Текст книги "Встреча на деревенской улице"

Автор книги: Сергей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Встреча на деревенской улице

В книгу лауреата Государственной премии имени М. Горького Сергея Воронина вошли новые повести и рассказы. Как и в прежних книгах – «Роман без любви», «Дом на бугре», «Камень Марии» и других, – писатель остается верен главной теме своего творчества, его привлекает своей неповторимостью внутренний мир современного человека, сложность и разнообразие человеческих взаимоотношений, судеб, характеров.

СЛУЧАЙ НА ЧУДСКОМ ОЗЕРЕ

Все шло хорошо, – отпуск дали в августе, самая рыбацкая и грибная пора, оставалось только попрощаться с начальником отдела.

– Ну что ж, желаю хорошо отдохнуть, набраться сил, – сказал Сангулов. Лет ему было под шестьдесят, но был он еще крепок и здоров. – На Юг?

– Нет. На Чудское озеро.

– Бывали там?

– В прошлом году.

– Рыбалили?

– А как же! Там окунье. Иногда и по килограмму горбуна выворачивал, – не удержался, чтобы не похвастать, Елагин.

– Что ты говоришь? – оживился Сангулов. Он и не заметил, как перешел на «ты». – С берега?

– У меня «казанка».

– Слушай, а что, если я приеду к тебе денька на два, а?

– Так ведь у меня палатка.

– Ну, а какая-нибудь деревенька поблизости есть?

– Есть.

– Ну вот, я там и остановлюсь. Дай-ка адресок. Ни разу не бывал на Чудском. Сколько туда езды?

– По спидометру – двести девяносто.

– Ерунда. Мой шофер за три часа домчит. Так где это?

Елагин сказал.

– Буду, не возражаешь?

– Да нет, почему же, – ответил Елагин, но настроение у него испортилось: он не терпел, когда в его жизнь вмешивались чужие. Но на другой день настроение улучшилось, – это когда он уже шелестел шинами по широкому шоссе, а еще через несколько дней и совсем наладилось. Мало ли о чем договариваются в городе!

Но Сангулов приехал. Подкатил на «Волге» прямо к их палатке.

– Какого лешего я буду ездить из деревни, время терять! Я, брат, тоже обзавелся палаткой. Ну, не такой комфортабельной, как у тебя, мне такая ни к чему, но однако, – пожимая руки Елагину и Лиле, задористо говорил Сангулов. – Коля, ставь нашу палатку вот тут, – сказал он шоферу, высокому парню, еще не успевшему после армии отрастить длинные волосы. – Ну, как рыба?

– Неважно. Все время меняется ветер. Чаще бывает с востока. А то с севера задувает.

– Ничего. Заставим! Мы с Колей всю ночь выползков ловили. Должна на выползка взять. На Вуоксе вот тоже не было клева, а на выползка лещ брал. Да еще как! Ты-то на что ловишь? – Это он спросил, уже идя к лодке.

«Казанка» стояла неподалеку от палатки, наполовину вытащенная на берег.

– Не очень-то люблю я дюральки. Гремят. Чуть тронешь веслом по борту – грохот... Правда, ни конопатить, ни шпаклевать не надо. Ну что ж, может, сейчас и выйдем? Чтоб не терять время.

– Тут с утра клюет, а по ночам никто не ловит. К тому же волна, – ответил Елагин.

– Ну какая это волна!

Но волна была. Дул северный, нагоняя белые барашки. Они шли по всему простору Чудского.

– К тому же и чайка на берегу, – добавил Елагин. Он с утра выходил на рыбалку, клевало плохо, и сейчас у него не было никакого желания идти на озеро.

– Ну и что, значит, рыба внизу, – не унимался Сангулов, деловито окидывая взглядом озерные дали.

– Чайка ходит по песку, нагоняет рыбаку тоску. Так говорят здесь рыбаки.

– А с берега если попробовать, на донку?

– Тут мелко, как на взморье.

– Ну, леший с ним! Тогда сегодня спать, а завтра в сечь, как говорил Тарас Бульба. – Сангулов пошел к своей палатке. – О, молодец солдат! Матрацы надул.

– Порядок, – ответил Коля.

– Тогда спать. Завтра чуть свет подыму! – крикнул Сангулов Елагину.

– Вот не было печали, – усмехаясь, сказал Елагин жене, усаживаясь на складной стульчик под навесом. Наступал час любования закатом.

– Не надо было звать, – сказала Лиля. – Уж очень ты добренький.

– Да нет, какой там добренький, просто пасую перед грубой силой, – ответил он и замолчал. Глядел, как темнеет вода, как все успокаивается, начинают светить звезды.

Он еще крепко спал, когда его разбудил громкий голос Сангулова, и тут же палатка заходила под ударами его ладони.

– Подъем! Подъем! – кричал он. – Всю рыбу проспишь, рыбак!

– Какой ужас! – натягивая одеяло на голову, прошептала Лиля.

– Извини, но я тут, ей-богу, ни при чем, – злым шепотом ответил Елагин, натягивая шерстяной свитер.

– Где мотор? – спросил Сангулов, как только Елагин вышел из палатки.

– В машине.

– Давай открывай. Утром, сам знаешь, каждая минута дорога.

Елагин, скрывая раздражение, достал мотор.

– Коля, забирай! – крикнул шоферу Сангулов и, прихватив бензиновый бак, быстрым шагом пошел к лодке.

Утро еще только подогревало небо. Над водой стояла мгла, но видимость все же была. Неподалеку от берега плескалась рыба, – похоже, окунь гонял малька. Сангулов метнулся к спиннингу и умело запустил блесну. Она далеко шлепнулась о воду. Подавшись вперед, напряженно замерев, он стал быстро подматывать шнур, то замедляя, то убыстряя ход блесны. Домотал до конца, плюнул и сказал:

– Извини, не удержался. Пошли, пошли!

– Успеем, – спокойно ответил Елагин.

– Где, к черту, успеем, когда уже скоро пять. Далеко до места идти?

– С полчаса.

– Ну вот, черт возьми-то!

– А чертыхаться не надо.

Сангулов остро взглянул на Елагина.

– Плохая примета? Не буду. – Он потянул лодку от берега.

Ему помогли Елагин с шофером, и через минуту они уже мчались, вспарывая гладкую тишь воды. То тут, то там всплескивала рыба. Сангулов возбужденно вертел головой. Он сидел на носу, надвинув на лоб курортку – тряпичную кепочку с зеленым пластмассовым козырьком и надписью над ним «Сочи».

Берег отодвигался все дальше, и теперь уже было видно, как у земли розовеет восток.

– А там что, гряда или яма? – крикнул Сангулов.

– Гряда. Камни! – перекрывая гул мотора, ответил Елагин. Он сидел на корме. Управлял мотором.

Сангулов удовлетворенно кивнул и стал привязывать к якорю веревку. Веревка была капроновая, тонкая, но очень прочная. Якорь небольшой, но цепкий.

– Молодец рыбачок! – крикнул Елагину Сангулов и снова завертел головой туда-сюда.

Озеро как бы расширилось во все стороны. Теперь уже берег был далеко. Так далеко, что даже и палатки не различить. На север не было конца воде, не было конца и на запад. И только на юг тянулась полоса берега.

«Казанка» шла ровно, чуть вздрагивая на увалах покатых волн. Ни чаек, ни уток – ничего не было на большой воде. Только изредка пролетали взявшиеся неведомо откуда бабочка или паут. Мягкий встречный от движения лодки ветер дул с ровной силой. И сразу же стал стихать, как только Елагин выключил мотор и лодка замедлила ход.

– Опускайте якорь, – сказал Елагин.

Сангулов аккуратно, чтобы не потревожить рыбу, опустил, и через минуту веревка натянулась, поставив лодку по ветру, слабо веявшему с запада.

Размотали удочки и стали ловить. Клевать начало тут же, будто рыба ждала их. И все пошли хорошие окуни, граммов на полтораста, на двести. Сангулов горячился, и раза два жилка у него запутывалась. «Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! Вот не вовремя-то!» – сожалеюще приговаривал он, распутывая ее. И каждый раз косил глазом, когда соседи вытаскивали рыбину. И не так досадовал, если окунь был невелик. Но потом и у него наладилось. Он ловил на поплавочную, хотя в этих местах восьмиметровая глубина и ловили здесь на отвесные с тяжелым грузом и коротким удилищем. Коля ловил молча, не выражая ни восторга, если попадал хороший окунь, ни досады, если срывался. Было похоже, что он не рыбачок и ловил только потому, что больше в лодке ему делать нечего. Ему бы, конечно, куда интереснее остаться в городе – там ребята, свои дела, но начальник попросил – как откажешь, и вот он здесь, рыбалит.

Елагин был доволен, и не столько тем, что хорошо ловилось, как тем, что не посрамил себя в глазах Сангулова, по всему судя, заядлого рыбака.

Так они ловили часов до десяти, потом клев резко оборвался.

– Все, – сказал Елагин, – конец.

– Ну да, просто у них производственное совещание, через полчаса снова возьмутся за работу. Посидим еще, – сказал Сангулов.

Но не клевало. Только изредка тормошил насадку ерш.

– Да, когда приходит «комендант», значит, сматывай удочки, – снимая с крючка ерша, со вздохом сказал Сангулов. – Придется отчаливать. А жаль, хороша была рыбалка.

– Завтра еще половим, – сказал Елагин.

– Завтра есть завтра, последний день, – вытаскивая якорь, ответил Сангулов. – А может, еще посидим?

– Бесполезно.

– А ты чего, Коля, молчишь? – с улыбкой взглянув на шофера, сказал Сангулов. – Молодой, а молчун. Чего не поддерживаешь?

– А мне все равно. Как хотите, – стеснительно улыбнулся Коля.

– О, видали? Ему все равно! Какой же ты рыбак?

– Так я и не рыбак.

– Рассказывай. А кто на Вуоксе лещей таскал, а? – Сангулов положил якорь в лодку. – Можно трогать.

– Хотите, я сяду на мотор? – сказал Коля.

– Садись, – ответил Елагин.

Они поменялись местами. Коля дернул шнур, и лодка понеслась к берегу.

И как только пристали, Сангулов сразу же принялся за уху.

– Настоящий рыбак никогда для ухи не счищает с окуня чешую. Выпотрошить, вырвать жабры – и в котел. Это уж верьте мне. Коля, тащи сюда перец. И лаврушку прихвати. Они там в банке.

Когда уха была готова и разлита по тарелкам, Елагин предложил выпить по рюмке.

– Ну, если только по рюмке. Отец не пил и мне не велел. К тому же она вкус отбивает, – сказал Сангулов, но все же выпил и стал с удовольствием хлебать уху, нахваливая и окуней, и Лилю, и себя за то, что такая славная получилась уха. – Да, вот ради такого дня стоит жить. Не так ли, Лидия Павловна?

– Возможно, – деликатно ответила Лиля. Она хорошо выспалась и не сердилась.

Коля скосил на нее глаза. Была она в шортах, длинноногая, в безрукавной кофточке, большеглазая, с тонкой шеей. Он отвел взгляд и решил: «Если женюсь, то обязательно только на такой».

Сангулов, глядя на Лилю, ничего не думал, после ухи его тянуло спать, и он завалился. Да и в самом деле, чего еще надо! Встал рано, надышался отличным воздухом, наелся отменной ухи, почему бы и не прижать ухом подушку. Он уснул быстро, как младенец. Елагин тоже решил вздремнуть и забрался к себе в палатку. Лиля вытащила надувной матрасик, легла на спину и стала загорать. На лице у нее были защитные очки с белым наносником. Коля украдкой взглянул на ее длинные ноги и, еще раз решив жениться только на такой, пошел к воде, чтобы не подумали, что он подсматривает за Лилей. Больше всего, как ни странно, он боялся, чтобы не подумала сама Лиля. Он был очень стеснительный малый.

Было четыре пополудни, когда Сангулов, распаренный, словно после бани, вылез из палатки. Он тут же сбросил майку и в синих, до колен трусах, которые называют «семейными», побежал к озеру. И там с разлету плюхнулся в воду и стал ворочаться, как морж, крякая от. наслаждения.

– Коля, иди! – закричал он шоферу. – Не вода, а бархат.

Коля все это время гулял по берегу. Он ушел далеко, пристально разглядывая всякий выброшенный волной мусор, и теперь возвращался, неся в кармане несколько мелких ракушек и кусок пенопласта, оторванный от рыбачьей сети. Увидя Сангулова, он быстро сбросил техасы и побежал к нему, стройный, еще младенчески чистый, в красивых плавках, туго охватывавших его узкий таз.

Вышел из палатки и Елагин, схватил Лилю за руку и тоже побежал купаться. Смеясь и крича, они влетели в воду, разбрызгивая ее во все стороны, и, когда достигли глубины, поплыли в открытый простор.

– Ничего живет, красиво, – сказал Сангулов и подумал о том, что сам он в молодости воевал, был дважды ранен, и потом, после войны, было трудно. – Так бы и тебе, Коля, жить, как он, а? Не возражаешь?

Но Коли уже не было рядом. Он шел к дюнам поваляться на песке. Через полчаса сидели, пили чай. И вдруг Сангулов вскочил:

– Какого дьявола время зря теряем! Поехали рыбалить! Не может быть, чтобы в такой вечер не брала рыба. Ну, а если не будет, мотанем обратно. Великое дело – бензин. Я отдам.

– Да разве в этом дело, – сказал Елагин. – Хватит, порыбалили. Мы же сюда приехали отдыхать.

– А рыбалка не отдых? Можешь сидеть в середке, Коля сядет на мотор. Так, Коля?

Коля застенчиво улыбнулся.

Елагин посмотрел на небо. Далеко на севере, у самого горизонта темнела растянутая туча.

– Вон туча идет, – сказал он.

– А, ерунда. Она там как приклеенная. Давайте, давайте! Не верю, чтобы на вечерней зорьке не клевало. – И, не дожидаясь, когда встанут остальные, направился к лодке.

Елагин взглянул на Лилю, передернул плечом, как бы говоря: ну что тут поделаешь, и пошел за удочками. Коля стал наполнять бензином бачок.

– Все же, может, ты не поедешь? – сказала Лиля, входя в палатку. – Пусть едут одни.

– Да нет, мало ли что может случиться. Съезжу. А завтра они уедут. Так что ничего... Ладно...

На озере было тихо. Туча по-прежнему лежала у края воды. Ничто не предвещало перемены погоды. Только чайки сидели на отмелях, поджав под себя ноги, да изредка то одна, то другая переходили, меняя место.

– Наелись, вот и погуливают, – сказал про них Сангулов.

– Днем-то их не было.

Верно, днем их не было.

Через полчаса они уже стояли на утреннем месте и ловили. Клевало, и ничуть не хуже, чем утром.

– Ну, а я что говорил! – ликовал Сангулов. – Не может такого быть, чтобы на вечерней зорьке не брало. Верно, Коля?

Коля стеснительно повел плечом и посмотрел на небо. Туча, которая была так далеко, теперь неожиданно быстро приближалась, словно черными крыльями захватив полнеба.

– Туча идет, – сказал он.

Елагин взглянул на небо.

– Действительно, надо уходить.

– Да ну, ерунда, – ответил Сангулов, бросив косой взгляд на тучу. – Пройдет. – Теперь у него была такая же, как и у Елагина, короткая удочка, жилка не путалась, и он еле успевал вытаскивать окуней.

– Нет, надо уходить, – сказал Елагин. – Она идет к нам. Доставайте якорь.

Сангулов внимательнее посмотрел на небо.

– Еще минут пятнадцать можно смело ловить, а потом пойдем.

– Да хватит рыбы, куда нам больше, – глядя на загруженную до половины окуньем корзину, сказал Елагин. – Всю не переловишь.

– Тебе хорошо так говорить, а нам завтра ту-ту, – освобождая от крючка здоровенного окуня, с досадой ответил Сангулов.

Ветер налетел внезапно. Сорвал с головы Елагина соломенную шляпу и отшвырнул ее метров на десять.

– Вытаскивай якорь! – зло крикнул Елагин и стал быстро сматывать удочки.

– Ну-ну, без паники, – быстро выбирая жилку и выхватывая окуня, сказал Сангулов. – Не обстрелянные еще... – Но сам все же посмотрел на тучу и на озеро. Оно почернело, и от этого белые гребни крутых волн казались пенными вспышками. – Действительно, дьявольщина какая-то...

Елагин не стал дожидаться, пока Сангулов смотает удочку: перетянулся к носу, ухватил веревку и стал выбирать ее. Лодка, плюхая, тяжело шла против волны и ветра. А волна уже набирала силу. На Чудском она быстро растет. С каждой минутой все выше. А ветер все резче. И теперь она уже была побольше метра.

– Включай мотор! – крикнул Елагин, втаскивая якорь, жалея, что не он сидит у руля.

Коля дернул шнур. Мотор с первого же захода взревел, и тут же лодка понеслась по ветру, по волне, к южному берегу.

– К дому, к нашему берегу заворачивай! – закричал Елагин.

Коля резко, до полного развернул руль, так что лодка стала бортом к волне, и в ту же секунду ее подняло, опрокинуло, и все трое оказались в воде. Это случилось мгновенно, никто не успел даже вскрикнуть. Елагин вынырнул и увидел «казанку» метрах в трех от себя – она стояла в прежнем положении. Видимо, ее еще раз перевернуло, возможно, под тяжестью мотора. В два-три маха он достиг ее и увидал перепуганного Колю. Тот обеими руками держался за носовой штырь. Отфыркиваясь, подплыл к ним Сангулов. И тоже ухватился за лодку. Их несло, подымало, перекатывало с волны на волну. Ветер уже не казался таким свирепым. Он гнал их к берегу. Хотя до него было далеко, километра три.

– Коля, влезай в лодку, будешь пригоршнями выбрасывать! – крикнул Сангулов.

В «казанке» было до половины воды.

Коля тут же стал взбираться на борт. От этого вода в лодке хлынула в его сторону, борт накренился, и в лодку плюхнулась волна. «Казанка» еще больше осела.

– Слезай! – крикнул Елагин.

Коля сполз в лодку, но тут сработал якорь. Он вывалился, веревка размоталась, и теперь он держал лодку.

«Это еще хуже, – подумал Елагин, – так бы ее донесло до берега, а теперь она затонет. Ее зальет. И не найдешь». Он еще не осознал до конца, что произошло.

– Всё, ребята! – крикнул Сангулов. – Давайте прощаться, и к берегу!

И в самом деле, теперь у лодки делать было нечего. Еще какое-то время она продержится на поверхности, а потом ее зальет. Так что лучше уж теперь, пока есть силы.

– Прощайте, ребята! Если что, не очень сердитесь на меня, Елагин! Прощай, Коля! Может, и не доберусь, так что не поминайте лихом. Счастливо вам жить! – И Сангулов оттолкнулся от лодки.

Елагин помедлил, о чем-то думая, чертыхнулся и двинул за ним.

– Не бросайте меня! – вдруг донесся до них отчаянный Колин голос. – Я не умею плавать!

Это прозвучало так неожиданно, что они проплыли еще несколько метров, пока до их сознания дошла новая беда. Не сговариваясь, даже не взглянув друг на друга, и Елагин и Сангулов поплыли обратно.

– Возьмем его! – крикнул Сангулов, но, видимо, тут же понял, что из этого ничего не выйдет. До берега далеко, не хватит сил тащить его на себе, и тогда он принял другое решение: – Я с ним останусь! – Он ухватился за нос лодки. – А ты быстрей к берегу, чтоб помогли нам! Давай! – И стал перебираться по борту к Николаю.

Но Елагин не мог вот так сразу оставить их, что-то не позволяло их бросить, но и задерживаться у лодки не имело смысла. Вода, которая была в «казанке», на каждой волне тяжело перекатывалась то из носа в корму, то с кормы в нос, и тогда новая вода вливалась в лодку.

– Да плыви же ты! – остервенело крикнул Сангулов. – Я не брошу его! Плыви!

И Елагин, еще не осознав того, что Сангулов, отпуская его, спасает ему жизнь, поплыл к берегу. Плавал он средне, но и волной и ветром помогало, и он стал быстро отдаляться от лодки.

Стемнело, и южного берега уже не было видно. Даже лесного холма, который местные называли «городище». И от этого Елагину стало тревожно, и уже закрадывался страх, что он не доплывет. Но он внушал себе, что сил у него хватит, а волна и ветер не дадут ему сбиться с пути. И он плыл в темноте, и волны то поднимали его, то опускали. Как-то он захотел было посмотреть на оставшихся, но на него налетела волна, он чуть не захлебнулся. И больше не оборачивался.

Так плыл он долго и уже стал уставать. В спокойной воде он умел отдыхать, лежа на спине, не двигая ни руками, ни ногами, но сейчас ничего не получилось. Он сразу стал тонуть. И тут его охватило отчаяние. «Боже мой, неужели я утону? Утону, и все... и вся жизнь!.. Господи, и ничего не видно!»

Было уже совсем темно. Даже в трех метрах от себя ничего нельзя было различить. И тогда он стал прощаться, чувствуя, как силы покидают его. Он прощался со всем, что было ему дорого, прощался с самой жизнью и готов был уже утонуть, как вдруг словно кто-то рядом сказал ему: «Встань!» И он встал и ощутил под ногами твердое дно. Его толкнуло в спину волной, но он устоял. И пошел к берегу. Шел, и плакал, и смеялся, не веря, что остался жив.

Вначале ему было по пояс, но с каждым шагом становилось все мельче. Он миновал редкие тростники и увидал в стороне мелькнувший огонек. Огонек появлялся и пропадал – это оттого, что его закрывало кустами. Ветер не стихал, и кусты то пригибались к земле, то вырывались из-под ветра, закрывая чье-то освещенное окно.

Он дошел до него. Постучал. И тут же обессиленно опустился на лавку.

Дальше все было как во сне. Кто-то помог ему войти в дом, кто-то стал раздевать, а Елагин, то смеясь, то плача, все говорил, чтобы скорее плыли к Сангулову и Коле.

– Они там, на Раскопельских камнях... Только быстрее. Один из них не умеет плавать. А в «казанке» уже много воды... только быстрее.

Но выходить в Чудское нечего было и думать. Ветер дул с прежней яростной силой. И оставалось только одно: ходить по берегу с фонарями, махать ими, оповещая тех, кто, может, плывет к ним.

Всю ночь светили фонари, раскачиваясь во мраке. Ветер не утихал, но к утру сник, и озеро постепенно успокоилось.

На его глади ничего не было. Чистое, ровное пространство. К этому времени не осталось никого и на берегу. Все разошлись по домам. И только один Елагин не уходил, все еще надеялся; может, покажутся, может, идут берегом...

1977