Текст книги "За мертвыми душами"

Автор книги: Сергей Минцлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

– Свободы! – твердо выговорил Булкин и шлепнул ладонью по бочке. – Правительства иного!

– Булка, иди пей нашатырь, ты уже насвистался!! – соболезнующе возопил Лазо. – Жену с правительством спутал!! Не руби тот сук, на котором сидишь, как говорил Заратустра! [56]56
  Заратустра (Заратуштра, Зороастр) – пророк и реформатор древнеиранской религии 6 в. до н. э. Дворянин Лазо ёрнически ссылается на книгу Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра», которая была популярна и модна в России конца XIX – начала XX в.


[Закрыть]Русскими словами тебя не проймешь, так пойми иностранные: у одного француза спросили – какая разница, по-вашему, между французами и русскими? Тот и ответил: – «у нас все сапожники стремятся стать господами, а у вас все господа мечтают угодить в сапожники»! Верниссимо! И ты такой же тип! Ну где, в чем тебя правительство обидело, как, говори?! – Лазо колотил кулаком по бочке, и глухой гул раскатывался по всему погребу. – От урядников тебе почет; становые козыряют, чего еще тебе, анафема, надо?

Булкин рассеянно пощипывал струны, затем взял несколько аккордов.

 
– Хороша у нас деревня…
 

– напел он вместо ответа, —

 
– Только улица плоха!
Хороши у нас ребята,
Только славушка лиха!
 

Странна была струнная молвь в подземелье; звуки, как что-то живое, налетали на стены, убивались и с шелестом падали на мягкую пыль.

– Булка! – с горечью воскликнул вдруг Лазо. – Мы с тобой стареемся! Прежде, бывало, плясали здесь, а теперь о политике говорим! До чего ты меня довел, унутренний супостат?!!

– Скажите, – обратился ко мне Булкин. – Вы верите в то, что император Александр I скрылся под именем Федора Кузьмича [57]57
  Существует легенда о том, что Александр I не умер в Таганроге в 1825 г., а долгие годы скрывался под именем странника-монаха Федора Кузьмича.


[Закрыть]?

– Много данных за это, – отозвался я, – а вас это интересует?

– Очень. Есть что-то захватывающее в его поступке! Так вот уйти, расстаться со всем… великий подвиг!

– Ты еще, смотри, не подвинься эдак! – буркнул Лазо. – Отыщу!! – он стукнул кулаком. – Жизнь-то – она, брат, длинная: в мужичьих лаптях ее всю не оттанцуешь; бутылочку Нюи захочешь!

– А что есть жизнь? – с усмешкой спросил Булкин. – Видел, как деревья бросают тени? Утром они огромные, густые, к полдню они тоньше и меньше, а к ночи все сливается в общую тьму…

– А за ночью новый рассвет! – сказал я.

Булкин опять взялся за гитару.

– Я вам прочту мое стихотворение в прозе… в нем мой ответ! – Он сел поудобнее и закинул назад голову.

– Сон земли! – в повышенном, мело декламаторском тоне произнес он; гитара начала аккомпанемент.

– Спит земля и видит сон… Тени от облаков бегут по ней, и кажется ей, что это возникают царства, города и люди. В ясный радостный день чудятся ей пенье колоколов, праздники и веселье; в мрачные слышит гром, видит молнии: в урагане и в пламени гибнут города и царства…

Спит земля и видит сон…

Бред об их жизни подслушали тени и гордая мысль осенила их: «Мы – действительность». И тени погнались за тенями – за славой, за властью, за расширением границ. Стал незаметен им быстрый их бег по земле. Секунда – жизнь отдельных теней, минута – городов и царств…

Среди светил зашифрованной телеграммой несется в необъятном пространстве земля.

Спит она и видит сон…

В семь часов утра на следующий день Лазо с заспанным, измятым лицом стоял на мокрой от росы платформе станции и махал белым платком вслед уносившему меня поезду.

– До свиданья!! Пиши! Телеграфуйте!!! – слышался крик его.

Югославия. Земун. 1921 г.

А. В. Блюм
Мертвые души и живые книги

Вы, читатель, познакомились с оригинальным и редкостным явлением отечественной литературы – романом о путешествиях и похождениях библиофила. Принадлежит он перу Сергея Рудольфовича Минцлова (1870–1933). Его литературное наследие очень велико и разнообразно: им написано и издано около 60 книг. Однако в наше время Минцлов известен, в сущности, лишь в качестве автора ряда фундаментальных библиографических работ и тщательных описаний своей личной библиотеки.

Родился С. Р. Минцлов в семье с устойчивыми библиофильскими традициями, впитав в себя «родовую» любовь к старинной книге [58]58
  См.: Родословная рода Минцловых // Книгохранилище Сергея Рудольфовича Минцлова. Спб., 1913. С. V–XIV.


[Закрыть]. Его дед, Рудольф Иванович Минцлов, был крупным историком и библиографом, знатоком старопечатных книг. Он известен, в частности, как создатель не потерявшего значения библиографического труда «Петр Великий в иностранной литературе» (Спб., 1872), увлекательного очерка «Книжная келья XV века. Сон наяву» (Спб., 1858) и других работ. Р. И. Минцлов – один из создателей прекрасной по замыслу и воплощению, стилизованной под средневековье книжной кельи, так называемого «Кабинета инкунабулов» Имп. Публичной библиотеки в середине прошлого века (теперь «Кабинет Фауста» Гос. публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина). Известен он и как страстный библиофил, собиратель редких образцов западноевропейского книгопечатания.

Учился Сергей Рудольфович вначале в Нижегородском кадетском корпусе, затем перешел в Московское Александровское училище, в котором в 80-е годы читали лекции лучшие профессора Московского университета; историю русской литературы, в частности, читал Ф. И. Буслаев. Судьба офицера, однако, не привлекала Минцлова: он рано выходит в отставку, много путешествует по России, застревая иногда на несколько лет в каком-либо городе – в Уфе, Новгороде и т. д. В 90-х годах мы видим его то в роли провинциального журналиста, то в роли земского деятеля, сотрудника местных археографических комиссий. В начале века, вплоть до начала первой мировой войны, он живет в Петербурге, профессионально занимаясь литературным и библиографическим трудом.

Разрастается в это время его библиотека, о которой в обществе слагаются легенды. И действительно: собрание Минцлова уникально и неповторимо. Опытнейший библиофил, Сергей Рудольфович прекрасно понимал, как опасен и тщетен путь всеядности и универсализма. Поэтому очень рано, буквально с первых шагов на ниве собирательства, он сознательно ограничил свои библиофильские интересы лишь двумя областями. Первая из них – история России, причем главное внимание уделялось вспомогательным историческим дисциплинам – генеалогии, дипломатике, археографии, – а также мемуарным и эпистолярным источникам. На этой основе им был создан пятитомный библиографический труд «Обзор записок, дневников, воспоминаний, писем и путешествий, относящихся к истории России», вышедший в Новгороде в 1911–1912 годах и нисколько, не потерявший научного и справочного значения в наше время. Особую ценность книгохранилищу С. Р. Минцлова придавала вторая его часть – коллекция книг, запрещенных и уничтоженных цензурой в конце XIX – начале XX века. Если воспоминания, письма и дневники собирали многие библиофилы – это вообще излюбленный коллекционерский сюжет, – то во второй области его интересов равных Минцлову не было. Собирание такого материала, конечно, было сопряжено с громадными трудностями, но Минцлов, человек необычайно живой и общительный, сумел завязать полезные знакомства в среде чиновников – цензоров и полицейских, которые занимались экзекуцией книг, обреченных на уничтожение. Не безвозмездно, разумеется, они утаивали для Минцлова по одному-два экземпляра «криминальных» изданий. Эта часть коллекции послужила материалом для создания первого минцловского каталога, вышедшего в 1904 году в Петербурге под названием «Редчайшие книги, напечатанные в России на русском языке». Но, как удалось выяснить, рукопись этого каталога, поданная Минцловым, вызвала первоначально бурю в цензурном ведомстве. В архивном «Деле по дозволению к напечатанию рукописи С. Р. Минцлова от 21 октября 1904 г.» хранится рапорт цензора Соколова, который доносил, в частности, что автор рукописи «… делает попытку систематизировать сведения о бесцензурных изданиях, запрещенных цензурою до выхода их в свет, или, хотя пропущенных, но с исключениями… Я не нахожу возможным взять на себя ответственность за выпуск этого библиографического указателя» [59]59
  Центр, гос. исторический архив СССР. Ф. 777, оп. 5, 1904 г., д. 186, л. 1–2.


[Закрыть]. Книга, тем не менее, все же была напечатана с помощью остроумной уловки Минцлова. Получив отказ С.-Петербургского цензурного комитета, он «разбавил» свой указатель множеством обычных, не подвергавшихся изъятиям и конфискациям изданий, и снова подал рукопись в цензуру под видом каталога своей библиотеки. Запрещенные книги затерялись в массиве других изданий, и Минцлов получил разрешенную к печати рукопись, скрепленную печатью и подписью цензора. Тогда, как свидетельствует рассказ журналиста П. М. Пильского, близко знавшего Минцлова и, возможно, записавшего эту историю с его слов, он поинтересовался в цензурном комитете, имеет ли он право добавить в каталог названия некоторых книг, на что получил самый решительный отказ: «Сохрани господи!.. – был ответ. – А вычеркнуть можно? – Это сколько угодно». Тогда Минцлов вычеркнул из рукописи названия всех «обычных» книг, оставив только запрещенные, и в таком виде, под внешне вполне невинным заглавием, появился первый в России указатель конфискованных изданий [60]60
  П-ий (Пильский П. М.) Памяти одного книгохранилища // Временник Общества друзей русской книги. Париж, 1925. Вып. 1. С. 68–69.


[Закрыть]. Цензура спохватилась, да было уже поздно: книга разошлась моментально. Да это и немудрено: напечатана она была микроскопическим тиражом, только для библиофилов-любителей [61]61
  Ставший большой библиографической редкостью, этот указатель сохранил свое справочное значение вплоть до наших дней, о чем свидетельствует и такой небезынтересный факт: в 1973 году Центральный антиквариат в Лейпциге издал его факсимильным способом.


[Закрыть]. На титульном листе «Редчайших книг…» указано:

«Напечатано сто экземпляров не для продажи:

1 экземпляр на бледно-сиреневой бумаге

3 – зеленой

96 – слоновой»

Можно себе представить, как гонялись петербургские библиоманы за «бледно-сиреневой» уникой…

В годы первой русской революции С. Р. Минцлов становится внимательным и чутким летописцем событий, касающихся положения печати. На редкость оперативно, уже в мартовском номере историко-революционного журнала «Былое» за 1907 год, появляются его «Заметки библиографа», демонстративно озаглавленные «14 месяцев «свободы печати»», – список конфискованных полицией книг, журналов и газет того времени [62]62
  О С. Р. Минцлове как библиографе см.: Машкова М. В. История русской библиографии начала XX века. М., 1969. С. 95, 242.


[Закрыть].

Итогом его многолетних изысканий стал труд «Книгохранилище Сергея Рудольфовича Минцлова», изданный в Петербурге в 1913 году, в котором тщательно описаны, снабжены ремарками и ценными пояснениями книги из его уникального собрания. Значение этого каталога, ставшего своеобразной классикой библиофильской литературы, очень велико.

С. Р. Минцлов давно и по праву занял видное и почетное место в истории русской библиографии и библиофильства, чего нельзя сказать об истории отечественной литературы. А между тем он – своеобразный и даровитый писатель, хотя и принадлежащий, как это не слишком удачно принято писать, ко «второму ряду». Эта сторона его творческого наследия, в сущности, не известна не только любителям литературы, но и специалистам-литературоведам. Имя Минцлова-беллетриста пользовалось в начале века известностью: его перу принадлежит более двух десятков исторических романов, повестей, рассказов, пьес. Популярностью пользовались у читателей его добротные, написанные на основе солидного документального материала исторические романы: «В лесах Литвы» (о борьбе прибалтийских народов с крестоносцами), «На заре XVII века» (из эпохи «смутного времени» на Руси), «В грозу» (о преобразованиях Петра I) и другие.

Изучая литературное наследие нашего автора, мы заметим одну любопытную особенность: он постоянно стремится к тому, чтобы сообщить читателю сведения о своих увлечениях, поисках и находках непременно в художественной форме. Так, увлекшись нумизматикой, он создает увлекательную новеллу «Рассказы монет», археологическими раскопками – роман «Похождения археологов» (вышел в 20-х годах четырьмя изданиями) и т. д. Эрудит и глубочайший знаток древностей, Минцлов вполне мог бы стать видным специалистом в одной из избранных им областей исторической науки; однако он, прежде всего, осознавал себя беллетристом. Поэтому нет ничего удивительного в том, что и главное его призвание и увлечение – книгособирательство – послужило импульсом к созданию художественного произведения, посвященного книжным поискам.

История создания и публикации книги «За мертвыми душами» интересна и увлекательна сама по себе. Биография автора, человека необычайно живого, увлекающегося, до предела насыщена причудливыми поворотами, приключениями, иногда забавными, а подчас и печальными. Постоянно ищущая и неудовлетворенная натура Минцлова, его непрестанная «охота к перемене мест», экспедициям и путешествиям привела к тому, что годы первой мировой войны он, с некоторым удивлением для самого себя, оказался на посту редактора русской военной газеты, выходившей в Трапезунде. Отрезанный от родины развернувшимися в 1916 году военными событиями на юге, Минцлов после двухлетних скитаний, разделив судьбу русской эмиграции, попадает в Югославию, в которой и живет вплоть до 1922 года. В эти годы, исполненные тоски и одиночества, чуть ли не единственной отдушиной стали дорогие сердцу воспоминания о многочисленных поездках по уездной России, о встречах с людьми и книгами. В 1921 году, когда Минцлов жил в небольшом сербском городке Земуне, книга «За мертвыми душами» была закончена. Первую часть ее он отдал знаменитому русскому журналу «Современные записки», выходившему в Париже с 1921 по 1940 год, и она тотчас же появилась (1921–1922. № 5, 6, 8 и 10), но одновременно ему удалось полностью выпустить книгу в Берлине в «Сибирском книгоиздательстве» (1921) [63]63
  На титульном листе книги год ее издания не указан (как и на многих других эмигрантских изданиях тех лет), но, судя по некоторым косвенным данным и свидетельствам, выход ее нужно датировать именно этим годом.


[Закрыть]. Естественно, он отозвал вторую часть из «Современных записок», и она в них так и не была напечатана.

Так появилась книга, представлявшая собой весьма своеобразное и первое в своем роде явление русской литературы – библиофильский роман-путешествие. Правда, автор снабдил ее нарочито скромным подзаголовком «очерки»: очевидно, из почтения к великой поэме Гоголя, давшей ей название. Но вспомним, что мало чем отличающиеся по жанру «Похождения археологов» Минцлов назвал «романом». Сам автор в предисловии к публикации «Современных записок» – оно не вошло в отдельное берлинское издание – так рассказывает об истории возникновения замысла книги «За мертвыми душами»: «В 1914 г. я делал в Академии наук доклад Библиологическому обществу о помещичьих библиотеках в России [64]64
  Русское Библиологическое общество существовало в Петербурге-Петрограде-Ленинграде с 1899 по 1930 год. Краткое изложение доклада С. Р. Минцлова «О собственном книгохранилище и помещичьих библиотеках в России» зафиксировано в протоколах 78-го общего собрания Общества, состоявшегося 25 января 1914 года. См.: Русское библиологическое общество. Доклады и отчеты. Новая серия. Пг., 1915. Вып. 3. С. 36–38.


[Закрыть]. Доклад заинтересовал собравшихся… Ныне мне вспомнился малый конференц-зал Академии, заседание… Зарисую далеко не все, что сохранили мне память и мои записи, а лишь те, что выдавались из общего уровня и что сможет пригодиться впоследствии для истории быта русской провинции. Описываемые поездки были совершены не подряд, не сразу, а в период времени с 1895 по 1913 год и сведены мною в общие главы (фамилии описываемых лиц и названия их имений изменены). «За мертвыми душами» окрещена эта книга, и всякий, прочитавший ее, увидит, что название дано ей не мной, и не из претензии подражать, или тем более сравниваться с великою поэмою Гоголя, а только по существу содержания».

Перед нами, однако, вовсе не традиционные мемуары; столь свойственная Минцлову тяга к беллетризации привела к созданию вещи, которую следовало бы назвать «библиофильским романом» или циклом «библиофильских новелл», тесно связанных между собой и общностью сюжета, и композицией, и личностью главного героя-рассказчика. «За мертвыми душами», какое бы жанровое определение мы бы ни дали этой книге, – добротная русская проза. Упоминавшийся выше П. М. Пильский назвал ее «почти классической» [65]65
  Пильский П. М. С. Р. Минцлов. Критико-биографический очерк // Минцлов С. Р. Мистические вечера. Записки общества любителей осенней непогоды. Рига, 1930. С. 29.


[Закрыть]; во всяком случае, это действительно яркое и самобытное произведение, лучшая, на наш взгляд, вещь С. Р. Минцлова.

Нельзя сказать, что у Минцлова не было в русской литературе предшественников, что он первым обратился к теме книжности и библиофильства [66]66
  Образцы библиофильской прозы XVIII – начала XX века представлены частично в сборнике «Очарованные книгой. Русские писатели о книгах, чтении, библиофилах» (М.: Книга, 1982), составленном автором этих строк.


[Закрыть]. Эта тема часто занимала воображение писателей: назовем рассказы В. Ф. Одоевского, М. Л. Михайлова, повесть Д. И. Стахеева «Пустынножитель», посвященную философу и критику Н. Н. Страхову как библиофилу, новеллы П. П. Гнедича, А. А. Измайлова, Б. Ф. Садовского, написанные в начале XX века, и т. д. Однако ни один русский писатель до Минцлова не обращался к теме поиска редких книг и рукописей, путешествий за ними. В этом смысле его с полным правом можно назвать родоначальником жанра, которому суждена была в дальнейшем большая будущность, жанра, который в последние годы привлекает пристальный интерес и писателей, и любителей книги. Минцлов предпринимал то, что сейчас мы бы назвали «археографическими экспедициями», правда – с двумя отличиями: во-первых, он осуществлял их на свой страх и риск, заручившись лишь в лучшем случае рекомендательными письмами петербургских знакомых (но тем неожиданнее, интересней и незапрограммированней были эти встречи); во-вторых, его мало интересовали старинные рукописи и старопечатные издания, которые в основном и разыскивают современные археографы. Его внимание привлекали, главным образом, документы и книги XVIII – начала XIX века, преимущественно такие, что входили в круг его библиофильских пристрастий, – письма, дневники, мемуары и т. п.

Тень великого Гоголя и его бессмертной поэмы витала, конечно, над Минцловым, когда он писал свою книгу. В ней можно заметить отдельные гоголевские реминисценции, узнать давно знакомых Плюшкина и Коробочку, Ноздрева и Собакевича… Но наш автор меньше всего стремится к тому, чтобы искусственно «подогнать» под них своих персонажей. Иное дело, что сама жизнь рождала и гоголевские ситуации, и героев, так напоминающих вечные типы «Мертвых душ». Но своеобразие романа Минцлова в том, что пошлость и бездуховность его персонажей проявляется в особом историко-культурном и нравственном контексте – через отношение их к ценностям культуры, книгам прежде всего. Именно они становятся тем пробным камнем, которым поверяются персонажи романа. Для большинства из них эти ценности и молчаливые свидетели прошлого – действительно «мертвые души», а не «мертвые друзья», как называл книги еще Кантемир, а за ним и Пушкин.

Для владельцев обветшавших имений, некогда помнивших лучшие времена, остатки фамильных библиотек – лишь обуза, с которой они с легкостью и без тени сожаления расстаются. С полнейшим равнодушием взирают они на старинные фолианты, простодушно удивляясь, что они могут еще кого-то интересовать. Обреченные на тусклое, полурастительное существование, владельцы «мертвых душ» и не догадываются, что некогда эти «души» были «живыми», будили мысль и чувство, вызывали слезы восторга…

Целый паноптикум уездных чудаков, этаких «мишук налымовых», если вспомнить героя цикла «волжских рассказов» А. Н. Толстого, предстает в романе-путешествии. Но все чаще на его пути – и в этом примета эпохи – встречаются экземпляры иного толка: разбогатевшие нувориши, хваткие купцы, отъявленные мошенники, на корню и по дешевке скупившие дворянские имения, еще хранившие остатки былого великолепия. Для них старинные книги, предметы утвари и другие реликвии не более, чем «товар», за который не грех слупить побольше с проезжего любителя, надуть его при случае. С большим юмором описывает Минцлов эти сценки торговли. Самого путешественника друзья в шутку называют «Чичиковым», убеждая его не церемониться с хозяевами совершенно не нужных им книг, оставить «душевную меланхолию».

Роман точно передает «книжную жизнь» уездной России начала XX века, что находит подтверждение как в разнообразных документальных источниках, так и в художественных произведениях того времени, в частности в рассказах И. А. Бунина, А. Н. Толстого и других крупнейших писателей. Минцлов, как истинный библиофил – в высоком смысле этого слова, – не только великолепно знает старинную русскую книгу, но и тонко улавливает ее «душу», своего рода «эманацию». Неразрывна, нерасторжима связь веков. Старые книги, мебель, здания и другие ценности культуры как бы излучают невидимый свет, пронизывающий историю. В отличие от своей сестры, известной и очень модной в некоторых кругах петербургской интеллигенции теософки А. Р. Минцловой, наш автор вовсе не был мистиком. Но он верит в то, что создания человеческого духа, проявленные и запечатленные в старинных книгах, рукописях, картинах и других памятниках культуры, не умирают, они живут среди нас. Вот как пишет он об этом в предисловии к упоминавшимся выше «Рассказам монет» (они вошли в сборник рассказов Минцлова «Чернокнижник», изданный в Риге в 1932 году): «Всякий, кто держал в руках древний предмет – монету или книгу – и внимательно вглядывался в них, испытывал легкое воздействие их на себе; грубо говоря – чувствовал душу вещей. Я всю жизнь собирал монеты и книги, но отнюдь не ради их материальной ценности. Я собирал их из-за радости, которую ощущал, держа их в руках. Соприкосновение с ними связывает живых людей с далекими эпохами, с давно ушедшими из мира тенями, выявляет образы и картины прошлого. Если хотите, назовите это самогипнозом: дело не в названии, а в удовлетворении, какие дают переживания. Мне не раз доводилось часами держать в руках старые книги; я не читал, а только ощущал их, всматривался в переплет, в начертание букв, в отдельные страницы. Если у меня устанавливалась связь с ними – я их читал, если нет – отставлял до времени в сторону: надо сперва почувствовать – затем придет понимание и откровение…»

Эти слова истинного библиофила и поэта книги, каким был Минцлов, не только не были бы поняты его персонажами, но и встречены, очевидно, с большим недоумением: какие там еще «незримые нити» – ведь это все «заваль», «труха», «крысиная снедь», в лучшем случае – товар, ежели на него нашелся проезжий чудак-покупатель. Чего можно требовать, скажем, от владельца родового поместья из новеллы, завершающей книгу, который развлекается тем, что расстреливает влет книги из фамильной старинной библиотеки. Этот типично ноздревский персонаж ёрнически и издевательски пытается даже оправдать свою «слабость». Он, знаете ли, совсем как вальдшнеп летает!» – отвечает он на упреки жены, которой стало неловко перед столичным гостем.

Разрушение и гибель «дворянских гнезд», как известно, особенно волновала и трогала И. А. Бунина. В его «Антоновских яблоках», «Грамматике любви» и других произведениях звучит реквием по разоряющемуся, уходящему с исторической сцены дворянству, – и гибель книг и родовых библиотек, догнивающих в чуланах и на чердаках, выступает как горький символ разрушения и упадка. Минцлову, хотя он с болью и глубокой тревогой смотрит на остатки былой дворянской культуры, все же не свойственна бунинская ностальгия по прошлому; он ближе к А. Н. Толстому цикла «волжских рассказов» с его трезво-ироническим взглядом на происходящее. Минцлов, великолепный и чуткий наблюдатель, прекрасно видит, что все рушится, возврата к прошлому нет…

Композиция романа очень проста. В первой его части (или «очерке») описывается путешествие за книгами по Смоленской губернии, во второй – по Нижегородской, в третьей – Орловской. В свою очередь, каждая часть разделена на 4–5 глав или новелл, посвященных поездке в одно из «дворянских гнезд». С кем только не пришлось встретиться писателю-библиофилу… Чередой пройдут перед читателем колоритные типы, населяющие роман, – каждый со своим характером, речью, повадками и манерами. Сатирический роман Минцлова пронизан искрами смеха; стихия юмора вообще очень свойственна его произведениям. Заметит читатель и то, что библиофильская, книжная тема от очерка к очерку сходит как бы на нет, особенно в последнем, когда бедного петербургского библиофила начинают буквально спаивать «широкие натуры» ноздревского типа. Рассказчик тщетно пытается объяснить им цель своего путешествия, выяснить судьбу старых книг и библиотек. Какие уж тут книги…

Может быть, именно поэтому парижское издательство «LIV», выпустившее «За мертвыми душами» в 1978 году, ограничилось переизданием лишь журнального варианта «Современных записок», опубликовавших в 1921–1922 годах первый очерк. Мы, однако, ориентируемся на текст отдельного берлинского издания: роман, не переиздававшийся 70 лет, вполне заслуживает того, чтобы быть напечатанным полностью. Он интересен не только библиофильскими сценами, но и живописными, наполненными глубоким смыслом картинами жизни провинциальной России предреволюционной поры.

Тем не менее тема книги и книжности пронизывает все главы романа; незримо, как бы на втором плане, она постоянно звучит даже в тех сценах, которые имеют косвенное отношение к основному сюжету. Заметим, что Минцлов – прекрасный библиограф – предельно точен в описании встретившихся ему старинных изданий и рукописей, что полностью подтверждается сведениями, помещенными в его каталоге «Книгохранилище С. Р. Минцлова» 1913 года. Вот это и позволяет нам сейчас сопоставить книги, описанные в романе, с реальными изданиями, положившими основу замечательному собранию (см. примечания).

Помимо романа «За мертвыми душами», Минцлов создал еще ряд произведений на «книжную» тему. Среди них следует назвать роман «Приключения студентов», изданный в Риге в 1929 году. В это же время написан Минцловым и ряд статей, посвященных судьбам старых русских книг и библиотек. Среди них особенно известен «Синодик» – перечень усадебных библиотек, погибших и рассеянных, по сведениям Минцлова, в годы Гражданской войны [67]67
  Временник Общества друзей русской книги. Париж, 1925. Вып. 1. С. 43–51.


[Закрыть]. В дальнейшем этот список был уточнен, исправлен и дополнен советским исследователем [68]68
  Друганов И. А. Библиотеки ведомственные, общественные и частные и судьба их в советскую эпоху // Сов. библиография. 1933. № 1–3. С. 185–212; 1934. № 2. С. 43–79; № 3–4. С. 127–167.


[Закрыть]. В двадцатые годы Минцлов был постоянным и активным участником парижского Общества друзей русской книги. В списке его членов, наряду с Минцловым, мы увидим имена С. П. Дягилева, С. М. Лифаря, М. А. Осоргина и других деятелей науки, литературы и искусства – увлеченных и страстных библиофилов [69]69
  Списки членов Общества печатались на последних страницах «Временника…».


[Закрыть].

Судьба коллекции С. Р. Минцлова, которую ему удалось доставить из Петрограда в Ригу, сложилась все же очень печально. К великому сожалению, в наши дни только роман «За мертвыми душами» да еще каталог «Книгохранилище С. Р. Минцлова» напоминают нам о знаменитом некогда книжном собрании. Горькая символика заключена в том, что в 1925 году Минцлов, испытавший все тяготы эмигрантской жизни и материальные затруднения, вынужден был с болью расстаться со своим любимым детищем. «Нельзя допустить распыления такой книжной сокровищницы!» – тщетно взывала к европейской общественности берлинская русскоязычная газета «Дни» [70]70
  Дни. 1925. № 633 (5 февр.).


[Закрыть]. Тот же пафос звучит в упоминавшейся выше статье Петра Пильского «Памяти одного книгохранилища». Но это были лишь благие пожелания… Не нашлось ни частного лица, ни крупной библиотеки, которые бы пожелали приобрести коллекцию в целостном, неразрозненном виде. Старейшая антикварная фирма в Лейпциге «Koehlers antiquarium und К°» распродала поодиночке книги этой уникальной и удивительно цельной коллекции. Как это нередко бывает с истинными библиофилами, лишившись ее, Минцлов решил, по-видимому, собрать вторую библиотеку. Во всяком случае, о ней в Риге долгие годы слагались и ходили легенды, считалось, что эта вторая минцловская библиотека пропала во время оккупации города фашистами при весьма таинственных обстоятельствах, следы ее затерялись, но она «где-то есть»… Поиски пропавшей библиотеки послужили сюжетной канвой «библиофильского детектива» Ст. Рубинчика «Рукопись, найденная в саквояже» (Рига, 1978).

Сергей Рудольфович Минцлов останется в нашей памяти благородным рыцарем книги, ее большим знатоком и неутомимым тружеником. А кроме того – талантливым рассказчиком, написавшим увлекательный роман о библиофиле. Надеемся, что современный читатель получит истинное удовольствие при чтении этой книги. Несет она в себе и большой нравственный заряд, воспитывая высоко духовное и предельно уважительное отношение к ценностям культуры и их сбережению. В романе «За мертвыми душами» подлинными «героями» являются сами старинные книги, излучающие невидимый, но всепроникающий свет культуры. Они противопоставлены «живым» персонажам, ведущим, как правило, выморочное, тусклое, полурастительное существование. В романе Минцлова книги становятся реальнее тех живых, которые, как сказал еще Петрарка, «только потому считают себя живыми, что видят собственное дыхание в холодном воздухе».