Текст книги "Смерть на фуршете"

Автор книги: Сергей Дмитренко

Соавторы: Наталья Кременчук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

У логова хорька: под угрозой обыска

Встретиться с этим невероятным Валентином Задорожневым Трешнев договорился только через день – в воскресенье.

Место и время встречи выбирал Задорожнев, живший где-то на «Сходненской». Но, подтверждая свою экстравагантность и неординарность, предложил встретиться у метро «Таганская-кольцевая». Впрочем, Ксении ехать из Реутова было даже удобно.

Трешнев предупредил, что с ней они встретятся в метро пораньше, для инструктажа. И когда она минута в минуту появилась на «Марксистской», академик-метр д’отель ее уже ждал.

Вот он каков, Задорожнев! Даже Трешнева поставил на хронометраж.

Впрочем, наставления были предельно лаконичными. Говорит он, Трешнев. Ксения, как положено, внушительно молчит. Она для Задорожнева – следователь. Хочет решить некоторые проблемы по делу об убийстве Горчаковского – в рамках закона, но неформально. Попросила Трешнева, как свидетеля происшествия, быть посредником. Импровизация – только в рамках этой легенды. Задорожнев – личность…

Здесь Трешнев несколько замялся-задумался…

– Ну, как объяснить коротко… Он вроде хорька. Залезть в курятник и передушить всех кур… Только хорек, если я правильно усвоил курс зоологии, выпивает при этом куриные мозги, поумнеть, что ли, хочет, а Валя просто так хохлаток передушит… Ну, чего они все квохчут! Поняла?

– Кое-как. Неужели он такой мерзкий, как ты его изображаешь?

– Разве я сказал, что он мерзкий?! Может, он даже несчастный. Но почему мы должны хлебать его несчастья, его обиды на весь свет, его зависть?.. Скажи мне, ты кому-нибудь завидуешь?

Ксения честно задумалась:

– Да. Завидую. Тем, кто играет хоть на каком-никаком музыкальном инструменте…

– Ну, это не считается! Ты же при этом никому не обрываешь струны, не режешь мехи, не плюешь в саксофон…

– Тьфу, Андрей! Пойдем поскорее к твоему Задорожневу.

Подававший надежды писатель, экстравагантный переводчик и книжный вор оказался уже не очень молодым альбиносом, притом с чахоточно воспаленным взглядом.

– Опаздываешь, Андрей Филиппович! – приветствовал он Трешнева – и без паузы: – Что, снова женился?

– Ты же знаешь, Валентин Александрович, я женился только однажды. – Трешнев мигом подхватил чуточку ернический тон собеседника. – Это не жена, а Татьяна Максимовна… Сейчас все объясню. Как ты знаешь, в мае, на вручении «Норрки»…

– Все – козлы! – врезался Задорожнев.

– Согласен. Во время вручения «Норрки» убили Игоря Горчаковского, Элеонору Кущину…

– Мои соболезнования. Что дальше?

– Идет следствие. А поскольку я волею судеб оказался на этой церемонии…

– Надеюсь, тебя не подозревают? Но свидетельствовать в твою защиту не могу. Меня там не было – со всеми вытекающими…

– Валентин Александрович, разговор совсем о другом. Нужна твоя профессиональная поддержка.

– Ну, что же! Давайте обговорим финансовые условия, оформим договор, и я дам объективное экспертное заключение. На какой предмет?

– К сожалению, пока обсуждение несколько в иной плоскости… Может, пройдем куда-то? Чего мы здесь стоим? Вот кафе…

– У меня с собой нет денег.

– У меня есть. Посидим в спокойной обстановке.

– Мне и здесь удобно. Давай покороче. Что вам нужно?

– Понимаешь, Валентин Александрович, скажу тебе честно, следствие по убийству лауреата идет своим чередом, но возникли вопросы к самому роману.

– Очень интересно! А я при чем?

– Установлено, что часть текста романа Игоря Горчаковского представляет собой несколько перелицованный текст романа одного турецкого писателя…

В темно-асфальтовых глазах Задорожнева метнулись, словно фары на ночном шоссе, какие-то сполохи.

Но Трешнев держал паузу.

Молчал и Задорожнев.

– Может, все же пойдем в кафе? – предложила Ксения, ставшая теперь Татьяной Максимовной.

– У меня изжога, – сказал Задорожнев.

– Как пожелаешь, – продолжил Трешнев. – Выяснилось, что этот роман переводила на русский язык Рогина Махаббат Артуровна…

В задорожневских глазах вовсю метались электрические разряды, но он молчал.

– Понимаешь, да, Валентин Александрович?

– Маша много чего переводила…

– Это понятно. Просто дальше начались странные совпадения…

– Стой! – вдруг закричал Задорожнев. – Это что, допрос?

– Ну, почему же допрос? Что это за допрос, здесь, на улице? Это, дорогой Валя, доверительная беседа. И в твоих интересах…

– А если она в моих интересах, – теперь Задорожнев почти кричал, с какими-то повизгиваниями, – я ее буду записывать…

Он выхватил из нагрудного кармана крохотный диктофон.

– Возможно, ты ее уже начал записывать. – Трешнев был так спокоен, словно говорил с буйнопомешанным или с террористом с гранатой в руке. – И много ли записал? Я вообще-то решил встретиться с тобой не для того, чтобы ты орал на Садовом кольце, близ Театра на Таганке, а чтобы предостеречь от непродуманных действий… Так что включай – или не выключай – свой диктофон, но потом подумай, как ты будешь использовать эту запись…

– Я, Андрей Филиппович, к тебе хорошо относился, но всегда знал, что ты – штопаный ган…

– Это у тебя тоже пишется, Валентин Александрович? Хорошо. Тогда продолжаю… Штопаный и т. д. сообщит тебе интересную новость…

В глазах Задорожнева запрыгали скользкие, поблескивающие слякотью лягушки.

– В марте сего года в библиотеке Института восточных и редких языков М.А. Рогина заказала роман «Kiził Kaya», по-русски «Кизиловая скала» или «Кизиловый утес» – кому как нравится. Затем роман исчез с полки, но выяснилось… машина у тебя пишет? Очень хорошо.

– Не пишет! – Задорожнев показал диктофон, впрочем, по его виду было непонятно, в каком аппарат сейчас состоянии. Засунул его в карман затрепанных серых брюк. – Говори чего хотел!

– Это ты сам знаешь. Через пару дней по разовому пропуску в библиотеку института пришел, возможно, тебе известный Задорожнев Валентин Александрович, после чего «Kiził Kaya», заказанная госпожой Рогиной, с полки исчезла…

– И чего?

– Для нас-то ничего, но там, – Трешнев кивнул на Ксению, – полагают, что кой-чего… Тем более что и в других библиотеках Москвы экземпляры этого романа исчезли… И есть мнение: если один потенциальный похититель уже, как минимум, под подозрением, то он может быть причастен и к другим, мягко говоря, пропажам этой книги…

Задорожнев молчал.

– А на днях, хотя в ночное время, на человека, который вез в интересах следствия ксерокопию этого романа, было совершено разбойное нападение…

– Вы, конечно, тоже пишете? – сварливо сказал Задорожнев.

– Зря вы так, – возразила Ксения, впрочем, стараясь говорить как можно тише. – Мы бы вас предупредили. Зачем нам нарушать конституцию и закон?

– Хочешь, Валентин Александрович, обыщи меня, – предложил Трешнев. – Только аккуратно – щекотки боюсь.

Глаза этого смутного человека полыхнули электросваркой. Верно, Задорожнев хотел выматериться, но удержался.

– Это вы мне обыском грозите! Только хрен что найдете! Ну, был я в библиотеке, но про вашу «Скалу» ничего не знаю.

– А что знаешь? Книжечка-то из всех библиотек тю-тю!

– Ненавижу! Но я здесь ни при чем!

– Это ты не нам объяснять будешь. Исчезновение «Kiził Kaya» из институтской библиотеки все равно уже с тобой связано, а что такое прецедент, ты знаешь…

– Твари!

– Надеюсь, это ты не нам. Расскажи, как было, а мы посодействуем. Это ведь неформальная встреча.

Задорожневские глаза вдруг приобрели первоначальный, темно-асфальтовый цвет.

– Мне совершенно по одному месту, что там насочиняют, но тебе, Андрей Филиппович, только по давнему знакомству скажу: не там ищете!

– Вот и подскажи, где искать.

– Ты же знаешь: Маша – гениальная переводчица…

– …а ты – гениальный писатель… Нам, – Трешнев показал глазами на Ксению, – факты нужны, Валентин Александрович, а не лирические эмоции.

Задорожнев смотрел затравленно.

– Короче: однажды Маше попался этот самый роман… Перевела… Хотела, естественно, напечатать… Но вы же знаете, какой теперь бардак… Даже мне не удалось…

Трешнев поощряюще покивал головой.

– Но болталась рукопись по издательствам довольно долго… И постепенно дело сошло на нет… Мы уж и позабыли о том переводе… И вдруг! Выходит эта «Радужная стервлядь» Горчаковского. А я же все читаю… Читаю и вижу: знакомые страницы! Показал Маше. Она-то подавно узнала. А тут еще и Пелепенченко по радио стал эти украденные у нас страницы читать – с понтом, будто это «Радужная стерлядь»! А это наша «Кизиловая скала», только Турцию переделали в Крым.

– А у вас была Турция? – влез Трешнев.

– Ну, конечно! – Задорожнев смотрел подозрительно. – Это же турецкий роман.

– И что дальше?

– Я стал думать, как такое могло получиться.

– Действительно, как?

– Вычислил! Этот роман, помимо прочих, был у Марины Сухорядовой, знаете небось такую…

Трешнев и Ксения кивнули.

– А уж как я эту… знаю… А поскольку она уже давно при этом проекте, «Горчаковский», понятно, что наш роман взяла и огромный кусок в его книжку сунула…

– Ты говоришь: «наш роман», но ведь твоя Маша только перевод делала – или как?

Взгляд Задорожнева вновь заметался по всем орбитам.

– Знаешь, сколько она в него вложила! И вдруг – такое! Я, конечно, пошел к Сухорядовой: что за дела?! Так она, видишь ли, со мной разговаривать не желает, а отправляет к Авелю Папахову…

– А он-то при чем?

– По совместительству руководитель юридической службы «Бестера». Правда, Папахова мне не предъявили. Привели к его заместителю, и этот… начинает мне разъяснять всякие юридические тонкости, которые я лучше его знаю…

– А чего ж не бился?!

– Пошел он на… – Задорожнев посмотрел на Ксению и все же вновь сдержался. – Начал мне мозги парить, и стало выходить так, что и Маша, и я сами же виноваты. Пугал чуть ли не административной ссылкой на несколько лет… И это в лучшем случае. И миллионными штрафами. А у меня бабок – только на макароны и на кости для собаки.

– Погоди, Валентин Александрович. Я что-то не пойму – у тебя… у вас украли перевод романа, и вас же делают виноватыми…

Взгляд Задорожнева сделался совсем тоскливым.

– Долго рассказывать… не тот разговор…

Трешнев посмотрел на Ксению:

– Ну, как хочешь. Но зачем ты экземпляры «Скалы» из библиотек стал тырить?

Задорожнев прямо взвился:

– Говорю же вам, до меня эти экземпляры исчезли! Мы с Машей просто хотели этот перевод обновить, а поскольку свою книжку где-то затеряли, по библиотекам пошли. Но всюду – голяк. Только в библиотеке института разыскали… Да и та вдруг…

– Валентин Александрыч, не замыкай круг! Согласен, книгу заказала твоя Маша, но исчезла-то она после твоего визита… – Трешнев помолчал. – Но ее нашли. С оборванными листами, изуродованную, но нашли…

Ксения следила за глазами Задорожнева: они становились все чернее и чернее. Но это была не сияющая бездна страсти, которую ей тоже привелось в иных глазах видеть, а пропасть всепоглощающего страха.

– Но для следствия, – Трешнев вновь посмотрел на Ксению, – это даже хорошо, что изуродовали. Отпечатки пальцев. Сейчас над этим работают.

– Нет там отпечатков пальцев! – завопил Задорожнев. – Ничего там нет! А ты, Трешнев…

– Ну и на том спасибо, Валентин Александрович! – Трешнев обернулся к обескураженной Ксении. – Пойдемте, Татьяна Максимовна! Думаю, разговор завершен.

Он взял Ксению под руку, и они пошли, огибая здание, ко входу в метро.

Заговорил Трешнев только на «Марксистской», оглядевшись по сторонам. Но, естественно, Задорожнев не просматривался.

– Молодец! – сказал академик-метр д’отель. – Сработано отлично! Без тебя я бы его так не раскрутил.

– А что я?! – удивилась Ксения. – Я даже слова не проронила. Или почти не проронила.

– И прекрасно! Вдруг у этого хорька второй диктофон был. Нам не нужны даже аудиодокументы! Зато ты так красноречиво молчала, что Валя все же слился. Один я бы не смог. Так, бэ-мэ…

– Но в чем же удача?

– Неужели не понимаешь?! В задорожневской смеси лжи и полуправды, – между прочим, обычная для него манера, – все же крупица истины есть. Произошел конфликт между ним и «Бестером», после чего обе стороны бросились в библиотеки изымать «Кизиловый утес» в оригинале. А потом и на тебя набросились…

– Так думаешь?

– А что иначе?! Если придумаешь что-нибудь посвежее, расскажи – обсудим.

Соблазнительное предложение

Троекратно расцеловав Ксению и усадив ее в вагон, Трешнев канул до понедельника. А она погрузилась на то же время в совсем скучные, но никем не отменяемые дела и заботы матери, дочери и старшего научного сотрудника. Круговерть последних недель довольно сильно сбила ее отлаженный график, и работать с институтскими бумагами теперь приходилось даже по выходным.

Но выпрошенная у начальницы первая половина понедельника не стала спокойной.

Ровно в одиннадцать зазвонил домашний телефон.

– Здравствуйте, Ксения! Или вам привычнее быть Оксаной?

– С кем я говорю?!

– Ой, извините. Я – Анна Ракитникова, заведующая редакцией современной литературы издательства «СТАН». До вас так трудно дозвониться! Ваш мобильный не отвечает. Мы узнали, что вы стали лауреатом премии «Рудый Панько»…

– Есть такая премия, – проговорила Ксения после долгого молчания.

– Как здорово! А права на вашу повесть у вас?

«Знала бы ты, дева, какие у меня права… Но лучший ответ на вопрос – новый вопрос».

– Какую повесть вы имеете в виду?

– А у вас, кроме «Вселенского фуршета», еще есть? Но вначале мы хотели бы издать премированную повесть. К вам еще не поступали такие предложения?

«Откуда мне знать?! Мне не поступали, но надо бы спросить у Сашка. И у Стебликивского, само собой, спросить, что теперь делать».

– Оставьте, пожалуйста, ваш контактный телефон. С вами свяжется мой литературный агент…

Кое-как переболтав с издательской девицей, Ксения набрала номер Всеволода Тарасовича.

Услышав о предложении «СТАНа», киевский мэтр даже вскрикнул от радости:

– Ну, москали! Ну, герои! А у нас – никаких телодвижений. Несколько сообщений в прессе, на телевидении… И все!

– Мне-то что делать?

– Как что? Радоваться! Диктуйте, прекрасная Оксана Гаруда, их телефоны и мейлы… То-то запируем…

Ксения сообразила, что она еще не открывала «Бучний бенкет», да и сейчас нет времени вчитываться.

Позвонила Трешневу:

– Попала в писатели!

Рассказала. Он тоже обрадовался:

– Зашлем своего казачка, то есть казачку, в этот монструозный «СТАН».

– Почему монструозный?

– Одно из самых крупных издательств. Знаменито тем, что поглощает другие – маленькие, но хорошие. Думаешь, почему они схватились за повесть с украинской премией?

– Откуда мне знать…

– Любое сочинение, оказавшееся в премиальных лучах, уже обеспечено дополнительным пиаром. А сейчас стали выделять всякие гранты на издание русскоязычных книг, написанных за рубежом… Словом, попала в струю.

– Так я же…

– Вечером поговорим. Сегодня в Центре инновационных коммуникаций вручение премий «MediaСлово». Встречаемся у метро «Кропоткинская». Там рядом.

«Да, – подумала Ксения. – Золотая миля становится новым пространством. А раньше я думала, что там только Пушкин, Лев Толстой да еще Тургенев. Не считая квартиры шефессы».

На журналистских премиях Ксения еще не была и сразу почувствовала, что здесь другой мир – отличающийся от литературного. Под низкими сводами какого-то авангардного зала – очень длинного, но узкого, всего на десять рядов, собралось множество шумных людей, заметно разделяющихся по возрасту, – было очень много молодых, не только парней, еще больше девушек. Другая заметная не только годами, но и лицами группа – телевизионно приметные зубры журналистики, классики профессии, знакомые еще с советских, с перестроечных времен.

– Не глазей так откровенно! – одернул Ксению Трешнев. – Рассмотришь всех на фуршете. В зале все равно битком, так что сядем в фойе и в тишине подведем предварительные итоги.

Правда, и в фойе шла трансляция церемонии, но все же поговорить можно.

Появился и Караванов, в паре с Инессой. Интересно!

Ничего интересного.

– Если бы не Воля, я бы точно запуталась в этих переулках! Хорошо, что на переходе его догнала! – радостно сообщила эта амазонка. – А ты, Андрон, мог бы со мной созвониться, когда шел сюда!

Трешнев вздохнул:

– В замоте, Инесса, в замоте!

– Учись распределять время. Я, к слову, хотела взять с собой двух своих выпускников – на журфак собираются. Пусть посмотрят на среду, в которой будут работать. И вдруг оба отказались. Дела у них какие-то всплыли… Очень плохо!

– Но хорошо, что ты в свою педагогическую деятельность включила фуршетизацию подрастающего поколения. Впрочем, мы здесь не наставлять собрались, а обсудить то, что имеем. Вполне конфиденциальное дело.

– И с этим гагаузским переводчиком ты уже встречался?

– Конечно. В выходные. Повел его в шашлычную. И должен вам признаться, коллеги, питаться за деньги почему-то получается менее вкусно. Хотя Миша честно выполнил задание и разметил мне «Стерлядь». Получается, что около трети романа так или иначе восходит к «Кизиловому утесу». Конечно, хорошо бы заглянуть в перевод задорожневской жены…

– …и в задорожневскую перелицовку «Утеса», – прибавил Караванов. – Андрюша, что за благотворительность! Может, Ксения, ты намекнешь Борису, чтобы они заказали нам экспертизу?..

– Я, Воля, занимаюсь благотворительностью, а ты – маниловщиной! – возразил Трешнев. – Хочешь заработать там, где полная неразбериха! Не так давно была у меня история… Короче, залезли в нашу квартиру, сперли мой ноутбук, вроде по мелочам, но нагадили в душу надолго… Накануне кражи – а залезли ночью, никого дома не оказалось – были подозрительные звонки. От кого, на телефонной станции не говорят. Я – к следователю: узнайте! И вдруг она заявляет, что может узнать, откуда мне звонили, – при полном моем согласии и даже требовании – только по постановлению судьи! То есть письменный запрос и так далее… Квартиру чистят за пять минут, а они неделями согласовывать будут! Даже это у них забюрократизировано, а ты – деньги получить… Я иллюзий не питаю. Просто меня история с романом зацепила. Филологический детектив. Занимаюсь в свое удовольствие.

– Ну и каково?

– По «Утесу» все выстраивается очень логично. В «Бестере», как видно, готовя премиальный роман Горчаковского, вставили в него огромные куски из курортного романа Задорожнева, который он в свою очередь перелицевал из жениного перевода «Kiził Kaya»…

– А когда «Радужная стерлядь» вышла, Задорожнев ее прочитал и обнаружил…

– Стоп-стоп, Ксения! – остановил ее Трешнев. – Мы с Ксенией вчера раскрутили Валентина Александровича на откровенность, но, разумеется, полной правды от этого врунишки не добились, – начал он объяснять Инессе и Воле. – Ведь он утверждал, что у него сперли перевод. И как-то забыл, что я могу помнить: Марина Сухорядова до Махаббат была его женой. И в «Стерлядь» попал текст, который, как ты говоришь, Воля, Камельковский выкупил у Задорожнева…

– Подтверждаю, – кивнул Караванов.

– Получается, что этот роман утащила с собой Сухорядова из «Парнаса» в «Бестер» и таким образом использовала…

– Интересно, – воскликнула Ксения, – знает ли об этом Камельковский?

– Конечно, не знает! Что же ты думаешь, старый сатир помнит все тексты, которые он когда-то просматривал?! Но самое печальное, что и от нас он этого не узнает никогда!

– Если его не надоумит Задорожнев… – задумчиво проговорил подсевший к ним президент Академии фуршетов, как видно, сразу въехавший в тему.

– Нет! – воскликнул Трешнев. – Наши скатерти останутся чистыми! Пусть Валя сам раскладывает свои фишки! Никаких подсказок! Тем более что он под впечатлением от нашего разговора и под воздействием очередного полнолуния может вновь активизироваться… Леша, когда у нас полнолуние?

– Регулярно, – мрачно проговорил Ласов, поглядывая в сторону зала, где бурлил журналистский праздник.

– Думаю, исчезать из библиотек «Kiził Kaya» стала именно после появления Задорожнева в «Бестере», и с этим связана именно Сухорядова… – продолжал Трешнев. – И то, что она с подружкой напала на Ксению, – еще одно тому подтверждение.

– Но зачем им тырить этот роман на турецком? – Сегодня Инесса нарядилась в сарафан до пят, в русском стиле, подходящий, конечно, для «Соборной премии», но никак не для тусовки газетчиков и телевизионщиков. Впрочем, и сарафан этот сидел на ней безупречно.

– Мне сдается, что такая вычистка могла быть косвенным намеком для интересующихся. – Караванов потер бороду. – Ребята! У нас все под контролем.

– А задорожневская кража в институтской библиотеке? – напомнила Ксения. – Он нам клялся, что в других библиотеках книги уже не было.

– Про его правдивость все мы знаем. – Караванов усмехнулся. – Хотя здесь он, вероятно, не врал. Думаю, его покража книги – своего рода психический резонанс, следствие испуга, в который его ввели юристы «Бестера». Притом что всех подробностей его попыток потягаться с «Бестером» мы не знаем. Как не знаем, самочинно ли вставила Сухорядова эти куски или нет, согласовала ли со своими издательскими кураторами…

– Нам неизвестно, знал ли об этом Игорь. – Ксения не сразу сообразила, что Ласов имеет в виду Горчаковского, и отметила, что у президента есть манера называть людей своего круга по именам, без фамилий.

– Вопросы, вопросы. – Трешнев вздохнул. – Расплели мы уже немало, но загадка убийства Горчаковского остается. Там ведь еще висит какая-то любовная история, с ним связанная… Как говорится, без поллитры не разберешь. Хотя, увы, здесь нам этого не светит… Инесса, ты с собой не прихватила?

– Андрон, войди в рамки!

– И я не прихватил. В этой суете вылетело из головы. Странная особенность этого фуршета: ведь журналюги пьют в два горла и предпочитают водку. А водки как раз и не будет.

– Но вино у них всегда хорошее, – внес умиротворяющую ноту президент.

– И закуски – не придерешься! – подхватил Караванов.

– Все так, – кивнул Трешнев. – Но именно закуски этого фуршета и требуют, как говорили у нас в старину, большой водки!