Текст книги "За мертвыми душами"

Автор книги: Сергей Минцлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

IV

Бричка остановилась у большой избы, щеголявшей новыми, раскрашенными ставнями и красным коньком на тесовой крыше. Забор, ворота около нее – все было прочное и основательное; из окон глядели гераньки, место вдоль заваленки было чисто выметено.

– Здорово, Марьюшка!.. Силыч дома ли? – спросил Пров Иванович выглянувшую из окошка молодую, румяную бабу с точно нарисованными черными бровями.

– Здравствуйте! Дома, дома, пожалуйте!.. – отозвалась она, скрываясь обратно.

Мы вылезли из брички и через калитку вошли во двор. Навстречу нам торопливо шагал коренастый мужик с русою бородкою лопатой, с коротким, толстым носом и зоркими, светлыми, как у рыбы, глазами.

– Добро пожаловать, Пров Иванович! – сказал он, кланяясь на ходу.

Волосы свесились ему на лоб, и он взмахом головы откинул их на свое место.

– В добром ли здравии?

– Милует Бог! Ты как живешь?

– Да перевертываемся…

– Вот что, милый человек… – Пров Иванович остановился у крылечка, – раздобудь-ка ты мне сейчас возчика!.. вот их… – он указал на меня, – в Мотовиловку свезти надо.

Бородач внимательно глянул на меня.

– Их, стало быть? – переспросил он.

– Да. К Морозову, к Ивану Николаевичу…

– Так, так!..

– А ему скажи, что ты от меня: он тебя как родного примет!! – обратился ко мне Пров Иванович.

– Да не лучше ли будет где-нибудь на постоялом заночевать? – сказал я.

– Вот еще придумал?!

– Грязно в избах-то, ваше степенство, – поддержал Прова Ивановича Силыч – клопы, дети!.. У Иван Миколаича на что лучше… Только вот насчет лошадок-то… покос ведь, деревня-то как вымерла.

– Знаю порядки. А надо: расстарайся для меня!

– Для вас завсегда рад услужить!.. Разве вот Михей дома?.. – воротился он, будто, с покоса.

– Какой Михей? Не Полканов ли?

– Он самый.

Пров Иванович покачал головой. – Дурашный он!..

– Да что ж, что дурашный, довезет! – возразил Силыч. – Тут и езды-то нет ничего, от силы через два часа в Мотовиловке будут. Ни, Боже мой, никого больше в деревне нет!

– Ну хоть его, что делать!.. – согласился Пров Иванович.

– Машка? – крикнул Силыч, обратясь к двери. Из нее высунулась смышленая рожица девочки лет девяти.

– Беги-ка ты к Михею, да покличь его: Пров, мол, Иванович требуют! Да живо!

Девочка поправила красный платок, повязывавший ее белобрысую головенку, степенно сошла с крыльца и, потупившись, прошла мимо нас.

– Здравствуйте!.. – истово, как большая, сказала она на ходу и поклонилась нам. У калитки степенность ее исчезла: замелькали босые пятки, и девочка во весь дух понеслась по улице.

Мы вошли в просторную, чистую избу. Хозяйка уже расставила на большом крашеном столе стаканы и крынку молока; у большой печки шумел ведерный самовар. По одну сторону его сидел в одной рубашонке годовалый ребенок, по другую котенок и оба внимательно гляделись в начищенные бока его. Тут же бродил довольно уже большой, видимо только что брошенный матерью, серый цыпленок и изредка жалобно спрашивал – «где? где?»

Не успела хозяйка подать на стол самовар, в избу шмыгнул наш гонец – Машка.

– Сичас идет!.. – проговорила она, взбираясь на лавку у противоположной стены. Девочка уселась, сложила на коленях руки и с деловитым видом стала глядеть на нас.

Минут пять погодя дверь опять отворилась, и через высокий порог неуклюже, боком вступил в избу белокурый, щуплый мужичонко лет тридцати пяти. Он перекрестился на красный угол, затем отвесил два поясных поклона – один иконам, второй нам – и присел на краешек скамьи у двери близ девочки.

– Вот что, Михей… – заговорил хозяин: в голосе его чувствовалась покровительственно-пренебрежительная нотка. – Их милость… – он кивнул в мою сторону, – господина купца к Морозову свезти требуется?

– Вот она, какая штука-то?.. – тенорком проговорил Михей и с озабоченным видом взялся за давно не чесанную бороду, висевшую у него в виде полос войлока. – Отчего не свезти?.. можно!!

– Дорогу знаешь? – спросил Пров Иванович.

– Господи, да ведь, сто лет по ей ездим! – воскликнул Михей. – А только к какому же это Морозову?

– Да к Ивану Миколаичу, к кому же больше? – ответил хозяин. – Знаешь, чай.

– Вот она, какая штука-то?.. – опять повторил Михей. – Знаю, понятное дело!

– Берешься довезти? – спросил Пров Иванович.

– Можно, говорю!

– Цена?

– Вот она, какая штука-то?.. – Михей поскреб затылок. – Цена пять целковых!

Пров Иванович строго поглядел на него.

– Да ты бы уж ровно сто спрашивал! Крест-то на тебе есть?

– Имеем, как же!

– А имеешь, так и помятуй о нем! Трешку – и никаких больше.

– Ведь покос, Пров Иванович? Время-то какое?

– Ты ж откосился, что тебе до покосу? Запрягай ступай!

– Вот она какая штука-то!.. – раздумчиво произнес Михей и поднялся с лавки. – Стало быть закладать пойду.

Он призадержался на пороге, словно бы не решаясь переступить через него, затем обратился к хозяину:

– Иван Силыч, ты бы мне хомутика ссудил? мой-то лопнумши!

– А чего не чинишь? – сердито спросил тот.

– Времени нету, ей-Богу! Вот она какая штука-то!

– Халда ты! У настоящего хозяина на все время сыщется, а у тебя все из рук ползет! только вот для Прова Ивановича даю хомут! Как обернешься, так чтобы тем же духом назад его!..

– Да уж сейчас принесу, будь надежен!.. Он снял со стены один из хомутов поплоще и уже хотел выюркнуть за дверь, но оклик Прова Ивановича остановил его.

– Дорогу твердо знаешь? – спросил он.

– Господи, да уж будь спокоен! тыщу разов, может, по ей ездил! – воскликнул Михей, держа перед собою хомут, как икону. – Знаю!!.

– Ну, то-то же! Смотри, чтоб в исправности их доставить!

– Да уж понимаю… Это как на каменную стену положись – доставлю! Вот она, какая штука-то!.. – Михей опять бочком как бы вывалился через порог из избы.

Пров Иванович стал прощаться со мной и делать последние наставления. Книги мои он увозил с собою. Выполнив тщательно составленный им маршрут, я должен был вернуться к Прову Ивановичу и уже от него ехать в Питер.

Мы расцеловались, и я вместе с хозяевами вышел на улицу проводить приятеля.

– Ну, будь здоров! – проговорил с высоты брички Пров Иванович и приподнял картуз. Строгое лицо его мелькнуло мимо, и клуб пыли сразу вырос за бричкою; до самого конца деревни над нею виднелась прямая спина и картуз Прова Ивановича.

В избу, несмотря на приглашение хозяев, я не вернулся и присел на завалинке в ожидании Михея. Минут через пятнадцать слева послышалось дребезжанье – словно бы мальчишки палками гнали по улице железные обручи. Я повернул в ту сторону голову и увидал рыжую клячонку и телегу, на которой восседал Михей, размахивавший кнутом. Колеса телеги вихлялись из стороны в сторону, словно руки и ноги расслабленного.

– Едет… уж и балалайка же! – проронил Силыч, прервав беседу со мной.

Михей подъехал к нам, откинулся назад, натянул вожжи и усиленно затпрукал на и без того остановившуюся лошадь, как будто бы имел дело не со смиреннейшим одром, а с заправским рысаком.

– Гляди, убьет!.. – с насмешкой сказал Силыч.

– Да довезешь ли ты меня на такой телеге? – усомнился я, поглядев на обрывки разнокалиберных веревочек, заменявших тяжи и почти всю упряжь, кроме хомута. – Впрямь ведь, не телега у тебя, а балалайка?

– Господи, да куда угодно на ней свезу! – заявил Михей, – позванивает она – это точно!

– Веселая!.. – опять сыронизировал Силыч.

– Да хоть в Москву на ней катить, вот она какая штука-то, ей-Богу!

Выбора не имелось и пришлось взгромоздиться с вещами на эту «веселую штуку».

– Тут близко, пятнадцать верстов всего!.. к сумеркам как раз поспеете!.. – утешал меня Силыч. – Ну, будьте благополучны!..

Михей зачмокал, завертел вокруг собственной головы кнутишком, и мы затрюхтрюхали и зазвенели по улице всеми гайками и скобками.

Она, действительно, казалась вымершей. За околицей начались хлеба, затем дорога нырнула в овраг и пошла среди низеньких кустов орешника и совсем реденькой березовой поросли.

Через некоторое время Михей повернулся ко мне.

– На пересеке надо взять: напополам ближе выйдет, вот она какая штука-то!

– Что ж? – отозвался я, – не заплутайся только!

– Да уж Господи? тыщу разов здесь ездил!

Мы поднялись на зеленый косогор и попали в лиственный лес; проселок вел в самую гущу его.

Стало садиться солнце, и в лесу делалось все свежей и сумеречней. Небо посветлело. Мы минули один перекресток, затем второй и свернули влево на третьем.

– Завсегда на третьем сворачивай! – поучительно обратился ко мне Михей, – запомни, коли опять тут поедешь… вот она, какая штука-то!.. – Я попробовал разговориться с ним, но сделать это оказалось трудно: я чувствовал, что мои самые несложные вопросы только с трудом, как сквозь какую-то броню, проникали до сознания Михея, изумляли его, будили что-то, как вспышку, в мозгу и заставляли отвечать – вот она какая штука-то?..

Стемнело. Я вынул часы и, едва различая циферблат, увидал, что уже десять часов; выехали мы ровно в семь.

– Далеко ль еще до Мотовилихи? – спросил я, – что-то уж больно долго мы тащимся? Подгони коня-то!

– Да рядом она, Господи!.. Сичас за лесом! – отозвался Михей. – Но, но, порченая! – и он задергал и застегал лошадь своим игрушечным кнутиком. Но «порченая» тотчас же перешла на шаг и стала изъявлять желание остановиться совершенно.

– Вот ведь какая животина карахтерная?.. – заявил Михей, – чем ты с ей круче, тем она хутче, ей-Богу! Так уж выезжена, вот она какая штука-то!

– Сам выезжал? – сыронизировал я, но Михей принял вопрос за чистую монету.

– Сам! кому же больше? – воскликнул он с некоторой гордостью. – Без нас тоже не обойтись!

Он с увлечением задергал вожжами, и лошадь остановилась совершенно.

– Видал? – обратился ко мне Михей и спрыгнул с телеги. – Теперь ау: хочь оглоблей ее гвозди, с места не сдвинется!..

– Что ж теперь, мы ее с тобой повезем? – спросил я.

– Зачем? Сноровку я с ней знаю! Теперича три раза обойду вокруг, оглажу, ухи поправлю, вот как опять пойдет – кальером!

Михей действительно трижды обошел вокруг телеги и лошади, похлопал ее по бокам и по шее, подергал за развесившиеся, как у осла, уши и влез опять на облучок. Лошадь без всяких понуканий двинулась вперед и затрусила прежней рысцою.

Михей повернул ко мне лицо.

– Видал? – спросил он с затаенным восхищением. – Этого, брат, коня конокрады уж не уведут, нет!! вот она какая штука-то!..

Проехали мы еще с час – конца лесу не виделось.

– Еде же Мотовилиха? – спрашивал я чуть ли не на каждом повороте.

– Да, Господи, где же ей быть? На своем месте стоит! Сичас будет! – утешал меня Михей.

Зачувствовалась сырость; дорога, видимо, спускалась куда-то в низину; сплошной лес превратился в островки, черными пятнами выступавшие среди луговин. У опушек начинали вздыматься с земли туманы; седые клоки и клубы их бесшумно, чуть шевелясь, вырастали то здесь, то там среди прогалин. Скоро сплошное молоко аршина на два в вышину залило все кругом. Казалось, я попал в облака; на белесом фоне впереди можно было различить только дугу, голову лошади и верхнюю часть спины ее – все прочее казалось поглощенным загадочною, беззвучною белой стихией. А вверху на чистом небе ярко, как зимой, сверкали звезды.

Лошадь вдруг сразу остановилась и, словно испугавшись чего-то, попятилась и стала садиться на круп.

– Тпру, тпру!! чего ты?!. – закричал Михей и опять соскочил с телеги; сразу он превратился в какое-то неведомое существо, имевшее только верхнюю часть груди, плечи и голову – все остальное скрылось в чуть поколыхивавшемся тумане. Через миг потонула и голова Михея.

– Вода тут… – донесся до меня его как бы несколько приглушенный голос.

– Что за вода?

– Да река!.. вот она какая штука-то?..

Я вдруг рассердился.

– Куда ж ты меня к черту завез?!. – крикнул я, – я тебя в Мотовилиху нанимал, а не к водяному!

– Чудеса!.. – с глубоким недоумением отозвался из тумана голос Михея. – Откуда же бы это вода здесь взялась?

– Значит, не должна была река встречаться нам?

– Понятное дело, нет!..

– Сбились с пути мы, стало быть?

Ответом было молчание. Минуту спустя впереди зашевелилось черное пятно, и из него выявилась фигура Михея. Молча он стал влезать на облучок.

– Что ж теперь будем делать?

– Тыщу разов здесь ездил и николи реки не бывало! – с суеверным чувством в голосе бормотал Михей, – обошло нас!.. свят, свят, свят! – Он несколько раз перекрестился. – Прямо было с бугра в омут угодили!

Он принялся заворачивать лошадь.

– Да куда ж ты? – спросил я. – Опять ведь куда-нибудь угодить можем?

– Вот ведь она, какая штука-то?! тпру, тпру!!. – закричал он на лошадь. – Впереди раздался треск; около головы лошади показались мохнатые руки в широких рукавах – мы вперились прямо в густой кустарник, среди которого росло какое-то дерево.

Туман делался все гуще и выше; минутами он как бы расколыхивался и показывались верхушки ближайших деревьев; звезды скрылись. Волосы на голове и усы у меня сделались совершенно влажными; бурка покрылась как бы изморосью. Оставаться до утра в этой сырости было не заманчиво, надо было придумывать какой-либо выход. Я слез с телеги и почувствовал, что под ногами у меня трава: значит, мы ехали не по дороге.

– Поезжай за мной! – сказал я. – Я вперед пойду, может, дорогу сыщем!

Щупая, как слепой, землю впереди себя палкой, я начал медленно, наугад продвигаться влево. Михей ехал позади.

Сделав десятка два шагов, я наткнулся на кусты и стал огибать их: такие пассажи сделались непрерывными – очевидно было, что мы направлялись в гущу леса. Я круто забрал еще левее и встречи с кустами сделались реже. Дороги все не было. Куда я шел – вперед ли, назад ли, сколько времени – было неведомо!

– Э-э-эй?! – долетел до меня, словно из-за стены, оклик Михея.

Я отозвался.

– Вертайтесь!! – кричал Михей, – дымом пахнет!

Я потянул воздух носом – никакого запаха слышно не было. Тем не менее я пошел на зов. Телега стояла; фигура Михея возвышалась над нею; действительно пахло дымом.

– Откуда же это тянет? – сказал я, оглядываясь.

– Не иначе, как ночное здесь! – ответил Михей. – Огня только вот не видать. Ау?!.. – вдруг крикнул он во все горло. Но звук размяк в тумане и как бы осел близ нас на землю.

– Садись, купец! – вдруг решительно произнес Михей. – Пущай конь по своей воле идет – ен вывезет!

Совет был разумен. Я взобрался на телегу, Михей задергал вожжами и, должно быть, забыв в пылу увлечения про свою выездку, несколько раз вытянул лошадь кнутом. Та сделала с десяток шагов, замотала головой и стала как вкопанная. Пришлось Михею соскакивать и опять колдовать около нее. Наконец животина надумалась и потянула телегу.

Михей, привязав к-грудке вожжи, шел рядом, держась левой рукой за облучок.

Запах дыма делался все явственней; впереди показалось тусклое желтое пятно.

– Не костер ли? – промолвил я.

– Больно высоко!.. – отозвался Михей. – Месяц это всходит!

Совсем рядом с Михеем обрисовалась какая-то неимоверно огромная тень; тень подняла голову и фыркнула; почуялся запах конского пота.

– Ночное и есть! – проронил Михей.

Желтый свет делался все ярче. Скоро впереди, как бы над облаками, обозначился высокий, черный выступ берега оврага; на нем горел костер, освещавший несколько крестьянских мальчиков, сидевших по одну сторону его; позади них пещерой глядел большой соломенный шалаш. Две белые собачки подскочили к краю обрыва и с ожесточением залаяли на нас.

– Ей, ребятки?! – прокричал Михей, остановив лошадь.

Трое мальчиков в накинутых на плечи длинных тулупах поднялись с земли и подошли к собакам.

– Кто там?.. – спросило два голоса.

– Да мы!.. Михей Полканов с господином. С дороги сбились!

– А куда ехали-то?..

– В Мотовилиху, к Морозову к купцу!

Наверху свистнули.

– Во-та-а?! – произнес голос побасистее. – Да до Мотовилихи-то верст двадцать отседа! Совсем в другой стороне она!

– Да ну те? – изумился Михей. – Вот она, какая штука-то?..

– А где дорога? – вмешался я.

– Какая дорога?

– Да какая-нибудь, чтоб к жилью проехать?..

– Дорога рядом, за нами сейчас!..

– А где взъехать к вам?

– Погодите, сичас!! – прокричал сверху тоненький голосок, и четвертый, совсем маленький на вид мальчуган вскочил с земли, скинул с себя тулуп и прыжками, как коза, начал спускаться к нам.

– Ну-ка, дяденька, давай вожжи, – сказал он, очутившись около Михея.

Тот беспрекословно передал ему пару веревок. Мальчуган уверенно встал на чеку и уселся на грядке.

– А ты бы, дяденька, слез, – обратился он ко мне, – тут круто. Вы оба за мной идите!..

Я исполнил распоряжение маленького командира. Мальчуган замахал вожжами и телега двинулась. Перед самым подъемом, чтобы влить энергии нашему коню, он огрел его концами вожжей и задергал ими. Результат получился немедленный: лошадь остановилась.

– Стой, погоди!!. – вмешался Михей, видя, что мальчуган размахнулся снова. – Тут, брат, дело не простое! – И он начал свое таинственное путешествие вокруг телеги, затем ухватился за тяж.

– Но, но, молодчинище?!. – вскрикнул он и вместе с напрягшейся лошадью поволок телегу прямо на крутой подъем.

Я вышел вслед за ними; «молодчинище», тяжело дыша, уже стояла около шалаша; нас окружили мальчики.

– Вы чьи – господские или деревенские? – спросил я.

– Господские!.. – отозвался тот, что приехал в телеге.

– Господина Лазо!.. – добавил другой, толсторожий мальчуган, говоривший басом.

Михей свистнул в свою очередь и поскреб всей пятерней затылок, отчего картузишко съехал ему на нос.

– Вот она, какая штука-то?.. – проговорил он.

– Где бы заночевать нам? – продолжал я допрос. – Есть деревня поблизости?

– Есть. Воронцовка!

– А сколько верст до нее?

– Да три будет.

– В деревне нехорошо! – вмешался самый маленький. – К барину надоть ехать! – Тон у него был самый безапелляционный.

– К барину неудобно, поздно!

– Верно!!. – подхватил Михей, – самое бы лучшее здесь, в шалашике?..

– Вовсе не поздно!.. – возразил малыш, – нонче гости у них: всю ночь праздновать будут!

– Главное, лошадка у нас пристала?.. – нерешительно проговорил Михей. – К утру подкормилась бы, вот как потом подъехали бы – с форсом! – Он сделал рукой энергичный жест.

– На твоем подъедешь?!. – малыш с презрением покосился на рыжего. – Ты бы его, дяденька, на шкуру продал?

Михей как бы погас, промолчал и вздохнул.

Я не знал, на что решиться. Прелесть ночлега в избе с ее жесткою лавкой, с черной, шевелящейся пеленой мух на потолке и с бесчисленными тараканами, шмыгающими по губам и глазам спящих, была мне известна хорошо. Заманчивей казалось остаться в шалаше, но поместиться в нем все мы никак не могли…

Мальчуганы отошли тем временем к сторонке и стали о чем-то переговариваться. Я разобрал некоторые слова: «забранит барин, мотри, Мишка!» – пробубнил басок.

– А неправда, не боюсь, знаю что нет!!. – пылко возразил колокольчик, принадлежавший тому мальчугану, что сбежал к нам с горы.

– Твое дело!..

Мишка отделился от товарищей и направился ко мне.

– Верхом умеете ездить? – спросил он.

– Да. А что?

– Так я вас сейчас отвезу к барину!

– А почему мне в телеге не ехать?

Мальчик даже не глянул на понурую михеевскую Россинанту.

– Куды ж на ней? Она и к утру не дойдет! А тут мы сейчас в усадьбе будем!

– А тебе не попадет за это?

– Николи! – с убеждением воскликнул мальчик. – Вот если бы не привез вас, тогда забранил бы барин!

– Ну, едем! – решил я.

Мальчик кинулся в шалаш, схватил две уздечки и запрыгал вниз по уступам обрыва.

– А меня уж ослобоните, господин ваше степенство?.. – обратился ко мне Михей. – Я тут заночую, да и домой!

Я вынул трехрублевку и отдал ему. Михей поглядел на нее, перевернул, и на лице у него написалось недоумение.

– А на чаек-то как же, ваше степенство? – произнес он, не найдя никакого придатка и позади бумажки. – Эдакую путину отломили?..

– Да кто ж виноват? – ответил я. – С тебя надо деньги взять за то, что Бог весть куда завез меня!

– Обидно, ваше степенство!.. Наймали на двенадцать верст, а проехали тридцать!.. вот она какая штука-то!..

Он так был уверен в своей правоте и так разочарован отсутствием «чая», что я вынул полтинник и сунул ему.

Михей оживился и даже захохотал: полтинник, очевидно, превысил всякую меру его мечтаний!

– Вот она, какая штука-то!.. – заявил он, перестав смеяться и запихивая деньги в карман штанов. – Ну, благодарим, ваше степенство!..

И он принялся распрягать своего давно уже уснувшего коня.

– Подкормимся, отдохнем, а по холодку и домой, вот она какая штука-то! – вслух пояснял он самому себе.

Внизу, в пелене тумана, послышался приближавшийся топот, затем под обрывом смутно обозначились всадник и два коня.

– Хотел Ветерка с Мымрой пымать, да не видать ничего!.. – прокричал мальчик, взбираясь на кручу, – взял каких пришлось!..

Он вынырнул словно из-под земли около меня на небольшом, вороном, сытом коньке; в поводу у него был рыжий, горбоносый донец…

Я постелил на спину последнего вместо потника бурку, взвалился на него животом, по-мужицки, и сел верхом. Михей подал мне чемодан, и мы двинулись в непроглядную темень, окружавшую костер. Скоро глаз стал различать узкую дорогу; она вилась среди березового перелеска; туман остался за нами, на лугах у реки; сделалось теплее.

– Тут дорога прямая, ровная!.. – крикнул, обратившись ко мне, мальчуган, ехавший передовым. И он ударил пятками в бока своего воронка; тот пошел галопом. Поскакал и мой донец; не скажу, чтобы было удобно галопировать на неоседланной лошади с чемоданом в руке.

Местность подымалась; в лес вступили сосны и ели, он сделался выше. И вдруг невидимая рука беззвучно провела в воздухе близ меня фосфорическую черту; дальше вспыхнула другая, с ней скрестилась третья. По кустам и на земле засветились таинственные опалы ночи – Ивановы светляки. Казалось, тысячи гномов зажгли свои крохотные фонарики и что-то вершат в лесу. Нельзя передать словами, какое неизъяснимое чувство будят в душе эти кусочки луны, бродящие по земле!

Из черной мглы впереди вдруг засветились два желтых глаза: топот копыт будто пробудил спавшего за лесом Змея-Горыныча.

– Барский дом видать!.. – прокричал мальчуган.