Текст книги "Донор"
Автор книги: Сергей Чилая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)
Кузьма и Компас одновременно повернули головы к нему:
– Каким образом? – удивился Компас.
– Н-не знаю... К-как говорит Учитель, мой задроченный мозг с-сам п-по себе п-перебирает модели, к-комбинируя существующие или создавая новые, и тут же с-ставит очередной эксперимент, к-который вижу в мельчайших п-подробностях... Это уже давно не к-консервация. Это нечто другое, сродни кролиководству... Сложная биотехническая система, функционирующая вне организма, способная пока производить лишь рудименты органов... – Он посмотрел в окно, будто там располагалось его новое виртуальное детище, еще уродливое и пугающее своей необычностью, но уже убеждающее целесообразностью и способностью творить неведомое... – Я трансплантирую рудименты, порожденные устройством без названия, и начинаю мучительно выхаживать реципиента.... П-правда, п-приходится обходиться без анестезиолога, зато дома меня почти всегда поджидает глубокий наркоз: Д-даррел не дает слабеть ни д-духом, ни т-телом, считая себя х-хранительницей домашнего очага, а м-меня п-поленьями, которые следует п-подбрасывать в огонь... Если бы иногда Этери...
– Какая Этери? – перебил Компас, странно заволновавшись. – Она была вашей подружкой, БД? А ты, Кузенька, хорошо знаешь ее?
– Она работала в Лаборатории БД, хотя была физиком-атомщиков по специальности, – сказал Кузьма и, почувствовав интерес Компаса, продолжал: Ее отчим упросил БД взять ее к себе. Там, в Лабораториии, они научили ее своим премудростям, хотя мне кажется она никогда особенно и не слушала объяснений. По крайней мере, так говорит БД.
БД опять глядел в окно, не принимая участия в беседе. Кремль всегда необычайно красив, но отсюда, сквозь сумрак и мелкий московский осенний дождь, он был просто прекрасен, как холст импрессиониста: размытые, из-за дождя и перемещений воздуха, контуры, необычность красок и какое-то странное волнение, витающее над Кремлем, усиливаемое тучами ворон, предожидание событий, несущих с собой печали, зыбкие радости, привычные утраты и мучительную неизвестность... Тревога и отсутствие мажорных тонов...
Компас сделался вдруг необычайно беспокойным. Он подозвал официанта:
– Принесите еще виски!
"Сейчас спросит: "Сколько?"" – подумал БД
– Сколько? – спросил оффициант
Американец Компас давно отвык от утомительных диалогов с официантами.
– Неси бутылку, придурок! – пришел на помощь Кузьма и продолжал: – БД поручил Этери заниматься физиологическими датчиками, я тебе рассказывал о них.
Он подождал, пока официант нальет виски и, прикоснувшись своим к стакану Компаса, который почти не пил, опрокинул содержимое в рот.
– Так вот, в руках Этери эти датчики заработали также безотказно, как обычные медицинские термометры. – Кузьма посмотрел на БД, но тот молчал:
– Этери научила эти датчики работать без предварительных калибровок, и они показывали результаты даже без подключения питания. – Кузьма опять посмотрел на БД, словно спрашивал: "Можно ли продолжать?" – и, отхлебнув виски, заел его пригоршней лекарств: – Лабораторные химико-физики, прознав про это, повели себя странно. С молчаливого одобрения БД, они стали делать вид, что ничего необычного не происходит.
– Погоди, Кузенька! – прервал бывший клинический ординатор. – Так не бывает. Датчики могли вообще ничего не регистрировать, реагируя на температуру, или освещенность, или какие-то блуждающие токи... А лабораторная публика выдавала желаемое за действительность...
– З-за действительное... – сказал БД, и оба повернули к нему головы.
– Что вы сказали, БД? – удивился Компас.
– It's like to cry for the moon, – ответил БД и опять отвернулся, разглядывая Кремль.
– Ленчик! Не будь придурком! – начал заводиться Кузьма. – Это же была Лаборатория Рыжего. Они сто раз перепроверяли показания датчиков, имплантируя по нескольку штук в одно место...
– Но штучки с лабораторными датчиками были сущей ерундой по сравнению с тем, что могла Этери, которая такая же грузинка, Ленчик, как ты, киргиз... Не пьешь, Рыжий?! – Кузьма опять повернулся к БД. – Страдаешь... сублимируешь... Поработай пару месяцев с нами. Ленчик арендует помещения в любом институте, ткни пальцем – в каком и напиши на салфетке сумму своей будущей зарплаты.
– М-мальчики, – сказал БД, не слыша радости в душе. – Это ч-чисто нженерная задача... Х-хирургии здесь нет... никакой... Если бы я ч-чувствовал, что могу решить ее или умираю от желания з-заняться ей, согласился бы...
– Не дури, Рыжий! – наседал между тем Кузьма. – Соглашайся! – и, повернувшись к Компасу, добавил: – Мозги Рыжего работают независимо от полученного им образования...
А БД продолжал, не обращая внимания на атаки приятеля:
– П-после внезапной к-кончины Рузвельта в Америке стартовала очередная п-президентская гонка и вместе с Гэрри Труменом в ней, п-помимо других п-претенднтов, п-принимал участие б-богатый человек из п-провинции, имевший хорошие шансы на успех. Уверенный в своей п-победе, он сказал жене: "Бетси! Скоро ты будешь спать с П-президентом Соединенных Штатов". Когда выборы выиграл Трумен, Бетси спросила мужа: – Мне п-перебираться в Белый Дом, дорогой, или Гэрри с раскладушкой п-приедет сюда?". В Америке это называют to eat a crow.
Компас и Кузьмой так громко смеялись, что прибежал официант и уставился на БД.
– Б-боюсь, с вашей жужжалкой стану чувствовать себя мужем Бетси... С-сегодня Рига мне ближе. Может, д-домашний анестезиолог з-заставит меня выучить латышский... Хотя с грузинским я так и н-не справился...
– Ихуйстобой, латыш сраный! – мирно подвел итог пьяный Кузьма и опять повернулся к Компасу:
– Этери научила этого Рыжего придурка почти всему, что знала и умела... Но он трусит, Ленчик... Он вбил в свою рыжую башку, что плата за пользование знаниями будет слишком дорогой. Не знаю, откуда он это взял и пользовался ли всерьез своими способностями? Со мной об этом он говорит неохотно...
Они помолчали, поглядывая на БД, прогулялись по пустому ресторанному залу, уселись за столик, поджидая сладкое, и Кузьма снова вернулся к теме Этери:
– Я никогда не был особенно дружен с ней, Ленчик. Она не любила алкоголь и никого, и ничего не видела, кроме БД и своих датчиков. У нее что-то всегда звенело в карманах. У БД, заслышавшего этот перезвон, на лице появлялась совершенно идиотская счастливая улыбка.
БД напряженно смотрел на Кремль, словно желтовато-розовая картинка Спасской башни и Кремлевской стены с черными провалами теней в свете ртутных ламп, с трудом пробивающих снегопад, гипнотизировала и обещала ответы на мучившие его вопросы.
– Этери была очень красивой и странно подвижной... Рыжий говорит, что она очень пластична... Может быть... Движения ее тела бывали настолько молниеносны, что ты фиксировал лишь конечный результат – изменение позы: сам момент движения не запоминался... Я понятно излагаю, Леничка? Рыжий это делает в сто раз лучше... Теперь он не желает говорить о ней...
Официанта не было минут сорок, и все вдруг почувствовали это.
– Если этотраспиздяйподойдет, я убью его, – сказал Кузьма после очередного стакана виски, – ...и тогда, Рыжий, тебе придется вспоминать свой прошлый арсенал реанимации подручными средствами...
Появился официант и подошел к БД.
– Этот джентелмен с большим животом, – кивая на Кузьму и улыбаясь, сказал БД, – давно ожидает встречи с вами... Похоже, вам сейчас достанется. Попробуйте успокоить его.
Задремавший Кузьма поднял голову и неожиданно миролюбиво произнес:
– Принеси кофе с ликером, парень. Понял?
– Только не с-спрашивайте, с каким! – добавил БД.
БД не понимал странного любопытства американца к Лаборатории... Он знал однако: стоит захотеть и мир Компаса станет для него открытой книгой... Но знал также, что никогда не сделает этого, потому что лучше этого не делать...
– Для нее не существовало общепринятых табу... Она их не понимала, между тем говорил Кузеван, пробуя крепкий кофе с миндальным ликером "Amaretto" и поглаживая область сердца. – Однако этому сраному интеллигенту в голову не приходило, что он должен инструктировать ее.. А она трахалась со всеми, как только начинало свербеть в гениталиях... Но чаще – когда надо было получить наркотики у этого сукиного сына Зямы... Я доходчиво излагаю, Рыжий?.
– П-пора з-заканчивать, джентльмены! – прервал его БД – Этери п-прекрасное и неповторимое с-существо, как неповторим, п-прекрасен и вечен каждый весенний или осенний день с м-мягким солнцем, нежно-зеленой или желто-красной л-листвой, т-томлением по будущей жизни или п-прощанием с нынешней... М-можешь ли ты, Кузеван, б-будучи б-биологом по образованию и начальником п-по призванию, растолковать журавлю, который с-собирается свить гнездо на с-столбе возле твоего т-терема в Светлых П-потемках, некоторые детали дипломатического п-протокола в п-посольстве Мозамбика? С Этери было еще т-труднее: в отличие от журавля, она не знала, что з-значит "вить гнездо"...
– ... Но знала, не хуже Черной Королевы, что случится через две недели... – закончил Кузьма.
Через полгода Кузьма позвонил в Ригу и, нервничая, сказал БД.
– Этот пидарас Компас на днях вернулся из Тбилиси. Он говорит, что встречался с Лабораторной публикой и договорился кое о чем... Публика оборудует операционную в вивариуме и начнет испытывать коронарные жужжалки... – Кузьма держал паузу, ожидая реакции БД.
– К-как ты с-себя чувствуешь, Кузяша? – спросил БД.
– Почему твоя публика в Тбилиси, Рыжий, не стала заниматься выращиванием органов, а дружно ухватилась за предложение Компаса?
– Я говорил т-тебе, Кузя: ...это не к-консервация... Это нечто д-другое, обеспечивающее п-постоянно п-пополняемый запас органов для т-трансплантации... П-публика решила, что эта работа им не п-под-силу...
– Компас привез с собой из Тбилиси девку. Я встретил их в театре, на премьере спектакля, поставленного режисером-грузином, – сказал Кузя и опять замолчал.
– Г-говори, что с-случилось? – заволновался БД.
– Он привез... Этери... Она изменилась... Стала другой... Еще лучше или хуже... не знаю. Узнала меня, но была сдержанна, будто я в чем-то провинился... Через месяц позвонила и попросила о встрече. Когда в условленное время я появился в холле сраного "Балчуга", меня поджидал Компас. Он сказал, что Этери на пару недель уехала в Тбилиси и просит извинить ее. Она согласилась... выйти за Компаса замуж. Свадьба через неделю... Здесь, в сраном "Балчуге".
– Что ты имеешь в виду, к-когда говоришь: с-стала лучше?
– Она очень красива, Рыжий! Как Даррел когда-то... Как-то странно красива... тревожно и непонятно. Будто не настоящая...
– К-как у тебя с К-компасом? – спросил после паузы БД.
– Я упустил время, когда надо было послать егонахуй! Теперь, боюсь, он пошлет меня...
– Что еще?
– Говорю тебе: она молчит...
– Х-хорошо... Обнимемся...
Глава 2. Бог дал, Бог взял...
Через месяц утром рано в офис БД позвонила одна из Кузевановых секретарей и прокричала в трубку сквозь слезы:
– Борис Дмитрич!.. Только что Кузьма Константиныч умер у себя в кабинете! ... Почему вы молчите, БД?!
– Я н-н-не м-м-молчу... Я п-п-плачу...
– Когда Люба, услышав шум, вбежала в кабинет, – продолжала всхлипывать секретарь, – он лежал на полу... и говорил: "Позвони Рыжему, Любаша... Пусть попробует реанимировать меня соковыжималкой... Если успеет добраться, я не умру...". Когда приехала Скорая, он был уже холодный...
Хоронили Кузю на кладбище близь деревни Потемки, где когда-то жила его мать.
– Давайте п-похороним его в саду возле Т-терема, – сказал БД по телефону Барби. – Он очень л-любил это место.
Барби, ставшая в последние годы необычайно религиозной, жестко ответила:
– Нет, БД! Пожалуйста. Пусть лежит на кладбище, как все...
В маленькую церковь, где его отпевали, набилась почти вся медицинская и биологическая Москва.
Учитель, взобравшись на бетонную плиту соседней могилы, сказал хмуро и немногословно, стараясь избегать матерщины:
– Кузьма Константиныч был хорошим человеком и замечательным специалистом...
"Господи! – подумал БД. – Он не должен говорить банальности сейчас..."
– Так вышло с ним, что несмотря на... -Учитель сделал паузу, стараясь отыскать глазами БД, будто услышал его, – общепринятую мораль, жил он... почти по Библии – для других... Он стоял у истоков той части отечественной науки, которая называется "Искусственные органы", и, если бы не было Кузьмы, неизвестно, как решалась бы эта проблема в нашей стране... Многих из присутствующих давно не было бы на свете, если бы он не таскал их по врачам, не укладывал на операционные столы или в диагностические кресла... Себя, к сожалению, он не успел уложить никуда... Прощай Кузя...
На плиту соседней могилы, скользкой от моросящего дождя, начал взбираться Компас...
Учитель, хмуро наблюдавший за попытками своего бывшего ординатора, вдруг негромко произнес, глядя под ноги:
– Пусть Рыжий ска... Пусть несколько слов скажет профессор Коневский.
– Н-наверное, К-кузя п-просто устал от своей головокружительной к-карьеры, к-которую в нашем бывшем бедном и прекрасном государстве мог сделать л-любой здравомыслящий ч-человек, – начал БД, помолчав и не выходя из толпы. – В отличие от м-многих начальников, он н-не п-походил на п-петуха, к-который воображает, что с-солнце встает, чтоб п-послушать его п-пение... Забравшись высоко по служебной л-лестнице и получив к-кучу званий и н-наград, он также вольно, к-как в молодые годы, дышал и с одинаковым удовольствием п-помогал п-пьянице-токарю и лауреату с бронзовым б-бюстом при жизни, и так же охотно и естественно п-посылал их обоих... подальше... Он был одним из самых талантливых учеников Учителя, х-хотя не был х-хирургом и даже не был врачем... Если быть честным до к-конца, то Кузя сделал из него Учителя... Мы все, б-будучи врачами, так п-привыкли к с-смертям... особенно в последнее годы... Смерть Кузевана... она п-пролетела над нами, как с-снаряд, вырвав из душ многих, стоящих здесь, частицу или большой к-кусок... и унесла с собой...
– Хемингуей в интерпретации БД, – сказал кто-то шопотом рядом с ним.
– Он б-был добрым... он б-был пьяницей, как многие из нас... он искренне верил в б-бога... он был умным тем стратегическим умом, к-который почти всегда тащит с-силой за собой остальных ... Единственное, о чем он всегда с-сожалел, что не б-был б-бабником... Может быть, на том свете ему п-повезет... и Б-барби его п-простит...
БД размазал перчаткой слезы по лицу и, привычно прислушиваясь к позваниванию мобильных телефонов в карманах собравшихся, огляделся, стараясь поймать взгляд Учителя. Но тот хмуро смотрел в сторону темнеющего леса. Редкие снежинки, падавшие на массивный голый череп, почему-то не таяли и копились там, как на копоте его "Мерседеса" неподалеку.
Поминки устроили в институтской столовой для начальников, которую БД видел впервые – они пили обычно в кабинете директора института или у Кузьмы, – и в которой уцелел сталинский интерьер: высокие потолки с лепниной из звезд и лавровых венков, обвивавших серпы с молотками, массивные двустворчатые двери с рельефными гербами, высокие понели из дерева на стенах, прямоугольные медвежьи столы и стулья со звездами на спинках...
Компас что-то невнятно говорил в микрофон, почти засовывая его в рот. Было холодно и многие не снимали пальто. Еда, скудная, давно остыла, но выпивки, дажи чачи, неизвестно каким образом попавшей на столы секретного института, было завались. Скоро все опьянели и, забывая о Кузьме, одиноко лежащем на опушке леса в свежевырытой могиле, в дорогом двухдверном дубовом гробу с медными ручками по сторонам, стали говорить о текущих институтских бедах. Кучка лауреатов, старых, траченных временем, с Золотыми звездами Героев Социалистического Труда на лоснящихся пиджаках, жадно ели, не слушая и запивая водку боржомом.
Компас издалека в микрофон несколько раз попытался привлечь внимание публики и напомнить ей причину вечеринки, но никто на него не обращал внимания. Барби остервенело дрызгала чачу рядом с БД.
– Б-б-б-барбинька! Не надо так с-с-сильно б-б-буцкать. Вам п-потом будет п-плохо, – говорил ей БД. – И н-неизвестно, откуда эта чача.
– Хуже, чем сейчас мне не будет никогда! – Барби поднесла к губам стакан с мутной жидкостью, пахнувшей виноградными косточками.
– Простите, Барби... БД! Я хочу познакомить вас со своей женой. – За его спиной стоял Компас, совершенно трезвый, богатый и не очень уверенный в себе...
У БД все оборвалось внутри и стало падать. Он замер, поджидая, пока падение прекратится или замедлится. Пора было вставать и поворачиваться... На него глядели большие, доходящие до висков, зеленые глаза, медленно меняющие цвет радужки на серый. Он услышал нарастающий гул и вокруг заклубился голубоватый туман, поднимавшийся с натертого мастикой институтского паркета. Он приготовился погрузиться в серо-зеленые блюдца, которые становились все больше, пока не слились в глубокое озеро с прозрачной водой, непреодолимо влекущей к себе... И, прежде чем войти в теплые воды и зыбкий голубой туман, БД успел заметить, что высокая молодая женщина в летних, несмотря на холод, одеждах, стоящая перед ним под руку с маленьким Компасом, вовсе не Этери...
– Почти Этери, – подумал он, успокаиваясь, и остался в сталинской столовой для начальников.
Его глаза блуждали по лицу и фигуре незнакомки. Он с удивлением обнаруживал в ней черты своей латышской подружки Арты, появляющейся из ниоткуда и не желающей никаких иных, кроме ничего не значащих, слов, произносимых с придыханием во время занятий любовью где придется... Потом признал в ней стареющую женщину с красно-синей клеенчатой спортивной сумкой с надписью USSR, склонившуюся над ним, когда он собрался умирать на мокром асфальте в пригороде Риги, избитый бандитами с неуемным академическим интересом к пробеме донорских органов....
БД всматривался в прекрасные черты и увидел вдруг молодую женщину, стоявшую когда-то на чердаке странного старинного здания с крышей из красноватой черепицы, склонившись, с задранной на спину темной суконной юбкой, бесстыдно обнажившей светящийся в темноте белый зад, с пучком волос на влажно мерцающих гениталиях, и с удивительно стройными прямыми ногами в сапогах с растегнутыми и лежащими на полу. голенищами Женщина держалась тонкими руками за резные поручни потертого кресла с торчащими пружинами, а БД и чем-то похожий на него грузный, потрепанный старик в странно модных очках, насиловали ее, и она негромко стонала, улыбаясь разбитым в кровь лицом, покачивая головой и задыхаясь от удовольствия, а рядом, переступая ногами, чтобы лучше видеть, мастурбировал маленький пожилой бродяга в рваном ватнике и зимней солдатской шапке с красной звездой...
Сумасшеднее желание, требующее немедленного удовлетворения, завладело БД, и красивая Неэтери, стоя рядом с Компасом, тревожно наблюдавшим за ними, мгновенно почувствовала это и внимательно посмотрела на него глазами-блюдцами,...
– Рыжий! – сказал отчетливо Кузьма над ухом. – Куда ты потащился? Ты должен позаботиться, чтобы у Барби не отняли Терем. Иначе ейпиздеци, а финансово ты никакой не помощник... Понял? – БД молча кивнул. Кузе этого было достаточно, и, махнув на прощанье рукой, он вышел из сталинской столовой для начальников...
– Может быть, заедете к нам в "Балчуг" на днях,и мы пообедаем вместе, сказала Компасова жена, протягивая руку. – Ленчик пришлет за вами машину...
– С-с-спасибо. Н-н-непременно... К-компас! Б-большое спасибо за п-похороны и в-вечеринку. Не обижайтесь на местную п-публику. Сегодня – их день, не ваш. Они п-прожили вместе с К-кузеваном п-почти тридцать лет... Им л-лучше знать, к-как себя вести, к-когда кто-то из них уходит...
Он ждал звонка несколько дней, томясь желанием, сгорая от любопытства и все чаще задумываясь, что пора использовать дар Этери – тот опыт, который открывал другой мир и возможности, несопоставимые с нынешним тусклым существованием. Когда на дисплее мобильного телефона БД высветился номер Компаса, он прощался с Барби и ее юристом, своим старым приятелем-врачем, перешедшим из хирургической клиники в солидный московский банк и взявшимся за умеренные три процента продать Кузин Терем.
– Приезжайте, БД! – раздался в трубке знакомый, без акцента, голос с хрипотцой. – Я жду вас в "Балчуге"... В холле...
– З-здравствуйте! – не к месту сказал БД, почувствовав, как заколотилось сердце, и замолчал. Потом, подумав, добавил: – Ч-через час у меня п-поезд в Ригу...
– Хорошо... Какой вагон?
– Не п-п-помню, – он полез в карман, но передумал.
– СВ? Четырехместное купе? Не молчите БД!
– СВ, – выдавил он и нажал кнопку отбоя...
Глава 3. Скорый поезд "The Latvian Express"
Его соседка по купе – немолодая латышка, сухопарая и строгая, с поблескивающим во рту золотым зубом и сложной прической из сильно отбеленных и густо покрытых лаком волос, недружелюбно взглянула на явившегося в последнюю минуту БД. Кивком ответив на приветствие, она заталкивала в ящик под полкой большой матерчатый чемодан на колесах.
– П-позвольте п-помогу, – сказал он, пытаясь забрать у нее чемодан. Она молча вырвала его и уселась на свою постель.
"Старая сука!" – мстительно подумал БД и вышел в коридор.
Поезд тронулся, грохнув сцепкой. БД стал глядеть в темное вагонное стекло, отражавшее печальное лицо в мелких веснушках, с шапкой рыже-седых волос, растущих как попало, выпуклый еврейский лоб, модные очки под старину на коротком прямом носу, слегка оттопыренные уши, большолй все еще улыбчивый рот с толстыми губами и глубокой продольной складкой на подбородке...
"Или окно сглаживает морщины, или у меня стало отекать лицо после продолжительной выпивки", – подумал БД, довольный своим отражением.
Его беспокоила надвигавшаяся старость. Он по-прежнему три раза в неделю ездил в бассейн, проплывая по два километра, бегал, играл в теннис. Его тело оставалось, как и в тридцать лет, поджарым и упругим. Выдавали глаза. Он знал, что старость, когда начинают говорить: "никогда еще не чувствовал себя таким молодым" – и молчал в ответ на комплименты о своей физической форме...
– Господи! – вспомнил вдруг он. – Если Компасова Неэтери появится в купе, старая мегера просто вышвырнет ее в окно или затолкает в багажный отсек под своей постелью.
Он робко постучал и приоткрыл дверь купе: перед ним мелькнула пола дешевого фланелевого халата в горошек, обнажившая на мгновенье отвисший голый зад без мышц, прикрытый великоватыми колготками. Его обладательница разъяренно оглянулась и резко задвинула дверь.
Он стоял в коридоре, потирая в раздумье лоб: отправляться в вагон-ресторан или попытаться еще раз проникнуть в купе за продовольствием и выпивкой, лежащими на его постели в бумажном мешке, собранном Барби.
Посмотрев на свое отражение в темном окне, он постучал: за дверью была тишина. Поколебавшись, он отодвинул дверь: в нос ударил забытый запах давно не мытого старого тела и дешевого дезодоранта. Так пахли старики перед неотложной операций, когда их забывали помыть, прежде чем привязать к операционному столу.
В вагоне-ресторане он заказал яичницу с ветчиной – свое любимое утреннее блюдо, в котором ему теперь отказывала Даррел, пугая холестерином... Он выпил почти полбутылки виски. Подошел официант. Не позволяя ему двоиться, БД спросил, с трудом выговаривая слова:
– Если б-бы меня не учили п-понимать с-страсти Христовы, д-догадался б-бы я, кто б-больше любит Его – ревнивый Иуда или трусливый П-петр?
Официант с уважением усмехнулся и предложил проводить в купе.
– Н-нет, нет! С-спасибо! – забеспокоился БД. – Там в п-постели напротив лежит с-старая с-сука, к-которая тут же затолкает нас обоих в б-багажный отсек под своей к-кроватью и выдаст на границе, как к-контрабанду...
БД стоял перед дверью купе, не решаясь потянуть ручку.
– Представляю, как загустел воздух от запаха ее мощей, – грустно думал он. – Я не выдержу ночь напролет рядом со старой сукой...
Он робко постучал, приоткрыл дверь и осторожно втянул носом воздух: пахло морем и утренним лесом, когда солнце еще не успела раскалить стволы сосен. Ему показалось, что он слышит волны, нежно перемещавшие песок – вдоль берега и пчел – над редкими кустиками молодой земляники в траве. Еще он почувствовал забытый запах юного женского тела, собравшегося в театр или на вечеринку и проводящего время после душа за макияжем...
БД вошел и плотно прикрыл за собой дверь, чтобы не растерять запахи и звуки, сопровождавшие его, такие странные и непривычные для душного купе. Не гляда на старую суку, он быстро разделся и лег на удивительно прохладные крахмальные простыни.
– Боженька! – сказал БД тихим шопотом. – Спасибо тебе. Не буду продолжать, ты и так знаешь, как нежно и трепетно люблю тебя... Пресвятая Богородица, приснодева Мария, всепрощающая заступница наша... – успел подумать он, прежде чем погрузиться в сон.
БД проснулся, потому что старая сука включила свет. Он остался лежать лицом к стене, а потом опять задремал, побежденый алкоголем и ночью
– БД! – услышал он над собой знакомый голос с хрипотцой и почти незаметным грузинским акцентом, и легкая женская рука привычно скользнула широко расставлеными пальцами в густую шерсть на груди. – Скоро граница. Придут таможенники с погранцами... Сначала русские, потом ваши латышские стрелки... Начнут мучительно долго рассматривать фотографию в паспорте, а вы начнете нервничать.
БД повернулся.
– Honey! – сказал он, разглядывая юную Этери, почти девочку, ту, что когда-то очень давно стояла в его кабинете и, переступая ногами, говорила: "Я Этери... Вы обещали отчиму взять меня в Лабораторию...".
– Honey! Т-так давно т-тебя не было, настоящей. К-кто-то п-постоянно п-подсовывает твои с-суррогатные копии: Атра, Неэтери, п-пожилая женщина с с-сумкой, кем-то с-сильно п-побитая красивая девка, с которой мы з-занимались любовью вдвоем или втроем, а ты с-с-смотрела и улыбалась... Я вступил в третий п-период своей жизни... По цвету он т-темно-к-коричневый, как с-спелый б-баклажан, в отличие от двух первых: зеленого, я называл его Fresh – новичек в хирургии, и красного – Experimental Cardiosurgery. Этому третьему я не п-придумал названия... Видно, не с-слишком г-глубоко втянулся... Может, Vegetative period. Я – п-переспелый овощ на грядке, который забыли с-сорвать...
– П-п-подожди, п-подожди.. Не т-так сразу... Я уже очень старый, инициатива д-должна исходить от меня... Есть несколько вопросов... очень важных... к-которые я п-постоянно задаю с-себе и не нахожу ответа. Я наделал к-кучу ошибок. Может быть, с-самая главная из них... – не с-следовало оставлять Лабораторию и б-бросать п-публику на п-произвол... Но и в моей сегодняшней растительной бизнес-жизни я п-продолжаю с-совершать ошибки... Я забываю или уже з-забыл все то, что умел и з-знал... чему ты м-меня учила... Я даже б-боюсь попробовать... Чужой и м-мудрый мир... Он не д-достижим... Любовь ушла... или я п-просто разучился любить... или исчерпал к-квоту на любовь. Очень сильно что-то б-болит, когда н-начинаешь вспоминать и анализировать...
– БД! Что значит "что-то болит"? Вы же врач... – Ее ласки становились настойчивей и откровенней. – Поймите... Любовь – это не возвышенное состояние души, которым вы тешили себя... Рано или поздно, все равно: это только скрип кроватных пружин... и ничего больше.
– Honey! Мне т-теперь не до любви... даже твоей... т-тем более – до ее определений... С-сегодня, или уже вчера, на Кузяшиной п-поминальной вечеринке, услышав твой голос за с-спиной, чуть не умер от с-счастья... или т-тоски... Не знаю... Однако через н-несколько минут я был почти уверен, что с-скорый п-поезд "Этери" ушел... и испытал облегчение.
БД взял ее за руку и поднес к глазам, рассматривая как будто впервые и не понимая, как всегда, кто мог создать такое совершенство. Нежная кожа была гладкой даже в локтевых сгибах.
– Я т-теперь очень п-прагматичен... – сказал БД и отпустил руку... Мне, п-по-прежнему, интересен только один человек – я сам... но я не могу п-понять его... К-как мне отыскать с-самого себя в этой п-пустыне бытия, если все время иду по с-собственному следу? Я знаю, что был п-предназначен для чего-то значительного... Предназначенье это с-сидит во мне и с-с-свербит... и н-неистово жжет душу... И я хочу, если еще не п-поздно, выполнить его... Потому что я с-слышу, как меня зовет т-труба... Она з-звучит п-почти н-не п-переставая, лишая п-покоя... П-почему ни музыка, ни т-теннис, ни к-клиническая хирургия, ни консервация и искусственные органы, ни филимонова "голубая кровь", ни боссов б-бизнес не с-стали главным делом моей жизни... Для чего я был рожден?
– Как бы не пожалеть, когда прознаете все про себя...
– Н-нет! Я не т-трушу, Honey. Я п-примерно догадываюсь, что там у меня внутри... К-кажется, у П-паскаля, да: "Во мне, а не в п-писаниях Монтеня с-содержится все, что я в них вычитываю...".
– "Любознательность – та же суетность". Это тоже Паскаль, – быстро ответила Этери, и БД удивленно посмотрел на нее. Она улыбнулась:
– Сейчас не время для вопросов. Скоро граница. Обнимите меня и поцелуйте... Нет... не сюда... Сюда! – Она часто задышала, привычно неуловимым движением избавившись от легких одежд, склонилась над ним, и розовые соски замерли у его губ...
БД закрыл глаза и, осторожно обхватив сосок губами, втянул его в рот. Потом прислушался к себе и с ужасом понял, что в нем ничего не происходит. С таким же успехом он мог сосать леденец.
– П-похоже, к-кто-то запер эндокринную к-кладовую, что расположена т-теперь в д-дальнем углу моего организма, и унес к-ключи... Мне даже не очень с-стыдно... К-кладовка в последнее время периодически приходит в негодность... Один ученый придурок написал в специальном журнале: "Это означает транзиторную невозможность достижения ригидности полового члена, достаточной для удовлетворения сексуальных потребностей партнерши...".Помнишь? К-каждый человек п-получает от Господа свое т-тело в рент и, если п-плохо или н-неправильно п-пользуется им, выселяется...
– Вы когда-то говорили, БД, что любовь к мудрости не всегда взаимна, тихо ответила она.
БД заглянул в глаза-блюдца с зеленой неспокойной водой и клочьями голубого тумана на поверхности и опять подумал об удивительном мастерстве Создателя, который легко и просто сотворил прекрасный скелет девочки-пришелицы, обтянул его нежной кожей, подложив немного подкожной клетчатки, чтобы скрыть ненужные анатомические детали, и убрал жир там, где эти детали следовало выставить напоказ...
– Помните, что сказал Кузьма Константиныч, – Этери поглаживала твердый живот БД, легко касаясь жестких волос на лобке – barbed wire, – когда мы ужинали в пригородном ресторане, где останавливался Пушкин?
