Текст книги "Курган. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Байбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 39 страниц)

«В общем, притча хороша. Хоть Прозор и рассказывал не слишком складно, – подивился Любомысл. – Можно было бы и приукрасить – более витиевато изложить. Впрочем, он прав: не стоит горевать по ушедшим, а только радоваться надо, что им лучше, чем нам. Да и княжич к Прозору прислушивается – для него он герой. Что ж, Прозор молодец – к месту свою притчу рассказал. Странно, почему я ее раньше не слышал?»

– Эх, Прозор, Прозор! – заулыбался, залучившись морщинами старик. – А ведь знаешь что? Великий дар в тебе пропадает! Зазря пропадает! Я б на твоем месте бросил бы службу у нашего князя, да подался бы в былинщики! Заимел бы себе гусли, аль какую другую вещь – поющую да слух услаждающую. И ходил бы я с этими гуслями по городам и иным местам, где добрый люд живет, не тужит. В каждой корчме я бы такие байки да притчи занятные рассказывал, да подпевал, когда надо, густым голосом. Когда бы, в какое поселение ты б не зашел, то матери молодые выводили бы своих чад малых, и показывали бы тебя им. Чтоб до конца дней своих разумные дети помнили, как мимо них проходил славный сказитель, да песню пел… Потом бы глядишь – и внукам бы это рассказывали, хвалились… Ты только подумай, Прозор! – хитро-проникновенным голосом убеждал старик дружинника. – Везде тебе почет, все тебя любят и знают! А тебе ничего и делать не надо: только знай, горло дери в свое удовольствие, да честной люд вот такими сказками потешай! И все бы тебя знали, привечали, да к себе погостить зазывали. Ведь каждому было бы лестно, что у них на лавке у стены сидит не кто-нибудь, а сам великий былинщик Прозор! Да песни и байки свои ладные тянет! Эх, какой баюн в тебе пропадает! Вижу теперь, не только мечом ты махать горазд.

Прозор с подозрением покосился на Любомысла. В словах старика явно чувствовался какой-то подвох. Особенно, когда Любомысл сказал, что его будут детишкам показывать, как диво-дивное, и что он на лавках будет горло драть. Прозор думал, чем бы ответить…

А два молодых увальня – Милован да Борко уже в открытую скалили зубы. Ладно, у них ума пока не палата – набраться его еще где-то надобно. Им лишь бы поржать как жеребцам – что вокруг кобылок вертятся да гарцуют, да баклуши побить. "Ничего, в Виннету вернемся, я их погоняю поутру, поплещутся у меня в Ледаве – с берега на берег по несколько раз без остановки, – злорадно подумал Прозор, – когда посинеют, румянец спадет, так забудут, как над старшими насмехаться! Пыл-то быстро сойдет".

Хотя, конечно, Прозор это просто так подумал. Не будет он парней гонять. Борко и Милован дружинники княжеские, да вдобавок ко всему – венды. Они охотничье и воинское умение с молоком матери всосали. И так все умеют. И Ледаву могут переплывать туда да обратно устали не ведая. Конечно, на мечах им далеко до Прозора, да и из луков парни не могли бить в кромешной тьме. Но, не все сразу… Опыт потребен.

А таких как он немного. А вообще-то – в остальном молодцы уже ничем не уступят другим воинам. И иноземным воителям с ними тягаться бесполезно. Велислав – он кого попало в свою дружину не набирал! Ему князь Молнезар полную волю дал: какова должна охранная дружина при маленьком княжиче быть – то Велиславу решать. Вот Велислав и набрал самых лучших. Милован и Борко из рода Рыси, сам Прозор из рода Лося. Есть воины и из других родов. Почитай что со всех вендских лесов, из всех родов, кто-нибудь да несет службу при князе. А уж в охранный отряд Велислава вообще самые лучшие вои и охотники набраны! Недаром у всех знак на плащах одинаков – прыгающая рысь в круге. Рысь – это понятно. А круг означает солнечный щит бога Хорса. Нет равных этим витязям… Нет – и не будет!

Милован и Борко всё скалились. Лишь бы насмехаться над старшими, всякую чушь выслушав. Борко вон – даже про свою переломанную руку позабыл… Его хоть и сильно зацепило, да нестрашно. Наружу кость не вышла. Тут главное ее в лубок правильно уложить. А это Прозор делать умел. Все от отца Беляны пришло. Ах, Беляна, Беляна… Дочь деревенского знахаря. Подружка детства. Жаль, что по вендским законам нельзя жену из своего рода брать. А так бы женился Прозор на ней, не раздумывая. Беляна после смерти отца тоже людей врачевать начала. И ничего, получается. Доброй знахаркой стала. Советами ему помогала. Вот и серебряное простенькое колечко, что на пальце у Прозора крепко сидит, она на добрую память дала. Если б не кольцо это, то лежал бы сейчас в Древней Башне вместе с другими. В беспамятстве бы лежал… А Велислав бы их сторожил…

Прозор взглянул на кольцо. Ничего особенного. Такие колечки маленькие девчушки носят. Что это там Беляна говорила: что не простое оно? Прозор как надел его перед расставанием, так и не снимал. Почти вросло в палец. Надо будет как-нибудь снять – с жиром и нитью, да глянуть: может там внутри какой знак-оберег есть? "А не пойти ли нам, когда все закончится к старшинам рода? – обожгла неожиданная мысль. – Да не упасть ли им в ноги вместе с Беляной? Ведь они хоть и из одной деревеньки, да никаким боком родней друг другу не приходятся!.." Ведь в их деревне ни у кого не было таких чудных рыжих волос как у Беляны, да таких голубых глаз. Отец ее был пришлый, а мать… Как Прозор слышал, мать Беляны великой знахаркой была, и тоже не из рода Лосей. "Надо будет разузнать получше, – уже весело подумал богатырь, – да и Беляна сказала, что ждать будет. А то, что она рыжая – так я слышал, что рыжие женщины, они великим даром наделены! И каждая по-своему. Может и Беляне ведомо, что мы вместе когда-нибудь будем? Ведь недаром так сказала – «ждать буду…». Точно, так и сделаю».

Настроение Прозора заметно улучшилось. Взглянув, на улыбающихся Борко и Милована, оскалился в ответ, и со значением молвил:

– А что ребята? Что это вы такие смешливые вдруг стали? Я что-то не пойму! Вам перст покажи – так вы и над ним смеяться будете? Ведь верно? Показать, чтоб веселее ехать было?

Прозор вздел над головой жесткий, как древко копья-сулицы палец. Борко ухнул, а Милован, захрюкав, чуть не рухнул с лошади. Любомысл от души показывал свои крепкие, не по возрасту, зубы. Добромил звонко залился смехом, но не над пальцем Прозора, а над потешным видом молодых дружинников. Одни только лошади ничего не поняли. Но и то, от неожиданного шума они запряли ушами и стали беспокойно оглядываться на седоков.

Дорогу венды не выбирали. Какая в лесу дорога? Нет в лесу дорог. Только звериные тропы. Частенько приходилось объезжать всяческие буреломы и завалы. Лошадям там трудно приходится. Их надо беречь. Поэтому приходилось изрядно петлять, но все равно, река – вдоль которой они ехали к озеру – время от времени мелькала за соснами. Далеко от реки путники не отъезжали. Вот и сейчас – небольшой отряд выехал к песчаной отмели. Прозор остановился, глянул вдаль. Вроде до озера немного осталось.

Речка названия не имела. Хоть она и широка, да и глубина в ней по всей видимости немалая, ее никто никак не называл. Таких речек в Ледаву немало впадает. И если давать каждой свое имя – так запутаешься. И была она не такая уж и длинная: версты четыре, ну может пять, не более. А там и озеро – из которого речка начало брала.

– Прозор, – спросил Любомысл, – а что там Витольд про Древнюю Дорогу говорил? Ты что-нибудь про такое слышал? Ты там бывал?

– Бывал Любомысл, и не раз. Только давно. Колодец? Колодец там есть. Это верно. А вот тумана что-то я не заметил. Никакого… ни утреннего, ни вечернего. Просто обрывается эта дорога неожиданно, сразу же за этим колодцем. Будто отрезает что-то. А дальше чащоба да бурелом начинаются. Стеной деревья стоят – не продраться. Да по этой дороге никто никогда не ходит. Даром что древняя… Я не слышал, во всяком случае, что можно так быстро до Виннеты добраться, как это Витольду удалось. Да и не живет в тех местах никто. Сам знаешь. Венды – они в основном по другому берегу Ледавы селятся. А с этой стороны, если только у моря, вон как ты, например. Ведь род Бобров, он от моря недалече свои деревеньки ставит. Поглубже в лес – Куницы и Беры, да с другой стороны, насупротив Виннеты, рода Глухарей и Оленей обосновались. А в том месте, куда мы едем, никто и не селился. Окрест озера на многие версты ни одной деревеньки нет. Даже самой маленькой. До ближайшей, где род Беров, отсюда полдня пути будет. Так что никому это Древняя Дорога не нужна. Некому по ней ходить. А вот то, что Витольд по этим местам бродил мне не по нраву! Хоть они и глухие, зато наши. Мы же к ним в их фьорды не лезем, верно, Любомысл?

– Верно, Прозор, – тяжело вздохнул Любомысл, вспомнив свое детство: разрушенную саратанами деревеньку, и туманный просоленный фьорд на севере, где прошла его юность. Верно, – глубокомысленно заметил старик, – не лезем… Я хоть и вырос среди вестфолдингов, и все их повадки и устои мне ведомы, но вернуться к ним не хочу. Разные они бывают… вестфолдинги. Есть и хорошие, вон как, например мой ярл был. А есть и такие – как Витольд. Что тут поделаешь? Люди – они и должны быть разными.

– Но не такими, как Витольд, – пробурчал Прозор. И что он так черных Йоруба ненавидит? Ведь должна же какая-то причина быть? Наверное, ему на хвост эти воины круто соли насыпали… А чего это ты вдруг про эту Древнюю Дорогу заговорил, Любомысл?

– Да вот понимаешь, друг, любопытно было бы на нее взглянуть. Что там такое? Что там за туман такой на её краю стелется? Вот и Земли Мрака, в которой дикие бруктеры обитают, тоже за каким-то туманом скрываются. Я вот и думаю, не одно ль это и тоже? А ну как можно сквозь этот туман пройти, да посмотреть, что там? Вдруг – не то, что очень хорошее, а может даже весьма для нас полезное обнаружится? Для нас – это для Альтиды, – пояснил старик. – Или наоборот – там беда какая-нибудь скрыта. Все-таки это место под боком у Виннеты. Вдруг что и вызнаем?

Добромил неожиданно загорелся от слов своего наставника.

– Дядька, а давай мы до этой Древней Дороги сначала доедем! – предложил мальчик. – А к волхву чуть позже. Ведь когда мы к нему заедем, так неведомо – что потом будет. Вернее ведомо: к Велиславу на выручку направимся. Но к Древней Дороге мы уж точно не вернемся. Не до того будет. А так… Ведь это место тоже у озера. Прозор, ты ведь знаешь, как к нему ехать. Что ближе будет, сначала туда, а потом к волхву, или наоборот?

– Одинаково, – поразмыслив, ответил Прозор. – А ведь ты прав, Любомысл, и ты Добромил тоже прав. Не мешало б узнать, что это такое у нас под самым боком завелось. Если сначала на Древнюю Дорогу глянуть, да на туман, который как ты Любомысл говоришь, с туманом из которого бруктеры выходят, схож, да потом к волхву, то времени мы немного потеряем. Самую малость. Зато знать будем – что там. А может и волхв Хранибор чего потом подскажет…

Когда венды выехали на широкую лесную прогалину, то на краткий миг какая-то непонятная тень заслонила от Добромила восходящее солнце.

– Ой! Кто это там?! Смотрите! – воскликнул княжич, указывая пальцем на небо.

Со стороны восхода, высоко над всадниками, размерено и глубоко взмахивая длинными широкими крыльями, плавно кружилась большая темная птица. Она не снижалась. Уходя в высоту, застыв в небе, подолгу парила. Казалось, она не хочет приближаться к вендам ближе определенной черты. Прозор, щуря и прикрывая глаза ладонью, усердно вглядывался в бездонную синеву. На глаза наворачивались слезы: смотреть трудно – бог Хорс слепит глаза не на шутку. Соразмерить величину птицы охотник не мог, но, судя по всему – велика! Наконец, Прозору удалось разглядеть очертания любопытного гостя. Изумленный венд рыкнул нечто невразумительное. Затем густо пророкотал: – Филин! Это филин, други! Ночной охотник!.. Великий Род!!! Да у него крылья с пару саженей! А размах!!!

Прозор не находил слов от возбуждения. Ну и утро! Сначала довелось увидеть бой туров, а сейчас – ярким утром! – над ними кружит невиданный ночной охотник. Прозор подумал, что этому филину ничего не стоит ухватить и без труда унести даже лошадь. Не слишком большую, конечно. Вот такую, к примеру, на которой Любомысл ездит. Впрочем, нет, лошадь не закогтит. Но матерущщего барана-овна – точно!

– Филин? – недоверчиво переспросил Любомысл. – а тебе не мерещится, Прозорушка? Где это видано, чтобы филин по утрам, при солнце, летал? Страж леса сейчас спать должен.

Впрочем, что над ними действительно парил огромный филин, вскоре убедился даже недоверчивый старик. Птица, снизившись и перестав кружить, полетела в сторону вендов. Казалось, он решил внимательно изучить путников…

– Какой он огромный… – восторженно прошептал Добромил, глядя на бесшумно взмахивающую широкими крыльями птицу. – Прозор, неужто такие большие есть?

– Выходит, что есть, – довольно качнув головой, отозвался Прозор. – Теперь мы знаем, что в нашем лесу и такие филины живут. Эх, каких только чудес за жизнь не увидишь!

– Так-так, – раздельно проговорил Милован. Рука молодца непроизвольно потянулась к луку.

Ехавший рядом Борко быстро и больно ткнул друга в шею.

– Ты, что! Ополоумел? Это же филин! Воевода птиц, владыка сов! Если орел птичий князь, то филин у него воевода! Если его тронешь – беды не миновать! Да и ночью, что тебе умные люди говорили? Помнишь? Ты что понапрасну живую тварь убить хочешь?! Только чтобы потешится?! Тогда ведь леший тебе в жизни этого не простит! И не забудет! Я вон, вчера кабанчика убил, так теперь так об этом жалею! Не передать, как! Я вот, когда мне руку камнем в башне перебило, сразу подумал: это мне расплата, за то, что кабанчика забил!

Милован отдерну от лука руку и густо покраснел. Борко прав. Но кто ж виноват, что страсть к охоте молодец с молоком матери всосал? «Эх… Верно Борко молвит. Дурень я, хоть и умным кажусь…»

Пролетев над всадниками несколько раз туда и обратно, филин поднялся над вершинами деревьев и скрылся на закате. Он полетел в сторону древнего болота – Гнилой Топи

Прозор и Любомысл переглянулись. Видать их уроки и нравоучения не прошли для молодых парней даром. По крайней мере, хоть один – да что-то понял. Ну а Милован? Что ж, придет и к нему осознание того, что лес свят. Так же свят, как и живущее под его кровом зверье.

– Не трогай попусту лук, Милован, – пробурчал довольный Прозор, – твой друг тебе дело сказал.

И строго прибавил:

– Борко прав! Это не простой филин. Вы когда-нибудь слышали про таких птиц? Вы видели филина утром, при ясном свете? Я нет, хотя лесу всю жизнь прожил. Может – это какой бог в обличье филина сейчас над нами пролетел! Уж больно огромен и отважен. Думаю, стрелы из твоего лука, Милован, для него не страшней соломинок. В следующий раз думай, на кого руку заносишь, отрок.

Милован, опустив голову, смущенно теребил кончик уха. Его и без того румяные щеки побагровели, и стали схожи с наливными яблоками. Это ж надо так оплошать! Эх!

– Да я что… Я ничего… – бормотал парень. – Не сообразил как-то. Рука сама к луку потянулась…

– Ладно, научишься и ты соображать… когда-нибудь, – снисходительно бросил Прозор. – Вон, друг твой скоро научился. – И, кивнув на Борко, он едко усмехнулся. – Вам вообще хорошо друг друга учить. А я, и вот он – мудрый Любомысл, вас обоих будем на верный путь наставлять. Верно, Любомысл? Чего молчишь? Кстати, а ты что про такого огромного филина скажешь? Как думаешь, кто это был? Отвечай, грамотей.

– Сам же только что сказал, что может это бог какой. Вот тебе и весь сказ. Не знаю. Ты ж у нас в лесах, как кошка в съестной клети себя чувствуешь! Ей тоже все знакомо, все ведомо: где какая норка мышиная, где жбанчик со сметаной радивая хозяйка хранит. Вот сам и гадай – кто это сейчас летел? Одно вам скажу, други. – Любомысл торжественно вздел вверх палец. – Это не нежить над нами кружилась. Та дневного света избегает, он для нее смерть…

Да, Любомысл прав. Нежить дневного света боится – это все твердо усвоили. Дневного света и еще серебра. Только вот не все люди понимают разницу между нежитью и нечистью. Нежить – это неживое, мертвое, а нечисть – это живое, но почему-то считающееся нечистым. Людьми считается. Хотя, чисты ли люди сами, чтобы давать такое прозвание неведомому, неподвластному для их разумения? Это еще вопрос…

– Прозор, а долго еще ехать? – спросил Добромил. – Что-то мой конь ведет себя неспокойно. Не знаю, что с ним случилось. Уж не захворал ли? Или чует чего?

– А что не так княжич? – вмиг посерьезнев, обернулся Прозор. – Что с ним? Думаешь, прихворал? Надо глянуть…

Впрочем, и так, без гляденья Прозора, было видно, что с белоснежным, княжеским красавцем-конем творилось что-то неладное. Жеребец взбрыкивал задними ногами, будто отмахиваясь от несуществующего врага, что подкрадывался сзади. Неожиданно всхрапывая, конь мотал головой, – будто видел что-то страшное. Шел боком, скосив на княжича темный глаз. Добромил успокаивал любимца как мог, но получалось у него не очень-то ладно. Вернее – совсем не получалось. Жеребец на какое-то – короткое – время утихал, а потом снова начинал высказывать непонятно откуда взявшийся норов.

– Дичко! Дичко! – похлопывая по изогнутой шее, успокаивал жеребца Добромил. – Ну что ты боишься? Смотри – все спокойно! Ты же ночью хорошо себя вел! Что случилось? Вон, гляди, какая благодать кругом – солнышко, лес. Травка свежая под копытами. Хищного зверя не видно, а если он и бродит неподалеку, так нас забоится. Все хорошо. Ты глянь – другие кони спокойны. Никто не артачится. Стыдно, Дичко! Успокойся!

Но жеребец не слушал увещеваний маленького всадника. Коня что-то беспокоило. Год назад его подарил Добромилу отец. Тогда Дичко был еще жеребенком-подростком. Добромил весьма гордился тем, что сам его объездил. И до этого утра любимец вел себя спокойно, был послушен и великолепно слушался седока. И вот…

Неожиданно конь успокоился. Воспользовавшись этим, Добромил спешился и стал внимательно осматривать упряжь. Все на месте; все подтянуто как надо: не слишком сильно, но и не слабо. В меру. Потертостей нигде не видно. Да и не должно их быть – все нарочно сделано и пригнано именно под этого жеребца. И княжич за ним с тщанием ухаживал: при малейшей возможности скреб коня упругой скребницей, удаляя вбившуюся пыль; когда мыл, то тер особой мягкой щеткой морду, а жесткой – тело жеребца; маленьким ножом прореживал гриву и хвост; умасливал копыта и вычищал их хитрым крюком. Только вот прошлым вечером этого сделать не удалось. Ну да на это была особая причина. Не до ухода за конем – надо было выжить. Ничего, как будет большой привал, княжич обязательно обиходит своего любимца. Добромил вскочил в седло. Сейчас Дичко вел себя, как и подобает благородному коню – спокойно. Необъяснимый испуг прошел.

– И что это на него нашло? Не понять, – вздохнул Добромил. – Второй раз за утро…

Жеребец шевельнул ушами, и, будто бы вздохнул, услышав эти слова.

– Хорошо, как приедем, мы его осмотрим, – сказал Прозор. – Может – на нем клещ какой сидит. Их сейчас много навыползало. Иль еще какая причина. Найдем, отчего он норов кажет.

Снова удалились вглубь леса – подальше от реки. Путь преградил большой бурелом. Такие завалы порой шли сплошь и рядом. Давно прошедшая буря когда-то широким языком слизала старые подгнившие внутри деревья. Следующая, налетевшая уже с противоположенной стороны, добавила к ним другие. Потом еще… Поэтому навороченные, изломанные ветром стволы деревьев лежали друг на друге в диковинном нагромождении. Будто огромная рука великана собрала деревья в пучок, а потом разметала, стараясь, чтобы получилась как можно более беспорядочно.

Человеку не составило бы особого труда перебраться через них, но только не лошадям. Благородные животные просто переломали бы ноги в нагромождении больших, полусгнивших от времени стволов.

Неожиданно в этом путаном нагромождении Добромил заметил какое-то движение. Приглядевшись, мальчик увидел двух малышей-беров. Они таращили черные бусинки глаз на проходящих мимо больших странных зверей. Маленькие беры уже знали, что в лесу они хозяева, и поэтому не испытывали никакого страха. Высунув лиловатые язычки, они, казалось, дразнили княжича, упиваясь своей безнаказанностью. Пусть только кто попробует их обидеть! Пожалеет! Тогда они сразу позовут на помощь мать. Она задаст обидчикам!

Их нагловатые и добродушные мордочки неожиданно напомнили Добромилу сон в Древней Башне. Чем-то эти маленькие беры очень походили на пса из чудесного сна. Пса, мчащегося к нему средь звезд. Пса, который разговаривал, улыбался и дружески протягивал лапу… Княжич вздохнул: "Как жаль, что это только сон…"

– Что грустишь, княжич? – заметив вздох мальчика, и истолковав его по-своему, спросил Прозор. – Скоро уж у волхва будем, а там и к Велиславу на выручку пойдем. Он нам рад будет.

– Да я не о том, Прозор, – тихо ответил мальчик. – Я знаю, что с Велиславом ничего не случится… И ты это знаешь. Я о другом…

– О чем же, княжич?

– Вон смотри. – Добромил тихонько указал на беров. Малыши все также сидели на стволе, тараща на людей любопытные глазенки.

Прозор даже мысленно охнул: "Вот княжич, молодец какой! А я что? Зрением стал слаб? Беров прям перед нюхом не увидел!

– Не обращай внимания княжич, едем спокойно, – тихо прошептал предводитель, и, подняв руку, призвал к осторожности и тишине.

Но спутники уже и без него увидели беров. Милован, как и давеча, когда увидел филина, потянулся рукой к оружию. Только не к луку, а к длинному боевому ножу на поясе. Малыши-беры не опасны, и обижать их парень не собирался. А вот если где-то поблизости их мать… Вот тогда да! Тогда может произойти нешуточная схватка! Мать до последнего будет биться, защищая детей. Бой. Он совсем ни к чему. Несомненно, вендские охотники вышли бы из схватки победителями. Но нельзя оставлять малышей без матери. Это страшное злодеяние… Оставшись без присмотра – они погибнут в лесу. А брать их с собой, чтобы отдать на воспитание в какую-нибудь лесную вендскую деревеньку, не было ни времени, ни возможности.

Впрочем, лошади, не обращая на малышей никакого внимания, шли неторопливым размеренным шагом. Угрожай им какая-либо опасность – сразу бы забеспокоились! Они чуют взрослых беров издалека, и, по возможности, избегают хозяев леса. Ведь бегущий бер, несмотря на кажущуюся неуклюжесть, с легкостью догонит почти любого коня. Малышей миновали без помех – видимо мать была далеко.

Вскоре снова выехали к реке. Прозор старался вести маленький отряд так, чтобы далеко от нее не отдаляться.

– Смотрите, снова этот филин! – воскликнул Милован. – Обратно летит. Видимо у него жилье на восходе.

Высоко над вендами пролетел давешний, большой филин. На этот раз он не кружился над всадниками. Птица, часто взмахивая крыльями, несла в лапах что-то большое, и, по всей видимости, тяжелое. Что именно – разглядеть не удалось. Но что не добыча, не зверь – это точно. Какой-то темный комок.

Венды, попридержав лошадей, смотрели вслед диковинной птице. Разглядели, что филин плавно, делая большой круг, снижался.

Прозор, неопределенно хмыкнув, повертел головой.

– К озеру пролетел, там садится. Нам тоже в ту сторону. Хотелось бы на его гнездовье глянуть. Наверно – ему под стать. Такая сказочная птица должна в неохватном дубе жить. Впрочем, вроде порешили, – сначала на Древнюю Дорогу посмотрим? Что скажешь, княжич? Что ответите, други-венды? Если к ней поедем, то тогда надо немного в сторону забрать – так короче будет.

– Поехали, Прозор, – быстро отозвался Добромил. – Надо то место осмотреть. Разведать – что там кроется? Если что-то непонятное, и если получится, выяснить – что именно… А потом, не мешкая, к волхву! Да обратно в башню, даже если Хранибор с нами к Велиславу не пойдет. Верно, друзья?

«Что ж, княжич рассуждает умно, не по годам, – подумал Прозор. – Это у него от отца, князя Молнезара. Тот тоже все взвесит, оценит: что за, что против. И принятое решение всегда оканчивается удачным. Что ж, пусть будет так, как решил княжич».

Борко, Милован и старик Любомысл молча кивнули, подтверждая принятое Добромилом решение. Маленький княжич решительно тронул поводья.

– Едем! Веди, Прозор!

Предводитель огляделся. Махнул рукой: «Туда!»

Отряд круто забрал влево. Скоро меж сосен блеснула гладь озера. Где-то вдали, за деревьями, слышался слабый гул водопада.

– Так, водопад есть. Все слышат? Верная примета – летом ни с чем не спутаешь. Скоро должен быть первый ручей, что в озеро впадает, – сказал Прозор. – Про него Витольд говорил. Нам по нему вверх. Недолго осталось.

Впрочем, до ручья добрались не так быстро, как рассчитывал Прозор. Сначала путь вендам преградил вековой ельник. Венды изумленно рассматривали небывалый диковинный лес. Седые лесные красавицы в нем росли невиданной высоты и стати. Казалось, их вершины упираются в небо! Они так плотно переплетались своими могучими приземистыми ветвями, что под ними было даже невозможно пройти, а не то, что на лошади проехать! Пришлось искать более легкий и светлый путь, и далеко объезжать неприветливую чащобу.

Неприветливую потому, что около ветвей вились стаи злющих здоровых комаров и мелкой, но от этого не менее злобной мошкары. А ведь вся эта лесная гнусь должна была появиться не раньше чем через пару месяцев. Все это было странно и необычно. Серые облачка, звеня, устремились к вендам.

– Ну и лешачье место! – пробурчал Прозор, с удивлением глядя на седые ели, и шлепая впившегося в щеку одного комара, за тем другого… – Сколько в лесу живу, но на такие заросли ни разу не натыкался! Точно – лешачьи!..

Послышались звучные шлепки. Злое комарье одолевало румяные наливные щеки молодцев. Под красные рубахи набилась мошка – хоть горстями выгребай! Тела сразу же невыносимо зазудели, зачесались и засвербели.

– Ну их, эти ели! – Борко, лишенный возможности отбиваться обеими руками, чуть не взвыл. – Едем отсюда, Прозор! В жизни такого гнилого места не видел!

– Погоди, может, проход узрим. Ничего, потерпишь немного. И не такое бывает.

– А может там и вправду леший живет? – прошептал Добромил,– Как думаешь, Любомысл? Может там его дом?

Старик молчал, отмахиваясь от одолевающей лесной напасти. Что тут скажешь? В лесу он не так силен, как Прозор. Да и с другими вендами, что всю жизнь прожили в родном лесу, ему не тягаться. То, что с лешим как-то в карты довелось сыграть – так ведь это случайно вышло. Леший же потом не приглашал его к себе в гости! «Мол, мил человек, проигрался ты знатно! Так давай я тебя, сирого да неразумного, хоть отблагодарю, чем могу! Хоть жилье свое покажу, обиходю и спать уложу…» Хотя да – эта заросль, этот ельник странен. Очень странен… Казалось, им кто-то нарочно преграждает дорогу; посылает иным путем; не хочет, чтобы они увидели нечто скрытое. Ну да ничего, объедут! Чужие тайны их не интересуют – своих хлопот полон рот. Вон, кажется, вон там – впереди – светлеет. И снова озеро сверкнуло. Да и гнус, наконец перестал одолевать. Потихоньку тучи мошкары возвращались в свое логово – к елям. Старик перевел дух и отмахиваясь от остатков комарья серьезно ответил:

– Может и живет, княжич… Вот только проверять мы это не будем. Сейчас другое важнее. А если полезем в этот ельник, чтобы путь сократить, – так еще и неизвестно, когда из него выберемся.

Впрочем, лезть в ельник – и так и так – не пришлось. На путников обрушилась новая напасть. Неожиданно, сзади, высоко, у вершин деревьев послышался непонятный шелест. Он нарастал, приближался. Венды обернулись на звук, и!.. Над ними, шурша кожистыми крыльями, невыразимо тонко пища пролетела стая больших черных летучих мышей. Да что там стая! Летучих тварей было сотни, тысячи! Они летели со всех сторон! Они жадно ловили кружащую вокруг людей мошкару, резко взмывали, падали – чуть не касаясь дружинников. Дело могло обернуться худо. Это Прозор сообразил сразу.

– Ходу! – прорычал богатырь. – Рубахи на головы! Волосы прикройте!

И не мешкая, выпростав рубаху, задрав полу и прикрывая ею голову, дернул удила, разворачивая и направляя жеребца прочь – подальше от гнилого места. Лошадей понукать не пришлось: сообразили, что эта летучая напасть и им не сулит ничего хорошего. Кони пошли вскачь, сами выбирая дорогу. Когда умные животные отнесли людей на безопасное расстояние – подальше от ельника, и, перейдя на шаг, остановились, Прозор, переведя дух, осторожно выпростал голову.

Богатырь тряхнул хвостом белокурых волос, будто проверяя, не вцепилась ли в них какая-нибудь неосторожная тварь. Давно известно, летучая мышь облетает любое препятствие. В темноте она ловко и быстро может скользить меж густых зарослей, не задев – и даже не шелохнув – ни одного листочка. Но вот в волосы, особенно длинные и густые как у вендских дружинников – пусть и забранные в косицы или хвосты на затылках – они вцепляются с непонятным – то ли удовольствием, то ли злобой. Налет летучих мышей мог кончиться плачевно: изодрали бы головы, да искусали так, что лечиться пришлось бы не один день. И хорошо если б только изодрали. Порой укус летуна приносит страшную болезнь, название которой – бешенство.

– Разоблачайтесь, други! Приехали! – неожиданно расхохотался Прозор. – Ну и ну! Не думал я, что после всего пережитого мы от каких-то летучих тварей улепетывать будем! Да стягивайте рубахи! Не бойтесь, нет их – они там остались. Что мы им? Вон у них поживы сколько! Да, в жизни не слышал, чтоб летучие мыши по утрам на солнышке охотились! Точно нечистое место. Ну его, кругом объедем.

Венды осторожно стянули полы рубах с голов. Хорошо, что рубахи длинные, чуть не по колено. Да и из-за поясов, что порты перетягивают, их выпростать не сложно. Лен он такой! Плотный, но если хорошо выделан, то скользит не хуже иного иноземного шелка.

– Фу, – перевел дух Борко, – ну и ну… Отстали. Вон, гляньте, они на этих елях повисли.

Стая летучих мышей и вправду расположилась меж густого лапника. Обвесили ели так, что они аж почернели от их обилия. Видимо, летуны решили, что не стоит покидать столь сытное место.

– Наверно там точно леший живет, – чуть округлив глаза, сказал княжич. – Хорошо бы точно узнать, я б потом Велиславу рассказал, а может мы бы с ним сюда еще раз вернулись…

– Вернешься, вернешься, не сомневайся, – улыбнулся Прозор. – Дай срок… Вместе вернемся. Только мелкие сети на себя накинем, да коняшек прикроем, чтоб всякая лесная гнусь нас не щипала. А сейчас в объезд… – Богатырь тронул коня, направив его в сторону, в объезд ельника.

– Где леший живет – то людям неведомо, Добромил, – чуть придя в себя отозвался ошеломленный невиданной чащобой и неслыханным налетом Милован. – Люди могут только догадки строить. Я думаю, его жилья никто не видел. А если кто и побывал в нем – так молчит. Но только вот недалеко от нашей деревеньки есть небольшая полянка. Чистая, светлая… На ней дуб растет. Большой, неохватный. У нас его все почитают. Люди говорят, что там, в этом дубе, обитель ни кого-нибудь, а самого Духа Леса! Молодые, когда женятся, вокруг этого дуба три раза обходят. Если обойти – в будущей семье всё ладом пойдет. А если нет, то не видать больше удачи ни в чем! Ни в охоте, ни в рыбной ловле, и самое главное – не будет согласья в семье. Я когда женюсь, то обязательно вокруг этого дуба суженую обведу. Поклонимся Духу Леса.