Текст книги "Обагрённые (СИ)"

Автор книги: Сергей Дмитрюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

– Вот ведь какое дело, получается, – продолжал рассказывать Вир, усадив Рубину на свободный стул у окна. – Работа в политотделе, она ведь позволяет взглянуть в самую суть нового времени, увидеть собственными глазами, как меняется душа человеческая – тяжело, со скрипом и натугой, но меняется. И ты вроде акушера при родах: помогаешь народиться на свет новому человеческому существу, открыть ему глаза на мир, чтобы взглянул он на него по-новому. Ты согласна со мной?

Вир посмотрел на свою давнюю подругу. Та кивнула в ответ, жадно слушая его.

– Вот! – обрадовался Вир и продолжал. – Знавал я одного мужика. Типичный представитель крестьянства здешнего. Впервые мы с ним познакомились ещё в окопах, когда штурмовали столицу. Рыжий, молчаливый. Он всегда стрелял во врага сцепив зубы, а когда наступала передышка в бое, удалялся к опушке леса, ходил там, что-то бормоча себе под нос. Однажды я спросил его: «Чего ты тут колдуешь, дядя Косаки?». А он мне отвечает: «Да вот, трава налилась багрянцем уж. А я как траву вижу, так пахать охота. Душа не на месте, болит». И тут я понял, что дядя этот, Косаки бился с олигархами и их халуями за право свободно пахать на своей земле. Понимаешь, какое дело?

– И что потом? – с интересом спросила Рубина.

– Потом я видел его уже при народной власти. Он врезался в землю, как полновластный хозяин, дневал и ночевал на пахоте, и однажды, задыхаясь, сказал мне: «Подохну скоро». Но при этом радовался радостью мелкого собственника. А затем стала подниматься первая волна нового, коллективного хозяйствования на земле. Но Косаки так и оставался единоличником. Он позже всех пришёл в земледельческую коммуну. Я его отвёл в сторону и спросил с глазу на глаз, как ему живётся в коммуне и как обстоит дело с душой? «Обезродили вы всё», – вздохнул он и покачал головой. «Что так?» – удивился я. Он показал мне на трактор, который когда-то принадлежал ему: «Тот же трактор, а радости к нему нет».

Вир грустно усмехнулся, вспоминая это.

– Вот эта привязанность к старому, своему, единоличному больше всего мешает организации труда в сельхозкоммунах и не способствует налаживанию новой социалистической дисциплины.

– И чем всё закончилось? – поинтересовалась Рубина, очень внимательно слушавшая Вира. – Я имею в виду с этим Косаки?

– Чем закончилось? Потом мы взяли его на открытие нового тракторного завода в Шан-Хи. Ехал он с нами две тысячи миль и на всё вокруг смотрел крестьянскими глазами. Когда стали подъезжать к горам, люди стали восхищаться красотой природы, а Косаки заявил: «Бесполезные горы!». Спрашиваем его: «Почему?». А он нам: «Да ни пахать, ни сеять нельзя». И вот мы на заводе. А завод, скажу тебе, прекрасен, залит солнцем. Чистые новенькие корпуса, озеленённые площадки для отдыха. В сборочном цехе в это время стал сходить с конвейера гусеничный трактор. Уж очень он впечатлил тогда Косаки. А этой осенью, представляешь, я снова видел его в сельхозкоммуне. Работает он там теперь бригадиром трактористов. Поинтересовался я у него: «Ну, а как с душой, дядя Косаки?». А он улыбается мне: «С душой? Душа на место стала». Вот ведь как бывает в нашей работе!

– Да, это верно, – задумчиво протянула Рубина.

– В сельхозкоммуну тебе надо, – сказал Вир, заботливо глядя на неё. – Исхудала вся на северах своих. Одни глаза и остались только. Знаешь, какие в коммуне праздники бывают? На день урожая, когда коммунары накрывают богатые столы, обязательно должны приходить политотдельцы. Если ты не приезжал, это было для коммунаров большой обидой. С душой к нам относились всегда. Сажали на самое лучшее место, подвигали тебе самые лучшие закуски. Обязательно старались с тобой чокнуться. Ставили для этого специально красное вино на стол. Всё это вроде бы мелочь, но говорило о том, что у тебя с ними установились хорошие отношения, тесный контакт с народом. А потом выскочит какая-нибудь молодая дородная коммунарка и заведёт звонким голосом озорную песню, а глазами так и сверкает. Остальные подхватывают хором эту её напевку… В общем, идёт весёлое гулянье до самого вечера.

Вир почесал затылок.

– Если бы мне ещё представилась возможность пережить всё это снова, участвовать в тех грандиозных делах, в каких я участвовал, я бы с удовольствием всё это повторил, несмотря на все трудности и опасности, даже смертельные. Это была одна из интереснейших страниц в моей биографии.

– Разве? – Рубина, на губах которой блуждала мечтательная улыбка, удивлённо приподняла длинную бровь. – А как же «Серые Ангелы»?

– «Серые Ангелы»? – задумчиво и слегка печально улыбнулся Вир. – Да, знатное время было. Теперь разбрелись все кто куда. Дел-то на планете невпроворот! Мун вон снова лечит людей. Знатный врач, между прочим.

– Я знаю, – кивнула Рубина, не отрывая пристального взора от товарища.

– Чад сейчас мог бы снова учить детей, – с горечью в голосе продолжал тот. – Жаль его. Столько грандиозных свершений вокруг происходит и всё без него… И всех остальных жаль, жаль, что не дожили они до сегодняшнего дня.

– Жаль, – кивнула Рубина, опуская ресницы, и встрепенулась снова. – А сейчас? Разве у тебя не интересное дело теперь?

– Как там Нат поживает? – вместо ответа спросил Вир и понуро опустил голову. – Чада жалко… и Юла тоже. Каких ребят потеряли!

– Нат? – Рубина посмотрела на Вира с лёгким вызовом. – У него всё хорошо. Замуж всё меня зовёт.

– А ты?

– Я?.. Я пока думаю. Не могу выбрать между вами двумя.

Девушка бросила на Вира острый долгий взгляд.

– Хотя, у тебя же теперь есть твоя Шаори.

– Не говори глупости! – отмахнулся Вир. – Ты же знаешь, что это совсем другое. Это карма моя, если хочешь. Помогаю несчастной женщине, как могу.

– Ты уверен? – с сомнением спросила Рубина.

– Да! Времена ныне не такие, чтобы о себе думать. А представляешь, что у нас ещё впереди? Вот поднимем в стратосферу тысячи спутников и создадим на планете грандиозную информационную сеть, чтобы в каждом, самом отдалённом уголке её любой человек мог увидеть лучшие фильмы, лучшие произведения искусства, прочитать книги, какие пожелает, воочию увидеть своих друзей и родственников, общаться с ними на расстоянии. Это потянет за собой развитие самых высокотехнологичных отраслей. Мы создадим свою космическую индустрию, которая даст толчок к созданию новых видов транспорта. Вообрази себе проект общепланетарной транспортной системы – единую кольцевую дорогу, которая огромным обручем охватит Гивею по экватору? В неё вольются все остальные дороги, и даже та дорога, которую вы строите сейчас на севере. Она лишь предвестник, начало грандиозной будущей стройки. И на этом развитее наше нисколько не остановиться. Автоматические трактора и комбайны выйдут в скором будущем на поля, заработают по всей планете автоматизированные заводы, наполняя закрома всем необходимым для жизни, чтобы люди могли свободно развиваться и творить. В небо взовьются юркие летательные аппараты, не знающие пут гравитации, и управляемые умными программами понесут людей и грузы в самые разные уголки этого мира. А там, впереди у нас – космос! Представляешь? Мы зашагаем от планеты к планете, всюду создавая прекрасные, устроенные для жизни миры. И всюду будет разливаться радость, счастье и добро человеческое!

Вир на мгновение призадумался. Глаза его светились огнём вдохновенной мечты. Он улыбнулся чему-то своему, одному ему известному, и тихо пропел звучным голосом:

Забота у нас простая,

Забота наша такая:

Жила бы страна родная,

И нету других забот!

Пускай нам с тобой обоим

Беда грозит за бедою,

И дружбу мою с тобою

Одна только смерть возьмёт.

И снег, и ветер,

И звёзд ночной полёт.

Меня моё сердце

В тревожную даль зовёт.

Вир радостно подмигнул Рубине, обнял её за плечи и запел снова. Голос его звенел уверенной отвагой и несгибаемой волей:

Пока я ходить умею,

Пока глядеть я умею,

Пока я дышать умею,

Я буду идти вперёд!

Не надобно нам покоя,

Судьбою счастлив такою.

Ты пламя берёшь рукою.

Дыханьем ломаешь лёд.

И снег, и ветер,

И звёзд ночной полёт.

Меня моё сердце

В тревожную даль зовёт.

И так же, как в жизни каждый,

Любовь ты встретишь однажды.

С тобою, как ты, отважно

Сквозь бури она пойдёт.

И снег, и ветер,

И звёзд ночной полёт.

Меня моё сердце

В тревожную даль зовёт…

Рубина слушала странные, незнакомые ей слова, и сердце её начинало трепетать радостной тревогой, душа её разворачивалась, подобно расцветающему цветку, тянущемуся навстречу ласковому солнцу, навстречу новому нарождающемуся дню, в котором будет столько любви и счастья, сколько пожелаешь.