Текст книги "Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни"

Автор книги: Шэнь Цунвэнь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

НЕОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ ОБЫКНОВЕННОЙ ЖИЗНИ

перевод К. И. Колычихиной

Матушка Мань вышла из маслобойни и отправилась на мельницу. С приходом зимы ручей высох, жернова остановились, свисавшие с водяного колеса зеленые водоросли выцвели, а на камнях лежал белый птичий помет. С первого взгляда было видно, что наступление зимы нарушило привычный ход событий, – всему требовалось время, чтобы отдохнуть. Однако выпавший снег будто принес весть о приближении весны. Снег таял несколько дней подряд, талые воды, собиравшиеся в запруде, достигли уровня затвора, и работники доложили, что воды уже достаточно для того, чтобы запустить жернова. Хозяйка пришла посмотреть, а заодно и помочь работникам: убрать метлой кружева паутины со стен и жерновов, капнуть на горизонтальный вал и на обод немного масла, подвесить стоявшее в углу корытце. Попутно хозяйка распорядилась принести из дома корзинку клейкого риса, чтобы проверить, как работают жернова, так как, согласно обычаю, на Новый год непременно нужно приготовить лепешек из клейкого риса, да и новобрачной[109]109
  О свадьбе командира см. рассказ «Наутро после снегопада».


[Закрыть], когда она пойдет навещать родственников, обязательно нужно взять с собой лепешек и сладкого рисового вина.

Отправив работника за рисом, матушка Мань взяла стоявшую в сторонке бамбуковую сушилку[110]110
  Бамбуковая клетка с глиняной жаровней внутри.


[Закрыть] и, грея руки, вышла посмотреть запруду. Она решила дождаться, когда опробуют жернова, а потом пойти проведать мать Дуншэна. Прошло уже три дня, как тот отправился сопровождать торговцев, и до сих пор не вернулся, хотя идти было всего-то двадцать-тридцать ли, хищные звери в этих местах особо не водились, да и дорога была ровная, не заплутаешь. Неужто ему что-то попало в глаз, и он сорвался в жерло давно потухшего вулкана? Или погнался за мунтжаком[111]111
  Разновидность оленя сравнительно небольшого размера; другое название – саблезубый олень.


[Закрыть] или зайцем, да нечаянно скатился в жижу рисовых чеков, не смог выбраться и утонул? После снегопада такое случалось! Или, может быть, он давно уже решил, следуя примеру Сюэ Жэньгуя, записаться в армию, но боялся, что слезы матери, рано овдовевшей, растопят его сердце и он не сможет этого сделать, вот и решил воспользоваться случаем. Но работа порученцем при штабе уже считалась военной службой, а если еще пойти учиться дальше, разве можно мечтать о большем? Пойти учиться дальше? Хотя молодые люди нередко покидали родные края, это происходило, как правило, в силу внешних обстоятельств. Если, например, кто-то терял лицо из-за нанесенного ему оскорбления, проигрывал деньги и не мог вернуть долг, вступал в любовную связь, которую нельзя было ни разорвать, ни сохранить, тогда он один – или вдвоем – бежал подальше от этих мест в надежде на лучшее. Но ничего из вышеперечисленного не имело отношения к Дуншэну. Штабной писарь приходил с докладом в усадьбу, и беседа с ним подтвердила, что подражать Сюэ Жэньгую Дуншэн не стремился. Закрадывалось предположение, что он пропал из-за Цяосю. Уже полмесяца от нее не было никаких вестей, а Дуншэн – юноша скромный, он никому не скажет, что у него на сердце, вот и пошел искать Цяосю. Чего доброго, перед этим еще дал себе слово без нее не возвращаться, вот и пропал. То были всего лишь безосновательные предположения штабного писаря, но по деревне сразу поползли слухи. Что, будто бы добравшись до лагеря Хунъянькоу, Дуншэн увидел там Цяосю, узнал, что та собралась вместе с парнем из деревни Мяньчжай, который играл на соне, бежать в Чандэ, и тут парочка испугалась, что Дуншэн проболтается, поэтому его связали и бросили в речку. Хотя тому не было никаких доказательств, слухи дошли и до матушки Мань. Ей было жалко Дуншэна, она решила навестить его мать, утешить бедную женщину.

В селении Гаоцзянь, в котором было больше двухсот дворов, род Мань считался влиятельным, а усадьба матушки Мань была самой зажиточной. Большая часть земли и имущества близлежащих деревень принадлежала их семье, а еще маслобойня, мельница… На базаре в пяти ли от селения они держали небольшую соляную лавку, куда частенько отправляли кого-нибудь из усадьбы присмотреть за работой. Еще у них была доля в месторождении киновари Хоуцзыпин, поэтому в гостиной их дома красовался камень размером больше чи. Во времена всеобщего увлечения поисками эликсира бессмертия такие вещи было положено сдавать в императорский дворец, и хранение киновари в частных руках было равносильно преступлению. Главой семьи была сохранившая бодрость матушка Мань, которой уже перевалило за шестьдесят. Муж ее умер больше десяти лет назад. У них было двое сыновей и две дочери, дочери вышли замуж, и в доме осталось двое сыновей: старший – тот самый недавно женившийся командир отряда народного ополчения миньтуань[112]112
  Подробнее о миньтуань см. рассказ «Цяосю и Дуншэн».


[Закрыть], и младший, который учился в городе и только заканчивал восьмой класс. Оба брата были рекрутами отряда самообороны, и в порядке воспитания детей деревенских помещиков, а также в интересах деревенской общины любили побаловаться оружием да палками. В семье Мань были наемные работники, охотничьи собаки, ружья, и зимой братья проводили время на охоте, как говорил далекий предок Юй-цзы[113]113
  Юй-цзы или Юй-сюн – первый правитель царства Чу, вторая половина XI в. до н. э. Считается, что народы, населяющие территорию современной провинции Хунань, потомки царства Чу.


[Закрыть], «ловили тигров и преследовали оленей».

Матушка Мань была женщина честная и прямодушная, простая и трудолюбивая; она служила олицетворением лучших человеческих качеств состоятельных землевладельцев-южан старой закалки. Семейное имущество было результатом многолетнего труда и бережливости нескольких поколений; семья придерживалась традиционного уклада. Одежда пестрела заплатками, но всегда была исключительно чистой. Все, включая исподнее, стиралось и крахмалилось рисовым отваром, да так, что стояло, и выглядело очень опрятно, издавая легкий кисловатый аромат с пряными нотками сена. Обувь и головные уборы тоже содержались в чистоте, выдавая не только принадлежность к старшему поколению, но и являя пример для подражания. Действия и поступки хотя не следовали книжным канонам, однако во всем совпадали с представлениями предков, особенно по части спокойного и доброго нрава, гармонично сочетавшимися с моральными принципами Дао. Но что еще важнее, в семье было глубокое понимание принципа накопления и распределения богатства, поэтому родственникам и соседям всегда, не скупясь, оказывали помощь и поддержку. Ведь отдавая часть, рачительный хозяин сохраняет намного больше. Все в деревне приходились друг другу если не родственниками, то хорошими знакомыми, поэтому если у кого-то случалась свадьба или похороны, рождался или умирал ребенок, серьезно болел сын – все тут же обращались к хозяйке семейства Мань и всегда получали утешение и поддержку. Вдогонку посылали работника с несколькими шэнами риса или парой цзиней кускового сахара. Делалось это от чистого сердца, очень естественно, поэтому, когда было завершено строительство нового дома, на нем появилась отливающая золотым лаком табличка с ярко-красной надписью: «Помогать людям и творить добро».

Семья Мань не придерживалась определенной религии, на домашнем алтаре стояли табличка с надписью «небо, земля, правитель, родители, учитель», фигурки бога времени Тай-Суя[114]114
  В китайской мифологии бог времени и покровитель Юпитера – планеты времени (Суй-син).


[Закрыть] и духа-покровителя местности туди-шэня. На кухне была фигурка духа-покровителя очага Цзао-шэня, в свинарнике, коровнике и амбаре также были расставлены фигурки разных божеств-покровителей. Утром и вечером хозяйка мыла руки, зажигала благовония и шла поклониться божествам, а пятнадцатого числа каждого месяца каждому из них делала подношение вином, испрашивая благополучия для людей и скота. В течение всего года строго отмечали все праздники и проводили все необходимые ритуалы, соблюдали пост, в благодарность божествам приносили в жертву свинью; что бы ни происходило, послушно следовали всем обычаям. На Новый год в честь праздника на двери обычно вешали парные надписи с пожеланиями счастья и деньги из золотой фольги. Родственникам и соседям рассылали заранее приготовленные деньги и зерно. Если вдруг кто-то, смущаясь и робея, приходил попросить взаймы, его просьба непременно удовлетворялась.

Хозяйство было немаленькое, чтобы вести его, требовались люди. Помимо крепких мужчин из штаба народного ополчения, следивших за порядком в деревне, в течение года еще нанимали десяток работников и двух управляющих из близких родственников. Отходов от переработки зерна на мельнице и маслобойне было достаточно, чтобы держать четырех крупных быков, свиней в двух свинарниках, несколько коз, разную домашнюю птицу, больше десяти пар голубей да нескольких сторожевых собак. Во дворе еще было два фазана, пара длинноухих кроликов и золотые рыбки в двух чанах. За домом стояли ульи с пчелами. Хотя управляющие и вели учет доходов и расходов, в голове у матушки Мань была своя невидимая книга, которую она знала наизусть от корки до корки, со всеми расчетами и долговыми расписками.

В бытовых вопросах матушка Мань придерживалась реалистических взглядов, в духовной жизни придавала значение символам, а в отношении к детям была идеалисткой. С одной стороны, она признавала настоящее, с другой – возлагала надежды на светлое завтра. У старшего сына, который занимался охраной правопорядка, было два сына и две дочери, и матушка успела всех сосватать: одному внуку приглядела пару в городе, другому – в деревне. Внучек тоже сосватала, одну – в деревне, другую – в городе. Младший сын, который получал образование в городе, был свободен в своем выборе и мог жениться на образованной городской девушке, а там, глядишь, и привезти ее домой, чтобы она играла на фисгармонии да пела песни. Мать была согласна на все, лишь бы девушка нравилась сыну, только вот младший сын сказал, что в ближайшие десять лет жениться не собирается. Дуншэну ей тоже хотелось помочь, и, когда он достигнет совершеннолетия, найти ему жену и подарить десять му земли.

Мечты матушки Мань были разумны и прекрасны, но, как говорится, человек предполагает, а бог располагает. Даже самый что ни на есть рационально выстроенный замок, когда судьбе будет угодно, может в одно мгновение превратиться в груду ледяных осколков, и эти осколки, увлекаемые течением талых вод горного ручья, вместе с водой перельются через край затвора, пронесутся под мостами и попадут в большую реку, исчезнув навсегда.

Из усадьбы к мельнице шел работник с двумя неполными корзинами чумизы на коромысле, а за ним какой-то незнакомец и мать Дуншэна, которую она как раз хотела навестить. Матушка Мань поспешила им навстречу и, увидев, что тетушка Ян крайне встревожена и подавлена, тут же, не успев поздороваться, спросила:

– Ну что, вернулся Дуншэн? Я как раз хотела идти к вам!

Мать Дуншэна, совершенно потерянная, убитая горем, словно бы стала меньше ростом. Бедная женщина едва слышно пробормотала:

– Благодетельница, беда!

Матушка Мань, определив по внешнему виду возраст и род занятий незнакомца, спросила:

– Братец, а ты не из нашей деревни?

Работник, несший зерно, тут же поспешил добавить:

– Цзимао, это мать нашего командира отряда, говори, не бойся.

Матушка, поняв, что дело серьезное, пригласила всех зайти на мельницу.

Незнакомец был так взволнован, что не сразу смог объяснить, зачем пришел. С его слов стало понятно, что Дуншэна, пропавшего три дня назад, и двух торговцев опиумом, которых тот сопровождал, захватила банда братьев Тянь из деревни Чжайцзышан; произошло это в Хунъянькоу, что в десяти ли от Гаоцзянь. Все они заходили погреться в харчевню у подножия горы, что держит Цзимао, а потом ушли в горы, и дальше след их теряется. Цзимао узнал Дуншэна, но так как тот улыбался, ему и в голову не пришло, что дело неладно. И только вчера, отправившись на рынок, он услышал, что Дуншэн уже несколько дней как пропал и что командир отряда велел разыскать Дуншэна. Только тогда он понял, что на Дуншэна с торговцами напали и что они так и не вернулись. Среди бандитов, помимо братьев Тянь, еще был парень, которого все называли У-гэ[115]115
  Пятый старший брат.


[Закрыть], очень похожий на того самого из деревни Мяньчжай, что играл на соне: малый лет двадцати от роду, с маузером, очень грозный. Дуншэн улыбался и этому юноше, и Цзимао, так что дело тут не из простых. Незнакомец умолял матушку Мань никому не рассказывать, что именно он принес эту весть: он боялся, что братья Тянь в отместку сожгут его дом. Однако промолчать тоже нельзя, потому как в деревне его могут счесть пособником, ведь дни заходили погреться в его харчевню.

Это было похоже на правду. Исчезновение торговцев тоже могло служить подтверждением.

Во второй половине дня новость разлетелась по всему селению Гаоцзянь. Командир отряда срочно собрал сход у канцелярии штаба народного ополчения, чтобы обсудить, решать ли это дело самостоятельно или доложить о нем уездному правительству. Тогда взял слово представитель семьи Мань. Он сказал, что, так как Хунъянькоу располагается на территории, где за порядок отвечает командир, то действия семьи Тянь можно расценивать как намеренное непризнание семьи Мань. Если это частное дело, то, по правилам, нужно отправить человека на переговоры, чтобы договориться о сумме, за которую семья Мань сможет выкупить людей и товар. Но это чревато потерей лица. В таком деле спуску давать нельзя, стоит хоть раз пойти на уступки, и все может повториться. К тому же в этой банде парень из деревни Мяньчжай, подговоривший Цяосю бежать. Мало того что он похитил нетронутый бутон, так еще нанес семье и другую обиду. Это все равно что плюнуть в лицо всем жителям Гаоцзянь. Командир, вместе со штабным писарем взвесив все за и против, распорядился собрать рекрутов и доложить в уездное правительство, что на поимку бандитов уже направлены силы. Он лично отправился с донесением в город и попросил начальника уезда прислать в деревню отряд для наведения порядка, чтобы отбить у бандитов охоту выкидывать подобные штуки. Начальник уезда был молодой офицер; они с командиром быстро договорились. Начальник уезда сказал, что он как раз собирался приехать к командиру поздравить с женитьбой, погостить и поохотиться. На следующее утро в сопровождении взвода полицейских они отправились верхом в деревню. В Гаоцзянь начальник уезда поселился в доме командира, а тридцать полицейских – в канцелярии штаба народного ополчения, которая располагалась в храме Царя лекарств.

Когда весть о том, что в Гаоцзянь для наведения порядка прибыл начальник уезда, разлетелась по округе, командир отправил одного из местных на разведку в деревню, где жили Тянь, в восьми ли от Хунъянькоу. Тот, вернувшись, доложил, что братья Тянь рано утром, взяв с собой четыре ружья, корзины с товаром, лепешки из клейкого риса, три даня риса, один юн[116]116
  Юн – китайская мера объема, равная 103,5 л.


[Закрыть] масла, в сопровождении тридцати человек двинулись к пещерам Лаохудун – Логово тигра. С ними были Дуншэн, Цяосю и парень, игравший на соне. Дуншэн выглядел изможденным и больным; на одной ноге не было сандалии. Братья Тянь подбадривали своих людей: «Подумаешь, начальник уезда приехал, испугали! Отстоим обе пещеры, да так, что эти генералы будут только головы задирать и смотреть, а как шеи устанут, так они, съев всех жирных кур в ближайшей деревне, уберутся в своих паланкинах восвояси. Тянь голыми руками не возьмешь!»

Начальник уезда понял, что силами военных здешний жестокий и своенравный народ так просто не усмиришь. Если сначала он хотел приехать только для устрашения, рассчитывая на страх народа перед начальством, то после совещаний с местными помещиками пришел к другому решению. Обязать лицо, ответственное за участок, где все произошло, или любыми средствами разыскать преступников, или взять пару бедолаг из числа местных крестьян (или лет пять назад совершивших какое-нибудь преступление, или просто бедных людей, которые в жизни никого и пальцем не тронули), отрубить им головы и повесить на рынке на всеобщее обозрение. Одновременно провести собрание и с каждой деревни собрать деньги на патроны для поимки преступников, деньги в благодарность за труд полицейских, деньги на питание, деньги на соломенные сандалии. С местных помещиков взять по два даня солонины и колбасы, три-пять десятков кур и каплунов, да еще, супруге в утешение, сотню лянов «высушенной смолы белых цветов[117]117
  Опий-сырец.


[Закрыть]» и три-пять десятков лянов алой, как кровь, киновари, – и со всем этим торжественно вернуться обратно. Отправить в город секретаря, чтобы тот написал в провинциальную газету заметку о случившемся: уездная комиссия такого-то числа уехала в инспекционную поездку, такого-то – вернулась; начальник уезда лично ввел войска в бандитский район, пристрелил разбойников и «победил Сун Цзяна[118]118
  Один из главных персонажей романа Ши Найаня «Речные заводи», был главой шайки разбойников, нападавших на путешественников в районе Шаньдуна.


[Закрыть]». Секретарю следует также доложить об этом в правительство провинции. А если пойти еще дальше и написать в газету от имени какого-нибудь селянина, то можно убить сразу всех зайцев: избавиться от лишних хлопот, наделать шуму и получить славу и деньги.

Братья Тянь угадали натуру начальника уезда. Но они не учли, что он захочет не только прославиться, но и сохранить лицо.

Когда в пять часов обо всем было доложено начальству, около сотни рекрутов селения Гаоцзянь, исполняя приказ, взяв с собой оружие и провиант, отправились окружить разбойников в Логове тигра и выкурить их из пещер; их действиями руководил сам начальник уезда. В деревне все, включая командиров, пребывали в крайнем возбуждении. Лишь две женщины в страхе и печали укрылись на мельнице: не зная, что делать, они с замиранием сердца наблюдали через брешь в заборе, как выступает отряд. Одна была мать Дуншэна, которая думала только о том, что Дуншэна могут под горячую руку убить вместе со всеми и что он погибнет с шайкой бандитов, загубив свою драгоценную жизнь и похоронив все ее надежды. Вторая была матушка Мань, всю жизнь делавшая людям добро, – она боялась, что это может привести к вражде между семьями Мань и Тянь. Еще с ними была новобрачная, лицо которой все еще сохраняло выражение стыдливости – она не понимала, что говорить и о чем думать. Командир отряда с маузером на поясе уже оседлал белого мула и собрался следовать за конем начальника уезда, как вдруг, словно почувствовав кроткую любовь матери и ее беспокойство, поспешил на мельницу.

– Мама, не бойся за меня, нас много, ничего плохого не случится!

Заглянув во влажные, обрамленные сетью морщин, глаза матушки Мань и тетушки Ян, в улыбающиеся черные глаза новобрачной, он понял, что стариков беспокоят дурные предчувствия. Он растерялся и, чтобы скрыть это, тоном, не терпящим возражений, сказал:

– Мама, не волнуйся! Не станем же мы ни за что ни про что убивать людей. Мы же соседи, родня, никто никому не желает зла, да и начальник уезда говорит, что в этом деле главное – вызволить Дуншэна… Оштрафуем их, и дело с концом. Я никогда не сделаю такой глупости, чтобы убить человека, чтобы потом все ненавидели друг друга и друг другу мстили!

Матушка Мань отвечала:

– Будь осторожен, не натвори чего, не навлеки беды! Ты не начальник уезда. Тебе здесь жить, это твоя родная земля, здесь похоронены твой дед и отец, нельзя их опозорить! У меня все сердце изболелось, да поможет тебе твой отец. Благослови тебя Будда, я ему пообещала принести в жертву две свиньи!

Новобрачная по молодости лет не понимала, что происходит, но командир ей казался очень внушительным и мужественным.

Когда колонна выступила, поглазеть сбежалась вся деревня: женщины с детьми и старики стояли у ворот на обочине рисового поля и на площадке у храма Царя лекарств. Это яркое шумное шествие так отличалось от тишины и покоя деревни после недавнего снегопада! Казалось, мужчинам деревни предстоит не бессмысленная резня, а очередная веселая охота.

Пещеры Логово тигра находились в двадцати ли к востоку от селения Гаоцзянь, а еще через два ли проходила граница девятого охраняемого района в уезде. Род Тянь когда-то был там весьма влиятельным, в свое время в нем был рекомендуемый ко двору студент гуншэн[119]119
  Гуншэн букв.: «рекомендованный учащийся». Гуншэн получал право на поступление в государственную, или казенную, академию в столице, мог быть выдвинут в кандидаты для сдачи дворцовых экзаменов или же в кандидаты для получения незначительной должности.


[Закрыть] и военный советник, а во времена Китайской Республики – командир батальона. Какое-то время родственники Тянь служили управляющими двух ртутных рудников в Хоуцзыпин. Эти невеликие достижения в деревне имели достаточный вес и дали возможность нескольким детям рода Тянь обучаться в уездной школе. Остальные дети, не питавшие особого интереса к земле и лелеявшие мечту, не работая в поле, собирать урожай, подались в разбойники. Сначала они просто срезали чужой урожай, а с падением общественной морали во времена Китайской Республики и вовсе стали с оружием отбирать у людей имущество. Некоторые из этой непутевой поросли, не сумев ужиться в деревне, перебрались в безлюдные горы Паохуаншань, находившиеся в ведении Гаоцзянь. Больше всего плодородных земель было в деревне, где жила семья Мань: заливные поля и заросли тунга, катальпы, чайного и лакового деревьев на склонах четырех гор. Это не считая большого рынка на казенном тракте, в пяти ли от деревни, куда каждый третий и шестой день месяца стекались товары со всей округи. Этот взаимообмен всякой мелочовкой, солью, тканями, чаем и красками заметно повлиял на достаток многих людей. Богатая во всех отношениях земля не могла не стать предметом зависти других деревень, входивших в охраняемый район. А состояние и авторитет усадьбы матушки Мань и вовсе не могли никого оставить равнодушным.

В районе Логова тигра были самые бедные земли, находившиеся в ведении Гаоцзянь. Пещеры располагались в верховьях реки, воды там было совсем немного, пойма сплошь покрыта иссиня-серыми камнями да бурьяном. По обоим берегам тянулись гряды темных скал, местами поросших самшитом, местами совсем голых. Пещеры Логово тигра делились на верхнюю и нижнюю. Обе – очень высоко в скалах над речной отмелью, так, что не достать ни до земли, ни до воды. В силу особенностей ландшафта это место считалось неприступным, и попасть туда можно было, лишь забравшись по трещине в скале. В одной пещере воды не было, изнутри ее устилал кварцевый песок; в другой бил родник, который не пересыхал даже зимой и вырывался наружу ниткой водопада. Пещеры могли вместить в себя больше тысячи человек. Местные жители обычно приходили сюда с началом зимы варить селитру и делать порох для самодельных хлопушек и фейерверков. Во времена смут женщины и дети двух ближайших деревень, унося с собой еду и нехитрый скарб, укрывались в этих пещерах, а переждав опасность, возвращались домой. Одна женщина родила в пещере ребенка, этот ребенок вырос и занял хорошую должность, и в память об этом в безводной пещере соорудили храм богини-покровительницы чадородия. Деревенские женщины надели на фигурку богини богато украшенный халат и стали подниматься в пещеру, чтобы молить о рождении ребенка. Там воскуряли благовония, делали подношения – у пещер появилось немало почитателей. Место это, хотя и очень красивое, было безлюдным, заброшенным и даже опасным: иногда из пещер виднелась лишь пелена тумана, укрывшая деревья и скалы, а слышалось лишь журчание воды и крики диковинных птиц. Здесь человек забывал о существовании бренного мира.

Люди Тянь заняли обе пещеры, перегородив все пути, кроме трещины в скале, поросшей лианами и кустарником, но по ней могли забраться разве что белки-летяги да обезьяны.

Изначально бандиты задумали просто отобрать товар и отправить Дуншэна домой, чтобы тот передал их требования и зажиточная семья Мань, испугавшись, уступила им два-три ствола. Но тут Дуншэн столкнулся лицом к лицу с парнем из деревни Мяньчжай, который соблазнил Цяосю бежать к Тянь. Поэтому на переговоры с семьей Мань решили послать другого человека, и, пока он не вернется с оружием, держать Дуншэна в заложниках. И только когда вся банда отправится в провинцию Гуйчжоу, отпустить его. Но кто же мог подумать, что У Юн[120]120
  У Юн – герой романа «Речные заводи», отличавшийся умом и проницательностью.


[Закрыть] с Кун Мином[121]121
  Кун Мин, досл.: «умный, просвещенный» – еще одно имя Чжугэ Ляна – героя классического романа «Троецарствие», великого китайского стратега, политика, изобретателя и литератора.


[Закрыть] просчитаются – и командир отряда обратится к начальнику уезда, а тот приедет в Гаоцзянь для наведения порядка. Вот так, из-за непредвиденных обстоятельств, им не удалось добиться легкой победы, «поймав в кувшине черепаху», и пришлось укрыться в пещерах Логово тигра, чтобы выиграть время, и, измотав противника, склонить к переговорам.

Полицейские и местные жители с обеих сторон окружили утесы, чтобы отрезать банде пути отхода. Бандиты в пещере, словно не обращая внимания на осаду, громко и весело били в барабаны и гонги, настраиваясь на длительную борьбу. Они считали, что смогут продержаться долго, а власти и жители Гаоцзянь рано или поздно отступят из-за усталости и голода. Рельеф благоприятствовал бандитам: снизу стрелять неудобно, зато сверху, из пещер, очень удобно и стрелять, и бросать камни; нападающим трудно будет спрятаться в траве и в расщелинах скал. Подобная военная тактика описана еще Гомером, с той только разницей, что здесь даже если бы кто и додумался спрятать воинов в троянского коня, никакой троянский конь не смог бы по трещине забраться внутрь пещер.

Начальник уезда, укрывшись за высоким нагромождением камней, руководил наступлением. После первой сотни выстрелов барабаны и гонги грянули громче. Темнело, ветер в ущелье усиливался, и отряду пришлось прекратить атаки. Людям приказали готовиться к ночлегу: рубить сосны, чтобы соорудить навесы, разводить огонь, готовить пищу.

Наутро созрел новый план: тридцать полицейских забрались на гору со стороны Хунъянькоу и, прижавшись к скале, открыли огонь по пещере. На некоторое время гонги и барабаны стихли, потом у входа в пещеру появились три статуи, облаченные в длинные красные шелковые халаты: чтимые в конфуцианстве государь, отец и наставник, а изнутри снова раздались звуки гонгов и барабанов. В проем пещеры летели пули, однако это не влияло на настроение осаждаемых, они упрямо продолжали насмехаться. В этот день подтвердилось, что у бандитов было современное оружие: из пещеры прозвучало с десяток ответных выстрелов. Командир отряда на слух определил, что стреляли из мелкокалиберной винтовки, маузера и американской пятизарядной магазинной винтовки «спрингфилд».

Командир отряда для угощения начальника уезда зарезал барана, заколол свинью, выставил солонину, дичь и один из лучших сортов китайской водки маотай, а также привез из дома походную кровать и постель из шкур тигра и камышового кота. Несмотря на все его старания, на четвертый день от страсти к охоте у начальника уезда не осталось и следа, а желание расправиться с бандитами, как и предвидели братья Тянь, сменилось усталостью, и начальник уезда вернулся в город – под предлогом проведения уездного собрания по ликвидации бандитизма в сельской местности. А бандиты из пещер все равно никуда не денутся, рано или поздно сдадутся. Начальник уезда собрал жителей селения Гаоцзянь и произнес речь на полтора часа: необходимо контролировать все дороги у подножия горы, обе стороны обрыва и главную дорогу, ведущую в деревню Хунъянькоу; он раздавал указания, пространно цитируя туманные формулировки из трактата Сунь-цзы «Искусство войны»: мол, военная доблесть выше доброты и красоты, а бандиты, сколь ни коварны, будут задержаны и уничтожены! Отговорив, он сел на коня и во главе дрожащих от страха и холода тридцати ополченцев с лошадьми, груженными местными деликатесами, большими кувшинами рисового вина и грибного масла – благодарность селян, – вальяжно покачиваясь, отправился в город.

Командир отряда взял бразды правления в свои руки и в соответствии с трактатом Сунь-цзы и заветами советника У Юна продолжал осаду.

На седьмой день запасы провианта у отрядов самообороны подошли к концу, к тому же приближался Новый год, и народ стал проситься домой. Командир тоже считал, что в такой холод лучше разойтись по домам. Однако от начальника уезда пришел строгий приказ: за десять дней закончить осаду, иначе не быть ему командиром. Этот приказ был как ушат ледяной воды. Командир расстроился и разозлился – теперь он очень жалел, что не последовал совету матери. Вот уж действительно нехватка выдержки в малом может испортить большие планы. Но он поставил себя в безвыходное положение.

Мы со штабным писарем, закинув за спины свернутые одеяла, тоже отправились в Хунъянькоу посмотреть на осаду пещер. Сначала мы наблюдали снизу, со стороны реки, а потом забрались на соседнюю гору полюбоваться видами. Это место было создано для вдохновения художника, но никак не для кровопролития. Однако сложилось так, что в этих двух пещерах было около тридцати полных энергии и жизненных сил парней. И если осада будет продолжаться, то все они умрут от голода. Но пока из пещер днем и ночью доносились звуки барабанов и гонгов и раздавалось улюлюканье. У штабного писаря родилась новая идея: а если подняться на скалу, где находятся пещеры? От ее вершины до входа в верхнюю пещеру не больше ста пятидесяти шагов. В деревне полно каменщиков, так не отправить ли каменщиков на вершину, чтобы они по трещине продолбили вниз тропку, и тогда можно будет атаковать сверху. А не получится атаковать – отправим кого-нибудь на переговоры. Узнаем, кто у них за главного, и попробуем с ним договориться.

Двое каменщиков приступили к работе и обнаружили в трещине выступающие камни и кустарник, цепляясь за которые, можно хоть и с трудом, но пройти. На вершине поставили охранника. Всего за четыре дня проложили тропу, которая не доходила до входа в пещеру каких-то трех чжанов; уже были слышны голоса бандитов. Командир отряда вызвался спуститься в пещеру по веревке, закрепленной на вершине, чтобы начать переговоры. Он предлагал бандитам отдать людей, товар и оружие в обмен на жизнь. Те согласились отдать людей и товар, но не оружие. Ибо даже если все пройдет гладко, после этого никто не сможет гарантировать им безопасность. Особенно боялись зачинщики – братья Тянь и парень из деревни Мяньчжай, соблазнивший Цяосю, которого в пещере называли «управляющий У-гэ». Однако если не отобрать оружие, то мира и спокойствия не добьешься – командиру был хорошо известен нрав местных жителей. Стоит уступить, не выдернуть застрявшую занозу – и это выльется во что-нибудь более серьезное, да и весть об этом разлетится на тридцать ли вокруг.

В переговоры вступили штабной писарь и парень из Мяньчжая, но по-прежнему никто не хотел уступать. Однако писарю удалось узнать, что Цяосю тоже находится в пещере как жена одного из заговорщиков. Но она не откликнулась, когда писарь ее позвал.

Оставалась надежда на мать Дуншэна. Она взяла одежду, пару обуви и лепешки из клейкого риса, обвязалась веревкой и, хватаясь за лианы и кустарник, спустилась до конца проделанной в отвесной скале тропы.

– Дуншэн, Дуншэн, ты здесь?

Было слышно, как кто-то передал:

– Дуншэн, тебя зовут! Твоя мать пришла!

Заложник Дуншэн скоро подполз к выходу из пещеры и, задрав голову, испуганно и в то же время радостно позвал:

– Мам, мам, я живой!

Тетушка Ян, вся в слезах, голосом, прерывающимся от рыданий, запричитала: