Текст книги "Иллюстрированная история религий"

Автор книги: Шантепи де ла Сосей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 63 страниц)

Процессия Перахера в Индии

Легенда Будды, которая сложилась вокруг скудных исторических известий о Гаутаме, или Сакьямуни (мудрец из рода Сакья), есть в высшей степени драгоценный буддийский документ, потому что она изображает собою идеал жизненного поведения в духе буддизма и в изложении этого описания особенно наглядно высказывается характер и настроение буддийской религии и ее произведений. Мы расскажем его согласно обычному изложению буддистов в двенадцати пунктах.

1. После того как совершилось обычное провозглашение, предшествующее рождению Будды, и боги решили между собой, какому существу назначено быть будущим Буддой, они все пришли к нему, чтобы просить его явиться на земле. Тогда будущий Будда обдумал и решил следующие пять пунктов: он выбрал временем своего появления настоящий мировой период, частью света – Джамбудвипу (Индию), страною – срединное царство и главный его город Капилавасту, родом – касту кшатриев, потому что они составляли в то время самую знатную касту, и матерью – добродетельную Майю.

2. Чудные сны предвозвестили его восприятие в материнской утробе, которое случилось во время праздника в середине лета. Четыре божественных властителя и их супруги перенесли Майю в область Гималаев, где ее выкупали, умастили, одели, украсили цветами и положили в золотой грот. Там будущий Будда вошел в ее утробу в образе белого слона. Брахманы растолковали этот сон обрадованному царю Суддодане в том смысле, что нужно ожидать сына, который, если останется в мирской жизни, будет великим царем, если же изберет религиозную жизнь, то сделается Буддой, просвещающим мир. Зачатие сопровождалось тридцатью двумя знамениями в природе.

3. В роще Lumbini под деревом, при участии всего мира и при верноподданических приветствиях высших богов, родился Бодисатва и вскоре после своего рождения был почтен приветствием старого аскета Девалы, который узнал в нем ясные признаки будущего Будды; то же было и с восемью брахманами, присутствовавшими, когда юному принцу на восьмой день было дано имя Сидхарта.

4. Многие происшествия в жизни ребенка знаменовали его особенное достоинство. В праздник плуга он был однажды оставлен своими няньками под деревом ямбу; когда они возвратились, то заметили, что, в то время коща все другие деревья бросали свои тени уже в противоположную сторону, листва ямбу все еще осеняла погруженного в созерцание ребенка. Коща однажды он был принесен в храм, то изображения богов преклонились перед ним. В школе он приводил учителей в изумление своим совершенным познанием.

5. С шестнадцатого года своей жизни принц проводил три времени года в трех роскошных дворцах, окруженный прекраснейшими девушками, в роскоши и веселии, чем отец его надеялся привязать его к миру. Супругой его была прекрасная Иасодхара (или Гопа), которую он приобрел по рыцарскому обычаю на состязательных играх, в которых обнаружил свое превосходство во всех искусствах. Она подарила ему сына Рагулу.

6. Когда боги увидели, что пришло время для принца покинуть мир, то они устроили так, что во время своих увеселительных прогулок он увидал четыре зловещих зрелища, которые должны были пробудить в нем сознание его призвания: человека, согбенного от старости, больного, мертвеца и монаха. Бог Индра почувствовал в этот час, что его трон, с которого будущий Будда должен его свергнуть, становится горячим. Другие испытания также способствовали решению принца отрешиться от семьи и от мира. Девушка Киза Гаутами, восхищенная видом принца, величала в песне счастливых отца, мать и жену такого чудесного мужа; но принц подумал при этом, что действительное бесконечное счастье можно достичь только погашением (Nirvana) желаний, мечтаний и волнений сердца. В другой раз, после того как роскошные танцовщицы проявили перед ним все свои обольщения, он, по окончании праздника, увидал этих девушек спящими и исполнился отвращения, заметив, как их прелесть исчезла и как безобразен был их вид; мир показался ему горящим домом, из которого он пожелал как можно скорее бежать. Еще один последний взгляд бросает он на жену и ребенка и на своем коне Кантака, в сопровождении своего верного слуги Шанна, среди лета оставляет город. Коня и слугу он отсылает обратно. Напрасно искуситель Мара старается его отвлечь от принятого им намерения. Ангел приносит ему восемь вещей, необходимых нищенствующему монаху: три предмета одежды, чашу, нож, жглу, пояс и сито.

7. Нищим проходит Бодисатва через Райагрию, главный город Магада, где царь Бимбизара берет с него обещание после достижения достоинства Будды прежде всего побывать у него.

Затем он идет к учителю Апара-Калама, но скоро убеждается, что сообщаемая такими учителями мудрость не приводит к цели. Тогда он пытается достичь ее путем самоотречения: он предается самому суровому аскетизму и самому глубокому размышлению в сообществе с пятью другими кающимися в Урувилве. Но когда, через шесть лет, его силы окончательно истощились, то он понял, что и эти упражнения не приводят к цели, и начал принимать лучшую пищу, за что пять его товарищей стали презирать его как отступника. Теперь наступил день, в который принц должен был достичь достоинства Будды. День этот возвещается многозначительными происшествиями (в том числе поднесение золотого блюда из рук девушки Суджаты). Снова, как при его рождении, при участии богов и гениев Бодисатва отправляется в лес и садится под деревом, под которым должен получить высший разум.

8. Когда злой Мара увидал владыку, расположившегося под деревом, то собрал бесчисленное полчище злых духов, чтобы прогнать его оттуда, и призвал все ужасы природы, чтобы уничтожить его. Но так как Бодисатва припомнил десять совершенств, то остался непобедимым. Столь же мало могли его чем-нибудь затронуть три дочери Мара: Страсть, Забота и Наслаждение. Когда наконец злой Мара понял, что он не может помешать ему достигнуть достоинства Будды, то он стал подстрекать его тотчас же войти в нирвану, не распространяя своего учения, но Бодисатва отверг и это требование. Бог и гении прославили многими песнями победу над искусителем;

9. Достижение совершенного познания, благодаря которому Бодисатва сделался Буддой, состояло в трех взглядах, полученных им в три стражи ночи. Он обозрел все, что произошло в предшествовавшие существования, все настоящие состояния и всю последовательную цепь причин. Затем он произнес сделавшиеся знаменитыми слова, в которых он выразил, что теперь, после многих существований и мучительных возрождений, он узнал зиждителя дома. Но он не будет уже более созидать дом, ибо нирвана достигнута. Семь недель провел еще Будда под деревом Боди или поблизости от него. Затем он принял пищу от двух проезжавших купцов, которые были первыми уверовавшими в него. Сначала он колебался, должен ли он распространять ту истину, которую он приобрел с таким трудом, но тогда явились к нему высшие боги и убедительно просили его не дать погибнуть миру, вследствие чего он дал обещание выступить в качестве Будды и возвестить истину.

10. В середине лета Будда произнес свою первую проповедь в Бенаресе, где указал тем пяти аскетам, которых он ранее покинул и которые даже теперь смотрели на него с недоверием, средний путь, который лежит на таком же расстоянии от жизни, управляемой чувственными страстями, как и от бесполезных аскетических упражнений. Кроме этих пяти, первыми его учениками были еще: Иаза, богатый юноша из Бенареса, и три брата Казиапа, известные брахманы, собравшие вокруг себя в Урувилве тысячу учеников; царь Бимбизара также с большой радостью принял посещение Будды и сделался последователем его учения. Далее появляются еще: два брахмана Сарипутра и Маудгалиана, цирюльник Упали, Ананда, который только с трудом излечился от земной любви, богатый Анатапиндика из Сравасти, в саду которого, как гласит предание, Будда сказал много речей и который построил для него в своем парке Джетавана первый монастырь. При одном из посещений своего родного города Капилавасты Будда открыл родственникам свое величие, и многие из его рода последовали его учению. Вблизи Сравасти жила одна богатая благородная женщина Визака, которая в особенности стала известна в качестве благодетельницы Будды и следовавших за ним монахов; знаменитый врач Дживака в Раджагриге, о чудодейственном лечении которого много рассказывается, известен также как почитатель Будды. Важным решением, вредные последствия которого он тогда же предсказывал, было то, что Будда, уступая просьбам своей тетки Гаутами, которая заботилась о нем после ранней смерти его матери, допустил к религиозной жизни женщин в качестве монахинь. Но не одно почитание и поклонение оказывались Будде; он много раз испытывал также противодействие и враждебное отношение. Так, ему пришлось помериться в искусстве волшебства с шестью Тирти-ка, или лжеучителями, в числе которых были Иньятипутра, Нигранта (основатель джайнизма). Даже среди монахов были такие, которые противодействовали ему.

Душой такого противодействия всегда был двоюродный брат Будды, Девадатта, который под предлогом, будто желает ввести более строгий аскетический устав, подготовлял в ордене раскол и, кроме того, причинял ему всякого рода вред; он даже ослепил рассудок наследного царевича Магады, Аджаташатру, и склонил его к убийству его отца, Бимбизары.

11. В последние месяцы своей восьмидесятилетней жизни Будда еще раз высказал вкратце все свое учение и преподал своим ученикам, особенно Ананде, последние указания и увещания.

Южно-индийские храмы

Он отверг искушения злого духа уйти в нирвану раньше сообщения этих последних поучений. Но затем он мог спокойно отойти с убеждением, что истина, независимо от его личности, будет продолжать жить в его учениках. Он умер в Кузинаре, поев жареной свинины, которую ему предложил кузнец Кунда. Перед этим он дал указание, чтобы его похоронили как великого царя. В своем последнем наставлении он указал еще раз своим ученикам на гибель, которой подвержены все материальные вещи, и увещевал их быть неутомимыми в духовном стремлении. После этого, так как он уже прошел все степени размышления, он вошел в нирвану.

12. Маллы в Кузинаре сделали все приготовления, чтобы почтить тело умершего. С пышностью оно было предано сожжению; останки были собраны, и из-за них в скором времени стали спорить многие, даже цари. Они были разделены, и в различных местах для хранения их основаны были часовни.

Легенда о Будде в основании своем имеет догматическое предположение, что появление Гаутамы Будды не есть единичный и случайный факт в истории, но лишь одно из бесчисленных появлений Будды, которые совершаются и должны совершаться в течение времени. Таким образом, название Будда ("просвещенный", ср. bodhi – "непосредственное знание") не есть собственное имя; оно есть обозначение достоинства того совершенного, который приходит в мир, чтобы возвещением истины и основанием монашеского ордена, распространяющего эту истину, дать людям нирвану, т.е. возможность в течение известного времени избавляться от переселения душ, однако лишь в течение известного времени, так как рано или поздно его учреждения приходят в упадок, путь спасения предается забвению – и появление нового Будды становится необходимым.

Китайский Будда

Существуют, конечно, и теперь Будды, из которых иные могут жить одновременно и мало отличаются от обыкновенных людей. Это суть так называемые Рассека-Будды ("приватные Будды") – люди, которые обладают совершенством, собственными средствами найдя нирвану. Но они могут спасти лишь самих себя, а не других, потому что они не достигли того, чтобы и своим современникам указать путь. Это может только Саммасам-Будда, "совершенный Будда". Но получение этой степени бесконечно трудно и требует такого развития характера и превосходства духовных сил, которое может быть достигнуто лишь в совершенно исключительных случаях, путем трудов и лишений и перейдя через бесчисленный ряд существований. Кому, однако, это удалось, тот постепенно делается сначала бодисатвой, "будущим Буддой". Бодисатва, прежде всего, должен удовлетворять трем условиям. В течение бесчисленных существований он должен иметь желание сделаться Буддой, он должен высказывать это желание в течение столь же долгого времени и поддерживать его как твердое решение, и, наконец, он должен получить предсказание, которое назначает его будущим Буддой. Обстоятельствам, сопровождающим это назначение, придается особенная важность; бодисатва должен встретиться с живущим Буддой, поднести ему дар, который последний с улыбкой принимает и при этом предвозвещает благочестивому подателю его будущее достоинство Будды. Не менее этого необходимо и то, чтобы бодисатва в своих многочисленных прежних рождениях исполнял десять (по другому списку – шесть) парамита, "совершенных добродетелей", которые суть: благотворительность, нравственность, отречение от мира, мудрость, энергия, терпение, любовь к истине, твердость в своих намерениях, дружелюбие, хладнокровие. Для пившегося в последний раз Будды в Джатака насчитывается более чем 500 таких прежних существований. В них бодисатва является большей частью в виде отшельника, царя, лесного бога, учителя, но также и во всевозможных других образах: благородным или купцом, львом, орлом или слоном, даже зайцем или лягушкой; он не подлежит только рождениям в аду или на земле в образе женщины или вредного насекомого и т.п. Трогательно рассказывается, как во время этих существований бодисатва совершает невероятные вещи в смысле щедрости и самопожертвования: от всего отрекается, отдает свое тело в пищу диким зверям, предоставляет собственным детям влачиться в нищете (как рассказывается в излюбленной джатаке о царском сыне Вессантаре), чтобы только достичь достоинства Будды. Замечательно при этом различие, которое делается в этом учении между свойствами бодисатвы и свойствами Будды. Упражнения в добродетели, которыми блещет бодисатва, уже не нужны Будде; последний перерос уже эту низшую степень; высшее bodhi, посредством которого достигается нирвана, противопоставляется этим действиям приблизительно таким же образом, как у брахманов "путь познания" противополагается более низкому "пути дел". Это различное отношение, которое выражается в учении о бодисатве и Будде, простирается и на мораль: упражнение в добродетели нужно лишь до тех пор, пока еще не достигнута высшая степень.

Настоящему Будде предшествовали уже 24 Будды, а в настоящем "кальпа" (мировом периоде) он четвертый, и за ним будет следовать теперешний бодисатва Майтрейя. Ни один период, следовательно, не лишен истинного просвещения, потому что учение всех этих Будд тождественно. В позднейшее время почитание будущих Будд, пребывающих в настоящее время на небесах в качестве бодисатв, приобретает все большее значение. В особенности на севере к ним обращаются прямо как к богам, преимущественно к Manjucn, представителю мудрости, и к Avalo-kitecvara, – представителю могущества.

Ольденберг обратил внимание на то, что личность Будды и учение о нем вовсе не составляет центрального пункта в буддизме. В четырех основных истинах не говорится ни слова о Будде.

Буддийский колокол

Он, собственно, является не искупителем, но проповедником искупляющей истины. Поэтому он даже не нужен для общины. Надо, однако, заметить, что, напротив, в формуле убежища, где называются три сокровища буддизма (Будда, Дхарма, Самга), Будда занимает первое место и что многие буддийские тексты высоко ценят благословение, связанное с размышлением о Будде, с произнесением его имени, даже с подаянием горсти риса, если оно делается во имя его.

Буддийское учение

В знаменитой проповеди в Бенаресе, которой Будда приобрел своих учеников, тех пятерых монахов, которые раньше относились к нему с презрением за его отречение от аскетизма, он коротко и определенно высказал основную мысль своего учения: «Отверзите ваши уши, монахи, – избавление от смерти найдено! Я поучаю вас, я проповедую учение. Если вы будете поступать сообразно с моим поучением, то еще в этой жизни сами познаете мудрость и узрите ее лицом к лицу… Существуют две крайности, о монахи, от которых человек, ведущий духовную жизнь, должен оставаться вдали. Какие же это две крайности? Одна – жизнь наслаждений, преданная похотям и удовольствиям; это жизнь низменная, неблагородная, противная духу, недостойная, ничтожная. Другая крайность – жизнь добровольных страданий; это жизнь мрачная, недостойная, ничтожная. Совершенный стоит далеко от обеих этих крайностей; он познал путь, который лежит посредине, путь, который открывает глаза, открывает и ум, который ведет к покою, к познанию, к просвещению, к нирване! Это есть святой восьмичленный путь, который называется так: праведная вера, праведное решение, праведное слово, праведное деяние, праведная жизнь, праведное стремление, праведное воспоминание, праведное самоуглубление. Вот это, монахи, есть тот срединный путь, который познал совершенный и который ведет к покою, к познанию, к нирване. Святая истина о страдании такова: рождение есть страдание, старость есть страдание, болезнь есть страдание; соединение с немилым есть страдание, разлука с милым есть страдание; недостижение желаемого есть страдание – короче говоря, пятикратная привязанность (к земному) есть страдание. Святая истина об источнике страдания такова: это есть жажда (стремление к бытию), которая ведет от возрождения к возрождению, вместе с наслаждением и страстью, которая то тут, то там находит свое наслаждение; жажда наслаждений, жажда бытия, жажда могущества. Святая истина о прекращении страданий такова: устранение этой жажды через полное уничтожение желания, чтобы оно совсем ушло, через отчуждение от него, через освобождение от него, через лишение его всякой опоры. Вот святая истина о пути к прекращению страдания, о монахи, – это святой, восемь раз святой путь, он называется так: праведная вера, праведное решение, праведное слово, праведное дело, праведная жизнь, праведное стремление, праведное воспоминание, праведное самоуглубление. С тех пор как я, монахи, обладаю этим познанием четырех святых истин в их полной ясности, с тех пор я знаю, что в этом мире, а также и в мире богов, в мире Мары и Брамы, среди всех существ, аскетов и брахманов, богов и людей я достиг высшего достоинства Будды. И я познал это и созерцал это: искупление уже не может быть потеряно; это мое последнее рождение; впереди для меня нет уже новых рождений».

Вокруг этих четырех святых истин концентрируется все учение Будды; он даже с особенным ударением говорит в одной притче, что он ничему другому не желает учить: насколько меньше число листьев, которые Возвышенный захватил в горсть, сидя в Синайском лесу, числа остальных листьев, которые были в лесу, настолько и то, что он сам познал и не возвестил, гораздо больше того, что он возвестил. Так как все это не приносит никакой пользы, не способствует святой жизни, не приводит к отвращению от земного к миру, к просвещению, к нирване, то Возвышенный и не возвестил этого, но учил только истине о страдании.

Бронзовое изображение Будды

Он стремился принести только то одно, что нужно: избавление от этих страданий: "…подобно тому, как великое море проникнуто одним вкусом – вкусом соли, точно так же и это учение и эти правила проникнуты одним только духом – духом искупления".

Многие истины, о которых Будда умолчал перед своими учениками, составляют без сомнения, его взгляды на проблемы метафизического характера, которыми занимались тогда все образованные люди: вопросы о происхождении, о возникновении и уничтожении мира и т.д. Он не хотел высказывать этих взглядов, потому что он не считал их спасительными и не имел нужды излагать их своим ученикам, ибо они могли очень хорошо понять из коротких изречений его учения все направление его мысли. Но что говорится для индусов в четырех словах, то для нас остается рядом загадок, пока мы не знаем образа того мира, который в виде подразумеваемого предположения составляет общий фон всего учения. Будда, как индус, имел обычные представления об устройстве Вселенной, которые мы знаем из брахманских писаний; в некоторых взглядах о душе, жизни и существовании он, однако, весьма значительно удаляется от своих современников; в известной мере мы можем составить себе понятие об этой философии Будды из метафизических книг канона (Абхидхарма), которые, правда, исходят не от Будды и не относятся к его времени, но которые, конечно, заключают в себе его мировоззрение и необходимы нам для уяснения его учения.

Только в качестве внешней рамки мы ставим в начале космологию буддистов. Она не имеет непосредственной связи с учением, но столь отлична от нашего представления о мире, что нам необходимо вкратце сказать о ней как о подкладке буддийских воззрений на жизнь. На земле, представляющей цилиндрический диск, возвышается как срединный пункт из глубины моря гора Меру, в 300 000 миль высоты и глубины, окруженная семью концентрическими кольцеобразными морями и столькими же кругами гор, разделяющими моря (колоссальными "золотыми горами"). Снаружи от последней горной цепи находится то море, которое доступно взорам людей, на нем лежат четыре мировые острова. Срединный пункт "треугольного острова", к которому принадлежит Индия, составляет дерево Будды. В недрах земли, которая держится в пустом пространстве, находится восемь адских пещер (Naraka), обитатели которых, живущие по меньшей мере 1600 000 лет, беспрестанно и страшно мучаются, терзаются, раздробляются, кипятятся, поджариваются и все-таки трепещут от страха смерти. Над землей возвышаются шесть небес, принадлежащие богам (Devaloka), выше них опять двадцать небес Брамы; чем выше небесная сфера, тем легче и духовнее в ней жизнь, тем меньше там находится материи, органов, представлений и способностей человеческой жизни. В последних четырех Brahmaloka нет больше никаких образов (тел) и никаких возрождений; здесь блаженные уже вкушают нирвану. Такая система небес с землей и ее преисподними образует в совокупности Вселенную (cakravala), и таких вселенных в неизмеримом пространстве существует бесконечно много.

Еще колоссальнее становится картина мира в учении о мировых периодах. Как возникла каждая вселенная, так же через некоторое время она и погибает, и в бесконечном ряду следуют один за другим мировые века (kalpa). Вообще буддийское мировоззрение во всех отношениях носит в себе элементы чудовищно громадного и беспредельного: колоссальные величины, бесчисленность миров, головокружительный ряд бесконечностей, который образует течение времени, и все это без начала и без конца, все представляется в состоянии возникновения и исчезновения, и на этой сцене, согласно взгляду буддистов, разыгрывается драма жизни.

Хотя буддизм и населяет небо бесчисленными богами, однако эта религия в своей основной идее совершенно атеистическая. Девы – такие же существа, как и все другие; они подвержены общему изменению вещей, и на них следует смотреть только как на добавочные фигуры, которые своим согласием и подчинением должны еще более возвышать чудесность Будды и его совершенных: "…велик Брама, но что значит он в сравнении с одним из сынов совершенного". Но атеизм буддизма, как бы решителен он ни был, все же не составляет положительного тезиса этого учения или догмата веры. И здесь также мы имеем дело с невысказанным, подразумеваемым предположением; о боге в собственном смысле в буддизме вовсе нет и речи, нет для него и места. В этом буддизм сходится с философией Санкьи, а по отношению к брахманизму вместе с его философией Веданты стоит в решительном противоречии. Он не знает ни Брамы, ни Атмана как мирового духа, вообще никакого существа, которое утверждалось бы само собой и через которое существовали бы вещи. В буддизме нет прочной опоры для существования, нет и настоящего бытия; все находится в движении и изменении, все возникает и погибает; очень верно указано было то характерное противоречие между брахманизмом и буддизмом, что "брахманская метафизика во всяком возникновении усматривает бытие, а буддийская во всяком кажущемся бытии видит лишь возникновение" (Ольденберг).

Согласуясь в этом атеизме с учением Санкьи, буддизм, однако, чрезвычайно далеко стоит от положительных утверждений этой философии. Буддист не желает ни в "веществах", ни в "душах" искать субстанциальной сущности вещей; он вообще не желает рассуждать о какой бы то ни было субстанции, и реализм, который дает философии Санкьи столь определенный отпечаток, совершенно исчезает в метафизике буддистов; скорее можно столь же верно говорить об их акосмизме, как и об их атеизме, по крайней мере, поскольку они не желают знать о мире самом в себе.

Таким образом, в буддизме не признается ни духовной, ни материальной "сущности действительного бытия", что согласуется с уклонением его от всякого метафизического утверждения; это отвращение от философии идет даже еще далее: запрещено говорить о бытии, точно так же как и о небытии; ересь – считать мир как бесконечным, так и конечным и говорить о вечности и невечности. Столь же далек буддизм от "почитания ничтожества", как думали его охарактеризовать. Отрицание, которое вполне господствует в этой религии, состоит в отречении от многих положительных состояний и утверждений, а не в какой-либо особой теории отрицательного.

Что же остается при таком многоотрицающем мировоззрении? Формы и причины, отвечает буддист; но его понятия в этом случае невозможно передать одним словом. Санкары, что обыкновенно переводят словом "образы", суть прежде всего чисто психологические состояния сознания, преходящие настроения или виды духовной деятельности, которые возникают путем образования их из наших впечатлений и предрасполагают к хорошим или дурным поступкам. Исходя из этого психологического понимания, понятие санкары, по-видимому, распространяется на все существующее, так что все вещи, как таковые, рассматриваются в смысле понятий, возникающих и исчезающих. Впрочем, каждый санкара есть всегда член известного причинного ряда, результат предыдущих состояний, бывших или в этом, или в одном из прежних существований, и причина будущих действий. Поэтому санкарам соответствует другое основное положение буддийской метафизики: закон причинности. Дхамма (закон), как он называется, следует понимать не как физический принцип причинной зависимости, но как нравственный мировой порядок, как принцип возмездия. Всякое деяние приносит свои плоды и в силу закономерности вещей приводит к новым деяниям, к новым состояниям, к новым формам существования, как физическим, так и духовным, – короче говоря, к новым санкарам. Дхамма есть норма, согласно которой создаются образы, санкары суть формы, в которых осуществляется закономерность.

Пагода Великого Будды

Эта тесная связь обоих понятий приводит к тому, что они мало-помалу сливаются; то и другое становится выражением сущности вещей или самих вещей, выражением всего, что есть в мире или, лучше сказать, всего, что совершается в мире. Как телесные, так и духовные формы развития, все ощущения, все представления, все состояния, все, что существует, т.е. что происходит, – все это есть дхамма, все это – санкара. Таким образом, истинное понимание обоих понятий возможно, лишь если их брать в соединении с основным понятием буддийской метафизики, с карманом; но чтобы подойти к этому понятию, мы должны сначала рассмотреть учение буддизма о душе.

Сообразно с решительным субъективизмом буддийского мировоззрения существо человека в буддийских умозрениях играет гораздо большую роль, чем существо вещей; атман (на языке пали – атта) составляет центральное понятие в буддийском мышлении, но понимать его нужно только в чисто субъективном смысле, как обозначение "самого"; соответственно этому теологические толкования этой религии основываются на весьма обстоятельной и остроумной психологии. Для этой последней прежде всего характерно то, что она отказывается от разрешения метафизической проблемы учения о душе, т.е. вопроса о существовании души, или решает ее лишь отрицательным образом. "Я" для буддистов существует лишь по-видимому; существует целый ряд представлений и других состояний сознания, но нельзя ни обнаружить, ни представить себе носителя этих состояний, который бы существовал сам по себе. "Я" остается лишь названием, которым обозначают совокупность свойств или состояний индивидуума. Эта мысль нашла себе классическое выражение в одном разговоре в Милинда-Панье, где учитель Нагасена приводит царя Милинду к тому взгляду, что как отдельные части повозки, на которой тот приехал, не суть сама повозка и слово "повозка" есть только слово – так же точно никак нельзя указать и человеческую личность в разных видах душевной деятельности. Остаются, следовательно, только психические феномены, сканда (на языке пали – канда). Слово "сканда" служит для обозначения пяти классов, на которые распадаются свойства, или составные элементы человека, а именно: рупа – вид, т.е. тело и его отправления, ведана – ощущения, санна – восприятия, санкара – переработка чувственных впечатлений, посредством которой возникают представления и настроения, виннь-яна познание (того, что воспринято и представлено). Как санкары, так и виньяны разумеются в смысле не только психических, но и моральных состояний, которые вполне обусловливают собою все положение индивидуума. Каждая из этих групп обнимает большое число состояний: существует 28 руп, 89 винньян, а ведан даже 108. Результатом этих деятельностей тела и души является поступок, или дело (карман, на языке пали – камма). Карман составляет самый важный элемент в жизни души, потому что имеет непреходящее существование.

В буддийском пещерном храме

То, что переживает душа, прочная точка, вокруг которой движется жизнь, – это есть карман. Сканды распадаются при смерти, "я" уничтожается вместе с ними; карман же продолжает жить и приводит к новым существованиям. Так находит свое разрешение загадка, каким образом неустойчивый индивид, составленный из кажущегося "я" и преходящих сканд, может все-таки продолжать свое движение в процессе переселения душ: из продолжающего существовать кармана образуются новые сканды, возникает новый индивид, судьба и жизнь которого определяются свойствами кармана. Человек, следовательно, продолжает существовать не в силу неразрушимости его души, но в силу неуничтожаемости его дел. Так как карман, как носитель непрекраща-емости жизни, образует из себя не только новые состояния сознания, но и новые телесные свойства, то становится понятным, что он не может иметь чисто духовного характера. И на самом деле, карман часто представляется как нечто материальное; вообще буддисты, при всем спиритуализме своих воззрений, имеют удивительную склонность представлять духовное материальным образом. Если в буддизме может быть речь о мировой материи, то это именно есть карман, ибо из него возникает все живущее и движущееся. Благодаря этому вещи приобретают известную точку опоры, мировоззрение же сохраняет свой субъективный характер, потому что карман всегда остается как нечто созданное индивидами.