Текст книги "Донор"
Автор книги: Сергей Чилая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
И не надо прилагать усилий для постижения знаний, сокрытых в Мирозданье... Не потому, что их там нет. Он сам стал фрагментом Мирозданья и его целым... Он стал знанием... И чем сильнее и глубже проникался этой мыслью, тем больше миров открывалось перед ним, и сам он становился этими мирами, каждым по отдельности и всеми вместе... Дивясь и восхищаясь информационным могуществом, ставшим его сутью, позволяющим легко реализовывать любые идеи и желания, выходящие за рамки человеческих представлений. БД, как всякий землянин, мог только собой поверять их.
– Это значит, джентльмены, – переводил бестелесный БД самому себе, что надев, к примеру, горнолыжные доспехи, я смогу с мастерством земного профессионала одолеть трассу гигантского слалома... Или, взяв скрипку, с блеском сыграть самый сложный каприс Паганини... Или, – он привычно свернул на хорошо знакомую теперь дорогу, ведущую к придуманному модулю, в котором в отростках матки-грядки, зрели органы-клоны, похожие на белые грибы, – встать наконец к нормальному операционному столу в хорошей лаборатории и, пригласив Учителя и медицинскую публику, продемонстрировать удивительную надежность и жизнестойкость трансплантатов, что извлекаются не из агонирующих пациентов и не подвергаются изнуряющей консервации, а легко и просто рождаются умницей Маней... – БД вспомнил, как эта мысль впервые пришла к нему на жарком сочинском базаре много лет назад, где вместе с Осей он пил настоящее кахетинское вино, поглядывая на ранние белые грибы молодой, сильно похожей на Марфу, торговки, знавшей место на горе, где они растут...
– Ну, Рыжая курва! Долго же ты собирался в гости к лучшему друганублядь... По-прежнему, больше всего увлекаешься собственной персоной, забывая обо всем... Сколько раз заезжал к Барби, мудила? Сколько раз побывал на кладбище, где я валяюсь? Молчишьблядь? Подойди! Не трусь. Обнимемся...
Кузьма сидел в удобном кресле с широкими подлокотниками, радостно улыбаясь, привычно положив на низкую табуретку босые ноги с толстыми крошащимися ногтями и знакомой татуировкой на стопах.
– Кузяша! Здравствуй! Хорошо, что мы встретились... – БД неуверенно смотрел на друга, толстого, с выпирающим, как всегда, из одежд животом и початой бутылкой виски в руке. – Где ты... обитаешься здесь?
– Где, где?! Впизденагвозде! И не рад ты вовсе, Рыжий пес. Вижу. Компаса простить не можешь, что ли? Это только у тебя – ответственность перед самим собой. Нормальные люди ответственны еще за многое другое, чуждое и непонятное тебе... Знаю, что ты знаешь, но, все равно, перечислю. Не мешай самоутверждаться. Есть жена, дети, родители, друзья и враги, о которых надо заботи...
– Ты ко мне несправедлив.
– А ты хотел беспристрастности?!
– Хотел... Но не той, с которой шофер-дальтоник глядит на светофор... Ты совсем зачах, Кузян... Для банальностей, мне кажется, здесь не место...
– Это вечные ценности, Рыжий, которых ты так и не постиг, погрязнув в фарисействе и себялюбии...
– А беспризорная публика с которой я теперь... дружу, говорит, что я святой. Ну, почти святой...
– Какой ты нахуйсвятой, если развратничаешь с девкой порочной Марфой, что пьет горькую посильней меня...
– Святость, Кузяша, тоже соблазн. Когда занимаешься любовью, верность партнеров не имеет значения... Что до Марфы, раньше ты был терпимее...
– Здесь нет понятия "раньше"... У него совсем другой смысл... Обычный интервал между двумя поездами метро – целая жизнь, потому как в этом мире нет ничего темпорального. Век – это миг, и оба они едины. Понял, Рыжая курва?
– Кузя! Не будем говорить о вечном... Пожалуйста. Не перебивай, не укоряй и не старайся укусить меня за яйца. Задам тебе несколько вопросов.
– Несколько – очень много. Один...
– Хорошо. Два. Начну со второго, чтоб ты не мог открутиться от первого... – БД оглянулся по сторонам: что-то похожее на бывший кабинет Кузьмы в институте, где делали "наводилки" для баллистических ракет, только без стен, и дальше – ряды станков, которые уходят за горизонт, мерно шуршат двигателями и пахнут озоном и смолой...
– Меня постоянно преследуют напасти, иногда просто идиотские, но тем не менее всякий раз кем-то спланированные и исполненные...– БД задумался, разглядывая давно покойного приятеля.
– Давай вопрос, Рыжий. Хватитпиздеть! – Кузьма задвигался в кресле, устраиваясь удобнее, и протянул бутылку БД. – Хлебнешь?
– Нет, спасибо. Не думаю, что мне показан алкоголь... Меня хотят убить или подтолкнуть к каким-то действиям, пугая убийствами... Теперь-то я знаю, чего хотят эти люди, то ли исследователи-маргиналы, то ли менеджеры-уголовники... Помнишь наши беседы на эту тему, пока ты... был жив? – неуверенно сказал БД. – Раньше я умирал от страха в ожидании очередного покушения... Теперь попривык будто... Вот сегодня опять атаковали... – Он потянулся к бутылке и, поколебавшись, сделал глоток.
– Чего хотят от меня барышни-реплики, что ошиваются окрест и помыкают мной: Этери, Компасова жена, Арта, эта удивительная женщина-реаниматор в плохих одеждах и со спортивной сумкой, придурочный старик, который никак не может попасть в меня из ружья, два смешных и страшных грузинца, что насиловали Марфу сегодня... Может, их гораздо больше?
– Так не бывает, Рыжий, чтобы вынь да положь... С бандитами ты ведь разобрался...
– Они сами выложили все, – перебил БД. – Я подозреваю, что визит двух грузинцев, отправивших меня к тебе, тоже связан с уголовно-академическими интересами ростовской публики.
– Ты, наверное, давно понял, что отличаешься от других...
– Чем?!
– Это твой второй вопрос?
– Нет. Продолжай.
– Если ты отличаешься от большинства, с тобой и поступают иначе... "Подталкивают" – хорошее слово. Пусть это будет подталкивание, чтоб не сбился с дороги... Предполагается, ты сам все поймешь и сделаешь то, чего от тебя ждут...
– Что ждут?
– Чтоб ты сделал то, что требуется... Только так ты сможешь выполнить свою миссию... или предназначение, не помню, как ты это называешь... Перестань суетиться и расспрашивать всех... Никто лучше тебя не знает ответа, раз так неукротимо живешь... Если тебе терминологически нравится сочетание Вечный Жид, О'кеу... Эти два слова могут уместить в себе, что угодно... Погоди, еще скажу... Ты, Рыжий, – сложная аддитивная система с хорошей наследственностью и прекрасными адаптивными свойствами, позволяющими приспосабливаться к любым обстоятельствам... Нет, нет... Не обижайся, это не коллаборационизм... Я толкую про биологию... Они объединились, девки-реплики и уголовники, для успешного выполнения своих миссий: часть гоняется за текстами книги, запрятанной в твоем COMPAQ, другие – за решением проблемы органов-клонов... Странный союз, на первый взгляд... Поскольку ты многофункционален в их понимании, ты не отделаешься одним заданием... К тому же у тебя есть и свои приоритеты на этот счет, как я понимаю...
– Пока я понял одно: меня подталкивают к тому, чтоб я стал курицей, которой все равно – свадьба или поминки.
– События не происходят, если нет воздействия, если их не подталкивают... Как ты узнаешь, дурень, будучи курицей, хотят ли тебя зажарить, как цыпленка-табака, или сварить, чтоб приготовить сациви? Хватит, Рыжий. Я устал... Задавай первый вопрос.
– Я согласен быть курицей... Я почти стал ей и несу яйца, и стараюсь научить этому остальных... – БД поглядел на вереницу станков, пахнувших озоном, и вспомнил, что хотел попросить Кузьму сделать еще один модуль для второй грядки-Мани и сказал:
– Не будет первого вопроса. Ты по второму ничего не сказал...
– Но как блестяще не сказал! – Кузьма рассмеялся и покатил вместе с креслом, скамеечкой под ногами и шеренгами шуршащих станков за спиной, тая вместе с запахами... – Тебе не нужны ответы и новые модули, Рыжий, – слова Кузьмы едва долетали. – Ты сам и правильные ответы, и новые модули...
БД почувствовал себя беспризорным щенком, попавшим в большую дорогую квартиру, полную незнакомых предметов. От обилия запахов и вещей кружилась голова, и мучительно хотелось встретить хоть что-то отдаленно знакомое... Он напрягся, стараясь сосредоточиться на окружающем, и тут же был выдернут из ставшей почти привычной квартиры и вновь вброшен в Мирозданье...
– Пожалуй, в этот раз я перемещаюсь слишком быстро, – подумал он. Вряд ли это пойдет на пользу... Кто у них ответственен за темперации... Любопытно, много ли успевает понять об окружающем мире теннисный мяч, посланный сильным драйвом на половину соперника?
Он начал нервничать, догадываясь, что путешествие зашло слишком далеко и слишком затянулось...
– Здравствуйте, Борис! – Элегантный Оскар, во фраке, лакированных туфлях, с цилиндром в руке и теннисной сумкой в другой, стоял перед входом в Латвийское посольство в Вашингтоне, а рядом негр-шофер в ливрее и спортивных туфлях протирал чистые стекла здоровенного черного "Крайслера".
– Ося?! Что вы тут делаете? Этот мир не для живых...
– Я умер неделю назад... Знаете, что сказал Дайнис, когда я встретил его?
БД теперь знал, но говорить не стал.
– Он сказал, – продолжал Ося, безуспешно стараясь поменять местами сумку и цилиндр, – что я постарел... Прошло десять лет. Мы иногда играем в теннис. Он всегда выигрывает. Постоянно ходит с синей птицей на плече, которую вы первым приметили на дереве возле его могилы...
– Мне очень жаль, Ося, – сказал БД, разглядывая родственника, который в последние годы делал головокружительную карьеру, все больше возвышаясь над опускавшимся БД, пока не возвысился так, что встречаться стало неудобно и неловко. А когда Босс выставил БД, встречи совсем прекратились...
– Вы так внезапно исчезли, что мы подумали, вы перебрались к родителям в Москву или вернулись в Тбилиси. Я рад нашей встрече, – невнятно говорил Ося. – Здесь все по-другому. Разгул свободы. Нет правил, все можно, а ничего не хочется... Было трудно. Теперь привык.. Иногда наведывается Этери. Очень красива. Я с ней встречался однажды на вечеринке в Тбилиси. Это она взяла меня сюда. Правда, что вы здесь... – он помедлил, – что-то вроде топ-менеджера. Я слышал слово "навигатор", в связи с вашим именем... – Он говорил, взвешивая каждое слово, что было так похоже на сдержанного и всегда немногословного Оскара.
– Я знаю, – продолжал он, – что виноват перед вами... Я избегал встреч... В том мире были совсем другие ценности: ясные и понятные, впитанные еще со времен комсомола и членства в партии...
– Не дурите, Ося! Меня это не трогало. В нашей латышской стране начальники привычно надрываются, воруя напропалую, надувают щеки и пылят. Незадолго до того, как стать бродягой, я ужинал с министром транспорта одной из стран Бенилюкса... Знаете, что потрясло меня? Не то, что красива, хорошо одета, молода и сексуальна, что прекрасно знает литературу, живопись и, наверное, свою работу... Она ни разу ни разу не дала понять, что она министр благополучной европейской страны и все присутствующие за столом ниже рангом... Прощайте...
То, что оставалось от БД, взмахнуло рукой и, на мгновенье задержавшись, взглянуло сверху на Старую Ригу: от Католической церкви, что рядом с Парламентом, медленно двигалась траурная процессия. Дорогой дубовый гроб на лафете, запряженный шестеркой рыжих лошадей, по две в ряд... Солдаты в смешных, скошенных назад, зеленых фуражках с козырьками и винтовками на плече... А дальше, сколько хватало глаз, несметные толпы людей в черном, с белыми цветами в руках...
– Ося! – сказал БД, вернувшись к родственнику перед входом в Посольство. – Это правда? Когда вы успели втянуться в... этот губительный бизнес?
– Правда... – он понурился и, посинев губами, теребил цилиндр...
– Если бы вам своевременно показали статую Венеры Милосской и напомнили, что она лишилась рук из-за того, что грызла ногти и мастурбировала, вы вели бы себя не столь опрометчиво, – улыбнулся БД, но Ося не слушал.
– Давайте сыграем пару сетов, Борис... Здесь прекрасный теннисный клуб поблизости... Моей экипировки хватит обоим...
– Маккиавели говорил, что чужие доспехи либо широки, либо тесны, либо слишком громоздки...
– Значит отказываетесь? – расстроился Ося
– Хорошо! – неожиданно согласился БД, и они начали разминаться, перекидывая с задней линии новенькие ярко-желтые мячи без маркировки... Потом поочередно выходили к сетке, несколько минут подержали мяч в воздухе, затем перешли к смэшам и подачам...
При счете 5:3 в первом сете в пользу Оси, он вдруг присел на скамью и, посерев лицом, сказал:
– Даже здесь сердце колет, – и, отпив из металлической бутылки, вытер потное лицо краем майки и продолжал монолог, начатый у дверей посольства:
– Вначале это была просто попытка забыть Дайниса. Но разве можно забыть сына, что утром ушел в школу и не вернулся до сих пор? Несколько затяжек сигаретой... Потом drugs в таблетках... До смешного банально... В моем возрасте и положении... Хотя на общем гомосексуальном правительственном фоне это не выглядело бы слишком экстравагантным. Личность исчезла, растворилась. Осталась боль, необузданное желание заполучить drugs, чтоб увидеть Дайниса, приходящего по ночам. Я думал, таблетки безопасней... Боялся упасть на приемах... Все решили бы: пьяный...
Ося выиграл первый сет и, довольный, стал рыться в теннисной сумке:
– Может, остановимся на этом? – Он вынул пригоршню таблеток. – Или реванш?
БД знал, что выиграет следующий сет и все остальные:
– Побережем ваше сердце, Ося. Лучше скажите, почему вы не вызвали Скорую?... – Он не закончил, увидев Филимона, и сразу забыл обо всем...
– Профессорский?! – улыбающийся Филипп, молодой и красивый, быстро шел по коридору в расстегнутом белом халате, протягивая в приветствии руки.
– Здесь совсем не хуже! Хорошо, что мы встретились. Я ждал вас и очень рад, – уверенно сказал Филимон, поглядывая на БД. – Ни о чем не жалею.
– Здравствуйте, Филимон! – осторожно сказал БД.
– Вам понравится, если захотите остаться... Будем вместе работать... Этери все подготовила к вашему приезду: лаборатория с титановыми стенами, оборудование, вышколенный персонал, вивариум... Это надо видеть... Знаю, вы помешались на органах-клонах... А хотите институт?
– Зачем вы это сделали, Филюн? Где у вас свербило, что вынудило довести дело до всемогущего КГБ? Не думаю, что вы оставили их с носом. Самовольно уйдя из жизни, вы унесли не только себя, но часть души тех, кто любил вас, разом похерив своей смертью всю проблему "кумыса", который уже тогда не стоил этого... В Одессе говорят: "Только шлемазл верит в мазл"...
– У меня не было выбора, – перебил Филимон.
– Что значит "не было"? Вы сами, как последний хазер, выбрали этот бездарный и безрассудный путь.
– Я не выбирал.
– Вы хотите сказать, что в науке бутерброд падает вниз лицом... самых одаренных? Почему тогда я живу до сих пор? – БД улыбался, стараясь расшевелить покойного приятеля.
– Разве вы живы? – удивился Филимон и, подумав, добавил: – Я не кончал самоубийством...
– Хотите сказать, что это были слухи? Не дурите! Вас вытащили из петли на глазах толпы... Все газеты взахлеб писали о самоубийстве...
– Петлю мне на шею надели друзья-чекисты, накачав чем-то, – спокойно заметил Филипп. – К этой кощунственной мысли трудно привыкнуть... Оставайтесь, БД. В одиночество не надо стучаться... – Ваши слова. Откройте дверь!
– Это правда? – с ужасом спросил БД. – Бедный Филюн... Нет! Не может быть. Тогда ведь жизнь сильно набирала новый ход, перемалывая все подряд, и эти сукины чекистские дети принародно каялись в прошлых грехах... Каялись, совершая новые?!
– Иногда появляется ваш любимый Кузьма, ненадолго, – сказал Филипп. Бывает Этери... Я знаю, что проблема "кумыса" ничтожна. Мы станем решать другие задачи. Вам будет интересно.
– Я стар и немощен и вдобавок тяжело ранен.... Без операции мне конец.
– Раз вы попали сюда, значит все в порядке, значит, вы нужны здесь... или в другом месте, которое не хуже. Вы можете преодолевать время так же просто и легко, как пространство между Тбилиси и Сагареджо, поскольку прошлое и будущее здесь строго детерминированы...
– Возможно, они детерминированы, но я, но мои творческие возможности исчерпаны: мозг и тело отравлены алкоголем, наркотиками, несъедобной пищей и удручающим бытом... Я мыкаюсь. Мыкаюсь! Понимаете?! Родить плодотворную научную идею мне так же трудно, как сделать гоголь-моголь из крутых яиц. Жаль, что этого не понимают ростовские подпольщики.
– Оставим это. Вернемся к вещам понятным и простым. У вас есть прекрасная возможность выбрать собственный возраст. Расцвет вашей личности пришелся на тридцать-пятьдесят. Вот и выберем... сорок. Вспомните, как вы задирали тогда юбки науке, девкам, хирургии?
– Мой сегодняшний научный багаж свободно размещается в тюбике от зубной пасты...
– Не стройте из себя придурка, БД! Работа для вас, как, впрочем, и для меня, всегда была игрой... Латыши отлучили вас от занятий хирургией, и это теперь ваше самое больное место. Для игрока страшнее всего не проигрыш, а невозможность продолжать игру...
– Грузины... – сказал БД
– ...Что, грузины? – не понял Филипп.
– Грузины отлучили... А потом уж – латыши... Но я давно смирился...
– Здесь надеются, что вы сохранили и приумножили свою способность думать и находить нестандартные решения... А что до багажа, то вы сами и есть научный багаж. Вы переполнены знаниями. Вас просто научат извлекать их и разумно пользоваться... Решайтесь!
– Что значит "разумно пользоваться", Филимон?
– Делать свои решения доступными остальным.
– Если один человек в мире умеет делать что-то, значит, этому можно научить остальных? Это вы имели в виду?
– Глубокая мысль, – улыбаясь, заметил Филимон.
– Значит, во мне еще горит Божественный огонь. Только где он сокрыт, если меня нет? Если все, что от меня осталось, – молекула ДНК, блуждающая по Мирозданью. В какой ее структуре спрятана Божественная искра и как ее извлечь?
– Молекула – не так мало, – заметил Филипп. – В ней генетическая память организма. Она определяет вашу склонность к творчеству или грабежам, наличие навязчивых идей или пристрастие к алкоголю, выраженность инстинкта самосохранения, сексуальную активность и половую ориентацию...
– Не продолжайте. Значит я существую, как... как реплика на чей-то вопрос. Жизнь молекулой или сообщением, даже с учето обещанного комфорта в неземной науке, не слишком притягательная альтернатива...
– Я тоже держу в себе одну молекулу ДНК... Надеюсь, обратили внимание, как хорошо гляжусь? Вам грозит подобная метаморфоза и тогда вдвоем мы сможем сделать многое, почище кумыса и органов-клонов, если станем вместе задирать юбки природе...
– Всеядность в науке хуже, чем твердолобость, – сказал БД. Немедицина – не для меня. Я останусь на несколько дней, если здесь есть генетики...
– У вас нет альтернативы, БД: либо вы остаетесь, получаете лабораторию или институт и начинаете работать... Вас не заставят лечить геморрой или вскрывать панариции. Здесь нужны идеи-проблемы, влияющие не только на характер событий и их последовательность, но способные изменить... – Филипп почему-то замешкался, словно и вправду размышлял вслух, – изменить архитектонику будущего, изменить... мир...
– Вы хотите сказать, что мышеловка захлопнулась и мне надо съесть хотя бы сыр... А если откажусь?
– Тогда вы вернетесь на свой вонючий чердак в Риге и... – Филюн оглянулся, – и благополучно умрете от кровотечения в плевральную полость, и вам будет уготована судьба Кузи, или Оскара, или моя...
– Значит, несколько минут у меня есть? – переспросил БД.
Филимон молчал и глядел по сторонам, словно ждал кого-то, но красивый институтский коридор без конца и начала, был пуст.
"С сотрудниками у них не густо," – подумал БД и неожиданно для себя заявил: – Я возвращаюсь.
– Чтобы сдохнуть бездомной собакой среди таких же, как вы, постоянно пьяных и грязных бомжей?! – заорал Филипп. – Вы простоохуелиБД! Не пущу!
– Я должен вернуться. У меня там COMPAQ остался. Очень жаль... Может, в следующий раз... Прощайте... Правда, что петля на вашей шее дело чекистских рук?
– Какая разница, чьих рук дело петля? Можете не сомневаться: когда придет ваше время, найдутся чекист и петля.... Они уже ждут.
"Надеюсь, он не настолько проницателен," – подумал БД.
– Здесь у вас будут сотни компьютеров, в тыщу раз совершеннее и компактнее, чем этот сраный COMPAQ, и генетиков вам нагонят табун... продолжал надрываться покойный приятель и старался схватить БД за рукав.
– Филимон! – БД мягко отвел руку. – Мне кажется в вашем вечном мире неограниченных возможностей, пытаться удержать силой бессмысленно. Больше всего мне хочется остаться.
– Оставайтесь, – отпуская руку БД, неуверенно сказал Филимон. – Хотите покажу новые модули?
– Модули? – удивился БД и, задумавшись на мгновение, решительно заявил: – Нет! Возвращаюсь. В ваших модулях только корпус настоящий... Раньше должно книгу закончить... Еще несколько месяцев... А что вы имели в виду, когда говорили, что это будет немедицина?
– Ваша книга, БД, никому не нужна! Она как наркотик для вас... Только для вас... Дерьмовое графоманство...
– Прощайте, Филюн. Кузьма говорил другое...
Глава 4. Лучший лист
БД лежал, неудобно подвернув руку, и не видел подле себя крови на чердачном полу, заблеванном, политом мочой десятков пьяных аlley-apples. Плотное кольцо людей, окружавших его, поглощало воздух, и приходилось часто дышать, чтоб насытить гемоглобин крови кислородом.
"Неужели никто не догадается открыть окно?" – подумал БД, нащупывая под собой небольшую лужицу холодной липкой жидкости, и тут же вспомнил, что хотел свести счеты с молодым грузином, смертельно ранившим его.
Он попробовал пошевелиться и понял, что умирает, потому что перестал дышать. Последней мыслью был COMPAQ, оставленный на загаженном столе...
Он опять плыл по одной из дорожек бассейна, изредка задевая ногой красно-белые пластмассовые поплавки ограждения... Все было привычным и знакомым... Ему казалось, он знает бассейн и знает в какой последовательности станут разворачиваться события...
– Я теперь хожу сюда, как на тренировки, – подумал он и улыбнулся, продолжая привычно работать руками и ногами...
– БД! – услышал он и сразу понял, что все это время только и делал, что ждал, когда волшебный голос произнесет над ним: "БД"
– Вставайте. Здесь грязно. Я с трудом открыла окно. С вами все в порядке. Вам нужен глоток спиртного. Ваши друзья позаботятся о вас... В прошлый раз вы были любезнее и проводили меня до ворот. – В глубоком, чуть надтреснутом голосе, модулирующем на конечных гласных и упакованном во множество обертонов, будто кто-то умелый взял на фортепиано доминант-септ-аккорд в хорошей джазовой пьесе, звучала ирония.
Чьи-то руки осторожно подняли его с земли и, аккуратно поставив перед женщиной с красно-синей спортивной сумкой, принялись стряхивать грязь с куртки. БД уставился на женщину, стараясь разглядеть в стареющем лице с обветренной кожей любимые когда-то черты... и не находил их. Он отмахнулся от услужливых рук, все еще пытавшихся привести в порядок его одежду и, забыв о женщине, сосредоточился на своих ощущениях.
Он понял, не особенно удивляясь, что проникающего ранения грудной клетки больше нет и, сделав пробный глубокий вдох, не почувствовал боли. Он даже не ощутил последствий перенесенной кровопотери: не кружилась голова, не было одышки. Он машинально глянул под ноги: небольшая темная лужица застывшей крови поблескивала в пыли, переливаясь в колеблющемся свете нескольких свечей вокруг. Рядом на корточках постанывал грузин, баюкая наливающуюся гематомой мошонку.
"Я потерял, как минимум, два литра крови. Любопытно, какой у меня сейчас гематокрит?" – подумал он и повернулся к женщине:
– Мне везет пока. Всякий раз вы п-приходите на п-помощь, когда грозит п-погибель, и вызволяете... Спасибо. Я п-провожу вас...
– Везение не может быть вечным, -улыбнулась женщина.
– Н-невезение тоже.
– Ну, с этим можно поспорить.
Однако БД было не до шуток:
– Я многое т-теперь знаю, – сказал он. – Я знаю, что должен закончить к-книгу. Наверное, это не единственное, ради чего живу... Есть еще органы-клоны, и я, п-похоже, нашел решение. Чтоб убедиться в его п-правильности нужна н-настоящая лаборатория. Хоть на п-пару недель. Вы можете п-превратить в реальность одну из н-незнакомых операционных, в которых я выращиваю грядку-матку? – Женщина молчала, и БД, помешкав, вернулся к прежней теме:
– Мне м-мешают... ваши коллеги-реплики, как м-мешали всегда, всю жизнь реальные люди и обстоятельства. Но ваши мешают как-то неумело, н-нелепо, любя и н-ненавидя... М-может, это с-специальные к-курсы такие, где готовят Вечных Жидов? П-позвольте с-сумку.
Она удивленно посмотрела на него:
– Вы стали джентльменом.
БД собрался благодарить ее и увидел грузина в кепке-картофельном поле и желтой шубе-дубленке. Он поискал Пал Палыча, стоящего за спинами притихших бродяг, и, встретившись глазами, кивнул:
– П-поговорите с грузинцами-эякулянтами... Пожестче...
– Что-такое "эякулянт"? – спросил бывший чекист.
– Эякулянт? – переспросил БД. – П-продуцент эякулята. – И без паузы добавил: – С-спросите, кто, к черту, п-послал в такую даль двух п-придурков, устроивших на рижском чердаке с-спектакль, как в самодеятельном т-театре их родного Сагареджо? – БД склонился к чекисту в штатском и добавил негромко: Мне кажется, я знаю кто их прислал... П-приглядите за Марфой...
Они молча спускались по лестнице пустого дома с заколоченными окнами: впереди женщина с удивительно прямой спиной и обветренным лицом с мелкими веснушками на коротком носу, за ней – БД с тяжелой спортивной сумкой, будто набитой мокрым юрмальским песком. Сердце назойливо колотилось о ребра, пот стекал в раскрытый рот, дыхание было частым, но воздуха все равно не хватало...
"Только бы дойти до вестибюля, – мечтал он, как о чем-то несбыточном. Я еще слишком слаб, как лист, что выпал из венка..."
Когда они вышли из подъезда, он едва держался на ногах. Женщина забрала сумку и привычно легко подняла ее на плечо:
– Куда вы собираетесь меня пригласить?
Он растерянно улыбался в ответ, чувствуя, как мгновенная метаморфоза возвращает в него силы.
"Мы подходящая пара, – подумал он. – Бездомный хирург-профессор и пожилая женщина из вечно спешащей вокзальной толпы."
Он понимал: несмотря на затрапезные одежды и неприметное лицо, перед ним стояла аристократка: сильная, уверенная в себе, прекрасно воспитанная и образованная... В ней были сокрыты такие власть и сила, что после каждой встречи хотелось поскорее забыть о ней. И она, некрасивая и неказистая, помогала ему в этом, не напоминая о себе...
"Значит, это она командует парадом, распоряжается мной, моими поступками, подсовывая одну за другой барышень-реплик: Этери, Неэтери, Арту, ту другую – Компасову жену, может быть, даже Даррел и Марфу, контролирует события, происходящие вокруг меня и выходящие за общепринятые рамки, и корригирует их," – уверенно подумал он, внезапно прозревая, и сказал вслух:
– Здесь п-поблизости, в кладбищенском парке, где я раньше б-бегал по утрам, есть п-приличный бар...
– Нет. Туда мы не пойдем, – мягко возразила женщина, не желая обидеть его. – Поедем на вокзал... Где ваша машина? – и не оборачиваясь, уверенно свернула за угол, к припаркованному у тротуара сильно траченному временем и плохими дорогами "Мерседесу".
Рижский вокзал, перестраиваемый норвежской строительной компанией, был вызывающе аккуратен и чист. Женщина уверенно шла вперед, лавируя в потоке пассажиров, пока не остановилась у маленького, на два столика кафе, отгороженного от зала пригородных поездов тонкими красно-белыми пластиковыми лентами.
От вина женщина, улыбнувшись, отказалась, но согласилась на жареного лосося с картошкой и салатом и стакан холодной воды. Себе БД взял себе кружку местного пива "Aldaris" и рюмку водки. Он отпил, привычно подождал, пока холодная жидкость согреется в желудке, и выжидающе посмотрел на женщину. Она сидела, выпрямив спину. Когда она ела, ему показалось, что пластмассовые вилка и нож в ее руках сменились большими старинными столовыми приборами из серебра. Поерзав немного на жестком стуле и испытывая непонятную неловкость, он осторожно спросил:
– П-почему вы всякий раз приходите на п-помощь?
– Когда горит ваш дом, что вы станете спасать? – спросила женщина, покончив с едой.
– То, что б-ближе к выходу, – не задумываясь, ответил БД.
– Хороший ответ, хотя большинство полагает, что спасать надо самое ценное...
– Никогда не был о себе с-слишком высокого мнения, – сказал БД.
Женщина молчала в ожидании нового вопроса, изредка поглядывая на сумку возле ноги. Молчал, раздумывая, БД. Он чувствовал странную скованность, будто боялся узнать что-то неведомое и страшное, если выложит мучительный и обременительный багаж, который, как неиствующий монах – вериги, таскает в своей душе...
– Значит где-то г-горит? – спросил БД.
– Нет! – быстро ответила женщина. – Просто вы – подходящая кандидатура с ярко выраженной генеративной функцией... Вечный Жид... Лучший лист... Она замолчала.
"Кандидатура в вашем доме?" – вертелся вопрос, но он не стал задавать его: все равно она говорила только то, что хотела.
Она коснулась сумки ногой и засобиралась.
– Кто любил говорить: вопрос-ответ – диалог идиотов?
– Опоздай вы на п-пару м-минут и Пал Палычу с Нилсом п-пришлось бы ломать голову над эпитафией, – БД допил рюмку.
– Вы обратили внимание, что я опаздываю всегда вовремя?
– Значит ли это, что мне т-теперь нечего бояться? – с надеждой спросил БД.
Женщина улыбнулась:
– Не путайте выздоровление с бессмертием...
"Хороший разговор получился, – грустно подумал БД. – Она опять ничего не сказала... Или я ничего не спросил..."
Женщина стала завязывать многочисленные платки на голове, изредка поглядывая на сумку.
"Что она таскает в этой чертовой сумке?" – он почувствовал, как начинает раздражаться. Она взглянула на него, будто услышала:
– Бывают услуги настолько бесценные, что отплатить за них можно только черной неблагодарностью... Дюма-сын...
– Отец... – поправил БД. – Надеюсь, когда-нибудь смогу с-совершить то, чего вы все так ждете от м-меня...
– Хорошо. Спешите... Времени у вас мало и будьте осторожнее и сдержанее с людьми... – Она тяжело встала, взвалила сумку на плечо, сразу став старой, и произнесла, как приговор: "...ибо когда ты немощен, тогда ты силен...".
– З-знаете, чего мне хочется б-больше всего? – спросил БД, глядя на нее, и понял, что она знает... – Встать п-под д-душ... Одному... Навсегда...
Глава 5. Топ-менеджер
Месяц никто не стрелял и не пытался зарезать БД. Он перестал бояться и настолько увлекся текстами в Compaq, что перестал отличить себя от героя. Он чувствовал, что раздваивается и сходит с ума, но диагноз не слишком волновал его. Он пребывал в состоянии странно тревожного приятного аффекта групповой шизофрении, постоянно общаясь со своим героем, забыв о физиологии, и сам организм, похоже, забыл, про это... Без еды и выпивки, на одной минеральной воде, проводил он дни и ночи, сидя c плоской коробкой Compaq на коленях, с удивлением и интересом вглядываясь в серо-голубой экран, будто кто-то другой касался пальцами клавиш...
