Текст книги "Донор"
Автор книги: Сергей Чилая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)
Хлопнула задняя дверца. БД нагнулся и открыл переднюю... Возле машины не было ни души, лишь дворник, в застиранной оранжевой безрукавке, натянутой на толстую куртку, сметал снег с тротуара.
Сердце продолжало несильно болеть. Потирая левую половину грудной клетки, БД двинул машину в сторону офиса, неспешно перебирая варианты:
– Вряд ли это Компас. Страх быть узнанным пересилит жажду реванша, какой бы сильной она ни была, и бывший лучший, самый целкий стрелок арендован кем-то другим... или другими...
– Похоже, от скромности я точно не умру, если всерьез полагаю, что за мной охотятся целые коллективы, – продолжал размышлять БД, подъезжая к Рижскому порту, где располагались офисы Компании. – Значит не Компас... Но кто? Даррел, Этери? Почему нет... Глубокая мысль... Эти девки в запальчивости могут многое... Или пугают? Хороши шутки, джентльмены... Значит, это ростовские топ-менеджеры, что интересуются проблемами трансплантологии посильнее, чем российская Академия медицинских наук... Но зачем им меня убивать? Пальба из пистолета – не их бизнес...
Оставалась нелабораторная грузинская публика, и ее список был достаточно велик: новый директор института хирургии, люто ненавидевший БД, гамсахурдиевские придурки, дремучие родственники заживо сгоревшего Пола, а может, кто-то из тех смутных полуреальных персонажей, не простивших ему Баха в качестве автора популярной песенки о Тбилиси...
– Я хочу знать, кому нужна моя смерть, черт возьми, даже если убить человека так же просто и безопасно, как спустить воду в туалете собственной квартиры. Кто платит гонорар стрелку за неумелую работу и кто присвоил себе право решать: жить мне и наслаждаться бегом по утреннему парку, или, ткнувшись носом в усеянный красно-желтыми листьями асфальт, лежать, коченея, в загустевшей на холоде луже крови.
Однажды вечером в подъезде собственного дома он столкнулся с тремя бродяжками, пьяными и плохо пахнувшими. Они поджидали его на лестничной клетке, стоя перед дверью лифта. БД успел заметить сквозь металлическую сетку пустые бутылки водки на подоконнике, пластмассовые коробки от плавленных сырков "Dzintars" и несколько бутылок местного пива "Aldaris".
– Что вам угодно, мальчики? – спросил он, приготовившись к отражению атаки. Ему было не страшно, хотя в руке одного тускло и мягко, как посуда из свинца, которой он с гостями Компании недавно восхищался в подвалах Рундальского замка – скромного творения раннего Растрелли, – поблескивал большой кухонный нож с волнистыми зазубринами вдоль лезвия.
"Если нож хорош, ручка должна крепится к лезвию с помощью трех заклепок," – вспомнил он, но ручка была зажата в потной чужой ладони...
– П-покажите ручку ножа, мальчики,– бесстрашно обратился к ним БД, выходя из лифта, и заметил, что поверг их в уныние, которое сменилось ужасом и смятением... Они в страхе пялились на него, пятясь и невнятно матерясь. Их остановила стена, по которой они начали медленно сползать, вытирая ее спинами и прикрывая ладонями глаза, пока не присели на корточки
– Что с-случилось, джентльмены? – удивленно спросил он. – Что-то не т-так? П-похоже, я вас с-сильно напугал...
Джентльмены застенчиво встали, распрямляя затекшие колени, и, не глядя на БД, гуськом стали спускаться по лестнице...
– Эй! – крикнул он вслед.– Захотите побеседовать, приходите... но без поножовщины! – и услышал в ответ затихающий топот ног.
Глава 7. Учитель: рижские визиты
На Учителя обрушился звездопад наград и почестей. Его пригласил стареющий президент самой свободной страны и, неловко потыркавшись, прикрепил к необъятной груди, где уже было тесно от наград, самый почетный орден. Через некоторое время новый президент, молодой, и спортивный, и строгий, быстро и ловко пристегнул на Учителев кафтан от дорогого портного еще более почетный орден. И к Учителю пришла слава, и стала состоянием его души, и его имя стало цениться дороже его работы...
Ящик надрывался, показывая в новостных программах и в перерывах Учителя: в Кремле, в операционной, на юбилейном торжестве, во время многочисленных интервью, где он по привычке бубнил банальности, стараясь избегать матершины. БД понял, глядя в бесцветные Учителевы глаза, которые тот старательно прятал от камер, что дорога в светлое будущее оказалась кольцевой, и, уверенный в том, что навсегда похоронил хирургическое прошлое, послал Великому короткую записку с поздравлениями и приглашением посетить Ригу вместе с орденом – только что врученным Пресвятым Апостолом Андреем Первозванным. Так БД приступил к реализации очередного проекта, в котором главная роль отводилась Учителю, давно и нежно любившему Ригу. Последний раз он отдыхал здесь вместе с женой, строгим анестезиологом, с неожиданно короткой стрижкой, энергичной, громкоголосой, всегда хорошо одетой. Она продолжала относиться к Великому покровительственно-нежно, покрикивая и называя по фамилии, как в молодости, когда оба были нищими студентами. Надежда так привыкла к Учителеву незлобливому мату, что, перестань он однажды, она бы сильно забеспокоилась и стала бы таскать его по врачам.
Они остановились в известном всей стране, подбившей в то лето южно-корейский пассажирский самолет, Юрмальском санатории для больших начальников, а я с Даррел и мальчиками жили поблизости, на Осиной даче. Той весной меня наградили орденом Трудового Красного Знамени. "...За вклад в развитие советской хирургической науки..." – было написано на листе веленевой бумаги с водяными знаками, приглашавшей пожаловать в Кремль. Мне этот орден был по барабану, а Ося задумчиво разглядывал синюю муаровую ленту и тяжелый темно-серебряный круг с вишневым знаменем.
– Не может быть! – удивленно бормотал он, взвешивая орден в руке. Его Знак Почета по сравнению с моим орденом гляделся спортивным значком...
В то августовской утро я сидел в номере Великого, любуясь с балкона юрмальским пляжем: ярко-желтыми песчаными дюнами с редкими соснами и неподвижной синей водой, отороченной кромкой зеленых водорослей, и краем уха слушал привычное Учителево матерное бормотанье.
– Творог и сметана здесь простозаебись! – излагал он, натягивая штаны пугающей ширины.
– Ты, Шереметьев, и ел-то этот творог всего раз, с похмелья... Не думаю, что помнишь его вкус, – заметила Надежда.
Но Учитель гнул свое:
– На завтрак лососина и икра... Правда все красноеебенамать, но вкусно, а водкахуеваяздесь, – и задернул молнию на штанах – такую длинную, что, казалось, рука с держалкой никогда не остановится.
Осина "Волга", поджидавшая нас у санаторного подъезда, жалобно пискнув, глубоко присела, подмятая Учителем и уже не смогла распрямиться. Вышколенный шофер испуганно посмотрел на меня и ничего не сказал, но его беспокойство не укрылось от Учителя:
– Слышь, милок! Ты не бзди. Я в Москве на такой же езжу... Держит...
Мы ехали завтракать в только что выстроенную гостиницу "Ridsene", успевшую прославиться хорошей кухней, интерьерами и постоянными ланч-визитами партийных бонз.
Пожилой официант-латыш в черном костюме, несмотря на утреннюю жару, нетерпеливо переступая ногами, выслушал наш мучительно длинный заказ, посвященный закуске. Мы долго решали с чего начинать: холодной мясной закуской или рыбным ассорти на огромном блюде, украшенном ломтиками лимона, маслинами, белыми шариками сливочного масла, контрастирующего с яркими кучками красной и черной икры. В центре были сложены аккуратной горой местные рыбные ресурсы: лососина, копченый угрь, форель, миноги.
– С-стартуем р-рыбой, Учитель! За мясо примемся п-позже, – резюмировал я и посмотрел на вконец задроченного официанта. – Т-теперь спиртное, г-голубчик. П-принесите для начала б-бутылку "Столичной" ноль-семь и п-побольше льда, и не забудьте "Боржом".
– Спыыртное подаваеэм тоолко послэ двуух, даа! – мстительно сказал официант и, наслаждаясь произведенным эффектом, уставился в окно.
– Ну и сука же ты, мужикблядь! – удивился Великий. – Какого хера ты молчал? Мы час паримся с тобой, придурком, выбирая жратву...
– П-послушайте, – осторожно вмешался я. – Вы в-видели, кто нас п-привез? В-видели... Джентльмен напротив, к-который так нервничает с-сейчас – к-кардиохирург с м-мировым именем... У него орденов Ленина б-больше, чем у вас п-пуговиц на пиджаке... – официант провел рукой по двум рядам пуговиц на сюртуке, – включая м-манжеты и нижнее белье... Мы гости т-товарища П-пельше... – Эта фамилия в Латвии, словно "сим-сим", открывала любые двери.
– Мнэ уволнаэт! – гораздо мягче сказал официант, глядя по сторонам.
– Не т-трусьте. Т-тащите алкоголь. Через два ч-часа за нами заедет п-помошник т-товарища Пельше...
Официант мучительно переминался и не уходил.
– Мыблядьтеряем время с этим придурком! – начал распаляться Учитель. Куда ты притащил меня, Рыжий! Дай ему трешку!
– Вот вам п-пять рублей, с-старина, и не з-заставляйте ждать.
– Товарысчы не ообыжают, еслы я нэсу водка.в "Бооржом-бутыылках"?
– Неси хоть в жопе своей латышской! – миролюбиво подытожил Учитель, успокаиваясь. Через несколько минут наш стол у окна в дальнем углу ресторанного зала украшало несколько невзрачных бутылок "Боржома" с кое-как приклеенными этикетками.
– Воодка – бутыыылка бэз крыышка, – заговорщицки бормотнул официант и заспешил. Когда через несколько минут он подошел к столу, пустая боржомная бутылка без крышки стояла на отшибе.
– Принеси еще одну, милок, – заметил Учитель, увлеченный воспоминаниями о прошлогоднем симпозиуме по консервации органов, организованном мною в тихом курортном местечке на берегу моря близь Батуми. Симпозиум собрал тогда лучшие советские мозги, занимавшиеся трансплантологией. Я специально выбрал отдаленный санаторий, чтобы оградить прибывшую публику от соблазнов грузинского гостеприимства, и просчитался. Мои коллеги – два тбилисских профессора, проталкивающие своих аспирантов в мясорубку Учителева института снарядили пару машин с фруктами, сырами, вином и чачей и нагрянули в местечко под Батуми.
Во время шумного вечернего застолья я, к своему ужасу, узнал от приезжих, что завтра с самого утра запланирована экскурсия на дружественный им коньячный завод.
– Х-хорошо, п-поедем, но только во второй п-половине дня, – твердо заявил я, покачиваясь у стола со стаканом "Напареули". – Или вообще н-никуда не поедем... С девяти до часу – "к-круглый стол" по п-прижизненной оценке метаболизма консервируемых органов. Баста!
– До двенадцати! – настаивала публика.
– О'кей! – легко согласился я и допил чачу.
В дегустационном зале коньячного завода нас поджидали несколько низких деревянных столов с такими низкими табуретками, что усидеть на них даже трезвому было не под силу... А на столах: бутылки с коньяком, "Боржом", ситро, горячий грузинский хлеб, ткемали, сыры, бастурма, зелень, фрукты, холодное сациви, холодная отварная рыба в ореховом соусе, цыплята-табака...
Через несколько часов энергичной дегустации мы переместились на другую площадку, где поджидали похожие столы. Отличие состояло в потрескивающем неподалеку костре для шашлыка...
Непередаваемо пьянящий, с горчинкой, аромат горящих виноградных веток стелился окрест, заставляя горожан почувствовать свою малость в большом и чистом мире природы, на каждом шагу подчеркивающей свое субтропическое происхождение: пальмами, растущими, как бурьян, эвкалиптами со слущивающейся длинной белой кожурой вдоль стволов и специфическим запахом камфорного масла, мандариновыми деревьями с толстыми маслянистыми листьями, бамбуком, странным, как страусы и жирафы, растущим небольшими рощицами, и удивительно густым и очень зеленым самшитовым кустарником...
На обратном пути, глубокой ночью, те, кто не спал, вернулись к утренней теме миокардиального метаболизма. Пьяный шофер забыл обратную дорогу, и автобус медленно блуждал по невысокому горному серпантину, перемещаясь от одной деревни к другой...
– Если вы, д-джентелмены, з-завели в неуправляемом автобусе речь об обменных п-процессах в м-миокарде... эй ... п-пусть н-не вырывают руль у ш-шофера... он все равно д-делает это л-лучше... да... м-метаболизм... п-попросим п-профессора Евсеенко начать, п-потому как она наиболее п-плодотворно и целесообразно с-совмещает в себе... в отличие от нас... наибольшое отсутстсвие алкоголя в крови, а также п-профессии б-биохимика и п-партийного с-секре... и п-патофизиолога в институте Учителя... не п-пони... не помню до с-сих пор, где он... но п-прежде несколько с-слов... л-лично меня... надеюсь, и вас д-джентльмены, интересует с-сиюминутное... с-состояние м-миокарда... а не те общепринятые академические т-тесты... что характеризуют его жизнедеятельность... и что с-становятся известными с-спустя много часов... а иногда и дней... и орган уже п-пересажен... а мы узнаем... что он был...н-н-нетрансплантабелен... – вещал я.
Автобус швыряло на поворотах, но публика, удерживаясь в неудобных креслах, принялась с пьяным энтузиазмом обсуждать предложенную тему, а на заднем сиденье крепко поддатая группа трансплантологов из Вильнюса пела литовские песни.
Утром автобусная дискуссия разгорелась с новой силой и пораженный Учитель, который успел прознать про научный ночной базар, был приятно удивлен.
– Ну выдаетеблядьмужики! – сказал он. – То, что Рыжий с-свихнулся на своих электродах, я могу понять, но как он сумел возбудить всех вас? Конечно, получать в режиме мониторинга данные о метаболизме во время операции важно, но совать в мышцу человеческого сердца датчики профессора Коневского – опасная затея, требующая специального разрешения и подготовки... – Он помолчал, перемещая по столу президиума бутылки с минеральной водой, а потом неожиданно закончил:
– Сделай доклад на Проблемной комиссии в Академии по этим датчикам, Рыжий... Лады?
– ...Принеси еще одну, милок! – повторил Великий, обращаясь к официанту, пялившему глаза на пустую боржомную бутылку.
– Вмээсте рыба-ассорты, – безнадежно сопротивлялся официант, сдаваясь перед неудержимым напором ненавистных русских.
– Неси, мудила! – Учитель повысил голос, вспоминая все, что делал и делает Старший Брат для благополучия Латвии, маленькой республики, сопоставимой по населению с Теплым Станом на юго-западе Москвы или Тропаревым – на севере...
Вместе с большим блюдом, заставленным рыбой, официант принес еще две бутылки Столичной, и мы мирно наслаждались холявной выпивкой и едой... Когда очередь дошла до жареного мяса, мы были сильно навеселе, но разгорячившийся официант принес еще две бутылки "Столичной". На этот раз водка была в оригинальной упаковке. Я удивленно посмотрел на официанта, покрутив пальцем у виска;
– You must be mad, old-timer!
– Дареному коню уши не чистят, Рыжий! – мимоходом заметил Учитель. А официант на приличном английском среагировал на мою реплику:
– You succeed in overcoming the alcohol prohibitive dead-line!.
Я посмотрел по сторонам, с трудом различая за столами строгие партийные фигуры в черном, не глядящие в нашу сторону и игнорирующие громкий Учителев мат.
– The local bigwigs are fattening near at hand, Teacher, – невнятно пробормотал я, с трудом удерживая в поле зрения могучую фигуру напротив.
Я не помнил ни вкуса жареного мяса, ни мороженого, ни чашки густого черного кофе с "Рижским бальзамом". Моя слабеющая память сохранила строгую Надежду, буцкающую нашу водку.
– Чтобы тебе с Шереметьевым меньше досталось, – пояснила она, пьянея на глазах. – Вам еще надо встать и хорошо пройти через весь кабак к выходу...
– Мадам! – пытался сопротивляться Учитель, водя длинным пальцем с ухоженным ногтем. – Работа облагораживает, безделье делает человека счастливым. Отнимаешь у народа с таким трудом завоеванное право ... – он не договорил.
Глядя на Учителевы пальцы я увидел каким-то странным, возобновляющимся, всепроникающим зрением, какую мощную нездешнюю силу приобрели его руки.
"Он должен теперь оперировать, как Бог, – подумал я. – Без осложнений, нагноений, кровотечений, без недостаточности анастомозов... Учитель стал Хирургом."
Учитель догадался, почему я смотрю на него.
– Ты правильно подумал, Боринька! – трезво и тихо сказал он, с удивлением разглядывая собственные пальцы. – Руки стали... не хуже... как у тебя.... раньше. Оперирую в клинике... без осложнений... Проходят даже неоперабельные случаи...Тьфу, тьфу.. А ты, мудила, свой талант... загубил сам... неизвестно почемублядь... – Он снова опьянел и с трудом закончил утомивший его монолог...
Я помню, как пугливо приблизился к нам Осин шофер, приглашая к выходу, как официант сказал, что счет оплачен и отказался от чаевых, как я упал у выхода из кабака и Учитель, матерясь на весь зал, безуспешно поднимал меня и как поблизости на хорошем русском кто-то сказал:
– Это академик Шереметьев с женой.... А тот, кого он так нежно поднимает, роняя... – окончания фразы я не расслышал, в мучительном желании поскорее подняться с пола цепляясь за Учителя...
– Нахуяты меня тащишь в Латвию, Рыжий?! – сопротивлялся Учитель спустя много лет. – Каждый мой день расписан по минутам, плюс ежедневные операции...
– ... Не так уж вы з-заняты, раз н-находите время заехать в К-кремль за очередной н-наградой. П-приезжайте на Рождество, – настаивал БД. – Будущая смерть под Кремлевским забором – не такое большое благо, как вам кажется.
– Какое Рождество?
– К-католическое. Мы тут все уже д-давно к-католики, к-как Даррел... Хотя латыши по жизни – л-лютеране.
– Я теперь бываю на таких приемах, что тебе и не снилисьебенамать!
– "Few of us can stand prosperity. Another man's, I mean". Марк Твен. П-приезжайте. Не п-пожалеете. Увидите б-бывшего любимого ученика...
– Ну ради этого ты меня не затащишь. З-захочешь – сам приедешь... Я слишком с-старблядь!
– Н-ни один человек не настолько с-стар, чтобы не п-протянуть еще годик-другой... Жду вас...
– Колись, зачем я тебе понадобилсяблядь?
– Н-ничего особенного... Н-несколько взаимно п-приятных и п-полезных дел...Вы легко с-справитесь... Как всегда, г-гонюсь за т-тремя зайцами, подвел итог БД и положил трубку.
Учителева туша, поблескивающая голой головой, вольготно разместилась в массивном бамбуковом кресле на краю бассейна с голубой водой, занимающего большую часть высоченного водяного холла в Доме Босса.
Словно надутый волшебным газом, неимоверно толстый семидесятилетний Великий смотрелся удивительно юно: без морщин на теле и лице, розовый и упругий, как младенец в яслях в Рождественскую ночь. Он легко вписался в интерьер водяного холла и казался одной из его постоянных и дорогих достопримечательностей. Наброшенный на плечи самый большой и плотный, как солдатская шинель, японский халат Босса, смотрелся на нем распашонкой. Учитель коротал время со стаканом виски, туго набитым льдом, в перерыве между заходом в бани, выпивкой, бассейном и едой.
Босс не в шутку задумал поразить видавшего виды Учителя. С потолка мощной широкой струей шумно тащился водопад, закрывая вход в сложенную из каменных глыб пещеру, в центре которой располагался стол с закусками, спиртным и несколькими креслами. Вода в бассейне, подсвечиваемая со всех сторон, казалось, в вышине сливалась с голубым подвесным потолком, усеянным мерцающими лампочками-звездами. Там же в сумраке тонула возносящаяся вверх каменная громада, образующая свод пещеры. Ванна-джакузи, способная вместить команду баскетболистов, бесшумно бурлила водой, постоянно меняла цвета и норовила перелиться через край. Бильярд под зеленым сукном, похожий на новенький теннисный корт, ждал игроков. Несколько последних моделей дорогих тренажеров с электронной начинкой, пара столиков из нержавейки и стекла с пивом и рыбными деликатесами, плазменный, почти во всю стену, телевизор, парочка барбекю в дальнем углу с докрасна раскаленными углями и прекрасная музыка Глена Миллера, звучащая отовсюду, завершали интерьер.
Босс почти постоянно отсутствовал, предпочитая изредка наведываться, чтобы спросить: "Все ли в порядке?". С гостями он останется позже, когда приезжий подвыпьет, проникнется духом Большого Дома и больше прознает о Хозяине и Компании.
– А этот твой... хозяин..., – сказал Учитель, проводив в очередной раз глазами Босса. – Он и впрямь как Гэтсби, только побогаче...
– Он хороший... и п-плохой... Но б-больше хороший... Он может п-простоять три часа, увлеченно н-наблюдая, как рабочие укладывают п-паркет или роют к-канаву, и тут же, через п-пару минут, родить п-потрясающую идею о с-стратегии Терминала, настолько же остроумную, насколько сулящую высокие п-прибыли... Тут н-недавно были англичане... Один из них с-сказал, что такого б-большого участка земли и дома нет даже у английской к-королевы... Но все это – для к-красного словца... Есть старинные п-поместья, и замки, и современные з-загородные дома п-поболе и п-подороже...
– Хорошо-то как! – протянул Учитель, допивая виски и блуждая глазами по столу в поисках непробованной закуски.
– Наслаждайтесь! – БД протянул Учителю блюдо с сыром-рокфором и миндалем.
– Говори, Рыжий, зачем звалблядь?
– Не так с-сурово, Великий! Г-гонюсь за т-т-тремя зайцами и надеюсь поймать всех...
– Так не бывает, – перебил Учитель. – Ты знаешь, чем кончаются подобные затеи... Хотя раньше ты только этим и занимался...
– И п-после п-плохого урожая надо с-сеять. А что до зайцев, то, как минимум, двух из трех я л-ловил всегда, п-почти всегда... П-первый заяц, с-считайте, я его уже з-завалил... Мне вдруг отчаянно захотелось вас п-повидать... П-погодите. Не перебивайте. Я в-выпил не меньше вас... З-значит, на к-килограмм веса мне д-досталось п-почти в два с п-половиной раза больше... П-повидать можно было бы и в Москве, но здесь п-приятнее... во всех отношениях, как любил говорить Гоголь. Р-расслабьтесь и забудьте обо всем...
– Ты и твои атаки, конечно, не в счет? Спасибо...
– В-второй заяц еще б-бежит, но его уже ждут с-с-ссети... Босс считает, что он не с-совсем здоров... Его к-консультируют здесь все, кому не лень, г-гоняя от с-специалиста к с-специалисту... Заметьте, не г-говорю: от врача к врачу. Х-хороших врачей давно в-выставили, некоторые уехали с-сами... И к-каждый с-специалист, норовя с-содрать с него п-побольше, назначает неимоверное к-количество в-всевозможных анализов, п-порой болезненных. Я н-недавно устроил скандал, к-когда узнал, что ему с-сделали д-дюжину бессмысленных б-биопсий... В-водят по шарлатанам, м-местным и п-приезжим, п-посылают заграницу в очень дорогие к-клинки с-с-сомнительной репутации. Всем этим л-лечебным... п-перформансом занимаются его родственники и друзья, и мне н-неловко встревать в этот их б-бизнес, и н-называть вещи своими именами...
– Ты хочешь, чтобы яблядь? – уныло уточнил Учитель
– Да, Великий. Я считаю, ч-что сегодня он здоров... Но он н-не в-верит мне... Говорит, что я н-не врач...
– Что ж, в проницательности ему не откажешь.
– Я хочу, чтобы вы п-положили его к себе в институт на н-несколько дней и хорошенько на него п-посмотрели... Но так п-просто он не п-поедет и не ляжет... Хорошо бы вам п-подружиться и стать интересными друг другу... Я говорил... он очень б-богат... и жаден... иначе не был бы так б-богат, но, несмотря на это, м-может выступить инвестором н-некоторых ваших исследовательских п-программ... Он чувствует, г-где зарыт успех.
– Считай... он лежит в лучшей институтской палате...
– Значит, в-второй заяц тоже п-путается в с-силках... Однако это не все.
– Не наседай, Рыжий... Для первого вечера – слишком много...
– Хорошо, к-кончаю. П-последний, т-третий заяц, что мечется по лесу н-неприкаянным, м-может стать х-хорошей добычей...
– Ну, давай... Не тяниебенамать.
– П-после шашлыков, Учитель.
– Ладно... А парни из Ростова с уголовно-академическими интересами по-прежнему достают тебя? – спросил Учитель мимоходом, и БД подивился всегдашней его проницательности, но отвечать не стал.
– Где вы научились так классно готовить шашлыки? – Великий отблагодарил мужским комплиментом за великолепный вечер. – Небось, Рыжий в Грузию возил?
– У меня кроме нефтяного бизнеса несколько гостиниц и ресторанов с хорошими поварами... Есть испанцы, французы, был грузин, который прекрасно готовил, но воровал, – сказал Босс. – Я несколько раз приезжал в Грузию... давно. Сегодня, наверное, там не зажарить и воробья...
– Не знаю, насколько вы удачливы в бизнесе, хотя, похоже, преуспеваете ... – Учитель шел в атаку, выполняя просьбу БД. – Но в прекрасном вкусе вам не откажешь... Я имею в виду Дом, его интерьеры, даже эту курточку из... он пощупал натянутый на плечи японский халат Босса – из драпа...
– Летом здесь хорошо, – отбил Босс мяч. – Приезжайте... Все виды водного спорта к вашим услугам, – он бросил короткий взгляд на фигуру Учителя и продолжил без прежнего энтузиазма: – Водные мотоциклы, дельтапланы, парашюты... – и сделал паузу, понимая, что послал мяч в аут... – У меня три неплохие яхты с комфортабельными каютами... Можно пойти в Таллинн. – По выражению Учителевого лица БД понял, что драйв прошел...
– А я с радостью приму вас в Москве. – Кросс Учителя оказался слабым. Он почувствовал это и усилил напор: – Вам должен понравится институт. Мы постоянно строим, расширяя хирургический бизнес. Недавно закончили еще один высотный корпус. Думаю, поглядев на операционные, вы захотите переделать свою кухню, хотя лично мне онаблядьпоказалась... просто оху... шедевром... Учитель расслабился, забыв наказы БД, но тот жестко контролировал события и, чтобы вернуть Учителя на верную дорогу, попытался ущипнуть его за спину... С таким же успехом, он мог пощекотать железнодорожную цистерну с бензином на терминале Компании.
– Давайте выпьем... За вас... – Учитель поглядел на Босса. – Впервые вижу нормального латыша. Ваше здоровье! – Учитель замер со стаканом: упомянув про здоровье Босса, он вспомнил инструкции БД и виновато поглядел на него, положил руку ему на плечо и шепнул в ухо: – Помнюблядьпомню! Не бзди...
Подошело Придурок и, задумчиво глядя на Великого, начал шевелить ноздрями, что всегда свидетельствовало о напряженной работе мысли в голове оленя. Учитель не испугался и не удивился вниманию зверя, будто о его ногу терся кокер-спаниель. Придурок постоял, негромко испортил воздух, подошел ближе и положил морду на Учителево плечо, кося коровьим глазом на БД, будто испрашивал разрешения или похвалялся.
Принесли новую порцию шашлыков странно красного цвета, с удивительно глубоким ароматом леса.
– Не старайтесь разжевать, – сказал Босс Учителю. – Просто подержите мясо во рту. Через мгновение оно исчезнет... растает.... Это косуля. – Он шлепнул Придурка по спине и тот, взбрыкнув, прыгнул в бассейн.
– Мне Рыжий говорил, что ему не совсем нравится, как вас лечат... местные ветеринары... – Учитель уверенно набирал очки в новом сете. – Это, собственно, и послужило причиной моего приезда...
– Мне кажется я здоров, – уныло возразил Босс. – К тому же Борис не врач или скрывает, что врач... Как скрывал до сих пор, что ваш бывший ученик...
– Бывших учеников не бывает, – перебил Учитель. – Даже если он превзойдет меня в хирургии, что сегодня маловероятно, он останется моим учеником...
– Ладно, – сказал Босс. – Теперь ваш ученик бизнесмен. Может, и хороший, но у него нет главного: он не хозяин и не хочет становиться им.
– Этот Рыжий, что служит у вас прислугой, был почти гениальным хирургом. Слышите? Почти гениальным. Его мозги навсегда запоминали каждого больного, оперированного им, со всей присущей тому симптоматикой... Все руководства и учебники, все журнальные статьи и рефераты, профессиональные и полупрофессиональные беседы намертво фиксировались в его голове. Все это постоянно анализировалось. Результаты предыдущего опыта каким-то совершенно невероятным образом сопоставлялись с новыми данными.... Однако главное состояло в том, что Природа наградил его прекрасными руками... Это трудно выразить словами... Если хирург тратит на операцию час-полтора, Рыжий управлялся за полчаса... Но дело не во времени...
– Учитель! – не выдержал БД. – Я еще н-н-н-не умер. В-вернемся к вопросу о здоровье Босса, к-которое меня...
– Подожди, Борис! Продолжайте, господин Шереметьев.
– Ваш интерес, Босс, м-мне с-соврешенно не п-понятен...
– Да... Дело не только в скорости, – рассказывал Учитель, поглядывая на Придурка... – Его руки обладали странной силой... Не знаю... Они не только уничтожали микробов в ране, не только приводили к быстрой репарации тканей... Он вызволял с того света неоперабельных пациентов, которым по всем правилам следовало умереть... Обычно хирургическое мастерство приходит с годами... Рыжий умел все это уже в двадцать три, когда его впервые подпустили к операционному столу в Свердловске... Здесь нет какой-то особой его заслуги. Этим даром, которому нет названья, Господь наградил его с рожденья ... А что не желает быть хозяином... Он больше, чем хозяин...
– Don't exert yourself to the utmost, Teacher, – безмятежно заметил БД. – Н-не надрывайтесь так.
– Да! Шашлык – выше всяческих похвал, – сменил тему Великий, протягивая руку к стакану с виски. – Очень хотел бы угостить вас в Москве не хуже... У меня дача в Переделкино... Неподалеку от дачи Пастернака... Заодно положил бы вас на пару дней в институт, чтоб пообследовать, как хочет Рыжий. Учитель победно глядел на БД и молча требовал похвалы.
– Этот подарочный "Jameson" – признание ваших заслуг, – БД протянул бутылку, провожая глазами Босса. – Т-теперь два слова про т-третьего зайца... Нам н-нужна встреча с российским н-нефтяным олигархом: главой одной из п-пяти п-первых компаний... Цель встречи – затащить его на Терминал, п-предложив часть долей, с-сколько захочет. Став с-совладельцем, олигарх станет участвовать в п-прибылях, в том числе и от трансфера на Запад своих собственных грузов... А с-совместное управление Терминалом п-позволит выстроить с-стратегию его дальнейшей экспансии...
– Я должен организовать эту встречу? – сообразил Учитель.
– Это самое п-простое. Вам п-придется выбрать олигарха, п-подготовить его к встрече и п-присутствовать на ней, и тогда, п-помятуя обо всех ваших н-наградах и заслугах п-перед отечеством, олигарх не кинет нас, как п-принято.
– Кинуть им вас, как два пальца обоссать... – возразил Учитель.
– Н-не с-скажите, Великий. П-публика постепенно цивилизуется... Топ-менеджерами теперь у них работают иностранцы. А чтоб вам было к-комфортнее, сформулирую все на бумаге, заверну в нее ирландский виски и п-пришлю...
– За третьим твоим зайцем придется побегать... Как бы не намаяться, резюмировал Учитель, задумчиво оглядывая гигантский холл, и спросил неожиданно: – Продолжаешь заниматься консерваций?
– Г-где мне ей з-заниматься? – почти искренне удивился БД. – П-помните, небось, как п-просился к вам, чтоб...
