Текст книги "Встреча на деревенской улице"
Автор книги: Сергей Воронин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
СОВРЕМЕННАЯ ВЕРСИЯ
С осени этого года все чаще стали обворовывать дачи. То тут, то там. У одного народного артиста «хохлому» и ковер стащили. Шарят. Дачи беззащитные стоят, без охраны. А понастроили их тысячи. И кооперативные, и так просто. Целые поселки. В зимнее время ни души. Как хозяева уберут яблоки, так и дачи на замок до будущей весны. Заходи, сбивай замки, чисти. Не сразу и узнаешь, что «гости» побывали. Конечно, взять бы что получше из вещей да увезти в город, – а куда, если сами были рады избавить квартиру от лишнего? А оно, лишнее-то, не такое уж и худое. Простыни, наволочки, пододеяльники. Та же посуда. Разные вазочки, керамика, проигрыватель, вилки из нержавейки. А доброму вору все впору. Он и топор на кружку пива сменяет. Ему что, ему не жалко.
Юрий Николаевич всеми этими неприятностями был крайне озабочен.
Как-то незаметно, раз от разу, дом плотно заселился вещами. И кое-что ценное переехало из городской квартиры на дачу. И одежду поприличнее стали оставлять. Не расхаживать же по участку в старье. А теперь вот изволь тревожься.
На март неожиданно выпал отпуск. И Юрий Николаевич тут же собрался и поехал с женой на дачу.
С чувством радостного облегчения обошел он все свое хозяйство: сараи, кладовки, сад. Все осмотрел, проверил и впервые за последнее время спокойно уснул, не ворочаясь тревожно среди ночи.
Все было хорошо. Погода стояла мягкая. Отдыхалось спокойно. А тут еще приехала племянница жены, художница Алка, писать его портрет для осенней выставки. И Юрий Николаевич стал позировать, представляя, как его портрет будет висеть в выставочном зале и все будут на него глядеть, а знакомые узнавать и удивляться, а то и завидовать, что вот он удостоился такой чести.
Позировал Юрий Николаевич с удовольствием. Он сидел за письменным столом, но, конечно, не читал и не писал, а только делал вид, что работает. На самом же деле слушал музыку, ловя разные станции отличным приемником «Шарп», купленным по случаю в комиссионном магазине.
Оставалось совсем немного, чтобы закончить портрет, но Алку вызвали в Худфонд, и она уехала. А потом кончился отпуск, уехал и Юрий Николаевич. И опять его стали тревожить опасения, как бы не обворовали дачу. Тем более что он поленился увезти приемник – сунул его в нижний ящик письменного стола, прикрыл бумагой. Теперь раскаивался – надо бы забрать. Спокойнее было бы. И в первый же выходной наладился поехать на дачу, но позвонила сестра жены, Зинаида, и попросила ключи от дачи, потому что у Алки выкроилось время и она хочет закончить портрет, отработать окно с яблоней.
– Мы там поживем немного, если можно, а?
– Конечно, конечно.
Юрий Николаевич обрадовался, что самому не придется ехать. Но вскоре все же поехал. Надо поглядеть, как они там.
Каково же было его удивление, когда вместо Алкиной матери нашел там Алкину подружку.
– Это Нина, – вскочив с дивана, сказала в некотором смятении Алка. – Тоже художник. Мама не смогла приехать. Ей нездоровится, а я одна побоялась... И вот Нина...
Нина тоже встала с дивана, видимо чувствуя себя не очень-то удобно в присутствии нежданного хозяина. Была она высока, стройна, черты лица ее были грубоваты, но это как-то очень подходило к ее худощавой фигуре.
«Наверно, тоже безмужняя», – подумал, уже более приветливо вглядываясь в нее, Юрий Николаевич.
– Так и скучаете вдвоем? – с игривой ноткой в голосе сказал он.
– Да нет, особенно скучать не приходится. Тороплюсь с портретом, а Нина на этюдах, – не почувствовав игривой нотки в голосе Юрия Николаевича, суховато ответила Алка. – Вы, может, чаю хотите, я поставлю.
– Нет-нет, я сейчас домой, только яблок наберу. – Он посмотрел на свой портрет. Он стоял на этюднике, на том же месте у изразцовой печки. В окно так же виднелись толстые ветви яблони, но снегу на них уже не было – стаял, и от этого в комнате было немного темнее.
Юрий Николаевич набрал в погребе яблок, набил еще сетку, оставил Алке с подружкой и уехал, предварительно проверив, на месте ли «Шарп». Приемник лежал на месте. Бритву же забыл взять, оставил ее на самом видном месте. И ругал себя в электричке за рассеянность.
Через несколько дней Алка привезла ключи от дачи. И снова Юрий Николаевич стал тревожиться.
– Как там дом-то? Надо бы поглядеть, – сказал он жене.
– Ну как, обыкновенно...
– Мало ли... может, плохо закрыла.
– Почему же плохо? Она аккуратная.
– Все же надо бы посмотреть.
Но в ближайшее время съездить на дачу не удалось – был в командировке в Москве, потом немного простыл, но как только выздоровел, сразу же поехал с женой на дачу.
Первое, что его поразило, так это лом. Он стоял у входных дверей, на крыльце.
– Гляди, лом! – сорвавшимся голосом сказал жене Юрий Николаевич.
– Действительно, – так же встревоженно сказала жена.
Юрий Николаевич кинул взгляд на дверную накладку. Она была согнута. Явно кто-то пытался оторвать ее и войти в дом. Но кто-то или что-то помешало. Он торопливо открыл тяжелый замок, толкнул дверь. Скрипя, она с трудом открылась. Почему это? Раньше легко открывалась и не скрипела. Он быстро прошагал по коридору к двери на кухню. Слава богу, она была заперта. Открыл, вошел в кухню и окинул все быстрым проверяющим взглядом. Все было на своих местах. И стол под клеенкой с керамической вазой и сухой веткой ольхи. И буфет. Он прошел к буфету. Закрыт. В нем посуда, рюмки, фужеры. Вроде все цело. И в соседней комнате порядок. И в кабинете. И облегченно вздохнул. Значит, кто-то помешал, а то бы пошастал, шкода. Да! Как приемник-то?
Он открыл дверцу и обомлел. Приемник лежал не на нижней полке, а на верхней и на самом виду. Вот, извольте, брали приемник. Это же бог знает что!.. Юрий Николаевич поставил его на стол и включил. И сразу же застонал тоскующий голос из далекой Индии. Но Юрию Николаевичу было не до его тоски, ему надо было проверить приемник. Он тут же взялся за ручку настройки, чуть покрутил ее, добиваясь чистоты звука, добился, но зеленый огонек в окошечке не светился. Там было темно, а если чуть сдвинуть, то начинал мерцать красный. Что за черт! Юрий Николаевич пробежал роликом по всей шкале. Нет, зеленого не было!
– Зоя, они брали приемник! И испортили его! – вбегая в кухню, вскричал он.
– Не может быть! – встревоженно сказала жена.
– Да-да! Ну зачем, зачем трогать чужие вещи? К тому же дорогие. Не умеете обращаться, не трогайте! Не трогайте!
Зоя Степановна молчала. Она знала: чтобы он не раздражался, не выходил из себя – а это ему было легко, – самое лучшее не перечить, оставить одного. Он ушел и действительно вскоре поутих, хотя она и знала, что еще долго не успокоится. И вдруг он снова закричал:
– Нет, ты погляди, погляди, что здесь творится! Пропала электробритва. И лосьоны для бритья сперли! Нет, это же из рук вон!.. Да тут у них вечеринка была!
Он стоял в дверях кухни негодующий, с полыхающим лицом, со злыми глазами.
– Не может быть! – растерянно сказала жена.
– Чего там не может быть. Веселились! И грязь на ковре!
– Ну подожди, почему непременно должна быть Алка?
– А кто же еще?
– Ну, может, турики... Ты же знаешь, что иногда ребята со своими девчонками забираются в пустые дачи, там веселятся и уезжают... А может, были воры?
– Воры? Если б были воры, они непременно утащили бы «Шарп». Это были какие-то подонки. Ведь надо же, сперли бритву и лосьоны.
– Так, может, туристы?
– Да, туристы! Кавалеры Алки и ее подружки! – Он открыл сервант, вытащил бутылку, потряс ее. – Гляди, всю выжрали, все березовые почки. От простуды хранил! Нет, хороша тихоня!
– Ну почему ты с ней связываешь? – сказала Зоя Степановна.
– А с кем же еще? С кем? Она была с подружкой. Я как в тот раз увидел, сразу понял – такая же, как и Алка, незамужняя. Чего же еще и ждать? За тридцать каждой. Продукция нашего времени! Ха-ха!
Жена осуждающе поглядела на него. И были в ее взгляде и обида и боль.
– Да-да! – злорадно выкрикнул Юрий Николаевич. – Продукция нашего времени. Ни старые девы, ни соломенные вдовы!
– Ну как тебе не стыдно?
– Мне? Мне еще и стыдно? Я еще и виноват? Нет, это уж, знаете ли... – Юрий Николаевич развел руками. И уверенно ткнул пальцем в грудь жене. – Так вот, если хочешь знать, то здесь веселились Алка и ее подружка с парнями. Да-да, и кто-то из них все высмотрел, а когда кончился сабантуй, решил вернуться и забрать «Шарп» и еще кое-что. И вернулся. Вот откуда согнутая накладка. Вот откуда лом! Но, на мое счастье, кто-то или что-то помешало... Впрочем, надо осмотреть все тщательно.
Новый взрыв негодования последовал, когда он пошел за дровами в сарай. Там, чуть в стороне от дверей, валялись флаконы из-под лосьонов «Пингвин» и «Ратмир».
– Ну вот, что я говорил! – Торжествуя, с перекошенным от злости лицом он вбежал в дом. – Подонки, самые настоящие подонки были у нас. Иди, полюбуйся на следы их пребывания...
– Юра, перестань!
– Что перестань? Ты и тут будешь ее защищать? А эти пузырьки из-под лосьонов! Что это такое? О чем это говорит? Он здесь их и высосал.
– Ну почему же? Он мог это сделать там, в доме, а здесь выбросить.
Но Юрий Николаевич не слушал ее, он был захвачен новой мыслью.
– Нет, это уму непостижимо! Притащить таких в дом... не нахожу слов. Не нахожу!
– Здравствуйте! – донеслось из-за забора. Там, за его серыми досками, стояла соседка, рыхлая, пожилая женщина. – Чего это вы шумите?
– Да нет, ничего... просто так разговариваем, – тут же ответил Юрий Николаевич.
– А я думала, не случилось ли чего. На той неделе всю ночь хлопали у вас дверьми.
– Да? – быстро взглянув на жену, сказал Юрий Николаевич и подошел к соседке.
– Ага, а позавчера какой-то человек раным-рано стоял у вас на крыльце. Я еще подумала, не сын ли, но ваш повыше будет.
– Что же вы не спросили его, зачем он, что ему надо?
– Да я за водой на колодец шла, а когда вернулась, его уже не было.
– Так и не знаете, наш или чужой был? Впрочем, откуда наш?
– А что, что-нибудь случилось? – с интересом пробежала глазами по лицам соседка.
– Нет, нет, что вы... – поспешно ответила Зоя Степановна.
– А вот хлопали дверьми-то, это когда ваша племянница с подругой жила, – сказала соседка, пытливо глядя на Юрия Николаевича.
– А я что говорил! – тут же подключился он.
– Ну и что? – совершенно спокойно сказала Зоя Степановна. – Может, и хлопали. Дай ключ, я возьму дров.
Соседка постояла и в раздумье отошла, чувствуя, что от нее что-то скрывают.
– Неужели тебе хочется, чтобы про наш дом всякие сплетни ходили? – сказала Зоя Степановна.
– Не больше, чем тебе, – резко ответил Юрий Николаевич.
Теперь ему все было ясно. Алка с подружкой ехала в электричке. Там они познакомились с парнями, что вполне естественно. Две молодые незамужние женщины и два хлюста. Почему бы им и не познакомиться? И, конечно, надо было как-то продолжить знакомство. И вот прекрасный случай.
«А куда вы путь держите?» – спрашивает один из хлюстов. Оба, вне всякого сомнения, с бородами, усами и волосней до плеч. Может, чуть подвыпили. Но вряд ли, скорее всего трезвые и этим располагающие молодых женщин к дальнейшему знакомству.
«Мы едем на дачу», – говорит, скажем, Алка.
«К папе-маме?»
«Нет, – отвечает Алка, – мы будем жить вдвоем».
«Вот как? Это интересно, верно, Славик?»
«Угу», – говорит Славик. Это тот самый, который потом выпьет лосьоны.
Дальнейшее развитие знакомства нетрудно представить. Девицы дают молодым людям, то бишь хлюстам, адрес, и те приезжают к ним в условленное время. Приезжают с вином, возможно под хмельком, для «завода». Начинается веселье. Сначала за столом. Затем вытаскивается проигрыватель. Танцуют. (Вот откуда на ковре грязь!) Этот, который лосьон-то, начинает совать свой нос куда не следует и обнаруживает «Шарп». Бурный восторг! Еще бы, даешь модерновую музыку! Крутят туда-сюда, рвут друг у друга из рук, и в итоге – зеленый огонек пропадает, на стекле возникают трещины, словно кто ударил по нему кулаком. Мерзавцы!
Юрий Николаевич задохнулся от негодования. Нет, он никак не мог успокоиться. Тихоня! Хороша тихоня! Недаром говорят, в тихом омуте черти водятся... Тут он вошел в кухню и обнаружил на полу у окна почти пустую трехлитровую банку, а в ней были маринованные огурцы. И за ней, черт побери, за ней пустую консервную банку. А в ней была кура с шампиньонами. Последняя банка! Хранилась в кладовке. И ее вытащили. И огурцы съели. И даже рассол выпили. Ну это, наверное, Славик, после того как выпил лосьоны. Его начала томить жажда. К тому же и настойка из березовых почек стала сказываться.
«Так-так, – раздраженно прикидывал Юрий Николаевич, идя как бы по следу и представляя все, что творилось на даче. – Пили, ели, танцевали, а затем наступила ночь любви...»
Дальнейшее ему было совершенно ясно. Этот Славик не раз вставал, гасил пожар внутри себя огуречным рассолом. Выходил во двор. (Вот почему соседка слышала хлопанье дверями.) А под утро, когда все спали, этот Славик прихватил с собой электробритву и исчез с приятелем, бросив вовсе не прощальный взгляд на «Шарп».
– Юра! – позвала жена.
– Да! – Он энергично подошел к ней, сам не понимая, откуда у него появилась энергия. Так, наверное, чувствует себя бывалый воин, выходя на боевую операцию.
– Посмотри, на веранде открыта форточка.
Он бросил взгляд на форточку. Действительно, она была распахнута.
– И что же ты думаешь по этому поводу? – неожиданно спокойно спросил он.
– Да то, что здесь были воры. И Алла вовсе ни при чем.
– Вот как? Нет, матушка, – сказал Юрий Николаевич, – как раз наоборот. Эта форточка доказывает, что здесь были кавалеры, и один из них, тот самый, которого видела соседка, явился сюда за «Шарпом». Он-то и открыл предусмотрительно форточку, чтобы не ломать дверь.
– Ну откуда ты знаешь?
– Да тут и знать нечего! Самая элементарная логика! Не нужно много ума, чтобы догадаться, как все это было. Он оставил открытой форточку, чтобы залезть в дом, не ломая дверь.
– Но в форточку может залезть только худенький, почти мальчишка...
– Почему же непременно мальчишка? Худенький, но высоконький. Так будет точнее. Да и на правду больше похоже. Алкаши не бывают толстыми.
– Ну откуда ты знаешь, что он алкаш?
– Да оттуда, что только алкаш может выжрать лосьоны.
– Какой кошмар...
– Вот именно.
– Но только Алла здесь ни при чем. Она так не может сделать.
– Ну конечно, это к ее подруге пришел такой кавалер. Но тогда хороша подруга, черт подери!
– Не ругайся.
– Извини, но это единственный способ избежать инфаркта.
– Тьфу-тьфу...
Он вышел на крыльцо. Осмотрел лом. Это был старый работяга лом, проржавевший, тупой, несколько искривленный, оставшийся в его хозяйстве еще от тех времен, когда закладывалась дача. «Какая халатность, – осудил себя Юрий Николаевич, – такие вещи надо убирать в сарай». И он отнес лом в сарай. Потом еще раз внимательно осмотрел изогнутую накладку. Да, сомнений быть не могло: кто-то пытался ее сорвать. Но, слава богу, помешали... Конечно, особого труда не составило бы найти преступника. Для этого надо только заявить в милицию. Алка с подружкой кое-что поведают на следствии... Но, к сожалению, этого сделать нельзя. И не только потому, что жена будет против, защищая свою племянницу, но и он сам, Юрий Николаевич, не пошел бы на это. Нельзя ее позорить. У нее и так жизнь нелегкая. Живет с матерью. Комната девять метров. А ведь нужно когда-нибудь побыть и без матери – ведь уже тридцать лет. И нельзя сказать, чтобы некрасива. Вполне симпатична. Но уж так сложилась судьба, что осталась незамужней. Но желания-то есть, чувства-то не угасли! Вот и обрадовалась, что никого на даче не будет, а тут как раз и кавалеры подвернулись. И ничего бы в этом не было зазорного, только попались-то подонки. А так что ж тут такого. Познакомились. Пригласили. Могли бы и пошутить, и посмеяться, и потанцевать. И, кто знает, может, и завязалось бы знакомство, а потом бы и в любовь перешло. Разве так не бывает? Но на пути встретились не те... Так что Алку позорить не надо. Больше того, даже виду не надо показывать. Она и так, бедняга, наверное, страдает. Впрочем, почему страдает? Она, вполне вероятно, и знать ничего не знает. До бритвы ли ей и лосьонов. Хотя, может, и подумывает о том, что «Шарп»-то брали... Ну и что из того, что брали, откуда ей знать, что он испорчен? Ладно, не надо уж так-то наотмашь... Да, у кого как судьба складывается. И с братом не повезло. А все потому, что безотцовщина. Где ж матери за ним уследить. Работала. Прибежит домой, впору накормить да прибрать. Вот так и отбился. Связался с нехорошими друзьями. Стал выпивать. И женился неудачно. Еще больше стал пить. Бросил работать. Ввязался в какой-то скандал. Судили. И вот теперь отбывает срок... Ах, Алка, Алка, кто же мог подумать, что она на такое способна! А тихонькая.!.
Юрий Николаевич включил приемник. Сразу же зазвучала веселая музыка. Жаль, конечно, что нет зеленого огонька, но работает, и то хорошо. А что касается бритвы, то дома, в городе, есть другая – «Филиппс». Вот если бы ее украли, было бы жаль... Ну, лосьоны – чепуха, как и выпитая настойка. Не из-за них же подымать сыр-бор. А вот впредь ни в коем случае не давать ключи от дачи. Тогда и недоразумений не будет... Да, вот так, только так!
И Юрий Николаевич при встрече с Алкой виду не показал, что знает обо всей истории, которая разыгралась у него на даче. Только иногда поглядывал на нее и думал: «Надо же, какая оказалась... А все потому, что принимал ее за ту, какую знал в детстве и юности, а человек-то меняется». И пытался представить, как она себя вела с тем самым Славиком. Впрочем, тут же себя и пристыдил.
Но если Юрий Николаевич ни словом не обмолвился с Алкой, то Зое Степановне доставалось. Теперь уже она не могла и заикнуться о своей родне. Тут он сразу осаживал ее, напоминая то о племяннике-пьянице, отбывающем наказание в колонии, то о племяннице, которая ничтоже сумняшеся привела на дачу каких-то подонков. И жена обиженно замолкала.
Но как-то летом, попивая чай на веранде, Юрий Николаевич снова вспомнил Алку.
– Господи, сколько можно говорить об одном и том же? – вздохнув, сказала жена. – Ну с чего ты взял, что это Алка?
– А кто же, кто? – удивляясь упрямству жены, спросил Юрий Николаевич. – Некому больше-то. Или у тебя какая другая версия?
– Это Павел обворовал дачу.
– Что?
– Да, несчастный Павел. Его освободили.
– Почему же ты молчала раньше?
– Потому, что Зинаида целовала мне руки, умоляла, чтоб я не говорила тебе про него... И если бы ты был внимательнее, то заметил бы, что «Шарп» совсем не тот, какой у тебя был раньше...
– Ничего не понимаю, – в полном недоумении пробормотал Юрий Николаевич. – Расскажи по порядку.
– По порядку... – Зоя Степановна заплакала, видимо вспомнив все, что ей тогда пришлось пережить. – Когда Павел вернулся из колонии, Зинаида позвонила мне, чтобы я приехала. Надо было поговорить с ним, чтоб взялся за ум. Чего губить-то себя... Но оказалось, что ничего этого и не потребовалось. Какой он был тихий, стеснительный. Совсем не тот, каким мы его знали... И когда Надюшка вскочила ему на колени и стала целовать, показывая нам, как его любит, он застеснялся и попросил этого не делать. И тут Зина, – Зоя Степановна опять заплакала, – встала перед ней на колени и стала просить Надю, умолять ее, чтобы не бросала Павла, помогла ему. Видел бы ты, как кинулся Павел к матери, стал подымать ее, закричал, чтобы она не унижалась...
Юрий Николаевич нервно закурил.
– И что же дальше? – глуховато спросил он.
– Обещал работать. Не пить. Работал...
– А почему же мне не сказали, что он освобожден?
– А зачем? Ты ни разу и не вспомнил о нем, пока он был в колонии.
– Да, ну и что же было дальше?
– Работал. А потом что-то не заладилось у них. Опять стал пить. Ушел из дому. Где-то пропадал. Через неделю Зина рассказывала, пришел он к ней опухший, даже черный с лица, весь трясется и говорит: «Я дачу дяди Юры обворовал. «Шарп» продал и пропил». Зина позвонила, чтоб я приехала к ней. Я приехала. Вот тут она и стала целовать мне руки, чтоб я не говорила тебе, просила помочь, достать денег, чтобы купить такой же приемник. Что делать? Денег таких нет у меня. Надо пятьсот рублей. Снять с книжки, а как я тебе объясню? Позвонила Вильяму Феоктистовичу. Он твой друг. У него есть деньги, но он дать в долг отказался. А Зинаида плачет, только одно и твердит, чтобы я тебе не говорила...
– Что, уж я такой страшный, что ли, изверг?
– Ну, знаешь, в таком состоянии... Алла поехала к подругам доставать деньги. Кое-что должны были ей выплатить в Худфонде.
– А Павел что?
– Ушел. Выпросил у Зины на пиво и ушел. Потом мы с Алкой кинулись в комиссионный за «Шарпом». И рады были, что достали взамен. Но где ж нам было знать, что там нет зеленого огонька. А тут выяснилось, что дверь на дачу не закрыта. Павел двери снял с петель, так и оставил. Зина с Аллой поехали на дачу... Из-за этой истории у меня даже давление подскочило...
Наступило то самое молчание, когда человеку необходимо разобраться в том, что произошло. «А что же, собственно произошло? – подумал Юрий Николаевич. – Кое-что украли. Я плохо подумал об Алке. Но почему же я подумал о ней? Зная ее, зная, что она безупречна? Почему подумал о ней?»
1977
