Текст книги "Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни"

Автор книги: Шэнь Цунвэнь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Пятнистая собака – это не кошка с белой мордой. У каждого свой характер. Стоит серебру попасть в руки, раз – и нет его. Вы скажете, не надо тратить? Да как же не тратить, если сама судьба преподносит вам богатство? Коли суждено деньгам привалить, то никакие преграды не помеха; а уж коли суждено им уплыть, веревки и цепи не помогут. Сапожник Ван нашел слитки, сгреб их в охапку и лег с ними в постель, крепко прижимая к себе, а как проснулся, увидел лишь комья глины вместо серебра[47]47
  Речь о народном сказании «Как Сапожник Ван поднял серебро», мораль которого: то, что тебе не принадлежит, никак не удержать.


[Закрыть]. А мы и вовсе бедняки – непорочные девы не для нас, серебро тоже не для нас, можем разве что вином немного побаловаться. Допьем чашку, выпьем еще по одной. Гуйшэн, выпей с нами за компанию, все мы здесь братья, не отказывайся.

Гуйшэн не хотел пить, он отнес к очагу мешок каштанов и высыпал в тлеющие угли, чтобы запечь. Дядюшке Ямао он сказал, что Пятый Господин велел ему проверить тунговые деревья на горе, что в этом году урожай особенно хорош, к тому же через три дня наступит сезон белых рос[48]48
  Белые росы – 15-й из 24 традиционных сельскохозяйственных сезонов в Китае, наступает 7–9 числа девятого лунного месяца.


[Закрыть], сейчас самое время идти сбивать плоды с деревьев. Какую бы дату ни выбрали для сбора урожая, он всегда готов помочь. Будут ли у Пятого Господина другие указания? Если нет, то он пойдет домой.

Дядюшка Ямао отправился с докладом к У-лаое:

– Гуйшэн, который живет под горой у ручья, осмотрел тунговые деревья. Склон обращен к солнцу, к тому же в этом году росы выпадают рано. Плоды уже созрели, пора собирать. Гуйшэн просит узнать, есть ли у Пятого Господина еще какие-то указания?

У-лаое как раз обсуждал с уважаемым братом искусство гадания по внешнему облику человека, и их разговор коснулся предсказателя на главной улице города, по фамилии Ян, которого все считали сумасшедшим. По слухам, он мог, опираясь на свои философские познания, определить, будет ли год удачным для человека или нет, а также разъяснить, благоприятны или неблагоприятны факторы, определяющие его судьбу. Такие способности вызывали восхищение у Пятого Господина.

Он был рад, когда узнал, что Гуйшэн уже здесь, и попросил Ямао его позвать. Гуйшэн, опасаясь, что запачкает полы в доме У-лаое, поспешил снять соломенные сандалии и пошел к нему босиком.

У-лаое встретил его словами:

– Гуйшэн, ты ведь ходил на южный склон смотреть тунговые деревья? В этом году урожай отменный, а в городе выросли цены на масло. Вывесишь ценник – три монеты за двадцать два ляна[49]49
  Немногим больше килограмма – 1100 г.


[Закрыть], иностранные компании в Шанхае и Ханькоу все скупят. В газетах пишут, что в Европе сейчас взялись за военно-морской флот и закупают тунговое масло, чтобы покрывать им корабли. Готовятся к мировой войне – масла нужно много. Эти заморские волосатики любят пустить пыль в глаза, им не важно, богатая страна или бедная, армия не должна быть хуже, чем у других. Пусть они ведут войну, а мы, китайцы, сможем на них подзаработать.

Гуйшэн не понял ничего из того, что говорил У-лаое, он просто стоял в углу большого зала, испытывая трепет и страх.

Дядя Утиное Перо повернул разговор в понятное для всех русло:

– Пятый Господин, когда мы будем собирать тунговые плоды?

У-лаое рассмеялся:

– Если мы хотим разбогатеть на торговле с иностранцами, надо поторопиться. Раз уж они ждут, пока китайское тунговое масло покроет их военные корабли, чтобы начать войну, смеем ли мы тянуть? Можно хоть завтра, хоть послезавтра. Я и сам хочу пойти посмотреть, а заодно мы с Сы-лаое развеемся и подстрелим парочку зайцев. Гуйшэн, в этом году на южном склоне много ли зайцев? Пока погода хорошая, поспешим. Завтра же и начнем!

Гуйшэн ответил:

– Раз уж говорите завтра, так завтра. Я у себя дома заварю чай, чтобы вы с Четвертым Господином, когда утомитесь, смогли передохнуть. Если это все, то я пойду.

– Ступай, – сказал У-лаое и добавил: – Ямао, снаряди ему с собой цзинь соли и два цзиня кускового сахара.

Гуйшэн поблагодарил У-лаое и как раз повернулся к выходу, когда Сы-лаое вдруг вмешался в разговор и спросил:

– Гуйшэн, а ты женат?

Вопрос прозвучал настолько внезапно, что Гуйшэн не знал, что ответить, глядя на этого отставного офицера, он только качал головой и глупо улыбался. Вспомнив, наконец, несколько расхожих поговорок, изрек:

– Баба-баба, волос долгий, а язык острый; бабий язык, куда ни завались, достанет; женишься раз, а плачешь век.

Ямао добавил:

– Мы его уговариваем найти себе пару, но он боится попасться в сети и не решается жениться.

На это Четвертый Господин спросил:

– Гуйшэн, чего ты боишься? Что в женщинах страшного? Ты и непохож на того, кто убоится жены. Слушай, если кто-то тебе понравится, женись. Это же хорошо, когда дома жена, не понимаешь разве? Давай, смелей!

Гуйшэн все еще глупо улыбался и, вспомнив недавний разговор на кухне, тихо ответил:

– Кому что на роду написано, от судьбы не уйдешь, – и удалился вместе с Ямао.

Сы-лаое, ухмыляясь, обратился к У-лаое:

– Гуйшэн красивый парень, не находишь?

На это У-лаое ответил:

– Тупица! Возьмет в дом жену и, боюсь, не будет знать, что с ней делать!

Гуйшэн тем временем с сахаром и солью в руках решил пойти домой длинной дорогой через лавку у моста. Когда он добрался туда, то обнаружил, что хозяин отправился в город за товаром, и в доме осталась только Цзиньфэн: сидя рядом с большим чаном для вина, она прошивала тканевые подошвы обуви. Заметив Гуйшэна, девушка улыбнулась ему в знак приветствия. Гуйшэну было немного не по себе, стоя перед прилавком, он нащупал трубку, кремневую зажигалку и закурил, чтобы успокоиться, а затем безразличным тоном спросил:

– Хозяин скоро вернется?

– Гуйшэн, а ты тоже был в городе? Что это у тебя в руках? – спросила Цзиньфэн.

– Цзинь соли и два цзиня сахара, это У-лаое мне подарил. Я был в поместье, сообщил ему, что пора собирать тунговые плоды.

– Вижу, ты ладишь с У-лаое.

– Еще из города приехал Сы-лаое, завтра они собираются в горы охотиться на зайцев… – тут Гуйшэн вспомнил, что ему говорил Сы-лаое, и не сдержал смешок.

Цзиньфэн, не понимая, почему он смеется, снова спросила:

– Какой он, Сы-лаое?

– Он большой военный чин, говорят, был командиром, военачальником, но из-за тяги к развлечениям потерял свой пост.

– Богатые все так живут: командиры, торговцы – все одинаковые. У нас в городе Пуши был один купец, владел магазином «Юаньчан». Десять больших плотов крупного леса он сплавил вниз по реке Хунцзян до уезда Таоюань[50]50
  Местность, известная публичными домами.


[Закрыть] – и все спустил за одну ночь.

Гуйшэн знал эту историю, и обычно, когда мужчины рассказывали ее, то прибавляли, что «плоты унесло между женских ног», поэтому у него вырвалось:

– Всё из-за женщин.

Цзиньфэн побагровела и бросила на Гуйшэна укоризненный взгляд:

– Как это всё из-за женщин! Ты много женщин-то видел! Женщины бывают хорошими, бывают плохими, как и мужчины, не надо подходить ко всем с общей меркой!

В это время на дороге показались три человека. Пройдя по мосту, они остановились под соломенным навесом перед входом в лавку, скинули с плеч товары, высекли огонь и закурили, посматривая, чем можно перекусить. Купив по чашке вина, разделили на троих кукурузную лепешку. Гуйшэн хотел продолжить начатый с Цзиньфэн разговор, но не знал как. Посетители не торопились продолжить путь, поэтому Гуйшэн спустился под мост, где вымыл руки и ноги. Когда через некоторое время он вернулся, путники как раз собирались уходить, и самый молодой из них, одетый с претензией на щегольство, бросал многозначительные взгляды в сторону Цзиньфэн и улыбался. Расплачиваясь, он нарочно обнажил прикрытую вышитым набрюшником большую серебряную цепочку и, будто обращаясь к самому себе, сказал: «Сердце нельзя купить даже за тысячи серебряных слитков. Легко получить бесценные сокровища, сложно найти любящего мужа»[51]51
  Строки из стихотворения танской поэтессы IX в. Юй Сюаньцзи: мужчины непостоянны, поэтому найти любящего и добропорядочного мужа гораздо сложнее, чем получить дорогие подарки.


[Закрыть]. Трое ушли, а Цзиньфэн молча, опустив голову, села на чан с вином, и ее мысли витали далеко-далеко. Гуйшэн хотел возобновить незаконченный разговор, но не мог подобрать слова.

Только спустя время, подумав о хорошей погоде, он сказал:

– Цзиньфэн, ты же любишь каштаны. На горе масляные каштаны уже созрели, потрескались. Пару дней назад я поставил ловушку, утром прихожу – а там белка склонилась над ней и грызет каштан. Меня увидела и спокойно поскакала прочь, такая забавная! Приходи завтра собирать каштаны, вся земля ими усыпана!

Цзиньфэн не обращала на него внимания, она все еще злилась на путника за дерзость. Гуйшэн этого не понял и продолжал говорить:

– А ты помнишь, как однажды украла у меня каштаны? Если бы ты не убежала так быстро, я бы с тобой не церемонился!

– Я помню, и я не убегала, я тебя не боюсь! – ответила Цзиньфэн.

– А я не боюсь тебя!

– Ты меня сейчас боишься… – улыбнулась ему Цзиньфэн.

Гуйшэн как будто понял, к чему она клонит, и, прищурившись, тоже улыбнулся. В душе он знал: «Нет, точно не боюсь».

Накосив огромную вязанку травы, вернулся Лайцзы, Чесоточный. Приметив Гуйшэна, он закричал:

– Гуйшэн, ты же сказал, что пойдешь на гору косить траву?

Гуйшэн, не обращая на него внимания, продолжал разговор с Цзиньфэн. Он говорил, что на горе нашел целую кучу плодов «августовской лозы» и что, если она хочет, может завтра пойти за ними сама. Завтра все пойдут сбивать тунговые плоды, и он пойдет помогать, к тому же Сы-лаое и У-лаое собрались охотиться на зайцев, и он боится, что будет слишком занят и не сможет принести их.

Когда Гуйшэн ушел, помощник сказал:

– Цзиньфэн, этот балбес с виду большой, а внутри маленький.

– Лучше следи за своим языком, если ты разозлишь его, он может раздавить тебя, – возразила Цзиньфэн.

– Такие, как он, не сердятся. И я не оловянный чайник, чтобы он мог меня раздавить.

На следующее утро, как только рассвело, Гуйшэн с серпом отправился на гору. Под горой гладко стелился туман, как будто там развернули большой белый ковер, который медленно растягивался и становился все тоньше. Вдалеке виднелись тенистые деревья семейной усадьбы Чжанов, и несколько старых деревьев гинкго, вздымающихся к небу, свидетельствовали о материальном благополучии клана. Казалось, что все вокруг, расплывчатое и непостоянное, парит над облаками. Гуйшэн подумал, что Сы-лаое и У-лаое там, в поместье, наверное, все еще спят и видят сны про то, как они пьют и играют в маджонг.

Однако вскоре он услышал нестройные звуки бубенцов на конских сбруях, доносившиеся с обочин рисовых полей, и гул людских голосов. Значит, Сы-лаое и У-лаое все же решили прибыть пораньше. Гуйшэн поспешил вниз по склону, чтобы взять под уздцы их лошадей. Всего прибыло двенадцать наемных работников, включая женщин, плюс четверо слуг, а еще несколько детей из поместья. Все тут же принялись за работу, начав с вершины: одни забирались на деревья, другие снизу били по веткам длинными бамбуковыми шестами. По траве, по земле катились пурпурно-красные плоды.

Сы-лаое и У-лаое понаблюдали немного, затем взяли бамбуковые шесты и тоже сделали несколько ударов. Вскоре им это наскучило, и они попросили Гуйшэна отвести их к нему домой. На очаге в котле уже кипела вода, и Ямао заварил чай для двух хозяев. Когда Сы-лаое увидел в углу плоды акебии в бамбуковой шляпе Гуйшэна, он взял один из них и усмехнулся.

– У-лаое, смотри, на что похоже?

– Сы-лаое, что ж ты за невежда такой необразованный, даже «августовской лозы» не знаешь!

– Да как я могу не знать?! Я говорю, что они очень похожи на маленькую женскую штучку.

Гуйшэн собирался подарить эти плоды Цзиньфэн, а тут услышал от Сы-лаое такие непристойности, что почувствовал себя очень неловко, и, стараясь казаться небрежным, сказал:

– Если господам они нравятся, забирайте.

У-лаое взял один, закопал ненадолго в тлеющую золу, затем очистил твердую черную кожуру и съел сердцевину. Сы-лаое сказал, что эти плоды слишком сладкие и отказался, но продолжил говорить о достоинствах «удочки»[52]52
  Здесь в значении «уловка», «хитрость», на которую может «клюнуть» женщина.


[Закрыть] Гуйшэна.

Это привело Сы-лаое к более пространным рассуждениям о различных способах ловли рыбы в ручьях, реках, морях и даже в северных тростниковых отмелях. Вдруг его размышления были прерваны ясным и звонким голосом молодой девушки, звавшей Гуйшэна из-за изгороди. Гуйшэн поспешил на улицу, затем вернулся, взял охапку акебии и снова ушел.

Внимательный Сы-лаое, проницательным взглядом приметив у ворот белый головной платок[53]53
  Героиня носила белый платок по случаю траура по матери.


[Закрыть] и длинную блестящую косу, спросил у Ямао:

– Кто эта девушка?

Утиное Перо ответил:

– Это дочь торговца из города Пуши, у него лавка у моста в Сикоу. Ее мать умерла прошлым летом, когда отправилась в родной город на свадьбу к родственникам. У отца осталась только эта девочка. В этом году ей исполнится шестнадцать, зовут Цзиньфэн. Но им следовало назвать ее прекрасной Гуаньинь, в честь богини милосердия! Лавочник давно уже приметил Гуйшэна в зятья – простой и сильный, хороший помощник, может продолжить его дело. Только вот Гуйшэн никак не решится, ждет, что ветер переменится, да напрасно ждет.

Сы-лаое воскликнул:

– У-лаое, да ты прямо как наш последний император последней династии[54]54
  Речь о последнем императоре династии Цин (1636–1911).


[Закрыть], живешь в своем Запретном городе, только ешь да пьешь, а что творится за его пределами, не знаешь. Почему бы тебе не узнать о жизни твоих подданных? В таком красивом месте должны быть плодородные земли, благородные мужчины и хорошие женщины…

Ямао вставил:

– Этой женщине гадатели предсказали плохую судьбу, по гороскопу ей выпадает «извести родителей» и «подавить мужа», поэтому никто не решается приблизиться к ней. Гуйшэн наверняка тоже боится умереть раньше срока, если женится на ней…

В этот момент вернулся Гуйшэн с раскрасневшимся лицом, он хотел что-то сказать, но не знал что и лишь потирал руки.

У-лаое спросил:

– Гуйшэн, чего ты боишься?

Не понимая смысла этого вопроса, Гуйшэн недоуменно ответил:

– Боюсь нечистой силы.

Эта фраза рассмешила всех, сам Гуйшэн тоже рассмеялся.

Взяв с собой двух поджарых рыжих собак, они отправились в пустынные горы, чтобы поохотиться на зайцев, но за полдня так ничего и не добыли. К полудню снова вернулись в дом Гуйшэна передохнуть. У-лаое спросил у наемного работника, каков в этом году урожай с тунговых деревьев, и, узнав, что лучше, чем когда-либо, велел Ямао отмерить пять даней плодов и вручить Гуйшэну, чтобы вознаградить за услуги. Затем они с Сы-лаое сели на лошадей и отправились в поместье. Лавка у моста в Сикоу была в стороне от их поместья, но у Сы-лаое возник план, и он предложил У-лаое сделать крюк и заглянуть в лавку. Там они купили немного еды, поболтали с хозяином, хорошенько рассмотрели Цзиньфэн и только потом вернулись в поместье.

По возвращении Сы-лаое снова стал упрекать У-лаое за то, что он похож на императора, который не знает о невзгодах людей за пределами его дворца. У-лаое прекрасно понимал, к чему тот клонит.

В итоге он произнес:

– Сы-лаое, ну ты даешь! Неужто толкаешь меня вырывать мясо прямо из пасти дворняги?

Четвертый Господин хлопнул его по плечу и сказал:

– Ерунда! На твоем месте я бы не позволил собаке съесть кусок сочной баранины.

У-лаое в ответ только улыбнулся. У каждого свой удел, и его удел – играть в кости. Сам он, проигрывая, не признавал ошибок в игре и считал, что это просто невезение, а не отсутствие мастерства. Его забавляло, что Сы-лаое готов гоняться за каждой юбкой – пресытившись городскими деликатесами, заинтересовался дичью.

Гуйшэн об этом, естественно, ничего не знал.

Он знал только, что в этом году получил дополнительные пять даней тунговых плодов, и если пособирать остатки самому, то можно набрать еще три-четыре; восьми даней плодов вполне хватит, чтобы пережить зиму.

Дни сменяли ночи, колосья лисохвоста, высохшие и побелевшие, колыхались на ветру возле дома. Шарики дикого шиповника стали сладкими и желтели у дороги, как маленькие золотые слитки. Гуйшэн раз десять, не меньше, сходил в город продать траву и отнес туда несколько корзин дикого шиповника, который купили в аптеке. Был октябрь, пора бабьего лета. Погода стояла теплая, и кое-где на берегу ручья зацвели дикие персиковые деревья. У лавки с наступлением темноты Лайцзы разводил костер – огонь горел ярко, привлекая внимание соседей и как бы приглашая их к мосту погреться у костра и посудачить о том о сем. Сено для скота уже было заготовлено и связано в тюки, зерно засыпано в амбары, а клубни красного батата спущены в погреба. Пришло время отдохнуть, поэтому люди собирались у лавки и днем, и ночью, если позволяла погода. Особенно оживленно бывало по вечерам: время от времени возвращались в родные края солдаты-отпускники, а также продавцы киновари с рудников в Дасине, приносившие новости из провинциального центра – города Чанша. Эти разговоры обо всем на свете неизменно будоражили людское воображение.

Гуйшэн, по обыкновению, садился у огня и молчал, слушая разговоры других и то и дело краем глаза поглядывая на Цзиньфэн. Когда их взгляды встречались, Гуйшэн чувствовал, что кровь в жилах течет быстрее. Он немного помогал лавочнику Ду по хозяйству, помогал и Цзиньфэн. В дождливую погоду, когда Гуйшэн был единственным посетителем в лавке, он тихо сидел у огня, покуривал свою длинную трубку и слушал, как лавочник при свете керосиновой лампы щелкал костяшками деревянных счетов, подбивая итоги и сверяя остатки. Гуйшэн тоже мысленно передвигал костяшки на счетах, подсчитывая свой капитал. Он знал, что цены на масло в городе очень выгодные, пятнадцать цзиней масла можно обменять на шесть цзиней хлопка и два цзиня каменной соли. В этом году у него было восемь-девять даней тунговых плодов – целое состояние, пусть и небольшое! К Новому году будет в достатке и рыбы, и мяса, только вот не с кем все это разделить.

Иногда лавочник, закончив со счетами и не имея других дел, извлекал затерявшуюся между кувшинами с вином книгу «Анналы» под красной обложкой и принимался читать вслух приложения «Полный свод правил благопристойности» и «Священные числа судьбы». Когда он доходил до даты рождения Цзиньфэн, то обязательно говорил, что ее гороскоп очень странный – двойственный: либо «жена богатого», либо «преступница». Болезнь и уход матери – не конец, случится еще много чего. Цзиньфэн только улыбалась, поджимая губы.

Когда хозяин заводил разговор на эту тему, он иногда неожиданно спрашивал своего гостя:

– Гуйшэн, а ты не хотел бы обзавестись семьей? Если захочешь жениться, я тебе помогу.

Гуйшэн, не сводя глаз с пламени перед собой, отвечал:

– Хозяин, ты ведь шутишь? Кто согласится выйти за меня!

– Если ты сам захочешь, то и жена найдется.

– Я не верю.

– Кто поверит, что Небесный пес может проглотить луну?[55]55
  Мифологическое объяснение лунного затмения.


[Закрыть] Хоть ты и не веришь, придет время, и он вправду съест ее, вера человека ничего не решает. Скажу я тебе, когда серому скворцу нужна самка, он сам поет песни. Ты бы внимательней к этим песням прислушался да разучил парочку.

Слова лавочника заставили Гуйшэна задуматься, он оживился, но не знал, как поддержать разговор.

Лайцзы, помощник в лавке, тоже норовил вставить слово, но Цзиньфэн его прерывала:

– Гуйшэн, ты не слушай Чесоточного, он чепуху несет. Он говорил, что сможет поймать енота или выдру, а сам, поставив за домом ловушку, поймал мою пятнистую кошку.

Хотя Цзиньфэн говорила о Лайцзы, на самом деле она с его помощью уводила разговор от темы, поднятой отцом.

Гуйшэн за полночь возвращался домой, освещая путь факелом, и думал: – «Значит, хозяин тоже поставил ловушку, чтобы поймать зятя», – и тихонько хихикал.

Когда один ставит ловушку, а другой и рад в нее попасть, кажется, что все просто. Однако Гуйшэн, как и большинство деревенских, был суеверным. Считалось, что женщине с внешностью Цзиньфэн – розово-белое лицо, длинные брови и раскосые глаза – суждено «подавлять» других, ускоряя тем самым их кончину. Если такая женщина не уничтожала других, то разрушала себя, и освободиться от этого проклятия она могла только по достижении восемнадцати лет. По этой причине Гуйшэн отступил, и ловушка лавочника не сработала. Но ветер не может дуть всегда в одну сторону, рано или поздно он изменит направление.

В один дождливый день Гуйшэн остался дома плести веревки из соломы. Между делом он решил проверить тунговые плоды под кроватью и, обнаружив, что те уже почернели, поспешно перевернул корзину и принялся снимать с них кожуру. Снимая кожицу с плодов, он размышлял о своих сердечных делах. Неизвестно, когда ветер может изменить направление, но Гуйшэн вдруг осознал, что ситуация становится опасной. Цзиньфэн выросла, созрела, и парнишка-помощник в любое время может стать членом семьи лавочника. Кроме того, по дороге проходило множество торговцев: продавцы свиней из Пуши, которые рады были пообщаться с земляками; гости из Чжэньчжоу, перегонявшие в провинцию Гуйчжоу волов и привозившие на обратном пути ртуть, – все они могли охмурить ее сладкими речами, а если надо, то и раскошелиться. Перейдя через мост и увидев прекрасный цветок, кто ж не захочет сорвать его? Глазом моргнуть не успеешь, а Цзиньфэн уведут, вот тогда и впрямь ничего не попишешь. Она всего лишь человек, ей нужен кто-то, на кого она может положиться; как только все устроится, ее семья – и стар, и млад – получит поддержку. Конечно, размышлял Гуйшэн слишком просто и слишком грубо, но все же пришел к выводу: надо лепить пампушки, пока рис горячий! Надо действовать, и тянуть больше нельзя. Ветер подул в правильном направлении.

Он решил на следующий же день отправиться в город и обсудить все с дядей.

Итак, Гуйшэн отправился в город к дядюшке. Так случилось, что богатая семья, на которую работал дядя, как раз устраивала банкет для гостей и пригласила известного повара, а дядю Гуйшэна сделали его помощником, поручив ему фигурно нарезать свиные почки. Увидев, что дядюшка занят, Гуйшэн остался на кухне помогать чистить зеленый лук и лущить бобы. Вечером, когда убрали со стола, уже близилась вторая ночная стража, девять часов, поэтому после ужина все сразу легли спать. На следующий день хозяин дома решил пригласить гостей на «тещину кашу»; рыбу, мясо и другие продукты варили в большом котле, Так что дядюшка снова был занят весь день, и Гуйшэну было неудобно говорить с ним о своем деле. На третий день дядюшка от переутомления занемог.

Гуйшэн отправился к гадателю на иероглифах. За дядюшку он вытянул иероглиф «бодрый», за себя – «возвращаться». Гадатель, сумасшедший Ян, сказал:

– Благоприятные события заставляют людей чувствовать себя хорошо и могут излечить их болезни.

Он также объяснил, что «возвращаться» наполовину означает «счастье», «удача», а наполовину – «разговоры»:

– Будет много сплетен, так что делайте то, что нужно, как можно быстрее, – промедление ведет к неудаче.

Гуйшэн чувствовал, что слова гадателя не лишены смысла.

Вернувшись к дядюшке, Гуйшэн сообщил ему, что собирается жениться. На роль жены подходит дочь хозяина лавки у моста в Сикоу. Она будет помогать ему откармливать свиней и косить траву, а он станет крутить мельничный жернов, чтобы молоть бобы для тофу. Если посвататься сейчас, то, немного потратившись, свадьбу можно сыграть уже к концу года. Будет на одного едока больше, но будет человек, который и одежду починит, и ноги разотрет. Есть минусы, но есть и плюсы – он специально приехал к дядюшке за советом.

Когда дядя узнал о таких планах племянника, он очень обрадовался. За несколько лет он скопил двадцать юаней и никак не мог решить, что с ними делать: то ли гроб себе запасти, то ли купить несколько поросят, чтобы кто-то смог их откормить для него. Услышав, что племянник собирается взять жену, к тому же дочь лавочника, он конечно же сразу определился с выбором, и все деньги решил вложить в это дело.

– Тебе на сватовство нужны деньги, я помогу, – повар поднялся, извлек из-под ножки кровати спрятанные в земле деньги и положил их перед Гуйшэном. – Тебе нужнее, забирай! Вырастишь сына, мне он будет считаться внуком, так пускай он на Новый год сжигает по мне три сотни бумажных денег, на том и сочтемся.

Гуйшэн, запинаясь, пробормотал:

– Дядя, мне не нужно столько денег! Лавочник не примет от меня свадебных подарков!

– Как это «не нужны»? Ему не нужны, так тебе нужны. Холостяк может питаться, чем придется, а когда совсем нечего есть, затянет пояс потуже. В одиночку можно прожить и на мякине, а вдвоем нет! Ты должен думать о своей репутации: взял жену, так обеспечивай, и нельзя полностью полагаться на лавочника, а то люди скажут, что ты нахлебник. Забирай деньги: что дядино – то твое.

Уладив дела с дядей, Гуйшэн отправился на торговую улицу за покупками. Он купил два чжана синей ткани машинного производства, два чжана белой, три цзиня крахмальной лапши, свиную голову, а также благовония, свечи и бумагу в листах – за все это в сумме выложил около пяти юаней. Выполнив намеченное, Гуйшэн с покупками отправился в Сикоу.

На пути из города Гуйшэн столкнулся с двумя работниками из поместья, которые шли ему навстречу с большими бамбуковыми корзинами на коромыслах, и поинтересовался, по какому срочному делу они так торопятся в город.

Один из работников ответил:

– У-лаое вдруг взбрело в голову отправить нас в город за покупками! Как будто жениться собрался, составил огромный список купим, так целая гора получится!

Гуйшэн сказал:

– У-лаое в своем духе, привык жить на широкую ногу. Он не из тех, кто сначала семь раз отмерит, и только потом отрежет.

– И то верно! Хватается за все, не подумав.

– Человек с его властью, если сделает доброе дело, может вознестись на небо и стать Буддой; ну а ежели что дурное затеет, не сносить кому-то головы.

Увидев, что Гуйшэн накупил немало разного товара, один из работников засмеялся:

– Гуйшэн, ты будто бы решил задобрить богов, неужто скоро позовешь нас испить свадебного вина?

А другой добавил:

– Гуйшэн определенно разбогател в городе на торговле с иностранцами, ты глянь, какую огромную свиную голову купил, цзиней на двенадцать потянет.

Гуйшэн понял, что эти двое подсмеиваются над ним, и полушутя-полусерьезно ответил:

– Ни много ни мало три с половиной цзиня. Собираюсь потушить да пригласить вас пропустить по чарке.

Перед тем как разойтись, один из работников заметил:

– Гуйшэн, смотрю, ты покраснел, точно ведь жениться собрался и не говоришь, скрываешь от нас.

От этих слов у Гуйшэна на душе стало легко и свободно.

До самого вечера Гуйшэн собирался с духом, чтобы пойти в лавку у моста и поговорить с лавочником. Но, придя на место, он узнал, что хозяина нет – ушел по делам. Он спросил у Цзиньфэн, где отец и когда вернется, но она безразлично ответила, что не знает. Тогда он спросил у помощника, но тот лишь сказал, что хозяин ушел в поместье неизвестно зачем. Гуйшэн посчитал ситуацию очень странной и решил, что отец с дочерью повздорили, и старик, рассердившись, оставил ее дома одну, поэтому Цзиньфэн и выглядит такой расстроенной. Он все еще сидел на низкой скамейке, выкатывая ногой горячие угли из ямы для обогрева лежанки, затем достал трубку и закурил.

Помощник Лайцзы не выдержал и проговорился:

– Гуйшэн, а наша Цзиньфэн скоро сядет в свадебный паланкин!

Гуйшэн подумал, что говорят о его собственной свадьбе и, глядя на Цзиньфэн, спросил:

– Это правда?

Цзиньфэн зыркнула на помощника:

– Чесоточный, будешь молоть чепуху, я твой рот зашью!

Парнишка наклонился к Гуйшэну и глупо захихикал:

– Если она это сделает, через несколько дней нужно будет играть на соне, а некому.

Все еще думая, что Цзиньфэн смущена его присутствием, Гуйшэн сменил тему:

– Цзиньфэн, я был в городе, жил у дяди три дня.

Цзиньфэн, опустив голову, пробормотала что-то невнятное:

– В городе весело.

– Я ходил в город по делам, я… – он не знал, как продолжить, поэтому отступил и обратился к помощнику, – У-лаое закупает припасы в поместье, видно, большая вечеринка намечается.

– Не просто вечеринка…

Лайцзы хотел продолжить, но Цзиньфэн остановила его и велела сходить проверить, хорошо ли закрыта калитка в загоне для уток.

Гуйшэну было неуютно оставаться в комнате; он сидел, как в холодном котле, давно снятом с очага; хозяин лавки все никак не возвращался, Цзиньфэн, похоже, не обращала на него никакого внимания. Гуйшэн видел, что что-то пошло не так, разговор не клеился; он молча выкурил несколько трубок, и ему ничего не оставалось, как уйти.

Вернувшись домой, он принес из-за дома корягу и немного соломы, разжег костер и сел у огня снимать ножом кожуру с тунговых плодов. Сидел он до глубокой ночи, и что-то грызло его изнутри, но что именно, он не мог себе объяснить.

На следующий день, когда Гуйшэн собирался пойти к мосту для разговора с лавочником, из поместья прибыл посыльный. Он сообщил, что в поместье намечается большой пир, У-лаое берет в жены дочь лавочника из Пуши. Они уже выбрали день, и сегодня вечером она должна войти в дом. Всем велено прийти до наступления темноты в усадьбу, чтобы помочь нести свадебный паланкин и встречать невесту. Услышав эту новость, Гуйшэн почувствовал острую боль, как будто сзади его ударили чем-то тяжелым по голове; он долго стоял в оцепенении и не мог прийти в себя.

Когда посыльный ушел, Гуйшэн все еще не мог в это поверить и бросился в лавку у моста. Там он увидел, что лавочник Ду, склонившись над прилавком, запечатывает деньги в красные конверты, чтобы вознаградить носильщиков паланкина.

Заметив Гуйшэна, лавочник, расплывшись в улыбке, спросил:

– Гуйшэн, где же ты пропадал? Столько дней тебя не видел, мы уж подумали, что ты, подобно генералу Сюэ Жэньгую, сбежал, чтобы поступить на службу в армию.

У Гуйшэна в голове промелькнуло: «Почему бы и нет?»

А лавочник продолжил:

– Не иначе как ходил в город смотреть представления.

Стоя снаружи на дороге, Гуйшэн, запинаясь, спросил:

– Х-хозяин, говорят, что в вашей семье свадьба – это правда?

– Ты только взгляни на это, – с сияющим видом сказал лавочник Ду, помахивая маленькими красными конвертами.

Гуйшэн услышал, как под мостом отбивают белье, и понял, что это стирает Цзиньфэн. Он подошел к перилам моста и увидел Цзиньфэн: на ее голове уже не было белого траурного платка, а в блестящей черной косе красовался цветочек невесты; опустив голову, девушка колотила валиком белье. Гуйшэн понял, что все правда, и его собственные планы рухнули. Все кончено. Навсегда. Не в силах говорить, он вернулся в магазин, бросил свирепый взгляд на лавочника и пошел прочь.

Ближе к вечеру он все же отправился в поместье У-лаое.

Придя в поместье, Гуйшэн застал во дворе Пятого Господина, одетого в праздничную синюю атласную куртку поверх длинного халата, который возбужденно руководил работниками, украшавшими свадебный паланкин. Он пребывал в необычайно хорошем расположении духа. Увидев Гуйшэна, У-лаое сказал:

– Гуйшэн, хорошо, что ты здесь! Ты поел? Сходи на кухню, выпей вина. – И добавил: – Кто ты по гороскопу? Рожденные в год дракона могут вечером помочь мне отнести паланкин к мосту в Сикоу, чтобы принять невесту. Тем, кто родился в год тигра и кота, не следует идти, а когда прибудет невеста, они должны спрятаться.