Текст книги "Единственная и неповторимая"

Автор книги: Шейн Уотсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Не то чтобы Аманда была удивлена отсутствием каких-либо изменений за последние двадцать лет. Скорее, ее удивлял тот факт, что внешний вид Джулии, выглядевшей как настоящая проститутка, теперь был последним писком, придававшим ей особый шик, который назывался «шик в стиле автомобиля “кортина”».

Под куполом тента почти не было девушек, которые бы не пытались одеваться в «оригинальном» стиле Мартина Эндерверста, и, если бы не чересчур глубокий вырез, коричневый загар и развязная манера общения, Джулия Элдер вполне могла сойти за молодящуюся жертву моды, показывающую, чего она стоит. В каком-то смысле она даже имела над ними преимущество. Например, у нее были гибкие ноги и крепкие, рельефные лодыжки – мечта многих в тот момент. Волосы ее были чуть-чуть более пережженные и неестественно окрашенные, чего не могли себе позволить настоящие жертвы моды.

Аманде вдруг пришло в голову, что Блюмфельд, с его любовью к выпивке и поверхностным знанием марок одежды, мог вполне принять Джулию за полноправного члена модного общества, особенно при таком освещении. Более того, горячее желание Джулии вступить с Амандой в интимную беседу и явное нежелание беседовать с Блюмфельдом могло означать ее принадлежность к высшей лиге влиятельных лиц. Например, к итальянскому отделению «Ла мод». («Действуй. – Ее мозги опять заработали, на этот раз интенсивнее. – Вмешайся в их разговор. Давай же!») Аманда встрепенулась, когда Блюмфельд схватил Джулию за руку. Или это было ее бедро?

– Я горжусь тем, что точно знаю, кто есть кто в нашем деле, – сказал Марк. Капельки пота свисали с его скудной шевелюры. – И мои чувства в смятении от того, что я встретил такой талант, и при этом…

– Так! – Аманда встала между ними, беря ситуацию под контроль. – Э-э-э… Джулии необходимо сейчас же вернуться за сцену. Грим, – еле слышно прошептала она Блюмфельду. – Работает с Кристофом. Нельзя терять время. Пошли!

И она подтолкнула Джулию по направлению к сцене.

– А как же мармелад? – Джулия обернулась и увидела, как Блюмфельд, вытянув шею, одной рукой держал у уха воображаемую трубку, а другой похлопывал себя по груди. – Мэнди, меня уволят из-за тебя! Ты что делаешь? – Она уже хихикала, вытянув перед собой запястья, как будто на ней были наручники.

Аманда ткнула ее под ребра и прошипела:

– Иди давай, нам поскорее надо спрятаться.

Вдруг послышался гул голосов, стук сдвигаемых стульев, и секунду спустя Аманда оказалась окутана запахом кожи, туалетной воды «Аква фриз», и ее щеки оцарапала щетина. Это Мартин получил награду «Самый стильный дизайнер» и теперь пробирался к сцене, обнимая по пути всех, кто попадался ему под руку.

– Блестяще, дорогой, – пробормотала Аманда в его высокий, в стиле графа Дракулы, воротник.

Он отодвинул ее в сторону, притянул к себе Джулию и поцеловал ее прямо в губы, накрашенные помадой цвета мокко с черносливом.

– Хорошо накрасилась! – прорычал он, подняв большой палец вверх, и прошествовал к сцене так, будто сидел в седле несколько суток.

– И что он о себе думает! – сказала Джулия, указывая розовым ногтем в строну Эндерверста. – Послушай, Мэнди, может, хватит?! Мне нужно взять этот чертов мармелад. Надо еще разнести фруктовое мороженое пятидесяти столам…

– Господи, я с этим разберусь! Давай только зайдем за сцену.

Аманда положила руки на плечи Джулии и развернула ее направо. В эту минуту послышался надтреснутый, хриплый голос Мартина, эхом отражавшийся от стен палатки:

– И я ее получил, – Аманда подняла голову и увидела, как Мартин указывает серебряной подставкой статуэтки прямо на нее и Джулию, – благодаря этим женщинам, которые украшают собой мою одежду.

На них навели прожектор, и женщины замерли, как застигнутые врасплох сбегающие через колючую проволоку арестанты. Ладони Аманды все еще лежали на плечах у Джулии.

– Разрешите вам представить Аманду Ворт, главного редактора «Ла мод». На ней одно из моих любимых платьев, и выглядит оно особенно роскошно. – Из-за стола Аманды послышались жидкие аплодисменты. – И одну потрясающую леди, которая придает моей одежде такой шик, о котором я и мечтать не мог!

Кругом засвистали, заулюлюкали, закричали: «Вперед, девчонки, вперед!» Мартин поднял награду над головой одной рукой, а другой торжествующе помахал Аманде и Джулии.

– Вот как работает мода! Здорово! Слава Иисусу!

Через мгновение бывшие подруги были окружены камерами и фотографами, дававшими им инструкции:

– Вот так, не убирайте руки с ее плеч, а теперь обнимите за талию. Сюда, Аманда, подвиньтесь немного вперед, хорошо? Правую ногу, да, замечательно. Посмотрите друг на друга. Может, прижаться друг к другу щеками? Отлично. И еще разок.

– Ого! Привет, девчонки! – Мартин втиснулся между ними и обнял их за плечи, свесив ладони. – Вы моя группа поддержки! – Он кричал прямо в камеру, при этом его губы каким-то образом не касались зубов. – Крошка, крошка, крошка, ты в деле! Эй, крошка… Алекс, – сказал он бородатому фотографу с блокнотом, – это должно появиться в печати. Эта потрясная девчонка «в стиле “кортины”» – моя новая Диана.

Мартин, захмелевший от победы, снял свой пиджак в стиле нео-тату и стоял с обнаженным торсом, блестевшим от масла для тела. Он позировал рядом с Амандой и Джулией как гламурная модель, при каждом движении головы задевая их своими многочисленными косичками.

– И как, говоришь, ее зовут, Мартин? – Фотограф замер с карандашом в руках. Аманда смотрела прямо перед собой.

– Ее зовут Рио, и она… Эй, эй! – Мартин облизывал губы, как будто они горели, и подпрыгивал. – Пусть диджей поставит эту песню, Игнасио. Скажи ему, пусть поставит.

Уголком глаза Аманда видела, как Джулия, перегнувшись через голое плечо Эндерверста, вопросительно подняла руку, повернув ее ладонью вверх.

– Где ты ее нашла? – Мартин крепко прижал к себе Аманду, говоря ей прямо в ухо. – Мне нравится, как она выглядит – несколько потрепанно, но все же обалденно. Боже, какой я молодец! – Он отпрянул, как будто его вдруг что-то очень удивило. – Диана же толстая! Бог мой! И о чем я только думал? А эта детка настоящая, живая. Это как секс в общественном месте, трусики, которые видны из-под джинсов, вечеринка с коктейлем, шумиха вокруг нового фильма. Это же настоящий ультрамодерн! – Он защелкал пальцами в воздухе: раз, два, три.

– Она официантка, – прошипела Аманда.

– Да, верно! Официантка, продавщица, пусть даже парикмахерша… Я так и представляю ее с этими собаками… боксерами, ужасными такими, у которых слюна течет, или в шезлонге, на каком-нибудь заднем дворе: она лежит, одежду ее шевелит ветер, а вокруг бегают детишки. Или же она сидит на заднем сиденье «кортины», вытянув ноги из окна, с зажженной сигаретой, собакой на месте водителя, а на шее висят гроздья фальшивых бриллиантов.

Мартин замолчал, услышав первые звуки песни «Ее зовут Рио» группы «Дюран-Дюран», а потом начал подпевать странным фальцетом.

Аманда, воспользовавшись моментом, выскользнула из-под его руки, схватила Джулию под локоть и отвела в сторону, к аудиосистеме.

– Фу-у-ух! А что еще будет? – Джулия явно получала удовольствие, и важно было завершить все это как можно скорее.

– Джулия! – Аманда стала говорить безапелляционным тоном, чтобы избежать недопонимания и не дать Джулии возможности опомниться. – Джулия, с обслуживающей компанией я все улажу. Уверена, они войдут в положение и…

– Может, сначала мне все объяснишь?

– Мартин думает, на тебе его одежда.

– Чего?

– Одежда его дизайна, из последней коллекции. Он принимает тебя за ту, кем ты не являешься, что очевидно. Я считаю, что для тебя же лучше будет немедленно пресечь это недоразумение в корне, а потом ты исчезнешь. Забудь, что тут произошло. Он же настоящий маньяк…

– Ты всегда так орешь?

– Джулия, – Аманда тяжело дышала, как будто ей предстояла задача не из легких, но она была полна решимости ее выполнить, – я не та, за кого ты меня принимаешь.

Потрясенной Джулия не выглядела.

– Я совершенно точно знаю, кто ты такая: Мэнди Уайт, одна из лучших стилистов и колористов в Бэзилдоне в семьдесят пятом – семьдесят седьмом годах. Может, даже наравне с Троем. Сейчас – Амонда или как там правильно. Тусуешься в модной среде и…

Последние слова Джулии перекрыл голос ведущего, загремевший из колонок прямо над их головой. Лучи прожектора забегали по крыше шатра.

– Награду «Лучший стиль» получает Аманда Ворт, редактор «Ла мод»!

Взгляды Аманды и Джулии встретились.

– Блин! Блин! – сказала Аманда.

– Ну да, это ты. – Джулия ухмыльнулась. – Иди туда, а я тебя здесь подожду.

В сопровождении барабанной дроби и пронзительного света прожекторов Аманда гордо зашагала к сцене. Она слегка улыбалась, втянув живот и выпрямив спину. Когда она поднялась по ступенькам на сцену, ведущий отступил в сторону и сложил ладони перед носом. Он смотрел на нее с выражением, полным почтения и торжественности.

– Спасибо, – схватила микрофон Аманда. – Мне так не хочется говорить очевидные вещи, ведь «Ла мод» славится своей непредсказуемостью… – Она сделала паузу, чтобы дать утихнуть легкому смеху. – Но это совместная работа и совместная награда. И спасибо Мартину за это великолепное платье. – Умеренные аплодисменты. – А также за то, что он доказал, что мы, те, кому за тридцать, можем еще всем утереть нос… если только дизайнер платья не подкачает.

Огромное изображение Аманды на экране позади нее проговаривало слова вместе с ней, в то время как зрители внизу рассматривали покрой ее платья, туфли, форму плеч. Она видела, как в полусвете сверкают их глаза и двигаются губы. «Еще бы, дорогая…», «О, перестань! Она же редактирует «Ла мод» из кабинета доктора Магды…», «Ну да, должно было пройти какое-то время после похорон Эмбер Бест, но она, верно, думает, что трех дней вполне достаточно…», «Тот номер мне понравился. Ты уверен, что именно она его редактировала?..», «Кто делал ей эту прическу?», «О, да ей все сорок три…», «Да уж, совместная работа, не думаю, что лично она достойна этой награды…», «Ей сорок девять, Эрика видела ее паспорт у столика регистрации в аэропорту…», «Мартин, наверное, вне себя…», «Представь только, он думает, что он гвоздь программы, а тут на каждой обложке появляется фотография Аманды Ворт, которая щеголяет в его платье…»

– Наконец, – Аманда прижала награду к груди, – благодарю всех, кто отдал за нас свои голоса. Мы вас любим!

Зал встал, и все разразились бурными овациями.

Вернувшись к своему столу, Аманда поставила награду, залпом выпила свой бокал вина и бокал соседа и собиралась вернуться к аудиосистеме, возле которой оставила Джулию, как кто-то положил ей руку на плечо.

– Аманда, – это был Блюмфельд, – мои поздравления! Ты опять самая-самая!

Продолжая сжимать ее плечо, он смотрел куда-то поверх ее головы.

– И твоя подружка, как я понимаю, ее называют Рио, сегодня гвоздь программы. У нее столько энергии. На третьем этаже это пригодится, не так ли?

Краем глаза Аманда видела Мойру Блюмфельд – она сидела, выпрямив спину, пиджак-корсет от Кристофа стягивал ее так, что собственные проблемы казались Аманде пустяковыми.

– По-моему, Мартин положил на нее глаз, – сказала Аманда, пытаясь изобразить разочарование на своем лице.

– Ну, – поджал губы Блюмфельд, – вообще-то за Мартином должок.

– И еще, – это был последний шанс, – не то чтобы это было очень важно, но она активная лесбиянка.

У Блюмфельда дрогнул подбородок, и он вдруг резко выпрямился:

– Активная?!

– Ну да, абсолютно. Она ходит на всякие «встречи», – поморщилась Аманда.

– Ты уверена?

– О да.

– Я, мягко говоря, удивлен…

– М-м-м… И она нефотогеничная, не любит пустую болтовню, не такая, в общем. – Капельки пота постепенно подбирались к бровям Марка. – Она сразу переходит к делу.

– Ты серьезно?

– Угу. Мне надо бежать. Разобраться кое с чем.

Проходя мимо стола, Аманда заметила, что Мойра Блюмфельд гладит что-то у себя на колене. Присмотревшись, она увидела, что это была ладонь лилового цвета и чересчур большая по сравнению с ее тоненькими, как спички, ручками.

Джулия ждала ее у колонок, окруженная колечками дыма, которые она пускала из ментоловой сигареты, выпачканной в помаде цвета мокко.

– Ну, ты говорила, – Джулия сложила руки на груди и перенесла вес с одной ноги на другую, – что я не знаю, кто ты теперь такая.

– Я всего лишь хотела сказать, что я изменилась. Не то чтобы твоя жизнь… была хуже по сравнению с моей. Но это уже не моя жизнь. Моя жизнь – вот она, здесь, и… – Аманда посмотрела Джулии через плечо. – Я сейчас совсем другой человек.

Джулия вильнула бедром:

– То есть ты сейчас вся из себя крутая.

– Не крутая! – Аманда, глубоко вздохнув, закрыла глаза, словно прибегая к ранее не использованным резервам терпения.

Открыв глаза, она увидела, что Джулия ухмыляется.

– Какая же ты тогда?

– Послушай, я главный редактор журнала «Ла мод», – чтобы подчеркнуть эти слова, Аманда раскрыла глаза еще шире, – у меня другие приоритеты в жизни, другие стандарты…

– Другие друзья…

– Да, другие друзья.

– И ты не хочешь, чтобы я тут мозолила тебе глаза. Вдруг выдам твою тайну. А я подумала, что понравилась всем. Или я опять что-то не поняла?

– Да нет же! – Аманда улыбнулась ей своей благосклонной улыбкой. – Нет, ты всем нравишься, дело не в этом… правда. Я просто не… – Джулия сощурилась. – Мой статус мне не позволяет… Хочу сказать, что бурный интерес Мартина к тебе – это одно, а то, что люди узнают, кто ты на самом деле, и проведут параллель между нами, – это другое.

– Ты не хочешь, чтобы они знали, что мы дружили… чтобы они не думали, глядя на меня: «А вот идет Аманда, парикмахерша…»

– Все не так. – Аманда вновь взглянула через ее плечо и увидела, что к ним идет Блюмфельд, подняв вверх палец. – Все так! Все так! Вот черт! Слушай, Блюмфельд думает, что ты гримерша. – Она схватила Джулию за руку. – Ну пожалуйста!

– Ну, девушки, – нависал над ними Блюмфельд, кривя губы, – надеюсь, я вам не помешал…

– Не-а, – проговорила Джулия, – мы немножко ссоримся.

Блюмфельд бросил взгляд в сторону Аманды:

– Мы с Амандой… э-э-э… говорили о тебе, Джулия. Я надеялся переманить тебя в нашу команду, команду победителей, но она мне сказала, что ты… уже в другой команде.

Блюмфельду сейчас не хватало сигары в руке и белого бирманского кота. Он положил пухлую, шоколадного цвета, руку на обнаженное предплечье Джулии.

– Хотя я должен вас уверить, что мое чутье меня еще никогда не подводило. – Он предостерегающе взглянул на Аманду и крепче сжал руку Джулии. – И мне кажется, что наш дорогой редактор ведет себя немного эгоистично, не позволяя тебе общаться с другими.

– Она знает, что вместе нам не сработаться, слишком много я знаю. – Джулия убрала прядь волос со своих густо накрашенных ресниц. – А мы давно знакомы, Аманда и я. Мы, конечно, совсем разного происхождения: она из высших слоев общества, ну а я…

– Художник по гриму, – подсказала Аманда.

– Точнехонько. И это чудо, настоящее чудо, что мы вообще когда-то дружили, но нас тогда объединяла страсть к моде. Этого уж не воротишь… Да, я люблю ее, но все так сложно, что ничего уже не выйдет.

Многозначительно закивав головой, Джулия посмотрела на Аманду, которая стояла не шелохнувшись и закрыв глаза.

– Понимаю… Аманда мне не все рассказала. Итак, вы раньше были подругами?

– Абсолютно верно. – Джулия криво улыбнулась Аманде. – Только я, типа, играла руководящую роль, а она подчиненную. Отношения учитель – ученик, если вы представляете, о чем я.

Выражение лица Блюмфельда говорило, что он прекрасно представлял. Ему приходилось платить немалые деньги, чтобы получше себе это представить – с помощью девушек в школьных формах и с указками. Он уменьшил уже и без того неприлично узкое пространство между собой и Амандой и сказал ей доверительным тоном:

– Аманда, думаю, тебе бы следовало доверить мне свой маленький секрет. Ведь двадцатый век на дворе…

Он выпрямился и выпятил грудь, словно хотел сказать: «Вы еще пожалеете». Наконец, бросив похотливый взгляд на вырез Джулии, он удалился к фотомоделям.

Джулия положила руку Аманде на плечо и слегка сжала его:

– Вот так, куколка. Надо было только хорошенько меня попросить. А сейчас я удаляюсь.

– Никуда ты не пойдешь, – пробормотала Аманда. – Я хочу сейчас напиться как следует.

Глава 11

Пять, четыре, три, два, один… Начали!

У камина, над которым висит черно-белая фотография старого здания в готическом стиле, стоит высокая женщина в твидовом костюме. Титры: «Мириам Ирвинг, директриса пансиона Нортенгер-Хаус в 1969–1982 годах». Как будто по команде она растягивает в улыбке тонкие губы:

– Я бы не сказала, что она была прилежной ученицей. Конечно, она обладала определенными способностями к языкам и рисованию и даже участвовала в школьных постановках, однако учеба определенно не стояла у нее на первом месте.

Голос за кадром:

– Оказывала ли Эмбер плохое влияние на других учениц?

Мисс Ирвинг убрала руку с каминной решетки.

– Да, она имела репутацию довольно непослушной ученицы. У нас были проблемы с ней. Именно Эмбер Бест послужила причиной единственного случая вызова полиции в школу. Конечно, она потеряла мать, и это, несомненно, негативно повлияло на ее поведение. Недостаток… родительского воспитания.

Голос за кадром:

– Что вы чувствовали, когда приняли решение об ее исключении из пансиона? Вы думали о ее дальнейшей судьбе?

Взгляд директрисы устремился на стену, куда-то вправо от камеры.

– Естественно, я беспокоилась об Эмбер. Но необходимо было принять решение в интересах всей школы.

Директрису просят смотреть в объектив, она выпрямляется и смыкает руки на груди.

– Она скакала галопом по жизни, была очень импульсивной и беспечной. Не умела задумываться о будущем, о последствиях своих поступков. По правде сказать, я с самого начала чувствовала, что ничем хорошим это не закончится…

Крупным планом крыльцо школы, на котором теснится стайка девушек-подростков в мягких шляпах и юбках-клеш. Они складывают чемоданы в одну кучу у крыльца, машут камере, обнимаются. Играет песня Кэта Стивенса «Жестокий мир». Девушки, сомкнув руки и связав вместе длинные полосатые шарфы, пляшут канкан, выбрасывая ноги высоко в воздух. В объектив попадают Эмбер и Джеки, камера останавливается на их смеющихся лицах с прищуренными глазами и широко открытыми ртами.

Экран медленно гаснет.

– Привет! Как дела? – Сэм звонил из своего фургона. Джеки был слышен шум дороги из дырки в полу у него под ногами.

– Отлично.

– Сегодня День Икс, не правда ли?

– Угу.

– И ты во всеоружии?

Послышался приглушенный смех, смех женщины, желающей, чтобы ее услышали. Джеки почувствовала раздражение. Во-первых, не очень-то красиво со стороны Сэма звонить ей в присутствии незнакомой женщины и тем более заговаривать на такие личные темы. Во-вторых, это означало то, что Сэм концентрирует всю свою энергию на другой женщине вместо того, чтобы, занимаясь своими делами, думать о Джеки и, возможно, о самом важном дне в ее жизни.

Она очень хорошо представила себе эту смеющуюся незнакомку, даже могла сказать, что у нее лежит в сумочке: зажигалка, усыпанная стразами, записная книжка с голографической обложкой, огромная щетка для волос с наклейками, леденцы в форме сигарет и мобильный телефон (с голограммой, которую можно купить только в Нью-Йорке), беспрерывно принимающий звонки от Ксанты, Манты и Иниго, которые предлагают ей провести выходные в Норфолке, вечеринку в Хокстоне, походы на частные концерты, комнаты VIP-особ… Теперь Джеки разозлилась уже по-настоящему.

– Кто это?

– Где?

Джеки отодвинула трубку от уха и посмотрела на нее так, будто хотела удавить.

– В твоем фургоне, Сэм.

Была еще одна причина для раздражения. Возможно, это звучало глупо, но ей не нравилось, что на ее месте в машине сидит другая женщина. («Хорошо, если просто сидит, скорее всего она свернулась калачиком, поджав или вытянув ноги и завернувшись в одеяло, как участница благотворительного фонда на пляжной вечеринке».) Ведь это было ее законным местом! Кроме нее, на этом сиденье почти никто не ездил. Она сидела на нем, когда Сэм покупал этот фургон у одного парня в Чигвэле, когда он загорелся на трассе М25, когда они продавали рассаду на рынке. Это было ее местом, и больше ничьим.

– А, это одна моя подруга. – Теперь уже Сэм смеялся. – Эй, хватит! Прости, Джек, проблемы с экипажем… едва справился с управлением.

Он смеялся не своим обычным смехом, а особенным, горловым, сексуальным смешком, который подразумевал, что в постели он горяч, как вулкан.

– Сэм, ты мне позвонил специально, чтоб покрасоваться? – Джеки прижала трубку к плечу, чтобы показать, что она совершенно равнодушна к происходящему.

– Да нет! Я звоню, чтобы узнать, как ты. По всей видимости, не очень.

– У меня все отлично. А куда вы едете?

– За покупками. Флавия поможет мне выбрать кое-что для квартиры.

Вот, блин, как банально! Джеки чуть не завизжала. «А в магазине мы попрыгаем на кроватях в отделе мебели, а потом поедем в парк, и я наброшу ей на плечи свое пальто. Мы будем бегать друг за другом, кататься в листве, как щенки, слизывать мороженое друг у друга с носа, а потом поедем ко мне домой и поужинаем на ковре на полу, а потом…»

– Джеки? Ты меня слушаешь?

– Да.

– Ну вот зачем мы едем.

– А потом что будете делать?

– Ну-у-у… – Он что, смотрел на Флавию, делая знаки, указывая на трубку и говоря беззвучно: «Извини, никак не могу от нее избавиться»?

– Да ладно, мне не особо интересно, – сказала Джеки. – Просто не хочу где-нибудь с вами столкнуться. – Она еще сильнее прижала трубку к плечу.

– А у тебя и не получится. Вы ведь пойдете в «Ону» в Стэнбери или в «Зен-бар»… – Сэм опять замолчал, и она услышала, как эта девушка что-то ему говорит. – Это ведь рестораны уровня Саймона?

– Не знаю. – Внутри у нее все переворачивалось, как в стиральной машине. – Что это ты вдруг стал таким экспертом?

– Уверен, что вы пойдете в один из этих ресторанов. Или в клуб? Точно, в тот клуб! Он приедет на своем «порше», усадит тебя на переднее сиденье и – вжик! – повезет прямо в этот клуб – «Веселые финны». «Эй, ребята, есть отдельная комната? – Сэм до жути правдоподобно спародировал голос Саймона – манерность мальчика из состоятельной семьи плюс хриплые нотки Феликса Кэта. – И… э-э-э… бутылочку вашего лучшего шампанского!»

– Очень смешно, – сказала Джеки. – Можешь думать, что у меня паранойя, но мне бы не хотелось, чтобы ты разглашал детали моей личной жизни перед кем попало. Благодарю за понимание.

– Она слушает плейер. Расслабься, хорошо? Мне уже жалко парня. – Сэм засмеялся своим обычным смехом: хо-хо-хо.

«Прими меня таким, какой я есть. И соблазнять тебя я не собираюсь» – вот что означал этот смех.

– Ну же, Джеки, все будет хорошо. Ты отлично подготовилась, волноваться тебе не о чем. Только не забывай о правиле четырех «С»: сладкая, спокойная, сексуальная и… соблюдающая обет молчания. Шучу-шучу! Конечно, солнечная! Осторожнее с выпивкой. Смочи немного горло вначале, но не переборщи. И помнишь, что ты делала, когда говорила мне, чтобы я проверил, не застряла ли у меня пища между зубов? Не вздумай проделать это с ним.

– Ха-ха.

– Все будет замечательно! И помни, ему тоже страшно. – Джеки вспомнила фотографию Сэма в последнем номере журнала «Гералд». Снимок был сделан сверху, он стоял в круге лежащих на полу девушек, расходящихся от него, как лучи от солнца; их босые ноги переплетались вокруг его ног.

– А куда вы с Флавией поедете?

– Не представляю, может, в паб «Петух и карлики».

«Петух и карлики» был самым ужасным пабом в округе, но в ту минуту он показался Джеки самым желанным местом на планете. Когда она разговаривала с Сэмом, у нее возникло то же ощущение, как в тех случаях, когда она звонила домой из Нортенгер-Хауса. Она говорила с отцом по телефону-автомату в холле пансиона, а рядом с ней, прислонившись к стене, стояла Эмбер. Подол ее юбки-клеш был забрызган грязью, и от нее исходил характерный запах смеси сигаретного дыма с аэрозольным дезодорантом и мятными конфетами. Она засовывала эти конфетки в рот одну за другой, в то время как отец Джеки подбадривал ее на другом конце провода: «Еще пару дней, экзамены закончатся, и ты будешь дома, спать в своей кровати».

– Ну, Джеки, ни пуха ни пера. Позвони мне завтра. – Было слышно по его голосу, что Сэм чем-то занят. Опять послышался женский смех. Джеки представила, как пальцы этой незнакомки пробираются за ворот шерстяного пальто Сэма.

– Не делай из-за нее того, о чем потом пожалеешь, – сказала Джеки и положила трубку.

Три часа спустя Джеки была одета, готова к выходу и… задыхалась от волнения.

– Я задыхаюсь, – шептала она Аманде в трубку, – я так нервничаю, что не могу нормально сидеть. Как будто у меня что-то с телом случилось.

Аманда тяжело вздохнула:

– Джеки, тебе не приходило в голову, что ты слишком долго готовишься к этому свиданию? Зачем ты взяла выходной?

– Ты сама мне сказала, чтобы я превратила свою квартиру в лавку древностей.

По правде говоря, сейчас ее квартира больше походила на жилье марокканского шейха или монгольского хана. Аманда прислала дизайнера по интерьеру из «Ла мод» с охапкой ковриков с нашитыми серебряными монетками, накидками на мебель из шкуры ягненка и наборами кроваво-красных бокалов.

«Это все из чувственной коллекции, которую мы представим в следующем месяце», – сказала девушка таким тоном, что Джеки стало понятно: Аманда растрезвонила о ее романтических похождениях по всему офису.

– Пожалуйста, помоги мне как-нибудь. – Джеки наклонила голову, зажав трубку между ухом и плечом. – Я даже бокал не могу ровно держать. И глотать не могу. Никак. Придется в меню выбирать только жидкое.

– Ты серьезно? – В голосе Аманды наконец-то послышалось беспокойство.

– Серьезнее некуда… осталось только два часа, и, если все будет продолжаться в этом же темпе, к тому времени, как он придет, я уже буду в подгузниках.

– Понятно, тебе надо принять мандракс[3]3
  Мандракс – антидепрессант, содержит димедрол.


[Закрыть].

Конечно! Эти таблетки пациенты доктора Магды принимали перед серьезными процедурами, а ее любимые клиенты получали их в неограниченное пользование. Аманда, например, приняла мандракс перед поминальной церемонией Эмбер (полтаблетки), перед похоронами (одну таблетку) и треть таблетки перед вечеринкой, которую устроила Девина в Лондоне, когда Аманда заняла должность редактора в «Ла мод». Мандракс, снотворное и два вида антибиотиков (для профилактики) были частью ее образа жизни. Однако мандракс главенствовал в этом ряду. Как сказала Аманда, «землетрясение в девять баллов по шкале Рихтера не сможет потревожить твое состояние абсолютного спокойствия».

Одна таблетка была незамедлительно послана в белом конвертике курьером прямо в руки Джеки. Двадцать минут спустя она проглотила рекомендуемую дозу в полтаблетки, запив ее бокалом красного вина, и села на диван, ожидая, когда же ее охватит состояние абсолютного спокойствия.

Джеки прождала полчаса. Ничего не изменилось. Она так же не могла удержать бокал в руке и просидеть минуту прямо. Поэтому за час до приезда Саймона она решила принять вторую половинку мандракса. К семи часам она почувствовала себя намного спокойнее, но ни в коем случае не в отрубе (как беспокоилась Аманда, позвонив ей в шесть тридцать), а немножко… расслабленной. Саймон должен был приехать через полчаса, а Джеки уже перешагнула ту степень опьянения, когда еще остаются силы встать с дивана и выйти из квартиры.

Она сделала единственно разумную в данных обстоятельствах вещь – выпила рюмку текилы. А потом еще одну, совсем маленькую. В семь пятнадцать Джеки чувствовала себя очень хорошо, чрезвычайно спокойно и легко. Она решила потанцевать расслабленный танец перед зеркалом над камином. И боги ей улыбались, ведь ее манера танцевать, обычно дерганая и хаотичная, сейчас автоматически улучшилась, став необычайно чувственной и оригинальной, как будто каждый танец был постановочным, включая и «Птичью песню» (песенка из альбома, а Джеки была уже не в том состоянии, чтобы перематывать).

Джеки не видела, что делают ее ноги, и, притащив из кухни стул, забралась на него с относительной легкостью (с третьей попытки) и принялась танцевать, слегка согнувшись, чтобы видеть себя всю в зеркале. Это была идеальная возможность рассмотреть свой целлюлит, поэтому она задрала платье вверх, зажала подол между зубами и под аккомпанемент «Белой свадьбы» (что это был за альбом?) стала крутиться на стуле, пощипывая при этом себя за ляжки.

Дзинь… Это был звонок ее домофона с видеокамерой. Не проблема. Вообще никаких проблем. Она очень медленно сошла со стула, прошла мимо экрана с черно-белым профилем Саймона, помахала ему и сняла трубку. Как все просто.

– Алло, – проговорила Джеки. Оказалось, что таблеточка спокойствия сделала чудеса и с ее голосом тоже. Он звучал так, будто исходил из накрашенных алой помадой губ, на его обладательнице было накинуто лисье боа, а в руках она держала монокль.

– Привет! – Саймон щурился в глазок камеры.

Джеки лизнула экран.

– Гм?

– Джеки, ты спускаешься?

– Нет! – Нарушение всех ее планов! – Нет-нет, это ты должен подняться!

Он ведь должен увидеть коврики с серебряными монетками, ворсистые накидки, совершенно пустую подставку для сушки посуды, ярко горящие свечи, две вазы со свежими цветами (одна с системой «Оазис» для автоматического полива), компакт-диски и огромную коллекцию книг о Джимми Хендриксе.

Никому, кроме Сэма, она не призналась, что Саймон никогда не был у нее дома. Однако многие вещи были куплены с мыслями о нем. Например, Джеки очень не хотелось покупать огромную книжку о Хендриксе, которая не помещалась ни на одну из ее полок. Но она знала, что, если Саймон когда-нибудь ее увидит, он зауважает Джеки на все сто.

Она даже купила необычные аксессуары – большие вельветовые пиджаки, толстые кожаные пояса, какие обычно носят рок-звезды. У нее даже была такая фантазия – они с Саймоном идут по улице, подпоясавшись такими поясами, засунув друг другу большие пальцы в задние карманы джинсов. Или она лежит в ванне, огромной, чугунной, стоящей посреди комнаты размером с ангар для самолетов, а Саймон заходит в джинсах, которые он надевал в семьдесят четвертом году на вечеринку у Хинкли, и в полосатом пиджаке, купленном ею на рынке. И он говорит ей: «Крошка, ты не против, что я надел это? Ты не против…»

– Ты не против, если я не буду к тебе подниматься? Меня в машине люди ждут…

Джеки отскочила от экрана видеофона. Люди? Люди!!! Он произнес это слово так, что ей стало все понятно. Не просто люди, незнакомцы на их свидании, а «лю-уди», «свои люди», «крутые чуваки», которые водятся только с теми, кто может быть им чем-нибудь полезен, в мгновение ока отметая от себя всех других, считая их всяким хламом.