Текст книги "Курган. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Байбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 39 страниц)

Викинг выкатил свои и без того безумные глаза, открыл рот. Но из него не вырвалось ни звука. Дышать он не мог. Прижав волосатые руки к тому месту, где совсем недавно была цела его звериная гордость, берсерк безмолвно осел наземь…

Снежана бросилась бежать. Она не воин, она всего лишь вендская девушка! И хотя все венды должны знать, как себя оборонить, боевые ухватки, которыми она свалила второго викинга, запрещены в простом бою. Использовать их можно только тогда, когда нет другого выхода! Лишь для того, чтобы спасти свою жизнь от смертельного врага! А викинги и были этими смертельными врагами…

Снежана мчалась по краю обрыва. Вот спуск, а там и лодка! Немного осталось. Надо быстрей до дома добраться, да дать знать остальным! Пусть вендские мужчины пойдут в лес, найдут и накажут насильников, чтобы не топтали они больше земли вендов и Священный Лес…

Да только не сможет уже она вернуться в свою деревню, и не увидят ее белокурых волос и больших коричневых глаз вендские родичи… Никогда не узнают они, что случилось, и куда пропала – уйдя в лес – смешливая девушка Снежана… Встретит ее Праматерь-Куница, возьмет за руку, и, испросив позволения у Огненного Волха, что стережет вход, проведет ее в благодатный Ирий. И будет там, в Вечнозеленом Саду, как и прежде, радоваться жизни Снежана. Да иногда будет сожалеть, что не может дать знать своим родителям, брату и младшей сестренке, где она, и что все у нее хорошо…

Предательская, безжалостная стрела с бронебойным, четырехгранным наконечником пронзила девушку насквозь, вырвала плоть под левой грудью – и до конца исчерпав смертельный удар упала в темную стылую воду.

Снежана качнулась на краю высокого обрыва, обернулась туда, где закончил свой дневной путь бог Хорс, и медленно и беззвучно упала в Ледаву. Сомкнулась холодная вода над еще дышащей девушкой, пошли по ней кровавые круги, поднялись наверх розовые пузыри… Вскоре стихли и они, а Ледава растворила и унесла в себе кровь. И ничто уже не напоминало о том, что тут произошло мгновение назад…

Викинг подошел к краю обрыва и хмуро посмотрел в темную воду… Ему показалось, что там, в глубине, светится девичья рубаха. А может, это просто блики играют на закатной воде…

– Один!.. Ты видел – она сражалась как Валькирия. Прими ее в Валгаллу… Ты видишь – она этого достойна…

Прищурившись, вестфолдинг глянул на вечернюю зарю, повернулся и пошел прочь, к тому месту где, скрючившись и зажав ладони меж ног, лежал его товарищ. Повернув его на спину, викинг чуть отпрянул – на него смотрел мертвый, безумный взгляд. У покойников таких глаз не бывает…

* * *

…Русава налила в расписную чарку капельку медового настоя. Им леший угощал Снежану, чтобы молодая русалка согрелась и пришла в себя. Пригубив немного, чуть поморщилась: все-таки напиток крепковат. Ну да ничего: не опьянеет – а душа согреется.

Русалки и леший ждали рассказа. Русава – когда все соберутся – обещала поведать историю о том, где она плавала и что такое страшное увидела в Ледаве. Ярина, сама того не замечая, закусила губу так, что показалась капелька крови. Дубыня и Велла затаили дыхание – ни вздоха, ни выдоха. Даже не понять сразу – дышат ли они вообще. Нависла тишина. Лишь тихонько потрескивали дрова в кострах.

Неторопливо, мягким грудным голосом Русава начала повествование.

– Я ведь сначала до самого моря сплавала. Плыву, – вроде в реке все спокойно, а предчувствие какое-то гнетет. Даже самой не разобрать – хорошее оно? Плохое? Поначалу не поняла. Потом так и оказалось: хорошее вперемежку с плохим. В море покрутилась, на закатное солнышко глянула, да обратно. И вот у берега, на котором Гнилая Топь лежит, я и задержалась! Но об этом чуть позже, вместе разбираться будем, что на древнем болоте произошло.

– А что там случилось? – не выдержал Дубыня. – Сразу б и сказала.

Русава досадливо поморщилась. «Мол, сказала же – потом! Вместе решим. Дай по порядку сказать…»

– Так вот, плыву обратно. Не тороплюсь… И тут у Гнилой Топи такое увидела, припустила так, будто к моему хвосту саратан щупальца тянет, вот-вот схватит!.. Ой-ёй-ёй, думаю! Что ж это такое творится-то на болоте? А уже стемнело, сумерки на лес опустились, а в воде вообще темно. Но это нам не помеха! Чтоб ты знал, Дубыня. Мы в темноте тоже хорошо видим. Правда не так, как днем, но все же… Плыву, несусь… Уж и речка, что в это озере ведет скоро будет. Вдруг, раз! В водорослях какая-то тень мелькнула! Быстро! Не разобрать – что! Раз, и исчезла!.. И водоросли заколыхались. Я туда… Ну кто в водорослях может прятаться? Ну рыбина большая… Кто еще? Да вот только рыбины от меня так пугливо скакать не станут. Чего им меня бояться? Они ж неразумные, да и во тьме видят плохо. А тут другое! Чую, напугала я кого-то!.. И главное, – тут Русава таинственно понизила голос до шепота, – в воде кровью пахнет… Вы ж знаете – когда убитый в воду упадет, то она из него кровь вымывает. И потом это так чувствуешь! Ой-ей-ей!.. Будто в чужой крови вся извазюкалась!

Встретив недоуменный взгляд лешего, Ярина кивнула. «Мол, да Дубыня! Русалкам это хорошо знакомо. Кровь мертвых – она тяжела! Под водой, особенно на глубине, она тихонько сочиться из ран. И если побыть рядом с таким утопленником, то потом – нет, хворать не будешь, хворости русалкам неведомы – будешь чувствовать себя плохо…»

– А тут кровь не как от мертвяка – не тяжелая, а живая! – продолжала Русава. – Но не может же раненый человек под водой в водорослях прятаться? Он же наверх, на воздух рваться будет! В общем – непонятно… Подплыла я тихонечко к этим зарослям. А водоросли колышутся, но не как от течения. Я их осторожно раздвинула – мало ли что. В воде всякое встречается – и русалки-лобасты порой в реку умирать приходят. Редко правда, я о таких случаях почти не слышала. Ну вот, траву раздвинула… И тут она как вырвется! И к берегу!.. Я гляжу – Великий Род! – да это ж русалка-берегиня! А мои-то подружки все на озере, дома остались! Значит, какая-то другая берегиня! Конечно, может она с моря в Ледаву заплыла, или с озера. Но тогда зачем прятаться? Непонятно… Да еще кровью пахнет. Я за ней!.. А русалка мечется – не знает куда податься! Еще бы! Когда в русалок обращаешься, так не понимаешь – где ты, что с тобой… Старая жизнь еще не забылась, а к новой привыкнуть надо. В общем – безумие…

– Да, да, Дубыня… – снова пояснила Ярина. – Все проходим через такое. Когда обращаешься в русалку, то себя не сознаешь. Разум и понимание, кто ты теперь, приходят потом. Так что понял тебе, почему мы такой переполох устроили, когда Снежана появилась?

Для лешего эта ночь была ночью открытий. Он слушал внимательно, впитывал каждый звук, а в душе буйными красками играла радость – у него появились замечательные подруги.

– Еле ее догнала! – продолжила Русава. – За руку схватила и не отпускаю. А Снежана вырывается – да не просто так, а хитро! Я и не заметила, как она какой-то замысловатой уверткой свою руку освободила. Я снова хватаю, покрепче… На этот раз не просто, а с ухищрением и двумя руками. Чтоб не вырывалась. Ведь все мы когда-то в вендских деревеньках жили, вендскими девушками были. Всех нас учили когда-то, как без оружия побеждать. Кое-что в памяти осталось, – улыбнулась Русава. – Даже не в памяти! Сразу и не вспомнишь – как правильно надо. Не вспомнишь и словами не опишешь. Знание боя где-то в глубине сидит, и когда надо – само проявляется. В общем, совладала я с ней… А то ведь если не удержать, так чего доброго и в море бы уплыла! А там такие чудища могут встретиться! Не допусти Род их увидеть! Щелкнут пастью – и нет русалочки! Она ж не знает еще ничего: где без опаски можно плавать, а где и поберечься надо. В общем, успокоилась Снежана. Биться и вырываться перестала. Смотрит на меня испуганными глазами. Темными, большими… Сами видели. Я ей рукой показываю – мол, давай наверх, скажу кое-что. Под водой разговаривать не очень радостно, Дубыня. Привычка нужна: и чтоб услышать, и ответить внятно. Не просто под водой говорить. Но можно. А Снежана-то еще молодая! Русалка, конечно, не захлебнется, но снова чего доброго напугается. А оно надо? Нет! Гляжу, она уже вроде как меня понимает и смотрит уже спокойней. Головой мотнула – мол, не хочу наверх. Ну, нет – так нет. Я руку ее отпустила и отплыла не торопясь. Обернулась и машу ей – давай мол за мной! Смотрю – ко мне плывет и руку протягивает. Доверилась. Взялись за руки и сюда потихоньку добрались. Остальное вы знаете.

– Кровь в воде от нее шла? – спросила Ярина.

– Да, пока сюда добрались, рана затянулась. У нее грудь навылет была пробита. Из раны кровь сочилась. Утонула еще живой и обратилась в русалку. Не зверь ее ранил – человек…

Дубыня скривился в пренебрежительной, брезгливой усмешке.

– Вот они – люди! Да разве какая из зверушек будет своих родичей убивать! Да никогда! Не было такого!.. Только росомахи закон нарушают, ну это зверь особый. Он не в счет. Значит, убили девушку? Утонула?

Губы Ярины раздвинулись в улыбке.

– Если бы она на земле умерла, то не было бы ее тут, Дубыня. А так – все по правде. Утонула девушка – в русалку превратилась. Не стал ее Велес судить, и не отправил по лунной дорожке ее душу в Ирий. Наградили ее старшие боги. Теперь она русалка… богиня… Много они ей дали. Значит, безгрешная она.

– Интересно, кто ее так? – Глубокомысленно, задумчиво, ни к кому не обращаясь, сказала Ярина. – И за что?

– Когда-нибудь узнаем, – отозвалась Русава.

– Узнаем… – тихим эхом вторил леший.

Весело потрескивали костерки. Искры высоко взлетали и незримо гасли. Как звезды на рассвете. Дубыня взглянул небо. Эка как! Ночь незаметно пошла на убыль. Луна – во-он аж куда ушла, и некоторые звезды светят уже не так ярко. Что ж, хоть до лета еще далеко, но оно уже дает о себе знать. Летние ночи на севере короткие. Богине ночи – Купальнице – недолго осталось властвовать и покрывать землю тьмой. Это зимой ночи глухие и беспросветные, а сейчас все не так. Луна на небе полная, светлая. Звезды яркие. Хорошо освещают и лес и озеро. Однако за разговорами и не заметили, как время пролетел. Еще недолго и рассвет.

Дубыня задумался: «Эх, как бы узнать, что со Снежаной произошло. Может лесных жителей поспрошать? Может, кто видел, что произошло? А если…» Размышления лешего прервал голос Русавы. Она стала рассказывать о том, что видела еще, и что ее – бесстрашную русалку! – обеспокоило и даже напугало.

– Я когда от моря возвращалась, плыла вдоль берега, на котором Гнилая Топь лежит. Это болото мне всегда не нравилось. Не знаю почему… Когда там бываю, то стараюсь быстрей проскочить. Хотя раньше ничего неприятного там не встречала. Ключи подводные кое-где бьют. В общем-то чистые. И даже болотная вода, что иной раз после дождя в Ледаву стекала, всегда без особого запаха была. Так, тиной несет немного – и все. А вот прошлым вечером!.. – Русава наморщила нос. – Прошлым вечером там такой запах был! Не передать!.. Гнилостный запах! Похоже, будто трупы в болоте разлагаются. Уф! – Русалку передернуло. – Никогда такого не ощущала! Запах трупный и еще каким-то кислым дымом несло, тухлятиной и еще не поймешь чем! Ну что ж, надо знать, что окрест нас происходит. Отчего вечером ни стрекота сорочьего, ни иных звуков – чем лес всегда полон, не было. Затем в Ледаву и отправилась – выяснить да посмотреть. И вот вижу, что у Гнилой Топи, там, где раньше подводные ключи чистые били, вместо них какая-то мутная желтая жижа течет. Густая. И главное переливается радужно! Запах от нее! Не передать! Резкий такой смрад, и в него сладковатый впутывается – мертвечиной несет. Это от воды-то ключевой! И вся эта желтая жижа в море уходит. Я подумала, хорошо, что Гнилая Топь у самого устья лежит. Иначе в Ледаве вся рыба бы передохла! Думаю, морская вода с этой напастью совладает. Растворит. Но жижа – это одно. Это цветочки… Как только я вынырнула, меня будто обухом по голове вдарило! Такое там зло, такая ненависть в воздухе витает! Так страшно стало! Не передать!.. Будто я у саратана в пасти, и он меня пережевывать готовиться! Даже не так, даже страшнее!.. А я ведь редко чего пугаюсь – не такая. То-то все зверье от тех мест ушло. Да что там от тех! У нашего озера никого нет! Ты заметил, Дубыня? Должен знать, что твои подданные заранее все чуют. Пожар, например… Вот и тут, все разбежались как от огня.

– Во-от оно что… – протянул леший. – А я-то гадаю, чего это они так напугались?! Вот откуда это идет! С Гнилой Топи тянется…

– Это не все, – торопливо и значительно сказала Русава. – Сейчас еще кое-что расскажу. Не простое это зло, что в воздухе витало. Самое страшное впереди… Поплыла я тихонечко, с опаской. Мало ли что. Думаю, что это может быть, и что делать. На другом берегу Древняя Башня стоит. А на отмели какие-то люди сидят. Костер у самой воды развели. Не иначе как уху варят. И как они этого зла не чуяли? Не понимаю! Весь воздух им пропитан. Может просто они далеко от Гнилой Топи сидели? Ледава-то широкая. Или просто люди не могут так чувствовать как мы? Не знаю… Так вот, плыву дальше – на Гнилую Топь оглядываюсь. Вдруг раз! Откуда-то из ее середины что-то ка-ак вылетит! Да как завопит!.. Думала, оглохну. Что такое – не пойму. Неведомое! Жуткое! Будто призрачная тень! Медленная, вязкая… Переливается. Чем-то с медузой схожа. И висит над болотом, колышется. Пригляделась, а в ней какой только нежити нет! И все они в этой медузе призрачной слились. Шевелятся. Какие-то крылья, когти, клыки. И все слизью перемазаны. Брр! Противно! Еще будто в ней призраки людские… Мне не передать – это видеть надо. Повисела эта тень немного и вдруг как рванет на тот берег, к Древней Башне! Смотрю, она над ней пролетела, с шелестом таким, а за ней грохот, визг, скрежет! В нем все смешалось! Думаю, он даже камни бы расколол, гул этот. Хорошо, что он за тенью тянулся, от меня. Иначе бы точно оглохла! Тень на полуночь полетела – в леса. И вдруг – будто растаяла! А перед тем как исчезла, от нее какие-то призраки – вроде бы женские – к людям на том берегу бросились. Накрыли их. Хоть и вечер, но хорошо все видно. Ах, да! – спохватилась Русава, – мы тебе, Дубыня, об этом говорили.

– Да и я могу в ночи все что хошь разглядеть, – ответил леший. – Ты не отвлекайся. Продолжай!

– Вот, накрыли эти женские призраки людей. Кружат над ними, слышно как будто что-то верещат. Будто вороны пронзительно каркают. А люди онемевшие сидят. Даже не шевелятся и от призраков не отмахиваются. Видимо ничего не чуют. И вдруг из Гнилой Топи будто вздох раздался – будто стон. Громкий такой, сильный. И сразу же какой-то черный пузырь из болота выпучился, и к берегу потек. Медленно, как смола. Ползет, хлюпает, деревья ломает. Дополз до воды и остановился. А я уж и не знаю, что делать! Ладно, думаю, деру дать всегда успею! Погляжу… И вдруг опять застонало. И от стона этого смотрю, вода у берега поднимается, в высокую волну обращается. Будто огромная лапа в реку окуналась, воду зачерпнула и погнала ее! И как пошла вода тот берег! На людей! Идет, и растет на глазах!

Русава не удержалась и взмахнула рукой, показывая какой огромной была та волна.

– О-го-го! В море такой высокой волны не увидишь. Ну, думаю, наверняка всех людей на том берегу щас как букашек смоет! Дошла волна до того берега и по обрыву кА-ак даст! – Русава стукнула кулаком по пню. Показывала, как сильно ударила волна. – Сразу пласт земли рухнул! Вода – она сильная, хоть и кажется мягкой. Чтоб ты знал, Дубыня: океанские волны – они скалы ломают. Обрыв обрушился, и сразу все стихло. И черный пузырь в середину болота втянулся. Будто и не было ничего… Вот, что я там видела. Что скажете?

Русалки молча пожимали плечами. Мало им напастей! Только и гадай – войдут в Ледаву саратаны, иль нет. А тут еще из древнего болота невесть что на белый свет выглянуло и в лесу скрылось. А у обычно словоохотливого Дубыни не было слов. Все они куда-то исчезли. То, что сейчас рассказала Русава, звучало столь необычно и устрашающе, что он даже не мог сообразить – что можно ответить. Ни о чем подобном леший в своей длинной жизни не слышал.

– Но это еще не все! – продолжила Русава. – Слушайте дальше. Волна схлынула, Ледава успокоилась и на Гнилой Топи все как прежде стало. Смотрю, люди, что на том берегу были, уже на обрыве стоят. Значит, успели убежать… Все, думаю, надо подальше от этого болота держаться. Один раз пронесло, так в другой раз не повезет. Только повернулась, и нырять собралась, как глядь! Что такое? На берегу что-то валяется. Темное, не разобрать что. А ведь ничего на этом месте не было! Я точно помню! Подплываю с опаской, смотрю… А там, у самой воды, человек лежит, без сознания! Вроде в мороке пребывает. Одет как-то странно… Сколь лет живу никогда таких нарядов не видела. Даже иноземные купцы, что в Виннету заходят, и те так не наряжаются. И оружия при этом человеке никакого нет. Ну лука, ни даже простого ножа… Это в лесу-то! Но дело не в нем, не в мужчине этом. Человек – он и есть человек. Чего о нем думать? Не нашего он мира, не мира духов. Помрет – так помрет. Велес сейчас его дела рассудит. Если выживет, то на велесов суд позже отправится. Все равно от судилища никуда не денется… Но вот откуда этот человек у Гнилой Топи взялся? Сами ведаете: туда по доброй воле никто не ходит. Ни человек, ни зверь. Средь людей на это болото давно запрет наложен. А звери сами этой трясины избегают. Может, он с корабля какого? Так ведь до всего этого морока на берегу никого не было! Не знаю… И вот тут – раз! – слышу, будто бы что-то в воздухе прошелестело. И сразу же шорох, будто кто-то елозит. А потом скулеж донесся, тихий такой…

Тут Русава подбоченилась и со странной улыбкой глянула на лешего. Ох, как она сейчас его обрадует! То, что она увидела невдалеке от странно одетого мужчины, точно должно его поразить, или она не Русава!

– Дубыня, готовься! Отвечай нам: ты, лесной владыка, всех подданных в своем лесу знаешь? Все звери тебе ведомы?

– А то! – самодовольно откликнулся леший. – Могла б и не спрашивать! Звери – они мне как дети… А что?

– Ну так готовься, отец! У тебя еще один ребенок появился! – расхохоталась Русава. – Там рядом с человеком зверь лежит! Чудный! Никогда такого не видела, хотя, как и ты с лесом в ладу живу. Звери есть звери. Иные побольше, иные крохотные. Кто травой да листьями питается, а кто и убоинкой не брезгует. Всех знаю. А вот о таком, что на Гнилой Топи появился, и слыхом не слыхивала! Вот!..

Дубыня аж подпрыгнул и заерзал в нетерпении. Что еще за зверь? Может, иноземный какой? Чужестранный? Раз Русава сказала, что человек странно наряжен, так он может и в самом деле с корабля, что в Виннету шел? Может и зверь с ним? И что за зверь? Может, чудище какое? А чего Русава так смотрит лукаво, и улыбается? Значит, не чудище?

– Что там за зверь, Русава? – глухо вымолвил Дубыня. От волнения у лешего перехватило голос и сперло дыхание. – Говори скорей! Не томи… Ты же знаешь: в моем лесу любой зверушке почет. Хотя на том берегу не мой лес, не мои владения. Там Ярон. Так ведь он может и не узнает, что в его лесу объявилось?! Что за зверь? Говори! Если диковинный, то я за ним слетают, пока он в яронов лес не ушел!

– Погоди, дай сообразить. Сейчас… – Русава подумала, и неторопливо, скупыми словами принялась описывать зверя.

– Зверь этот, он на волка похож. Не совсем, но похож. Только, пожалуй, он раза в два крупнее будет. Так, что еще? Шерсть. Ага, она у зверя цвета пожухлой осенней травы, с подпалинами. Я еще подумала, что если он в такой траве заляжет, то никогда не увидишь, где прячется! Морда? Она у него с мордой бера схожа. И ушей у него нет. Хвост – пушистый препушистый! На зверя два ошейника надето. Один простой – кожаный. Чем-то с конской сбруей схож. Только в него острые шипы вставлены. А второй ошейник – тот богатый! Прям как княжеская шейная гривна. Весь яхонтами изукрашен, да такими крупными, что редко когда такой большой самоцвет увидишь. Каждый не меньше голубиного яйца. Еще у зверя…

Но леший уже не слушал. Соскочив с пня, он схватил Русаву за руки и сильно сжал их. Она аж поморщилась: «Вот и рассказывай истории про разные диковины, что это на Дубыню вдруг нашло?»

Но видя возбуждение лешего снова заулыбалась. «Довелось-таки поразить его!»

А Дубыня, меж тем торопливо, глотая слова так, что с трудом можно было понять, что он лепечет, выспрашивал русалку.

– Говоришь, на волка похож, только больше? И с бером морда схожа? И хвост есть: большой и пушистый?

– Похож, похож, – снова поморщилась Русава. – Да не жми ты так руки! Отпусти! Чего ты так раскудахтался? Что так переживаешь? Подумаешь, зверь диковинный. Да отпусти же меня!..

– Извини, Русава! Забылся… – Дубыня убрал руки и поворотил к Велле и Ярине счастливое возбужденное лицо. – Знаете, о ком я подумал? Я догадываюсь, кто этот чудный зверь! Все, лечу на болото! Принесу его! Вот радость-то!..

Леший отскочил в сторону, подальше от пней и костров, чуть присел, и стремительно – незаметно глазу! – вдруг обратился в огромного филина. Птица клацнул клювом, и вогнал в землю острые загнутые когти. Перебрав лапами, филин вырвал из земли несколько комочков. Потом, медленно расправив крылья, неторопливо взмахнул ими: как бы примеряясь. Замахал чаще – филин приготовился взлететь.

– Погоди, погоди!.. – чуть ли не в один голос завопили русалки. – Ты хоть скажи: кого нам ждать? Что за зверь? Он опасен? Может, нам в воде вас подождать? Он плавать умеет?

Кисточки на ушах филина дрогнули, словно он прислушивался к поднявшемуся переполоху. Потом, поведя желтыми глазищами на русалок, филин резко повернул в их сторону голову. Заухав так, что казалось по воде прошла рябь, и захлопав крыльями, леший быстро вернулся в прежний облик.

– Не кричите так, подруги! Ну что вы расшумелись? Я хорошо слышу, когда птицей обращаюсь.

– Так ведь нам интересно, куда это ты так припустил! – рассмеялась Ярина. – Ты что делать собрался? Сюда зверя принесешь? А зачем? А ты его дотащишь, шкурку не попортишь? Вон у тебя когти какие здоровые выросли! Ими только ветки для костра кромсать.

Леший глянул вниз, да. Вместо лаптей из штанин торчали птичьи лапы с острыми когтями. От волнения он не до конца в привычное обличье перекинулся. И Ярина права. Если он в этих режущих когтях понесет чудного зверя, то тому придется несладко. Дубыня вздохнул – чуть было бед не наделал. Ладно, что-нибудь по пути придумает. Но медлить нельзя, а то диковинный зверь и в самом деле в чужой лес уйдет. Тогда ищи-свищи…

– Знаете, кого Русава там видела? Я так думаю, что там не иначе как потомок бога Семаргла лежит! Древнего бога, который ушел неизвестно куда и увел за собой всех своих детей!..

– Погоди, Дубыня! – заразившись волнением лешего, всплеснула руками Ярина. – Ты уверен? Ведь о Семаргле ничего не известно. Был такой древний бог. Это так! Но ведь…

– Я уверен, что это один из сыновей Семаргла! – твердо ответил леший. – Его потомки схожи с ним. Больше волка, похож и на него, и на бера. Может, от него мы узнаем, куда ушел Семаргл – Крылатый Пес? И где он сейчас обретает. Я скоро…

– Дубыня, стой! – крикнула Русава, видя что леший вновь стал обращаться в филина. – Стой! Как ты его донесешь? Когтями проткнешь! За ошейник задушишь! Слушай, около того места, где наша речка в Ледаву впадает, чуть ниже по течению увидишь большую иву. Под ее ветвями кто-то лодку спрятал. Возьми ее – на ней тебе легче будет. И зверь целым останется.

Леший улыбнулся, согласно кивнул, и уже не мешкая обратился в филина. Филин тихо захлопал крыльями, подняв вихрь песчинок, размеренно и плавно замахал, взмыл в воздух и бесшумно скрылся в ночном небе…

ГЛАВА 9. Человек иного мира

– Что-то долго нашего лешего нет, – задумчиво сказала Ярина. – С его-то проворством… Вон как по лесу носится. То в филина обратится, то в вихрь. Мы так не умеем.

– Зато подводный мир ему неведом, – ответила Русава. – Еще неизвестно, что лучше. Лес лесом, а реки и озера – это иное.

– Иное-то иное, но и я бы хотела полетать и лисонькой по лесу побегать, – тряхнула копной рыжих волос Ярина. – Что-то мне вещует, что не только вода нам доступна. Как думаешь, Велла?

Не слушая, о чем говорят подруги, Велла рассеяно отозвалась:

– Да-а… В самом деле застрял. Вон, уже и ночь заканчивается. Светает. Заря занимается.

И тут, будто откликаясь на ее слова, послышался дальний всплеск, а за ним мерное поскрипывание уключин. В устье речушки показалась небольшая лодка. В ней сидел Дубыня, и, как показалась русалкам, греб изо всех сил. Только брызги сверкали.

Ярина осуждающе покачала головой: «Ну кто так гребет? Старания много, а толку чуть-чуть. Одни брызги летят…» Впрочем, скоро лодка ткнулась в песчаный берег и из нее выскочил оживленный и радостный Дубыня. Леший щерился, показывая миру сверкающую белоснежную улыбку с одним маленьким изъяном: отсутствующим зубом на самом видном месте.

– Принимайте гостей, подружки! – радостно гаркнул Дубыня. – Смотрите, кого привез.

Не мешкая, леший полез в лодку и бережливо – но видно, что с натугой – вытащил из нее большого мохнатого зверя. Морда его и в самом деле была схожа с мордой бера. Но видно, зверь болен, он пребывает в тяжком мороке. Глаза его закрыты, он изредка поскуливает и стонет.

Леший, осторожно ступая, донес зверя до большого пня. Там, тяжело вздохнув, он с облегчением положил мохнатое чудо на траву. Затем, покачав головой и цокнув языком – мол, непорядок! – Дубыня полез в свою замечательную торбу. Под любопытными взглядами русалок леший, пошарив в ней немного, извлек на свет большое плотное покрывало.

Раскинув его невдалеке от костра, леший бережно перетащил на него дивное животное. Потом, вернувшись к лодке, он опять склонился над бортом, и с еще большой натугой вытащил из нее мужчину. Тот, как зверь, тоже был без чувств. С усилием взвалив человека на плечо, Дубыня, покачиваясь, донес его до покрывала и чуть ли не бросил рядом со зверем. Почет зверю был оказан гораздо больший, чем мужчине.

– Уф… – Леший провел по лбу, смахивая капли пота. – Умаялся. До чего тяжелы оба!

– И как это понимать, Дубыня? – тяжелым, четким голосом, медленно произнесла Велла.

Дубыня виновато съежился. Русалки смотрели на него не то, чтобы недоброжелательно, а как-то не так. Будто он невесть что натворил, будто напроказил, и сейчас его ждет наказание.

Врочем, леший, еще возвращаясь, обдумал, как будет оправдываться. И сейчас решил одним махом пресечь дальнейшие неприятные объяснения. А то, что такая тяжелая беседа состоится, Дубыня не сомневался еще там, на Гнилой Топи, когда решил взять с собой незнакомого человека и привезти его сюда, – на русалочье озеро. Решение – как поступить – тогда далось ему нелегко. И сейчас надо отвечать за содеянное. Надо сразу дать новым подругам исчерпывающий ответ. А то чего доброго так перессорятся, что вовек друг друга будут в молчании обходить. А это ни к чему. Друзей надо ценить. Он конечно виноват, спору нет. Он привез сюда человека, но…

– Не мог я его там оставить! Не мог! – тихо, надсадно, хриплым голосом проговорил Дубыня. – Это потомок Семаргла. – Он показал рукой на тяжело дышащего зверя. – Видите? Зверь очнулся, когда я его в лодку понес. Рыкнул… Вон, за руку укусил. Клок кафтана выхватил. – Леший выставил перед собой руку. Да, верно: его и без того латаный-перелатаный кафтан видимо снова придется чинить. На рукаве зияла рваная прореха, из нее торчал кусок волосатой лешачьей руки. А на ней ровный ряд запекшихся кровью дырок. Он как меня схватил, так сразу вырвался и к человеку бросился! Встал над ним и рычит на меня. Видно – любого убьет, но к нему не пустит! А сам зверь слабый, шатает его… И вдруг этому мужчине на грудь упал. Плохо им обоим, видимо пережили много. Так оба в мороке до сих пор и лежат… Друзья они! Друзья! Не мог я человека там оставить, а друга его забрать! Не мог!.. Что бы вы сказали, если бы я вас разлучил, когда вам плохо? Когда вы без чувств лежите и сделать ничего не можете? Кого-то взял, а кого-то нет – на гибель оставил. Так нельзя! Как вы бы на меня смотрели, когда б узнали об этом? А? Славный потомок Семаргла мне бы никогда этого не простил. Пусть уж вместе будут. Я человека к Хранибору отнесу. И зверя тоже. Пусть обоих выхаживает. Он умеет. Я ему помогать буду. Ни зверь, ни человек вас и не увидят…

Голос лешего сошел на шепот. Дубыня сел на пень, и молчаливо, насупясь, глядел перед собой. Он ждал решения. Но все равно, Дубыня гордился собой: он поступил, как счел нужным, как велело его сердце. А что из этого выйдет – время покажет.

Русалки растеряно переглядывались.

– Что скажете, подружки? – спросила Русава.

– Не знаю, – пожала плечами Велла. – Надо поразмыслить.

А Ярина молчала. Она как только взглянула на человека, так все ее стройное тело напряглось. Лиса – неожиданно столкнувшаяся с незнакомым лесным зверем. Казалось, щас порскнет в ближние кусты. Ищи-свищи.

Потом коротко посмотрела на Веллу, на Русаву. В выражении ее глаз было нечто такое, что Русаву сразу обожгла догадка. «Ага, – подумала Русава, – да неужто этот человек тебе по душе пришелся? Надо же! Ох девонька! Ну что ж, поглядим. Пусть тут остается…»

Русава краешком губ улыбнулась и кивнула. Что ж. Яринины глаза умоляют, да и Дубыня принял верное решения.. Пусть. Так лучше. Негоже друзей разлучать. А человека и в самом деле можно к волхву отнести. А если он придет в себя, и увидит их, то всегда можно сделать так, чтобы он ничего не вспомнил. Уж что-что, а отводить глаза русалки умеют! Даже не то что отводить, а часть памяти забирать. Пусть… А пока… Пока с лица Ярины сошло тревожное ожидание и губы тронула улыбка. А Русава подошла к зверю и легонько коснулась пушистого загривка. Тронула один из ошейников, тот, что с пламенеющими яхонтами. Потом, не удержавшись, провела рукой по голове, меж ушей.

Зверь чуть приоткрыл веки, скосил на русалку черный зрачок и легонько вильнул хвостом. Попытался вильнуть еще раз, но хвост бессильно упал. Черно-желтые глаза помутнели и закрылись. Русава повернулась к Дубыне. Леший с надеждой смотрел на нее.

– Да, твоя правда. Не дело друзей разлучать. Значит – это и есть потомок ушедшего бога?

Глаза Дубыни затуманились. В них скользнула гордость за тех богов, что бились со злом и одолели его. И пусть для этого им пришлось исчезнуть в невозвратных краях. Пусть. Битва того стоила. Зло ушло, а потомок древнего бога – вот он. И он должен узнать, куда ушел Семаргл.

– Да, – мечтательно ответил Дубыня. – Это пес. Потомок Семаргла. Он один из тех, кто служит светлому огненному богу. Я знаю – он хороший. Я это чувствую. У него чистая душа. Он не может дружить с плохим человеком.