Текст книги "Тарантул"

Автор книги: Сергей Валяев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

Убедившись в безопасности, прошел по мягкому, как мох, новому снежному настилу. В подъезде пахло мочой, кошками и теплыми пыльными трубами. Помню, как мы с друзьями сидели на этих трубах, бренчали на гитарах, хлебали скисшее винцо, отбрехивались от бдительных соседей и не понимал, что это и есть счастье.

По лестнице поднялся на этаж. Бронированная дверь была на месте, но с заметно поврежденным замком. Кажется, кто-то был у меня в гостях? Когда заступил в коридор, под ботинками захрустело битое стекло. Наблюдался банальный и омерзительный погром. И это могли сделать только те, кого я хорошо знал. По приказу господина Соловьева. Видимо, он очень обиделся на урок, данный ему, а, следовательно, обиделся и на преподавателя.

Ну-ну, сказал я себе, ничего, Леха, и это надо пережить. И я это переживу, и выйду победителем из этого последнего боя. Если, конечно, могут быть победители в этом кровавом побоище, именуемом жизнь.

Дедовская финка из легированной крупповской стали находилась в тайнике подоконника. Прекрасное и совершенное по форме оружие для бесшумных физических компрометаций. Наши силы слишком неравны, чтобы себя проявлять раньше времени.

Потом нащупал в тайнике две закатившиеся Ф-1 и решил прихватить на всякий случай. Уверен, пригодятся "лимончики".

Затем Алеша и Чеченец посидели в тишине комнаты, как это обычно делают перед дальней дорогой.

Чувствовал: Чеченец заполняет мои клетки, мое сердце, мой мозг, мою кровь яростной мощью, несокрушимой силой, фанатической отвагой и неуязвимостью. Алеха Иванов превратился в смертоносную тень по прозвищу Чеченец. А превратившись в нее, он теперь мог свободно переступить черту, находящуюся за порогом его дома. И он это сделал – резко поднялся и вышел вон из этой вечности.

Чеченец нуждался в дополнительной информации по спецзоне "А". Первое устремление было самым простым: поймать перламутровую шлюшку Анджелу и учить ей допрос с пристрастием.

Да, вспомнив предупреждение Сашки, вовремя одумался – истерическую бабенку ни чем не испугаешь, а в койку затащить затащит, чтобы наградить СПИДом, как медалью; и не знает прекрасная "ночная бабочка" ничего, кроме как перемахивать от одного пестика на другой.

И я отправился к мужественному майору Дыбенко, находящемуся, как утверждала народная молва, в глубоком пост-новогоднем загуле, прикупив для гибнущего, естественно, бойца, две бутылки ветровской, настоенной на скипидаре, водочки.

Ох, что-то знал старый вояка, не мог не знать о спецзоне "Анджела". Помнится, был у нас отвлеченный разговор на эту тему, да тогда был занят иными проблемами, кажущимися сейчас нелепыми и смешными детскими потешками.

Проживал бравый отставник в пятиэтажке имени Н. С. Хрущева в районе Черемушек. Во всех городах есть такие райончики, застроенные в годы первых полетов в космос и надежды на то, что все мы будем летать на другие планеты, чтобы сажать там алюминиевые огурцы.

Вопреки всем естественным законам природы эта бетонная коробочка ещё не развалилась под ударами ветра. Правда, покачивалась и жалобно скрипела, как кинутая храбрым экипажем ржавая баржа, но держалась, держалась на плаву.

Утвердившись, что мир постоянен и не угрожает безопасности, Чеченец через три ступени взлетел на последний этаж.

Замок на двери был крайне разболтан и мне не составило никакого труда проникнуть в квартирку, пропитанную сивушным запахом, однако ещё хранящей фрагменты былого благополучия: телевизор КВН (был такой), старый радиоприемник "Литва", торшер под березку, стеллажи с книгами, пузатенький буфет с дребезжащей посудой. И этот скудный мирок сотрясался от богатырского храпа. Жив, курилка, порадовался я.

Вояка же напротив не выказал никакой любезности, когда мне удалось его растолкать. Сначала принял меня за свою половину Фросю, которая утащилась, кислица толстопузая, в деревню к маменьке, потом – за собутыльника Борьку, мать его, едрешкин кот, взял бутыль и не отдает, и наконец признал меня. Стеклянная граната в моих руках оказалась хорошим пропуском в его память.

– Чеченец, чего ты тута?

– Пришел поздравить со всеми праздниками, – честно солгал.

– Эт, конешно, молодцом, – осматривался. – А день-то какой?

– Одиннадцатое как.

– Ого? – удивился. – Во, как время-то, стервь, машет крылами... Вроде вчерась было первое?.. Не, надо завязывать, – цапнул мой подарок. Опохмелюсь и завязываю гланды внизу узлом, гы-гы...

Я мог поступить иначе: взять солдафона на красный галстук и, уверен, прежде, чем навсегда покинуть мое ненавязчивое общество, он бы признался во всех смертных грехах. Но зачем? Какой бы он ни был – был своим. И я решил не торопиться и оговорить все вопросы полюбовно.

– Ну бу`, – сказал майор в отставке Дыбенко. – Чтоб не последней ночкой была!..

– Это точно!

– Эк, хорошо пошла, Лешка!.. – И пальцами хапнул из большого тазика лохматой квашеной капусты. – А ты чегось? Угощайся?..

– Спасибо, у меня свидание, – и не уточнил с кем именно.

– Ой, хлопец, ты гляди, – наливал ещё стакан. – С молодками того... аккурат!.. Козлов и Федяшкин... того... в цугундере.

– А что такое?

– Ну бу`, – поднял стакан. – Чтобы орликом взлетела и синичкой села! Я, глядя на морщинистый кадык отставника, вспомнил залипухинского Петюху: "угоре" и "бяда" по всей матушке-Рассеи и нет, кажется, силы, способной остановить это общее разложение.

– Эх, хорошо, касатик, пошла! А ты чего? Угощайся?..

– Спасибо. У меня свидание... А чего Козлов и Федяшкин?..

– Ну да, – вспомнил, хрумтя капустой, точно заяц во хмелю. – Я скоко им говорил, падлам, – хватил по столу кулаком. – Усе решать полюбовно с молодками!.. А они!.. Ужрались, понимашь, в усмерть и запали на Ируху Фирсенюк... Ну ты её знашь, известна блядяха!.. И давала – ноу, понимашь, проблем... А тута вроде красный день календаря или чегось там еще... Ну, бабы же...

– И что? – притомился я.

– Снасильничали, паганцы, как есть снасильничали... И на хрена? Мало что ли контингента, я тебя спрашиваю, Леха? Работы не початый край...

– А вот я насчет работы, Семен Семенович, – как бы вспомнил. Предлагают в спецзону "А".

– И чего?

– Думаю вот, – наполнил стакан своему собеседнику. – Сомнения всякие имеются.

– А чего сомневаться – тама, как у Христа, ик, за пазухой, понимашь?

– Да?

– Нет-нет, ты послухай старшого, – смотрел на меня налитыми крупными, как блюдца, зенками. – Я те`того добра желаю...

И я послушал, поскольку всегда уважал старших во всех их состояниях. Водка расплела язык майору Дыбенко до такой степени, что он скоро начал уверять меня, что в спецзоне "А" находятся баллистические ракеты дальнего действия СС – 300. Однако мне удалось пополнить свои познания о любимом крае, точнее, об изменениях его ландшафта.

Оказывается, за мое отсутствие случились глобальные и очень скорые по времени строительные работы с привлечением военной техники. Солдатиков, понимашь, нагнали, ужас чумовой, доверительно сказывал вояка. Провели туннелю, я те`говорю, как у метро... Для чё? Для ракет, чтобы супостату по сопатке!...

Помнится, женщина по имени Вирджиния тоже рассказывала о подземке, проходящей от ж/д вокзала к фабричным стенам. Значит, это не блеф. Я уточнил, где начало всех начал? А зачем тебе, хлопец, проявил бдительность старый боец. Так, туда меня вроде на охрану, признался я. Кладбище же-же-железной дороги знашь? Знаю. Во!..

Подобное недоразумение могло случится только со мной, расп... дяем: жить рядышком с солнцем и быть уверенным, что его нет в природе. Меня прощает лишь то, что не каждом углу трепыхаются объявления о приеме на работу в спецзону "А".

Все-таки хорошо, что есть родная горькая, на её дне всегда можно найти истину. Может, поэтому так забористо пьют на нашей сторонке: клюкнул – и ба! вот она, родимая правда-мать, мать её так!

Пустая, без горючего запала граната покатилась по кухонному полу, вторая йокнула горлышком в крепких руках опытного бойца.

– Ну бу`! – покачивался, пылая краснознаменной рожей, похожий на гималайского божка, вглядывающегося в бесконечность времени и пространства. – Чтобы нам усем гробик, ик, в пору пришелся! – и, хватив залпом стакан, пал доблестной мордой в тазик с капустой.

Пришлось покидать столь занятное общество. Меня ждали в гости. Не приглашали, но тут уж, извините... не единой жеваниной – едой жив человек.

Я не ошибся: Чеченца не ждали. И только по той простой причине, что были уверены – он уже далече. Глупые людишки, разве можно так поступать легкомысленно: прежде, чем делать соответствующее торжествующее заключение, нужно увидеть труп. А нет трупа – какие могут быть праздники жизни?

Мирный клоповник, где когда-то жил мой друг Санька, стоял освещенным форпостом в мглистой ночи. Бессменное дежурство нес дядя Степа в камуфляже. Я отвлек внимание цербера – шарандарахнул булыжником стекло импортной колымажки "феррари", взвывшей от такого обхождения дурной пароходной сиреной. Паникуя, охранник выпал из подъезда и я поимел счастливую возможность уйти в дом.

Мы с Сашкой по молодости лет облазили его с подвала до крыши, и Чеченцу не составляло труда проникнуть на общий балкон. Оттуда тень переметнулась на большую площадку уже балкона нужной квартиры. Спасибо строителям – было две двери, одна – на кухню, другая – в гостиную. Мне повезло: на затемненном окне кухни качалась открытая форточка, а трое, находящиеся в освещенной комнате, увлеченно следили за героями шумного боевика, доставленного прямо из Голивуда. Кажется, зрителю не хватало эмоциональных потрясений и они хотели повысить адреналин в крови.

Чеченец исполнил их желание – думаю, два телохранителя третьего так и не поняли, что произошло на самом деле. По их изумленным выражениям на щетинистых инородным лицам можно было подумать, что несчастные решили: это беспощадный герой голивудского фильма вырвался из экрана и самым натуральным образом перерезал им горла. Тела бились в нервических, предсмертных конвульсиях, а я уже держал лезвие у нежного и надушенного лавандой горла третьего, мне прекрасно знакомого.

Арон Аронович Аронов, какими судьбами, бесценный ты мой, ах, простудился, бедяжка, а знаешь, самое лучшее лекарство в этом случае чик!..

– Не надо-не надо, я вам все отдам, все отдам, – кажется, меня не узнавал от страха. – У меня много денег...

– Дядя Арончик, это не ограбление, это хуже, – пристукнул по его лбу рукояткой финки. – Смотри-смотри, узнаешь?

– Че-че-ченец? – клацал челюстью от ужаса.

– Не ждали-с?

– Н-н-нет!

– А что так? – приподняв надушенную тушку в атласном халатике с вышитым золотистыми петушками, кинул её в кресло. – Сиди, жижавнюк, если хочешь жить и не быть таким печальным. Кстати, это кто такие?

– Это... это мои телохранители... люди Али-бека, – по-бабьи подобрал ноги от затекающей под мебель мерцающей крови.

– Ты чего, Арончик, педераст?

– Педераст-педераст, – с готовностью ответил.

– И почему тебя, душечку, охраняют... охраняли?..

– Я... Я не могу ответить на этот вопрос.

– Можешь, – играл финкой, – ещё как можешь, дядя.

– Хорошо-хорошо, понимаете... – пытался сосредоточиться. – Я представитель, так сказать, Центра...

– Как? – сел в кресло напротив. На экране по-прежнему действовал бесстрашный и бессмертный герой. На столике стояла хрустальная ваза с цитрусовыми и янтарным виноградом – фирменное угощение торгового дома "Русь-ковер".

– То есть я... куратор... по коммерческой части...

– Слушай, Арон в кубе, будь проще, – посоветовал. – Я все знаю о вашей лавочке. И даже более того... Твои кремлевые выблядки пристроили стукачком при ветровских выблядках... Так?

– Так, – сделал над собой усилие; наверно, был очень культурным мальчиком, превратившимся после в девочку, и не любил, когда при нем выражались столь безыскусным слогом. – Но вы не понимаете, с кем, собственно?..

Я прервал его резким движением – финка полоснула атласный халатик болтливого врага, вернув того в унылую реальность бытия.

– Зарежу, – честно пообещал. – Отвечай только на вопросы, петушок-золотой ебешок... – и задал первый: что на компакт-диске, помимо тайных счетов?

Мой собеседник окончательно стушевался, точно красна девица в секс-шопе. Запунцовел, виляя взглядом, как педерасты конскими задами на Тверской. Пришлось повторить вопрос, проявляя при этом ангельское терпение.

– Там... там... – и, ломая руки, будто находился на подмостках театра мимики и жеста, вскричал. – Лучше убейте меня!

– Нет, – незлобиво улыбнулся. – Легкой смертушки не дарю. Буду резать тонкую бахромку из твоей нежной сионистской кожицы, дружочек... Я тоже обладаю культурой речи, петушок-ебешок, и не называю тебя жидовской мордой, хотя ты – она и есть. Если не прав, поправь...

– У меня папа... грек!..

– Тогда приношу извинения всему греческому народу, – покаялся. – Но мы отвлеклись. Так я жду ответа, дитя Эллады? – Продолжал поигрывать финкой, как иллюзионист картами. Легированная сталь сияла от света телевизионного экрана. – Ну-с?

И-таки получил ответ, который меня полностью удовлетворил: компакт-диск, подобно паролю, запускал механизм поставок наркотиков, используя компьютерную систему "Internet".

То есть была проделана огромная двухгодичная предварительная работа, в результате которой поставщики и заказчик получили беспредельную возможность заключать договора на "товар", не выходя из своих офисов.

Более того, на самом высоком государственном уровне было обговорено о так называемом "зеленом коридоре" – "товар" проходил все границы как стрела сквозь человека.

Заинтересованными сторонами был назначен час Z , именно в этот час и должен был запуститься через космос весь огромный механизм. И вдруг выяснилось, что компакт-диск в качестве волшебного ключика исчез. А без него – катастрофа.

– Катастрофа, – повторил Арон Аронович, переживая вновь последние трудные дни для своего здоровья.

– И какие там суммы проходят?

– Колоссальные! – закатил глаза, как страстотерпец на иконах.

– Но там были эти еб...ные личные тайные счета? – решил уточнить общую картину.

– Конечно, – передернул плечиками. – Как вам это объяснить... там все переплетено, точно корневища деревьев.

– Вот деревья не трогай, – буркнул я.

– Что-с?

– Когда, говорю, наступает час Z?

На этом вопросе мы оба глянули на старые часы, болтающие туда-сюда свой медный язык маятника. Герой на экране телевизора успешно добивал врагов в их же логове. Отблески искусственного пожарища, беспорядочная стрельба, трупы падающие снопами, и матерок фак`ю доставили бы внимательному зрителю много душевной радости. К сожалению, из всех присутствующих в гостиной двое были бездыханны, а ещё двое были слишком заняты своими проблемами.

По утверждению моего собеседника час Z наступал через два часа и семнадцать минут. То есть без трех минут полночь. Отлично, сказал я, и где этот запуск будет? В компьютерном центре, последовал ответ. А центр в спецзоне "А"? И, получив снова утвердительный ответ, попросил дитя Эллады поменять форму одежды на военно-полевую, чтобы поприсутствовать при исторической минуте запуска часа Z в действие.

– Мы так не договаривались, – заныл. – Я болею. У меня ОРЗ.

– Надо, Арончик, надо, – понимал его состояние, и был предупредителен. – Подкинь в зону, и свободен.

– Вы с ума сошли, Чеченец! Вы и шага не ступите, а меня пристрелят, как собаку... как собаку...

– А почему пристрелят?

– Там три уровня... там очень строго... А я только по коммерческой части.

– А что на первом уровне, коммерсант?

– Я ничего не знаю.

– Второй.

– Лаборатория... лаборатория по переработке наркотических веществ.

– А на третьем – компьютерный центр, – догадался. – Ладно разберемся. Собирайся-собирайся или я тебе кишки выпущу, – и совершил ошибку, не приняв во внимание изысканный стиль жизни дитя порока. – Давай-давай, веселее и с песней.

– С какой песней?

– С какой? – рассмеялся, вспомнив прошлое. – Про голубые фонтаны и города...

Дитя Эллады и порока поднялось из кресла и, точно зомби, прошло к платяному шкафу. Открыло дверцу, принялось рыться в одеждах. Я же, приметив у павших телохранителей, два пистолетных ствола в подплечных кобурах, решил их реквизировать – зачем трупам оружие?

Между тем петушиному куратору от Центра почудилось, что он может спасти свою жизнь и репутацию активными действиями, которые он и предпринял. Всхлипнув бабой, он метнулся к двери балкона... вывернул ручку... в комнату ударил январский ветер...

– Куда, дур-р-рак! – рявкнул я.

Не слушая, заскользил к перилам, переметнул ногу, чтобы оказаться на спасительном общем балконе... Золотые петушки на атласном халате весело затрепыхались... И все... негромкий всхлип... и свободный полет с четырнадцатого этажа...

Бздынь!.. Отдаленный звук внизу, точно хозяйка стукнула помойным ведерком о мусорный бак.

А ведь предупреждал. Странные люди, не верят, что им хотят только добра. Лететь в промозглой мгле с простуженным горлом, не видя звезд... Брр! Неприятно... Но что делать, каждый выбирает свой полет во сне и наяву.

Надо было уходить и мне. Я узнал то, что хотел узнать. Тем более час Z был настолько близок, что чувствовался его смертельный z-прикус. Американизированный герой с челюстью щелкунчика, разгромив всех своих неудачливых врагов, скалился с экрана.

Уходя, успел окинуть прощальным взглядом комнату, где я и Сашка начинали свой путь в зрелую жизнь, где встречали все Новые годы, где зарождалась вера в свое единственное предназначение... Однажды мы с Саней в своей шестнадцать лет сидели под новогодней елкой – у неё был запах мороза, холодного солнца, чистого снега, будущего праздника, шампанского, боя курантов, мандаринов, хлопушек, перемен, любви, стихов, новых песен, и мой друг неожиданно проговорил:

– О, Боже! Сколько ещё жить и жить. Много-много-о-о. Так много, что можно умереть.

И вот он погиб – устал жить, и его комната изменилась: скрученные рулоны ковров лежали в углу, мебель была передвинута для удобства новых жильцов, на столах – современная компьютерная и телевизионная аппаратура.

Другое время – другие люди... Впрочем, в конкретном случае они тоже прекратили свое бренное существование... Однако остальные делают вид, что живут... И таких миллионы-миллионы, двуногих тварей...

А я устал делать вид, что живу. Меня нет. Трудно принадлежать к живым, если даже твоя тень не отбрасывает человеческих очертаний. Тень Чеченца... похожа на беспощадный клинок... на смертоносное жало тарантула...

А угарное бытие продолжалось. В подъезде у столика с телефоном скандалили дядя Степа и тучный владелец импортного "феррари". Они были так увлечены выяснением отношений, что ничего не замечали. Я пролетел мимо них легким дыхание и на улице увидел, что меня поджидает импортная колымага с неприятной рваной раной на стекле: дверца была радушно открыта, а в замке зажигания... ключики...

Надо ли говорить, что без лишних сомнений принял приглашение судьбы и через мгновение стартовал в удобном космическом отсеке на опасную и грозную планету "А" в созвездии Черных Маргиналов. На повороте успел заметить в зеркальце заднего обзора две фигурки у подъезда клоповника, смешно дергающиеся, словно куклы на веревочках.

Полагаю, я тоже был именно такой куклой на веревочке. И каждый, встречающийся мне на пути кукловод считал вправе дергать меня по своему усмотрению. Они не учитывали одного: кукла живая и дружит с тем, кто вхож в призрачный мир теней и сноведений. Не ведая этого, каждый из кукловодов пытался извлечь свою грошовую выгоду.

Обобщая всю эту игру в куклы, можно представить следующая абсурдистскую вселенскую картину распада: образуется некий международный конгломерат, пытающийся ширнуть в ослабленное тело моей родины предсмертную дозу ширево, после чего она, милая, вконец падет и погрязнет в нищете, убогости, бессмыслице и ломкой боли во всем организме. Будет походить на ту девочку Победу, которая когда-то была молода и прекрасна, а потом заживо сгорела на страшной панцирной кровати.

Ширка* приготовлена, остается только дождаться обусловленного часа Z , чтобы процесс, как говорят выдающиеся выблядки нашей современности, пошел, понимашь.

* Шприц для инъекции наркотиков (жарг.).

Я кинул лимузин на пустой привокзальной площади, мокнущей под сырым со снежными хлопьями ветром. Погода словно помогала мне, затушевывая все ночное пространство. Я прошел через полисадничек – от перрона отходила электричка. Мелькали окна, залитые восковым светом с редкими силуэтами тех, кто пытался уехать от самого себя. От света прожекторов рельсы серебрились и убегали в никуда. Недвижно стояли грузовые составы. Все эти ж/д окрестности я знал с детства прекрасно и без проблем проник в их загадочный, пропахший мазутными шпалами, мир.

У кладбища паровозов заметил новообразование, похожее на армейский ангар, куда, как правило, затягивают боевую технику. По всему периметру клубилась проволока, тоже высеребренная от воды и света прожекторов.

По охраняемой территории зябли солдатики с автоматическим оружием. По всему видимому, здесь находился вход в подземку. О чем свидетельствовали и рельсы, исчезающие за воротами ангара.

Проскользнув вдоль заграждения, Чеченец заметил, что между вагонами, стоящими по эту и ту сторону есть благоприятная пропасть, через которую способна перемахнуть только тень человека, но не он сам.

Понял, мне предоставлялась последняя возможность остаться на этой стороне. Я глубоко вздохнул, лизнул падающий снег, как мороженое, вспомнив Ю, и взялся за металлическую вагонную скобу, уходящую в обложное небо небытия.

Первая задача перед Чеченцем была не обнаружить свое присутствие, и чем дольше по времени, тем лучше. Ему помогали два обстоятельства: погода и расп... дяйство тех, кто нес службу по охране объекта. Солдатики относились к танковым войскам и не были приучены к охранным функциям. Было такое впечатление, что они спали на ходу, но с открытыми глазами. Резать своих и таких беспомощных – упаси Боже! Чеченец сквознячком пронесся мимо них в служебное помещение. В его коридорах пахло подвалом и могильным холодом. Обнаружив лестницу, начал скорый спуск...

Маленькая дощатая дверь выводила в туннель, похожий на метростроевский, с ребристыми перекрытиями и сигнальными фонарями. Рельсы одноколейки убегали в неведомую глубину планеты.

Я прыгнул на шпалы и начал десантный марш-бросок.

Вперед-вперед, "тарантул", не ведающий страха и упрека!

Вперед-вперед, "тарантул", и победа будет за нами!

Вперед-вперед, "тарантул" – смертью смерть поправ!

Безусловно, поступал сумасбродно, без тщательной предварительной подготовки. Какая подготовка – если рядом со мной трусил час Z .

Первая кровь пролилась на блок-посте, где дежурили нукеры. Они выполняли боевую задачу плохо. Двое играли в нарды, а третий дрых на топчанчике. Игра закончилась ничейным результатом, поскольку не кому было метать кости из-за двух колких ударов финки. Третий со сна и по природе своей был упрям и дерзок, попытался оказать сопротивление, пришлось Чеченцу отправить упрямца вслед за товарищами.

Пополнив боезапас двумя автоматами Калашникова и рожками к нему, я продолжил путь, решив, что этот блок-пост был промежуточным. И не ошибся: основной находился у въезда в спецзону "А". Это были две платформы, плотно зажимающие железнодорожный путь. По ним передвигались люди, одеждой и обличьем подчеркивающих свою принадлежность к иному от православия вероисповеданию. Бесшумный скок здесь не проходил – все пространство отслеживалось телеметрическими камерами. Да, и желающих отправиться к Аллаху было слишком много.

К моей удаче, возникла производственная суета: передовой блок-пост не отвечал на контрольные запросы. Со смехом и орлиным клекотом на рельсы была поставлена дрезина на моторчике. На неё запрыгнули мужичок-с-ноготок с рязанской конопатой рожей и двое мужественных нукеров. Дрезина затюхала моторчиком и покатила по рельсам.

Припрятав автоматы и пистолеты, Чеченец отступил в глубину туннеля. Проявляя чудеса воздушной гимнастики, успел зависнуть между двумя ребрами перекрытия и, когда дрезина проходила под ним, обрушился на её беспечных пассажиров. Один был прирезан сразу, как баран. Второй успел увернуться и сделал попытку атаковать тень кинжалом, скалясь как волк. Невозмутимый мужичок-с-ноготок неожиданно, быть может, и для самого себя саданул врага по голове. Разводным ключом, похожим на детскую лопатку.

– Спасибо, отец, – хекнул я. – Как бы мне в зону?

– А наху... ?

Я ответил тоже емкими словами, смысл которых заключался в следующем: все подорвать к такой-то еб... ной матери! Мужичок-с-ноготок, пропахший шпалами, начал давать советы, как это лучше сделать. Я его поблагодарил за доброе отношение к моим проблемам. При этом дрезина медленно ползла обратно – к основному блок-посту.

– Так вот, – учил меня мужичок, – как к воротАм, плыгай, и улево, токо макаков хватает тама...

– Разберемся, отец, – сказал я и попросил остановить механизм. Прихватил оружие, снял с АКМ предохранители.

– Да, сурьезные дела, вроде у кино, – покачал головой. – Тебя как кличут, сынок?

– Лехой.

– Вот, Леха, ставлю подпорку на педальку и кати с Богом!..

– Спасибо.

– А я за тебя свечку... таво... поставлю, ей-ей.

– За здравие, батя!

– Это как водится, сынок!..

Внезапность была главным оружием Чеченца. Внезапность и веселый кураж: выкатившая из туннельной прорехи дрезина изрыгала смертоносный огонь, не давая возможности противной стороне осмыслить случившие и дать отпор. Пули пробивали зазевавшиеся фигуры и они падали точно картонные. Взвыла сирена тревоги. Однако было поздно – Чеченец, совершив невероятный кульбит, прыгнул с механизма, который через несколько мгновений влепился в цельнометаллические ворота.

Слава Богу, что ещё встречаются мужички-с-ноготки на родной стороне. Чеченец успел закатиться в дверцу служебного помещения, когда началась дикая и беспорядочная пальба.

По металлическим ступенькам загремел вниз – я чувствовал: время Z мчится за мной, клацая своей безобразной вставной челюстью, готовой перемолоть миллионы жизней.

Лестница вывела в длинный коридор с дверьми, где угадывались технические мастерские и системы жизнедеятельности всей спецзоны.

Я помчался по этому коридору, как когда-то по малиновой гаревой дорожке стадиона. Это был только первый уровень зоны "А", и я стремился помочь Чеченцу заскочить на второй. С меньшими потерями, сохраняя темп и натиск наступления.

На повороте вывалились две борцовские туши охранников – пришлось вести огонь из пистолетов навскидку, по-македонски. Как говорится, не до изысков – туши сползли по стене жировыми отбросами, а мне вспомнилась песенка с припевом: "Что ж ты родина-мать, своих сыновей предала, блядь". Родина нас не может предать, как мать не может предать своих детей, это вы, господа, продаете её оптом и в розницу... По бросовым ценам... Надеясь, повторяю, прикупить кус бессмертной жизни... Ну-ну...

Ощутив опасность, Чеченец ударом ноги сбил декоративную решетку с воздуховода. Потом нырнул в спасительную темноту желоба, успев аккуратно приставить заграждение к стеночке. Медленно заскользил вниз, точно по снежной горке. Эх, где ты Лешка Иванов, обожающий гонять на салазках!.. Был. Был Алешка, да весь вышел...

Спуск скоро закончился, пришлось передвигаться по-пластунски к слабо рассеивающему свету. Выяснилось, что это тоже решетка, но алюминиевая, через её клетки увидел огромный, освещенный зал, плавающий как бы в легкой дымке. В нем находились странные люди – они были в униформе мышиного цвета, а вместо лиц – рыла. Потом понял – респираторы, а легкое марево от героина и прочей дури, которую расфасовывали на всевозможных столах с лабораторными приборами. Этакие ударные трудовые будни...

Показалось, нахожусь не в российской глубинке, а где-то в Гонконге. Не поверил бы собственным глазам, да как тут не верить.

Пока размышлял о своих дальнейших действиях, в зале появились знакомые мне ниндьзя из общества "Красная стрелы" с арбалетами в руках. Строго и энергично передвигались, готовые к бою. И я понял, почему они используют такой экзотический вид оружия. Видимо, в этих дистиллированных условиях нельзя применять огнестрельное. У меня появилось страстное желание шмальнуть по колбам и мензуркам, однако сдержал свои чувства – рано.

Ниндьзя отдавали короткие команды, коллектив сбивался в группки и поспешно покидал спецлабораторию.

Я почувствовал подозрительную горечь на губах и во рту. Проклятье весь этот дурманящий смог втягивался в трубу воздуховода. Прекрасное местечко для обдолбленного – лежи и балдей в грезах. Никаких проблем.

Проблемы были у меня – находиться между землей и небом (в буквальном смысле этих слов) не входили в мои ближайшие планы. Вперед-вперед, "тарантул", уничтожь врага, а после думай о спасении своей души.

Не знаю, сколько пробыл в воздуховоде, но возникало впечатление, что весь пропитался полынной горечью. Получив наркотическое опыление тело стало приобретать необыкновенную легкость и я окончательно ощутил себя тенью по имени Чеченец.

Мир обрел необыкновенную резкость и яркие кислотные краски. Понял: начался переход из одной реальности в другую. И прежде, чем уйти, надо выполнить, возможно, главную цель этой жизни: удавить час Z в зародыше, превратив его в час Х – знак могильного креста для всех врагов рода человеческого.

Чтобы отвлечь внимание всей охранной своры от Чеченца, Леха Иванов разодрал алюминиевые рейки и запустил в прореху две портативные бомбочки Ф-1. Они жахнули в лаборатории, но какие там произошли изменения, это осталось за кадром моего внимания. Должно быть, позитивные, потому что начал распространяться запах горелых лесов, полей и рек. Хотелось поглазеть, да надо было поспешать за Чеченцем, уже вырывающемся из воздуховода.

За его дальнейшими действиями я, Алеха Иванов, наблюдал как бы со стороны. Все происходящее меня очень веселило. Люди, за исключением ниндьзя и боевиков Али-бека, хотели жить и делали все, чтобы её сохранить. Я имею ввиду, обслуживающий технический персонал в спецовках со значком "А" и пятизначными номерками.

В зоне наблюдалась паника – и люди метались, как красы, буду не оригинален, на корабле, утаскиваемым минорными обстоятельствами на океанскую красивую глубину. Мы с Чеченцем бегали за ними, людьми, как юные пионеры за пионервожатой.

Наконец отловив одного из них, милого толстячка, Чеченец поинтересовался, где находится компьютерный центр и который час – это так уже шутил Алеха Иванов.

Никогда не подозревал, что человек от страха может менять окраску: он бледнел-синел-краснел, как национальный полосатый флаг, и наконец превратился в цветущую бордовую чайную розу.