Текст книги "Не будите спящую ведьму"

Автор книги: Сергей Радин

– Выдержу!

 
Мы уже потеряли представление, где стены, где потолок коридора, да и сам ли коридор ещё перед нами. Неизвестная видела только клыкастые морды и спины товарищей по несчастью. Но, тем не мене, как выяснилось, она умела вычленять из общей картины нечто единичное. Итак, она внезапно задержала взгляд – на целую секунду или две! – на просвете, когда твари вдруг отступили и образовали собственный маленький коридор. Впрочем, его «стены» тут же сомкнулись. Я знала, что увидела неизвестная. Но промолчала. И всё-таки сфокусированная женщиной картинка не осталась без внимания в «кинозале».
 

– Стой! Давай назад! Оукс! – крикнула Бланш.

– Чёрт возьми! Этого не может быть! – изумлённо выкрикнул Марк Флик.

– Куда назад? Что назад? – удивился Оукс.

– Медленно, не торопясь, открути запись назад, – велел майор Брент, тоже явно озадаченный.

 
Нескончаемый эпизод нескончаемой битвы поехал в обратную сторону. Сними этот эпизод с однотипной защитой одних и нападением других какой-нибудь режиссёр приключенческого фильма, у настоящих зрителей он вызвал бы скуку, несмотря на разнообразие невероятно уродливых морд. Но мы сидели с зажатыми до боли мышцами. Не знаю, как другие, но я, даже в маленькую передышку «перемотки назад», так и не смогла расслабить каменно стиснутые челюсти.
 

– Вот он!..

 
Этот тип и правда сохранил человеческий облик и явно не собирался мутировать. Он шёл в толпе нелюдей, как идёт среди беснующихся фанатиков зевающий от скуки случайный прохожий.
Остановленный кадр помог удостовериться, что на «случайном прохожем» серо-голубой халат служащего лаборатории. К сожалению, бейдж на лацкане так и остался полуприкрытым косматой лапой идущего впереди монстра. Выяснить, кто он – специалист или лаборант, не удалось.
 

– Идентифицировать прямо сейчас возможно? – спросил Брент.

– Секунду.

 
Оукс подключил к программе МП катализатора материалы по человеческому населению Персея. Ответ пришёл сразу: во сне Имбри засветился один из самых талантливых учёных в экспедиции Аугустуса Кейда, известный в своей среде разработками в сфере генетической хирургии. Был подтверждён, кстати, и начальник охраны лаборатории Дирк Монтего и его подчинённые.
 

– Так что? – недоумённо оглянулась на нас Бланш Кремер. – Этот шакальчик и развёл всю эту бучу и муть? Значит, это он всех этих гадиков сотворил?

– Здесь неясности следующего плана, – ответил майор. – В служебной характеристике Бруно Кейптауна особый упор делается на отсутствие как внешних, так и внутренних стремлений к лидерству. Зато указывается на постоянное стремление к углубленному изучению выбранных дисциплин. Взгляните на него. Возможно, он и выпустил джинна из бутылки, но сейчас сам не знает, что со всем этим делать. Мид, твоё мнение?

– Я бы несколько иначе трактовал выражение лица доктора Кейптауна. Обратите внимание: он идёт в толпе мало того что чудовищ, но они ещё и выше него. Но… какая яркая маска брезгливой снисходительности к происходящему вокруг! А в характеристике – она у вас перед глазами! – особо выделено, что Кейптаун – трудоголик, что его в жизни ничего не интересует, кроме исследований. Замкнутость на работе привела к застенчивости на публике. Он плохо сходился с людьми, не умел общаться, несмотря на пройденный курс адаптации в новом коллективе. Теперь сравните характеристику и то, как победно он шагает на экране.

– А если у него было скрытое стремление к лидерству! – спросил Винсон.

– Команду Кейда проверяли эмпаты. Они же составляли характеристики. Всё-таки предполагалось, что людям придётся работать в закрытом помещении. Поэтому эмоциональный уровень каждого был тщательно проверен. Сбоев не может быть.

– Фиг с ними – со всеми характеристиками! – не унималась Бланш. – Вы мне объясните только одно: какого чёрта эти гадики его не сожрут? Он же прёт в самой куче! Что – невкусный?

– Возможно, этот человек… – начал Оукс.

 
Лейтенант Тайгер невежливо перебил его.
 

– На экране не человек.

 
В «кинозале» воцарилась абсолютная тишина. Первым не выдержал Брент.
 

– Не тяни время, лейтенант. Мы и так выбились из корабельного режима.

– Я имею в виду – на экране не землянин. У этого существа жёстко контролируемые, порционные эмоции, но я их не понимаю. Они мне незнакомы. Это не человеческие эмоции. Их можно определить по движению лицевых мышц, но с идентификацией я бы не торопился. Может, то, что мы видим, значит прямо противоположное.

– Но программа поиска опознала Бруно Кейптауна!

– Программа опознала физическую оболочку Бруно Кейптауна, – поправил Брента лейтенант. – Я стопроцентно уверен, что внутри Кейптауна чужеродное ему существо.

– Лейтенант, вы не оговорились? – озадаченно переспросил Мид. – Вы имеете в виду, это тело Кейптауна, но сознание не его?

– Не сознание. Существо внутри Кейптауна.

 
Все молчали. После впечатлений, щедро предложенных нам сновидениями Имбри, информация Тайгера просто оглушила. Ещё можно принять версию, что на Персее свирепствует нечто, отчего люди мутируют. Ещё можно нафантазировать на тему гениальных генетических прозрений доктора Аугустуса Кейда – прозрений, внезапно вырвавшихся из-под контроля… Но симбиот? Но – паразит разумный?! По своей сути – захватчик!
 

– Давайте досмотрим, – повторила я. – Насколько понимаю, у нас будет время до Персея, чтоб прийти к каким-то выводам. Ну же, Оукс.

 
Оукс очнулся, и «Бруно Кейптаун» исчез за подвижным частоколом уродливых тел и распахнутых пастей. То, что произошло дальше, было слишком коротко и совсем непонятно.
 

– Дирк! – сдавленно вскрикнула женщина.

 
Темнокожий парень обернулся. И успел поймать падающее к нему тело Снайпера. А на зрителей стремительно полетело крошечное пространство пола – женщина упала на колени…
Мы все похолодели от рычащего вопля. Он раздался так близко, что сомнений не оставалось: его издала женщина. Неизвестная тоже мутировала?!
Видимо, последним усилием воли женщина подняла глаза на подступающих чудовищ. Те торопились, отталкивая друг друга. Из раззявленных пастей стекала белёсая слюна. Кажется, сформировавшиеся уроды не брезговали закусить и себе подобным, если он находился в самом начале мутации – а значит, был беспомощным.
И вдруг чудовища шарахнулись в стороны.
А экран погас. Пару раз мелькнули явно городские улицы, подвижные от «гуляющих» уродов, мелькнули вспышками – и погасли до совершенной темноты.
 

– Что случилось? – возмущённо ахнула Бланш.

– Сон Имбри закончился, – улыбнулся ей Оукс.

– Все по своим отсекам, – велел майор. – Отдыхать и спать. По времени катера мы будим вас уже через пять часов. Завтра очень важный день: делимся на боевые тройки и учимся работать в группах. В перерывах обсудим сон Имбри и…

– По крайней мере, понятно, почему исчезло предыдущее население Персея, – размышлял вслух Винсон, выходя из кают-компании.

– Самое обидное, что вырваться из толпы оставалось всего ничего. Впереди точно был пустой коридор.

– Почему она упала в сторону толпы? Лицом к ней? Естественней было бы…

– Интересно, те, за прозрачной стеной, выжили?

– Лабораторный комплекс обладал гигантскими складами… А поскольку людей там оставалось где-то меньше двух десятков, я думаю…

– Лет десять – не меньше! Если они наберутся смелости выйти за продовольствием.

– Голод не тётка. Выйдут. Или друг друга слопают.

– Барри, шути, да не зашучивайся… А вдруг они устроят охоту на уродов?

– Кстати, об уродах. Одного не пойму: чего они так испугались, когда она взглянула на них?

– Ну-ну! А всё остальное, значит, можешь объяснить?

– Ладно тебе – взглянула! А может, она мутировала мгновенно и оказалась той ещё образиной? Похлеще их симпатичных рож?

– И всё-таки они испугались.

 
20.
Как потом я выяснила, именно майор Брент – правда, с подачи Мида – устроил на «следующий день» из завтрака маленький эксперимент. Итак, майор распорядился заставить большой стол в кают-компании подносами с едой. Его интересовало, разбегутся ли участники негласного эксперимента, прихватив подносы, за разные столики, как это было вчера.
Не разбежались. Один Боуэн взял было поднос и оглянулся на своё вчерашнее место, затем оглядел севших за общий стол и опустился на стул рядом с Имбри.
Итак, майор и военный психолог убедились: увиденный вчера эпизод катаклизма на Персее заставил десантников если не сплотиться, то искать сближения друг с другом. А значит – впечатлились все, кроме Боуэна. А ещё майор – во время завтрака – обнаружил, что предложений и просьб вернуться не предвидится. И просьб высадить кого-нибудь на ближайших заселённых планетах – тоже. Только со стороны гражданских последовала пара ехидных реплик, что вознаграждение за убийственную поездку слишком незначительно: а нельзя ли рассчитывать на премию, процентов эдак на двести от первоначальной суммы?
В общем-то, говорили за столом мало и как-то рассеянно светски: «Будьте добры, передайте мне банку с горчицей». «Барри, сделай одолжение, не чавкай так, чтоб стаканы подпрыгивали!» – «А чтоб дрожали – можно, да?»
Рассеянность едоков происходила из двух причин: элементарно не выспались, да ещё находились под впечатлением вчерашнего откровения. Наверное.
Я, например, была рассеянна, затрудняясь, что делать. Первый мой порыв вчера, после просмотра сна – моего сна, как я считала, – подойти к Бренту и рассказать о странном совпадении снов. Ведь если раньше я думала, что происходящее в моём сне – это происходившее когда-то со мной, то теперь я засомневалась. Если Нику Имбри приснился чужой сон, почему мне чужой присниться не может? Остановило с признанием опять-таки одно: жизнь Ника известна военной полиции почти с секунды его рождения. А я могу похвастать лишь тремя определёнными годами жизни. Что было до этих трёх лет? Майор, конечно же, не преминет ухватиться за версию, что героиня сна Имбри – это я. А от первой версии до второй, что Ата Уиверн возможный мутант – недалеко. С чем я категорически не согласна… Так что всё моё затруднение в том, что я Джейн Доу.
Прикинув все «за» и «против», сразу после завтрака я забежала в свой отсек и на адреналиновой волне страха и сомнения буквально оделась в прочный скафандр формулы доверия. Формула получилась у меня интуитивно и, несмотря на сложность, удалась сразу. Выйдя, я проверила защиту на первых попавшихся и вздохнула с облегчением: главное, что Эрик ничего не заметил.
Внутренний голос зевнул и напомнил, что всё ещё впереди: лейтенанту могут не понравиться слишком жёсткие эмпатоблоки с толстым слоем чувства поверху. Я возразила, что можно сослаться на новые эксперименты с теми же эмоциональными блоками. Но косвенному совету последовала: слой на эмпатоблоках оставила почти «прозрачный», до дыр размазанный.
Один только Имбри покосился. Но я уже знала, что он новичок или дилетант в учении тайных знаков. Изменения в моём энергополе он почувствовал, но что они значат – явно не разобрался.
После завтрака кают-компания вновь преобразилась. Теперь столики стояли вразнобой, образуя неровный круг. Рядом с каждым три стула.
Майор дождался, пока мы усядемся, и огласил список боевых групп.
 

– Бланш Крамер присоединяется к Луису Гиллу и Лоренсу Маккью.

– Мальчики, надеюсь, я попала в хорошую компанию?! – сияя от радости, завопила Бланш и поспешила к напарникам.

 
Те привычно сидели вдвоём и галантно встали, встречая новую коллегу. Особой галантностью отличился, конечно же, Римлянин. Вчерашние подхваты Бланш на руки не прошли даром. Кто бы осудил Гилла? Брюнетка буквально источала очарование, и держать на руках её миниатюрную фигурку, наверное, не только легко… Но Бланш оказалась не тривиальной кокеткой. Она торжественно облобызала и Римлянина, и Маккью и уселась между ними, шутливо же флиртуя с обоими. Сон Имбри. Всё правильно. Главное правило на войне – не сближаться. Жалость от потенциальной потери ослабит возможность отомстить. Или Бланш теоретически знала это правило, или испытала на себе его тот или иной поворот.
 

– Синклер Мид к Барри Боуэну и Нику Имбри.

 
Мид расцвёл и, подойдя к гражданским, с чувством потряс им руки. Те явно удивились его откровенной радости, а я удивилась их удивлению. И сообразила: до них ещё не дошло, что Мид – военный психолог. А для него что Имбри, что Боуэн – великолепные объекты для изучения. Майор – умница. С кем-то он меня объединит?
 

– Дэвид Винсон к лейтенанту Тайгеру и Ате Уиверн.

 
Ну, что ж, неплохая компания. С одной стороны, неусыпное бдение военного эмпата, с другой – вдохновенная рожа непризнанного поэта, время от времени изрыгающего – как сейчас! – сочное, правда, уже навязшее в зубах: «Драный хвост кота моего!»
Пока остальные аплодировали новой тройке – или знакомому выражению? – я наклонилась к Винсону, который беспечно шлёпнул свой зад на содрогнувшийся стул:
 

– А почему драный?

– Потому что из Форта Ситтафорда.

– И что? В форте все коты такие?

– Это порода бойцовских котов, выведенная на планете Форт Ситтафорд, – обстоятельно объяснил Тайгер. – Они чёрно-белые, в полоску. Похожи на тигров-альбиносов. Отличаются неравномерно растущим шерстяным покровом. Котята выглядят так, как будто дрались смертным боем ещё в утробе матери.

– Флик, иди к нам! – позвал Брент, и чопорный Леон Дайкс кивнул рыжему, который всё ещё неуверенно топтался на месте. – Итак, у нас четыре боевые тройки. Дни полёта мы проведём за виртуальными тренировками, которые должны выявить у вас определённые характеристики, дабы вы могли точно знать, от кого чего ждать в реальной ситуации. От гражданских прошу одного: за это короткое время научитесь действовать в группе. Знаю, вы привыкли полагаться на себя, но, думаю, сон Имбри заставил вас задуматься.

– Тени… – прошептал Барракуда в паузе, когда майор вздохнул перед новой фразой. Барракуда сидел с закрытыми глазами и раздражённо кривился.

 
Брент глянул на Синклера Мида. Поскольку все смотрели на Боуэна, никто не заметил сомнения майора: «Надо было сунуть Барракуду в компанию к Эрику и Ате!» и его немой договорённости с Мидом: «Уговори этого дьявола на работу с МПК!»
Психолог еле поднял плечи: «Попробую, но не гарантирую. Времени мало». И Мид постучал по своей кисти. Для всех – естественный жест, возвращающий к деловому настрою.
Боевые тройки уселись за встроенные столики у бортового экрана.
 

– Хочу представить вам автора испытательно-тренировочных игр! – объявил майор Брент. – Это второй пилот нашего катера – Лекс Берёза.

 
В дверях кают-компании появился добродушный гигант, внешне несколько полноватый и совершенный лентяй, если бы не вкрадчивая грация бредущего по лесу зверя, с какой он двинулся к центральному пульту.
 

– Привет, – ласково сказал Лекс. – Здравствуйте, дамы.

 
Бланш только фыркнула, отметив его дважды вспыхнувшие глаза, когда пилот мельком остановил взгляд на упомянутых дамах. А потом переглянулась со мной. Мы одновременно подняли брови, сделав однозначный вывод: второй пилот – идеальный Казанова. В общем – бабник.
Мы надели шлем-маски с видеоэкраном и наушниками. В ушах раздался деловитый голос майора:
 

– Наша задача – продержаться минут десять. Ещё раз напоминаю: привыкайте работать в группах!

 
Ой-ё-ёй!! Лекс Берёза оказался гениальным программистом и разработчиком игр. За короткий отрезок корабельной ночи он изучил запись предложенного ему сна и распорядился им гениально просто: сделал копию – раз, убрал настоящих героев сна – два, расширил коридор, где проходили боевые действия, и, соответственно, увеличил количество тварей – три, чуточку прибавил им скорости – четыре. И сунул виртуальных нас в это кипящее виртуальное варево – пять.
Мы вертелись, как на раскалённой сковородке. Уже через минуту я была мокрая и скользкая от крови и мозговой жидкости убитых и задетых нелюдей.
Ещё через минуту пришлось сосредоточиться не на фиксировании поступающей информации о зубасто-когтистой смерти, а на выскальзывающем из пальцев оружии.
На третьей минуте Тайгер сделал всего лишь шаг вперёд, в образовавшуюся брешь. Плотная стена бормочущих и повизгивающих кошмарных масок буквально погребла его. Он даже вскрикнуть не успел. Я дёрнулась было броситься за ним. Но за моей спиной – спина Винсона. Оголять её?! Оставить без защиты? Ну нет! Лейтенант выбыл из игры. Но игра продолжается. Иначе не выжить в настоящем.
Остальных я не видела. Нас с Винсоном медленно теснили к прозрачной стене лаборатории. Мельком я отметила, что людей там нет.
 

– Если притиснут к стене – хана! – прохрипел Винсон.

– Сверху! – крикнула я.

 
Серые космы плясали почти над нашими головами. Винсона я не видела, знала лишь, что он рядом. На крик он отреагировал как на команду. Прицельный огонь разнёс космы в фонтанчики взрывов. А я расчистила пространство перед напарником: развернувшись и быстро сомкнув руки на его поясе, пустила две короткие очереди из двух бластер-пулемётов.
На пятой минуте я начала подозревать, что кончаются заряды, и пустила руки-ноги в дело там, где это возможно. К сожалению, выяснилось, что твердолобые черепушки не всегда пробьёшь, особенно у оформившихся тварей. Зато обнаружилось, что чудища неохотно, но отставали, если элементарно разбить им нос до крови. Дышать все хотят.
Но напирающая толпа уродов густела. И я с благодарностью приняла помощь Винсона, хотя эта помощь едва не вывихнула мне плечо. Чуть я отстала, он, ничтоже сумняшеся, просто схватил меня за руку и мощно продёрнул сквозь шевелящуюся, почти единую в своей тесноте плоть. Кроме того, я потеряла один бластер-пулемёт, но это казалось ерундой в сравнении с тем, что я всё ещё была в игре.
Винсон развернул меня вновь спина к спине, и я успела отстрелить летучего монстра, прыгнувшего прямиком на моего напарника. Квиты. Кажется, я начала понимать психологическую подоплёку деления на боевые тройки. Драться легче, когда понимаешь, что защищаешь чью-то спину.
На седьмой минуте, войдя в машинальный ритм бойни (подтверждаю – не драки, а именно бойни!), я вдруг почуяла: с Винсоном что-то не так. До сих пор он дрался методично, словно на тренировке; берёг дыхание и время от времени подсказывал о внезапной опасности. Теперь же он молчал, и его дыхание больше напоминало об азартном игроке. Сначала я как-то не обратила внимания: ну, сменил стиль боя, ну, устал, ну и что? Главное, мы ещё «живы»… Но всё же червячок беспокойства точил…
На восьмой минуте озверевшая (во всех смыслах) толпа буквально примяла нас с Винсоном спина к спине. Пришлось резко увеличить темп обороны. Расчистив вокруг себя площадку на расстоянии вытянутой руки, я увидела: впереди – пустой коридор. И только хотела поделиться радостной вестью, как задыхающийся голос Ника Имбри за моей спиной трудно выговорил:
 

– Ты как? Живая?

 
От ярости у меня потемнело в глазах.
21.
Потемнело у меня. Потемнело у других команд.
 

– Что это?! – изумился Лекс Берёза. – Аппаратура ещё никогда не отказывала. Секундочку, я сейчас посмотрю.

– Секундочки тебе не хватит, – отрезал Брент. – Все свободны, кроме Имбри и Уиверн. Имбри, пошли со мной. Тайгер, через пять минут приведи ко мне Ату.

 
Барракуда радостно заржал. Как и все, выбывшие из игры, он продолжал наблюдать за её ходом уже в качестве зрителя и видел наше столкновение с Имбри, точнее – момент, после которого компьютер сбоил. Кажется, он решил, что я просто остановила игру, чтобы надрать задницу Нику Имбри. И я поневоле задумалась, что это за дружок у Имбри, если он так охотно хихикает, задень кто его приятеля.
Мид быстренько обежал всё ещё сидящие за столиками боевые тройки и запустил бурное обсуждение восьмиминутной игры. Имбри он деликатно заменил Винсоном и вскоре сам уселся с ним и Барракудой. Таким образом, все оказались заняты делом, пока Берёза отслеживал повреждения.
 

– Ты так ненавидишь Имбри? – спросил Эрик.

– Как – так?

– На уровне инстинкта. Обернулась – он, и – взрыв.

– Глупости. Если уж тебе так хочется узнать подноготную, то вот она: твоим языком выражаясь, у моей ненависти уровень рефлекса. Сначала мою спину прикрывал Эдд Уэст из агентства – Имбри лишил меня прикрытия. Сегодня защищал Винсон. Это был шок – услышать голос не Винсона, а этого… этого…

– Ладно, не ищи слов, – вздохнул лейтенант, – пошли к Бренту. Он, наверное, уже заждался нас.

 
Заждался – это ещё мягко сказано. Он ходил по своему отсеку, кстати, более комфортабельному и обширному, чем наши, ходил, едва сдерживая злость.
Он даже сесть мне не дал. Подошёл, уставился суженными глазами.
 

– Мы летим на помощь целой планете. Может быть, там нас ждут отчаявшиеся люди. Вы оба согласились на эту поездку. (Имбри что-то недовольно проворчал) Так почему бы вам не прекратить свои личные распри?! Что ты сделала с компьютером?!

– Я предупреждала…

– Но сначала ничего не было! – сорвался майор. – Аппаратура при тебе работала нормально! В чём же дело?! Из-за твоей свары с Имбри!..

– Наверное, я могу объяснить, что случилось, – сказал Тайгер. Он с удобством устроился в кресле, неподалёку от насупившегося Имбри. – Ата потеряла контроль над собой. От неожиданности. Более подробно это выглядит так: видимо, ещё с детства Ата развила экстрасенсорные способности. Возможно, ей в этом кто-то помогал. Мне нетрудно представить, что было вокруг девочки Аты, когда она ещё не умела сдерживать эмоции и желания. Любой прибор в её присутствии либо тихо ломался, либо взрывался. Ата, это ведь ещё одна причина, почему ты ставишь вокруг себя эмпатоблоки?

– Ты уверен? – подозрительно глянул на него Брент.

– Куда деваться, я ведь тоже работаю с энергией. Правда, мои способности гораздо ниже, примерно, как у Дайкса.

 
Тайгер не упомянул сидящего здесь же Ника Имбри, из чего я заключила, что Эрик «не видит». Он может угадать экстрасенса по его действиям или по результату его деятельности, но никак – по движению энергии в личном пространстве человека.
 

– Ты очень сильный экстрасенс? – спросил меня Брент.

– Уточните, что вы имеете в виду под определением "сильный экстрасенс", – хмуро предложила я. – Сила ведь может быть разная.

– Например?

– Можно просто иметь сильную энергию. Можно уметь ею манипулировать. Можно жить со всем этим и считать, что эта способность естественна, как способность метко стрелять.

– Ата, я задал вопрос, на который ожидал услышать "да" или "нет", – саркастически сказал майор. – В ответ слышу минилекцию. Может быть, я и правда неправильно сформулировал вопрос. Хорошо. Итак, как ты считаешь сама, ты сильная?

 
Я помолчала, прикидывая. В конце концов, мне впервые задают вопрос такого рода. Оценить себя трудно. Поэтому сказала осторожно:
 

– Ну, поскольку я срываюсь и не всегда могу себя сразу переключить на работу с энергией, то, наверное, экстрасенс из меня не очень.

– То есть, насколько я понял, всё решает разница между умением и владением. Если бы ты не только умела, но и владела…

– Правильно. Была бы идеальным экстрасенсом.

 
Глаза майора вдруг вспыхнули.
 

– Ты дралась там, в коридоре… А столкнувшись с живыми уродами, могла бы использовать свои силы, чтоб их уничтожить?

 
Вопрос поставил меня в тупик. Откуда мне знать, когда я ни разу не думала о таком применении энергии? Так честно и ответила:
 

– Не знаю.

– Никогда не пробовала?

– Окстись, Брент! Откуда?! Я ж их впервые вижу!

– Ну, хорошо.

 
Майор откинулся на спинку стула, на который наконец сел. Села и я. После небольшой паузы, рассеянно оглядывая отсек, Брент увидел Ника Имбри и – вспомнил, по какому поводу вызвал нас.
 

– Мне нужно… Нет, всей нашей команде нужно, чтобы до конца нашей миссии вы оба друг с другом не воевали. Это приказ. Меня поняли?

 
Имбри дёрнул плечом. Вроде как согласен.
 

– Ладно, – неохотно сказала я.

– Нет, не ладно, – возразил майор. – Обменяйтесь рукопожатием, тогда я приму твоё "ладно".

 
Мы встали и пожали друг другу руки. Я – вяло, Имбри – безразлично, как здороваются с человеком, до которого и дела нет, но он протянул ладонь – и приходится…
 

– Можем идти? – спросил Имбри.

– Ещё один вопрос. Точнее, проблема, – вздохнул майор и почти искательно взглянул на Имбри. – Барри Боуэн. Он и правда что-то вспоминает?

– А, надоел. Бормочет и бормочет о тенях.

– Ник, ассоциаций никаких? Ты видел сон с тенями, Барри бормочет о них?

– Ассоциация одна: если я видел чужой сон, почему бы и Барри его не увидеть?

– Уж кто-кто, а ты должен знать: сириусец помнит сны с момента засыпания до пробуждения. До последней детали. Тем более, Барри безуспешно пытался вспомнить миф или легенду, пока ты был в больничном отсеке. При виде тебя он соотнёс, как он выразился, "шепчущие тени" с твоим сном. Но ведь во сне тени молчали. А воспоминания Боуэна связаны не только с шёпотом, но и с шорохом теней.

– И чего вы от меня-то хотите?

– Уговори Боуэна попробовать вспомнить с МПК.

– Уговаривать Барри? На МПК?! Гиблое дело!

– Майор, разрешите мне поговорить с Имбри, – вмешалась я.

 
Обозлённый, но ещё не доведённый до высшей точки кипения Брент кивнул. Имбри сунул руки в карманы комбинезона и выжидающе улыбался. Я оглянулась на заинтересованного лейтенанта и сказала Имбри:
 

– Пошли – выйдем?

– Пошли! – Он чуть передразнил меня. Кажется, ему-то было весело.

 
За порогом майорова отсека я проверила, плотно ли закрыта дверь, и обернулась к Имбри. Он стоял в шаге от меня. Так что, повернувшись, я едва не ткнулась носом в его грудь.
 

– Ну? – достаточно высокомерно осведомился он.

 
Поколебавшись, я подняла руку коснуться его левой щеки – так, чтобы кончики пальцев касались и небольшого углубления на височной кости.
Имбри сначала удивился, затем криво усмехнулся.
 

– Ты собираешься подготовить меня на разговор с Боуэном?

 
Телепатия мне всегда давалась с трудом, поскольку пользовалась ею редко. Но при физическом контакте я говорила легко.
«Перечисляя экстрасенсов на борту катера, Тайгер не упомянул твоего имени. Поэтому сейчас и здесь я занимаюсь шантажом: не захочешь уговорить Боуэна – скажу лейтенанту с майором, кто ты».
Ошеломлённый Имбри качнулся от моей ладони. Мне пришлось сделать шаг, чтобы контакт не обрывался. Привыкая к ощущениям, чернявый помедлил с ответом.
«А мне плевать, будут они знать или нет».
«Хорошо. Этот шантаж не получился. Но это был первый вариант. У меня в запасе второй. Ведь я очень хочу вернуться живой с Персея. Итак, слушай следующее условие: если не уговоришь Боуэна – я блокирую твои способности управлять энергией».
У Ника Имбри перехватило дыхание. Ещё бы. Работать с энергией – сильнейший наркотик, это умение превращается в часть твоей жизни, потеряв которую, первое время адаптации к обычной жизни чувствуешь себя выброшенным за борт, беззащитным до дрожи в коленках.
«Ты… это можешь?» – шёпотом спросил он.
«Хочешь проверить? Сутки блокирования – как смотришь?»
 

– Нет! Я согласен! Я поговорю с Боуэном! – Забывшись, он сказал это вслух. – Но только поговорю. Попытаюсь его уломать. Но ведь сириусец упрям, как черт. А если у меня не получится? Просто не получится?

– На что падок Боуэн? – я тоже заговорила вслух.

 
Имбри помолчал, вспоминая и с сожалением проводив взглядом мою ладонь, которую я убрала с его щеки.
 

– Вроде ему понравился один из скутеров в «предбаннике» катера. Помнишь, там было несколько челноков, а за ними – скутеры.

 
Я вспомнила наше впечатляющее пришествие на катер, когда следяще-сканирующие приборы взорвались. Майору пришлось укрывать нас плотным чехлом, сорванным с одного из челноков. Скутеров я не видела, но за холмами челноков прятались зачехлённые холмики. Возможно, это и есть скутеры.
 

– Точно понравился?

– Да он гладил его, как котёнка!

– Ну, тогда отпадает необходимость в твоём разговоре с ним. Пусть этим займётся Брент. Ладно, пошли.

 
До двери в отсек майора всего шага три-четыре. Я ещё только разворачивалась, когда Имбри стремительно шагнул ко мне. Враждебностью от него не веяло, поэтому я спокойно переждала его поцелуй – тёплый выдох и прикосновение сухих губ к затылку. Только чуть дрогнули эмпатоблоки, а внутренний голос изумлённо вопросил: «Что это было?..»
 

– Это благодарность, что не тебе придётся говорить с Боуэном? – не оборачиваясь, спросила я.

 
Горячие сухие пальцы мягко скользнули по моей щеке.
 

– Ты странная, но почему-то напоминаешь мне… Это благодарность за напоминание.

 
Я ничего не поняла, но решила: как только разберёмся с Персеем, устрою Нику Имбри взбучку, чтобы не забывался, с кем имеет дело.
22.
Толстяк орал – пускал слюни, негодовал – и не сводил взгляда с доставленного в кают-компанию скутера. Несмотря на сопротивление, скутер быстро уложил Барракуду на лопатки. Окончательно и бесповоротно. Даже в жалобах Боуэна, что торг неуместен и нечестен, чётко слышалась нота неискренности. И жадности. В общем, в конце концов, Барракуда вцепился в руль скутера и горестно сказал, дрожащей лапой оглаживая сиденье:
 

– Ладно, ваша взяла. Где тут ваша мепека?

 
А у Тайгера вдруг подскочили брови. Я-то ничего не ощутила, но увидела: по раздражённым губам Барракуды змейкой промелькнула усмешка. Пришлось сопоставить реакцию биосенса и последующий взгляд Боуэна на Имбри, поспешно опустившего глаза, чтобы догадаться: эти два чёрта сговорились! Они знали, что Боуэна могут уговаривать на работу с МПК!.. Я вынуждена была отдать им должное: хитрованы своей выгоды не упустили. Интересно, скажет Эрик Бренту?
Лейтенант взглянул на меня. Я только улыбнулась. Промолчит. Но теперь нас с Эриком объединяет тайна двух закадычных дружков. Жаль, нельзя снова подойти к чернявому и, положив пальцы ему на висок, задать один-единственный вопрос. Думаю, от неожиданности он ляпнул бы правду. Мысленно-то.
Многого из Боуэна вытащить не удалось. Смутные фигуры, появившиеся на экране, идентифицировали как сириусцев, а Барракуда уточнил, что это его престарелые родичи. Он жутко обрадовался им и смачно начал было вспоминать тризну по одному из них, но на него зашикали. Как-то не все захотели разделить его каннибальские настроения.
Фигуры то появлялись, то исчезали. МПК искал в памяти Барракуды отклик на опорные фразы «шорох теней», «поедающие разум», а родичи Боуэна выдавливали информацию мимоходом и через огромные промежутки времени. Сложность была в том, что информация Боуэну не приснилась, а пряталась в памяти ребёнка, жадно слушавшего вместо сказки бормотание стариков.
Из оборванных фраз, намёков и сравнений всплыла легенда – точнее, миф, объясняющий, почему в некоей звёздной системе нельзя посещать единственную пригодную для жизни планету.
В общем и целом мы узнали следующее. Жила-была раса, больше всего на свете алчущая власти и бессмертия. Элитой расы, конечно же, являлись воины и учёные. Пока воины расширяли жизненное пространство, учёные фанатично искали или разрабатывали средство – сначала продления жизни (и они нашли его!), а затем – бессмертия.
А потом всё зашло в тупик: войны развязывались всё удачнее, последовал выход в космос, но стало опасно оставлять за спиной покорённые планеты, цивилизации которых могли однажды узнать, что горстке завоевателей приходится контролировать превосходящих по численности покорённых. Страшно было и подумать: а вдруг одна планета объединится с другой? А вдруг к ним примкнёт третья? Четвёртая?
Учёные тоже паниковали: они увеличили возраст, прибавив к нему ни много, ни мало лет пятьсот, но рождаемость на планете оставалась маленькой. Мужчины, в большинстве, воевали в космосе, а домой возвращались инвалиды и ветераны. При том бурном движении вперёд, которое задали военные, чистокровной расе грозила не просто ассимиляция, но полное растворение. А снобизм расы допустить этого не мог.
И тогда учёные ринулись по другому пути. Они провозгласили, что чистота расы не в плоти, а в субстанции, которую составляют разум и дух.
После долгих поисков (и бесконечных смертей стариков-добровольцев) фанатики добились своего. Они создали аппарат, вычленяющий из тела Субстанцию и вводящий её в герметичный контейнер. Внедрение Субстанции в молодые тела привезённых на планету пленников убедительно доказало: отныне раса завоевателей бессмертна! Ведь в камеру аппарата входили двое – старый воин и ничего не понимающий пленник, а выходил молодой завоеватель, с мозгами и духом которого всё было в порядке!
Из понятных опасений, за теми, кто прошёл камеру внедрения и получил новое тело, наблюдали планетарный год. Затем производство аппарата поставили на конвейер. Старики придирчиво отбирали себе будущую плоть среди пленников, уже прошедших строгий медицинский отбор. Помолодевших завоевателей отправляли в действующие части, и вот уж где они могли проявить ценнейший опыт вкупе с энергией молодости!
Воодушевлённая армада агрессоров вконец обнаглела, а учёные принялись за разработку мини-аппаратов, которые можно было бы установить на каждом космическом линкоре, чтобы не тратить время на путь домой, к планете Х…
А потом правительство захватчиков на планете, ближайшей к родине, потеряло с нею связь. Оккупационное правительство выждало с месяц, примерило ситуацию со своей колокольни и послало по всем форпостам сигнал бедствия: возможное нападение!
Армада агрессоров развернулась, добралась до Х, десантировала группами отборных частей. Вовремя не спохватились. Каждой группе десанта казалось, что уж она-то неуязвима. Лишь когда на орбите осталось несколько линкоров, резко поумневший военачальник последнего военного соединения опомнился и велел забрать с пустых линкоров экипажи космолётчиков.
Когда-то родная планета – ныне пожравшая собственных детей бездна – страшила агрессоров настолько, что они предпочли высадиться на одной из тихих, оккупированных ими планет. Где с ними и произошло то, чего так боялись ревнители чистой крови: воины со временем растворились в местном населении. Не помогло даже долгожительство…
Прошли века, прежде чем появились смельчаки, рискнувшие посетить планету Х. Причём смельчаки первые и последние. Именно они разнесли весть, что планета безлюдна, хотя флора и мелкая фауна процветают. Что на поверхности планеты больше часа оставаться нельзя – такая постепенно охватывает жуть. Что города на Х целёхоньки. Что самый большой город стоит на побережье, но, к сожалению, посетить его просто страшно (к сожалению, поскольку смельчаки – охотники за ценностями, короче – грабители). Что остававшиеся на Х больше часа почти сразу сходили с ума. Что же до процесса сумасшествия, спустившиеся на планету говорили, что слышат шорохи и видят неясные тени… В конце концов, на посещения планеты Х наложили негласное вето.
Миф обвинял учёных планеты Х в создании чудовищ – теней, поедающих разум. Так объясняли безумие тех, кто осмелился спуститься на проклятую планету. Кроме того, создатели мифа были убеждены, что учёные-злодеи не просто выделили Субстанцию разума и духа, но, пытаясь усовершенствовать соотечественников, вмешались в её структуру, что и привело к катастрофе всепланетного масштаба. А значит – можно говорить об искусственном разуме… Вот почему Барракуда, на чью память мы вчера надавили, выдал именно эти фразочки: «искусственный разум шиворот-навыворот», «шорохи»…
 

– Вы думаете, воспоминания Боуэна и персейские события – одно и то же? – с сомнением спросил Марк Флик.