Текст книги "Смерть на фуршете"

Автор книги: Сергей Дмитренко

Соавторы: Наталья Кременчук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Киевские последствия

Сашка был ошарашен происшедшим настолько, что утратил контроль за развитием фуршета и даже хлебнул горячительного. Он пытался выяснить у Ксении, что вообще-то произошло – розыгрыш, совпадение обстоятельств, какая-то замысловатая авантюра, но Ксения сама, забыв о мужниных предостережениях, выпила столько медовухи, что очнулась только утром.

Вошел Сашка, свежий и весь такой упругий, как нежинский огурец.

– Доброе утро, сударыня! Позвольте пригласить вас, Оксана Витальевна, на утренний кофе. Экипаж ждет.

Ксения спрыгнула с кровати:

– Мне надо срочно в Москву.

– У меня свободный день, а ночным поездом уедешь. Пока что у нас куча времени, – и Сашка стал стаскивать с себя майку.

– Стоп-стоп! Я, между прочим, с работы отпросилась всего на один день.

– И какой выход?!

– Я должна сегодня уехать.

Сашка совсем сложился в сгорбленную фигурку.

– Я ведь случайно приехала, по делу. Но впереди лето, отпуск, будем со Стефанией гостить у тебя так, что тебе надоест.

– Я повезу вас в Венецию! – загорелся Сашка. – Я знаю, Стефа мечтает…

– А как же труды по зарабатыванию на квартиру?

– Это копейки! Тем более что у меня сейчас приятель с семьей живет в Мюнхене. Прилетим туда, возьмем машину. Пять-шесть часов – и мы в городе Казановы и Тинто Брасса…

– Ты, по-моему, с собственной дочерью намылился туда ехать! И со мной, а не с любовницей.

– Какая любовница, Ксана! – вздохнул Сашка, вставая. – Давай так. Сейчас поеду привезу тебе билет на сегодня, а потом…

Но с билетами из Киева в Москву, как обычно, оказалось плохо – Сашка с трудом раздобыл место на вечерний авиарейс. Хотел отложить ее отъезд еще на сутки – «Кто тебя в Москве в полночь встретит?» – но она стояла на своем.

– Встретят. – Хотя действительно не знала кто. Трешневу дозвониться не удавалось.

Потом Сашке пришлось ездить по своим, неизвестно откуда вываливающимся делам.

Да и ее после авантюры Стебликивского не оставили без внимания.

Еще на фуршете, до того, как она отключилась, довольный, если не сказать, счастливый Стебликивский, как и обещал, дал пояснения, ответил на вопросы. Но проблемы, пришедшие вместе с согласием Ксении принять премию за этот «химерный роман», он снять не мог.

А они возникли.

Повесть была подписана девизом «Гаруда», и теперь Стебликивский предложил ей представляться как Оксана Гаруда, но ни в коем случае не открывать своих подлинных имени и фамилии. Он честно признался, что написал эту повесть или «химерный роман», как угодно, просто из развлечения, чтобы проверить еще раз нехитрое предположение: премии в жизни ничего не стоят, кроме денег, которые на них затрачены. Это всего лишь игра, более или менее красивая игра, которой не нужно ни придавать слишком большого значения, ни умалять ее места в нынешней литературной жизни. Для объективности оценки решил прикрыться подставной фигурой. А кто подойдет лучше молодой женщины? Подобрал таковую. Но сердцу молодой женщины, как и сердцу девы, нет закона. В последний момент они с намеченной для игры женщиной рассорились – проект оказался под угрозой… Но счастливо появилась Ксения – и все прошло как по маслу. Теперь от нее требуется только одно: сохранять полуинкогнито и поддерживать связь с ним. Ждать развития событий…

– Поскольку я согласилась сказать «а», постольку придется сказать и «б», и, может, «в»… Но не во всем я с вами согласна! – начала Ксения. – Во-первых, премии просто нужны как факт. Их должно быть много, и так постепенно произойдет их естественный отбор. Во-вторых, на премиях не только тратят, на них и зарабатывают. Наконец, среди премиального потока не может не быть интересных произведений. Несколько дней назад мне попалась повесть какой-то неведомой Муромцевой, включенная в шорт-лист российской Губернской премии, «Щедринки». Стала читать – и в одном месте не выдержала: залилась слезами, уткнулась в подушку. Думаю: что это со мной? Ведь давно уже ни над какими книжками не… Слишком бесхитростно и слишком – правдиво. Правда, все время не давал покоя вопрос: Муромцева просто не умеет писать, или это такой литературный прием? А может, только так и нужно – писать как плачется, как смеется?.. И потом еще долго не покидало ощущение, что номинантка из Рязани – едва ли не единственный живой человек, встретившийся мне на «Щедринке»… Из тех самых, которых обязано было заметитьжюри!

– Ну, это рудименты юношеского максимализма… – протянул Стебликивский. – «Единственный живой»… Ригоризм отрочества. Вас, наверное, еще мигрени мучают. А это болезнь молодости… Как исчезнут – все: будете спокойной и мудрой. А пока пойдемте выпьем за уже свершившийся успех…

Ждать развития событий, которое предрекал Стебликивский, долго не пришлось.

Уже к полудню ее каким-то образом вычислили телевизионщики и набросились с расспросами.

Люди из массмедиа были и вчера, но их умело разрулил и отдалил Стебликивский. Но что делать сейчас?!

Ксении вовсе не хотелось увязать в этой истории, и она вдруг вспомнила спасительную фразу, которую бросил кому-то Стебликивский: «По всем вопросам вам лучше связаться с литературным агентом Оксаны».

Вот и сейчас она стала отпихиваться от всех этой фразой, а на просьбу помочь связаться предлагала оставить визитку. Собрала их целую пачку.

Правда, попался один невероятно настырный юноша с какого-то кабельного телевидения. Он не хотел никаких литературных агентов. Он хотел здесь и сейчас.

– Не могу сейчас, – упиралась Ксения. – Уезжаю.

– Может, в поезде интервью…

– Я самолетом.

– А куда вы летите?

– В Крым, – ляпнула Ксения.

– Может, в Крыму?

– В Крыму я буду работать.

– Писать новую книгу?

– Да, писать новую книгу.

– Повесть, роман? Как он будет называться?

– Не знаю. – Ксения повернулась, чтобы идти, и вдруг непонятно как с языка сорвалось: – «Кизиловый утес».

Появившийся Сашка, при всей своей щирости, едва оттер интервьюера и горестно сообщил, что уединиться пока не получится, надо ехать в министерство культуры.

Ксению это не очень огорчило, тем более что она испытывала некоторую тревогу по случаю произошедшего минувшей ночью. В Москве придется разбираться…

– Но все же объясни мне, – не унимался Сашка, – что это за аттракцион вы провернули со Стебликивским? Что он задумал на старости лет? И почему ты? Тоже увлеклась литературой? В писатели потянуло?

– Не придавай этому слишком серьезного значения. Ничего особенного. Скоро все прояснится.

– А мне надо сегодня. Уже весь Киев гудит: Крамаренко привел якусь незнайому дивчину, которая получила «Панька». А завтра они и про то, что ты моя жена, прознают!

– Завтра я буду в Москве, а ты поменьше болтай, а многозначительно молчи. Знаешь, сколько можно сорвать дивидендов с неопределенности…

– Учи ученого! Но мне для себя надо знать, как это все случилось.

– Пока не надо. В таком состоянии ты естественнее сыграешь свою роль.

Так ничего и не сказала, хотя вместе колесили по Киеву полдня. Потом Сашку затребовали на проведение презентации какой-то электронной энциклопедии с вполне реальным фуршетом, для которого он тоже что-то обеспечивал. И в Киеве то же теперь ей привычное пространство литературных страстей с едой и питием стоя.

Сюда пришел и Стебликивский, которому Ксения с облегчением вручила журналистские визитки и коротко рассказала о напоре массмедиа.

Хитрющая улыбка не сходила с лица Всеволода Тарасовича.

– Прекрасно! Все идет в полном соответствии с моими расчетами. И даже лучше. Возвращайтесь в Москву, а с этими ребятами я разберусь…

Подскочил задерганный Сашка:

– Опять шушукаетесь, заговорщики! Я вас выведу на чистую воду!

– Спокойно, Сашко. – Стебликивский хлопнул несчастного мужа по плечу. – Никто тебя не обманывает. Я тебе на днях все расскажу. А пока – извините, тороплюсь.

Еще один канул в фуршетную толпу.

Сашка смотрел как загнанный жеребец.

– Я не пойму, – Ксения решила отвлечь его от ненужных фантазий, – ты что, Александр Александрович, перешел из интеллектуалов в рестораторы-официанты?

– И понимать нечего! Пока зарабатываю на квартиру, хватаюсь за любую копейку, то бишь гривну. Зато попутно набралось материала на увлекательную книжицу…

Но подробностей узнать не довелось – позвонил Трешнев.

Узнав, что Ксения летит ночным рейсом, просто взвыл.

– А я, идиот, полчаса назад выпил!

– Ну как же! Круглосуточное фуршетирование.

– Если бы! Просто вовлекли в празднование дня рождения на работе. Черт! Сейчас что-то придумаю и позвоню.

Он придумал.

Ксению встретит Инесса. На своей «Ладе-Надежде».

– А ты?

– Знаешь, не складывается. Когда приедешь, объясню. Правда. Но ты не волнуйся. Инесса сделает все, как надо.

Полунощные нимфы и ночные воровки

Все, больше переводных картинок в старой школьной папке не осталось. Не тех, матово-бледных, с едва проступающим рисунком, а отмытых, очищенных от шершавого верха, от накипи первых впечатлений, какими они становились после недолгого пребывания в воде. Да и можно ли верить искаженной собственными ощущениями и собственным эгоизмом памяти? Не ровен час, подумает кто, что так оно и в самом деле было.

Она вернется в Москву и скажет Трешневу, что больше в фуршетные игры не играет. И он не должен. Не должен Homo scribens– Человек пишущий – превращаться в Homme buffet– Человека фуршетного.

Про Homme buffetэто она придумала, когда летела ночным самолетом из Киева.

Надо кончать с этими играми, которые ровно ничего не стоят. Не может жизнь состоять из одних праздников. К тому же чужих. И у нее только один способ доказать это. Ведь даже у Инессы есть своя, не фуршетная жизнь, и на фуршетах она появляется только для того, чтобы отдохнуть от школьной рутины…

Но сейчас Инесса, в джинсах и в настоящей «косухе», стояла в ожидании ее в зале прилетов Домодедова. Одна.

По мере возможностей улыбнулись друг другу.

– Ну что, – спросила Ксения, – как не говорит Андрей Филиппович, пошли?

–  Пошли! – вдруг засмеялась Инесса. – Андрон сказал, что ты успешно съездила.

– Даже с приключениями! Дорогой расскажу.

– И «Кизиловый утес» привезла?

– А то! Без «Утеса» мне не вернуться.

Сели в машину.

– Покажи!

– Он же на турецком. Я даже заглядывать не стала.

– Давай, я немного татарский знаю. Мне все равно Трешневу отвозить.

– Что, прямо сейчас повезешь?

Инесса присвистнула:

– Ну, тебя встретить – это понятно. Куда ты отсюда одна в первом часу ночи?! Но я ему не курьер! Просто завтра-сегодня после школы завезу ему в редакцию.

– А сейчас чего не приехал?

– Темнит. Что-то семейное. Но то, что он под хмелем, точно. Звонил мне и каялся.

– И мне каялся. Надо нам за него взяться с этой стороны.

Инесса вздохнула:

– Пока что он за нас взялся.

Аэродромный шлагбаум проехали, и она резко рванула по шоссе.

– А как дела московские? – спросила Ксения. – Новости есть?

– Для меня нет, а наша тройка, конечно, не в простое. График если не круглосуточного, то ежедневного фуршетирования выдерживается неукоснительно. Правда, академики в свободное от фуршетов время обошли еще несколько подходящих библиотек и обнаружили, что «Кизилового утеса» нигде нет.

– Ну, это и до моего отъезда было.

– Хотя в библиотеке Института восточных и редких языков какой-то след Андрей отыскал. Книгу заказывали в марте, но потом она тоже исчезла, прямо с полки заказанных. Правда, он еще не все выяснил…

– То есть и здесь пусто.

– Если бы не помощь киевлян, оставалось только в турецкое посольство обратиться.

– Ну, теперь-то мы в порядке. Пусть сличают тексты.

– Только что из этого выйдет?

– Ты же видишь: Андрей увлекся!

– Или развлекается. Хотя я его понимаю. Вокруг одной книжки – столько трупов, но уже без первоначального шума. И медиа потихоньку переключается на новенькое горяченькое.

– А он сейчас их опять подогреет.

– Кто знает? Во всяком случае, мы пока что действуем как эксперты.

– Ты знаешь, хотя Борис и мой брат, я бы предпочла держаться от этой истории подальше. Они, следаки эти, особо не дергаются, и нам тоже нечего инициативу проявлять.

– То-то в Киев помчалась!

– У меня муж там. Почему не съездить за его счет?

– А-а-а… муж… – протянула Инесса. – А мой на печи сидит. Инструктор в бассейне с сауной…

Дальше ехали молча.

Разоткровенничаться Инесса не захотела.

Волевая женщина! Она и за рулем была сама уверенность, а на МКАДе даже полихачила среди грозно двигавшихся караванов фур.

Но все же Ксения не посоветовала заезжать в их двор: из-за неуемного благоустройства и наваленных повсюду кучек старого асфальта развернуться в нем, да еще в темноте было непросто.

– Хорошо, – хмыкнула Инесса. – И в самом деле зацеплю бампером за столбик какой-нибудь или за оградку… Слушай, а к тебе в туалет зайти можно?

– Что спрашиваешь! Чаю попьем… Если не торопишься.

– Ну, это в другой раз. Сейчас приткнусь – на въезде вроде есть свободный краешек…

– Подходи, шестой подъезд.

Инесса сдала назад, а Ксения, взяв сумку, побрела вдоль дома. Но долго ей шагать не пришлось. В майских, хотя уже густых кустах орешника, посаженных перед окнами, раздался не очень громкий шелест, потом какой-то шум… Ксения обернулась. Но в следующее мгновение кто-то прыгнул сзади нее. Последнее, что она почувствовала, – сильный удар в шею…

Очнулась Ксения сидящей на асфальте, спиной оперта на металлическую ограду палисадника.

Рядом на корточках сидела Инесса.

– Я же знаю, что жива! – сказала она радостно. – Что болит?

Ксения почувствовала, что саднит кожу на ноге.

– Коленку разодрала! – сказала она жалобно, всматриваясь в рану, плохо видную в полутьме двора. – Больно!

– Перестань ныть! Не больнее, чем эпиляция. Легко отделалась!

– А сумка моя где?!

– Сумка – увы! Сейчас… как бы нам… Посиди на лавочке у подъезда, а я к машине слетаю за телефоном. Вызовем полицию и «скорую».

– А «скорую» зачем?

– Ты же в стрессе! Вдруг сотрясение мозга! Что с тобой произошло, поняла?

– «Что-что»… По башке меня, то есть по шее ударили… И все, мрак. Ничего не помню. Не уходи, Инесса. Давай ко мне поднимемся и позвоним из квартиры. Мой-то телефон в сумке остался.

Поковыляли к подъезду.

– Да, вырубили меня здорово. Почти как Горчаковского и Кущину…

– Ужас какой! Что ты говоришь, Ксения!

– Испугаться не успела. Просто Андрей мне рассказывал, что их убили особым ударом…

– Знаю. Кошмар!

– Нет, это просто совпадение. Ночной грабеж, только и всего. Сама знаешь, сейчас в Москве это становится обычным делом… К счастью, у меня денег с собой почти не было. А паспорт брала только иностранный. Все равно в следующем году предстояло менять.

– Оптимистка!

– А что, мне действительно повезло.

У Ксении все же немного кружилась голова, а Инесса прихрамывала. В полосе света у очередного подъезда Ксения увидела, что джинсы ее теперь, получается, боевой подруги перепачканы в пыли.

– А с тобой что?

Инесса посмотрела. Усмехнулась:

– Поставила машину, пошла за тобой следом. Вдруг – бегут навстречу. Двое. В балаклавах. Одна с сумкой. Твоей. Я наперерез. Ту, что с сумкой, сбила с ног, но и сама на ногах не удержалась. А другая, представляешь, твоей же сумкой мне по башке заехала, когда я с поваленной балаклаву пыталась содрать. Тяжелая у тебя сумка, оказывается. Украинское сало везла?

– И сало, и колбасу! Хорошо, от горилки отказалась… Пьянство Трешнева нельзя поощрять.

– Да, – Инесса пригладила, а потом вдруг взъерошила волосы. – Это было бы слишком. То есть – слишком, если бы мне бутылкой по голове попало. А ты эти гостинцы Трешневу везла?

– Бутылку, как понимаешь, я все же не везла! А остальное – так, муж положил: дочке и тестю с тещей гостинцы. Но там и нам хватило бы угоститься… Слушай, а зачем на меня напали? И кто?! Гастарбайтеры нелегальные?

– Женскаго полу… В балаклавах, а в ушах – целые вереницы сережек… И татуировка на шее… Странные какие-то получаются гастарбайтерши… Пойдем вызовем полицию – пусть разбираются.

Побрели дальше.

– Я, когда по кумполу получила, было руки разжала, – продолжала вспоминать Инесса. – Эта вскочила, юркая, но я вторую за ногу схватила – и тоже, представляешь, она, они обе в трениках были, в костюмах спортивных, черных…

– Как раз такие и шьют нелегально в мастерских подпольных… – вставила Ксения.

– Штанина задралась, а там татуировка тоже мелькнула – змея. Кобра, кажется… Но они вдвоем как-то со мной, лежащей, справились… Я все же лицо берегла. И убежали.

– Да, вовлек нас Андрей Филиппович в приключения. Аппетит после такого потеряешь…

– А я как раз, когда разволнуюсь, ем без остановки. Приглашаешь? Но учти – подчищу твой холодильник. Превращу его в ледяную пустыню.

Чудесный переводчик

Полиция и дежурный следователь приехали на удивление быстро, зато оформление документов с осмотром места происшествия затянулось до рассвета. Инесса и Ксения решили еще до их приезда не распространяться о «Кизиловом утесе» и обо всем прочем, но подробнейше описали все обстоятельства нападения – пусть ищут.

Наконец блюстители правопорядка уехали.

– Хочешь – спи у меня, – предложила Ксения. Ее удивил звонок Инессы мужу в ожидании полиции.

Нет, сам по себе звонок был понятен. Ксения даже не удержалась от обычной в таких случаях фразы: «Не спит. Волнуется, конечно».

На что Инесса бросила:

– Конечно, не спит. Из Интернета не вылезает.

Ксения деликатно вышла, но слова Инессы слышала.

Разговор вышел очень коротким.

– Я задержусь на несколько часов… Нет, ничего страшного… Да, самолет опоздал… Все в порядке.

«Что, он даже не ревнует?» – удивилась Ксения.

Но такой вопрос в лоб не задашь, тем более Инессе.

А теперь домой едет.

Впрочем, Инесса тут же объяснила почему.

– Если сейчас задержусь, от тебя до меня по пробкам три часа тащиться буду. А сейчас пролечу как валькирия.

– Я тебя провожу!

– Это тебя, а не меня сопровождать надо. Сиди, а лучше ляг. Надо было и «скорую» вызвать. Вдруг все же у тебя сотрясение мозга.

– Голова не болит. Давай-ка хоть с тобой спущусь.

На воздухе уже рассвело.

– Пройдусь до твоей машины, – решила Ксения. – Кто на меня сейчас нападет? После того, как полиция приезжала…

Остановились у «Лады-Надежды».

– Все-таки, – сказала Ксения, – мы что-то делаем неправильно. Отдай Трешневу этот роман, чтоб он отнес его новому следователю. Ты – мать, я – мать, чего это мы должны чужую работу делать?! И с Борькой я поговорю, когда вернется.

Инесса молчала. Потом вздохнула:

– Ты пока что в поликлинику сходи. К терапевту для начала. Прием с восьми, знаешь. С головой не шутят. А еще лучше – врача на дом вызови.

– А как же грядущие фуршеты? – улыбнулась Ксения.

– Сегодня же попрошу президента эксклюзивно для тебя вынести что-нибудь деликатесно-диетическое и навестить пострадавшую в рамках послефуршетной заботы о людях.

«Трешнева попроси!» – взглядом сказала Ксения.

«Трешнев на посту!» – взглядом ответила Инесса.

Но продолжиться дуэли было не суждено.

Явный дворник, среднеазиатской наружности, в оранжевой жилетке, стоял перед ними.

– Доброе утро, госпожи, – довольно чисто по-русски сказал он. – Это не ваша? – обратился к Ксении.

В руках у него были ее дорожная сумка и раскрытый Ксенин загранпаспорт.

– Ее, конечно! – Инесса вцепилась в сумку. – Где вы ее взяли?

Дворник протянул Ксении паспорт.

– Ваш. Я так и увидел. Я ничего не брал. Только документы смотрел. Там лежала, – показал на кусты. – Меня диспетчер предупредила, что нападали.

Ксения уже рылась в сумке. Маленькая сумочка, которую она еще в аэропорту сунула в большую, была на месте. И кошелек в ней на месте, и полторы тыщи сторублевками, и двести гривен по пятьдесят. Подавно мелочь. И гостинцы не сперли. Но мобильника не было. Хороший, отец на новый год подарил…

– А телефон? – спросила она у дворника. – Телефона там не было?

– Ничего не брал, честное слово. Только в полицию не звоните.

– Чем ей звонить? – усмехнулась Инесса. – Наверное, мы тебе верим. Но в сумку ты полез совершенно зря. Надо было диспетчеру сдать.

– Знаю, – махнул рукой дворник. – Было бы еще хуже…

Но этот тезис развивать не стал.

Помолчал.

– Хотите, вместе пойдем, скажете, что я при вас нашел!

– Аллах с тобой, никуда мы уже не пойдем. Мне вообще ехать надо… Вполне прилично говорит по-русски, – обратилась она к Ксении. – Не то что наш… Только жестами изъясняется.

– Я по-русски хорошо говорю, – вдруг гордо сказал дворник. – И пишу тоже. Я школу с золотой медалью окончил. И с красным дипломом Киргизский государственный университет имени пятидесятилетия СССР, между прочим. В аспирантуру поступил…

Инесса и Ксения всмотрелись в бедного хвастуна:

– Надо же! А сколько же тебе лет?

– Сорок четырех лет скоро.

– Считай, одно поколение. Хорошо выглядишь. Но числительные склоняешь плохо.

– Забываю. Практики мало. И в Москве по-русски мало говорю.

– Понятно. А зовут тебя…

– Шабданбай. У вас Данилой называют.

– Скажи, пожалуйста, Шабданбай, ты какой факультет окончил?

– Исторический.

– А киргизский язык знаешь?

Шабданбай-Данила усмехнулся:

– И узбекский знаю, и татарский, и туркменский. Английский тоже знал хорошо. Я этнографией занимался.

Инесса открыла дверь своей «Надежды», достала из салона пакет с «Кизиловым утесом»:

– А это прочитать и перевести сможешь?

Дворник-историк всмотрелся в страницы, полистал:

– Это не смогу. Это, думаю, по-турецки.

– Правильно. Красный диплом подтверждается.

– А турок знакомых у вас нет? – оживилась Ксения.

– С турками мы не работаем. Но тут сейчас бригада асфальт кладет… там гагауз есть. Самосвал водит. Он, наверное, точно знает. В Кишиневе когда-то в их академии наук старшим научным сотрудником был… Он, правда, не этнограф, но ему понятнее будет…

Инесса посмотрела на часы и присвистнула.

– Пробки наворачиваются… Слушай… э-э… Данила. Сейчас я поеду, а ты проводи Ксению до ее подъезда. А когда твой гагауз приедет, дай ему мой телефон, пожалуйста. – Написала на листочке. – Только пусть позвонит обязательно. Сегодня он будет?

– Каждый день работают.

– Вот и передай! Надеюсь, все будет в порядке.

– И мне свой телефон запиши. Я ведь без связи осталась. И Андрея, пожалуйста.

Оба телефона Инесса написала по памяти, молча. Протянула бумажку.

– До свидания.

Дворник заглянул в листок.

– До свидания, Инесса Владиславовна, – не без усилий проговорил он.

Добравшись до квартиры, Ксения приняла душ. Все одно – после всех переживаний даже сонливости не было. И голова болеть перестала после таблетки парацетамола.

Выпила кофе и поплелась в поликлинику.

Но что поликлиника?

Ссадину на ее ноге Инесса замазала зеленкой так, что пришлось надеть летние брюки. А остальное у врачей особых эмоций не вызвало, хотя покачали головами, выслушав ее рассказ, даже сводили к главврачу; но сотрясение мозга не устанавливается, давление нормальное… Все же выдали больничный на три дня и – если что, вызывайте «скорую».

Да, впрочем, разве ей нужны какие-то последствия, осложнения?

Выпутаться бы из этого литературно-фуршетного лабиринта…

У дома ее поджидал ученый дворник.

– Ай, хорошо, что вас вижу. Не отвечает ваша Инесса… Владиславовна что-то. Никак не отвечает. А гагауз приехал. Сейчас асфальт вывалит и подойдет. Миша его зовут.

В ожидании Ксения, отыскавшая старую мобилку с симкой, которой пользовался Сашка, когда приезжал в Москву, стала звонить Инессе. Действительно, не отвечает. Позвонила Трешневу.

Негодяй, судя по голосу, еще спал. В десятом часу утра!

Как ни в чем не бывало проглотил сбивчиво бурлящий поток ее рассказа и то, что Инесса не отвечает на звонки.

– У меня с ней встреча в редакции. Это на Маросейке. Хочешь, приходи. И на вечер есть программа. В Музее Марины Цветаевой.

– Ты мне скажи, что с гагаузом делать, если он понадобится?

– Что делать?.. Он же вечером свободен, наверное. Пусть на фуршет приходит.

Гагауз оказался загорелым коренастым мужиком лет шестидесяти.

На вопрос, знает ли он турецкий язык, сказал, что знает также румынский и болгарский. И роман готов посмотреть, хотя у него почти нет времени. Работа, сплошная работа.

– Договоримся, – уверила Ксения. – Вы можете сегодня вечером прийти в музей Марины Цветаевой?

– Где это?

Ксения стала объяснять, как пройти к Борисоглебскому переулку, но гагауз Миша ее прервал:

– Знаю. Мы как-то плитку туда возили. Это там, где ваши знаменитый вяз спилили, под которым еще Наполеон сидел. Зимой, разве не помните?!

Ксения не помнила, но что-то про спиленный вяз слышала; впрочем, такие скандалы в Москве – на один день.

Расставшись с Мишей-гагаузом, позвонила Трешневу доложиться.

Вот и Трешнев не отвечает.

Хотя, скорее всего, после ее звонка снова прикорнул, а телефон мог и отключить.

Поехала на работу.

Шефессе она о своей киевской поездке не говорила. Отпрашивалась будто бы для того, чтобы дочку на дачу вывезти.

Дел накопилось порядком, да еще и эти самые дела премиальные. Старший научный сотрудник называется!

Потом позвонил Трешнев. И сразу зашумел:

– Ты хоть видела, что привезла?!

– А что я привезла?! – изумилась Ксения, но и обрадовалась: значит, с Инессой все в порядке. – Ксерокопию романа «Kiził Kaya» в турецком оригинале тыща девятьсот двадцать седьмого года издания. Стебликивский даже титульный лист отксерокопировал.

Трешнев засмеялся.

– Всеволод Тарасович еще и украинский перевод присовокупил. А ты, получается, даже не заглянула!

– Если ты думаешь, что гонял меня как банального курьера, думка твоя неправильная. Я к мужу ездила, а пакет этот просто по-дружески прихватила.

Трешнев молчал довольно долго.

– Что за украинский перевод? Откуда? Как он успел?

– Был очарован пленительной москалюхой настолько, что сидел ночь напролет, и к утру все было готово…

Теперь пришел черед молчать Ксении. «Вновь удобный случай, чтобы отключиться от этой фуршетиады навсегда», – думала она.

– Ладно тебе. – В голосе Трешнева хотелось услышать покаянные нотки, но он уже несся вперед. – Оказывается, семь лет назад в Киеве выпустили роман на украинском. «Кiзiлова скеля» он у них называется. А ты украинский знаешь. Так что сегодня же сличим.

– Получается, оригинал не нужен?

– Почему не нужен?! Мы же в итоге должны показать, что в романе Горчаковского перелицованный кусок чужого романа. Переводчик очень нужен. Ведь Адриана неожиданно позвали синхронистом на какую-то коммерческую тусовку. Впрочем, для верности нам даже лучше, чтобы посмотрел еще кто-то. Кстати, президент и Воля тоже тюркознатца поищут. Сейчас пошли на конференцию в Институт восточных и редких языков…

– С фуршетом? – не удержалась Ксения.

– С рахат-лукумом и земелахом, – без запинки отбил удар Трешнев, – можешь присоединиться, ибо они как раз во время фуршета постараются выяснить, куда пропал институтский экземпляр «Кизилового утеса». Там же поищут переводчика с турецкого.

– Это денег стоит, – напомнила Ксения.

– Решим в рабочем порядке. Сделаем помощника – или помощницу – действительным членом Академии фуршетов. До встречи в Доме Цветаевой.

– Не опаздывай! Рабочий человек придет, не то что мы с тобой.

Трешнев тем не менее опоздал к началу этого литературно-музыкального вечера, но ему, как нередко, повезло: гагауз Миша задержался на работе и приехал на Поварскую на своем самосвале.

Позвонил, чтобы к нему вышли: стоит на «аварийке».

Оставив Инессу в зале: «Ребята, если можно, я отдохну немного», – пошли вдвоем.

Влезли в кабину.

Переводчик посмотрел, прочитал что-то по-турецки из трех мест.

Выслушал задачу: сличить тексты и отметить в них совпадающие места.

– Это быстро не сделаешь.

– Нам пока не переводить надо, а сопоставить, – напомнил Трешнев. – Там главная трудность лишь в том, что анатолийские названия заменены на крымские.

– С этим я разберусь, – сказал Миша. – Но все равно работы много. Надо ведь обе книги прочитать вначале.

– А просмотреть нельзя? – нетерпеливо спросил Трешнев.

– Вам ведь точно надо, – напомнил Миша.

– Сколько это будет стоить? – не выдержал Трешнев. – И за какое время сделаете?

– Не в деньгах дело. Я, между прочим, еще в советское время исторический роман написал, про нашего деспота Добротицу. Слышали такого?

Трешнев развел руками.

– Хороший роман. Но не издали его. Обвинили меня в национализме. А потом вообще все повалилось. Даже не знаю, найду ли хоть один экземпляр машинописи.

– Предлагаю бартер, – оживился Трешнев. – Вы нам делаете сопоставление наших романов, а я сделаю все, чтобы издать роман про вашего деспота…

– Деспот – это у него титул такой. А на самом деле он был прогрессивный…

– Естественно. Найдите машинопись вашего романа, и мы его издадим. Здесь, в Москве. А пока помогите нам.

– Ну, добре. Давайте книги. Завтра привезу. В худшем случае послезавтра.

Трешнев сунул том «Стерляди» и распечатку «Утеса» в белый пластиковый пакет с надписью «Наши детективы – чтение, от которого невозможно оторваться», положил рядом с Мишей на сиденье.

– Звоните. Приедем куда скажете и заберем. Или где-нибудь на фуршете встретимся. Звоните. И конечно, свою рукопись ищите.

– Это мне надо в Кишинев ехать…

Вышли. Миша выключил «аварийку» и тронулся. Но сразу же затормозил. Высунулся из кабины:

– А ручкой можно пометки делать? А то у меня карандаша нет.

– Конечно, можно! – крикнул Трешнев. – Можно и с комментариями.

– Погоди! – спохватилась Ксения. – Ведь ты отдал текст, который мы столько искали, почти незнакомому человеку…

Трешнев смотрел на нее с сожалением.

– В Москве, хотя это не Киев, кое-где есть ксероксы. Я снял три копии. Еще одна – со мной, остальные – в моей редакции. Надеюсь, это безумие с изъятием экземпляров прекратилось раз и навсегда. Пусть простит меня покойный Игорь Феликсович, но до истины мы докопаемся. Хотя бы во имя безвинно погибшей Элеоноры и трагически отравившегося Позвонка.

– Может быть, надо было дать этому Мише также украинский перевод «Утеса»?

– Совершенно ему он не нужен. Для нас эта «Скэля» – шпаргалка, а комратскому полиглоту пристало работать с подлинником. А то еще увлечется сопоставлениями украинского перевода с оригиналом и притормозится.

– А про возможность издать его роман ты приврал?

– Скажи прямо, грубо, по-полковничьи: соврал! Сейчас есть возможность издать любую книгу. Была бы она написана. Нам надо сделать дело, а потом разберемся. Пока Миша свой роман разыщет, пока перечитает… Есть пространство для маневра.