Текст книги "Смерть на фуршете"

Автор книги: Сергей Дмитренко

Соавторы: Наталья Кременчук
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Введение в фуршетознание

Фуршет был накрыт в просторном фойе, которое, однако, сейчас таковым не казалось. Среди столов с закусками теснились многие десятки, нет, сотни людей, уже вовсю выпивающих и закусывающих.

В первое мгновение Ксения растерялась, но единообразный пример активного поглощения пищи заставил встряхнуться, и она устремилась столам навстречу – вниз по широкой лестнице, пропустившей поток фуршетирующихся и теперь свободной.

Несмело подошла к ближайшему столу под белоснежной скатертью, уставленному клумбами тарталеток, канапе и других таких же сложных, но невероятно манящих на вид закусок, пронзенных разноцветными мушкетерскими шпажками.

– Закуски, – некто, возникший рядом, привел ее в чувство. – Хватайте за шпажки – и на тарелку! Тут надо глядеть в оба… Наш брат литератор не зазевается!

Когда же она увидела еще один стол – с крохотными блинчиками всех видов, сортов и начинок, валованами с красной икрой и бутонами ловко свернутых ломтиков семги и форели, – ей стало дурновато. И что, все это смогут съесть?

Назвавшийся, однако, братом литератором полагал иначе.

– Переходите в очередь за горячим! Скромность неуместна. Здесь только так: или ты толкаешь, или тебя. А сюда, – кивнул на кучки уже освобожденных от деликатесов шпажек, – скоро поднесут свежее. И мы еще вернемся за кебабами!

Взгляд Ксении перенесся на стол с алкоголем. Слабо разбиравшаяся в мужских напитках, она все же отличила стаканы с виски, многоствольными салютными установками смотревшие в потолок, расписанный сюжетами на темы научно-технической революции. Коньячные бокалы, взаимно согреваясь, прижимались друг другу пузатыми боками. Квадратами стеклянных сот выстроились стопочки с водкой. Сбоку радужными полосами скромно стояли фужеры с винами, соками и морсами. Ограждающим барьером возвышались бутылочки с минеральной водой.

Когда подходил жаждущий и выхватывал сосуд или сосуды, официанты мгновенно заполняли брешь. Здесь толпежки не было, только один человек, автор романа «Третья полка» (Ксения запомнила) Антон Абарбаров, методически сливал в фужер водку из стопок. Перетаптывавшийся перед ним с ноги на ногу парень-официант крутил в руках большую бутылку водки «Белое золото», тихо повторяя: «Позвольте, я вам налью, сколько вам надо!» – но Абарбаров молча продолжал свое дело под присказку стоявшего рядом, видимо, пьяного, небритого человека в мятой ковбойке, также воспроизводившего одну и ту же фразу: «Он, друг, сегодня финалист, ему все можно!»

Взяв тяжелый фужер с белым вином, Ксения вновь двинулась к столам с закуской. Здесь уже пришлось протискиваться, ибо народ, набрав еды, обычно и оставался у кромки стола на отвоеванном рубеже. Кое-как Ксения ухватила небольшую тарелочку и нагрузила на нее то, до чего дотянулась: маслины, черри, несколько канапе, рулетики сациви, валован… Своей пустотой притягивало взгляд большое белое блюдо в центре стола. Надо полагать, здесь пребывали стерляди и ледяные щуки, расхватанные жаждущими их дегустации и последующего награждения.

Ксения протиснулась на свободу в уверенности, что сейчас появятся Трешнев с Каравановым, а может, и с этим невообразимым президентом Академии фуршетов (фуршет ведь уже вовсю разгорелся!). Но академиков не было, зато поодаль, у колонны, неприкаянно стоял Борис Савельевич Ребров.

Это одиночество среди движущейся толпы вдруг тронуло Ксению настолько, что она ринулась к ветерану.

– Борис Савельевич, добрый вечер! – затараторила. – Я так рада оказаться здесь и увидеть вас, ваше чествование.

Писатель посмотрел на нее усталым, но с живым поблескиванием взглядом и протянул к ней руку:

– Постойте со мной, пожалуйста! Девчата сейчас придут. И Тамара, и Аринушка. Они за коньяком для меня пошли. А вы кто?

– Просто ваш читатель. До сих пор помню ваш военный рассказ «Снегопад перед атакой». Читала его на областном конкурсе школьников-чтецов и заняла первое место.

– Да, это из тех рассказов, которые сделали мне имя. Но я ведь много еще чего написал…

– Разумеется! Я обязательно прочитаю и ваш новый роман, о котором так тепло говорили сегодня…

– Вы знаете… Как вас зовут? – Ребров довольно крепко взял ее чуть повыше локтя.

– Ксения.

– Вы знаете, Ксения, сейчас я пишу вещь гораздо сильнее, чем все, что написал прежде. Дело в том, что мне совершенно случайно попал в руки трехтомник Владимира Сорокина, а вслед за ним и трехтомник Виктора Пелевина. Валялись на даче, у внучки в комнате… А я до своего трехтомника дожил только в 1984 году… Вместе с уходом на пенсию…

Ксения огляделась вокруг. Академиков нет, «девчат» нет. Кресел, диванов, стульев тоже не просматривается.

– Вы кого-то ждете? – грустно спросил Ребров.

– Совсем нет, – полусоврала Ксения. – Хотела, чтобы вы присели где-то здесь. А то неудобно как-то…

– Ничего, я пока постою, – бодрился старый писатель. – Ведь все стоят. А девчата мне коньяк принесут.

– Коньяк и я вам принесу! Одну минуту! – Ксения поставила свой фужер и тарелку на широкое перило балюстрады и рванула к алкогольному столу, едва не уткнувшись в тарелку с двумя виноградными гроздьями, янтарно-желтой и сизо-синей, прикрывавшими дольки манго, кубики ананасов, ломтики дыни, наверное, еще что-то… Но повезло – тарелка была в руке высоченного Дениса Димитрова, и он успел поднять ее над головой миниатюрной Ксении. Извиняясь, она отметила не только насупленное лицо плодовитого труженика слова. Ей удалось разглядеть на его широкой груди и значок, замеченный еще когда он взошел на сцену. «Пионерский лагерь “Артек”. 75 лет» было написано на большом овале с изображением красного галстука, Медведь-горы и морского прибоя.

Когда Ксения вернулась с коньяком, Ребров был не один. Перед ним стоял Антон Абарбаров с двумя фужерами водки и говорил довольно твердым голосом:

– Вы, Борис Савельевич, можете считать меня своим литературным учителем. На ваших книгах о войне я учился писать, ваши книги о войне помогли мне выжить… Прошу вас, выпейте со мной за ваше здоровье! – и он протянул Реброву один из своих фужеров.

Рядом с Абарбаровым покачивался, заложив руки за спину, уже примеченный пьяный в мятой полурасстегнутой ковбойке.

– А вот и коньяк! – опрометчиво провозгласила Ксения.

Ребров, который было взял водку у Антона, принял бокал с коньяком:

– Увы, со времен войны я изменил водке. По настоянию врачей. Но коньяк, молодой человек, я с вами задушевно выпью!

Они чокнулись, и, пока Ребров окунал губы в золотистый напиток, Абарбаров вылил в себя содержимое фужера.

Ксения ахнула, но затем подхватила свою тарелочку с перила и сунула ее новооткрытому литературному ученику Реброва.

– Закусывайте!

– Мы после второй не закусываем! – почти хрестоматийно возразил Абарбаров, выдохнул и опорожнил тот фужер с водкой, от которого отказался мастер.

– Спасибо! – вдруг проговорил пьяный в ковбойке, ловко загреб в горсть половину того, что было у Ксении на тарелочке, и отправил в недра своей слюнявой пасти.

Ксения совсем растерялась.

– Ой, дед, ты уже выпиваешь! – внучка и Арина Старцева появились возле них с большими, не то что Ксенино блюдце, тарелками, наполненными съестным… Там же было несколько подрумяненных кусков чего-то фаршированного.

– Да-да, – сказала Арина, – это горчаковское загадочное блюдо. Но я уверена, что распознаю. Все-таки родилась и выросла в Астрахани!

Абарбаров повертел в руках пустые фужеры и вновь отправился к столу с выпивкой. Пьяный, как привязанный, поковылял за ним.

– Надо бы посадить дедушку! – довольно строго сказала Ксения внучке и вновь осмотрелась. Показалось, что вдали мелькнул Купряшин, и она бросилась туда.

Действительно, Василий Николаевич с фужером красного вина, улыбаясь, подходил к тем дамам, которых Ксения в дамской комнате слышала-видела. Только эти дамы теперь стояли в группе себе подобных литературных матрон.

– Василий Николаевич! Извините, пожалуйста! Там… ваш финалист… писатель-ветеран… – Ксения отсекла координатора от этих индеек, уже загалдевших ему навстречу, но вдруг ее решимость свернулась под ласковым взглядом Купряшина. – Борис Савельевич…

– Что-то с Борисом Савельевичем? – перепугался Купряшин, и его чары мгновенно отпустили Ксению. – Где он?!

– За колоннами. Стоит! Неужели на фуршете не нашлось хотя бы одного стула, чтобы усадить почти вашего лауреата, ветерана…

– Успокойтесь, голубушка! – Купряшин тоже пришел в себя. – Вы же понимаете, что в этой круговерти могут случиться маленькие накладки. Сейчас все устраним. Как вас зовут?

– Ксения. Ксения Витальевна Котляр, – нехотя проговорила она.

– Где вы работаете? В какой редакции?

– Я не из ваших, к литературной жизни отношения не имею. Я из академического института… Но читать люблю. Меня…

– Это прекрасно! Нам нужны такие…

– Ксения! Смотри, Воля, где она! – Трешнев вырос как из-под земли. – Здравствуйте, Василий Николаевич! Чего Ксения от вас хочет? Интервью? Я ей…

– Ваша спутница, Андрюша, просто указала мне на небольшую недоработку… – Купряшин вдруг свободной рукой взялся за ладонь Ксении, поднес ее к своему лицу и поцеловал в пальцы.

– Я ее не с инспекцией сюда привел! – грозно сказал Трешнев.

– Она молодец! Мои помощники совершенно упустили из виду Реброва, и старик теперь где-то здесь стоит…

– Какие проблемы, Василий Николаевич! Наверное, он просто до кресел не дошел.

– Все равно, это недосмотр моих пепиньерок! Завтра устрою им выволочку! Пойдемте, я лично сопровожу Бориса Савельевича…

Обретя Трешнева и отчасти сама освоившись в этом хитросплетении многих десятков пишущих людей и так или иначе к этому причастных, Ксения наконец пришла в себя.

И в это мгновение кто-то уже знакомым истошным голосом прокричал в микрофон:

– Дамы и господа! Установлен первый гурман! Приглашаем всех заинтересованных лиц к роялю, где Игорь Горчаковский даст автограф счастливцу!

– Пойду посмотрю, – сказала Ксения Трешневу.

Что и говорить, руководители Академии фуршетов, несмотря на то что они меланхолически отправились мыть руки и не появлялись невесть сколько, каким-то образом ухитрились занять один из столиков и уставить его, кажется, всеми деликатесами, которые были предложены организаторами мероприятия.

– Ты бы поела сначала, – лениво проговорил Трешнев, отхлебнув виски.

– Не хлебом единым… – отшутилась Ксения и, затолкав в рот канапе, пошла к роялю, стоявшему у одной из стен фойе.

На опущенной клавишной крышке лежала довольно толстая книга Горчаковского, а сам писатель-лауреат сидел за инструментом с золотистой ручкой в пальцах. Изготовился для дачи автографа.

В сопровождении шеф-повара и официанта появился сухопарый мужчина с потрепанным дипломатом в руках. Подошел к Горчаковскому, и они обменялись рукопожатиями.

Вдруг откуда-то сбоку выскочил молодец с микрофоном и сунул его под нос награждаемому:

– Будьте добры, представьтесь, пожалуйста!

Мужчина то ли хмыкнул, то ли хрюкнул в микрофон и срывающимся голосом проговорил:

– Гатаулин Артур Спиридонович… – Помедлил. – Из города Нижний Тагил. Инженер теплоустановок. – Горчаковский медленно продолжал писать, так что самопредставление продолжилось: – В Москве проездом, из командировки. Пересадка. – Покосился на все еще трудящегося над словом Горчаковского. – Дело в том, что я тоже пишу стихи и вот зашел…

Горчаковский захлопнул книгу, встал и протянул ее Гатаулину. Под крик «Шампанское победителю!» официант на подносе вынес два бокала.

Ухнув, Гатаулин выпил до дна, а Горчаковский только пригубил…

Ксения поплелась назад, к Трешневу. Чувствовалось, что запал взвинченной торжественности начал угасать. Все сосредоточилось на жратве и питье.

Президент всегда появляется вовремя

– Ну что, получила впечатления? – с отцовской ласковостью спросил Трешнев. В его руках был стакан, вновь наполненный виски почти до краев.

– Слушай, – удивленно спросила Ксения, – у вас, кажется, лежала здесь эта самая… стерлядь по-горчаковски… Неужели съели?

– А ты что, тоже хотела поиграть в эту угадайку?! Ну, пожалуйста, сейчас принесу. Не ожидал, что заинтересуешься – отдал рыбок действительным членам нашего семейного стола.

– А вы что же с Владимиром, даже попробовать не захотели?!

– У Воли сегодня изжога, он, увы, почти на диете. Я при всей своей страстной любви к любой рыбе почему-то не переношу фаршированную. А президента нашего все нет, телефон его не отвечает.

– А эти… члены семейного стола… им-то что, подходит?..

– Конечно, подходит! Люди семейные, непривередливые. Да я тебя с ними познакомлю.

– А почему семейного стола?

– А как еще? В стандартной академии – отделения, а в нашей, фуршетной, разумеется, должны быть столы. Молодежный стол. Стол пенсионеров… Есть православный стол, его возглавляет Леша Бутырко…

– А он чем отличен?

– Он пресс-секретарь митрополита…

– Да не Леша, а православный стол!

– Понятно чем: постами. Во время постов его члены вкушают только постную часть фуршета. Правда, алкоголь они, в большинстве своем, себе позволяют. Очень просто: объявляют себя путешествующими, а путешествующим прерывать пост можно. Находят компромисс.

– Это им профессор Полоскухин Герман Гурьевич подсказал, – пояснил Воля. – Однажды к их столу прибился, увидел, что они страдают без пития, и промыслительно помог. Объяснил, что поездку на фуршет по Москве из дома, а тем более если живешь в Подмосковье, вполне можно считать путешествием.

– А кто это? – спросила Ксения. – Полоскухин…

– Сейчас мы тебе его покажем, – сказал Воля, осматриваясь. – Это наш постоянный и непременный член.

– Сегодня не покажем, – возразил Трешнев. – Он уже напился, и его увела жена.

– Увы! Однообразный финал. – Воля грустно посмотрел на парочкой стоявших Ксению и Трешнева. – Для Германа Гурьевича до банальности стандартный. Они с женой могли бы войти в наш семейный стол, но эта трагическая дама появляется на фуршетах только затем, чтобы депортировать своего охмелевшего супруга…

– Таких мы числим заочными членами Академии фуршетов. Соответственно, здесь только очные. В том числе члены семейного стола. Обычно они – по привычке – за одним столом и по соседству друг от друга. Но мы все между собою дружим. Дружим столами.

За одним из недальних столиков двое мужчин среднего возраста и соответствующие им дамы вели беседу, возможно как раз обсуждая, ху из ху на тарелке, переданной им Трешневым.

Ксения всмотрелась:

– Послушай, это же, по-моему, Верстовский.

– Естественно, Верстовский.

– Мне очень нравятся его романы о композиторах и путешественниках. А как здорово он выступал против ЕГЭ по литературе и свертывания литературного образования в школе!

– Ну, если ты думаешь, что все остальные здесь – сторонники ЕГЭ и сливания в один предмет русского языка и литературы, то – увы! Ты не на тусовке министерства образования!

– Это понятно. А рядом кто?

– Естественно кто: законная жена. Тоже филолог. Профессор МГУ. И ведут они беседу с такой же законной семейной парой… Хочешь, я тебя с ними познакомлю, тем более что жена другого мужа, Карина, по образованию зоопсихолог, доктор наук. Но зоопсихологию потеснила – хочет возвратить гнедичевско-жуковский гекзаметр в русскую поэзию и уже премного преуспела в этом. Получила премии «Киприда» и «Ромей», избрана почетной понтийской гречанкой.

– И муж ее – зоопсихолог?!

Ксении приглянулся рослый бородач, одетый, несмотря на жару, в какую-то странную куртку, похожую на телогрейку.

– Нет, Адриан, это тебе понравится, – лесничий. Они вообще до недавнего времени жили где-то в восточносибирской тайге, работали по долитературным специальностям, вырастили кучу детей. Благодаря Интернету стали посылать свои труды в Москву и вот – пробились.

– Адриан тоже пишет гекзаметром?

– Он полиглот. Знает то ли шесть, то ли семь… да, семь языков… Ну, словом, Карина рожала, а он изучал языки. Очередной ребенок – новый язык. Когда стало можно, Адриан начал подрабатывать на переводах всякой бывшей запрещенки, а теперь один из ведущих переводчиков с мертвых и новых языков.

– Интересные у вас здесь люди!

– В общем, случайных нет, – скромно потупился Трешнев. – У нас даже халявщики свои, постоянные.

– Что за халявщики?

– Ну, те, кто приходит сюда только затем, чтобы выпить и закусить. Ты что, ничего о них не слышала? Таких в Москве целые рои перемещаются, со специализацией. О них даже статья в Википедии есть… А Гриша Бурцевич взял на себя планомерность борьбы с халявщиками и неуклонно дает репортажи об их деятельности в массмедиа. Неужели не читала?

– Увы!

– Что ты! Гриша даже заслужил от халявщиков почетное, хотя и злобное прозвание Эспумизан. Действительно, при виде Гриши у них сразу аппетит пропадает. Он и сейчас где-то среди нас, на боевом посту…

– Но кто же здесь халявщик? Может, как раз ваш невидимый президент, который, как вы говорите, приходит только к фуршету?

– Воля, ты слышишь? Пожалуй, сразу исключим ее из нашей академии, не принимая туда. Запомни: халявщик – это тот, кто проникает на мероприятия без каких-то профессиональных оснований. А наш Алексей Максимилианович – старший научный сотрудник Института истории гуманитарной культуры. Воля заведует отделом в Ассоциации распространения научной информации. Я принадлежу к массмедиа. Попросту, как нас величают в народе, журналюга. Так что всюду свой, ибо собиратель новостей и фактов…

– Жареных тоже?

– Фаршированных! Ксюха, можешь издеваться надо мной сколько угодно: я толстокожий… Вон, кстати, прошел Амазасп Гивиевич… да-да, этот седой, благообразный джентльмен с пластиковым пакетиком от издательского дома «Бестер», уже порядком набитым… Полагаю, там упокоилась изрядная часть лотерейной стерляди… Сейчас мы тебе и Позвонка покажем… Воля, ты не видишь его?

– Я вообще давно его не вижу. То есть он промелькнул, когда мы еще у входа стояли… а потом… затерялся где-то… Вот Парасолька здесь… И Клара Кораллова…

– А это кто?

– Тоже халявщики!

– Парасолька – это же зонтик по-украински!

– И по-польски тоже… А Парасолька она потому, что на одном фуршете в Литературном музее, где подавали жареных поросят целиком, недолго думая, полураскрыла зонтик, который у нее был с собой, затолкала туда одного, а может, и двух поросят, сунула то, что получилось, под мышку – и сделала ноги! Но вот попала высокая профессионалка кому-то на язык. То ли она полячка-украинка, то ли тот, кто ее так назвал. Или песенку вспомнил, была такая… Про парасольку.

– А почему Клара Кораллова?

– Кто знает… Воля, ты не знаешь? Спросим у президента, когда придет. Всегда с диктофоном… старинным… Еще советских времен. «Репортер» называется… Громоздкий – хотя, как посмотреть, и вместительный тоже. Легко переделать в сумку-холодильник для сохранности выносимых продуктов. А внешне – она вроде как у вас интервью берет… Но кто эти интервью слышал или читал?!

Трешнев вновь отхлебнул виски.

– Впрочем, среди них много пенсионеров. Видно, что не бомжи. Опрятные, с парфюмом… Хотя можно и по пути на фуршет где-нибудь в магазине косметики под видом проб себя опрыскать… – Ксении почудилось, что здесь Трешнев зацепил какие-то свои личные воспоминания. – На пенсию ведь не погурманишь, тем более когда желудочно-кишечный тракт особых сбоев не дает. Но хочется, чтобы хамства не было…

– А бывает?

– Кхе! Не так давно в Доме Гоголя, на Никитском бульваре, где он умер, проводили конференцию по «Мертвым душам». На заключительном фуршете, натурально, в память о Собакевиче подали осетра. Но пока наши гоголеведы клялись в вечной любви к наследию своего кормильца, оперативная команда халявщиков подошла к столу, где блюдо с осетром стояло, и тут же отошла. От пустого блюда.

– Задержали?! – ахнула Ксения.

– Сейчас! Это мастера! Со своей разведслужбой, со своими людьми среди обслуживающего персонала… Хотя у нас есть свой летучий отряд энтузиастов борьбы с халявщиками, он выше статуса добровольной народной дружины пока не поднялся…

– Но ты же сказал про Бурцевича!

– Гриша в команде не работает. Увы, он – рейнджер-одиночка.

– А ваша Академия фуршетов?!

– Мы – научно-изыскательная организация и не можем позволить себе идти на перехват блюда или даже тарелки. А нам противостоят профессионалы!

Все тот же истошный голос воззвал:

– Дамы и господа! У нас второй счастливец, вернее, счастливица, познавшая толк в стерляди по-горчаковски. Приглашаем всех заинтересовавшихся лиц, а также Игоря Горчаковского и Василия Николаевича Купряшина пройти к нашему роялю.

– Наверное, что-то интересное на этот раз! – предположила Ксения. – А ваши супруги не угадали… – она посмотрела на продолжавшую беседовать четверку. – Все-таки схожу.

– Охота пуще неволи, – вздохнул Трешнев. – Пассионарность неофитства.

Предчувствия Ксению не подвели.

У рояля стояли улыбающиеся Арина Старцева, Купряшин и Горчаковский.

Василий Николаевич взял в руки микрофон:

– Милостивые сударыни и судари! Сегодня день невероятных совпадений, странных сближений и озорных поворотов… Если бы мы находились под гнетом банальщины, то, естественно, сочинили бы вот такую коллизию: финалистка угадывает блюдо, изготовленное по рецепту лауреата. Но ни один человек в этом здании, причастный к нашей премии, не может быть уличен в каком бы то ни было подлоге. Кто же мог представить, что наша славная Арина Старцева, безошибочно определившая заветных рыбок, – уроженка Нижней Волги, дочь речника и сама заядлая рыбачка! Ведь мы ее выбрали не за эти несомненные достоинства, а потому, что она написала превосходный роман о проблемах современной российской молодежи.

После этого были даже аплодисменты.

– Игорь, я надеюсь, ваш автограф на книге для Арины будет особенно проникновенным.

Горчаковский кивнул и пристроился писать прямо на крышке рояля.

Появился официант с бокалами на подносе.

Горчаковский передал Арине свой роман и уставился на фужеры. Потом что-то тихо сказал Купряшину.

– Игорь Феликсович, – пояснил тот в микрофон, – опасается, что, когда объявятся еще трое угадавших, он просто свалится от такого количества выпитого шампанского. Но мы пообещаем, что в последующие выходы он будет освобожден от заздравной чаши. Однако сейчас, когда перед ним волнительная Арина Старцева…

Арина легко вытянула микрофон из пальцев Купряшина:

– …которая предлагает Игорю выпить на брудершафт, от чего он не сможет отказаться.

«Пожалуй, она постарше Горчаковского», – подумала Ксения.

Чтобы исполнить задуманное невысокой финалисткой, рослому лауреату пришлось присесть.

Но затем они, переплетясь руками, вполне успешно осушили бокалы и не менее успешно расцеловались.

После чего Арина с криком «За современную литературу!» (Ксении захотелось докрикнуть: «За Сталина!» – наверное, пока что не Горчаковский, а она перебрала) грохнула бокал о мраморный пол и, с картинной стыдливостью закрыв лицо руками, затиснулась в толпу.

Видно было, что Горчаковский растерялся, но, оглядевшись, и он швырнул бокал, почему-то прибавив: «Вычтите стоимость из моей премии!»

Народ захлопал, кто-то даже свистнул, а Ксения вернулась на исходные, где коротко пересказала старцевский дивертисмент Трешневу и Караванову.

Между тем медленно, но уже заметно число гостей начало редеть. Зато появились танцующие под звуки джазового оркестра, образовывалось все больше пар и группок беседующих людей. Было понятно, что многих после этапа первоначального насыщения потянуло поговорить, тем более что официанты продолжали выносить фрукты, сладости и свежегорячие закуски.

Подходили какие-то люди, здоровались с академиками, перекидывались полупонятными фразами и вдруг исчезали. Несколько раз куда-то уходил и Трешнев. Ксения почувствовала, что хмель вновь ударил ей в голову. И вспомнилось, что это не ее сопровождает Трешнев, а она его – потому что нет Инессы.

– Все-таки ты негодяй, Трешнев, и банальный бабник! – сказала она ему, допила вино и закусила люля-кебабом. Он оказался совершенно несоленым. – Как вы только их едите?! – обратилась она к Караванову, но ответа не получила, ибо к столику подошел профессор Георгий Орестович Беркутов со стопочкой водки.

Его лицо выражало крайнюю озабоченность.

– Воля, я, кажется, придумал, чем заинтересовать твоего белоруса. Я ему сделаю предложение, от которого он не сможет отказаться!..

Но в чем это предложение состоит, он не договорил. Мимо проходила маленькая брюнетка с довольно хорошей фигурой. Талия и бюст были при ней, а размер ног в желтеньких детских сандаликах, пожалуй, еще меньше Ксениного. Брови вразлет, густые ресницы, ярко-голубые глаза.

– Стойте, Эля! – повелительно проговорил Беркутов, хватая брюнетку за рукав ее легкого платья. – Что же вы от меня все прячетесь?!

– Как же я могу от вас прятаться, Георгий Орестович, – с испугом пропела брюнетка. – Я вся на виду. И вообще меня сейчас обидели! Какой-то халявщик, даже не наш, утащил прямо с моей тарелки оба шашлыка.

– Эля! – Беркутов не обратил на жалобу брюнетки ни малейшего внимания. – Я вас знаю не первый день и не первый год! Где журналы?

– Георгий Орестович! Вы же знаете, я болела и не ездила в Кимры уже три недели! Поеду в выходные и все вам привезу!

– Нет, теперь не только журналы! Вам придется отвезти в краеведческий музей…

Вдруг Эля почти что заверещала:

– Ой, Георгий Орестович, я на минуточку! Горчаковский один пошел, освободился наконец, я его обязательно должна увидеть! Он же мне рассказ посвятил, за который свою первую премию получил… Хочу договориться с ним об интервью для нашего портала!

Вырвалась из рук Беркутова и убежала за Горчаковским вверх по лестнице.

– Кто это? – спросила Ксения.

– Моя бывшая аспирантка, – раздраженно ответил Беркутов и выпил свою водку. – Элеонора Кущина. Талантливая, но авантюристка.

– Любая женщина должна быть немного авантюристкой, – возразила Ксения.

– А она много! Обманывает своего научного руководителя!.. Воля, ты куда? За соком? А мне захвати, пожалуйста, пару стопочек водки.

Беркутов подробно стал рассказывать про Элеонору и других своих аспирантов, желчно, но беззлобно жалуясь на каждого. Выходило так, что больше всего огорчений приносят ему самые талантливые из них – эта Элеонора Кущина и Гаврил Амиранов («Тоже член молодежного стола Академии фуршетов», – вставил Трешнев). Одна – авантюристка-динамистка, причем не в эротическом, а в служебно-бытовом смысле, другой – пьяница… Перевозил его книги из Тулы в Орехово-Зуево, дорогой выпил, упал, вывихнул колено… Пришлось брать такси. Книги испачкал…

Трешнев стал уговаривать Беркутова не быть столь суровым к научной поросли, но не успел развить доказательства, так как истошный голос объявил о появлении третьего знатока стерляди по-горчаковски и пригласил Игоря Феликсовича Горчаковского к роялю.

– Поди полюбуйся на Горчаковского еще раз, – ехидно предложил Трешнев Ксении.

– Насмотрелась! – сердито ответила Ксения. – Я лучше Георгия Орестовича послушаю.

Но тут зазвонил трешневский мобильный.

Разговор был коротким и деловым.

– Дамы и господа! – радостно сообщил академик-метр д’отель. – Президент Академии фуршетов Алексей Максимилианович Ласов вышел из метро и движется по направлению к нам. Через несколько минут будет. Спрашивал, осталось ли? Я его успокоил. Только пойду узнаю у Адриана, нет ли у них стерляди. Еще две позиции свободны, а для нашего президента определить сорт рыбы – не вопрос.

Он пошел к супружескому столу, а истошный голос вновь призвал Игоря Горчаковского к роялю.

– Пойду ко входу. Встречу Лешу, чтобы не блуждал, – сказал возвратившийся Трешнев и поставил на стол тарелку с несколькими кусками то ли стерляди, то ли щуки. – Проверим его на знание литературной ихтиологии.

– Пожалуй, я тоже попробую, – сказал Беркутов. – Вдруг выиграю. А книга с автографом Горчаковского мне не помешает. Обменяю на что-нибудь стоящее.

– Только не перепробуй – Леше оставь, – с этими словами Трешнев двинулся к выходу.

– Андрей, я с тобой. – Ксения решила оставить общество Беркутова и Караванова. Надо же хоть несколько мгновений побыть наедине с этой сволочью.

Игравший что-то эллингтоновское оркестр вдруг смолк. Несколько танцевавших пар растерянно застыли.

Трешнев с Ксенией подошли к лестнице, и Андрей радостно воскликнул:

– А вот и наш Леша!

– Дамы и господа! – раздался из динамиков знакомый голос. – Я – Василий Николаевич Купряшин. Администрация просит всех сохранять полное спокойствие. Никакой угрозы нашим жизням нет. Нет опасности пожара или прорыва канализации. Отравления газом. Нет террористической угрозы. Через несколько минут мы объясним вам причину технической накладки, а пока просим оставаться на своих местах, продолжать общение. Однако выход из здания пока приостановлен. Смею вас заверить, на очень короткое время.

Ксении, стоявшей у лестницы вниз, к выходу, было видно, что президент Академии фуршетов, плотный человек в светлом летнем костюме и в очках, на вид трешневского возраста, едва войдя, попытался объясниться с охранниками и тут же выйти, но они его не выпустили и настойчиво отправили к ним, наверх.

Мимо Трешнева с совершенно белым лицом пробежал брюнет с коком… из молодежного стола Академии фуршетов… Андрей схватил его за руку:

– Что случилось, Гаврила?

– То и случилось, Андрей Филиппович. Горчаковского мертвым в туалете обнаружили. Егор обнаружил.