Текст книги "Курган. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Байбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)

Ну как не поблагодарить за столь изысканный комплимент! Привстав, Кирилл отвесил легкий полупоклон.

– Благодарю вас, лорд! Хотя и не совсем представляю, как вы…

Лорд Абигор снова сделал упреждающий жест. Покачал головой: – Кирилл, мы же договорились! Пока, – он подчеркнул слово «пока», – никаких вопросов. Всему свое время. А оно у вас будет…

Тут рыцарь на мгновение застыл, будто прислушиваясь. Щелкнув пальцами, он вдруг произнес изумившие Кирилла слова.

– Сейчас я покажу вашего слугу.

– Слугу?!

– Да. Называйте его как хотите, но основная его обязанность – это прислуживать и угождать вам. Пояснять некоторые вещи. В своих желаниях не стесняйтесь. Он исполнит все. Подчеркиваю – ВСЕ! Также, можете с ним особо не церемониться. Ну да это уже ваше право, на ваше усмотрение.

Произнеся последние слова, лорд Абигор повернулся к дверям, возле которых недавно стоял очумевший, ничего не понимающий Кирилл, и зычно крикнул: – Яков!

По залу разнеслось гулкое эхо.

В ушах Кирилла зазвенело. Да-а… От крика лорда наверняка присела бы иная, не привычная к шуму боя лошадь. Одно слово – рыцарь… Не успело эхо толком утихнуть, как правая барельефная створка, на которой в очередной раз кто-то кого-то убивал, бесшумно распахнулась и в проеме возник странного вида субъект. Кирилл даже моргнул от неожиданности, хотя, казалось, удивляться было уже нечему.

В дверном проеме стоял монах. Заурядный средневековый монах. Хотя Кирилл – опять же – видел их только в кинофильмах и не мог сказать, так ли должен выглядеть святой отец. Но, судя по всему, служитель католической церкви выглядел классически. Скверно выбритая тонзура, мешковатый выгоревший черный плащ, под ним некогда белая, а сейчас серая от грязи ряса. Под выпирающим брюшком потрепанный кожаный пояс. На босых ногах грубые деревянные сандалии. Не хватало только четок или молитвенного требника (или что там с собой таскают монахи?).

Также на груди у странного монаха Кирилл не увидел креста. Хотя положено ли католическим монахам иных орденов носить символ веры на виду у честного люда, он толком не знал. Может выставлять напоказ свою принадлежность к церкви – это удел высоких чинов? Кирилл решил, как только представиться такая возможность, восполнить пробел в образовании. Православные батюшки – они все с крестами. Они просты и понятны. А вот в католиках черт ногу сломит. Англикане, пресвитериане, лютеране, баптисты, доминиканцы, францисканцы…В общем – не суйся в чужой монастырь со своим уставом. Может этому монаху положено прятать крест под рясой. И так видно, кто он. По тонзуре.

Глаза монаха были потуплены, руки спрятаны в широкие рукава рясы.

«Странный, однако, слуга… Ну да ладно, не странней того, что со мной сейчас происходит…»

Кирилл с любопытством ждал, что же будет дальше.

– Яков, – меж тем продолжал лорд Абигор, – это господин Кирилл. Будьте ему верным слугой. На то время, что вы находитесь у господина Кирилла в услужении, я освобождаю вас от ВСЕХ остальных обязанностей. Вы меня поняли?

Последнюю фразу лорд произнес с каким-то непонятным Кирилл значением.

По бледному, одутловатому лицу монаха пробежала такая невыразимая радость, такое счастье, невыразительные бесцветные глаза так сверкнули, что Кирилл даже поразился, как это человек, пусть он даже смиренный монах, может радоваться тому, что ему только что представили будущего господина. Ну никак не может он так радоваться! Тут что-то кроется…

«Хотя, положено ли монахам быть в услужении? Вот вопрос. Непонятно. Ну да ладно, выясню…»

Меж тем монах выпростал из-под плаща правую руку, сложил два пальца вместе и начал медленно подносить их ко лбу с явным намерением сотворить крестное знамение. Вдруг, на полпути, рука его дрогнула, остановилась и монах, бросив испуганный взгляд на лорда Абигора, потупил глаза.

– Креститесь, креститесь, Яков… – снисходительно сказал лорд Абигор. – Вы же знаете, я отношусь к этому лояльно. Даже слишком лояльно. Не как иные. Мне все равно. Впрочем, и другим это тоже безразлично. Тем более на ближайшее время это ничего не изменит.

Монах, как показалось Кириллу, с большим облегчением медленно перекрестился, и вновь потупив глаза, смиренно опустил голову.

– Можете идти, Яков. – Лорд Абигор сделал повелительный жест. – Подождете господина Кирилла у дороги.

Монах смиренно склонился, и Кирилл вдруг заметил его быстрый, полный надежды взгляд, который он бросил на зеркальную гладь то ли бассейна, то ли фонтана… В общем – водоема.

Это не ускользнуло от внимательных глаз лорда.

– Надейтесь, Яков! – громовым голосом сказал он. – Надейтесь, и надежды ваши когда-нибудь осуществятся! Все зависит от вас. Только от вас… И вам это известно. – Лорд Абигор повелительно махнул рукой: – Идите!

Монах скрылся за дверью. Створка ее бесшумно закрылась. Лорд Абигор посмотрел на ошарашенного Кирилла и усмехнувшись, сказал:

– Не удивляйтесь, Кирилл. Здесь вы еще и не такое увидите. А пока – привыкайте.

Подойдя к бассейну, он взял шпагу и несколько раз со свистом рассек ею воздух. Кирилл заметил, что хоть шпага и простая, но чашкообразная гарда на ней вся изрезана хитрыми отверстиями. «Верно для того, чтоб вражий клинок застревал в этих дырочках, – подумал Кирилл. – Ну что ж, умно придумано. Век живи, как говорится…»

– А сейчас извините, Кирилл. Я должен вас покинуть. Не знаю – надолго ли. Может, на несколько дней, а может…

Лорд не закончил фразу. Протянув руку к одной из дверей, он сказал: Видите? У меня появилось несколько необычное дело. И дело это не терпит промедления.

Кирилл проследил за рукой рыцаря. Да, с дверью, вернее с ее барельефом творилось что-то неладное. Насколько понял Кирилл рельефный узор этой двери в течении долгого времени оставался неизменным. Да и узором-то это хаотичное нагромождение потеков заляпанных черной патиной назвать сложно. Так, будто вдатый штукатур-халтурщик пытался выровнять стену и набросал грязной известки куда попало и как ляжет. Лишь бы держалось.

Потеки однако дрожали, как бы пытаясь сдвинуться и сложиться в нечто понятное, логичное. Организовать гармонию, так сказать… Но ничего не выходило.

Кирилл вопросительно взглянул на лорда.

– Что-то происходит не так, Кирилл. А что «не так» – толком никто не знает. Надо разобраться…

С этими словами рыцарь ловким движением надел шляпу, которая до того лежала на ограждении бассейна рядом с Кириллом, натянул длинные перчатки и позванивая шпорами направился к той, с хаотичными рисунками, двери. Пока он шел, дверь начала распахиваться сама собой. Подойдя к ней, лорд Абигор обернулся.

– Кирилл… Вам туда, в ту дверь, куда вышел ваш слуга. Другие пути для вас закрыты. Пока закрыты… – со значением добавил он. – Даже и не пытайтесь выйти иным путем. Неизвестно, что из этого выйдет. Но скажу вам точно – ничего хорошего! Располагайтесь в моем жилье так, как если бы вы были у себя дома. Осматривайте владения. Наслаждайтесь жизнью. Яков тут давно, многое знает. Он будет толковым помощником. Благо у него есть для этого стимул. Ему дозволено говорить с вами. Но у меня к вам еще одна, на этот раз последняя просьба.

– Слушаю, лорд.

– И ему не задавайте тех вопросов, о которых я вас предупреждал. На них он не ответит. Ему позволено говорить только на те темы, которые не относятся к области запретных. В противном случае он будет просто молчать.

«Странно. Ну да ладно. Не будем проявлять назойливое любопытство. Все равно ничего не ясно и вряд ли в ближайшее время что-нибудь проясниться. Или лорд говорит полунамеками-полузагадками, или я настолько туп…»

Вслух Кирилл ответил: – Хорошо, лорд. Я не буду ему докучать.

Тем временем высокие стрельчатые створки широко распахнулись и в зал ворвался поток свежего морозного воздуха. Пламя свечей заколебалось. Казалось, они вот-вот угаснут. И в самом деле, несколько светильников перестали гореть. По залу прошел почти неощутимый дымный запах.

Сквозь дверной проем Кирилл увидел серое небо, с несущимися на нем свинцовыми тучами и черный горизонт земли, кое-где покрытый пожухлой осенней травой.

Выйдя наружу, лорд Абигор пронзительно свистнул. В ответ послышалось далекое призывное ржание и частый топот копыт. Вскоре перед лордом гарцевал, перебирая тонкими бабками, вороной – без единого пятнышка – красавец-конь. Лорд взял его под уздцы и похлопал по всхрапывающей морде.

– Селон! Селон! Здравствуй, милый конь! Ты скучал? Мы снова вместе, теперь уже надолго. Что ж, посмотрим, что случилось на этот раз.

Кириллу захотелось протереть глаза. Ему показалось, что над спиной коня вздеваются большие – чем-то схожие с лебедиными – черные призрачные крылья.

Лорд Абигор вдел ногу в стремя и ловко вскочил в седло. Через медленно закрывающиеся створки послышался удаляющийся топот копыт. И опять послышался звук – будто плавно, с силой, захлопали большие крылья…

* * *

Ярина наконец-то справилась с одолевавшим ее непонятно откуда появившимся смущением. Кирилл… Что-то в нем есть такое, с чем русалка раньше не сталкивалась. Ею овладевала сладкая, непонятная истома. Но дело надо делать! Ярина взяла на кончик пальца чудного золотисто-красноватого зелья, что подарил русалкам леший еще в самом начале ночи, и легким движением наложила его на разбитый лоб Кирилла по краям раны. Затем осторожно втерла. Все с интересом ждали, что же будет дальше.

Диво! Дубыня верно говорил, что за настой золотого корня люди все что угодно отдадут! Неожиданно мазь тихонько зашипела и без следа впиталась в кожу. На глазах русалок края раны порозовели, а затем сами собой свелись. Скоро на лбу Кирилл о глубокой рваной ране напоминал лишь небольшая розовая полоска. Через мгновения и она исчезла.

Русава подпрыгнула и хлопнула в ладоши:

– Подействовало! Вот здорово! Дубыня, у тебя и вправду чудесное снадобье! А еще есть? У тебя его много? Представляешь, сколько теперь зверей можно вылечить?!

Леший вздохнул:

– Нет, Русава, не так уж много у меня этого снадобья… И не у меня, а у вас. Я же его вам подарил. По-ока еще этих ягод наберу и мазь сделаю! Но все равно, на всех подраненных зверей его не хватит. Но это ты верно удумала: теперь знаю, что хоть кому-то боль облегчить можно. Молодец! – Дубыня уважительно посмотрел на Русаву. – Знаешь, я почему-то не додумался, что золотой корень можно и зверям давать, и тем их лечить. Великое дело будет! Эх! – с сожалением воскликнул леший. – Мне бы этого зелья побольше! Ладно, может я чего и придумаю. Может, разводить такие корешки начну. Смотрите, как здорово рану затянуло: будто не было ее вовсе! Я ведь про него, про этот корешок, только в древней книге вычитал – как он может лечить. А сам еще ни разу не видел – не на ком не испробовал. Звери… Эх, тугодум я, однако! Но теперь дела пойдут!..

– Так! Хорошо! – довольной кошкой промурлыкала Ярина и, плотно укупорив бадейку, бережливо поставила ее рядом с собой. Тряхнув тугими огненно-рыжими волосами, русалка с торжеством взглянула на лешего. – Этот золотой корень и вправду лечит. А ты, Дубыня, все сомневался – мол, не поможет! Мол, человек не из нашего мира! Помогло! Да еще как помогло! Сам глянь. Так, теперь надо подумать, что дальше делать. Думай, знахарь лесной, что еще в лекарском деле потребно. Ну? Только не говори, что толку не будет!

– Да я ничего… я… – Дубыня начал было оправдываться. Он и сам не ожидал, что чудодейственное средство, о котором он вычитал в старой книге, и которое сделал сам, подействует так быстро. – Я… – Потом вдруг понял, что Ярина над ним просто беззлобно подтрунивает. Для этого стоило лишь взглянуть на веселые лица и смеющиеся глаза русалок. Леший помотал головой и смущенно закряхтел. «Эк, какие! Все бы веселиться да зубы почем зря скалить! Повезло мне, что этой ночью с ними дружбу свел. Скоро сам таким же затейником стану. С кем поведешься, от того и наберешься. Но, однако, раз пока все хорошо идет, раны лечатся, надо бы и насущные дела решить. А они такие – дела эти! Они назойливые. От них никуда не денешься. Раз уж появились на русалочьем озере новые обитатели, то надо думать – куда их лучше пристроить. Не в лесу же им дневать и ночевать. Хоть и весна, хоть и тепло, но хворь лучше в каком ни на есть жилье переждать…»

– Ну, что решил, Дубыня? – В разговор вступила Русава. Впрочем, вопрос касался не только лешего. Раз уж так получилось, надо все сообща решать. Как говориться ум хорошо, а два… – Соображайте, подруги. Думай, лесной хозяин. Я вот что полагаю. Кириллу плохо. Он в мороке пребывает, и одолевает его хворь непонятная. Тут, у озера – у воды – его оставлять ну никак нельзя! К себе мы его взять пока не можем. Неизвестно, что он за человек. Да и вообще – в нашей пещере люди прежде никогда не бывали. Во всяком случае, мы их туда не звали. И это правило мы пока нарушать не будем! Верно, подружки!

Велла кивнула, а Ярина… Ярина печально вздохнула. Этот человек явно пришелся ей по душе. Голубые глаза русалки мигом потемнели и вдруг стали какими-то тоскливыми. Творящиеся с подругой перемены не ускользнули от внимательной Веллы. «Ого!.. Это еще что такое? Ладно, посмотрим… Неужто девоньке этот молодец по сердцу пришелся? Однако…»

Действительно, что же делать дальше? Хоть Кирилл и не метался в бреду, лежал тихо, но видно – его одолевает тяжкая хворь. Иногда по истончившемуся бледному лицу пробегала легкая судорога, веки подрагивали и дыхание из легкого, почти неслышного, вдруг становилось тяжелым и прерывистым. То ли боль в сломанной ноге давала о себе знать, то ли мучили видения – что посылала Морана.

Тем, кто уходит из мира живых, богиня смерти иной раз посылает страшные грезы.

Неожиданно вокруг все как-то потемнело и сгустилось. Морана! Богиня смерти! Ощущалось ее прибытие. Послышался тонкий, протяжный, звенящий звук.

Волшебные костры, которые горели всю ночь, не требуя дров, на мгновения становились призрачными и переставали греть. Потом вспыхивали снова. Утреннее тепло будто выдуло зимней метелью. А над самим же Кириллом воздух похолодел, потемнел и в нем закружились снежинки. Из него донесся хриплый клекот и карканье ворона. Любимец Мораны всегда прилетает первым. За это богиня отдает ему самый лакомый кусочек – глаза.

Тьма над Кириллом сгустилась, превратилась во мрак. И русалки увидели, что в этой тьме из его груди куда-то далеко ввысь, уже в непробудный мрак, уходит натянутая тонкая серебряная нить. И около этой нити, на краю тьмы, кружит зазубренный серп. Серп Мораны. Им она режет нити жизни… Но хозяйки серпа ни русалки, ни леший пока не видели. Видимо некогда, занята другими судьбами. Но то, что Морана сюда придет, никто не сомневался.

Люди не видят, когда приходит богиня смерти. Но лешему и русалкам это доступно. Все-таки они хоть и младшие – но БОГИ. Этот человек умрет. Это предрешено. Он не в их силах противиться Моране.

Хотя…

Леший Дубыня, склонившись над Кириллом, о чем-то размышлял. Он морщил и без того изрезанный глубокими складками лоб, беззвучно шевелил губами. Его руки подрагивали. Леший погрузился в свои мысли.

Потом он перевел взгляд на постанывающего зверя, и глаза его снова засверкали неистовым восторгом. Теперь на его хитроватом лице без труда можно было прочесть все, о чем он думал. Зверь занимал Дубыню больше человека. Гораздо больше. С Кириллом леший вообще возился по необходимости. Только из-за того, что тот был другом этого чудного пса – потомка бога. Пес важнее. А человек? Ну что ж, раз Морана хочет его взять, то пусть…

Подождав немного, и не получив от Дубыни ответа, Русава молча кивнула на ту полупрозрачную тьму, что сгущалась над Кириллом. Велла покачивала головой. А на Ярину так вообще больно смотреть. Этот человек умрет. Умрет к вечеру. Холод Мораны пока еще не очень ощущался, но он будет нарастать и сначала заморозит землю вокруг Кирилла, а потом и его самого. А потом серп спустится к самой его груди и подрежет серебряную нить жизни.

Все это произойдет к вечеру. Морана любит показывать свою силу. И делает это неторопливо: тот, кто ей предназначен никуда не уйдет… А серп все такой же блестящий и истонченный от работы, как и столетия назад. И русалки и леший его уже видели. Давно, перед тем как умереть, когда они еще были людьми.

– Ну что, девоньки? Видите? ОНА идет… И Дубыня не отзывается. Размышляет он, видите ли! Сами сделаем так, как считаем нужным. Нам Морана не указ! Вот только как лучше?

Ярина раздумчиво прищурила правый глаз. Затем прищелкнула пальцами.

– Дубыня сказал, что золотой корень мертвых может к жизни вернуть. Кирилл, конечно, еще не умер, но Морана скоро его заберет. Не отступится. Или уйдет? Оживить Кирилла точно надо, раз уж решили ему помочь. А то, что он не из нашего мира?.. Так может и ему снадобье поможет. Люди-то везде одинаковы! Вон как оно голову заживило! Любо-дорого посмотреть! Я сейчас ему рану на ноге смажу, да чуток в рот волью. Посмотрим, как снадобье подсобит. Мало будет – еще дадим! Отгоним Морану. Нас она уже не испугает. Наши нити жизни давно подрезаны. И прервать еще одну нить мы не дадим. Подумаешь, богиня смерти! Видали, не удивишь…

Вновь открыв бадейку со снадобьем, она взяла на кончик пальца еще чуток чудесной золотисто-красной мази. Ровно столько же, сколько брала чтобы смазать Кириллу рану на голове. Затем, склонившись, поднесла палец к его лицу. Надо положить на губы. Если развести снадобье в воде и просто влить его в рот, так Кирилл чего доброго захлебнется. А это ни к чему. И так плох. Только ожившего утопленника им тут не хватало. А если смазать губы, то хоть что-то, да попадет вовнутрь. Кирилл хоть и в мороке пребывает, да губы облизывает. Она это заметила.

Леший увидев, что хочет сделать русалка быстрым движением остановил ее.

– Не надо, Ярина, – мягко сказал он. – Не надо. Я уже надумал, как лучше сделать. Сейчас человек ничего не чувствует и это очень хорошо. А если он придет в себя? Да вот с такой разбитой ногой? К чему лишняя боль? Мы только приход Мораны ускорим. Время у нас еще есть. Я чую, она только вечером его заберет. Видите, тьма и холод, что над ним вились, исчезли. Серпа не видно. Пока Морана отступила. Он же не нашего мира. Я думаю, богиня смерти не знает, как лучше его взять. Но Морана вернется. Вечером или на следующее утро. А до того времени мы что-нибудь придумаем. Не мажь пока губы. Хорошо? Мы его отобьем.

– Хорошо, – легко согласилась Ярина, – как скажешь.

Меж тем Русава склонилась над зверем и тронула усыпанный красными самоцветами ошейник. В утреннем предрассветном сумраке они горели странным багровым пламенем.

– Никогда таких не видела, – шепнула русалка. – Большие, необычные… Интересно, где-нибудь еще есть такие самоцветы? Говорят, они целебными свойствами обладают и своему хозяину великую защиту дают. Вот видите: на звере ни единой раны нет! А человек изранен…

– Может быть, – согласилась Велла. – Я тоже о самоцветах диковинные истории слышала. Камни, если ими умело пользоваться, великую силу дают. Недаром мы их носим и любим. Я вон розовые жемчужины одеваю, хотя они не самоцветы. А ты вообще кораллы диковинные носишь. Наверно они зверя защитили. Дубыня, как ты говоришь, потомка Семаргла зовут? Пес? Так же как и предка?

– Да, Велла, – с важностью ответил Дубыня. – Семаргл – это крылатый пес. Значит и его потомок, что лежит перед нами, тоже пес. Только без крыльев. Теперь в моем лесу будет жить потомок исчезнувшего бога! Нигде – ни в чьей земле – такого еще не было! Только у меня! Только в моем лесу! Этот зверь живое воплощение своего прародителя!

Велла подошла к псу и так же как и Ярина провела по камням рукой и ощутило исходящее от них странное тепло. Оно покалывало кончики пальцев. Самоцветы казались живыми. Велла задумчиво прошептала: – Узнать бы про него побольше… Я про бога Семаргла говорю. Что он делал, каким был…

– Я знаю, что это Огненный Бог, – сказал леший. – Бог Огня и Луны, что над миром ночью светит. Людям Семаргл помогал сохранять семена и посевы. Его имя было настолько свято, что люди старались произносить его пореже. Семаргл – он не пускал в мир зло. – Тут леший указал на пса: – Недаром его праправнук оказался рядом с Гнилой Топью, откуда этой ночью древнее зло выползло в наш мир. Наверное, он не пытался пустить его сюда. Ведь сам Семаргл когда-то все ночи стоял на страже с огненным мечом. Сами знаете: зло – оно любит выходить по ночам. И только раз в год, в день осеннего равноденствия, крылатый бог спускался на землю, откликаясь на зов богини Купальницы. Говорят, когда боги боролись с древним злом, именно Семаргл нанеся ему решающий удар и изгнал его. На землю спустилось огненное облако. Его создал Семаргл. Древнее зло исчезло – поглощенное огнем, но исчез и Крылатый Пес… и вместе с ним исчезли и все его потомки. Из них состояло войско Семаргла. Они бились рядом, оберегая своего прародителя, чтобы зло коварно не подкралось к нему… Вот и все, что я слышал, – торжественно заключил леший.

– Да, немного, – вздохнула Велла. – Ну хоть что-то.

– Сейчас у нас не осеннее равноденствие, а весеннее, но я думаю что пес, который перед нами, спустился на нашу землю именно из-за зла на Гнилой Топи.

Тут Русава, внимательно разглядев лежащего перед ней потомка Крылатого Пса, весело улыбнулась. В предвкушении того, чем сейчас она порадует лешего, русалка начала издалека.

– А скажи-ка, Дубыня! Ты вообще-то хорошо видишь? Ну, в темноте, допустим…

Леший самодовольно ухмыльнулся. К чему это такие неразумные вопросы? Он же хозяин леса! ХОЗЯИН! Ему все подвластно! Не то что в какой-то темноте видеть. Темнота для него это так – легкий сумрак.

– А как же, Русава! И вижу и слышу не как другие! Чай не бездушный пень!..

– А в зверях ты разбираешься, лесной хозяин? Ну, например – кто из них самочка а кто самец? Скажем, глухарь свой окрас и оперение пушистое имеет, а вот курочки его – скромницы. Они серые. Или там, допустим – лось или олень. Вон, какие ветвистые рога у них. Лось, так тот от беров ими отбивается. Боятся его любители меда, уважают. А про волков вообще не говорю – они ж невелики: им и копыта лосиного хватит. А у подружек лося – рожек-то вообще-то нет! Ты про это знаешь?

Леший насупился. Его, знатока, спрашивать о вещах, которые всем давным-давно известны! "Что задумала, егоза? Ведь не просто так вопросы задает. К чему бы это?.."

Потом его осенило, и Дубыня несколько раз хлопнул себя ладонью по лбу. Хлопки сопровождались звонким сухим треском. Будто бер в сухостои ветви сшибал. Леший бросился к лежавшему псу и осторожно поднял поджатый пушистый хвост. Несколько мгновений Дубыня стоял, широко раздвинув и без того немалый рот. Русава, а за ней Велла и Ярина звонко расхохотались. Уж больно глупо и потешно выглядел леший.

– А?.. Как же это так?! Вот это да!.. – бормотал леший. Он никак не мог успокоится. Руки его от волнения тряслись, а губы раздвигались в странной улыбке. – Ай-я-яй! Как же это я так опростоволосился?! Так ведь я ж знал, что Семаргл – это мужчина. А тут…

– Ой, Дубыня, уморил ты меня! Надо же! – хохотала Русава. – Праправнук Семаргла! А кто перед тобой – посмотреть не удосужился! ПРАПРАВНУЧКА это! Праправнучка Семаргла! Понятно тебе!? Девочка! Девушка! Как и мы! Вот так-то подружки – какая ночка нам выдалась! Надо же: зараз две девчонки появились! Снежана и… Не знаю как семарглову потомицу величают. А Дубыне… Дубыне вот только мужик один, что перед нами лежит. И то хворый. Да и то, что с ним делать, пока никто не знает! А вдруг – это тоже женщина?! А? Ты бы глянул Дубыня! Ты ж у нас теперь знаток! Тебе помочь? Девочки, глянем, что там в портах? Заодно и Дубыню научим как зверье различать…

– Да ладно тебе, Русава, – сказала Ярина. – Не трогай раненого, он хоть и людского рода, но все равно жалко.

Такого веселья подруг она не понимала. Тут Морана хочет этого человека забрать, а они заливаются. Впрочем, он же человек. А русалки и люди не дружат. Ярина вздохнула. Надо подождать, пока все успокоятся. Тогда о серьезном деле речь пойдет: как человека спасти, из лап Мораны вырвать.

Вскорости лицо Дубыни просветлело, хотя его все же грызла досада. Надо же, сразу не разобрался, что потомок Семаргла вовсе не мужчина. А еще хвастался – мол, в зверях толк знаю! Нет мне равных в лесу! Да, дохвалился… Вот и вышло, что правильно над ним потешаются. Впредь умнее станет.

«Ладно, впопыхах не разобрался, подумаешь… – нашел себе оправдание леший. – Ну и что, что она не мужчина? Ведь даже иные боги когда-то от кого-то родились. Вон их сколько, потомков богов… Ведь и богиня Купальница, тоже когда-то родила от Семаргла близнецов: Кострому да Купалу. Это всем ведомо… А может передо мной тоже богиня?! – обожгла мысль. – Вон, какие яхонты на шее носит! У людей таких самоцветов точно никогда не будет! А боги могут такие иметь. И русалки правы – вон какая сила от этих пламенеющих камней идет, аж в жар бросает… Сила в них заключена, и причем немалая …»

Его размышления прервала Русава. Вытирая глаза от набежавших слез (уж больно развеселил ее ополоумевший взгляд лешего) русалка спросила:

– Дубыня, а как теперь этого зверя называть надо? Пес – это мужчина. А женщина-пес как будет?

С ответом леший не задержался. Чего тут думать! Кунь – куница. Волк – волчица. А волки чем-то походили на праправнучку крылатого пса. Вот только они мельче и слабее. Для нее дюжина волков, что дюжина щенков. Мигом разбросает.

– Псица! – улыбнулся Дубыня. – Конечно псица…

Леший глянул на небо. Светало. Звезды тускнели и незаметно угасали. Только луна ярким кругом все еще висела над деревьями. Но лунная дорожка в озере уже пропала. Раннее утро… В кустах щебетнула первая птаха. Соловей… Он вообще спать не ложится – даже среди ночи поет. Небо на глазах светлело – бог Хорс готовился отправиться со своего Острова Радости в дневной путь. Скоро, совсем скоро его колесница покажется из-за вершин сосен. И опять лучам, что исходят от его огненного щита, будет радоваться каждая былинка и каждая мелкая лесная зверюшка.

– Ладно, повеселились, и хватит, – сказала Русава. – О деле забывать не след. Что дальше сделаем? Что скажете, подружки? Что ответишь, Дубыня?

Тут лицо русалки стало серьезным. Она увидела печальный взгляд Ярины. Та сидела около Кирилла, положив ему руку на лоб. «Эх, подруга… ладно, не дадим ему пропасть. Морана – она Морана. Сильна. Но и мы не смертные. Вырвем из ее лап человека, раз он так тебе по душе пришелся. Что-то вещует мне, что не будет Моране поживы. Ни с чем она уйдет. А то ишь, чего удумала! Мрак и холод показала. Серпом покрутила, ворона прислала. Чтобы во тьме поклекотал, да покаркал. Нашла чем пугать. И не такие страсти видели… Но однако, надо думать, куда нежданных гостей пристроить…»

– Как нам дальше с человеком и псицей быть? Сами понимаете, к себе их взять не можем. Не донести, а сами они не дойдут. Без чувств лежат. И что ж это за хворь у них такая? На псице ни одной раны не вижу.

– Я надумал, – ответил Дубыня. – Когда совсем рассветет, я позову беров. Тут, недалеко, есть их берлога. Беры помогут донести человека и псицу до избы волхва Хранибора. Мне их не дотащить: ни того, ни другого. Уж больно они тяжелы … – закряхтел леший, вспомнив, как он нес псицу и человека до лодки, а потом вытаскивал их из нее. – Эта псица по тяжести сродни беру будет, что ее потащит! Когда принесем, то я и Хранибор начнем их лечить. Хранибор по-своему, а мы по-своему. – Дубыня кивнул на кадочку с золотым корнем. – У псицы ран нет. И дышит ровно – не как человек. Видимо спит…

Леший приложил к мерно вздымавшейся широкой груди псицы свое волосатое ухо. Прислушался… И отпрянул! Да так прытко! Просто отлетел подальше и замер, выпучив глаза! Русалки раскрыли рты. Да и было от чего!

Псица неожиданно вскочила и так рыкнула на Дубыню, что показалось, по озерной глади пробежала рябь. Рявкнула сильно, громко, но негрозно. Внушительно и пугающе у нее не получилось. Сильные мощные лапы псицы подкашивались. Ее голову мотало из стороны в сторону. Она ощерилась, и сделала такое движение, будто изготавливалась к прыжку. Но… Она еще слишком слаба, слишком измучена непонятной хворью.

Псица тяжело свалилась на задние лапы. Посмотрев на лежащего в мороке Кирилла, и задрав голову к небу она, чуть приоткрыв пасть, издала долгий протяжный вой… Жаловалась, обращалась к небу за помощью. Но ответа она не дождалась… Лишь безмолвная, белесая угасающая луна отражалась в ее черных глазах.

Псица снова попыталась встать. Не получилось… В глазах устремленных на лешего и русалок застыли мольба и слезы. Волоча задние лапы, она подползла к человеку и без чувств упала на его грудь.

Потрясенные этим жалобным воем русалки и леший молчали. Они видели истинную самоотверженность. Хотя псице худо, но все равно – она из последних сил старалась защитить своего друга. Псица все-таки смогла подняться еще раз. Шатаясь, тоскливыми глазами смотрела на русалок, перевела взгляд на лешего.

Увидев, что никто не собирается причинить зла ни ей, ни ее друга, псица стала молить о помощи. Именно так все ее поняли.

– Бедная, – сказала Русава. – Чем же тебе помочь? Мы не знаем.

Присев над ней, она осторожно протянула руку к лобастой голове. Псица, будто зная, что зла уже ожидать не от кого, повернула к русалке умную морду и попыталась лизнуть руку…

– Так, Дубыня! – Русава резко повернулась. – Теперь без смеха. Думай быстро. Настой золотого корня раны затягивает. Это мы видели. Ты говорил, что он мертвых оживляет, а живым жизнь продлевает. Мы не знаем, что пережили псица и этот человек; нам неведомо что за хворь на них напала. Но я чувствую, они здесь не просто так и не со злом. Значит, они наши друзья. Теперь быстрей соображай, что надо делать? Как лучше дать псице этого снадобья?

– Сейчас! – засуетился леший. – Сейчас! Я уже придумал, как ей помочь. Сейчас!

Схватив бадейку со снадобьем, он метнулся к уставленному посудой большому пню. Там, подвинув к себе расписное блюдо, бросил в него ложечку чудесного зелья. Из своей сумы стал спешно вынимать наполненные какими-то жидкостями чарки, кувшинчики, плошки и тут же выливая их в блюдо и сразу же сдабривая смесь пахучими корешками. Только руки мелькали!

Зелье, создаваемое Дубыней, шипело и булькало. До русалок донесся приятный незнакомый запах. Псица повела горячим черным носом и, высунув язык, облизнулась.

– Вот! – Дубыня с блюдом в руках бросился обратно. – Как сотворить такое зелье меня знакомая ведунья научила. Я вам о ней говорил: знахарка Белана, что папоротниковым цветом владеет. Ее зелье! Кажется, ничего не упустил. Она им и зверей, и людей пользует. Только золотого корня у нее нет. Думаю, это то что надо. Главное, чтобы псица это зелье проглотила. Ведь золотой корень горький: лесной чеснок в сравнении с ним сладким медом кажется.