Текст книги "Курган. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Байбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 39 страниц)

Монах смотрел недоуменно, явно не понимая, что хочет Кирилл.

– О какой пирамиде говорит господин? Я вижу только море, вот тут, – мнах указал на конец дороги, – путь на скалу заканчивается. Но если пройти по нему немного дальше, то мы окажемся в том месте, где имеет право быть лишь лорд Абигор. Мне туда ходить запрещено, а если бы и хотел, то все равно не смог бы пройти дальше этого места. И то, что я сейчас был там, – это благодаря воле лорда Абигора.

– Ясно, – сказал Кирилл, хотя на самом деле ничего не было ясно. Ясно лишь то, что он видит эту диковинную пирамиду, и вход в нее, а монах Яков нет. Вот так-то…

– Идемте Яков, я не буду торопиться.

Несмотря на кажущуюся крутизну спуск с утеса оказался достаточно ровным и удобным. Кирилл и не заметил, как они оказались в долине.

Внизу Кирилла обдал теплый ветерок, не чета тому прохладному морскому бризу, что свободно разгуливал на вершине утеса.

«Интересно, останется ли у меня этот дар: понимать чужую речь и говорить так, чтобы понимали меня? – размышлял Кирилл. – Или стоит мне выбраться отсюда в свой мир, как это чудное дарование исчезнет? Он усмехнулся этой, в общем-то, дикой мысли. Только попал неведомо куда, не успел ни в чем разобраться, а уже думает о возвращении.

А может, то что он сейчас видит всего лишь бред? Тот спокойный бред, те же видения, что одолевают душевнобольных? Впрочем, что видят люди с помраченным рассудком, Кирилл не знал. Так что сравнить не с чем. Единственное в чем он твердо был уверен, это то, что у него не белая горячка, в народе именуемая ласковым словом – белочка.

Насколько слышал Кирилл, в белочке не ощущается того спокойствия и умиротворения, что овладевало им сейчас. В белой горячке народ мечется и видит всякую жуть и непотребство. В ней мозги клинит так, что небо с овчинку кажется. А тут же небо голубое, бездонное. И никаких страхов Кирилл не ощущал. Это первое. А второе – Кирилл выпивал редко, немного и только качественные напитки, а не ту бодягу, что льется на несчастную Россию.

Кирилл поймал себя на мысли, что предложи ему вернуться обратно, он всеми силами станет этому противиться. Что-то возвращаться нет ни малейшего желания. Ведь он попал в сказку. А часто ли люди попадают в сказку? Нет. Большинство – никогда. Люди тянут лямку рабочей скотинки, не задумываясь о будущем. Рабочая скотинка – это так, образно. Неважно, откуда ты смотришь на мир: из иллюминатора собственного лайнера или сквозь грязное стекло общественного транспорта. Главное – ты обязан что-то делать, выполняя порой никчемную, никому не нужную работу. Надо работать. Работать изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Работать всю свою короткую жизнь, ни о чем не задумываясь, не видя, как прекрасен мир.

А когда бьет последний час, и, помахивая зазубренной косой, приходит курносая в погребальном саване, то люди начинают судорожно цепляться за жизнь.

Неважно как! Неважно зачем! Но надо пожить еще чуть-чуть, хоть немного, хоть самую малость!..

Людям некогда смотреть по сторонам. И сказка, в которую, возможно способен попасть каждый, проходит стороной. Впрочем – это не их вина. Просто надо жить и выживать. Такова жизнь. Мир давно поделен на черное и белое. Середины нет. Есть богатые. Есть бедные. Но и те и другие должны пахать, пахать и пахать, чтоб выжить, что снова и снова заработать немного (или много, у всех свой критерий) денег. Ведь что ни говори, а определенное их количество дает какую-то иллюзорную свободу. И свободу мыслить, и свободу действий в том числе…

Кирилл шел, с любопытством оглядывался, впитывая и запоминая каждую мелочь, и продолжал размышлять.

«Дорого бы дали разного сорта мутновидящие, чтоб попасть на мое место. Если подумать, то, что они могут, мутновидящие? В лучшем случае запарить клиенту мозги так, чтоб он сам иносказательно, жестами, мимикой выложил свои пожелания, а прозорливая повитуха выдала обратно то, что он хотел бы услышать. Для этого особых мозгов не надо. Только основы психологии. А вот попади сюда одна из очередных потомственных клуш-целительниц, чьими толстыми ряхами заполнены страницы сайтов и бесплатных газетенок, так еще неизвестно, чтоб с ней стало! Что они могут? В лучшем случае состряпать на колене очередную околомедицинскую книжонку, что в народе прозвали метким словом – «клизьма». Моча туда! Моча сюда! «Пейте по утрам натощак или на ночь перед сном, и будет вам щастье!» Добро бы изысканный коньяк предлагали. Мол, по утрам и вечерам принесет неоспоримую пользу. Тут бы все с ними согласились. А тут… Они вообще людей за идиотов держат, всерьез рассуждая о пользе глистов. А ведь кто-то покупает эту книжную муть, и – главное! – попунктно следует дурацким советам! Так попади сюда такая целительница, так вся ее дурацкая атрибутика: хрустальные шары и наговоренные хреновины полетят к черту! Повитухи тут точно бы дуба дали, еще там, в круглом зале, увидя лорда Абигора! – Кирилл развеселился от этой мысли. – А колдуны каких-то там астральных академий? Те, что пучат с фото безумные глаза пекинеса? Вот бы их сюда! Чтоб заткнулись раз и навсегда, и больше не лезли в божий промысел! Не их собачье дело – вмешиваться в дела Создателя!..»

При последней мысли Кирилл неожиданно остановился и хлопнул себя по лбу.

– Да что ж это такое! Что за хрень! Вот же ж память!

Со всеми этими только что увиденными диковинами и красотами, он совсем забыл о своей собаке – кавказской овчарке Шейле! Где она? Поводок в кармане, а собака? На прогулке-то, он ведь с ней был. И первая мысль, после того как он стараниями лорда очухался, была о ней. Впрочем, лорд Абигор, кажется, говорил, что с собакой все в порядке. В порядке-то в порядке, Кирилл теперь уже ни на йоту не сомневался в словах рыцаря, но все-таки лучше, когда любимица вышагивает рядом.

– Послушайте, Яков. Я попал сюда с собакой. Она такая, большая… очень большая, серо-бурого окраса. Хвост пушистый. – Он принялся как можно понятнее для монаха описывать Шейлу. – На ней строгий ошейник, такой, железный. А намордник снят. Вы ее не видели?

– Она в замке. – Яков снова выпростал пухлую ладонь из широкого рукава и указал на далекий замок. – Ее туда отвел господин Грей.

– Грей? А кто это?

В блеклых и невыразительных глазах Якова появился ужас.

– Вы сами его увидите, господин Кирилл, – поклонился монах. – В замок ее приказал отвести наш властитель – лорд Абигор. Видите ли, на утес он пошел вместе с господином Греем. А когда появились вы, с госпожой… – Тут монах замялся: – Простите, я не знаю, как ее зовут, то господин лорд приказал ему отвести вашу собаку в замок. Попутно он наказал прислать меня – в качестве провожатого для вас. Господин Грей очень обрадовался госпоже… Э-э..

– Шейла. Ее зовут Шейла.

"Тайна за тайной… – подумал Кирилл. – Шейла в одночасье стала госпожой – если перевести слова Якова на нормальный язык. Хм… думаю, ей это понравится. Еще, оказывается, тут есть какой-то господин Грей. И судя по всему, этот господин немалая величина в этом славном месте. Вон как Яков побледнел, когда упомянул его. Видать тут подчиненных держат в ежовых рукавицах. Хотя странно – вроде бы он как служитель божий……"

Кирилл глянул на черепичные кровли странного, с однообразными домами, городка. Он лежал слева. До него не больше двух километров. Странно, но дорога, по которой они шли, пока не имела ни одного разветвления. И к городу дорога не вела. Казалось, что ее проложили специально от замка до утеса.

– Яков, а как называется этот городок?

Монах тяжело вздохнул. Его тонкие бесцветные губы чуть шевельнулись. Казалось, Яков пытается что-то сказать, но не получается. Наконец, после какой-то мучительной внутренней борьбы, он с усилием вымолвил:

– У него нет названия, господин. Каждый волен звать его как хочет. Я зову его городом первой истины.

– «Первой истины»? Странное название для такого чудесного городка. Очень странное. Яков, а ответьте мне на такой вопрос. У меня прекрасное зрение. Но что-то я никого не вижу на его улочках. Там есть жители? Или они скрываются, сидят по домам?

– Есть, – односложно ответил монах. – Жители есть…

– А как вообще называется эта страна? Как ее называют те, кто тут живет? – Кирилл выжидательно посмотрел на монаха.

Ответа не последовало. Яков молчал – и в глазах его застыл ужас. Потом они неожиданно увлажнились, и из правого глаза, оставив светлую дорожку на пыльной щеке, скатилась слеза.

«И ему не задавайте тех вопросов, о которых я вас предупреждал. На них он не ответит. Ему позволено говорить только на те темы, которые не относятся к области запретных. В противном случае он будет просто молчать…» – вдруг всплыли слова лорда Абигора. – "Ясно, значит, этот вопрос из тех, на которые Якову запрещено отвечать. Но как же все это странно!"

– Ладно, Яков, успокойтесь, я не хотел вас тревожить. Успокойтесь…

Некоторое время шли в молчании. Кирилл размышлял, а Яков не разговаривал, и конечно не задавал никаких вопросов. Он вообще шел, как и обещал, чуть сзади. Мелко семенил, стуча деревянными сандалиями. Если б не этот навязчивый стук, напоминающий о том, что он не один, то Кирилл давно шел бы быстрым шагом. Так, как он привык ходить. Но тогда пухленькому монаху за ним не угнаться.

Впереди послышалось лошадиное ржанье. Вскоре из-за недалекой рощицы выбежала небольшой табун во главе с большим, темно-гнедым с подпалинами, или, попросту говоря, – караковым жеребцом. Он красовался перед кобылками, перебирая стройными ногами и приподняв длинный, чуть ли не до земли, хвост.

Увидя людей, жеребец мотнул головой. От этого движения грива взметнулась и упала на шею стремительным, струящимся дождем. Караковый встал на дыбы, и, перебрав передними копытами, стремительной рысью припустил к людям. Подбежав, смерил шаг, и подходил уже осторожной величавой поступью. Скашивая янтарный глаз, он внимательно присматривался к Кириллу. Потом, вдруг тихонечко заржав, подошел к нему ближе и ткнулся в щеку влажными ноздрями. Затем еще раз.

Кирилл опешил от такого напора, и если честно – был растерян. Он просто не знал, как надо вести себя с конем.

– Ну… Ну… Хороший, хороший… Вот только дать тебе нечего. Хотя, погоди. Кажется и у меня для тебя кое-что найдется…

Кирилл порылся в карманах и нащупал полиэтиленовый пакетик. В нем лежали сухарики. Ими он иногда баловал Шейлу.

– Вот, возьми. – Кирилл высыпал соленые сухарики на ладонь. – Бери…

Жеребец, ткнувшись в руку, мягкими осторожными губами взял угощение.

– Понравилось? Вот и отлично… хороший. – Кирилл потрепал жеребца по гриве. Осмелев, легонько похлопал по морде. – А вот как тебя зовут-то? А?..

Разумеется, жеребец не мог ответить. Хотя кто знает? Ведь лошади стародавние друзья человека. И их связывает даже нечто большее, чем простая дружба. Лошади разумны. И на подлости они – в отличие от людей – не способны. Просто не знают, что это такое – подлость. Может, караковый понимал Кирилла. И даже отвечал ему. Пофыркиванием. Только вот Кирилл не мог его понять. Хотя ни сбруи, ни уздечки на жеребце не надето – вряд ли он дикий и необъезженный. Вон как тычется, будто намекает на что-то важное.

Неожиданно в голове зазвучали слова лорда Абигора. Потом возникло его лицо, по которому гуляла легкая усмешка.

«…По пути до него вы увидите пасущихся лошадей. Возможно, кто-то из благородных животный придется вам по душе. А может все произойдет наоборот – какой-нибудь чудный конь изберет своим другом именно вас. Поверьте, они это умеют. И в том и в ином случае не стоит пренебрегать предложенной дружбой. Увидите… Тем более, путешествовать все-таки лучше верхом. Есть такие места, где можно пройти только конь…»

На Кирилла будто смотрели глаза лорда. Не такие, как у других людей. Не просто голубые, а небесно-голубые. Светящиеся в темноте. Может, он и не человек вовсе, если все наперед знает? Тогда кто же он? Дух добра? Зла?

"Вот оно что! М-да, все слова лорда сбываются, и с делом не расходятся. Не иначе – этот рыцарь все наперед знает. Ну что ж, попробуем воспользоваться его советом, тем более не я выбирал, а наоборот: жеребец вдруг возжелал меня своим другом видеть. Ну ладно. Мы все-таки казачьих кровей, и таперича эти кровя в нас играть начали…"

Кирилл оглянулся на монаха. Тот стоял невдалеке, как и прежде опустив глаза долу, и казалось, не высказывал никакого интереса к происходящему. "Ну и ладно, спрашивать о том, что мне делать, не буду! В конце концов – ты тут не ключевой стержень!»

Действительно, предки Кирилла были казаками. А они, как известно, с лошадьми не то что на ты, а чуть ли не одно целое. Этакие кентавры на русских просторах. Как объезжают лошадей, он видел, но давно – в детстве. Кирилл естественно этого не делал – слишком мал был тогда. Но ездить без седла умел. Это вроде того, как научиться плавать – если получилось, то уж никогда не забудешь…

Кирилл обнял коня за шею. Глядя ему в глаза, спросил:

– Хороший, ты объезжен или нет? Если я на тебе немного проеду, то ты как? Не обидишься сильно? А? Как, караковый?..

Конь тихонечко всхрапнул, и, выпростав шею, опять ткнулся в лицо Кириллу. Жеребец явно что-то хотел ему сообщить. Вот только что? Может нечто вроде согласия?

"Ладно, была – не была! Ну, в худшем случае, улечу далеко, грохнусь… подумаешь!.. Падать мне – не привыкать. Ну, а в лучшем… Если удастся, то с ветерком, конечно, кататься не буду, не тот случай… Тихонько надо поначалу… Хотя конечно рискованно – еще обидится! Поди, потом разъясни ему, что в мыслях у меня только хорошее, и зла нет. Но что уж тут поделаешь? Решайся, Кирилл…"

– Ну, караковый, прости, если что не так. Не обижайся.

Ловким кошачьим движением, с места, Кирилл вскочил на круп. Конь немного вздрогнул от неожиданности, но повел себя, в общем-то, спокойно. Чуть перебрав копытами, и задрав голову, жеребец глянул на седока и тихонечко заржал. В ответ из табуна беспокойно подала голос какая-то кобылица. Они, весь табун повернул к жеребцу и Кириллу головы. Казалось, что лошади с интересом наблюдают за происходящим. Мол, кто кого?

Кирилл, держась за шею, левой рукой легонько хлопнул ладонью по крупу коня.

– Ну что же, поехали, друг! Нам в замок… Но-о…

Караковый припустил неторопливой рысью.

– Стой! Стой! Тпру… Нам не надо спешить! Ни к чему, я хочу все оглядеть. Не торопись, а то за нами провожатый не поспеет…

Кирилл оглянулся на Якова. Тот, задрав полы рясы, поспешал за ними – быстро семеня мелкими шагами и постукивая сандалиями. Видно, что такой бег дается ему нелегко. Кирилл отъехал всего лишь на какие-то пятьдесят-шестьдесят метров, а монах, догоняя их, так запыхался, что казалось, что он только что пробежал стайерскую дистанцию. Да… Рыхловат святой отец…

Управлять караковым было одно удовольствие! Конь слушался малейшего движения колен. "Эх, седла да сбруи нет – так бы вскачь с ним припустили!.." Жеребец и вправду прибавил ходу, будто угадав желание всадника. Ладно, монах-провожатый-слуга никуда не денется, всегда можно сделать круг и вернуться. Кирилл перестал сдерживать коня.

Вдалеке показалась человеческая фигура. Мужчина. Он скорым шагом, не глядя по сторонам, пересек дорогу.

«Вот еще одна живая душа, – отметил Кирилл. – Вроде как место не такое уж и безлюдное».

Подъехав поближе, Кириллу бросилась в глаза некая несуразность. Мужик этот выглядел крупным, мощным. Этаким питекантропом в людской одежке. Видно, что серый костюм, в который был обряжен мужик, некогда стоил весьма и весьма недешево. Но сейчас этот шедевр портняжного мастерства представлял жалкое зрелище: истрепанный, испачканный землей, с кое-где треснувшими швами. Скверно завязанный узел галстука болтался чуть выше живота. На некогда белой, а теперь, соответственно, землистого цвета рубашке Кирилл не увидел ни единой пуговицы. Бомжовский наряд дополнял стоптанный, бесформенный ботинок; второй торчал из кармана пиджака. В могучих руках мужик держал обыкновенную штыковую лопату. В сравнении с его фигурой садоводческий инвентарь казался несерьезным: этакой игрушечкой, совочком – чтоб в песочнице возиться. Толстые сосисочные пальцы крепко сжимали отполированный до блеска черенок.

Остановившись неподалеку, мужик, не обращая никакого внимания на всадника, и, все так же не выпуская из рук лопату, упал на землю, прижал ухо к опавшей листве, и, казалось, стал вслушиваться – что там такое под ней происходит. На толстых губах появилась странная улыбка, сменившаяся жалкими, испуганным выражением. Мужик что-то пробормотал, и кивнул. Сам себе. Опять пробормотал, и снова кивнул. Явно с рассудком у него что-то не то.

– Эй, почтенный! – окликнул мужика Кирилл. – Вы что-то ищете? Помощь нужна?

Ответа не последовало. Мужик лишь дернул огурцеобразной головой, будто отгонял назойливое насекомое. Потом вскочил, и, сделав несколько шагов, вновь припал к земле. Наверное, на этот раз его поиски увенчались удачей. Толстые губы, сделавшие бы честь любому представителю негроидной расы, расплылись в доброй улыбке. Кирилл поморщился: зубов у мужика не было. Вместо них темные десны украшали обломки штифтов, на которых некогда видимо крепились сахарно-фаянсовые чудеса стоматологии.

Легкий ветерок донес до Кирилла удушливую, застарелую вонь. Она шла от мужика. М-да… Наверное так скверно не пах ни один бомж. Караковый конь даже всхрапнул, и в нетерпении перебрал копытами. Мол – «Давай-ка двинем отсюда побыстрей, пока не задохнулись…»

Но Кирилл остался спокоен. Ему вдруг стало интересно, что это там такое делает этот дивный мужик. А тот, тем временем, вновь вскочил, занес над собой лопату, и с хеканьем вонзил в намеченное место. Откинул первый пласт земли. Первый и последний… Потому что вглядевшись в результат своих трудов – в черный квадрат обнаженной земли – он вдруг глухо завыл, застонал и стремглав бросился прочь. Вскоре здоровенная фигура мужика скрылась за деревьями недалекой рощи. Вонь ушла…

Кирилл глянул на монаха. Тот стоял безучастно, как всегда опустив глаза долу. Казалось – происходившее его нисколько не беспокоит. Кирилл хотел задать вопрос, и уже раскрыл было рот, но передумал. Что-то подсказывало ему, что ответа он не получит…

…Замок близился. С близкого расстояния строение казалось еще огромней и величественней нежели с утеса. Хотя с горами, начинавшимися дальше, он не шел ни в какое сравнении. Горы – есть горы. Но все равно – замок велик. Велик и изящен… "Целый город", – мелькнула мысль.

Зубчатые стены, сложенные из круглых полированных валунов серого гранита, взметнулись на высоту многоэтажного дома. Да что там дома! Пожалуй, по высоте стены могли бы поспорить даже с Исаакием. Ну а о башнях, перемежавших высокие стены, вообще говорить не приходилось! Конечно они превышали этот известный собор.

Хищно ощерившись узкими бойницами, они серыми, мегатонными скалами нависли над крытой осенней листвой землей. Замок и давил на землю, и рвался ввысь. Казалось, земля не выдержит этот небывалый вес, и вот-вот начнет прогибаться – пытаясь мягко поглотить эту небывалую ношу… И вместе с тем, Кирилл чувствовал: место замка и на земле, и на небе. Он так же с легкостью сможет взвиться и ввысь. Двойственное ощущение. Странное.

А ведь это была только внешняя сторона. Отсюда нет, но с утеса Кирилл видел, что внутренние постройки и башни выше стен. Гораздо выше…

Кирилл подъехал к распахнутым воротам. К широко распахнутым, потемневшим от времени, обитым железными полосами створкам. Ширина ворот была такова, что в них запросто мог въехать и совершить разворот какой-нибудь многотонный карьерный самосвал. Солнце скрылось за зубчатыми шпилями башен. Кирилл вдруг неожиданно почувствовал себя маленьким, немощным и слабым.

"Ну и ну! Сказка – она и есть сказка…»

Неожиданно, ударом молнии, в мозгу вспыхнуло воспоминание. Кирилл аж содрогнулся.

"Я уже видел этот замок! Но когда? Но где!?»

Почему-то в воспоминании все выглядело иначе, чем сейчас. Там замок стоял в мрачном, огромном подземелье… Тогда над замком клубились черные, тяжелые облака. И в этих облаках чувствовалось присутствие злой всесокрушающей силы… А Кирилл шел по колено в вязкой, черной воде к этому замку. В руках он держал два коротких меча и ими отбивался, нанося стремительные удары, от атакующего его зла. Удары шли вперед, вверх, вниз…

С мечей били молнии, вспышками на мгновение разгоняя мрак. Зло одолевало… Но Кирилл еще держался. Он знал, откуда придет следующий удар. Зло текло со всех сторон, и из их небольшого отряда осталось только трое…

Сейчас было все по-другому. Исчезло мрачное подземелье, шпили замка не терялись в клубящейся тьме, а наоборот – ярко светились на солнце. Взамен пронизывающего до костей мороза его обдувал теплый осенний ветерок… И не надо брести в вязком болоте, отбиваясь мечами от языков синевато-черной слизи атакующих его со всех сторон. Сейчас к замку вела нормальная мощеная дорога, а невдалеке, по ковру осенней но еще зеленой травы, за ним следовал табунок лошадей…

"Видел! Но где?.." Ответа на этот вопрос он пока дать не мог…

Подъехав к воротам, Кирилл на секунду задумался, потом ловко соскочил с коня. Караковый жеребец недоуменно покосился на него.

– Что-то мне вещует, что стоит лишь мне подумать о тебе, мой хороший, как ты сразу будешь рядом. – Кирилл похлопал жеребца по шее. – Знаешь, что? Скачи-ка ты к своим подружкам! Вон, видишь, стоят и на нас смотрят? Они, небось, тебя уж заждались!.. Ну, давай, скачи, милый!

Жеребец ответил протяжным ржанием и бодрой рысью припустил к своим кобылицам. Они же, неотрывно сопровождавшие их всю дорогу, устремились навстречу караковому…

– Ну, что Яков? Кажется, мы пришли…

Монах как всегда ответил полупоклоном, и плавно указал рукой на вход.

– Да, вы правы, господин. ВЫ пришли.

Кирилл вступил под высокую сводчатую арку…

ГЛАВА 11. Как можно отвести глаза в светлом лесу

Собака молчала. Она прислушивалась, принюхивалась. Скоро, совсем скоро, во-он там, меж тех дальних сосен появятся люди. Шейла беспокоилась. Она выжидательно глядела на русалок, на лешего. Отчего они не хотят отсюда уйти? Ведь подъезжающие люди опасны, она это поняла из того, как волновался этот занятный старик. Они будут биться? Тогда она первая! Те люди еще узнают остроту ее клыков! А пока… Ну раз девушки сидят спокойно, то и она не станет переживать. Как говорит ее ненаглядный вожак: «Будет день – будет пища».

А русалки только дивились, смотря на нее и качая головами. Надо же! Перед ними сидит говорящий разумный зверь! К этому сложно привыкнуть. Надо осознать, что и такое диво на белом свете есть. До сей поры, все лесные звери, с которыми порой сталкивались русалки, вели себя молчаливо. Конечно, их тоже можно было понять. Они тоже умели говорить без слов. Но таких ровных и ясных мыслей, такой понятной и разборчивой речи как у псицы – пусть и непривычной, глуховатой и местами взлаивающей – они еще не встречали.

И неважно, что из пасти Шейлы почти всегда свисал длинный розовый язык, а черные губы почти не шевелились. Собака говорила будто горлом, подрагивая пастью, а густой звук шел будто из груди. Неважно. И так все понятно. А когда собака хотела обратить внимание на какое-то особо важное обстоятельство, то она или коротко взлаивала, или урчала. В общем, помимо слов псица порой издавала разные звуки и делала движения – в зависимости от того насколько важно то, что она хотела сказать.

Хотя, как успели заметить русалки, собака немногословна. Говорила только то, что считала нужным. А если проще – то болтушкой псица не была. А может, Шейла просто стеснялась? Ведь они только познакомились, и еще так плохо знают друг друга!

Тут в разговор вступила острая на мысли, а порой – когда это на нее находило – и на язычок, Ярина. Русалка приподняла руку и чуть пошевелила тонкими пальцами, словно прося, чтобы ее внимательно выслушали. Взгляд Ярины стал лисьим и мудрым, проницательным и безмятежным, веселым и хитроватым.

– Дубыня, а в чем дело-то? Я что-то не пойму, неужели все так сложно? Ты вот тут вечером к Белане посватался, девушку на грех уламывал, она вся счастливая спать отправилась – в мыслях о своем суженом. Это и понятно, – засмеялась Ярина, – дарами тебе ее осыпать несложно. Но ведь не в одних дарах корысть. Надо тебе еще что-нибудь преподнести. И ей, и нам. Так ведь? Белане от тебя другое нужно. Да и мы от тебя иного ждем, не только даров. Ты ведь не просто так тут сидишь!

– Ты о чем, Ярина? – забеспокоился леший.

"Вот же! Что опять не так? Кажется, всю ночь перед русалками показывал все, на что способен! Даже филином два раза летал! А об этом вообще до сих пор никто не знал – ни единая душа. Что же еще им надо?"

Глядя на выпученные глаза Дубыни, которые от волнения вылезли еще больше и стали по настоящему рачьими, Ярина расхохоталась. Действительно, стоило заговорить о Белане, да намекнуть лешему, что и они сомневаются в его силе, так сразу же вон как встревожился бедный! Даже губы затряслись… и руки тоже! Видать не на шутку о себе и своем могуществе полагает, да и свататься всерьез собрался. А жениху надо свою силу показывать, поражать невестушку и подружек ее, чтоб за него слово доброе молвили.

– Ты, Дубыня, всю ночь перед нами перышки распускал, как лесной петушок-тетерев перед своими курочками. Дарами одаривал, филином летал, чудеса творил. Тетеркам нравится, когда перед ними этакий красавец расхаживает. Да и нам, в общем-то, это тоже по душе, – усмехнулась Ярина. – Вот только мы не тетерки, у них ума не очень-то много… Нам ведь и еще кое-что надо.

– Что еще? – облизнув пересохшие губы, спросил леший. – Что еще Ярина?

– Покажи свой ум, Дубыня. Ведь про тебя столько страшных рассказов ходит. Когда неразумные детишки шалят, то их именно тобой пугают! Мол, сейчас придет злой леший, в лес уволочет и обратно не выпустит! Да ты и сам нам говорил о своей силе. Если не очень понял, то напрямую спрошу: у тебя три сосны есть? А, Дубыня? А болота да чащобы в твоем лесу найдутся?

Леший призадумался. Что же хочет сказать Ярина? На что она его наводит? Ведь не просто так рыжая русалка завела этот разговор. То, что отсюда надо немедля уходить, она слышала. А такими вопросами Ярина только всех задерживает.

Хотя как уйти, леший не представлял. Вообще не представлял! Не оставлять же собаку и Кирилла здесь. Да и не пойдет Шейла без своего вожака. Дубыня хорошо запомнил, как собака защищала его на Гнилой Топи. Кирилл и Шейла как раз попадутся на глаза людям, что едут сюда. Если покликать беров, чтобы они понесли человека, то это тоже не враз получится. Беры немного отъелись после зимней спячки, снова стали сытыми и ленивыми. И не докричишься беров сразу. А всадники-то близко! Беров увидят, и звери всадников тоже. А что из этого выйдет? Да ничего хорошего! Может случиться так, что такая встреча не принесет радости ни берам, ни людям. Только великой крови тут не хватало!

Все, даже псица Шейла, выжидали – что ответит леший. Русалки улыбались, они уже поняли, что добивалась от Дубыни их подруга. А Шейлу интересовал только один вопрос: как быстрей скрыться от людских глаз. Прислушавшись, собака задрала морду и повела черным влажным носом. Да! Люди близко! Они могут причинить вред ее вожаку!

Тут лицо лешего просветлело, он хлопнул в ладоши и заулыбался во весь свой щербатый рот.

– А ведь верно, Ярина! – громогласно воскликнул Дубыня. – Что мне стоит этих людей в трех соснах заплутать, или в топь завести?! Они бы в трех соснах до вечера б у меня проходили да копыта своим коняшкам сбили! Недаром такая поговорка у людей есть! Недаром!.. Знают люди, что и это в моей власти! Вот только, каюсь, не подумал я о таком. Другая мысль меня одолевала. Важная! Да что там важная? Наиважнейшая!!! И только сейчас ее можно было бы решить. Ведь я посмотреть хотел, куда эти всадники дальше поедут. Я же рассказывал, что каждое полнолуние караулю того, кто к Древнему Колодцу придет. Ведь в эту ночь, или утро, дорога в иной мир открыта. И какое-то время проход свободным остается. Иди по Древней Дороге в иной мир, ничто не задержит! Вот и решил я их пропустить да глянуть, куда это они направляются. А иначе… Каюсь! Иначе они у меня давно б из болота выход искали!

– Нет, в болото не надо, – твердо сказала Ярина, – и трех сосен тоже не надо. Ничего страшного не надо. Раз ты решил узнать, кто тут у нас к древнему злу может быть причастен, то выясняй. Не стоит на полпути сворачивать. А ты вот лучше знаешь, что сделай…

Русалка замолчала, хитро переглянувшись с подругами. Пусть-ка Дубыня сам сообразит, как сделать так, чтобы сразу двух зайцев поймать: с косы спешно не уходить, и посмотреть куда всадники направляются.

Ярина молчала, а леший от нетерпения даже начал приплясывать. И что ж такого ему присоветуют?

– Что?! Что сделать, Ярина? Говори! Не томи!..

– А отведи им глаза по-хитрому! Заслон им непреодолимый поставь. Пусть себе едут, куда им нужно. Мимо нас, рядом. Пусть едут, и нас не заметят. Можешь так?

Леший радостно заухал. Совсем как филин, в которого недавно обращался. Еще бы он этого не мог! Да для него это пара пустяков!.. И не такие вещи умеет творить. Сейчас, сейчас он покажет свою силу! И как сразу не сообразил-то?!

Дубыня бросился к пню, схватил сиротливо прислоненную к нему клюку, и вприпрыжку поскакал на конец песчаной косы, в то место, где она соединялась с берегом. Добежав, обеими руками перехватил посох за конец, высоко поднял его, и что-то прорычав с силой ударил острием оземь.

Русалкам показалось, что на изогнутом конце волшебной клюки на миг вспыхнули зеленоватые искры. По песку пробежала рябь. Там, куда ударил Дубыня, из-под земли показался ярко-изумрудный росток. Рядом с ним еще один, еще… За концом озерного языка, в лесу, стремительно пошла в рост бурная поросль – да что там поросль, уже невысокая чаща! – из молодых пушистых светло-зеленых елочек.

Колючие деревья росли прямо на глазах, стремительно матерели, их развесистые лапы тянулись во все стороны, шевелились и ширились, цвет жесткой хвои темнел, становился синевато-седым. Вскоре перед Дубыней стояла непроходимая чащоба из вековых елей.

Дубыня обернулся к русалкам, улыбнулся, повел в сторону елей клюкой, что-то шепнул, и деревья вдруг исчезли. Будто и не стояли они тут, будто не выросли древние ели прямо на глазах, будто не шевелились как живые. Это было диво…

Проделывая все это, Дубыня что-то назойливо бормотал. Что он там шепчет глухим, хрипловатым голосом – издали не разобрать. Да это особо русалок и не интересовало. Надо будет – узнают. Дубыня расскажет. Хотя нет. Они просить не станут: все равно у них такой чудесной клюки нет. Это не их колдовство. Зато они могут делать то, что лешему неподвластно и никогда не станет доступным. Каждый лесной или речной дух умеет творить только свою волшбу…