Текст книги "Смерть на фуршете"

Автор книги: Сергей Дмитренко

Соавторы: Наталья Кременчук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Перепись посещения

– Многовато впечатлений для одного дня! – пролепетала Ксения.

– С кем поведешься, – с гордостью проговорил Трешнев. – Начинай, Ксюха, думать о своем алиби.

– Мое алиби – ты! – решительно проговорила Ксения. – Я от тебя ни на шаг не отходила.

– Зато я отходил. И, в частности, в ретирадное место. Его в верхнем нашли? – обратился Трешнев к Гавриле, застывшему возле них.

Тот кивнул.

– Таковой я и посетил… Правда, не далее писсуаров… извини, Ксения Витальевна, за подробности…

– А он… в кабинке… Кто-то увидел: нога торчит… заглянули… Егор тоже в это время там оказался…

– Значит, оставил отпечатки пальцев… Ну, наверное, здесь многих прокатают…

Тяжело поднимаясь по ступеням парадной лестницы, к ним приближался президент Академии фуршетов.

Бросил на Ксению растерянный взгляд, посмотрел на Трешнева.

– Я вместо Инессы, – произнесла она, понимая, что говорит не то.

– Это Ксения, – с голубиной кротостью пояснил президенту Трешнев. – А Инесса избежала этого аттракциона. Удачно задержалась на работе.

– Что за аттракцион? – спросил президент, пристально всматриваясь в сторону фуршетных столов. – Опять «Бестер» со своими сюрпризами чудит?

– Да, но на этот раз особенно круто! Если это не испортит тебе аппетита…

– Хотел бы я узнать, что может мне испортить аппетит!

– Убили Горчаковского. – Гаврила по-прежнему оставался неестественно бледным. – Нового лауреата.

– Ну, эту информацию я пока не переварил. Взаправду убили, или это у них хеппенинг такой?

– Леша, ты же знаешь, что я никогда про смерть не шучу! – Кажется, Ксения впервые увидела сегодня более или менее серьезного Трешнева. – Ну, разве что похороню кого-нибудь по ошибке в своих репортажах…

Вдруг он замолк и внимательно посмотрел на Гаврилу.

– А может, правда? Президент-то у нас мудрый. Точно не перформанс?

Ксения огляделась. Танцующие пары, после того как смолкла музыка, полузастыли, неслышно о чем-то переговариваясь. Музыканты отставили инструменты и, как видно, ждали новых распоряжений. Оставшихся фуршетирующих было не так мало, и они, вероятно, перешли на полушепот. На огромное фойе наползала нехорошая тишина.

– Так, – сказал президент Академии фуршетов. – Ежели они меня не выпустили, а предложили заниматься своим делом… То дело мне известно. У вас что-то осталось?

– Обижаешь, – протянул Трешнев. – И «Бестера», и нас. Все накрыто, Воля на карауле.

Они прошли к своему столику и коротко рассказали Воле и Беркутову о происшедшем.

– Вот и застряли, – более чем с досадой воскликнул Георгий Орестович, – а у меня в полночь поезд!

– Далеко? – сочувственно спросил Гаврила.

– Ближе некуда! В Питер! Я ведь только потому и торчу здесь, что домой ехать далеко. Думал: перекантуюсь до поезда… И сумка с собой, в гардеробе.

– Подожди отчаиваться. – Трешнев пришел в себя. – Купряшин же сказал: это недолго. Народу много. Скорее всего, перепишут нас… может, обыщут немного… Заодно халявщиков узнаем поближе!

– Амазаспа Гивиевича и Парасольку я встретил у метро, – меланхолически проговорил президент, тщательно пережевывая шашлык.

– Ну, молодцы! – с истовым восхищением воскликнул Трешнев.

– Нас ведь никто за штаны не держал, – заметил Караванов.

– Я пойду туда… – Гаврила неопределенно махнул рукой наверх. – Поддержу Егора. А то ведь всех, кто там был, местная охрана задержала и никуда не пускает.

– И вас задержат! – уверенно сказал Трешнев.

Все это время Ксения копалась в своей сумочке, ища паспорт. И не нашла его.

– Я паспорт забыла. – Она чуть не плакала. – Есть только пропуск в институт.

– Нет нужды волноваться, – с прежней размеренностью проговорил президент, принимаясь за салат «Цезарь». – Народу много, люди достаточно серьезные. Посмотрите, половина с мобилками у рта, что ж, думаете, они домой звонят? Это клокочуще горячая новость! Не то что шашлык, который я съел…

– Пришел бы вовремя – имел бы в кондиции, да и с собой прихватил бы. И уже домой ехал! – с ворчливой иронией вставил Трешнев.

То там, то сям раздавалось журчание мелодий мобильных телефонов.

– Не смог! – сокрушенно произнес президент, не отрываясь от «Цезаря». – Задержался на открытии персоналки в галерее «Бандан». Художники, особенно если это художницы, тоже, знаешь ли, бывают болтливы.

– Верно, и фуршет, судя по твоему аппетиту, там был не ахти!

– Я и не понял как следует. Перехватил что-то – и к вам!

– Прибыл успешно!

– Кстати, надо пойти еще вина взять. Этого маловато, а с минуты на минуту все свернут.

– Думаешь? – озабоченно спросил Трешнев, который, по наблюдениям Ксении, влил в себя не меньше двух стаканов виски. – А может, нам уже хватит?

– Ну, я еще, правду сказать, не начинал, а вы сами решайте. Как только появится полиция и сыскари – все, дело пропало. Проверка документов, обыск, дача показаний… Далее по сценарию. И – «Встать! Суд идет!».

Люди, находившиеся в фойе, после объявления Купряшина оставались – и это невероятно удивило Ксению – почти неподвижными, и было непонятно: то ли их так заворожила просьба председателя жюри, то ли они также разными путями узнали о смерти Горчаковского и теперь, в оцепенении, обдумывали происшедшее.

Вдруг снизу от дверей пошел шум, коротко и с достоинством прозвучал собачий рык.

– На помощь жегловым и шараповым приехали глазычевы! – вздохнул Беркутов. Достал телефон и посмотрел время. – Может, и успею на поезд.

– Надо оказаться среди первых на выход! – сказал Трешнев. – Чтоб шмон с нас начали.

– Но суетиться тоже не будем, – заявил президент, не прерывая процесса очищения тарелок от яств. – Они к суете относятся нервно.

– В конце концов, – возмутился Беркутов, – я им покажу билет! У них на торжественных церемониях лауреатов лущат, а я должен убытки нести! Я билет, между прочим, на свои деньги покупал и собираюсь не на крейсер «Аврора» любоваться, а в рукописном отделе Пушкинского дома работать!

– Кстати, – оживился Трешнев, – скоро ведь объявят лауреатов премии «Пушкинский Дом»! Господа, вы запланировали себе это мероприятие?

– Сейчас возьмут с нас подписку о невыезде, и все огребем в достатке, – произнес дальновидный Ласов. – А десерт был?

– Леша, в нашем возрасте уже не надо увлекаться углеводами! – наставительно сказал Трешнев. – Кушай фрукты!

– Меня от волнения всегда тянет на сладкое, – признался президент.

Мимо них уверенно-неспешным шагом прошли три человека в штатском с золотистой собакой на поводке.

– Дамы и господа! – вновь сверху на их головы понесся голос Купряшина. – К глубокому прискорбию, наша встреча омрачена трагическим происшествием, которое потребует вмешательства работников соответствующих органов. Просим всех отнестись к процедурам с пониманием.

Затем невидимый Купряшин объяснил, что для проведения следствия будут зарегистрированы все, кто находится в здании, и при необходимости досмотрены личные вещи.

Боковым зрением Ксения заметила, что после этих слов кое-кто за соседними столиками стал потихоньку выкладывать нечто из сумок и карманов.

Регистрация не займет много времени, продолжал наставлять Купряшин. Нужно приготовить паспорта или другие удостоверения личности и пройти к одному из двух столов, которые будут установлены у лестниц, ведущих на выход.

Ксения огляделась: столы, еще недавно заставленные напитками, теперь были перенесены к местам, обозначенным Купряшиным.

Вдали показался еще один кинолог с собакой, породу которой знают в России все, даже она, Ксения, – немецкая овчарка.

А Василий Николаевич вел свой инструктаж так, словно не занимался всю жизнь историей и теорией литературы, а руководил людьми в местах их массового скопления.

Возможно, высказывал он резонное предположение, у кого-то нет при себе никаких удостоверений личности. В этом случае следует подойти к столу в центре зала, желательно с кем-то из тех ваших спутников, кто таковое удостоверение имеет. Там же будут находиться он, Василий Николаевич Купряшин, и компетентные товарищи. Они помогут всем во всех проблемах и в свою очередь надеются на то, что присутствующие также помогут в расследовании трагического происшествия.

Ксения вдруг поняла, что Купряшин ни разу до сих пор не упомянул о том, что Горчаковский убит.

Оказалось, он оставил это для коды.

– Злодейски оборвана жизнь нового лауреата национальной литературной премии «Новый русский роман» Игоря Феликсовича Горчаковского, – загремел голос Купряшина, прежде мягко обволакивающий слух. – Любые наблюдения, факты, сомнения, которые есть у коллег, прошу незамедлительно сообщать при регистрации! Кто-то вел фото– и видеосъемку. Сейчас важно все! И, разумеется, в общих наших интересах – сохранение полного порядка.

Пока Купряшин говорил, Беркутов уже оказался у левого, ближайшего к ним регистрационного стола и нетерпеливо перетаптывался там, теребя в руках конверт с билетом.

– Ну вот, – сказал Трешнев. – Организация на уровне. Если им будет недостаточно твоего пропуска, подойдем к Купряшину. Он меня знает, я с паспортом и знаю тебя. Свой домашний адрес и телефон помнишь?

– Если ты пытаешься меня так успокоить, то у тебя не получается, – сказала Ксения.

Трешнев развел руками:

– Ну, что, акадэмики?! По последней, перед тем как сдаться властям…

У Гаврилы Бадова зазвонил телефон. Он ответил, стал слушать. Смугловатое лицо красавца брюнета вновь начало стремительно бледнеть.

Между тем как по заказу появился первый кинолог с ретривером, и золотистое чудо протащило его прямо к их столику, повертелось вокруг Караванова…

– Узнаёт друга… – неуверенно произнес Воля.

Гаврила опустил телефон и, заикаясь, спросил:

– Ч-что? Еще одно т-тело н-нашли?!

– Да, – спокойно ответил кинолог. – Женщину. По всему, удушение. Вероятно, шарфом.

Ретривер, оставив в покое Караванова, утащил своего хозяина в сторону Беркутова. И тут все увидели в левой руке кинолога прозрачный пластиковый пакет с маленькой желтой сандалией.

– Трешнев, это сон? – спросила Ксения. – Или надо просто упасть в обморок?

–  Здесь человек лишь снится сам себе. – Трешнев мигом выпил схваченную со стола стопку водки. – По снам у нас главный специалист Тима Почаенков. Но он редко появляется на летучих фуршетах. По твердому расписанию грузится дома… Стой здесь! Я сейчас!

И он неожиданно твердой походкой пошел к Беркутову, которого ретривер тоже оставил без особого внимания…

Дальнейшее запомнилось Ксении как сочетание провалов памяти с яркими картинками.

Вот Гавриле позвонил сверху удерживаемый там Егор и рассказал, что собака где-то в коридоре, за туалетом, нашла мертвую Элеонору Кущину.

Вот к ним возвратился совершенно растерянный Беркутов, уже переписанный и онумерованный, но не торопящийся на Ленинградский вокзал.

Вот они впятером – Гаврила Бадов никак не мог оставить своего завязшего друга – спускаются по лестнице. У каждого большой оранжевый ярлык с номером и печатью – свидетельство о том, что они переписаны, проверены и могут идти восвояси вплоть до приглашения к следователю. Если понадобится…

Если понадобится…

Возле самого выхода на столах возвышаются стопки ярких аудиокниг. «Главы из романа “Радужная стерлядь” читает народный артист Анатолий Пелепенченко».

Что-то не разбирают их уходящие…

Один только Георгий Орестович Беркутов подошел. Не теряя библиофилического самообладания, взял несколько штук.

– Я тоже возьму? – полуспросила Ксения у Трешнева.

Тот молча пожал плечами.

– Сейчас поеду на вокзал – сдам билет. – Беркутов засунул диски в сумку. – Все-таки не полностью стоимость потеряю… А завтра с утра – к следователю. Элеонора ведь одна в Москве. С мужем в разводе. А родители с внучкой, то есть с дочкой ее, в Кимрах… Так что придется мне всеми этими делами заниматься… Возьму с собой Гаврила Амиранова. Главное, чтоб он не напился по пути… И шарф откуда-то на ней взялся… Она же всегда только шейные платочки носила…

Сверху спускался Купряшин, сопровождая одного из двух строгих людей трешневского возраста, которые, сразу стало понятно, руководили всем и всеми.

Вдруг Трешнев шагнул им наперерез:

– Василий Николаевич! Извините, бога ради! – Это он уже к чину обратился. – Ведь сколько еды на столах осталось! Неужели ваших курсантиков не накормят?!

– Они на службе! – отрезал чин, продолжая движение к выходу.

– А мы здесь, по-вашему, гуляем! – и Трешнев совсем уже пьяно раскланялся перед кулаком Купряшина, который тот, спеша за начальником, все же высунул за свою спину.

Фуршет в рабочем порядке

Ксению разбудил звонок, и сквозь тяжелый сон она долго не могла сообразить: это разрывается не будильник, который поставила, чтобы не проспать после кошмаров накануне, и даже не ее мобильный, – это домашний телефон, от которого она уже начала отвыкать.

Все еще не разлепляя глаз, сняла трубку:

– Слушаю.

– Здравствуй, тетя!

– Кто это?! – Только вслушавшись в знакомый голос, наконец проснулась. – Борька! Племянничек!

В большой семье Забродиных у самой старшей дочери Марии родилась дочь Таисия. А она, Ксения, родилась у Екатерины, самой младшей дочери, шестого ребенка у деда и бабушки Забродиных. Но разница в возрасте между двоюродными сестрами, Ксенией и Таисией, была такова, что в год рождения Ксении Таисия как раз вышла замуж. А еще через три года родила сына, этого самого Борьку, как бы Ксениного племянника, а на самом деле лучшего друга отрочества и юности, с которым они проводили лето у дедушки и бабушки в Боровске, пока те были живы. Когда семьи большие, так бывает. Правда, теперь все реже.

– Ты знаешь, что Москва – это маленькая деревня? – спросил ее любимый Борька, а теперь подполковник юстиции Борис Томильцев.

– Догадываюсь.

– Ты что, меня тамвчера не видела? – И сразу было понятно, где – там.

– Кого я вообще тамвидела?.. – потрясла головой Ксения, чувствуя, что вновь начинает погружаться в мир, от которого, казалось, спряталась в провальном сне. – Ты о чем говоришь?!

– Мне еще вчера показалось, что ты мелькнула на убийстве Горчаковского и Кущиной, но у нас была такая запарка, что сразу я подойти к тебе не смог, а потом ты исчезла…

– Исчезла! Унесла ноги! А только вышли, на нас еще и пресса набросилась. Сенсация! При большом стечении народа писателя убили! Воронье! Спасибо курсантам, кое-как оттерли этих папарацци…

– У каждого своя работа. Загляни в Интернет или телевизор включи! Убийство дня! А может, и недели.

– Ну, ты в своем ведомстве об этой новости больше всех знаешь.

– То, что всех нас, и полицию, и следаков, и даже ФСБ, на уши поставили, – это правда! Но мы же не Шерлоки Холмсы и даже не майоры Пронины…

– Ты не майор, ты – подполковник! Хвастался ведь, когда присвоили…

– Хвастаться всегда легко. Короче, я попал в следственную группу по этому делу, а поскольку дело, как нам уже сказали, взял под контроль президент, значит, головной боли у группы будет много…

Ксения, которая вчера весь вечер только и слышала о президенте Академии фуршетов, а потом увидела его в действии, опять затрясла головой, чтобы сообразить: речь идет о несколько ином президенте. Впрочем, много у нас теперь в России президентов!

– Я знаешь как обрадовался, когда просмотрел списки и твою фамилию увидел! Позарез нужны люди, которые помогут в тонкости влезть, а не будут мозги крутить!

– Ну, если считаешь, что я помогу…

– Конечно, поможешь. И потом, ведь ты, скорее всего, там не одна была. Ты как вообще туда попала? Ведь литераторы вроде не твой круг? Может, пригласил кто? С кем-то познакомилась на вечере?

– Ну, конечно, пригласил… Ну, конечно, познакомилась… Их что, тоже к тебе тащить?

– Ты забыла, что всех вас вчера переписали. Можно, конечно, повесткой вызывать или курьером ввиду важности дела. Но им это надо? А так просто поговорим для начала в неформальной обстановке… Где-нибудь…

– На фуршете! – вырвалось у Ксении.

– Что? – не понял Борька. – На фуршете?.. Слушай, прекрасная идея! И официоза не будет, и уединиться там тоже есть где.

– Где «там»?

– В Международном пресс-центре «Мультмедиа»! Рядом с метро «Парк культуры». У них «круглые столы», пресс-конференции, брифинги и видеомосты идут непрерывно. Соответственно, в сопровождении фуршетов. Ты выясни, кто с тобой придет, а я пропуска закажу.

– Но сколько их привести? У меня, наверное, с десяток визиток за прошлый вечер скопилось.

– Десяток не надо! Но ничего не выбрасывай! Обязательно потребуется… Сегодня прихвати двух-трех… тех, с кем ты больше всего на этом вечере общалась… Встречаемся у метро «Парк культуры кольцевая»…

Понятно!

Значит, надо собрать президиум Академии фуршетов.

У Ксении были визитки Караванова и Ласова, а Трешнев ей свой телефон продиктовал незадолго до рокового купряшинского объявления.

Воля согласился сразу.

Сложнее оказалось с президентом Академии фуршетов. Он ответил шелестящим шепотом:

– Ксения? Конечно, помню. Что-то срочное? Где?

Выслушав предложение Томильцева встретиться, президент вздохнул:

– Я сейчас на презентации. Фуршет скоро начнется. Они неплохо накрыли. Но если твой Томильцев приглашает в пресс-центр и там будет еще что-то, я должен соразмерить… Ведь во второй половине дня надо быть еще в двух местах… Кстати, пропуск в «Мультмедиа» для меня заказывать не нужно, я там аккредитован на постоянной основе…

Андрея Филипповича она, как видно, разбудила. Говорил он полусдавленным, хриплым голосом, и можно было догадаться, что ему плохо.

Впрочем, узнав, из-за чего звонит Ксения, тут же взбодрился, сообщил, что сейчас выпьет ряженки и будет на месте вовремя.

После путешествия по лабиринтам Пресс-центра они оказались в довольно просторном холле со столами вдоль стены, на которых было тесно от корзинок с пирожками разнообразной формы, блюд с бутербродами и круассанами, эклерами и безе. По краям стояли две многоэтажные вазы с фруктами и виноградом.

– Вин нет, – с порога произнес президент Академии фуршетов, пронзительным взглядом окинувший эту панораму.

– Ну, мне рановато, – сказал Трешнев. – Я начинаю не ранее семнадцати часов.

– Но в такую жару бокал холодного шампанского не помешал бы, – заметил Караванов. Действительно, как и накануне, жара расплющивала Москву.

– Там, – пояснил Борис, показав на широкие серые двери, – сейчас идет онлайн-конференция, это для них накрыли. Так что берите, кому что глянется, и пройдем в один кабинетик поблизости, где можно будет спокойно все обсудить…

– Конспиративное помещение? – деловито осведомился Трешнев, оглядывая окна с полузакрытыми жалюзи.

– Вроде того, – неопределенно ответил Борька. – Удобно для таких случаев. – Можете быть откровенны: все под контролем. Без утечки информации.

Трешнев понимающе улыбнулся, посмотрев на какие-то цилиндрики над дверью.

– Противопожарные датчики, – улыбнулся и Борька.

После коротких взаимных представлений (об Академии фуршетов пока не было сказано ни слова) и энергичного обсуждения шума вокруг двойного убийства, который неостановимо рос в Интернете и в массмедиа, перешли к делу.

Борис сомневался в том, что убийца или убийцы могли оказаться среди тех посетителей, кого они переписали. Разумеется, все будут тщательно проверены, но сейчас важнее собрать их свидетельства, привлекшие внимание детали, странности, реплики…

– Тогда идите от финалистов, – сказал Трешнев. Пренебрегши кофе, он жадно пил минеральную воду. – Не думаю, что все они были довольны решением жюри.

– Их алиби тоже проверяется. Димитров, перекусив на фуршете, через час уже был в прямом эфире радиостанции «Самострой», где он ведет авторскую передачу о разрушении исторического центра Москвы и других российских городов. Затем, как финалист премии, записал два интервью для каналов «Иерусалимское время» и «Аль-Джазира», после чего появился на экранах телевизоров и компьютеров среди пассажиров ночной подземки в качестве модератора ежедневного флешмоб-шоу «ДИМИТРОВское метро».

Ксения ошарашенно слушала и вдруг подумала о том, что, если бы этот великий человек задумал убийство, он бы и алиби себе выстроил безупречно.

– Борис Савельевич Ребров, Арина Старцева и ребровская внучка Тамара так и не расстались. Многие видели, что они вдруг быстро собрались и ушли с фуршета вместе, при еще живом Горчаковском, и вместе же уехали на автомобиле, вызванном Купряшиным, к Борису Савельевичу на дачу.

Вроде не было проблем с алиби и у Данияры Мальмет. В неотлучном сопровождении своих суровых спутников (сейчас их пробивают на принадлежность к нелегальным мигрантам или на связь с ними) она сразу после раздачи интервью уехала в «Президент-отель», где для нее был снят номер, а потом еще долго ужинала-завтракала в тамошнем ресторане в расширенной компании друзей и земляков.

Проблемы были только с Антоном Абарбаровым. Никто не видел, когда и как он ушел с церемонии. Все его телефоны, которые были у следствия, не отвечали, квартира, где он зарегистрирован, была заперта. Антон попросту исчез.

– Это нас тревожит, – сказал Борис. – Весьма тревожит. Тем более что, по первым выводам экспертов, убили Горчаковского профессионально – фуршетной шпажкой для маслин, фруктов и сыров.

– Как это может быть?! – изумилась Ксения, вспомнив кучки разноцветных игрушечных шпажек на белой скатерти.

– Может, – тихо проговорил Борис. – Не буду вдаваться в подробности. Вам, надеюсь, такой навык никогда не понадобится. А вообще-то человек человека может убить чем угодно. Вот вы, писатели, садитесь за стол, берете самую банальную пластмассовую шариковую ручку и не подозреваете, что это грозное оружие!

– Почему же? Подозреваем, – благодушно, несмотря на все произошедшее, возразил Воля Караванов. – Читали у Маяковского кое-что и про это.

– Нет. В буквальном смысле слова. Шариковой ручкой убить куда проще, чем фуршетной шпажкой.

– Мы в основном, как и все, сразу в ноутбук пишем, – сказал президент Академии фуршетов.

Борис сидел за столом перед раскрытым ноутбуком.

– Кстати, о ноутбуках. Есть десятки способов убийства посредством ноутбука! Это попросту агрегат смерти!.. А если по делу, то Абарбаров служил в горячих точках – на Северном Кавказе, и, думаю, там много чему научился… Поэтому нам надо поскорее его разыскать и во всем разобраться.

– Я ведь видела его вчера на фуршете! – наконец опомнилась Ксения и нервно отщипнула виноградину от трешневской грозди. – Пил не закусывая, а при нем был очень неприятный… навязчивый… и тоже пьяный.

Борис защелкал клавишами.

На экране прошли одна за другой три фотографии Абарбарова при пьянице в ковбойке. На одной со спины, с краю, виднелась она, Ксения.

Ничего себе! Выходит, они не только переписаны…

– Разумеется, мы еще вчера начали собирать все фотографии и видео с церемонии. – Борька словно услышал ее немой вопрос. – Там есть кое-какие юридические тонкости, но мы надеемся, что литераторы нас поймут правильно, а не будут по привычке кричать о возрождении тоталитаризма. Во всем мире так делают. Ведь убили ваших коллег, а многие вели свою съемку и могли снять то, что нам нужно.

– «Блоу-ап», – сказал Трешнев.

– Что? – не понял Борька. Она, впрочем, тоже не поняла.

– Есть такой фильм, – пояснил президент. – Там как раз это и происходит: фотограф снимает одно, а потом обнаруживает в кадре и другое – убийцу.

– Шел в комнату – попал в другую, – так же отрешенно произнес Трешнев.

– С вами не скучно, – улыбнулся Борька. – Что-то знакомое. А фильм я посмотрю обязательно.

У Трешнева неожиданно заиграла пахмутовская «Мелодия», всем, и Ксении в том числе, знакомая по песне в исполнении Магомаева. Академик-метр д’отель, извинившись, ответил, и его голос сразу приобрел бархатные оттенки.

Ему что-то говорили, он слушал, и его потрепанное вчерашним алкоголем лицо на глазах у всех разглаживалось.

– Конечно, знаю… Конечно, были… Вот как! Точно помнишь?.. Нет, я не сомневаюсь в твоих интеллектуальных способностях, просто дело очень серьезное… Я, кстати, сейчас беседую со следователем… Может, и ты приедешь?.. Ну, понятно… Договорились. Сразу позвони!

Своим сугубо женским чутьем Ксения поняла, что Трешнев разговаривает с Инессой.

Нажав на отбой, он посмотрел ей в душу своими зелеными глазами наглого кота и сказал как ни в чем не бывало:

– Звонила Инесса. У нее сейчас перемена, поэтому коротко…

«Убить Трешнева здесь же! Дайте ноутбук!»

– Очень важная информация. Конечно, Инесса уже слышала и про убийства, и про то, что вокруг. Но как раз про Абарбарова сейчас мне напомнила, что он учился в нашем колледже. Уже тогда начинал писать, показывал мне свои первые рассказы, а я посоветовал ему поступать в Литинститут! Ксюня, помнишь его, когда ты у нас работала?

От этого «Ксюня» Ксения окончательно онемела и вновь потянулась к винограду на трешневской тарелке.

– В лицо я-то его точно не помню… сколько времени прошло… – продолжал рассуждать Трешнев, а Борис внимал этому похмельному дискурсу. – А не помню его потому, что фамилия у него была тогда другая. Не Абарбаров, а Каценелебоген… И вот Эсса… то есть Инесса, утверждает, что я ему еще тогда посоветовал взять какой-нибудь псевдоним покороче и попроще… – Он горделиво посмотрел на присутствующих, приобщая себя к славе Абарбарова, достигшего славы знаменитой премии. – В самом деле и рассказы его как-то начинают вспоминаться… Что-то о любви и разлуке… Да… Меня тогда порадовала его наблюдательность… много живых деталей… Неужели я тебе не давал их читать? Или это было не при тебе?

– Да, это было не при мне! – опомнилась Ксения. – Абарбаров вчера и вправду был заметно расстроен. Но после того как поговорил с Ребровым, вроде бы смягчился…

– Да, Антон действительно был парень мягкий, – будто окончательно вспомнив, подтвердил Трешнев. – Вот, даже в педколледж поперся… хотя Инесса говорит, он его не окончил… забрали в армию… попал в Чечню… Но, по ее словам, в Литинституте он точно учился…

Ксении, которая наблюдала вчера, как напивается, не пьянея, Трешнев, пришло в голову, что и Абарбаров тоже мог в таком виде схлестнуться с Горчаковским в туалете и при этом невзначай прикончить его…

Но что тогда произошло с Элеонорой Кущиной?

Стала свидетельницей и была тем же Абарбаровым задушена?..

После чего он не видимо ни для кого исчез… Убил, задушил и исчез в совершенно пьяном виде.

Бред!

– Можно еще ваши фотографии с Абарбаровым? – попросил Бориса президент.

Он, словно принюхиваясь, стал всматриваться в них, затем повернул ноутбук к Караванову:

– Воля, по-моему, это Пахарь-Фермер!

Академик… как его… учреводитель тоже стал крутить фотографии…

– Да, Леша, конечно, это Пахарь-Фермер. Давненько мы его не видели.

– А мы его и не должны видеть. Он на наши фуршеты не ходит. И как раз это странно, что вдруг пришел.

Борис вопросительно смотрел на своих гостей.

– Мы с Владимиром знаем этого человека. Точнее, узнаем, – пояснил Ласов. – Это довольно известный конъюнктурщик-графоман, можно сказать, с трагической судьбой. Служил в пограничных войсках, начал перед самой перестройкой как комсомольский поэт в журнале «Молодая гвардия»… Но по причине особой бездарности даже с ними у него не сложилось. Одно время пытался уловить новые веяния, носился повсюду с поэмой «Пахарь-фермер», отчего и получил свое прозвище… Довольно навязчив…

– Это так! – подтвердила Ксения. – Более чем навязчив, попросту нахал. Он от Абарбарова не отходил, прилипал прямо. Хотя казалось, что они очень мало знакомы.

– Говорят, недавно он написал поэму к двадцатилетию КПРФ, но коммуняки его послали… – добавил Караванов. – Он и к Жириновскому подкатывался, но там дело чуть не закончилось мордобоем.

– Ну вот, – сказал Борис. – А говорите, не ходит на ваши фуршеты. Он, как видно, всюду ходит.

– Нет-нет. – Трешнев тоже стал рассматривать фотографии. – Этот товарищ действительно позиционирует себя как поэт-патриот, а почти всех остальных считает запроданцами США и Евросоюза… Хотя я, например, монархист-реформист и христианский фундаменталист… – И опять Ксении было непонятно, ёрничанье ли это или шутовское прикрытие чего-то серьезного. – Он на этой церемонии не должен был появляться. Не то чтобы там фильтры стоят и его бы не пропустили, просто потому, что он сам бы не пришел.

– По-моему, Андрюша, ты усложняешь! – возразил Ласов. – Человеку вдруг подперло выпить… или добавить… вот он и припер туда, где есть халява.

– А фамилию вы его не помните? – нетерпеливо спросил Борис.

– Кто ж ее вспомнит, – почти хором ответили члены президиума Академии фуршетов.

– Хотя, – Ласов поднял вверх палец, – я отсюда надеюсь успеть в библиотеку. Закажу там «Молодую гвардию», посмотрю его ранние публикации…

– Между прочим, – Трешнев был серьезен, – не хочу ни на кого бросать тень, но… вы же лучше меня понимаете, что все эти алиби личные. За каждым из лонглистников, подавно шортников стоит какое-то издательство. Победа Горчаковского – это поражение для этих издательств, потеря в тиражах. Финалист – не лауреат. Его можно раскручивать в короткий период между объявлениями шорт-листа и лауреата. А потом интерес у публики падает…

– Послушать вас, – сказал Борис, – так получается, что главное не хорошую книгу написать, а засветиться, попасть в какие-то таблоиды, в какие-то списки.

– Увы, – сказал Ласов, – реклама даже в советское время была отчасти двигателем торговли, а теперь это непреложная истина. Пушкин и не подозревал, каким новым смыслом наполнилось сейчас его выражение: «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать».

– Андрей совершенно прав, когда говорит об издательствах, которые после очередного премиального витка начинают нести убытки, – заговорил Караванов. – Хотя я, честно говоря, не очень верю, что кто-то из издателей пролетевших разозлился до того, что незамедлительно заказал счастливого лауреата. А вот в какое-то аффективное убийство вполне верю. И, главное, я не стал бы забывать о самом Игоре Горчаковском.

– Что вы имеете в виду? – насторожился Борис.

– Алиби ему, увы, не требуется, но надо обратить внимание на его, так сказать, творческий путь. Ведь Игорь не сразу стал лицом «Бестера». Раскручивать его начинало совсем другое издательство.