Текст книги "Курган. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Байбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 39 страниц)

Любомысл хмыкнул: «Парень дело говорит. Видно – умеет не только с Борко на пару зубы скалить. Княжичу полезно послушать. Дубы – деревья великие и святые. Тронуть дуб – беду на свою голову накликать. А вот если немного поразмыслить, – кто он такой, Дух Леса?»

– А ведь в нем, Милован, может леший и живет. Сам подумай: кто в лесу главный, кто в нем хозяин, кто его обхаживает? Кто зверей и деревья оберегает? Поразмыслил? Вот то-то, что леший. Значит, в этом дубе и леший обитать может!

– Ну тебя, Любомысл, – отмахнулся Милован. – Выходит, люди у лешего счастья просят?

– Выходит так, парень. Хотя, конечно, я не знаю, кто в вашем дубе живет. Могу только догадываться. А ты как думаешь, Прозор?

Предводитель задумался. Чудеса в лесу встречаются сплошь и рядом. Вот, даже взять сегодняшнее утро. И бой туров увидели, а это не каждому дано – это знатная примета: любимцы богини охоты – Дивы, борясь меж собой, показывали свою удаль и стать, будто передавали навыки боя втихую, глядевшим на них людям! И филин диковинный над ними, их разглядывая, летал. И только что такое нечистое место встретили, что лучше голову и не ломать – почему на сухом, ровном месте такое выросло! Да, лесные диковины не просто так, не из заплечной сумы берутся. Кто-то их творит. А может, Любомысл и прав: богатырь и сам в детстве слышал, что жилище лешего может быть не только в старых елях, но и в светлых старых дубах.

– Не знаю, Любомысл. Не знаю. Ничего пока ответить не могу. Вот когда сам увижу, тогда и отвечу. И вообще – почти что приехали. Видите, вон та-ам, вдалеке кустарник? Вдоль него наш ручей и протекает. Нам по нему вверх.

Жеребец Добромила споткнулся раз… другой. Что-то с ним неладно. Спотыкающийся конь – плохая примета. Когда он везет мертвого хозяина с поля брани, то идет спотыкаясь. Это давно известно.

– Дичко! Дичко! Что с тобой? Что ты мне кликаешь? – поглаживая коня по шее, спросил Добромил. – Что тебя тревожит?

– Княжич, а может, не поедем к Древней Дороге? – серьезно спросил Прозор. Спотыкающийся конь – плохо! Это ничего хорошего седоку не сулит!

– Нет, Прозор! Не след на полпути возвращаться. Эта примета еще хуже.

Выехали на светлое место, солнечную поляну. По ее краю бежал неширокий ручеек. Он тек неторопливо, спокойно, – почти незаметно глазу. Но затхлой, стоячей воды венды в нем не увидели. Наоборот – сквозь нее на чистом дне просвечивала малейшая песчинка. У воды узкой полосой росло буйная зелень. А в ней… У Прозора, а затем и у старика Любомысла от изумления на лоб полезли глаза. Венды увидели, что в разных местах, кое-где видны и лиловато-белые колокольчики сон-травы, и красные ягоды толокнянки, и пушистые розовые венчки солодки, и… и каких только трав не пряталось в траве вдоль ручья! Как это получается, Прозор объяснить не мог. Сейчас весна, а травы эти цветут в другое время, причем каждая в свое. И вот они каким-то непонятным образом собрались по берегу этого чудного ручья. Что за наваждение? Уж не колдовство ли? Не волшба? И нежная зелень, и цветы – голубые, белые, желтые, синие казались празднично нарядными, чисто умытыми. Прозор тряхнул головой. Разноцветье никуда не делось. Сомнения предводителя исчезли, когда он увидел желтые пятилистники зверобоя. Это трава хороша! Лечит от многих хворостей, и на худом месте никогда не вырастет!

Никто напиться не хочет, други? – Соскочив с коня, Прозор опустился на колени и бережно зачерпнул пригоршню воды. Попробовав, застыл – ошарашенный. Зачерпнул еще раз. Еще… Потом богатырь прошептал: Великий Род! Спасибо, что ты такую воду создал! Это ж сам лес во плоти…

Обернувшись к спутникам, предводитель настойчиво призвал: Все напейтесь! Такой воды вы точно не пробовали. Она будто богами, будто лесными духами создана! У нее вкус… Мне не объяснить! Пробуйте!..

Вода в ручье и в самом деле была необычна. То, что она ломила зубы, – это ничего: можно пережить. А вот ее вкус, ее запах… Да, казалось, что она вобрала в себя, смогла удержать, а скорее всего воплотила весь тот тонкий и неуловимый дух, что витает в лесу, чем он пропитан. Тут и запах нагретого солнцем дуба, и опавшей сосновой хвои; предрассветное дыхание грозы смешалось с нежным благоуханием озерной кувшинки; вкус лесных ягод и грибной – ни с чем не сравнимый! – дух; и многое, многое другое… И все это слилось в одном тонком, вроде и неощутимом и одновременно явственном благоухании. Да, действительно – дух Леса. Вендам не удалось бы передать всех тех ощущения, что они испытали. Да и не стоило: ошеломленные люди молча наслаждались необычным подарком.

А лошади, так те вообще просто тихо постанывали, и пряли ушами, словно боясь, что их сейчас вдруг возьмут и оторвут от блаженного занятия.

– А ведь этот ручей вроде бы в Древнем Колодце начало берет? – утирая губы спросил Борко. – Эх, да разве я мог помыслить, что когда-нибудь напиток богов испробую? Да ни в жизнь! Я даже почувствовал, как у меня сломанная кость срослась!

– Хороша! – только и ответил Милован. Поднявшись, молодец, подошел к своему жеребцу, и, сняв чересседельную флягу, стал наполнять ее водой. – Что скажешь, княжич?

Добромил, оторвавшись от воды, подняв голову, улыбнулся в ответ, и… и замер! Мальчик ничего смог ответить, у него перехватило дыхание. На миг княжичу показалось, что там, на краю поляну, у рыжей сосны стоит диковинный зверь! Серо-бурый Пес! Пес из его давешнего сна! Пес, что бежал к нему сквозь звезды, и потом разговаривал с ним.

На Псе висела шейная гривна, богато изукрашенная, усеянная багряными яхонтами. Добромил даже в казне своего отца не видел таких больших самоцветов. Зверь смотрел на княжича, немного склонив голову набок, и казалось, чуть прищурив черные глаза, улыбался ему. Пес неторопливо оглядел спутников княжича. Задержался взглядом на Любомысле. И тут Добромилу помнилось, что в глазах Пса полыхнул неожиданный огонь. Из веселых, игривых они вдруг стали серьезными, озабоченными. Потом, отведя взгляд от старика, он снова пристально осмотрел остальных вендов и взгляд его вновь подобрел. Но казалось – зверь вдруг стал чем-то озадачен. Переведя глаза на лошадей, Пёс буквально впился взглядом в белоснежного жеребца Дичко и напрягся. Шерсть на его загривке медленно поднялась, морда сморщилась, нос приподнялся. Из-под черных губ блеснули клыки. Дивный зверь явно узрел что-то скверное…

Добромил сморгнул. И глаза-то прикрылись на неуловимое мгновение, а вот пса-то уже нет! Под сосной, на том месте, где только что возникло чудное виденье, остался лишь большой муравейник – из бурой сосновой хвои…

«Это не морок! – мелькнула мысль. – Это не может быть мороком! Не может!!! Я его видел! Но почему пес ушел?! Ведь во сне мы подружились! Может, Пес не хочет, чтоб его видели остальные?»

Добромил даже не обмолвился о чудном видении. И лицо княжича не дрогнуло. Чудес и за прошедшую ночь, и сегодняшнее утро и так предостаточно! Потом, конечно, он расскажет… Но… но не сейчас. Ему надо все обдумать.

Вдоволь напившись, и наполнив фляги чудесной водой, путники продолжили путь. Ага, вот и колодец, из которого брал начало дивный ручей. Вода неспешно переливалась через край. Струйка не так уж велика. Отчего ж ручей широк? «Наверно где-то внизу, перед озером, в нем есть затор, – решил Прозор». У колодца тоже растет дивное разноцветье, больше чем по берегам. Все благоухает.

Впереди показалась Древняя Дорога…

Прозор тихонько присвистнул, хотя без дела свистеть в лесу не полагалась. Да и есть чему удивляться! Древней Колодец остался чуток сзади. А впереди… Впереди не было никакого тумана, который, как говорил Витольд, клубился на ее конце. Вернее, туман был. Но немного, по обочинам. Сама же дорога шла в низину, и туман клубился лишь по ее краям, порой выползая чуть выше и нежно касаясь серых круглых камней. И не исчезала дорога бесследно! Не обрывалась неожиданно! Она продолжалась, и каждый камень на ней ясно проглядывался. А там! У вендов перехватило дыхание. Вдали, на другом конце, они увидели невиданную землю, о которой даже ни в каких сказаниях не говорилась!.. Дорога уходила в неведомые дали. Любомысл, повидавший весь мир, исходивший множество земель, застыл в изумлении.

Венды молчали. Казалось, они смотрят с высоты птичьего полета. Редко стоящие, лиловатого цвета, высокие скалы вдали, они не могли ни с чем сравнить. Даже с чем-то похожим никто не встречался. У этих скал не было вершин, будто их кто-то ровно спилил. Сами же они отсюда казались округлыми и ровными. Но это отсюда: издалека сложно разглядеть – наверняка на них есть и трещины, и острые выступы. Меж скал росли рощицы необычных деревьев. Необычных – это потому что их кроны были темнее, чем в вендских лесах. И вроде бы листва на них какая-то не такая. Жесткая, что ли? И не колышется. Это приметил Прозор – все такие зрение у вендского охотника изумительное.

Дорога вилась меж этих рощиц и скал, исчезая вдали. Что там дальше, куда она вела, – не разобрать. Там все подернуто дымкой, жарким маревом…

– Что будем делать, Любомысл? – пересохшим от возбуждения голосом шепнул Прозор.

– Давай, чуть поближе подъедем, к краю, где туман только начинается. Посмотрим что там. Только осторожно. А потом обратно. Въезжать не будем.

– Лады…

Всадники осторожно подъехали к месту, где начинал клубиться туман. И тут белоснежный жеребец Дичко неожиданно захрипел, забил в воздухе передними ногами и стремительно пустился вскачь, унося княжича по Древней Дороге в неведомый мир…

ГЛАВА 5. Русалочье озеро и его обитательницы

На лес опустилась темень. На закатной стороне небо сначала ярко розовело, затем цвет загустел: стал красным, бордовым. Наступил теплый весенний вечер…

Русалка Ярина, хмурясь, всматривалась в дальний берег, туда, где по уверениям Беланы, кто-то был. В самом деле, за одной из сосен, росшей недалеко от воды, замерла большая, чернеющая даже в предночом лесу тень. А из-за ствола на русалок глядели два глаза-гнилушки. Они сумрачно светились и часто моргали.

Белана надрывно вопила: – Кто там? Ну, кто же, подружки?! Ответьте!..

– Не-е зна-аю, – понизив голос чуть ли не до шёпота, протянула Ярина. Ей передался испуг подруги, хотя русалка гордилась своей отвагой. Наверно неожиданный вопль Беланы так подействовал. Она сидела рядом и орала так, что уши в трубочку скручивались.– Там кто-то прячется. Не разобрать… Что это? Кто?! Может скрытный лесной житель, что только по ночам выходит? Да вроде таких больших зверей в лесу нет… Гляньте, он ростом чуть не в полсосны! Не знаю… Давайте-ка потихоньку в озеро уйдем. Мне что-то не по себе. В воду-то он всяко не сунется и с нами не совладает.

И тут третья русалка – Велла – заливисто расхохоталась. Звонко, захватывающе. Белана, удивленная ее неожиданным смехом, мигом прекратила терзать уши подруг и, так же как и Ярина несмело заулыбалась. Если не испугалась старшая, более опытная Велла, возможно все страхи напрасны.

– Вы, что?! Девоньки! – с трудом, захлебываясь смехом, выговорила Велла. – Лешего не признали, что ли? Белана, ты ослепла? Иль морок на тебя нашел? Что крик-то понапрасну поднимать? Это же леший наш! Дубыня! В одной из своих личин! У него их много! Оборотиться – кем захочет, и когда захочет! Хоть бревном станет, хоть кочкой! Да хоть гнилушкой болотной! И всегда при нем глаза и пасть хищная останутся. Он такой!

Над озером разносился звонкий смех. Странно он звучал в той тиши, что как-то пугающе и нежданно наступила ранним вечером.

– Видать он там давно стоит, – отдышавшись, продолжила Велла. – Да наверно всё подойти стесняется. Пытается услышать, о чем мы тут болтаем. Любопытный… Да ничего не выходит – глух, как трухлявый пень!

Почему трухлявый пень глух, русалка вряд ли смогла б объяснить. Но раз леший – значит, с лесом связан; а в лесу деревья живут; а умершие деревья оставляют после себя трухлявые пни. Старость – она глуха…

– Ле-е-еший… – разочарованно протянул Белана. – А я-то думала! Напугал-то как, безобразник! Ну-у…

Что она хотела сказать этим «ну-у», Белана, наверное, и сама не поняла. Возможно, таким образом выразила недовольство собой. Действительно, повела себя неразумно. Развопилась как, как… Ладно – ей можно! Все с ней носятся, опекают и воспитывают, – она пока самая младшая. Потом в голову русалки взбрела очередная шалая мысль.

– А что, девоньки, может, позовем его к себе? Или пусть стоит, где стоял? Видите, как глазищами хлопает?! Если интересно старичку, о чем мы тут толкуем, пусть послушает. Может и нас чем потешит…

– А, в самом деле, Велла! – с восторгом подхватила Ярина, – давай покличем его! Хоть у нас с ним особой дружбы нет – но ведь и не враждуем! Может, и правда, чего-нибудь занятное из этого выйдет?

– А почему б и ни позвать, – охотно согласилась Велла, – думаю, худа от этого никому не будет. Ни нам, ни ему!

Она приложила ладони к губам и звонко, на все озеро, прокричала:

– Эй! Дубыня! Что ты там за сосной прячешься?! Брось таиться, выходи! Мы тебя видим! Ты за сосной стоишь! Плыви к нам быстрее! Мы тебя приглашаем! Гостем дорогим будешь!

Над водой вновь разлетелся заливистый смех.

– Велла! Он же плавать не умеет! Утонет дед! Пожалей его!

– Ну, что же, одним топляком больше будет! – весело отозвалась Велла. – Мало ли их на дне лежит?! В конце концов, добрый человек не утопленника, а бревно себе на радость вытащит, если наткнется случаем. Оно хоть в хозяйстве сгодится. Мореное, добротное… Если не сгниет на дне. Ха-ха…

Черная тень на другом берегу выскользнула из-за сосны, уменьшилась в размерах, стала полупрозрачной. Сквозь нее смутно виднелись кусты и деревья. Потом тень стремительно свернулась в небольшой смерч.

Смерч покрутился около воды, будто выбирая, куда ему прыгнуть. Наконец решился – соскочил в воду и заскользил над озерной гладью. За ним шли легкие волны. Через мгновенье вихрь достиг берега, на котором сидели русалки.

С размаху выскочив на песок, он начал сгущаться и замедлять вращение. Не успели русалки разобрать, что происходит, как вихрь превратился в пучеглазого, длиннобородого старика обряженного в красный засаленный кафтан.

Они переглянулись. М-да… Диковинно разодетый леший выглядел прямо-таки замечательно и помимо воли вызывал улыбку.

Кафтан его был во многих местах небрежно заштопан и украшен множеством косо пришитых, в иных местах налезающих одна на другую заплат. Казалось, их лепили где попало и как придется. Лишь бы держались. Перекинутая через плечо большая холщовая сума наверно была родной сестрицей кафтана – такая же потертая, засаленная и вся латанная-перелатанная. На нечесаной, в колтунах, голове лешего была нахлобучена широкополая, островерхая шапка. Отороченные мехом поля ее уныло висели, и какому зверю раньше принадлежал этот мех, разобрать русалки решительно не могли: слишком уж ветх и вытерт он был. В левой руке старик держал длинную, с причудливо изогнутым концом клюку.

Леший слегка поклонился. Затем, часто перебрав по песку стоптанным лаптями, и отведя руку с клюкой далеко в сторону, ухмыльнулся огромным – до ушей – щербатым ртом.

– Здравствуйте девицы-красавицы! Добренькой вам всем ноченьки, да теплой водицы, милые русалочки! – проскрипел он удивительно высоким, пронзительным голосом. Выпученными глазами леший оглядел каждую русалку с головы до хвоста, оценивая их изящные позы.

Белана изогнувшись, подбоченилась, а Ярина играла сверкающим взглядом, то, потупляя его, то, стреляя в сторону лешего быстрыми зовущими глазами. Ее длинные пушистые ресницы подрагивали.

– Белана! Велла! Ярина! – Сейчас леший поклонился каждой русалке отдельно. – Добренькой вам ночи еще раз, озерные девы!

– И тебе также доброй ночи, Дубыня! – вежливо ответила Велла. – И доброй ночи, и теплого леса!

Ярина и Белана молча улыбались лешему – мерно кивая и показывая всем своим видом и радушие, и невыразимую радость от встречи с лесным хозяином.

– Располагайся, Дубыня! Присаживайся. Побудь с нами. Кое-кто говорит, что в ногах правды нет. Правда и ног у нас нет. Одни рыбьи хвосты. Значит, жди от нас только правду! – хихикнула Белана. При этих словах русалка изящно хлопнула хвостом по песку.

– Благодарствую за приглашение! – заулыбался леший. – Присяду, а как же. Верно говоришь, русалочка! Только это люди бают – что в ногах правды нет. Хе-хе, будто они знают, что это такое – правда.

С сомнением оглядев берег, и видимо не найдя места, где можно с удобством расположиться, Дубыня приподнял свою диковинную клюку и легонько стукнул ею по песку. На месте удара неожиданно возникли два пня: один большой – неохватный, как вековой дуб; другой же был и пониже, и потоньше – березовый пенек с гладкой высокой спинкой. И вот на этот маленький пенек леший сразу же плюхнулся, после чего бережливо приставил к спинке клюку. После, сняв латаную суму, положил ее на ровный, отблескивающий в лунном свете срез дубового пня.

– Ну, девицы-красавицы! Всем ведомо – в гости с пустыми руками ходить невместно. Чем будете угощаться? – Леший вопросительно поднял кустистую бровь.

– А у нас ничего нет, Дубыня! Но коль желание выскажешь, то я для тебя – наособицу! – озерной рыбки наловлю, – улыбнулась Белана. – Она от холодов отошла, жирок нагуляла! Ты какую любишь? Пескарей? Ершей? Колюшку? Говори без смущения – мигом натаскаю! Только вот, – притворно грустно вздохнула русалка, – чтоб ее приготовить – чтобы скус особый придать, надо хотя бы костерок, какой-никакой, развести. А огнива у нас нет. А если б и было, то отсырело бы давно!

– Да я, вроде, как со своим угощением к вам набиваюсь. Уж не обессудьте, девицы! Угощу всем чем могу. А костерок развести? – Ухмыльнулся леший. – Что ж – это дело нехитрое. Да и вы небось озябли по вечерней прохладе. Щас сотворю.

И не успела ни одна из русалок возвратить, что если уж они в воде не мерзнут, то на берегу тем более, как леший цокнул языком и узловатая клюка, сорвавшись с места, ткнулась ему в руку. Быстро, неуловимо для глаз. Только вот она стояла у пня и вот она уже в руке лешего.

Замысловато крутанув клюку одной рукой, а другой перехватив за изогнутый конец, Дубыня легонько стукнул ею невдалеке от большого пня. С конца клюки сорвалась легкая искорка, ударила в песок, и тут же на этом месте заполыхал небольшой, но жаркий костер. Идущее от него тепло охватило русалок и схлынуло, оставив в телах приятную истому.

Берегини хоть и привычны к воде, и сырость им не страшна, но и тепло приятно. Недаром они весь день провели на косе, нежась и подставляя тела теплому весеннему солнцу. Что ж, леший сумел угодить! Ярина даже удивленно приподняла брови, видя его покладистость. Обычно при встречах он пыжился и говорил гадкие слова. Леший их кричал с суши, а русалки издевались над ним из воды. «Что это на него нашло? – подивилась Ярина. – Вежлив, услужлив… Или просто скучно ему? Не знаю… Но последнее слово должно остаться за нами! – решила она».

– За тепло спасибо, Дубыня. Благодарствуем. Но вот чем ты хочешь нас угостить? Что у тебя есть? Шишки еловые? Спасибо, не надо! Вон их сколько по берегу валяется, белками полузганые! – залилась Ярина. – Только собирай, не ленись!

Вздохнув, леший цокая языком с укоризной покачал головой.

– Вам бы, русалочкам, все зубоскалить, – обиженно пробурчал он. – А я от чистой души угощенье свое предложил. У меня все есть, что в лесу растет и водится! Сами же знаете, кто в нем хозяин! А все ехидствуете, толком не разобравшись!

С этими словами Дубыня запустил руку в глубину своей холщовой сумы, пошарил в ней, и загадочно подмигнув Белане, стал неторопливо извлекать и расставлять на пне всевозможные расписные мисы, плошки и туески. Все они уже были наполнены разной занятной снедью.

– Вот, смотрите! Грибочки осенние – грузди соленые да рыжики. Вот ягоды лесные: ежевика, малина да черника. Сам собирал, брал лучшее. Всех не перечесть, сами увидите. – Леший достал из сумы большую мису. – Не растут они сейчас, ну да для меня это не помеха. Вот яблоки, – продолжал Дубыня, извлекая блюдо с крупными наливными яблоками, – они хоть и дикие, да послаще тех, что люди растят. Пробуйте! Вот орехи каленые, вот молоко птичье…

Русалки изумленно смотрели как Дубыня доставал из сумы все новые и новые миски и плошки, полные местных яств. Все это пахучее разноцветье в отблесках ночного костра – весной, когда еще и цветы-то толком не успели распуститься! – гляделось необычно и притягательно. А леший все доставал и доставал из своей тощей, латанной-перелатанной, но как оказалось бездонной сумы все новые и новые резные чашки, судки, тщательно заткнутые пробками кувшинчики, укутанные в холстину глиняные крынки… Диковинное разнообразие стремительно покрывало пень, только мелькали руки лешего и раздавались его веселые пояснения.

– Стой, стой! Дубыня! Видим, кудесник ты знатный! Да куда ж столько всего?! Нам не осилить! Прекращай! Всего не съесть.

– Ну не съедите – так хоть испробуете, – покорно согласился леший и затянув у сумы горлышко, повесил ее на клюку.

Белана с любопытством за ним наблюдала. Сума все это время так и оставалась тощей и обвисшей. Лишь по трепыханию холстины было видно, как рука лешего там шурует, нащупывая то, что он хотел достать. Жалобно смотрелись заплаты. Но оказалось что непроста она, ох непроста. Если сума такая и клюка огонь высекает, то каков же хозяин этих дивный вещей? Верно, он умеет не только пищу и огонь походя добывать.

– Дубыня, как же это так? Мы думали, ты шутишь – насчет угощения. А у тебя выходит все взаправду? А птичье молоко? Что, у птиц в самом деле молоко бывает?

– А как же, красавица! – улыбнулся леший. – Конечно бывает! Когда птенчики из яичек повылупляются, то матери их чем-то кормить надо. А букашек-то не всегда вдосталь наловить удается. Вот она и подкармливает их молочком, что в зобе носит. У голубей лесных его много, у глухарей, свиристелей… Да почитай у всех птиц есть. У одних больше – у других меньше. Вот только об этом никто не ведает. Только слухи меж людей ходят, мол птичье молоко – это что-то необыкновенно и даже в мечтах несбыточное. Никто не знает, каково оно на вкус. А у меня есть. – Леший раскупорил один из маленьких кувшинчиков: – Попробуйте, может и по вкусу придется!

Дубыня разлил по чаркам что-то белое, тягучее. Поднес дивный напиток каждой берегине. Русалки, сомневаясь, переглянулись – так ли вкусно это хваленое молоко? – неспешно его опробовали. Да: сладкий вкус, необычный запах. Но в общем ничего особенного, похоже на козье. Только слаще и гуще.

– Да-а… Замечательная у тебя торба! – протянула Белана. – В ней что же – все есть? Все-все?

– А как же, Беланочка! – довольный тем, что смог хоть чем-то удивить русалок, важно ответствовал леший. – Конечно, в этой суме все есть! Все что только пожелаешь! Из нее много чего можно достать! И то что для житья потребно, вот как например это пропитание, и… – Тут Дубыня хитро заулыбался: – И одежка в ней имеется – какую только измыслишь и восхочешь! Только чтоб сумочка всегда давала, что тебе надобно, есть одно условие: не жадничать и не просить несбыточного иль неразумного. Иначе пропадет ее чудный дар.

Леший с довольством оглядел изумленных русалок. Да! Хоть им и самим доступно многое, но оказывается в мире есть столько чудес, про которые они и слыхом не слыхивали! Да только из-за того, что они сейчас увидели, стоило завести знакомство с Хозяином Леса. Да! Он смог их удивить!

– Да вы девицы, что ж все на песочке маетесь, – вопросил леший, ласково улыбнувшись. – Вы давайте поближе к лесному столу подвигайтесь. В ногах правды нет, верно ты молвила, Белана. А ну-ка!

Леший вскочил, схватил свою клюку и неторопливо постукивая ею, обошел вокруг большого пня. Там где она касалась песка сразу же возникали такие же удобные пеньки, как тот, на котором он сидел. Березовые, с высокими спинками. Но Дубыня сделал их почему то не три – столько было русалок на берегу, – а пять. Сотворив последний, леший уселся на свое место. Пучеглазым взором оглядел свою работу, и по-видимому остался ею доволен. Леший широк улыбнулся.

– Вдруг еще кто к нам в гости заглянет, – пояснил Дубыня, – вот и будет ему место. А уж пригласим мы его к столу, иль нет – это наше желание.

Русалки, переглядываясь, чуть смущенно улыбались. Такого они не ожидали. Думали позвать старика, да позубоскалить над ним. А угодили на знатное угощение. Да еще какое! Где еще весенней порой можно увидеть летние и осенние ягоды; орехи или наливные яблоки? А что уж говорить о птичьем молоке, про которое они и слыхом не слыхивали?! И главное: отдариваться-то нечем! Если только действительно рыбки наловить – ее то уж точно у лешего нет. Или раков. Они уже стали выползать из своих зимних норок.

Леший истолковал молчание русалок по-своему.

– Может, вы людскую личину одевать не хотите, в девушек обращаться? Это да, – понурил он голову, – ни разу не видел, как вы перекидываетесь.

При этих словах Велла улыбнулась. Вот оно что! Попался Дубыня! Оказывается, леший не видел, как они принимают иную ипостась. Да и верно: откуда? Их пути пересекались редко. Не то чтоб между берегинями и Хозяином Леса вражда была, нет. Просто они в разных мирах живут. Он на земле – в лесу, они – в воде. Ну да ладно, сейчас она его поразит!

Внезапно на песке, там, где лежала Велла, возникло легкое туманное облачко. Мгновенно рассеявшись, оно открыло девушку. Обычную девушку, с руками – и главное! – ногами. Эта была та же самая Велла, веселая, смешливая, но иная – в людском обличье. Только даже в этой личине она оставалась русалкой-берегиней

Поднявшись с песка, Велла важно прошествовала к пню. Из одежды на ней была лишь небольшая поясная сумка. Русалка ничуть не смущалась своей наготы, и с трудом сдерживала рвавшийся наружу смех: Дубыня так вытаращил на нее и без того выкаченные глаза, что они стали похожи на рачьи. Вслед за Веллой, чуть ли не покатываясь со смеха, обратились в девушек Ярина и Белана. Наслаждаясь произведенным впечатлением, они так же важно, как их старшая подруга, встали и прошествовали к угощению. Белана вдобавок изящно повернулась вокруг себя, вздев над головой руки.

– Что, Дубыня? Как тебе русалки? Хороши?

Горло лешего пересохло. Неожиданно в нем появился неудобный ком.

Да что там ком! Будто сучковатая коряга в горле застряла, и ни туда ни сюда! Дубыня с трудом – за несколько раз – сглотнул и не своим голосом просипел: – Хороши!.. Слов нет! Вот не знал, что вы такие девицы расчудесные! Сколь лет живу да по лесу брожу – а не знал! Как же так?!

И смотреть на потешный, пораженный вид лешего, и слушать его причитания, все это доставляло русалкам несказанное удовольствие.

– Эх! – никак не мог успокоится Дубыня. – Вам бы девицы-красавицы мужей ласковых да любящих. А то такая красота зазря пропадает!

Ярина усмехнулась:

– От чего ж красота-то пропадает, Дубыня? Мы не пропадаем, ошибаешься! Вот, например, ты в эту ночь рядом сидишь. Значит и другие найдутся. Есть кому восторгаться нами, верь! А мужья?.. – Тут на лицо русалки набежала тень. – Что ж… Были и у нас женихи, и были бы мужья, если бы не довелось нам утонуть до замужества. Вот так-то… Впрочем, тебе это самому ведомо. А вообще-то, Дубыня, так как сейчас – лучше! Ведь неизвестно, как судьба наша сложилась бы – останься мы человеческого рода дочерьми. Ну, может быть, детей нарожали, внуки пошли… может и правнуков дождались. А дальше? Попали б мы в Ирий, иль нет – то нам неведомо. Сам знаешь: людям надо жить достойно, чтоб Огненный Волх их в Ирий пустил. Иначе – к Велесу на суд. А отпустит ли он с лунных пастбищ да даст ли по серебряной дорожке к жизни вечной пройти – то неведомо. Иль хуже того – к Чернобогу путь – если грешил при жизни много. А Пекло, оно… – Не договорив, Ярина махнула рукой. В Пекле у Чернобога несладко – то всем ведомо. – Вот и выходит, Дубыня, что всех этих путей мы избежали и дали нам боги другую дорожку! Мы теперь сами, хоть и малые, но богини! Мы – духи Вод! Что хотим, то и делаем, и никому в делах своих не оправдываемся! Хотим – в людском обличье ходим. Хотим – под водой резвимся. А надоест одно место, так всегда можно в другое сплавать – подальше. А то и иные земли осмотреть, коль желание возникнет. Море-то вдоль берега переплыть – это ж забава малая! Несложно! Да и через глубь морскую можно. Только для моря храбрости набраться надо. Да и ты, Дубыня. Вот останься ты человеком, разве имел бы такую власть над лесом? Нет. Другой бы леший над тобой насмехался, за нос бы водил и вместо тебя с нами бы сейчас тут беседовал. А вот у людей этого счастья никогда не будет. У них скучно, и заботы их тягостны и мелки. Согласен? Это нас так великий Род наградил, за те муки, что в людской жизни мы претерпели. Так что, Дубыня, вот так нам счастье улыбнулось, посмертно… Не печалимся мы о женихах, ни к чему они нам!..

– Хорошо сказала, Ярина! – грустно улыбнулась Велла. И заключила: – Почти все так. Жизнь у нас теперь чуть ли не вечная… Если не сподобимся на клык какому-нибудь морскому чудищу пойти. Но если себя сберегать, осторожной быть, то и этого избежать можно. Не стареем, не горюем. Всегда юные! Люди за богатством всю свою коротенькую жизнь гоняются, а нам оно к чему? Вон, сколько в море кораблей затонувших. Сколько в них золота да камней самоцветных отыскать можно! А всего остального? Да только не надо нам этого ничего. Иной раз возьмешь какую-нибудь безделицу красивую, а потом думаешь – зачем она? Пусть бы себе на дне лежала. А люди за эти богатства бьют друг-друга, разум теряют. Не понимаю. Вот и получается – нам только позавидовать можно! Права, Ярина! Да ведь и тебе, Дубыня, выходит тоже счастье улыбнулось. Не пропади ты в лесу маленьким мальчиком, чтоб сейчас с тобой было? Где бы сейчас жил? В прохладе Ирия, на вечнозеленом Острове, или в чернобоговом пекле жарился? А, Дубыня? Вот так-то… Об одном я жалею, что нет у нас детишек. Не дано нам это.

Леший ничего не ответил, задумался. Молчали и русалки. «Да, Ярина права, – размышлял Дубыня. – Сейчас у меня есть то, чего никогда бы не было – останься я человеком. У меня есть Лес! И я в нем хозяин. А что еще надо для счастья? Но все равно, порой ой как хочется вызнать: кем я был раньше, из какого вендского рода уйдя в лес не вернулся маленький мальчик? Лесным хозяином ведь как становятся – заблудился мальчишка в лесу, погиб и в лешего обратился. Не пропади я тогда, не заплутай, где бы я сейчас жил? В вечнозеленом Ирии у прародителя Оленя? Иль, может, Барсука?.. Или как сказала Ярина в чернобоговом пекле? Нет, этого я никогда не узнаю…»

– Конечно, девоньки, – наконец-то вымолвил он, – лучше быть живым духом здесь – в лесу. Быть его хозяином, – Дубыня повел округ себя рукой, – чем умереть человеком и попасть неведомо куда. Люди – они страстям подвержены, корысти. Какую нить судьбы спрядет для человека великая Макошь – кто знает? Кем он свои дни закончит, как? Праведником? Злодеем? Когда Морана подрежет эту нить?.. А так… Ведь можно и с Огненным Волхом встретится! И в Ирии побывать, коль такое желание возникнет! А людям при жизни это заказано! Нет, нам лучше!..