Текст книги "Тарантул"

Автор книги: Сергей Валяев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

Потом меня и Ю извлекали из бочек и наждачно-чистым полотенцем вытирали насухо наши закопченные солнцем, монголоидные тела.

И мы с Ю, пахнущие хвоем-лесом-ландышем-земляникой-детством-цветами, золотогривые от лучей закатывающего в море... под низкими яблоневыми ветками... пили чай... и были счастливы... Почему были счастливы? Я так думаю: благодаря только мылу.

Появление человека в шкатулке вернул меня в настоящее. Был моложав, симпатичен, атлетичен. У таких, крепких телом и духом, не возникает сомнений относительно своих кондиций, и приказы вышестоящего руководства они выполняют с ретивой педантичностью. Он сел на стул, доброжелательно улыбнулся:

– Страшно?

– Аж жуть.

– Познакомимся? – предложил.

– Можно, – передернул плечом.

– Ты – Чеченец, – ощерился. – А я Арсений, муж Алисы.

Мне показалось, что я сошел с ума. Если бы он превратился в буро-квакающего гуманоида с планеты Альтаир, я бы отнесся к этому факту более сдержанно. В этих случаях на загадочном востоке говорят: человек потерял лицо. Я почувствовал, что лица у меня нет, лишь какая-то немыслимая маска идиота:

– А-а-арсений? – глупо переспросил. – Очень приятно.

– Не думаю, что таки и приятно... – ухмыльнулся. – Смешная история, неправда ли?

– Обхохочешься, – я пытался сосредоточиться, но тщетно – удар судьбы был настолько мощным и беспощадным, что все мои морально-волевые качества были задавлены в зародыше. – Я её не убивал, – пролепетал.

– Это мы знаем, – сказал Арсений. – Но рога наставлял. Мне. Нехорошо.

– Да уж, – жалко проговорил.

– Женщины способны на все, мужчины – на все остальное, – резюмировал мой собеседник. – Алиса любила выбрасывать коленца, что там говорить, да речь не об этом, – замолчал.

– О чем? – не выдержал я.

– О том, что мы совершили ошибку, – ответил Арсений. – Ты, Чеченец, прихлопнул отчима, а мы позволили тебе это сделать.

– Мы – это кто? – занервничал я.

– Это имеет значение?

– Конечно. Чтобы знать с кем идти в разведку.

Мой новый знакомый самовлюбленно ухмыльнулся:

– Назовемся обществом спасения "Красная стрела", устраивает такая вывеска?

– Спасения чего? – решил я уточнить.

– Родины, – процедил сквозь зубы.

Я пожал плечами – все происходящее казалось продолжением чудовищного сна. В моей голове смешались все событие последних дней: любвеобильная Алиса сыграла со мной поражающую насмерть шутку, оказавшись женой члена некой военизированной организации под столь романтическим названием, как "Красная стрела".

А если появление в моей жизни этой женщины было не так случайным, как это показалось на первый взгляд?

Нет, это все уму непостижимо. В более нелепой и дикой ситуации я ещё не находился.

– И что вы хотите, – поинтересовался наконец я, – от меня?

– Нужно исправлять ошибку, Чеченец.

– Не понимаю?

Мой собеседник вздохнул и признался, что организация "Красная стрела" занимается проблемами, связанными с наркотиками; Лаптев уже давно находился в списке, как один из девяти "наркобаронов" страны. Его разрабатывали несколько лет, но тут появился я, как черт из табакерки...И мы имеем то, что имеем.

– То есть вы знали, что хочу пристрелить Лаптева?..

– Безусловно.

– Откуда? – задал идиотский вопрос.

– Алексей, вы плохо представляете, с кем имеете дело, – добродушно улыбнулся.

– Никто не знал? – недоумевал. – Навели "воры"?.. Так это они меня сдали? Или Алиса?

– Много вопросов, – поморщился Арсений.

– А если знали, почему не остановили?

– Много вопросов, я сказал, – рявкнул мой собеседник. – А вопросы здесь задаю только я.

– Тогда зачем я здесь?

– Мы хотим сотрудничать.

– С кем?

– С тобой, Чеченец, с тобой.

– Тогда я должен знать... обстановку...

Арсений хекнул, покачал головой: наглец-наглец, но, видимо, поразмыслив, решил выдать некую дозированную информацию: Лаптев, как выяснилось, оказался намного хитрее, чем можно было предположить. Он успел утаить материалы по будущим поставкам героина в РФ, равно как и конфиденциальную информацию о некоторых высокопоставленных господах ; все эти сведения загнаны в компьютерный компакт-диск, который, к сожалению, исчез.

– И что? – окончательно потерял голову.

– Надо найти.

– Ааа, вот что искали на даче, – догадался я. – И кто это был? Лаптевские?

– Кто был, тот был, – ушел от прямого ответа.

– Это они Алису?

– Да, – решительно поднялся, поправил кожаный ремень на военизированной униформе. – Прошу, – жестом пригласил следовать за собой.

Мы покинули комнату-шкатулку, к нам присоединились двое моих старых оловянных солдатиков, и мы снова потопали по длинному коридору. Судя по бетонным перекрытиям, находились в подземном бункере, расположенном где-то близко с земным ядрышком.

Вскоре остановились у бронированной двери с огромным колесом, такие двери можно встретить в банковских хранилищах.

Я уж грешным делом решил, что мне сейчас выдадут гонорар за будущую работу, да ошибся. Помещение напоминало складское – трубы, ящики, пиломатериалы; потом почувствовал знакомый тошнотворный кисловатый запах крови.

Включили свет, и я увидел клетку, точно в зоопарке. В ней были подвешены на крюках кусками мяса люди. Их было двое.

Первый, утыканный стрелами, как дикобраз, кровоточил – на полу под ним темнела пурпурная лужа; второй был просто бит и ещё подавал признаки жизни. Признаюсь, меня передернуло от увиденного.

– Кто это?

– Один из них тебе знаком, Чеченец.

– Что?

– Затейника вспомни, он тебя кинул на поле, – усмехнулся Арсений. Все рассказал, всю подноготную. А вот где дискета не знает. А ведь правая рука Лаптева. Был ею, – подошел к столу с арбалетами и стрелами. – Ну что, Алексей Николаевич, отомсти за себя и Алису, – хотел передать мне архаичное, но модное оружие.

– Нет, – сказал я.

– Почему?

– Я трупам не мщу.

– Благородно-то как, – цокнул Арсений. – А он бы тебя не пожалел.

– Пожалел... тогда на поле... – вспомнил я.

– Это тебя другие пожалели. Может быть, даже Лаптев. А ты его за это... туда... – вскинул голову к потолку. – Нехорошо.

– Это наша личная разборка.

– Эх, племя младое, незнакомое; проще надо быть, детка, – прицелился из арбалета. – Врага надо знать в лицо и уничтожать при любом удобном случае, – зазвенела тетива и стрела впилась в щиколотку несчастного.

От боли он забился в конвульсиях и захрипел; кровавые пузыри лопались на губах, точно жвачечно-резиновые шарики на устах ребенка.

Что-то во всей этой странной и подозрительной истории не сходилось. Можно было поверить в существование некоего секретного спецподразделения, занимающегося проблемами нашей доморощенной наркомафии, однако смущала некая театрализованность и аномальность в поведении краснострелочников.

На мой взгляд, муж Алисы не мог с таким садистским удовольствием издеваться над беззащитной жертвой. Следовательно, человек, называющий себя Арсением, есть самозванец и лгун, или я тогда совсем ничего не понимаю в женщинах.

– К сожалению, мои дураки перестарались, – проговорил Арсений, отбрасывая арбалет. – Разве так убивают? – Кивнул на лужу крови. – Чик, и все. Нехорошо, никакого удовольствия. Ни тебя, ни врагу. – Мы направились на выход. – Нужно, чтобы в твоем лице видели избавителя от мук. Благодетеля... – Сокрушался. – Нет у нас культуры жертвоприношения, как у племен в устье Амазонии... Я этот вопрос изучал, друг мой... Цивилизация губит все... Что такое, например, электрический стул? Пародия. Все равно, что сесть на утюг... Ближе к природе надо, к ней-к ней...

Я слушал разглагольствование своего спутника и убеждался, имею дело с параноидальным бредом. Получать удовольствия от убийства себе подобных? Мир жесток и немилосерден, однако не до такой же степени.

По возвращению в "шкатулку" мы снова обсудили проблему поиска компакта-диска. Я выразил сомнения, что её можно обнаружить. Мне улыбнулись: отчима я знал лучше многих, нужно просчитать варианты, куда он мог спрятать вещицу. Время ещё есть, но нужно торопиться – увы, мертвые уходят, оставляя нам одни проблемы.

И последнее: все мои шаги будут контролироваться. Если возникнет желания удрать на Багамские, блядь, острова под пальмы, то лучше сказать сразу: отправим экспрессом "Красная стрела", посмеялись мои новые приятели, любящие хорошую шутку, как кровавый бифштекс.

На этом и расстались; мысль о том, что я не смогу выполнить приказ родины, вообще не рассматривался.

Странные и самоуверенные люди, решившие, что Чеченца можно напугать оригинальными приемами умерщвления.

Меня проводили до буржуазного "бьюика" и я, плюхнувшись в него, покатил в гордом одиночестве на родную сторонку.

Безжизненный, как зомби, водитель крутил колесо руля из бивня индийского слона, а я, глядя на заснеженно-темный мелькающий мир, думал обо всем и ни о чем.

Что наша жизнь? Пауза между вечностями. И надо заполнить эту непродолжительную паузу страстью, любовью, мастерством, деревьями, победами, оптимизмом, разговорами с детьми, бессонными ночами, болью сердца, солнечными лучами, тихим одиночеством, приступами бешенства, совокуплениями, риском, скандалами, стойкостью, праздниками, снами, слезами, полнолунием, купанием в кадушке, верой в бессмертие...

А чем все население занимается в этом интервале? Верно – иллюзиями. Что завтра, будет лучше, чем вчера. Увы, легковерный народец не понял, что наступила новая эпоха – эпоха экономического террора. Какие репрессии? Зачем кого-то, куда-то сажать? Посадил – обязан кормить. Проще объявить цену человеческой жизни. Цена – один рубль. А все остальное в свободно конвертируемой валюте.

Выкупайте свои жизни господа! Ах, не желаете? Ах, нечем? Тогда самостоятельно подыхайте, пионеры (бывшие) и пенсионеры, и все остальные граждане свободной от всего республики. Хотели свободы – получайте её в полном, концептуальном объеме.

Голодный раб полюбит любую власть, нищий раб будет рыскать в поисках пищевых отбросов и не позволит себе лишних антиправительственных волнений, особенно, если подбрасывать ему куски с барско-кремлевского стола.

У нынешнего раба отсутствует душа, как знак духовности. Она ему не нужна, душа. Какие могут быть духовные поползновения, когда хочется жрать, жрать и жрать.

Можно поздравить ново-старую власть, она сумела сделать то, что не смогли предыдущие банды властолюбцев. Они вытащили души у людей, превратив всех в жадное, безмозглое и покорное стадо.

Подчиниться общим законам? И жить как все? Нет уж, лучше быть подвешенным на дыбе.

Правда, это зрелище весьма неприятное. И главное – зачем такие изуверства, чай, не петровская варварская Рассея пролетает за окном модного и современного авто. Хотя при определенной впечатлительности можно решить именно так. Бескрайние, неутолимые человеческим трудом просторы с обмершими от мороза селениями. Может быть, лет триста назад катил на дровнях пес собачий Алексашка сын Ивана и тоже размышлял под скрип снега о смысле бытия.

Великая наша нация, словно проклятая, вынуждена блуждать во мраке окольцованных страхом, бессмыслицей, безнадежьем адовых кругов истории. И кажется – нет выхода. Или все-таки он есть, этот выход. Какой? Всегда быть самим собой?

Я так устал, что был способен рассуждать лишь на глобальные темы. Возможно, утром сумею проанализировать ситуацию и понять принципы действия гильотины "Красная стрела". И свою роль на конкретном историческом срезе.

На память водитель-зомби не жаловался и точно препроводил меня к месту постоянного проживания.

Когда остался один у подъезда, вздернул голову и увидел луну – она была крупная и насыщенная лимонным светом; в оспинках кратеров и холодных пыльных морей. А на кромках выщербленных берегов я увидел мертвые полуразрушенные вечные города. И понял, что наша планета тоже обречена на гибель. Все имеет свое начало и свое завершение. Утешало лишь то, что подобная неприятность с нами произойдет лет миллионов так через пятьсот. Думаю, не всякий наш современник доживет до эпохального конца света. Может, кому-нибудь и повезет?

... Я шаркал по ступенькам лестницы – лифт не работал по причине глубокой ночи. Думал о чем-то своем, пока не наступил на человечка, уютно примостившегося на ящике у моей бронированной двери, так легко вскрываемой.

Испугаться не успел – бомжик, ойкнув, оказался прекрасной незнакомкой. Я крякнул – этого ещё не хватало для полного счастья.

– Здрастье, – проговорила девушка. – Я – Виолетта, меня мама ваша прислала.

– О, Господи, – открывал дверь. – Что случилось?

– Она лекарства передала, – отвечала девушка. – И просила вас позвонить. Завтра похороны вашего папы...

– Он не мой папа, – заскрежетал челюстью. – Извини...

– Ой, я не знала...

– Ты где живешь?

– В слободке.

– Тогда приглашаю в гости, час ночи и мороз.

– Да?

– Я кусаюсь, когда меня обижают, а так, как собака, сплю на кухне.

Мы неловко потоптались в прихожей, стаскивая верхнюю одежду, потом прошли на кухню. Я цапнул телефон и сказал неожиданной гости, чтобы чувствовала себя как дома.

Девушка тотчас же принялась привычно хозяйничать – установила чайник на плиту, помыла чашки и блюдца, в розеточки для варенья наложила именно варенье, а не горчицу... Она, девушка, разумеется, была рыжеволоса, лицо в конопушках; глаза – цвета лета.

– Мама, – сказал, услышав утомленный родной голос. – Это я.

– Алексей, надеюсь, у тебя все в порядке? Я так устала, точно на войне... – И без перехода. – Почему ты был в тюрьме?

– Ошибка, мама. Дорогу перешел в неположенном месте.

– А Виолетта приходила?

– Она у меня в гостях.

– Обрати на неё внимание – она опрятная, аккуратная, душевная...

– Мама!..

– Да-а-а, что я тебе ещё хотела сказать, – вспоминала. – Завтра похороны. И думаю, лучше будет, если ты не будешь. Сам понимаешь, вы были не слишком... любезны... Хотя Павел Олегович был готов для тебя... все...

– Ладно, мама, – прервал её.

– И не обижай Виолетту, она опрятная, аккуратная, душевная...

– Мама!..

Чайник на пламени зашумел, как летний дождь за окном. Я вздохнул дожить бы до прогретых солнышком деньков. Моя гостья неверно истолковала мое состояние:

– У вас прекрасная мама... Она добрая...

– ... и душевная, – засмеялся я. – Прости, а можно я тебя буду называть Леттой?

– Леттой?

– Ты похожа на лето.

– Спасибо, – засмущалась. – Давайте пить чай, Алеша.

– А меня можно называть Алоизом.

– Как? – тоже засмеялась.

– Ну тогда Аскольдом...

Что может быть прекраснее ночного душистого чаепития с летней, смеющейся конопушечкой, когда за окном стынь и жестокая поземка?

И казалось, то, что происходило ещё несколько часов назад, сгинет безвозвратно в космическом мраке вечности, и назавтра наступит новый день, где не будет страха, лжи, крови и ненависти.

Я проснулся с ощущением, что меня на ночь затолкали в кухонный шкаф и забыли вытащить. Что было недалеко от истины. Я крючился на двух стульях, которые разошлись, и я, как йог, завис между небом и землей. За окном нагуливал румянец солнечный денек. Комната была пуста – на диване стопочка белья и одеяло, опрятно свернутое. А была ли она, девочка из лета?

Не знаю-не знаю, люди появляются в моей жизни и тут же исчезают, будто пешеходы, перебегающие дорогу в неположенном месте. Некоторым, правда, не удается, выпрыгнуть из-под колес транспортных средств и тогда возникают проблемы для того, кто зазевался и не вывернул вовремя руль. В какой же роли выступаю я? Водителя или пешехода?

Последняя жертва интенсивного движения на дорогах жизни: Алиса. Она погибла так внезапно и нелепо, что я до сих пор не могу осознать этот факт. Неужели так легко уйти из жизни, как из комнаты?

Алиса-Алиса... Что знаю о ней? Ровным счетом ничего. Страстная, великолепная, любвеобильная женщина, возникшая из ниоткуда. Нет-нет, материализовалась она в вагоне скорого поезда Москва-Стрелково. Случайная встреча? Теперь уж и не знаю, что думать. Неужто существовала какая-то замысловатая интрига по отношению ко мне?

Предположим, общество спасения отчизны "Красная стрела" разрабатывала моего отчима и решила приблизиться к нему с помощью меня? Но более далеких людей, как я и Лаптев, было трудно сыскать. И потом: супруга Алисы я представлял совсем иным – затюканным импотентом на дипломатическом поприще. Иначе как объяснить африканскую страсть женщины? Можно раздвинуть ноги и сделать вид, что получаешь глубокое удовлетворение, но сыграть душевные порывы невозможно. Так что образ Арсения в роли великодушного супруга не вызывает доверия. Тогда кто он?

И ещё – Иван Стрелков. Он хотел приехать поговорить. О чем? По телефону он заметно что-то не договаривал и этот вопрос: не обижает ли меня кто?.. И почему он ещё не приехал?

Вопросы-вопросы, и нет ответа на них. Во всей этой истории, конечно, самая большая загадка для меня – Лаптев.

Как я, живущий практически бок о бок с ним, не видел разительных перемен: авто, охрана, евроремонт дачи, флигелек, банька с бассейном. Наивно думал: ворует в своем железнодорожно-торговом кусте, что не возбраняется, ан нет – делишки, куда резче.

Пока я, как последний дурак, метался в поисках мифического Юзика на Киевском вокзале, уверенный, что вот-вот наступлю на хвост наркомафии, перед самым моим носом...

А все почему? Причина проста – слишком был занят собой и своими кишечно-желудочными проблемами. И вот результат: имею то, что имею – за спиной всевидящее око "Красной стрелы", впереди – поиски неизвестно что, неизвестно где. Бздынь, одним словом.

Да, нечего делать – будем играть по чужим правилам, а там посмотрим, куда нелегкая вывезет.

Найдя по телефону господина Соловьева, попросил выдать мне в личное пользование машину, можно подержанную, скромно заметил я.

– Это ж какая будет по счету? – завредничал директор ТОО "Лакомка".

На это я пошутил: взорву к такой-то матери весь автопарк нашего предприятия по производству картона и бумаги.

Угроза подействовала, и через час я уже катил на "Гранд Чероки" по трассе. Машина была практически новая и, боюсь, слямзенная на одной из столичных улиц в четыре часа утра. Правда, признаюсь, это обстоятельство меня ничуть не трогало: кто-то теряет – кто-то находит. И все ошибки в этой жизни можно исправить, кроме одной – смерти.

Моему отчиму не повезло, так сложились обстоятельства, что я его возненавидел – сначала за уход Ю, у которой оказалась попорченная, его кровь, а затем за то, что он меня купил, как безделушку. И теперь он лежит набальзамированной, торжественной куклой в гробу из дорогого дерева под фальшивый плач оркестра и не испытывает никаких чувств, кроме одного скуки.

Живые так страшатся смерти, что готовы устраивать распомаженно-азиатские шоу для окоченевшего безразличного трупа, чтобы только их хоронили тоже с почестями, сопливым плачем, прочувствованными речами и лязгом оркестровых тарелок.

Нет уж, лучше разорвать, повторюсь, себя в кровавые ошметки, чем принимать участие в таких общенародных представлениях.

Кстати, мне, живому, надо было бы поприсутствовать на этом печальном мероприятии, чтобы увидеть друзей покойного – соратников по общему делу, да думаю, мы ещё успеем познакомиться поближе. В более приятных условиях.

Пока же попытаюсь действовать наобум. Если поиски ведутся на даче, на то имеется свой резон. Почему бы и мне не сделать ставки? Ставки сделаны, господа. Ставки больше не принимаются.

Не случилось бы как в том анекдоте: двое вываливаются из казино. Один в трусах, второй – совершенно голый, и он завидует своему приятелю в трусах: Вот за что уважаю, умеешь, в натуре, вовремя остановиться.

Однако предполагаю, что в казино имени "Жизнь" и ставки круче, и при случаи могут вынести вперед ногами.

... Дачные ворота были широко распахнуты – неужели мародеры, испугался я. Ошибся – работала бригада плотников и стекольщиков. Руководил ими знакомый мне ртутный человечек.

– Похвальное рвение, – заметил я. – А почему здесь, не там?

– Где?

– На кладбище?

– Жизнь продолжается, хозяин, – ответили мне. – Служить надо живому, и я обратил внимание на собеседника.

Он был худощав и гибок, с остренькими, как у крыса, чертами лица. Взгляд был боек и замысловат, себе на уме, как говорят в таких случаях.

– И как вас называют?

– Гуськов.

– А имя?

– Имя? – лакей неожиданно застеснялся. – Алоиз.

– Как? – едва не упал в сугроб. И расхохотался. – Алоиз? А лучше Аскольд?.. Извините, я не над вами, а вообще... – повинился, вспомнив ночь и беззаботное тары-бары с солнечной девочкой на теплой, как поляна, кухне.

Моя истерика была воспринята с привычным терпеливым пониманием; и мы пошли в дом. Стучали топоры и скрипело стекло под алмазными резцами. Было холодно и неуютно.

Трудно поверить, что совсем недавно мы с Алисой здесь были живые; ничего не осталось от нас... даже теней...

Остановившись у сейфа, обнаружил, что он пуст, как карман гостя столицы после посещения Кремля. Немо взглянул на Алоиза Гуськова – тот умел читать мысли на расстоянии:

– Все оприходовано, хозяин: девяносто девять миллионов четыреста пятьдесят тысяч...

– И пять, – пошутил я.

– Да? Не может быть? – занервничал. – Как же так... Мы считали...

Кажется, судьба соизволила меня впервые столкнуть с кристально чистым человеком. Такие если грабят, то эшелонами, танкерами, самолетами, газопроводами и проч.

Я отмахнулся – проще надо быть, Алоиз, ближе к народу и он снимет с тебя последние портки. Халдей Гуськов с готовностью захихикал.

Надеюсь, это будет наша с ним первая и последняя доверительная встреча, надо ею воспользоваться для заполнения информационного вакуума. Я задал несколько вопросов, касающихся соратников господина Лаптева. Кто есть продолжатель его бессмертного дела? И получил следующий обстоятельный ответ: их двое – некто Грымзов и Литвяк; они частенько захаживали на дачку; первый был большой любитель баньки, а вторая – заглотить коньячка Napoleon у камина.

– Литвяк – баба? – удивился.

– Женщина-с, поправили меня.

– И Лаптев им доверял?

– Это неведомо, хозяин.

– А какое у него любимое местечко было?

– Как-с?

– Где проводил время?

– В кабинете, на втором этаже. Оттуда прекрасный вид на ландшафт.

– На что?

– На ландшафт-с.

... Вид из окон кабинета и вправду открывался великолепный; раньше здесь была пыльная и замусоренная мансарда, где я любил проводить деньки, отлынивая от школы: лежал на продавленной кровати и читал книжки, они были старые, с пожелтевшими страницами, хранившими осенний прелый запах прошлого революционного времени. На некоторых книгах расплывалось овальное тавро: "Библиотека Реввоенкома". Наверно, мой дед по случаю взял эти книжки, да из-за смертельной рубки с ползучей контрой позабыл их сдать. Когда уставал читать про войну и шпионов, глазел через прорехи в синь неба; и казалось, смотрю в глаза небосвода. Помню, это прекрасное ощущение безмерности природы и своей значимости в ней.

Думал, что так будет всегда, нет – кровать и книги выбросили на свалку, крышу залатали, мансарду замастерили дорогим красным деревом, остался лишь ландшафт-с: близкие сосны, дальний темный лес, и поле, оборачивающиеся у горизонта в опухшее от холодных облаков небо.

Кабинет был осовременен абстрактным дизайном и компьютерной системой отчим шагал в ногу со временем.

Я сел в кресло и увидел на мертвом экране дисплея Чеченца, тот внимательно смотрел на меня, словно пытаясь рассмотреть мою настоящую сущность.

Я отвел взгляд и вздрогнул: на стене висела резная рамочка, где находился снимок: трехлетняя карапузная Ю на берегу моря. Она смотрела мимо аппарата, отвлеченная, по-моему, моим недорезанным смехом и в её глазах плескалась оптимистическая энергия.

Не понимаю, Лаптев никогда не позволял себе роскошь упоминать об Ю, а тут прекрасное мгновение, запечатленное навеки? Может, я заблуждался и он не был таким уж злодеем и негодяем? Что же получается, я делил людей на две краски, а они состоят из всех цветов радуги. Но не мог же я так обманываться?

Осмотрелся – в кабинете присутствовали признаки чужого вторжения: ящики стола заметно выдвинуты, потрошенные книги, кинутые в угол, сдвинутая тахта. Позвав Гуськова, поинтересовался, нет ли специалиста по компьютерам.

– Был такой, – хихикнул Алоиз, – хакер.

– Кто?

– Взломщик компьютерных систем-с, – ответил. – Он хозяина... так сказать, консультировал.

– И где его найти, хакера?

– Увы, – развел руками и поднял глаза к небесам. – Он от нас далеко... Месяц назад как угадал в автоаварию, страшное дело, я вам доложу... Ездил на опознание-с...

– Ясненько, – оставалось только сказать: доконсультировался, сердечный. – И где погиб?

– Так, на трассе, уж больно любил с ветерком-с... Возвращался от нас... от хозяина...

– Вопросов больше нет, – хмыкнул я.

Какие могут быть вопросы? Доверчивый хакер выполнил поставленную задачу и был уничтожен как свидетель. Свидетель чему?

Я утонул в удобном кресле и попытался представить себя на месте человека, которого собственноручно отправил на тот свет.

И не смог: отчим жил и действовал в мире настолько отдаленном от моей реальности, что войти в среду его обитания, как в скованное льдом озеро, не представлялось возможным.

Необходим скрупулезный сбор информации. И начинать надо с его доверенных лиц Грымзова и Литвяк. Надеюсь, они благополучно доживут до нашего доверительного разговора.

Потом я попросил Алоиза Гуськова найти нового хакера. Срочно.

– Есть, хозяин, – вскинул на меня бесцветные глаза и я заметил в них удивление.

А чему удивляться? Сам же говорил, лакейская твоя душа, что жизнь продолжается.

Через час хакер прибыл. Был молод, весел и назвался Славой. Без лишних слов включил компьютерную машину, затем снял корпус, поколдовал в потрохах агрегата и заявил, что "писюк" (компьютер, значит) вполне дееспособен, но все предполагаемые программы стерты. Он ещё что-то говорил, используя терминологию, похожую на китайскую грамоту, а я понял одно, что вся надежда на людей. Техника – кусок металла, не чувствующий ровным счетом ничего, а вот человек...

Человек – это и звучит гордо, и удобный плотский мешок, напоминающий новогоднюю дед-морозовскую торбу, где бултыхается окровавленная душа.

Три рождественских дня и ночи ушло на подготовку по изъятию из мирской суеты Грымзова. Был он типом принеприятнейшим – тучным, шумным, с бородкой-колышком на мясистом нездоровом лице. При нем постоянно находились два телохранителя – крепкие и литые, бывшие спецназовцы. Их хозяин разъезжал по городку на "линкольне" молочного цвета и всем своим возбужденно-победным видом доказывал, что отныне он является прямым наследником "дела" господина Лаптева.

К неудовольствию желающих из ТОО "Лакомки" пострелять и пустить кровь, я выбрал самый простой способ решения проблемы.

– Зачем грех лишний на душу брать, – сказал я. – И потом: телохранители наши...

– Наши? – удивился Бугай.

Я в сердцах плюнул и попросил товарищей объяснить ему, болвану, что имею ввиду.

Потом встретился со знаменитой шлюшкой области Анджелой и попросил обслужить господина Грымзова в ресторане "Эсspress".

– Дать или взять при народе? – спросила сексуальная маньячка.

– Не то и не другое, – поморщился.

– А что?

– Запусти его в космос с помощью ЛСД, – ответил я. – И двести твои.

– Да, наху... мне твоя бумага, – возмутилась. – Я тож хочу полетать искусственным спутником: пи-пи-пи...

– Нет проблем, – сказал я. – Но первый космонавт Грымзов.

– Если родина сказала: надо...

Встреча с телохранителями прошла в более напряженной обстановке. Они не понимали, что от них требуется, и пытались показать свои пушки.

– Сдайте нам хозяина, – успокоил я их. – На время, как багаж. Или навсегда. Это как получится.

– А кто вы такие?

– Мы – это мы, – находчиво отвечал я, показывая на два джипа, из открытых дверцей которых выглядывали трубы гранатометов. – Я мог и не приходить к вам, ребята, да зачем трамбовать своих?

– И куда нам с волчьим билетом? – задали справедливый вопрос.

– К нам или в столицу. С хорошими рекомендациями и выходным пособием.

– Пособием? – посмеявшись, развели руками: подыхать за мешок с дерьмом желания нет; пусть будет так, как будет.

Подготовка к рождественскому вечеру в ресторане "Эсspess" была настолько серьезная, что проблем больше не возникало.

Когда господин Грымзов улетел в "космическое путешествие", его телохранители добросовестно отволокли тело хозяина в "линкольн", кинули его туда, а сами растворились в праздничной поземки, решив искать счастье в первопрестольной.

... Возвращение "космонавта" на родную планету было неудачным – он плюхнулся в водную стихию и едва не утонул.

Проще говоря, мы привезли тело Грымзова на дачу, где он так любил принимать баньку, и кинули в бассейн, позабыв стащить одежды.

Известно, дерьмо не тонет, выплыл и наш дорогой гость. Бултыхался, плевался и страшно матерился, не осознавая до конца своего жалкого положения.

– Хулиганы, – кричал он, – вы за все заплатите! Я вас в милицию сдам!..

Это вызывало смех у братвы и скуку у меня. Я присел у бортика и посочувствовал несчастному:

– Милиция тебя не сбережет, дядя Грымз. Лучше говори о делишках своих. Все, как на духу.

– А кто ты такой? Господь Бог?!

– Мы его нукеры, дядя.

– Чего? – мой оппонент шлепал руками по воде. – Вы не люди! Вы звери!.. Я старый и больной человек... Всех упеку в тюрьму, вы меня ещё не знаете!

Пришлось его малость притопить, как крейсер на рейде. В качестве субмарины выступал Бугай.

В конце концов господин Грымзов понял, что лучше ему будет на суше, в теплом шелковом халате и с рюмочкой сладкого хереса. И плата за это доверчивая исповедь о делах минувших.

– Молодой человек, – доверительно обратился ко мне, – я хочу жить и стараюсь никуда не путаться, куда меня не просят. Я выполнял только роль счетовода. Знаете, дебет, кредит... А все остальное – Лаптев, царство ему небесное... Скажу, что знаю и о чем догадываюсь.

Мой собеседник знал не слишком много. По его мнению, самая избитая тропа, по которой к нам поступает "белая смерть", проходит через Пянджский перевал. В столице действует афганско-таджикская наркогруппировка. Она контролирует Казанский вокзал, куда приходит "товар".

Вот одна из примерных схем доставки. Наркокурьеры в сопровождении боевиков группами по пять-семь человек переходят реку Пяндж и горными тропами двигаются до границы Афганистана с Таджикистаном. В непромокаемых рюкзаках каждый несет от десяти до сорока килограммов опия-сырца. На границе эстафету принимают таджикские наркокурьеры (хорошие альпинисты) они несут "товар" до станции Пархар. Оттуда он препровождается по железной дороге Пархар-Советский-Нурек-Душанбе в столицу Таджикистана. Здесь груз поджидают оптовики из России. В Афганистане килограмм опия-сырца стоит сто долларов. В Душанбе – уже в пять раз больше. А в Москве платят шесть-восемь тысяч долларов за килограмм. Поэтому наркомафия бессмертна.