Текст книги "Тарантул"

Автор книги: Сергей Валяев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

Что-то надо делать? Но что? И только успел задать себе этот непростой вопрос, как события начали приобретать фантасмагорический характер. Мне показалось, что принимаю участие в съемках гангстерского фильма в павильоне Голивуда, однако меня об этом забыли предупредить.

Из кабинета выскользнула Вирджиния, двигалась свободно и подвижно. С ней случились какие-то неуловимые превращения, но какие именно не успел осмыслить.

Моя первая и единственная женщина неожиданно цокнула языком, так лошадка бьет копытцем по мостовой, высекая подковой яркие в сумерках искорки...

Разумеется, мы с Арсением повернули головы на этот неожиданный звук.

Дальнейшие события, надо признать, произвели на меня неизгладимое впечатление. Из легкой женской руки, держащей миниатюрный арбалет, выскользнул небольшой остроконечный дротик и... впился в правый глаз "нового особиста".

Если бы этот дротик залетел в мою глазную впадину, я бы, уверен, удивился куда меньше. По-моему, Арсений не успел осознать своего незавидного положения. Он сначала подсел, словно его тукнули под колени, как это мы часто делали в детстве с зазевавшимися приятелями, а затем мешковато завалился навзничь.

Я успел заметить, как проступающая кровь заполняет глазную орбиту на умиротворенном лице бойца невидимого фронта. Похоже, он ошибся – и это был его не совсем удачный денек. Что, впрочем, не снимало вопросов относительно моего светлого будущего.

– Тсс! – прекрасно поняла мое состояние Вирджиния и глазами показала на пистолет в руках её бывшего уже боевого товарища. – Работаем, мой мальчик.

Единственное, что понял – партия продолжается. Одна из фигур (Арсений) пожертвована в угоду какой-то головоломной комбинации. Радовало, что не я оказался на месте "офицера", любителя скакать на судьбе-лошадке, и так ловко сбитого с дорожки жизни её копытцем.

Прекрасная Вирджиния двигалась как мерцающая тень, и я уяснил, что меня удивило в ней, когда появилась из кабинета: она сбросила с себя плащ, похожий на балахон, и оказалась в зимнем кожаном комбинезончике.

– Работаем, мой мальчик, – повторила, чмокнув меня в щеку. – Я же сказала: все будет хорошо.

И в те доли секунды, когда мы двигались по сумеречному коридору, я понял, что никогда не сумею разгадать её душу, никогда; и эта женщина останется для меня, как говорят в подобных случаях, тайной за семью печатями.

... Костолом, изображающий собой влюбленного, скучал у лифта. Пуля прекратила это пустое ожидания: сырой сгусток мозгов на стене потек перловой кашицей , которую так любят детишки в детском саду.

– Молодец, – похвалила Вирджиния. – И вперед, хороший мой, нам надо торопиться.

Я, любящий сын, заартачился – извини, нужно подумать о маме. Меня не поняли – в чем дело, Чеченец, мать твою так? Вот именно: мать моя! Зачем, спрашивается, моей родной мамочке два свежих трупа, мало ей этих мертвяков на работе, так вот, пожалуйста, принесли под дверь и домой. И что, нервничала Варвара Павловна. Надо убрать.

– О, Боже! – вскричала женщина. – Проще тебя, дурака, пристрелить.

– А мне – тебя, – то ли шутил, то ли нет.

– Никогда не подозревала, что так любишь свою маму, – процедила сквозь зубы Вирджиния, смирившись с моей блажью.

Когда укатывал труп Арсения в плащ-балахон, то успел заметить: в уцелевшем зрачке-зеркальце, отразился Чеченец, он был скор на руки и темен от напряжения и опасности.

Опасность! Она исходила от дамы, разыгрывающей какую-то свою умопомрачительную комбинацию. Какую?

Не было ни времени, ни возможности отвлечься на эту тему – был занят определением, скажем так, тел в каморку уборщицы. Представляю, какие чувства испытает тетка Капа или тетушка Федора, прийдя по утру на свое законное рабочее место, занятое чахлыми безжизненными организмами.

После этой мелкой необходимой суеты я был готов к новым героическим свершениям. О чем и сообщил матерящейся, как тетка Капа и тетушка Федора (вместе взятые), своей женщине-загадки.

– Вот связался черт с младенцем, – так она выразилась в сердцах, если давать синхронный перевод. – У нас мало времени, мать тебя так!..

– А куда нам торопиться? – не понимал.

– В бунгало.

– К-к-куда?

Внятного ответа так и не получил – в буржуазном "бьюике" скучал второй костолом. Ему, как и тем двоим, поджидающим уборщицу Капу-Федору в тесной каморке, тоже не повезло. Верка отвлекла его внимания, мол, все ли у тебя, дружище, в порядке, а Чеченец между тем, приблизившись к авто, выпустил три пули в тренированный мощный загривок. Из стриженной квадратной черепушки, как из миски, выплеснулось на руль и ветровое стекло избыточное темное мозговое вещество.

По требованию Вирджинии я кинул "пушку" на месте, как пишут в милицейских протоколах, преступления, и мы поспешили прочь.

Под ногами поскрипывал пост-рождественский снежок, сохранившиеся с Нового года гирлянды нервным, но праздничным светом освещали нам путь. То, что остался без оружия, не смущало – если не ликвидировали до сих пор, значит, это кому-то надо. Кому? Какая разница, Алеха, сказал себе, жизнь продолжается и будет продолжаться до тех пор, пока ты сам не решишь перейти в другую вечность.

Наш путь был короток. У кинотеатра "Авангард" из репродуктора ревела модная песенка: "Ма-ма м-ма-марихуана, это не крапива. Ты её не трогай. Лучше без нее...".

Детишки весело плясали вокруг городской елки с рубиновой звездой наверху, опоясанной крашеными лампочками и припорошенной снегом, точно наркотической порошей.

На стоянке кинотеатра поджидала импортная лакированная "тойота" цвета морской штормовой волны. Стекла её были тонированы. Загадочная спутница тиснула в мою руку посеребренные ключики: крути руль, водило!

Праздничный и нищий мир с будущими, а ныне пляшущими вокруг елки маленькими мертвецами дрогнул и уплыл в прошлое. Куда и зачем ехали, не знал. И не интересовался. Понимал, лишь одно, что партия переходит в свое логическое окончание, мне неведомое. Очевидно, это осознавала и Вирджиния. Закурила, улыбнулась напряженной искусственной улыбкой:

– Ну как дела, Чеченец?

– Дела у тебя, любезная. А я при них.

– Вот это верно, – хрипловато засмеялась, посмотрела на ручные часики, потянулась к мобильному телефончику. – Тот, кто не задает вопросов, будет жить вечно.

Наш автомобиль выкатил на скоростную магистраль. Уже был вечер, и свет фар встречных машин слепил... Мне вспомнилось мертвенное лесное озерцо, когда я беспомощно рвал плотную его ткань в попытке спасти Сашку Серова. Теперь-то понимаю, что обманывался: как можно спасать тех, кто добровольно уходит в другую вечность?

– Добрый вечер, Москва, добрый вечер, столица, – наигранно-бодрый голосок спутницы отвлек меня. – Это я. Порядок, товарищ командир. А у вас?.. Так. Так. Да, договорились, – закончила разговор, снова взглянула на свои часики, после на меня. – Не кисни душой, Чеченец, вся жизнь впереди!

– Ему нечем киснуть, – сказал я.

– Что? – не поняла.

... У меня отличная зрительная память и я без труда узнал поворот на странную дачу, где однажды имел честь смотреть высокохудожественный фильм о самом себе. К счастью, туда мы с Веркой решили не ехать. Повторного просмотра не выдержал бы.

Я выключил мотор, и со стороны ночного леса к нам пришла тишина, изредка нарушаемая гулом моторов. Снег мерцал под рассеивающимся лунным светом. Весь мир казался нереальным, словно вырезанным из латунной жести, и в этом мире теней находились мы, люди. Люди?

– И что дальше? – не выдержал. – Кого ждем? Товарища командира Серова?

– И его тоже, – ответила неопределенно, смотря в лесную глубину леса и на слабо угадываемую бетонную дорогу. – Прости, давай обо всем... потом...

– Это когда потом?

– Тсс, – нервничала, затягиваясь сигаретой, как гробокопатель на свадьбе. – Все... потом...

– А пулемета нет? – решил успокоить её. – Жаль, что у нас нет КрАЗа.

– КрАЗа?

Пришлось рассказать о крупнокалиберном пулемете Дегтярева, припаянном в кузове грузовика для удобства разборок между братвой. Нажал на гашетку и все проблемы решаются в мановение ока. Нет, усмехнулась Вирджиния, здесь пулеметом не обойтись. Лучше лаской и нежными словцами на ушко.

– Надеюсь, не перестреляют, как куропаток? – поинтересовался. – Обидно будет. На самом интересном месте.

– Нет, – отрезала.

– Тогда почему такое нервное состояние, мадам?

Не успела ответить на вопрос – открывала дверцу: между деревья пробивался желтковый свет автомобильных фар. Предупредив меня, чтобы я был пай-мальчиком, Вирджиния сделала шаг в ночь...

Мне предписывалась роль статиста. В данном случае это меня вполне устраивало. Тем более уже догадался, что будет происходить под неживым светом Селены: передача компакт-диска и к нему дискетку.

То есть спецагент выполнил сложную работу и теперь будет держать отчет перед руководством. Ай, да, Верка, провернула комбинацию. Гамбит в три хода. Раз-два и в дамки. Единственно, что не понимал, почему так нервничает. Сдал – принял, получил новое задание и отдыхать на песочек солнечной Андалузии. Хорошо!

Не понимаю и своего состояния – почему бездействую в ожидании развязки, приближающейся с болотными огнями автомобильного кортежа. Не пора ли схорониться за снежный бруствер или в глуши дремучей? Нет, опасности пока не чувствует ни Чеченец, ни я, Леха Иванов.

К месту встречи подъезжает три машины, одна из них – "рафик". Из отечественной "волги", вижу, выбирается грузный господин, прикрываемый телохранителями. Стекла очков отражают лунный свет – как и предполагал, сам господин Серов поспешил прибыть по чрезвычайному делу. Потом вижу: Вирджиния и Хозяин братаются, точно солдаты во времена Первой империалистической...

Ах, какие нежности, черт бы вас побрал, ругаюсь я и спрашиваю себя: Бог мой, Лешка, неужели ещё испытываешь какие-то чувства к этой марухе*, которая делает исключительно то, что считает нужным? Она тебя использует, как тетка Капа половую тряпку для мытья мест общественного пользования. Неприятно осознавать, но это правда. Что же делать? Пока не знаю. Однако болтаться в грязной жиже цинкового ведерка занятие скверное и недостойное.

* Маруха – имеющая прямую связь с ворами (жарг.).

Господин Серов и моя спутница исчезают в лакированном автогробике "рафика". Как понимаю, там находится компьютерный центр на колесах, где можно проверить информацию, обильно омытую кровушкой.

Что за времена такие, когда за право жить надо платить кровью. Или своей. Или чужой. Понимаю, кровь, как и цемент, самый лучший связывающий материал, да не до такой же степени, господа! Все великие империи рухнули только потому, что были воздвигнуты на крови. Рухнет и эта ваша кратковременная империя с псевдодемократическими рюшечками на упитанных ряхах властолюбцев. Империя уже источена периферийной позорной войной, нищетой, предательством, ложью, дворцовыми кознями...

Ваш император слаб телом и дух его подорван теми, кто пытается им управлять как куклой. Что будет с вами, живущими одним днем, если эта кукла вдруг преждевременно "угоре"?..

При самом худшем раскладе вас и ваших детей будут резать, как засрацких цыплят. А при благоприятном раскладе – летите самолетами Аэрофлота в свои уже прикупленные замки, особняки и бунгало. Там вы будете жить счастливо, долго и благополучно истлеете в своей батистовой постели. Чего желаю вам, господа, и вашим засрацким детишкам от всей души.

Из "рафика" плеснулось световое пятно – в ночь спрыгнула утонченная женская фигура, взмахнула на прощание ручкой, и поспешила к нашей колымаге. Я запустил мотор – в свете фар кожаный комбинезон моей спутницы отливался неземной серебристостью.

– Гони, Чеченец! – прыгнула на переднее сидение. Была крайне возбуждена, словно чумовая – так называют тех, кто принял большую дозу кокаина. – Давай-давай, мальчик мой!.. Гони!..

– Куда, черт дери!.. – выворачивал руль; машина поскрипывала импортными суставами от столь хамского обхождения.

– В Шереметьево! – кричала, оглядываясь. – В Шереметьево, мать твою так, в аэропорт!

– Куда? – в зеркальце заднего обзора скользили пульсирующие огни.

– В Шереметьево, я сказала! – и засмеялась истерическим смехом. Леха! Я их всех сделала! Сделала! Ха-ха! Ты даже не представляешь, какая у тебя умненькая девочка. Ха-ха! Ну и рожа, извини, лица у тебя, Чеченец! Ха-ха!.. Не бойся, я в самом здравом уме!.. Это вы все здесь идиоты! Ха-ха!.. Какие идиоты!..

– Прекрати, – рявкнул. – Что происходит?

– А вот что! – принялась открывать свою дамскую сумочку.

– Пушка, что ли?

– Что? Ах, пушка! Нет! – смеялась. – Какой трусишка-зайчишка? Нет, милый мой, это почище всего оружия мира, – и вырвала из сумочки плоскую вещичку.

– Что это?

– Это? – в блаженстве нюхала. – Это рай на земле! Это бунгало, где мы будем еб... ться как кролики!.. Нет, лучше замок ХYII века!.. С привидениями!.. Ха-ха!..

– Чтобы еб... ться с привидениями?! – заорал не своим голосом, увеличивая скорость автомобиля. – Говори! Или улетаем к звездам!..

– Э-э-э, осторожно на поворотах, миленок мой! – завопила. – В тот рай мне рано!.. – Тащила пачку сигарет. – Спокойно, шеф, дай лучше огонька!.. Я нашел в кармане куртки зажигалку – пламенный язычок осветил лицо моей спутницы, оно было старым и потертым, точно у марушки с Казанского вокзала. – Фу! – проговорила, затягиваясь. – Это, дорогой мой Леха, – повертела в пальцах вещичку, – наше с тобой счастливое будущее. Если будет рай на земле, он будет у нас...

– А если без пафоса?

– Это, Чеченец, пластиковая карточка "American-ecspress" – проговорила с придыханием.

– Ну и что? – пожал плечами.

– А то, дурачок, в этом кусочке упрятано... Сколько думаешь баксов? Невозможно кокетничала, точно блядь с Казанского вокзала за бутылку сулейки, то бишь водки.

– Сто, – хекнул я, – манатов.

– Нет, хорошенький мой, здесь, – сделала интригующую паузу, пятьсот... миллионов... долларов!

Все-таки сошла с ума, бедняжка, покосился в её сторону. Она прекрасно прочитала мою мысль. Снова засмеялась: Алешенька, все это правда, наш процент за нашу работу. Работу, занервничал я, какую работу? Ювелирную, подхихикивала, раздражая до крайности. Пришлось предупредить, что мы не доберемся до воздушных ворот России, если она не прекратит истерику и не начнет излагать (без эмоций) фактическую сторону дела.

И что же я узнал за тот короткий час, когда наш комфортабельный автомобильный болид прорывался сквозь застуженное, придавленное антрацитовым снежным панцирем пространство родины?

В какое-то мгновение показалось: кошмарный сон. Увы, это был не сон, тому доказательство – мои прокусанные до крови губы.

Если бы все прошлые события не происходили со мной, я бы никогда, находясь в здравии, не поверил женщине, находящейся рядом.

Итак, эта история началась во времена апокалипсического разлома СССР. Рушилась страна – рушились судьбы.

Отец Вирджинии, генерал внешней контрразведки, был отправлен на заслуженный отдых под отечественные березки и рябинки. Помыкался под ними от безделья, да и застрелился от невостребности. Был решителен в своих поступках, чему учил и свою дочь, которая поняла, что наступают настолько смутные времена, что лучше встретить их в полной боевой готовности.

Поначалу вышла замуж за старинного приятеля отца, тоже генерала, имеющего государево довольствие и дачку в Малаховке, да скоро поняла свою ошибку – перспектива ждать земного конца импотента-зануды не прельщала.

Заметив, что мужицкое племя дуреет в её присутствии, как ширевой от ширева, Вирджиния кинула мужа, как немодную шляпку, и в качестве дочери выдающегося разведчика современности пристроилась в ГРУ. Через месяц активных занятий строевой подготовкой в постели с руководством красивая бестия получила первое звание – старшина. Через полгода – младший лейтенант, потом – лейтенант. И так далее. Словом, вскоре капитан, от вида которого у генералов поднимались звездочки на погонах и штыки в галифе, был вхож в любые кабинеты, где иногда позволял некоторые вольности с высокопоставленными персонами.

Однажды судьбе-злодейке было угодно уложить в одну койку Варвару Павловну и Арсения Игоревича, занимающегося проблемами, связанными с дурехой, то есть наркотиками. Известно, что под пытками любви любой агент колется, как кокос на голове аборигена. Арсений не выдержал изощренных издевательств над своей передней плотью и признался, что есть некая тайная организация "Красная стрела", которая готовится взять в оборот некую структуру, делающей свой скромный бизнес на людских пороках.

– Если их накроем, – сказал он любимой, – будет вселенский скандалец. Полетят многие головы.

– А зачем? – спросила Вирджиния. – Зачем такие жертвы? Мы строим новое гуманистическое общество. Надо работать с товарищами. Находить общий язык.

– Как это? – не понял "новый особист".

– Поставить их бизнес под свой контроль, дурашка, – мило улыбнулась здравомыслящая гарпия. – Дело трудное, но реальное. Все в наших руках, товарищи... И не только в руках, мой капитан...

– О, да!

Такой диалог (примерный) состоялся между двумя любящими сердцами, результатом коего стало появление в провинциальном городишке Ветрово премиленькой школьной учительницы. Разработка легенды и все её последующие шаги были плодом бессонных ночей многих аналитиков и разведчиков ГРУ.

А что делать? Если государство не способно на достойное материальное обеспечение своих тайных защитников, то они сами вынуждены думать о хлебе насущном. Законы капиталистического рынка ещё никому не удалось отменить. А жрать детишкам хочется каждый день. Булку с маслом.

Постепенно в постель любвемобильного спецагента были завлечены все именитые участники праздника жизни: первым пал Лаптев, вторым Серов-старший, третьим – "очкарик", как представитель самых высших государственных сфер. Что примечательно: все трое были слабы на зрение, но скоро увидели все преимущества сотрудничества с военизированной организацией "Красная стрела".

Правда, прозрение наступило не сразу, пришлось применять тактику кнута и пряника. Несколько неожиданных трупов соратников по общему делу и сладкие, как халва, ласки представительницы от общества спасения родины в конце концов заставили сомневающихся пойти на заключение взаимовыгодного договора.

Началась рутинная работа: торговый дом "Русь-ковер" взял у государства кредит под строительство жилых домов для трудящихся масс и вбухал его в спецзону "А". То есть общими усилиями готовился мощнейший и современнейший плацдарм для самого выгодного в мире бизнеса.

А Вирджиния, романтическая натура, от такого прагматизма заскучала: ей хотелось светлой, выражусь её словами, и чистой любви. И она обратила свой благосклонный взгляд на мальчика по имени Алеша, который пожирал её глазами самым бесстыжим образом.

Тут я не выдержал и гаркнул, что ничего подобного – я её не пожирал. Нет, пожирал! Нет, не пожирал! Пожирал!.. Орали мы как полоумные, очевидно, разряжаясь, чтобы потом снова зарядиться.

– Ну хорошо-хорошо, пожирал! – сдался я. – И что дальше, черт бы тебя побрал?!.

Дальше – больше. В смысле, нож-штык мальчика оказался на удивление боеспособным. И неутомимым, как вечный двигатель. Это была такая потрясающая lоve story, что Вирджинии после всех этих импотентов в галифе и фраках казалось, она умирает от блаженства, находясь на седьмом небе.

– Спасибо, родная, – буркнул я, – а нельзя ли от тела к делу?

Можно: на беду мальчик искал свое Я. Попытки отвлечь его не удались. И он ушел на войну, чтобы там по макушку нахлебаться говна нашей прекрасной действительности. Он ушел – она осталась: банальная и печальная love story.

Между тем совместный бизнес торгового дома "Русь-ковер" и общества спасения самих себя "Красная стрела" начал процветать и приносить сумасшедшие дивиденды всем заинтересованным сторонам.

Получая свой скромный процент, Вирджиния решила превратиться в светскую львицу. Дурные бабульки, то бишь деньги, дали возможность втиснуться в тусовку модных однодневок, мелькающих радужными бабочками на эстраде, в элитных кабаках и на экране ТВ. Однако скоро пришло разочарование – подружки-певички оказались менструальными истеричками, безголосыми кикиморами и страшными без килограмма грима, мужественные парни, накачивающие свои мышцы в спортивных залах, забыли тренировать свой самый главный трицепс, который увял, как морковь без каждодневного полива; многие из светской богемы пили, глотали, шырялись, трахали друг друга во все отверстия, делая вид, что занимаются творческим осмыслением современных сложных реалий.

Разложение и вонь, гниль и гной, сперматозоидная слизь и порченная кровь из вен, и над всем этим – сладковатый душок гаяна*.

* Гаян – опий; здесь – наркотики (жарг.).

И Вирджиния решила: пора посмотреть мир своими глазами. Для удобства вышла замуж за очередного, но перспективного генерала разведки и уехала в Австралию. Поскольку супруг выступал в качестве дипломатического представителя молодой республики и был весьма активен во всех смыслах, то поездки по странам следовали одна за другой.

– Ты никогда не занимался любовью в самолете? – прервала вопросом свое занимательное повествование.

– Нет, – отрезал я.

– Ничего, у нас все впереди, – закопошилась в сумочке. – Десять часов полета...

– Ты мне уже показывала пластик, – раздраженно заметил, не слушая её трепотню.

– Ап! А теперь дипломатические паспорта и билеты на рейс Москва-Нью-Йорк...

– Нью-Йорк?

– А после него – на пятый континент... в бунгало, – пролистала книжицы. – Запомни: ты у нас будешь... Фонькин Эмиль...

Эдуардович! – Смеялась. – И я тебя буду называть Милькой, согласен, миленький мой.

– Нет!

– Ну-ну, не рычи, аки лев, – и продолжила свой увлекательный рассказ.

Внезапная смерть мужа прервала мировые восхитительные вояжи и любовно-развлекательные программы в аэропланах, кораблях, поездах и пятизвездочных гостиницах. Когда все хлопоты с похоронами закончились, прелестная молодая вдовушка обнаружила, что дела её находятся в плачевном состоянии. С точки зрения материальных. А сама она как бы на птичьих правах в дипломатическом представительстве.

Само собой разумеется, вспомнилась родная сторонка – березки да осинки, и поехала Варвара Павловна посмотреть, как молодая республика торит свой путь в капиталистическое далеко, да себя показать.

– О! Не тогда ли ты открыточку прислала Антонио, – вспомнил. – С Казанского вокзала?

– Тогда-тогда, – закивала. – С зеленого, однако, континента. И не будем опережать события, Чеченец.

Итак, вернувшись в родные пенаты, обнаружила, что жизнь продолжается и без нее. Все участники тайного бизнеса обматерели, завели гаремы, дачи, машины, положение в обществе и проч. Встретили заблудшую овечку с радушием волков, мол, рады видеть тебя, милочка, да твой процент в деле и вынимать для твоего же личного благополучия нет никакого резона.

– Представляешь, суки какие? – с ненавистью проговорила. Зажрались... до потери совести, понимаешь...

– Только не говори, что ты Робин Гуд, – поспешил заметить.

– Я, блядь, Жана Д`Арк! – припустив ветровое стекло, плюнула в пролетающую мглу. – Короче, сделали меня!.. Миллионов так... на пятьдесят... зелени...

Я покосился на спутницу – до сих пор в её куртуазном голоске отсутствовали металлические нотки, и нате тебе, пожалуйста, вот что, значит, новые ценности.

– И что дальше?

– Дали эти суки бессовестные мне в зубы пятьсот тысяч баксов и пламенный минет! Представляешь? Переживи разницу?

– Да, вынужден был согласиться. – Обидно.

– Алешка, ты даже не представляешь, что почувствовала, – была искренне в своих эмоциях, не услышав моей иронии. – Ну, думаю, буду последней блядью, если их не сделаю.

– А что Арсений, твой защитничек! – задал закономерный вопрос.

– Протух, падаль, – прикурила новую сигарету от старой. – Меня выдрал, как козу, и говорит: я весь твой, но бизнес – это святое. Мы, говорит, уже партнеры... Продался, сучий потрох...

– Ясненько, – покачал головой.

– Что тебе ясно, дурачина, – кривила губы. – Бабью душу, какая бы она ни была поганой и пиз... чей, нельзя обижать.

– А ты самокритична. Наконец-то. Поздравляю.

– Что? – перевела дух, потом поняла и рассмеялась. – Поймал, Леха. Да какая есть, такая и есть, что тут сделаешь? – развела руками: сигарета вспыхнула как далекий маяк. – Что за двойной счет, господа: для траха мила, а для бизнеса – дурна. – Погрозила пальчиком. – Не-е-ет, голубчики, сказала Варвара Павловна сама себе, на чужом ху... в рай въезжать! Не бывать такому. – Пыхнула сигаретой. – Взяла я эти еб... ные пятьсот тысяч и обратно к утконосам и кенгуру. Прикупила на бережку океана скромненькое бунгало в личное пользование, поплескалась в волнах, полежала на солнышке, потом собрала кое-какую информацию и все... Пи... дец! Вперед и с песней.

– С какой песней? – тупо поинтересовался я.

– "О том, что мир огромен и прекрасен, Но всех милее нам родимый дом!" – рассмеялась. – Что-то ты поплохел, Фонькин.

– Я – Иванов.

– Нет, ты уже Фонькин Эмиль Эдуардович.

– Ненавижу, – выплюнул с горечью.

– Что? Меня?

– Такие имена.

– Привыкай жить в цивилизованном обществе, Фонькин; нет, если не нравится такое Ф.И.О., поменяем, нет базара... Как только перейдем границу, – шутила.

– Ты отвлекаешься, – скрипел зубами. – Можешь изложить свою "песню" в прозе. А, черт бы тебя побрал?!

И она исполнила мою вежливую и настойчивую просьбу. Лучше бы этого не делала. Слушая её, чувствовал, что умираю. От бессилия и ненависти. От беспомощности и обреченности. Пропадал от собственного слабоумия. От поражающего идиотизма.

Повторю, я бы не поверил всему услышанному, да беда в том, что сам был участником всех событий. А как можно не верить самому себе?

Впрочем, все эти события были вывернуты как бы изнаночной стороной, и я мог воочию увидеть грубые швы интриги, задуманной в маленькой и хорошенькой голове прелестницы, вышедшей из серного дыма преисподней.

Оказывается, практически все основные прошедшие события были планированы ей, Вирджинией. Были сбои, но они не носили принципиального характера. Главная задача заключалась в том, чтобы запустить механизм хитрой каверзы.

Поразмышляв о смысле жизни неблагодарных еб... рей, а ныне процветающих и самодовольных хозяев жизни, Верка нашла слабое местечко в партнерстве "ковра" и "стрелы" – Лаптев.

Был необыкновенно жаден и падок до денег. Этой болезненной страстью и решилась воспользоваться великолепная затейница – однажды, затащив по старой памяти отчима в койку, она повела доверчивый и наивный разговор о своем надежном старом друге-хакере, который без проблем вскрывает любые банковские счета по всему миру.

– И что? – не понял Лаптев.

– А то, лапусик, что можно иметь свой счетик и туда переводить денежку с других счетиков, – сюсюкала, как карамель во рту покойника.

– С каких таких счетиков, мусик?

– Известных тебе счетиков, пусик.

Ну и так далее. Короче говоря, действительно существовала возможность изъятия сумм с тайных счетов тех, кто облагоденствовал страну систематическими поставками гаррика*.

* Гаррик – героин; здесь – наркотики (жарг.).

На резонный испуг бухгалтера: поймают, последовал решительный ответ: во-первых, снимать только пенку, во-вторых, установить, кто стянул ту или иную сумму неисполнимо по техническим причинам, а в-третьих, не побегут же пострадавшие в милицию, а пока будут разборки, можно выписать себе творческую командировку на острова Полинезии для обмена бухгалтерским опытом с аборигенами. Кстати, если возникнет желание прикупить островок в океане, пожалуйста, какие могут быть проблемы, имея счетик в парусиновых штанах.

Образ райского личного островка в безбрежных просторах Мирового океана настолько потряс Лаптева, что он глубоко задумался, как гобский верблюд над саксаулом.

Вирджиния не торопила, понимая, что плод манго должен созреть, а созрев, сам упасть в руки. Или на голову.

Так оно и случилось: Лаптев согласился, выдвинув единственное условие, что суммы, идущие со счетов уважаемых компаньонов, должны быть минимальными: ну, скажем, 276 тысяч долларов. А почему именно 276 тысяч, не понимала Варвара Павловна. А чтобы никто не догадался, хитро отвечал бухгалтерский пройдоха. На том и порешили, в том смысле, что суммы должен быть скромные, только на карманные расходы.

Хакер получил необходимую информацию – и механизм страшной мести со скрежетом пришел в действие. Главная цель акции заключалась в следующем: сплести нити интрижки таким образом, чтобы столкнуть партнеров лбами, посеяв в их дружном совместном предприятии семена подозрения, раздора и ненависти. Работа была тончайшая, малейший промах мог привести к нежелательному летальному исходу той, кто все это замыслил.

Потихоньку начали случаться странные сбои при поставках товара хакер, по напущению Вирджинии, сумел проникнуть в секретную базу данных торгового дома "Русь-ковер" и там шалил (пока в разумных пределах.).

Одновременно началась обработка Чеченца, который находился в состоянии полураспада, как плутоний 235. Чтобы поднять его, человека, морально-волевые качества пришлось использовать довольно-таки громоздкий план поездки в деревню Стрелково.

– А если бы я туда не поехал? – удивился самонадеянности организатора шоу.

– Алешенька, я знаю тебя, как облупленного, – отмахнулась.

– А зачем Алиса?..

– ...похожая на меня?..

– Не понимаю её роли?

– Поднять твой боевой дух, – рассмеялась. – Кажется, это ей удалось?

– А кто убил?

– Ты торопишься, – поморщилась.

– И все-таки?

– Ну я, – легко ответила. – Это что-то меняет?

– Зачем?

– Так надо было, друже, – смотрела перед собой. – Так надо. Пошло звучит: но цель оправдывает средства. А потом: каждая фигура играет столько, сколько ей позволяют играть.

– А если тобой играют?

– Кто? – искренне удивилась. – Единственно, кому позволю играть с собой, это тебе, Фонькин.

– Не называй меня так, – сказал я.

– Ладно, – усмехнулась, – будем пить горькую чашу дальше? Или хватит?

– Продолжаем... пить... – проговорил с трудом: каждая моя клетка начинала заполняться свинцовой кровью Чеченца, и я знал к чему это может привести.

Дальнейшие события развивались в лучших традициях постсоветской действительности. Надо было поставить на боевой взвод Чеченца, что удалось без особого труда. Прикупленная по дешевке команда "марсиан" напала на фабричную машину именно тогда, когда Алеха Иванов понурой лошадкой брел вдоль бетонного забора. Несправедливость, открытый разбой и чужая кровь взбесила его необыкновенно. Он продемонстрировал миру все свои боевые качества десантника, разбив на голову врага.

– А ты что, милочка, там была?

– Была, – передернула плечиком. – И убедилась, что ставки сделаны верные.

– Все было по-настоящему...