Текст книги "Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни"

Автор книги: Шэнь Цунвэнь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

И вот весь этот караван прибыл в горы. Шаньто приказала разгрузить повозки и первым делом распорядилась, чтобы плотники построили неподалеку от жилища бессмертного дом, крытый соломой: внешне простой, без излишеств, и в то же время красивый.

Когда дом был готов, Шаньто велела садовникам позаботиться о гармоничном расположении деревьев и цветов вокруг нового жилища. Обустроив сад, Шаньто приказала работникам отвести воду из горного ручья и сделать так, чтобы она, огибая домик, текла без остановки. В воду запустили лебедей, уток-мандаринок и других птиц. Когда все было сделано, Шаньто распорядилась, чтобы повозки как можно скорее отвели в укрытие на расстояние десяти ли и больше не показывали.

Работы завершили за одну ночь, к рассвету все было готово.

Шаньто условилась с девушками, что одни наденут платья из травы, обнажающие белую кожу ног и рук, и притворятся духами гор, другие облачатся в длинные белые одежды, легкие и прозрачные, позволяющие рассмотреть очертания их тел. Красавицы должны были гулять в лесу, рвать цветы и ловить бабочек; взявшись за руки, петь под луной; без стеснения сбрасывать одежду и купаться в горных ручьях; забираться на деревья и, срывая фрукты, бросать их для забавы другим девушкам. Всего и не перечислишь. Достаточно сказать, что таким образом Шаньто хотела целиком и полностью завладеть вниманием бессмертного. Все должно было выглядеть так, будто это не имеет никакого отношения к будущему небожителю, и он своим появлением лишь мешает девушкам. Заинтересовать бессмертного можно было, только если не обращать на него никакого внимания. Это могло пробудить в нем любовную страсть. Сменив безразличие, она рано или поздно должна была выйти из-под его контроля.

Будущий небожитель каждый день бродил по горам, заглядывая в разные уголки леса и возвращаясь только к вечеру. И на глаза ему повсюду стали попадаться девушки. Новые соседки совсем не обращали на него внимания. В горах водилось всякое зверье, каких только не было там чудесных созданий, и будущий бессмертный решил, что девушки – один из видов обитающих в горах живых существ. Они пели красивые песни, красиво занимались своими делами и, хотя обладали магическим очарованием, не причиняли вреда. Но вскоре бессмертный с изумлением обнаружил: куда бы он ни пошел, куда бы он ни бросил взгляд, повсюду его окружает красота. Для будущего небожителя каждый день стал казаться праздником. Не прошло и месяца, как при виде девушки он уже замирал с глуповатым выражением лица – точно так же, как любой мужчина, встретивший хорошенькую женщину.

Шаньто полагала, что еще не пришло время для активных действий, она никуда не спешила. Каждый раз, гуляя в горах, девушки знали, что в укромных уголках леса, среди листвы прячется бессмертный. Красавицы вели себя так, словно за ними никто не наблюдал. Они пели, резвились, танцевали, аккомпанировали себе на разных музыкальных инструментах. Музыка лилась всегда и повсюду. И утром, и вечером горные долины были наполнены звуками музыки и голосами поющих девушек. Песни их казались неземными – так могла петь только птица феникс. У бессмертного от этих звуков замирало сердце.

Шаньто, зная, что будущий небожитель наполовину олень, ночами с помощью трубочки, скрученной из коры тунгового дерева, имитировала голос самки оленя, чтобы вызвать в его сердце нежные чувства.

Когда вновь наступило полнолуние, Шаньто поняла, что время пришло. Она занялась приготовлениями. Красавицы обладали разными достоинствами, поэтому им определили разные места. Высокие и стройные отправились к ручью; полненькие притворились, что собирают хворост; играющие на флейтах сели в бамбуковой роще; играющие на губных органчиках поодиночке устроились на высоких каменных выступах; играющие на нежных арфах привязали их к своим поясам и прогуливались по окрестностям. Ловкие в движениях девушки качались на подвесных качелях, девушки с красивыми зубами часто смеялись. Все расположились на своих местах согласно плану Шаньто, каждая красавица имела возможность проявить себя с лучшей стороны и быть полезной. Девушки играли свои роли, готовые в любую минуту оказаться в поле зрения бессмертного.

После завершения приготовлений оставалось лишь дождаться, когда бессмертный попадется в ловушку.

В один прекрасный день будущий небожитель, проходя мимо дома Шаньто, невольно остановил взгляд на дверях и проникся доселе неизвестным ему чувством приязни. Когда он оглянулся, перед ним была Шаньто в окружении двенадцати молодых красавиц. Притворяясь, что видит его впервые, она изобразила удивление и легкое негодование. Шаньто спросила бессмертного: «Зачем ты, незнакомец, пришел к нашему жилищу и смотришь лукавым взглядом? Следишь за нами?»

Будущий небожитель поспешил улыбнуться и сказал: «В этих горах я единственный живой человек. Меня поразило, что я не знаю, откуда вы пришли и куда идете. Я хозяин этих гор. Хотел бы осведомиться у вашей предводительницы, почему перед тем, как прийти в горы, не спросили разрешения у того, кто за всем здесь смотрит?»

Шаньто выслушала бессмертного, изобразила понимание и поспешила принести ему извинения, выбирая самые приятные и чарующие слова. Остальные девушки проявили гостеприимство и остановили порывавшегося уйти бессмертного. Мягкими голосами они убеждали его остаться, ласковыми взглядами смотрели на него, нежными руками обвивали его. Всеми правдами и неправдами девушки заманили будущего небожителя в дом, где преподнесли ему цветы с дивным ароматом. Они отнеслись к нему с вниманием, заботой и таким почтением, словно он был Буддой Шакьямуни.

Девушки были приветливы, почтительны и наперебой расспрашивали бессмертного о всяких пустяках, не давая тому возможности спросить, откуда они появились в горах. Они привели его в красивую комнату и усадили на мягкую постель. В комнате было тепло, она была наполнена ароматом свежести, будто бы цветочным, а может быть, не цветочным – неясно было, откуда именно он исходил. Девушка в одежде служанки принесла на маленьком подносе из агата нефритовую чашу, наполненную прозрачным вином, и подала ее бессмертному вместо холодной воды для утоления жажды.

На вкус и цвет прозрачное вино было не отличить от воды, но по силе воздействия ему не было равных. Выпив вина, бессмертный произнес: «А вода неплоха на вкус!»

Другая девушка принесла на подносе снадобья радости, замаскированные под фрукты. Съев необычайно приятное на вкус угощение, тот развеселился и воскликнул: «Фрукты прекрасны на вкус, в жизни таких не ел!»

Пока бессмертный пил вино и вкушал снадобья под видом фруктов, девушки окружили его со всех сторон. Они улыбались ему, нарочно обнажая жемчужно-белые зубы. Обычно бессмертный был умерен в еде и занимался получением разнообразных знаний, погружаясь в медитацию. Сейчас же, после возлияний и обильной пищи, он растерял всю свою мудрость. Кровь прилила к голове, он стал улыбаться девушкам, а затем во всеуслышание сказал: «За всю свою жизнь не видал я таких вкусных фруктов и такой прекрасной воды!» и немного смутился.

Шаньто нашлась что ответить: «Не стоит удивляться, я от всего сердца творю добро и никогда не жалуюсь, поэтому Небеса помогают мне получать чистую воду и хорошие фрукты. Если тебе что-то нравится, всегда делись этим с другими и не смей скупиться».

Бессмертный прочел множество священных книг, в них не было ничего недоступного его пониманию. Но кроме содержания этих трактатов он ничего не знал. Поэтому он поверил лукавым словам женщины, ничуть в них не усомнившись. Будущий небожитель смотрел на девушек: у всех были изящные манеры, тонкие талии, белые зубы, красивые фигуры, мягкая молочная кожа, их тела источали аромат фруктов. Бессмертный спросил девушек, почему все они такие красивые, что один их вид заставляет забыть все печали и заботы.

Он сказал: «Я прочел семь сотен канонических книг и могу пересказать их наизусть. Но ни одна из них не объясняет вашей красоты».

Девушки ответили ему: «Для женщин это обычное дело, поэтому незачем упоминать об этом в канонических книгах. Да и объяснение простое: мы каждый день утоляем голод разными фруктами и пьем воду из местных источников. Сами не замечаем, как становимся красавицами!»

Бессмертный принял их слова за чистую монету. В душе он восхищался достоинствами девушек и одновременно испытывал влечение к ним. Будущий небожитель словно оцепенел, все его чувства притупились. Хотя он не говорил ни слова, Шаньто все поняла.

Немного погодя, она обратилась к бессмертному: «В твоей пещере так темно и сыро, разве пригодна она для жилья? Если не возражаешь, я предложу тебе остаться здесь на денек».

Бессмертный задумался. Они встретились впервые, но у него было ощущение, точно они давно уже дружат. Пожалуй, церемонии ни к чему, почему бы не переночевать у старого друга. Без долгих раздумий бессмертный сказал: «Можно и остаться».

Девушки очень обрадовались.

Они все собрались за одним столом. Девушки пили простую воду и ели фрукты, настойчиво предлагая обомлевшему от их красоты бессмертному вино и снадобья. Бокалы и тарелки стояли вперемешку, но на них были выгравированы тайные метки, что позволяло девушкам не ошибиться в выборе угощений для себя. Девушки с такой заботой подносили бессмертному вино, что он не мог отказаться, пил и ел до глубокой ночи. Во время этого пира девушки заиграли на музыкальных инструментах. Гармонично переливались звуки, мелодии поражали воображение. Девушки не сводили глаз с бессмертного, пока их пальцы перебирали струны. Для будущего небожителя все это было в новинку, выглядел он совершенным глупцом. Шаньто, вплотную приблизившись к бессмертному, прошептала ему на ухо: «В такую жару немудрено и вспотеть, не желает ли небожитель искупаться вместе?»

Тот потерял дар речи, но улыбнулся и кивнул головой. Хотя в канонических книгах о подобном не написано, но и возражений против этого там нет.

В доме Шаньто заранее был установлен необычный бассейн для купания, в котором легко помещались двадцать человек. Он был украшен филигранным узором, составленным из слоновой кости, слюды, нефрита, самоцветов и жемчугов. Когда бассейн не использовали, его складывали, как среднего размера палатку. Весил он немного, можно было увезти на небольшой повозке. А когда этот удивительный бассейн разворачивали полностью, он напоминал маленький овальный пруд с чистой водой. Даже если там купалось сорок человек, им не было слишком тесно. Бассейн уже наполнили до краев, и Шаньто вместе с бессмертным окунулись в него. Они развлекались, то погружаясь в воду, то всплывая. В огромном бассейне купалось всего два человека. Похоже, что бессмертному недоставало оживления и веселья. Тогда Шаньто пригласила десять девушек с изящными фигурами присоединиться к ним. Помимо людей, в бассейне оказались лебеди, они расправляли крылья, вытягивали шеи, временами взлетали. Там плавали золотые рыбки с большими головами и длинными пышными хвостами. В воде были также креветки и разноцветные камушки. Местами было мелко, местами глубоко. Вода была приятно теплой.

Бессмертный и девушки стали прыгать в воде, держа друг друга за руки. Руки девушек были очень нежны, поэтому от взаимных прикосновений сердце бессмертного пускалось вскачь, в довершении ко всему девушки ради забавы начали обливать друг друга водой и совершать омовения, помогая одна другой. При этом каждая девушка, которой велели присоединиться к купанию, будучи самого высокого мнения о красоте своего тела, старалась предстать в самом привлекательном виде, а потому очень скоро у бессмертного возникло страстное желание переродиться. Он стоял перед девушками в бассейне с совершенно глупым выражением лица… Именно в этот момент он утратил сверхъестественные силы. Добрые и злые духи отвернулись от него. В государстве Болодичан тут же начался ливень, шедший без остановки три дня и три ночи. Так все жители страны узнали, что бессмертный потерпел поражение. В их государстве вновь воцарилось счастье, народ праздновал, ожидая возвращения на родину красавицы Шаньто и готовясь встречать ее. Государь помнил слова Шаньто, но пока не знал, чем все закончится. Он испытывал радость и благодарность, но на сердце все равно было неспокойно.

Остановившись в доме Шаньто, бессмертный от страсти потерял свои магические силы. Сознание его путалось, он не отдавал себе отчета в происходящем. Шаньто тайно приказала приготовить напитки и еду для бессмертного на семь дней и семь ночей, всю неделю развлекать его и поить вином, чтобы он чувствовал себя счастливым и пьяным и позабыл о возвращении домой. По истечении семи дней вино и угощения закончились. Бессмертному стали подавать воду из местного источника и растущие в горах ягоды. Они не были такими вкусными и питательными, как прежние угощения. За это время бессмертный привык, точнее сказать, пристрастился к вину и снадобьям в виде фруктов. Он стал требовать у девушек вернуть их обратно.

Кто-то из девушек сказал: «Запасы иссякли, ничего не осталось. Но вы можете покинуть эту бедную гору с бесплодной землей вместе с нами. В садах нашей родины есть все, что вашей душе угодно. Всего так много, что нужно беспокоиться не о нехватке, а о том, куда деть излишки!»

Бессмертный уже успел полюбить особые фрукты, поэтому тотчас согласился покинуть гору.

Все стали собираться, грузить на повозки вещи и готовиться к триумфальному возвращению на родину. Вскоре караван двинулся в путь, намереваясь вернуться в столицу Болодичана по центральной дороге.

Когда до города оставалось совсем немного, красавица Шаньто вдруг упала в экипаже, точно пораженная в одночасье тяжелой болезнью. Лицо ее побледнело, она закричала от боли, призывая на помощь Небеса, не в силах остановиться. Бессмертный спросил, что случилось. Красавица Шаньто, изображая страдания, тихим прерывающимся голосом сказала: «Я больна, меня будто режут ножами изнутри. Лечение не поможет, боюсь, недолго мне осталось до ухода в мир иной!»

Бессмертный спросил о причинах болезни. Он хотел использовать магические силы, чтобы помочь Шаньто, но та захлебывалась слезами, притворяясь, что теряет сознание. Одна из девушек, что была рядом, назвалась землячкой Шаньто и сказала, что ей хорошо известны причины внезапной болезни. Она рассказала, что Шаньто сможет исцелиться, только если оседлает оленя, который пойдет спокойным шагом. Если красавица будет и дальше трястись в запряженном волами экипаже, то, вероятно, испустит последний вздох еще до прибытия домой.

Девушка заявила: «Если она здесь и сейчас не сядет верхом на оленя, который пойдет твердой поступью, то ее не спасти. Только где же нам взять оленя? Без него никак не продлить жизнь красавице Шаньто».

Шаньто заранее рассказала девушкам о своем спектакле. После этих слов со столь ужасным известием они дружно закрыли лица широкими рукавами и безутешно зарыдали.

Бессмертный был рожден оленихой и потому хорошо умел имитировать походку оленей. Он сказал: «Раз уж нет другого способа помочь, кроме езды верхом на олене, то я попрошу Шаньто сесть на меня. Я попробую изобразить оленя, может, так ей будет удобнее!»

Девушка сказала: «Нужен именно олень, боюсь, человек не справится с этой задачей».

Бессмертный из-за своего необычного происхождения всячески избегал разговоров о семье. Теперь же он влюбился и, потеряв голову, при всех рассказал в своем прошлом. Бессмертный признался, что в нем, внешне выглядевшем достойным человеком, также есть часть звериной натуры, которая может проявиться. Если возвращение любимой к жизни требует от него побыть ездовым животным, то он готов притвориться оленем и до конца дней носить Шаньто на спине. Он будет счастлив и никогда об этом не пожалеет.

Перед тем как группа покинула горы и двинулась в путь, красавица Шаньто отправила человека с письмом к государю, чтобы сообщить следующее: «Ваше Величество, хвала Небесам, я несу вам счастливую весть. Я уже веду бессмертного к Вам, завтра мы достигнем пределов нашей страны, и Вы сможете убедиться в моих способностях!» Получив письмо, государь тут же созвал министров, приказал построить во дворе эскорт, и отправился во главе стройной колонны, кто верхом на лошадях, кто в экипажах, навстречу Шаньто.

Как и сказала Шаньто государю перед отъездом, вернулась она верхом на бессмертном. К тому же влюбленный в красавицу бессмертный нес ее на спине с такой осторожностью, что ехать на нем было удобнее, чем на любом прирученном слоне или добром скакуне.

Государь был одновременно очень рад и чрезвычайно изумлен. Он спросил красавицу Шаньто, с помощью какой магии она добилась такого успеха.

Шаньто улыбнулась и промолчала. Она сошла со спины бессмертного, села в экипаж государя, который повернул обратно во дворец, и сообщила ему: «Бессмертного удалось сделать таким благодаря моим земным способностям. Здесь нет никакого чуда, только правильные действия и надлежащий подход. Сейчас, прибыв в страну, этот бессмертный с радостью готов служить даже рабом. Мы можем принять его, как другие государства принимают старейшин, и предоставить ему наилучшее место проживания. Стоит обеспечить бессмертного всем необходимым для жизни, чтобы он ни в чем не ощущал недостатка, содержать его и почитать, как дорогого гостя. Если ублажать этого попавшегося в сети глупца, потакая всем его чувственным желаниям, да еще и кланяться ему, как известному министру, в стране Болодичан воцарятся спокойствие и благополучие».

Выслушав Шаньто, государь одобрительно кивнули сделал все, как она сказала.

С момента встречи с женщинами все магические силы и вся мудрость рожденного оленихой юноши пропали без остатка. Спустя некоторое время жизни в городе он совсем исхудал, утратил способность воздерживаться от пагубных влечений и, наконец, умер. Перед смертью влюбленный в красавицу Шаньто юноша с болью в сердце думал, что она не сможет выжить без крепкого оленя для верховой езды. Поэтому на смертном одре он обратился к Небесам, страстно желая после смерти превратиться в оленя, чтобы добиться благосклонности красавицы. Даже если Шаньто не оседлала бы его в облике оленя, одна мысль о том, как он везет на спине красавицу, уже доставляла ему безграничное счастье.

Таковы были доводы торговца, к тридцати восьми годам не осмеливавшегося жениться. Когда он закончил свой рассказ, слушатели долго смеялись. Был среди них был один сюцай[76]76
  Человек, получивший первую из трех ученых степеней в системе государственных экзаменов кэцзюй.


[Закрыть]. Он встал, намереваясь высказать свое мнение: «Желание небожителя превратиться в оленя не удивительно. Идея стать ездовым животным красавицы может быть привлекательнее, чем оставаться бессмертным. Учитывая красоту Шаньто, – хотя все вы только слышали рассказы о ней, но не видели ее красоты вживую, – нет никаких сомнений, в глубине души каждый из вас желал бы превратиться в олененка, чтобы в будущем стать ее ездовым животным».

Услышав слова сюцая, острослов тихонько сказал себе под нос: «Ставший сюцаем даже тигра не боится, нечего и говорить о том, чтобы стать ездовым животным для Шаньто!» Но он хорошо знал вспыльчивый нрав сюцая, а потому насмешку оставил при себе.

К тому времени, как торговец закончил рассказ, не только сюцай желал превратиться в ездовое животное. Перекупщик лошадей и мулов, ранее говоривший, что женщин нужно бить плетью, подумал, что поспешил со своими дерзкими словами: как бы не оскорбить ими Шаньто. Крайне сконфуженный, он тихонько прилег на копну сена в углу и заснул.

Рассказав историю, торговец направился к своему месту у огня, но по пути его перехватил хозяин заведения с вопросом, боится ли он женщин по-прежнему.

Торговец сказал: «Если есть в мире мужчина, который не устрашится такой женщины, то он и не человек вовсе».

Он сказал это так тихо, как только мог, чтобы сюцай не услышал его и не назвал презрительно обывателем.

1933 г.

НАУТРО ПОСЛЕ СНЕГОПАДА
(тетралогия)

СОН ЦВЕТА КИНОВАРИ[77]77
  Цвет киновари, или цвет чи, наряду с чжу и цзян занимает в даосской религиозно-мифологической образности особое место, служа опознавательным знаком существ и предметов, принадлежащих высшему (чудесному) миру.


[Закрыть]

перевод К. И. Колычихиной

Если бы мне представился шанс стать художником, то я бы, пожалуй, отказался.

Нас было пятеро. В соломенных сандалиях и обмотках из пальмового лыка мы шли по заснеженным горам уже шестой день. По нашим подсчетам, к вечеру мы должны были добраться до места. Около часа дня мы спустились с невысокой вершины и в лощине перед даосским храмом Лингуаньмяо[78]78
  Лингуань сокращ. от Ван Лингуань, в китайской даосской мифологии один из 36 небесных полководцев/ воевод.


[Закрыть], к которому вели ступени, выложенные иссиня-серыми каменными плитами, решили перевести дух. Выглянуло солнце, снег начал таять, так что присесть было негде, и все стояли на дороге. Русло ручья в ложбине меж двух гор практически полностью засыпало снегом, и на нем виднелись пересекающиеся следы фазанов, лисиц и зайцев. Вдоль ручья тянулись густые заросли бамбука, с макушек которого то и дело срывался рыхлый снег. Ветки при этом вздрагивали и пружинили, поднимая клубы снежной пыли, что лишь усиливало ощущение тишины. Вдалеке высились залитые солнцем вершины. Одни словно грелись, подставив лучам макушки в снежных шапках, на других лишь редкими полосами белели косые снежные отметины, третьи выглядели безмолвным нагромождением скал. В долине виднелись рисовые чеки разных размеров, наслаивающиеся друг на друга подобно снежным ломтикам тонкого белого печенья. В распадке, по краям полей, расположились четыре деревушки. Здесь вперемешку росли лиственные и хвойные деревья: теснились тополя, гинкго, клены, рядами высились сосны и ели, мелькали островки бамбуковых рощ, торчали одинокие пальмы, встречались мандарины и помело. Среди деревьев с восточной стороны горы проходила длинная стена, окружавшая большую усадьбу. С запада рельеф разделял местность на три части, и в каждой было по одному поселению примерно на тридцать дворов. Ручей, огибая отроги восточного склона, протекал с внешней стороны стены, затем, изгибаясь и петляя меж деревень на западе, исчезал из виду. И хотя он был далеко, казалось, мы слышали журчание талых вод, стекавших в ручей из оросительных каналов. По форме и расположению легко угадывались мельница, маслобойня, буддийская молельня, храм предков – все это было неотъемлемой частью любой деревушки. Эта величественная, умиротворяющая картина в лучах выглянувшего после снегопада солнца волновала душу. Мои четверо попутчиков, заметив, как я ошеломлен увиденным и как мне не хочется уходить, по обыкновению, начали подшучивать надо мной, называя меня Бада[79]79
  Ба-да, букв.: Восьмой старший брат. Здесь в значении Бада-шаньжэнь, досл. «затворник с гор Бадашань» – псевдоним китайского художника династии Цин – Чжу Да (1626–1705). В силу фонетического совпадения псевдонима известного художника и формы обращения к старшему брату (числительное ба + термин родства да), прозвище, данное герою, звучит заведомо иронично.


[Закрыть]. Самый молодой из них, ученик восьмого класса, паренек лет пятнадцати по фамилии Мань, сказал:

– Что, Бада, опять за свое? Если надумаешь стать художником, давай к нам, у нас тут рисуй, хоть зарисуйся! Только смотри – а ну как жизни не хватит, чтоб все нарисовать? Так что лучше пойдем скорее, по пути подстрелим горлицу, зажарим с острым перчиком, вот будет вкуснотища!

Остальные загоготали, одобряя шутку.

– Ну, мы же современные военные, а не ссыльные, успеется. – В моих словах содержался намек, который моим попутчикам был понятен.

– У нас впереди еще тридцать ли трудной дороги, надо поторапливаться! А то, боюсь, до темноты не поспеем. Погода тут скверная, поднимется ветер, тропа обледенеет – чуть поскользнешься и угодишь в ручей, что тогда делать? – По тону говорящего и по тому, как все срочно засобирались, я уловил, что сказано это с насмешкой, однако смысла ее не понял.

Я притворился, что обижен:

– Эй, у вас тут прямо «чем дальше в глушь, тем хуже дороги». А я и вправду больше идти не могу! Вы хотите домой, вот и идите, а я здесь побуду. Скажите, сколько нам все-таки осталось идти?

– Бада, «плывешь на лодке не плошай, а дерешься – не моргай». – Вдруг попутчик постарше переменил тему. – О, слышите, в деревне у кого-то свадьба, петарды взрывают, на соне играют! Вон паланкин выносят!

Если прислушаться, то и вправду в перерывах между рыданиями соны раздавались взрывы петард. Я покачал головой, поглощенный этим сочетанием окружающего безмолвия и шумных проявлений жизни. На дороге за храмом был выступ, где росли четыре старых боярышника с причудливо переплетенными корнями, образовавшими лабиринт. Я примостился на влажной коряге, намекая, что «даже на перевале Цзинъян, где бродит свирепый тигр, я все равно хочу присесть отдохнуть»[80]80
  Отсылка к китайскому классическому роману «Речные заводи», где на перевале Цзинъян обитал свирепый тигр, поедавший людей, которого впоследствии убил У Сун.


[Закрыть].

Мои попутчики рассмеялись и остановились, поджидая меня на дороге.

Надо сказать, в это путешествие я пустился случайно. Три года назад я был обычным солдатом, таких пренебрежительно называют «солдатня». Нередко по долгу службы мне приходилось то сопровождать каких-нибудь высших чинов, то конвоировать к месту казни бедолаг-крестьян, приговоренных к смерти, – я не видел особой разницы, потому что каждый такой выход для меня означал еду и выпивку. Если едешь с начальством в деревню к какому-нибудь помещику, то там тебе будет и гусь, приготовленный на пару, и тушеная оленина с острым перцем. А то и удастся улучить момент, когда белолицая и тонкобровая красавица, босая, несет воду на коромысле, и отпустить пару более или менее уместных шуточек. Если же кого-то казнили, то палач с окровавленной саблей шел к мяснику рубить свинину или баранину, а вернувшись, тушил ее под навесом в соевом соусе, и тогда каждому доставался кусок. Кто знал, что наступит день, когда военный судья вдруг обнаружит мой талант готовить собачатину и в награду даст мне должность писаря. А потом мой непосредственный начальник направил меня разбирать живопись и каллиграфию в поместье в его родных краях. То, что это поручение выпало именно мне, было счастливым стечением обстоятельств, впрочем, как и большинство других событий моей жизни, – вроде и на сказку похоже, а правда. Словом, выполнив свою работу, я возвращался обратно.

Так совпало, что в школе как раз начались зимние каникулы, и четверо учеников, с которыми я был хорошо знаком, собирались домой встречать Новый год. Они предложили зайти в их деревню, там встретить Новый год, полюбоваться фейерверками, а уж потом отправляться назад. Жили они в сорока пяти ли от уездного города, в местечке под названием Гаоцзянь, и поскольку я там никогда не бывал, да и дорога была мне незнакома, то расстояния я совершенно не представлял. Четверо моих юных попутчиков после изматывающего полугодия учебы всю дорогу болтали о том, как проведут Новый год дома, зная, что там их ждут хорошие куски солонины и большие кувшины со сладким рисовым вином. Я уже давно жил вне дома, и податься мне было некуда. По пути я сравнивал открывающиеся взгляду виды с картинами художников, которые отложились в памяти за полгода работы. Гряда гор, поросших деревьями, отдельно стоящее большое дерево, прижавшееся к скале, беседки и мостики на фоне гор и ложбин – повсюду результаты совместной работы природы и человека. А когда что-нибудь растрогает до глубины души, как не остановиться, не полюбоваться. Иногда я буквально застывал, как приклеенный, ведь творения природы зачастую превосходят самые смелые замыслы художника. Если бы не два момента, о которых мне напоминали мои попутчики, я бы отставал по нескольку раз в день. Первый – это огромный след тигра размером с глиняную миску, замеченный у дороги в месиве из грязи и свежевыпавшего снега. А второй – разбойники с бамбуковыми пиками длиной в два чжана наперевес, которые, прикидываясь охотниками, прятались в ущелье и отбирали у путников деньги. Стоит в одиночку столкнуться с первым или вторыми – и пиши пропало! Отсюда и пошло, что мои попутчики обращались ко мне: Бада.

Мы находились на седловине, а еще ниже, в одном-двух ли от нас, была деревня, вид которой в сочетании со звуками соны, игравшей на свадьбе, говорил о том, что там царят мир и благополучие. Поэтому я был спокоен, равнодушно принимая насмешки моих попутчиков. От созерцания этих пейзажей у меня в голове поселилась мысль: «Во что бы то ни стало уйти с военной службы и научиться рисовать. Научиться несколькими мазками кисти схватывать эту непостижимую красоту природы. Оттачивать мастерство, чтобы передать то, что вижу, на шелке и бумаге. Если император способен такому научиться, то, может, и простому солдату под силу?» Только вот, если поразмыслить, между ремеслом человека, который, поигрывая окровавленной саблей, отправляется резать чью-то свинью, и профессией художника лежит пропасть! Это внезапное озарение выбило почву у меня из-под ног. И тут над долиной, ослепительно красивой после снегопада, взмыл и разнесся чистый и звонкий звук горна, сопровождавшийся даем собак. О, хотя на картинах и можно запечатлеть спокойные безмолвные пейзажи, но движение жизни, звук горна, пульсирующий в дрожащей синеве зимнего воздуха, лай собак, полных нетерпения и безудержной прыти, утробное рычание барсука или лисы, которые отчаянно борются за жизнь, их прерывистое дыхание, когда они выскакивают из влажных от подтаявшего снега кустов, – какой художник сможет такое передать? А если это невозможно – то и мечтать не о чем.

Судя по звукам, свора приближалась к нам. Я бросил взгляд на моих попутчиков, которые стояли на дороге и дурачились, кидаясь друг в друга снегом, они как будто ничего не замечали и улыбались мне как ни в чем не бывало. Казалось, это очередная шутка, которую они задумали, чтобы разрушить мои несбыточные мечты стать художником; мол, это городские жители впадают в панику от любого шороха, но никак не мы.

Я с улыбкой обратился к младшему из нашей компании: «Братишка, ты палку-то держи наготове, а то сейчас кабан побежит. Да не стой на дороге, не то с ног собьет. Давай заберемся повыше, а как выбежит, ты его палкой! Не попадешь – все равно получишь свою долю, поедим сегодня кабанятины!»

Не успел я договорить, как у меня за спиной из кустов гулей выскочил рыжий клубок и влетел в дыру между корней боярышника. Перепугавшись от неожиданности, все повернули головы и хором завопили: «Лиса, лиса! Держи ее, держи!»

Вскоре появились поджарые собаки с заостренными ушами и, прильнув к земле носами, бросились к корням боярышника. Виляя хвостами, они стали бешено облаивать нору, где скрылась лиса, а одна крупная собака с курчавой шерстью вдруг бросилась на нашего младшего товарища. Я не на шутку испугался. «Эй! Ты чего застыл как истукан?» – хотел было крикнуть я, но увидел, что он, отбросив палку, обнимает собаку. Оказалось, они давно знакомы и радуются встрече! Вслед за собаками через ущелье, от дороги, ведущей к седловине, шли три молодых охотника. Эти люди могут на расстоянии трех ли по цвету шерсти отличить кабаргу от горного козла в зарослях на склоне. Завидев нас, они начали громко смеяться и направились нам навстречу. Мои попутчики тоже со смехом побежали к ним. И тут рыжая лиса стрелой вылетела из-под корней боярышника и, промчавшись прямо у моих ног, рванула к заснеженному горному ручью. Собаки бросились за ней, поднимая клубы снега. Вот первая нагнала лису, подоспели остальные, и все они смещались в огромный снежный ком. Собаки были возбуждены в предвкушении добычи, словно командующий ханьской конницей Люй, сражающийся за труп полководца Сян Юя у Гайся[81]81
  В «Исторических записках» Сыма Цяня есть рассказ о том, как чуский правитель Сян Юй, предвидя свое поражение, совершил самоубийство, а ханьские воины набросились на его труп, так как за голову Сян Юя была обещана большая награда. Гайся – название места в нынешней провинции Аньхой, где Лю Бан (будущий император Гао-цзу империи Хань) в 202 г. до н. э. окружил и разгромил войска своего соперника в борьбе за власть, чуского Сян Юя.


[Закрыть]. Трое охотников и четверо моих товарищей тоже с радостными возгласами спрыгнули в русло ручья и побежали к своре. Я остался один у даосского храма, затаив дыхание, чтобы прочувствовать это мгновение жизни, словно это была самая волнующая сцена какого-то спектакля, словно это было нечто такое…