тестем. Оскар стоит в дверном проеме позади него, почти не пытаясь скрыть гнев.

– Ты не против? – говорит Кристиан Монтгомери, отталкивая телохранителя и захлопывая дверь у него перед носом.

– Почему ты здесь? – я выпрямляюсь, упираю руки в бедра, отказываясь поддаваться страху.

– Я хотел напомнить тебе, что ты принадлежишь моему сыну.

Он обходит меня и становится за спиной, откидывает волосы в сторону и без приглашения вцепляется пальцами в молнию. Мурашки бегут по коже, и холодок пробегает по спине. Теплое дыхание обдувает мой затылок, и желчь наполняет рот. Требуется огромное усилие, чтобы не дрожать физически. Или блевать.

– Я все прекрасно помню. Вы не даете мне об этом забыть.

Я бы хотела, но это слишком часто бросается мне в лицо, чтобы когда-нибудь забыть.

– Держись подальше от Маршалла, Лаудера и Ханта, – добавляет он, медленно расстегивая молнию.

– Не знаю, на что ты намекаешь, но я никогда не давала Тренту повода сомневаться в моей лояльности, и я не собираюсь начинать сейчас.

Я вздрагиваю и отчаянно пытаюсь обуздать панику, когда его пальцы касаются обнаженной кожи спины.

Отец Трента всегда смотрел на меня неподобающим образом.

Говорил вещи, которые могли быть неверно истолкованы.

Но он никогда не прикасался ко мне – до сих пор.

Я делаю шаг вперед, нуждаясь в расстоянии, но он скользит рукой по моему животу, крепко сжимает мой локоть, удерживая обе руки, и притягивает обратно к своей груди. Тошнота подступает к горлу, когда я чувствую, как свидетельство его возбуждения давит на меня сзади.

– Эти трое попытаются добраться до нас через тебя, – говорит он слишком близко к моему уху, свободной рукой движется вверх по моему телу и обхватывает грудь.

– Убери от меня свои руки!

Я пытаюсь вырваться из хватки, но он крепче сжимает мой локоть, впиваясь пальцами в кожу, и я знаю, что он оставит следы.

– Это принадлежит моему сыну.

Желудок кисло сжимается, пока он ласкает мою грудь.

Как и я.

Я слышу невысказанные слова, поднимающие панику на совершенно новую вызывающую сердечные заболевания территорию. Отец Трента отпускает грудь, двигается вниз, и я закрываю глаза, когда он обхватывает мою киску через платье.

– Как и эта девственная пизда. Смотри, чтобы так и оставалось.

Потираясь носом о шею, он вдыхает.

– Ты пахнешь так же восхитительно, как и твоя мать.

Он проводит языком по шее, и одинокая слеза стекает из уголка одного глаза, когда новые ужасы всплывают на поверхность.

– Интересно, на вкус и на ощупь ты такая же, как она, – шепчет он мне на ухо, проводя рукой взад и вперед по моей промежности.

– Убери от меня свои руки. Ваш сын не обрадуется, когда я расскажу ему об этом.

Ненавижу, как дрожит мой голос, но телом овладел ужас.

– Ты ни слова не скажешь Тренту, – говорит мой отец.

Он входит в комнату, будто нет ничего необычного в том, что его дочь-подросток подвергается жестокому обращению со стороны его лучшего друга. Голова Оскара опущена, плечи опущены, он стоит в коридоре, и я знаю, что он хочет вмешаться.

– Ты не сделаешь ничего, что подвергнет риску свадьбу или эту семью, потому что тебе не понравятся последствия. – Выглядя скучающим, он игнорирует меня, пристально глядя на своего друга. – Мы уходим.

Я почти падаю в обморок от облегчения, когда Кристиан отпускает меня, отступаю от него и вытираю слезы, чтобы он не заметил.

– Помни, что я сказал, – предупреждает Монтгомери, нагло поправляя эрекцию в штанах. – Держись подальше от этих придурков. Это приказ.

– И не делай ничего, что может опорочить элиту, – добавляет мой отец. – Прояви себя, и мы сможем обсудить вопрос о том, чтобы дать тебе больше ответственности.

Я поднимаю подбородок и придаю лицу уверенное выражение.

– Я справлюсь с этим, отец.

Без дальнейших слов они оба выходят из комнаты, и я жду тридцать секунд, прежде чем упасть на пол и позволить тихим слезам катится по лицу.

Оскар в мгновение ока оказывается рядом со мной и вытирает слезы салфеткой.

– Прости, – шепчет он.

– Не беспокойся, – шепчу я в ответ. – Ты не можешь вмешиваться. Они убьют тебя или выместят это на твоей семье.

Я подслушала достаточно разговоров, чтобы знать, что мой отец и его сообщники не гнушаются похищениями, пытками, убийствами и изнасилованиями.

– Дрю нужно сделать больше для твоей защиты, – шепчет он.

– Как? – пожимаю плечами. – Его руки так же связаны.

Оскар качает головой.

– Дрю-будущий лидер «Мэннинг Моторс», и твой отец готовил его всю жизнь, чтобы занять достойное место в элите. Он мог бы выдвинуть требования, и твой отец согласился бы с ними.

Очень в этом сомневаюсь, но я не в настроении спорить. Я просто хочу стереть последние несколько минут из своей памяти и забыть, что это вообще произошло.

– Я не могу рассказать Дрю о произошедшем, потому что он расскажет Тренту, а тот взбесится.

Или, может быть, я больше боюсь, что он этого не сделает. Что он полностью рассчитывает разделить меня со своим отцом, как только мы поженимся и будем жить в доме Монтгомери. Мать Трента является алкоголичкой-затворницей не без причины.

Его детство было ничуть не легче нашего, и я знаю, что во многом это связано с тем, что его мать развалилась на части, когда скоропостижно потеряла двух лучших подруг. Миссис Андерсон покончила с собой, а затем несколько месяцев спустя моя мать погибла в автомобильной катастрофе, оставив Сильвию без ее ближайших друзей. Элизабет Бэррон, мама Чарли, была приезжей, и у нее никогда не было такой же связи, как у трех других женщин, которые выросли вместе.

У меня болит голова, и я больше не могу думать об этом. Мне нужно проветрить голову, и есть только две вещи, которые мне подходят, – танцы и бег. Я выбираю последнее, поднимаясь на ноги.

– Мне нужно убраться отсюда, – говорю я Оскару, снимая тяжелый бриллиант с безымянного пальца и пряча его в ящик прикроватной тумбочки, где он будет оставаться, пока я не буду вынуждена снова его надеть.

Я уже чувствую себя легче.

– Я подготовлю машину, пока ты переодеваешься.

– Спасибо.

Он нежно целует меня в макушку, и слезы щиплют мне глаза. Он проявил ко мне больше любви и сострадания, чем мой собственный отец, и мне интересно, каково это – расти в окружении любви. Иметь отца, который защищает тебя, вместо того чтобы постоянно бросать тебя на съедение волкам.

***

Я бегу вдоль уединенного пляжа, все быстрее и быстрее передвигая конечности, избавляясь от страха и цепляясь за гнев.

К черту Кристиана Монтгомери.

К черту его сына.

И к черту моего отца.

Они не возьмут надо мной верх.

Они не будут контролировать меня всю жизнь.

Я выберусь отсюда.

И они не остановят меня.

С меня пот льется градом, когда я, наконец, плюхаюсь на землю, ложусь на травянистые дюны и пытаюсь выровнять дыхание. Через пару минут я сажусь, достаю из рюкзака бутылку с водой и жадно пью из нее, даже если вода на данном этапе теплая. Я срываю с себя майку для бега, вытираю ею лоб и струйку пота, стекающую между грудей, а затем выливаю остатки воды на голову, наслаждаясь струйками жидкости, стекающими по лицу, по спортивному лифчику и на разгоряченный торс. Я снова ложусь и закрываю глаза, ощущая лицом тепло от угасающих лучей вечернего солнца.

Море всегда манило меня. Может потому, что пребывание на пляже – одно из немногих оставшихся у меня воспоминаний о матери.

Я все еще вижу ее мысленным взором: длинные волнистые темные локоны, подпрыгивающие повсюду, когда мы вместе мчались к морю. Ее радостный смех, когда мы с Дрю зарыли ее в песок. Ее теплые руки на моей коже, когда она наносила солнцезащитный крем. Безопасность ее рук, когда она вытирала меня насухо полотенцем.

Мама любила пляж, и мы проводили здесь большую часть лета. Думаю, именно поэтому это мое любимое место для бега. Поэтому меня тянет сюда всякий раз, когда мне грустно. Потому что это напоминает мне о ней. Потому что здесь я чувствую себя ближе к ней.

– Пенни за твои мысли, красавица, – говорит глубокий голос, и я резко открываю глаза при звуке приближающихся шагов.

Я сажусь, прищурив глаза, когда Джексон Лаудер подбегает ко мне. Он топлес, одет в черные шорты для бега, которые обтягивают подтянутые бедра, и тугой пресс напрягается во время бега.

– Ты выглядишь так, словно на твоих плечах все заботы мира, – говорит он, опускаясь рядом со мной.

– Я просто думала о маме, – честно признаюсь я.

Его глаза изучают мои.

– Мне жаль, – тихо произносит он.

Он знает. Конечно. Хант явно занимался не только фундаментальными исследованиями.

– Она умерла давным-давно.

Я пожимаю плечами, как будто с этим легче жить. Это правда, что со временем становится легче, но я никогда не перестаю скучать по ней. Не проходит и дня, чтобы я не думала о ней. Где я не задаюсь вопросом, какой была бы наша жизнь, если бы она все еще была здесь. Если бы ей удалось сбежать с нами.

Но мои мечты и шаткая иллюзия разрушительны.

– Никакая мера времени никогда полностью не притупляет боль, – тихо отвечает он.

Как бы мне ни хотелось признавать, но он прав. Я смотрю на него, стараясь не пялиться на великолепное тело и не поддаваться соблазну мерцающих голубых глаз.

– Кого ты потерял?

На его челюсти напрягается мускул.

– Моя сестра. Она была убита четыре года назад.

Оказывается, у нас есть что-то общие.

– Это ужасно. Мне очень жаль.

Он достает зажигалку и сверток из кармана брюк, и мгновенно поджигает. Джексон делает долгую затяжку, а затем предлагает мне. Учитывая его склонность к сигаретам, предполагаю, что это косяк. Я никогда не курила и не принимала никаких наркотиков. Это запрещено, и элита – мои вечные тени на любых вечеринках, которые мы посещаем, и следят, чтобы я не потакала своему любопытству и желаниям.

Но сейчас здесь никого нет. Оскар ждет в машине, и даже если бы он был рядом, то не смог бы меня остановить. Я не слишком задумываюсь, забирая косяк у Джексона, и игнорирую покалывание, пробегающее по моей руке, когда наши пальцы соприкасаются. Я глубоко вдыхаю, дым заполняет мои легкие, прежде чем закашляться от чего на глазах выступают слезы.

Джексон усмехается, забирая косяк обратно.

– Конечно же, это твой первый раз.

Он глубоко затягивается и передает его обратно мне.

– Жить в золотой клетке, должно быть, скучно.

Я делаю еще одну затяжку, закашливаюсь, но не так сильно, как в прошлый раз.

– Ты понятия не имеешь, – бормочу я, возвращая косяк ему.

Стянув резинку с волос, я провожу руками по волосам. Я знаю, что неразумно открываться кому-либо из них, но сегодня я чувствую себя бунтаркой после произошедшего. Отец Трента сказал мне держаться подальше от новых парней, и это мой способ пойти ему наперекор.

Джексон странно смотрит на меня, но ничего не говорит, и мы передаем косяк туда-сюда в уютной тишине. Не требуется много времени, чтобы приятный туман затуманил мой разум, притупил чувства и расслабил конечности. Я плюхаюсь обратно на землю, ухмыляясь ничему особенному, и двигаю руками и ногами туда-сюда, как морская звезда, хихикая про себя.

– Я думаю, что кто-то под кайфом, – дразнит Джексон, наклоняясь ко мне и улыбаясь.

– Я чувствую себя великолепно!

Я продолжаю двигать ногами туда-сюда, как в детстве, когда мы с Дрю часами играли в эту игру на песке, удовлетворенно вздыхая.

– Мне следует чаще курить травку.

Джексон фыркает, затягиваясь еще раз, не сводя с меня глаз.

– Кто вообще так делает? – интересуюсь я. – Выходит на пробежку, а потом курит косяк?

Я подпрыгиваю, раскачиваясь в воображаемом ритме, напевая себе под нос, и отрабатываю некоторые из балетных движений.

– Я делаю все возможное, чтобы заглушить реальность, – глухо произносит он. – Бегать, курить, трахаться, участвовать в гонках.

Он ухмыляется, когда я теряю равновесие на песке и падаю.

Я убираю спутанные волосы с лица, хихикая и извиваясь на песке, и удивляюсь, почему в этом штате травка все еще считается незаконным веществом для тех, кому меньше двадцати одного года. Все, что заставляет вас чувствовать себя так хорошо, должно быть в свободном доступе.

– Тебе следует больше смеяться, – говорит Джексон, угрожающе приближаясь, когда он убирает мои спутанные волосы за уши. – Ты выглядишь еще красивее, когда улыбаешься.

Он проводит большим пальцем по моей нижней губе, и у меня перехватывает дыхание. Хихиканье прекращается, и более сильные эмоции берут верх, пока мы смотрим друг на друга, в воздухе вокруг нас гудит электричество. Моя грудь вздымается, и рой бабочек вторгается в живот, когда я чувствую его прикосновение каждой частичкой себя. Джексон опускает свой взгляд на мой рот и просовывает большой палец между губами.

Я виню травку в том, что делаю дальше.

Мой язык вырывается наружу, пробуя на вкус его большой палец, мягкими движениями касаясь кожи. Он издает низкий стон и обрушивается губами на мои. В мгновение ока мы целуемся так, как будто никогда раньше никого не целовали. Его губы вызывающие, требовательные и голодные, когда он пирует на моих губах, и я отвечаю тем же, что и получаю. Он притягивает меня к своему горячему телу, хватает за задницу и прижимает мои бедра к своим, вдавливая в меня твердую длину, заставляя стонать у его рта. Мои руки движутся по собственной воле, исследуя рельефные линии его обнаженной груди и спины, пока наши рты лихорадочно пожирают друг друга. Звезды взрываются за закрытыми веками, когда его язык проникает в мой рот, облизывая и посасывая, пока он прижимается ко мне бедрами так, что сердце пульсирует от желания.

– Мисс Эбигейл.

Я вскрикиваю от неожиданности, и отрываю рот от Джексона, когда резкий тон Оскара с грохотом возвращает меня на Землю. Я отползаю от Джексона и его дерзкого, понимающего выражения лица, кокетливых глаз и припухших губ, когда реальность того, что я только что сделала, бьет меня по лицу.

– Черт.

Я поднимаюсь на ноги, в то время как Оскар забирает мой рюкзак и сброшенный топ для бега, глядя на Джексона с плохо скрываемым отвращением.

– Увидимся в школе в понедельник, красавица, – говорит Джексон, подмигивая, когда встает. – Я буду с нетерпением ждать нашей встречи.

Глава 6

– Ладно, что тебя так сильно взбесило? – спрашивает Джейн, когда я влетаю к ней в спальню на следующий день.

Я почти ничего не рассказывала, звоня с домашнего телефона, так как знаю, что он прослушивается, но моя лучшая подруга прекрасно читает мое настроение и уже знает, что что-то не так.

– Я сделала кое-что в высшей степени глупое.

Меряя шагами ее комнату, я протаптывая линию на плюшевом ковре.

– Что?

Джейн встает передо мной, берет за руки и ведет к дивану. На большом экране на паузе стоит «Ривердейл», и я закатываю глаза, не удивляясь. Она пристрастилась к этому шоу, но все попытки и меня заставить его смотреть – провалились.

– Я целовалась с Джексоном Лаудером, – выпаливаю я.

Она потрясенно уставилась на меня широко раскрытыми глазами и разинув рот, как у рыбы, вытащенной из воды.

– Скажи что-нибудь, – умоляю я.

Уголки ее рта приподнимаются.

– Он хорошо целуется?

Я стону.

– Потрясающе.

Я скольжу пальцами по губам, и все мое тело покалывает, когда вспоминаю ощущение его губ и рук на мне.

– Но сосредоточься! – толкаю ее в плечо. – Что мне теперь делать? Они предупредили меня, чтобы я держалась подальше от этих парней. Моя работа – держать их в узде, а не целовать!

– Может быть, поцелуи помогут держать их в узде.

У меня отвисла челюсть от подобного заявления.

– Кто ты такая и что ты сделала с моей лучшей подругой?

Она хихикает.

– Я не могу продолжать целовать Джексона, – протестую я. – Это была чудовищная ошибка, и Трент выйдет из себя, если узнает. Но как мне заставить Джексона молчать, не будучи ему чем-то обязанной? – я опускаю голову на руки. – И больше никогда не буду курить травку.

– Ты курила косяк? – кричит Джейн.

Я киваю.

– Это был эпический кошмарный день.

Я рассказываю ей все, что произошло с отцом Трента, и как столкнулась с Джексоном на пляже.

– Боже мой, Эбби. Тебе следовало сразу приехать сюда! Я не могу поверить, что отец Трента сделал это, а твой отец позволил ему!

– Они постоянно вытворяют такую хренотень. – Я окидываю ее серьезным взглядом. – Это мир, в котором тебя насильно выдают замуж.

Я ворочалась во сне, съедаемая мыслями, потому что понимаю, что оставлю ее одну с этим дерьмом, и тогда ей понадобится вся ее сообразительность, если она хочет выжить в браке с элитой.

– Ты должна сказать Дрю. Он знает, что делать.

Я качаю головой.

– Нет. Ты не можешь рассказать Дрю, и мне нужно, чтобы ты пообещала мне это.

Она морщит нос.

– Ты знаешь, что мне не нравится хранить секреты от твоего брата, Эбби, но ты моя лучшая подруга, так что, если ты действительно не хочешь, чтобы он знал, я не скажу ему.

– Спасибо. – Я беру ее руки в свои. – Я знаю, что ты любишь моего брата и хочешь выйти за него замуж, но этот мир порочен и зол, и тебе нужно подготовиться к этому.

– Теперь ты пугаешь меня.

– Хорошо, – я сжимаю ее руки. – Я говорю тебе это потому, что ты должна быть напугана. Они нехорошие люди, Джей. То, что Кристиан Монтгомери сделал в моей комнате, даже не берется в учет и игнорируется, потому что это детская игра по сравнению с их обычным дерьмом. Они не случайно являются одними из самых богатых, могущественных и влиятельных людей в стране. Они подкупали, манипулировали, злоупотребляли и запугивали на своем пути к вершине, и у них нет морального компаса. Никакой совести. За исключением отца Чарли. Я не думаю, что он такой уж плохой, но и хорошим его тоже нельзя назвать. Он ничего не делает, чтобы остановить это.

– Я не совсем невежественна, Эбби. Я знаю, что они не ангелы.

– Они воплощение дьявола, Джейн. Никогда не забывай об этом.

***

Я подъезжаю к дому Джейн рано утром в понедельник, и она забирается в мою машину с шофером, плюхаясь рядом со мной.

– Ты готова?

– Нет. Но я решила, что буду притворяться, будто этого никогда не было. Отрицание – это мое новое любимое слово. Если Джексон что-нибудь упомянет, я буду отрицать, отрицать, отрицать, пока не посинею.

Оскар – единственный другой свидетель, и он не предаст мое доверие, поэтому отрицание кажется единственным выбором. Я не буду просить Джексона молчать и тогда в итоге не буду ему обязана. Вероятно, это то, чего он хочет или ожидает. И на случай, если это не сработает, у меня уже есть Ксавье, который занимается делом, изучает их прошлое, чтобы посмотреть, какие скелеты он обнаружит.

В нашем мире использование слабости является ключевым инструментом выживания. Вот почему я уже заплатила Ксавье небольшое состояние, чтобы найти что-то, что я смогу использовать против своего отца и элиты. Я дам ему еще больше денег, если он найдет компромат и на новых парней. Я заплатила за срочную работу, потому что информация нужна мне уже сейчас. Мне необходимо что-то в арсенале, что поможет пережить этот месяц.

– Если повезет, он будет слишком занят, приветствуя опоздавшего, чтобы сосредоточиться на тебе.

– Надеюсь, Кэмден Маршалл послужит подходящим отвлекающим фактором, но я бы не стала задерживать дыхание по этому поводу.

– Интересно, какой он из себя? – она размышляет, лениво глядя в окно.

– Я провела большую часть прошлой ночи в поисках информации о нем. Но, как ни странно, в интернете нет ни одной его фотографии или его семьи.

– Дрю сказал, что они известны своей замкнутостью.

– По-видимому, это так, судя по сайтам сплетен. У отца Кэмдена есть контракт с компанией отца Сойера «Техксет» – команда технических специалистов двадцать четыре часа в сутки занимается поиском и удалением всех изображений и любого сомнительного онлайн-контента. Я едва смогла узнать о нем что-либо, кроме того, что его отец Уэсли Маршалл – владелец фармацевтической компании под названием «Фемерст» и очень уважаемый филантроп, и он познакомился с Сойером и Хантом, когда они все поступили в частную нью-йоркскую школу пару лет назад.

– Держу пари, он горячий, – размышляет Джейн, когда наш водитель подъезжает ко входу в среднюю школу Райдвилл.

– Конечно, он горячий. Мне не нужна фотография, чтобы подтвердить это. Горячие, богатые придурки всегда держатся вместе. Нам как никому другому должно быть об этом известно.

В зеркале заднего вида я замечаю Оскара, борющегося с улыбкой.

– Только не целуй его, – шепчет Джейн, выражение ее лица наполовину серьезное, наполовину озорное.

– Не волнуйся. Я и близко не подойду к Кэмдену Маршаллу. Поверь мне на этот счет.

***

– Он определенно горячий, – говорит Джейн, когда мы входим в кафетерий в обеденное время. На этот раз Вентворт дежурит у дверей вместе с Генри, и они кивают нам, когда мы проходим мимо. – Мистеру Флемингу пришлось несколько раз сделать выговор Рошель и ее дивам во время занятий английской литературой, потому что они продолжали падать в обморок из-за него. По-видимому, Шелтон на уроке всемирной истории, начала рассказывать какой новенький сексуально привлекательный.

– Предсказуемо.

Чад жестом приглашает меня за наш обычный столик.

– У меня уже подготовлен обед для вас, дамы, – говорит он, выдвигая стул для меня, а затем для Джейн.

– Спасибо тебе, Чед. Это мило и заботливо.

– Подлиза, – безрассудно бормочет кто-то с другого конца стола.

– Я думаю, тебе нравится, когда тебя обслуживают, не так ли… – говорит слишком знакомый голос рядом с ухом, и я резко втягиваю воздух, когда Джексон опускает руки на стол, заключая меня в клетку сильных рук. Он прижимается теплым телом к моей спине, согревая при соприкосновении.

Это дерьмо не может происходить прямо сейчас, поэтому я с силой врезаю локтем ему в живот, нанося резкий удар по краю грудной клетки, зная, что это выведет его из себя. Он теряет равновесие и отступает назад, когда из его рта вырывается громкий звук. Я встаю и поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как Хант хватает Джексона за локоть, удерживая его от падения.

– Не очень-то по-женски, красавица, – хрипит Джексон, его дыхание немного прерывистое.

– Ты это заслужил.

Я сверлю его взглядом, говорящим: веди себя умно и закрой свой рот.

– У тебя серьезные проблемы с управлением гневом, – говорит Хант, пристально смотря на меня.

– Не притворяйся, что знаешь меня, когда это не так.

– Думаю, что я…

Я делаю шаг в сторону Джексона, предупреждая его взглядом, и он замолкает на полуслове.

– Закрой свой рот, – шиплю я ему в лицо.

– О чем? – спрашивает глубокий, богатый голос позади меня.

Его соблазнительный тон проникает глубоко внутрь меня, вытягивая воспоминания на передний план моего сознания. Мою кожу покалывает, а живот делает странное сальто.

Ни за что, бл*ть. Нет!

Я боюсь обернуться.

Боюсь взглянуть правде в глаза. Боюсь, что это не просто глюк, а реальность.

Потому что я узнала бы этот голос где угодно.

Несмотря на то, что мы почти не разговаривали, каждый аспект той ночи запечатлелся в моем мозгу.

Этого не может быть.

Мое сердцебиение учащается, дыхание становится затрудненным, а в груди порхают бабочки.

Я медленно поворачиваюсь, пытаясь подготовиться к неизбежному, но ничто не могло защитить меня от видения передо мной.

Страстные карие глаза мрачно вспыхивают, когда он смотрит на меня, и холодное, бесстрастное лицо находится за миллион миль от более мягкого, сострадательного взгляда, с которым я была знакома. Рукава белой рубашки закатаны до локтей, демонстрируя чернила на руках, как визитную карточку. У него такая же прическа: волосы коротко остриженны с обеих сторон, с самой длинной частью сверху, уложенной влево. Татуировка в виде черепа, по которой я несколько раз провела пальцами, насмехается надо мной, когда я почти гибну под его ненавистным взглядом. Опасность и сила исходят от него волнами, и вся комната замолкает, когда они, затаив дыхание, наблюдают за нашим обменом репликами.

– Ты Кэмден Маршалл, – шепчу я, изо всех сил пытаясь дышать, несмотря на панику, бушующую внутри меня.

– Да, Эбигейл, – выплевывает он мое имя, будто ему больно произносить его. – И нам нужно поговорить.