Текст книги "Плюшевый: кулак (СИ)"

Автор книги: Сергей Плотников

Соавторы: Варвара Мадоши
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

– Как же вас угораздило столкнуться с семью крестьянами в поместье? Чем они так разозлили вас, что вы напали?

– Это они напали, – возразил я. – И не в поместье, а на осмотре владений…

– Как? – руки лекаря на мгновение замерли. – Но ваш отец сказал «только что»…

– Я узнал только что! – прорычал Орис. – Так-то это когда, вчера случилось?

– Вчера, – подтвердил я.

Хотя мы и путешествовали три дня, оказалось, что, если ехать от той деревни напрямую в поместье, добираться тут всего несколько часов. Мы провели в дороге пол-ночи, пользуясь долгим световым днем. Остановились отдохнуть только, когда уже совсем стемнело, двинулись в путь с первыми лучами солнца, и были в поместье сразу после завтрака.

– Ах, вчера… – проговорил лекарь уже с другой интонацией. – Ну что ж, давайте поглядим…

Он обследовал меня еще тщательнее, но уже гораздо медленнее, затем проговорил с легкой укоризной:

– Смотрю, юный господин не принимает пилюль, которые я выписал?

Орис чуть сконфуженно заметил:

– Тильда их ему не давала пока еще. На прислуге проверяет.

Интересно. Выходит, Тильда не доверяет мастеру Коону? Или руководствуется принципом «доверяй, но проверяй»?

– Понятно, понятно… – закивал Коон, ничуть не обидевшись. – Да, почему бы и не проверить, если есть время… Вот вердикт, мой господин: мальчик совершенно здоров.

– У него нет… признаков жара крови? – с тревогой спросил Орис. – Того, что убило моего отца?

– Ни малейших, – заверил лекарь. Потом уточнил у меня: – Скажите, эти немытые крестьяне наносили вам какие-нибудь раны? Хотя бы царапины?

– Нет, лекарь, – покачал я головой. – У меня даже синяков не осталось! – это я уже сказал хвастливо.

– Ну вот видите, – обратился лекарь к Орису мягким, увещевательным тоном. – Жар крови – это не болезнь, которой может заразиться даже здоровый! Чтобы он возник, нужна рана, через которую в кровь попадают мельчайшие частицы грязи. Пользуясь тем, что кровь есть питательная эссенция, грязь плодится там, порождая тем самым смертельный жар…

Ну точно, понятие о микробах существует. Раз «частицы грязи» плодятся, значит, живые.

– Да-да, знаю-знаю! – нетерпеливо воскликнул Орис. – Но… вдруг.

– Понимаю, мой господин, что вы обеспокоены, – кивнул лекарь Коон. – Но нет никаких оснований полагать, что случившееся с вашим отцом повторится с вашим сыном! А пилюли все-таки принимайте, мальчик явно вынужден последнее время слишком много трудиться! Столько подавленных эмоций в ребенке я давненько не встречал.

А лекарь-то неплох. Я еще в прошлый раз отметил, что он правильно диагностировал стресс, но в этот раз и вовсе превзошел себя. Да, эмоции мне приходится подавлять, это основа основ. Эмоции могут давать силу и часто дают. Но не в моем положении. Стоит мне задуматься о тех, кого я оставил и представить, в какую задницу там все могло без меня улететь… Или через что пришлось пройти старшему сыну, который в одночасье оказался главой большой и не самой беспроблемной семьи – с кучей бизнесов, завязанных на семейную собственность? А моим коллегам, друзьям и деловым партнерам? И это в условиях почти неизбежного горячего конфликта – а то и полноценной войны! Нет, лучше лишний раз об этом не думать.

Однако Орис слова лекаря почти что проигнорировал. В смысле, ответил нечто вежливое, затем схватил меня за руку и выволок из кабинета почти так же быстро, как и заволок. И в коридоре – сжал в объятиях!

Нет, серьезно, сжал прямо так, что я еле дышать мог. Прорывом сработала мышечная память: в голове всплыл эпизод, когда мне было года четыре. Вот маленький я тяну на себя дверь подъезда, не дождавшись идущего следом отца, бегу к горке, сопя, карабкаюсь на нее, вооруженный куском фанеры. Валенки скользят по укатанным до ледяной гладкости ступеням, так что лезу на коленях. Сажусь на фанеру, отталкиваюсь, блестящий лед летит навстречу, шапка съезжает на глаза – и слишком длинный ледяной след вывозит меня прямо под колеса неспешно едущего по улице грузовика. Резкий вопль, грузовик отворачивает в сторону, заезжая прямо в высоченный сугроб… Повезло, и водитель, и грузовик остались целы. Тогда мой настоящий отец схватил и сжал меня именно так, почти до боли. Да, нынешний я относился к могучей мускулатуре Ориса примерно как я-четырехлетка из прежнего мира к моему гораздо более худощавому и не столь впечатляюще накачанному настоящему отцу!

Это что, у меня ком в горле? Реакция тела. Или я начинаю действительно испытывать к Орису привязанность?

– Прости, сын, – прошептал Орис сдавленным голосом. – Я не должен был отправлять тебя туда одного… в первый раз. Прости.

– Ты что, пап… – пробормотал я, пытаясь обнять его в ответ. Какое там. Мои руки даже на шее его с трудом смыкались, что уж говорить о туловище!

– Просто… – Орис чуть отпустил меня. – Именно так погиб твой дед. Мастер-лекарь Коон знает, бабушка выписала его сюда как раз сразу после. До этого у нас был другой лекарь, горожанин, – Орис выплюнул это слово с раздражением. – Отец объезжал деревни с налогами, возник спор с крестьянами… Он вышел один против целой деревни, разметал их, конечно. Но кто-то успел воткнуть ему в ногу вилы. Он сгорел за пару недель от этой паскудной горячки! – последнюю фразу Орис почти прорычал. – Враги не смогли его уложить, даже эта шлюха из Школы Цапли не смогла его уложить, а гребаная горячка смогла!

Я отметил деталь насчет Школы Цапли – никогда про нее не слышал, в число наших соседских школ она не входила. И забавно, что Орис начал ругаться при сыне. Или в данном случае «шлюха» не ругань, а термин, обозначающий род занятий?

Но спрашивать Ориса об этом, конечно, не стал. Просто сказал:

– Пап, ну ты чего… Ну я же цел. Меня не задел никто. Никакого заражения… жара крови.

Даже оговорился, надо же.

Орис в ответ только сжал меня немного крепче.

– Если я тебя потеряю, малыш… – глухо проговорил он. – Если… лучше бы мне тогда и не рождаться!

Эти слова отозвались у меня в душе полным эхом.

А как бы я хотел, чтобы мой сын ответил мне в такой ситуации?

Орис согнулся в три погибели, чтобы обнять меня, поэтому, высвободив одну руку, я все-таки сумел дотянуться до его косматой головы. И осторожно погладил ее.

– Папочка… я тоже очень тебя люблю. Постараюсь быть очень-очень осторожным! Извини, что заставил тебя беспокоиться.

– Плюшевый ты все-таки, – почти всхлипнул суровый глава Школы Дуба.

…После того, как Орис расклеился, он в компенсацию мог повести себя как полный самодур и приказать все-таки уничтожить последнего оставшегося нападавшего, которому я уже пообещал место слуги. Да и деревню всю приказать перевешать, может, кроме совсем уж младенцев, а дома сжечь.

Однако, на мое удивление, Орис сказал почти равнодушно:

– Ты взялся с этим делом разбираться? Вот сам и решай. Только пусть мама одобрит. Но Тейна… Тейна казним! И сына его тоже. Ох ты ж скотина! Где теперь искать толкового управляющего – да еще в такой момент⁈

Сыну Тейна было всего пятнадцать лет. Я попытался апеллировать к Тильде – может быть, не стоит уничтожать парня за грехи отца? Но та осталась непреклонна.

– Нет, дорогой. Мы не можем сделать его управляющим после такого – а выгнать, значит, получить врага снаружи, который знает многое, если не все, о наших делах! Будь он твоим ровесником или младше, я, быть может, еще рискнула бы… Но в таком возрасте, уже почти полностью обученного? Нет, – Тильда грустно покачала головой. – Единственное, что я могу для него сделать – приготовить безболезненный яд. Я это умею. Он просто заснет и не проснется.

– Но, мама… разве сын в ответе за отца? – попытался я воззвать к ней. – Не будет ли он нам благодарен за милосердие, если мы его пощадим? Не станет ли служить верой и правдой, опасаясь, что его постигнет та же судьба?

– Какие странные идеи, – нахмурилась Тильда. – С чего бы? Где ты их набрался? И почему сын не в ответе за отца? Наоборот, все родственники отвечают за всех! – она вздохнула. – Милый, иногда кажется, что ты совсем уже вырос… Но говоришь что-то такое – и я понимаю, какой же ты еще ребенок!

М-да, отличная, очень характерная мораль: око за око, зуб за зуб, кровь за кровь. Но я понял, что лезть в это бесполезно. Будь я здесь подольше и имей больше связей, лучшее понимание ситуации – ну хотя бы подвязки среди пяти приближенных Ориса… Или будь этот парень, Тейнов сын, мне лично знаком или зачем-то нужен…. при соблюдении этих условий я, пожалуй, мог бы попробовать спасти его, одалживаясь в счет будущих услуг. Но в данном случае я тщательно все взвесил и решил не дергаться. Главное, что Тильда подтвердила мое решение насчет деревни: обложить ее большим штрафом, но дать рассрочку на двадцать лет, причем в ближайшие пять лет они могли не начинать этот штраф выплачивать, чтобы немного оправиться после разбойного хозяйствования Тейна.

– Какая беда, – пробормотала Тильда. – Теперь придется все деревни объезжать, всем самой заниматься… Ох, как чувствовала, что не стоит это доверять… – она закусила губу, не закончив фразу. – И именно сейчас – ужасно некстати!

– А что сейчас? – с интересом спросил я.

– Ведь твоему отцу тоже скоро нужно будет уехать! – вздохнула Тильда. – Приехали гонцы от твоего деда, графа Флитлина… С богатыми дарами, все честь по чести. Просят Школу помочь с усмирением разбойников в приграничье. Конечно, ему придется отправиться, да еще многих старших учеников взять.

– То есть Школа окажется ослабленной? – тут же вычленил я главное. – Да еще и без управляющего?

– Не совсем. К счастью, мастер Фиен скоро возвращается!

Я вспомнил имя: видел его в тетрадке «донора».

– Отчим Герта тебе поможет управляться со школой? – уточнил я.

Тильда засмеялась.

– Ну, мне, конечно, нравится думать, что я тут чем-то управляю, но я только почетная экономка. Я не могу руководить тренировками бойцов! А мастер Фиен – может, – она улыбнулась. – Хорошо, что у нас есть такой верный человек, как он!

– Точно-точно? – с сомнением спросил я.

Нет, люди, на которых можно положиться безусловно, больше, чем на себя, бывают. У меня самого парочка таких имелась, не считая жены, и это я законно считал своей величайшей удачей и единственной причиной того, почему до сих пор жив. Но они суть редчайшие бриллианты и алмазы. Неужели Орису настолько же повезло по жизни? Впрочем, это объяснило бы, как он умудрился при своих антиталантах до сих пор не развалить Школу. Однако куда более вероятно, что они с Тильдой выдают желаемое за действительно.

Тильда поглядела на меня заинтересованно.

– Вы же с Фиеном такие большие друзья, – сказала она с улыбкой. – Я думала, ты меня поддержишь.

Лис «дружил» с отчимом своего двоюродного брата? Все интереснее и интереснее. Я тотчас поднял оценку исходящей от него опасности на одно деление. Да, Тильда, в отличие от Ориса, хорошо разбирается в людях, и она считает, что доверять ему можно. Да, Герт явно безусловно лоялен – не похоже, что отчим склоняет его в сторону от Коннахов. Но Герт воспитывается в основном вместе со мной! А этот мужик все-таки женат на вдове его отца…

Тут меня осенило.

– Мам, слушай… Ведь маму Герта за мастера Фиена выдал отец?

– Ну конечно, – чуть удивленно произнесла Тильда. – Как могло быть иначе? Хотя, честно говоря, я ему немного намекнула, – она отложила иглу и кружевную рубашку, которую штопала, погрузившись в воспоминания. – Айна тогда была очень несчастна, но когда истек годовой траур, ее семья хотела забрать ее и повторно выдать замуж. Но тогда ей пришлось бы расстаться с Гертом. Кроме того, нам с твоим папой не хотелось терять родственную связь с Олерами – это очень хорошая семья из союзной Школы!

– Погоди, мам, а разве вдова, имеющая сына, не может остаться в семье мужа, если хочет? – уточнил я.

– Может, конечно, – улыбнулась Тильда. – Но Айна была совсем юна тогда, она ведь младше меня. А ей пришлось бы поссориться с родителями, которые не очень хотели для нее такой судьбы… Так и возникла идея выдать ее замуж повторно за одного из наших мастеров. Орис доверял Фиену, однако мастер Олер не очень хотел, чтобы после брата главы Школы его дочь вышла замуж за обычного мастера… Однако в тот момент Фиен как раз достиг высшего ранга – и я убедила Ориса, что из всех мастеров, которых можно сделать его правой рукой, Фиен подходит лучше всего. В итоге отец Айны дал согласие. И очень удачно я их сосватала, должна сказать: живут мирно, у Герта две отличные здоровые единоутробные сестренки…

Я кивнул. Принято. Достижение высшего ранга мастерства нивелирует низкое происхождение, будем знать. И Тильда посчитала, что брак с золовкой Ориса повысит, а не понизит лояльность многообещающего кадра, а Орис с нею согласился.

Вообще, пока у меня складывается впечатление, что прокачка в бойцовских школах – единственный реально доступный здесь социальный лифт. В городах, конечно, может быть иначе, но это мы посмотрим. Стало быть, человеку, растущему в рангах в той или иной Школе, нужно держаться за нее руками, ногами и зубами. Сменить боевую традицию здесь нельзя – не то что не принято, а по достижению уже упомянутого «водораздельного» четвертого ранга просто не получится: контуры, по которым путешествует по организму «внутренняя энергия», выжигаются намертво. Привык усиливать кулаки, а не оружие – и сабля, взятая в руку, действительно будет только мешать. Привык ускоренно выпускать усиленные стрелы (я слышал об одной такой Школе) – и все, даже пистолет в твоих руках станет даунгрейдом по сравнению с собственными возможностями. А переучиться «на кулачки» уже не выйдет.

Кстати говоря, интересно, вот огнестрельное оружие. Оно уравнивает шансы пользователя «внутренней энергии» и не-пользователя? Но его здесь, похоже, не существует. Порох применяется, но только для фейерверков. Еще одна заметка на будущее.

Подозреваю, что огнестрел тут не производится по простейшей причине: первые экспериментальные образцы, если даже они испытывались, сильно уступали возможностям старших учеников (так называемых подмастерий) и мастеров. И при этом нет не-кустарных мастерских, которые способны методом проб и ошибок его отрабатывать, нет множества феодалов с наемными армиями – вместо этого есть феодалы с дружинами из бойцов-выпускников Школ и Школы, которые суть тоже феодалы, но сотрудничают с феодалами традиционными. Удивительно, кстати, как Школы еще не подмяли традиционных феодалов под себя. Возможно, последние тут, вопреки моей родной версии истории, выступают тут не как рисковый пул, а наоборот, как популяционное депо в сравнении с более легко и быстро «расходуемым» контингентом Школ.

Впрочем, это все пока только теории. Возможно, когда я познакомлюсь с ситуацией ближе, я пойму, на чем держится «равновесие силы» между Школами и «обычными» феодалами. Скорее всего, причина гораздо проще, чем мои высокоуровневые модели.

Итак, Фиен Рен, отчим Герта, должен был прибыть в конце месяца – и Орис планировал отбыть на подмогу графу Флитлину сразу же после его появления. Тогда же Тильда могла отправляться на инспекцию земель.

Однако казнь Тейна можно было провести, не откладывая. Ее и не отложили. Похвальная стремительность! В своем предыдущем кабинете я бы многое отдал, чтобы иметь возможность расправляться с казнокрадами столь же оперативным образом.

Смотреть, как его сыну-подростку дали отраву, я не пошел. Хотел было – чтобы знать, что за смерть на моей совести. Но Тильда не пустила. И очень удивилась моему желанию. «Как это на твоей совести? Ты о чем, милый? Его отцу нужно было думать, прежде чем предавать нас! Это он его погубил, а вовсе не ты!»

А вот на казни самого Тейна я присутствовал. Это выглядело… впечатляюще, но крайне лаконично. Голого по пояс управляющего привязали к деревянному столбу посреди плаца. Наш преподаватель «закона божьего», один из приближенных Ориса и отец Риды, Эймин Он, зачитал обвинение с большого, официального вида свитка. Тейн при этом тихонько поскуливал и умолял о чем-то. Мне было слышно плохо, поскольку я стоял дальше всех от места казни, в строю других младших учеников. Ближе к точке поставили старших: видимо, в качестве предостережения.

Когда обвинение было зачитано, Орис без лишних слов подошел к столбу с привязанным к нему Тейном и просто врезал кулаком. Тем же самым простейшим ударом от пояса, которым я первый раз ударил Герта, чтобы попробовать пользоваться внутренней энергией. Тогда моего двоюродного брата унесло на метр и протащило по земле: не ожидая подобного напора, он не устоял на ногах. Но Тейн не мог упасть, поскольку был привязан к толстенному, глубоко вкопанному в землю столбу. И не упал. Его туловище разнесло в ошметки! Несколько секунд слышался еще дикий крик боли, потом, видимо, сердце перестало качать кровь, и он обмяк на кожаных ремнях, которыми был привязан.

– Не рассчитал, – бросил Орис сердито. – Надо было еще слабее бить, чтобы дольше мучился, скотина!

Так это было слабо? Будем знать.

* * *

Тем же вечером матушка впервые дала мне пилюли из кузнечика.

– Я две недели испытывала их на слугах и младших учениках, – сказала она заботливым тоном. – Никто не умер и не заболел, значит, лекарь Коон не соврал!

– Матушка, но ведь это очень ценные ингредиенты, – проговорил я с удивлением, – а у мастера-лекаря Коона их не так много!

– Он может наловить еще сверчков и насушить еще трав, – улыбнулась Тильда, – а ты у меня только один! Я и сама это выпила, вроде, безвредно. Так что кушай смело.

И она протянула мне лекарства на тарелочке. Потом извиняющимся тоном добавила:

– А, и лекарь Коон сказал, что с молоком лекарства пить нельзя, они теряют силу. Поэтому это тебе отвар из жимолости, она как раз поспела.

Какой хороший врач! И как повезло, что не придется опять мучить тело Лиса неприемлемой для него «пользой».

– Спасибо, мамочка! – искренне сказал я, запивая пилюли (совершенно безвкусные). Сверчков перетерпим, было бы ради чего терпеть!

А в ту ночь мне впервые в этом мире приснился кошмар.

Ничего особенного. Просто мой плюшевый мишка ожил, спустился со стула, куда я обычно сажал его на ночь, забрался на спящего меня, словно кот, поглядел мне в лицо круглыми черными пуговицами глаз.

– Как же ты меня не узнал? – спросил он нежным женским голосом. – Я ведь жена твоя, Алёнушка.

Я проснулся рывком, открыл глаза. Сел. Поглядел на мишку, спокойно сидящего на стуле в той же позе, в какой я его посадил. Уже начинало светать, и он был отчетливо виден в полумраке.

«Забористые у лекаря сверчки…» – подумал я.

Потом спросил вслух у мишки:

– Ты же не Алёнка, так?

Мишка, естественно, ничего не ответил.

Но мысль, которую я старательно гнал от себя, явилась ко мне во всей полноте: ведь разработчик устройства подобрал ключи к переносу массы телепортацией. Не того, что мы понимаем под словом «телепортация», а телепортации настоящей, квантовой. Звучит безумно, но я сам видел успешное срабатывание в лабораторных условиях. Никогда бы не подумал, что это возможно реализовать на базе современных технологий. Если бы все прошло штатно, нас выкинуло бы у второй части прибора из-за эффекта квантовой связности.

Я старался убедить себя, что Алёну, которую я буквально вжал в рабочую зону устройства, перенесло корректно, а на меня просто не хватило мощности – вот и закинуло куда попало, да еще в чужое тело. Но теперь мне вдруг стало ясно, что я понадеялся на аналогию из «обычной» физики. Тогда как квантовые эффекты подчиняются иным законам. Если это можно назвать подчинением.

Может статься, Алёна вовсе не устроила мне пышные похороны (она бы их организовала в любом случае, даже будучи уверенной, что я выжил – это слишком хороший шанс, чтобы его не использовать!). Возможно, ее перенесло вместе со мной, и она тоже здесь. Даже относительно недалеко.

В чужом теле. Не исключено, что тоже детском. Ждёт, что я ее спасу. Или уже не дождалась.

Я сжал зубы, давя в себе стон, который рисковал прорваться наружу, несмотря на многолетний опыт подавления эмоций. Выброс адреналина заставлял вскочить, бежать куда-то… но прямо сейчас от моей суеты мало было бы толку. Следовало хотя бы дождаться восхода солнца.

Тогда я сел на кровати, сложил руки перед собой и начал молиться. Так истово и горячо, как только мог.

Прошу тебя, господи, я всего лишь человек. Я слаб, я глуп, я ничтожно мало знаю и умею. Защити мою любимую!

Глава 10

Пароль и жмурки

…Исторически быть дипломатом – значит, нарисовать у себя на груди и спине две большие красивые мишени и встать на господствующей высоте. Однако в последние пару веков непосредственно на переговорах или конференции о сотрудничестве убивать у нас не принято. Прислать киллера потом – сколько угодно, но во время официального визита? Почти исключено. Так поступают разве что самые недальновидные диктаторы, выросшие из малолетних преступников, и то не всякие. Но мне, разумеется, повезло нарваться на самых отбитых уродов во Вселенной.

РЭБ не просто забил все диапазоны – напряженность поля была такой, что вырубались любые приборы, кроме наглухо экранированных, а металлические поверхности бились током. Встал весь транспорт, противнику пришлось посадить или потерять свои дроны. Больше того, те самые «специальные возможности», продвинутым потенциалом которых так гордились наши несложившиеся «партнеры по развитию», тоже попали под подавление. И все ради чего? Устранить одного пожилого усталого человека. Меня. Даже возгордился бы, если бы попал в эту передрягу один.

Ребята-охранники полегли все, я остался последним рубежом обороны для моей спутницы – и патроны у меня кончились. Старший группы, Миша Коновалов, ценой самоподрыва в узком месте, дал нам шанс на рывок. Или шанс не попасть в плен? Не знаю, о чем он думал, но время терять зря я не стал. Потащил Алёну за руку по служебному коридору, пока еще пустому и даже без ядовитого газа, хотя я бы пустил его в первую очередь. Ах да, дистанционное управление от ЭМИ накрылось, как и вентиляция в целом.

Мысль у меня была простая: разыскать замкнутый объем. Толкнул первую дверь в подсобку – повезло. Тут стояла тележка горничной, старая, сломанная, но как раз подходящего размера.

– Лезь на нижнюю полку, – велел я жене.

Она, естественно, послушалась, хоть и зашипела, когда металл тележки уколол ее статическим разрядом.

– И какой трюк ты на этот раз задумал?

К счастью, Алёна – женщина миниатюрная. Всегда такой была. Как раз по оптимальному объему поля. Я еще в лаборатории, зубоскалил, что, судя по рабочей зоне, оно больше подходит для перемещения подростков и стройных девушек, чем для взрослых мужчин.

– Вот этот, – я наклонился, повернул тумблер, нажал единственную тугую кнопку и всунул ей пенал устройства поверх колен, так, чтобы он оказался зажат между ее бедрами и животом.

– Это что такое?

Очень вовремя: в коридоре уже дробно звучали шаги. Вот кто-то пустил очередь, похоже, вдоль коридора, судя по звону осыпающегося витражного стекла на том конце, – смешно, они что, опасаются, что мы стали невидимыми? Но следующая наверняка в дверь.

– Подарок на второе рождение, – шепнул я ей, понимая, что даже поцеловать не успеваю.

И тут в дверь действительно ударили пули, прошив тонкую фанеру. Я почувствовал сильнейший толчок в спину.

В этот миг десять секунд, необходимые для формирования поля, наконец, истекли – и я открыл глаза в качестве Лиса.

Что характерно, ощущая запах крови, хотя кровь в том зале еще не успела пролиться: голову несчастному пареньку Каю отрубили на несколько секунд позже. Стало быть – оттуда? Это не первое, что я ощутил здесь, это последнее, что осталось со мной из прежней реальности.

Как это мне до сих пор не пришло в голову очевидное – если я здесь, то и Алёна вовсе не очнулась в дружественной лаборатории, чтобы потом, сцепив зубы, с улыбкой принимать соболезнования наших врагов?

Мир, где я оказался, жесток. Много жестче, чем тот, который поколениями создавали мои предки и который отчасти помогал создавать я сам. Он не щадит ни сильных, ни умных, ни удачливых. Пожалуй, чтобы выжить и подняться здесь к вершине, нужно обладать всеми тремя качествами. Обладает ли ими Алёна? Первыми двумя – точно. Насчет третьего… спорный вопрос. В конце концов, ей не повезло встретить и полюбить меня.

Есть два фактора, играющих сильно не в ее пользу. Первое – она не боец. Не в метафорическом смысле, тут как раз да. А в самом прямом. Она никогда не обучалась драться. Я водил ее в тир, когда мы только поженились, но у нас обоих клинически не хватало времени, так что мы с этим закончили, едва она смогла сносно обращаться с самым простым и ходовым пистолетом: разобрать, почистить, техника безопасности, попасть в центр массы с расстояния, когда кинетическая энергия пули достаточна для останавливающего эффекта, вот это все.

А насчет самообороны без оружия она всегда отшучивалась: «Ты же сам говорил, что главное – бегать и подтягиваться! Вот, я бегаю и подтягиваюсь!»

То есть в случае опасности почти все ее навыки и знания из прошлой жизни окажутся бесполезными.

Второе: она женщина. Это и в нашем-то мире не везде устранимый недостаток (с точки зрения паритета возможностей и стартовых условий), а уж здесь… Если ее прямо сейчас выдают замуж против ее воли… Мне эта мысль очень неприятна, но сам по себе такой вариант не самое большое зло: скорее всего, она сумеет выжить, даже окажись ее новый муж домашним тираном. А вот если она в теле рабыни или чьей-то наложницы…

С местными брачными обычаями я успел познакомиться лишь косвенно, но, судя по всему, здесь практиковали нестрогую моногамию: законная жена – обязательна для любого взрослого мужчины, плюс богатым и знаменитым не возбраняются наложницы, но с ограничениями. Какими – я пока не разобрался. Например, у Ориса наложниц, похоже, не было, но почему – из-за любви к жене, из-за высокого положения ее отца, из-за традиций Школы или вообще по финансовым мотивам? Как бы то ни было, положение этих дам непрочно, а судьба, как правило, незавидна. Как и во многих культурах моего родного мира. Что касается рабынь, то их брачные обычаи не защищают даже минимально. Они просто собственность хозяина.

Моя беда: в свое время слишком много читал про исторические пытки и злоупотребления семейной властью в нашем мире. Уготованные наложницам, а иногда и женам, «наказания» многочисленны и разнообразны. Вырезанные из тела ремни, содранные скальпы, отрезанные языки, закапывание в землю по шею, утопление в мешке или в клетке, морение голодом – малая доля. Вряд ли здесь с этим дела обстоят гуманнее.

Нет, хватит. Шансы на то, что это произошло с Алёной или грозит произойти в ближайшем будущем, все-таки не очень велики. Лучше об этом не думать, потому что пока я не знаю, где она и что с ней, я все равно не сумею ничего делать.

И вот это ключевой момент.

Я не знаю, где она. Я не могу ее узнать в другом теле.

Она может оказаться на другом континенте – или в соседнем поместье. Младенцем – или древней старухой. Она могла быть в одной из деревень, через которые мы проезжали. Я мог уже даже касаться ее – и не узнать. Если буду думать об этом, сойду с ума, поэтому опять же – не думать.

Но и не проверить хотя бы тех женщин, что находятся в зоне моей досягаемости, тоже нельзя. И мужчин, если на то пошло. Что если Алёна оказалась в мужском теле? Нашему браку тогда конец – по крайней мере, пока не вернемся домой и не сможем что-то сделать с технической несовместимостью. Но лучше так, чем потерять ее совсем.

Впрочем, вероятность смены пола я оценивал низко, процентов в пять. Мы с Лисом оказались похожи личностью и характерами – едва ли это случайность. Возможно, так проявляется пресловутая квантовая запутанность… если она вообще может проявляться на макроуровне, но это слишком непознанное для меня поле. Плюс я не исключаю, что имел место не «чистый» перенос сознаний, а частичное слияние моего тела с телом Лиса – иначе как объяснить, что он оправился от удара по голове, который должен был его убить? И как объяснить, что наши воспоминания частично слились – настолько, что произошел подбор эквивалентных понятий на уровне языка? Одной точки мало для построения графика, но, если рассуждать по аналогии, Алёна тоже очнулась в теле женщины или девочки, на нее похожей.

Вот, кстати, готовый метод распознавания: искать женщин и девочек, напоминающих характером мою жену. С поправкой на то, что местный этикет для женщин жестче, чем для мужчин, и увидеть чей-то характер при беглом знакомстве очень сложно. Так же стоит обратить внимание на женщин и девочек, которые были ранены или пережили смертельную опасность примерно тогда же, когда я очнулся здесь. Однако в отсутствии тут мировой компьютерной сети, где можно сделать подборку из схожих несчастных случаев и обращений в неотложную помощь по странам за определенный день, это не метод проверки, а профанация. Только если я случайно услышу о женщине, которая резко поменяла поведение и образ жизни после той же самой даты в начале мая – но это маловероятно.

Нужно что-то получше. Что-то, что позволит мне подать Алёне знак: это я, можешь открыться мне.

Метод должен быть устойчив против ложных срабатываний и не выставлять меня идиотом: мне предстоит применять его вхолостую невероятно долго, может быть, всю жизнь. Я же помню, что с тем же успехом Алёна может быть уже мертва или жить на другом континенте, так?

Спрашивать всех встречных-поперечных: «А вы знаете Алёну?» – значит, как минимум, прослыть странненьким. Цитаты из популярных фильмов, книг и компьютерных игр тоже не годятся: даже то, что Алёна точно должна узнать, в переводе будет звучать по-другому, а цитировать на нашем родном языке – это еще сильнее привлечет внимание и неизбежно запомнится. То есть первое, что приходит в голову, не годится, нужно прикинуть и отработать разные варианты.

Подумаю. Здесь явно не найдешь верное решение с наскоку.

…Самый глубокий страх – страх от бессилия. Когда ты понимаешь, что ничего, физически ничего не можешь сделать. Да, можно уповать на Господа. Но пути Его неисповедимы. На мой взгляд, если я все эти испытания заслужил с лихвой, то Алёна – нет. Однако у нее могут быть свои счеты с высшими силами, о которых я не в курсе. А еще существует такая вещь, как происки дьявола. Иногда страдают невинные. Тем более, что ее втянул в это дело я – и не самыми чистыми руками.

Однако неважно, насколько я боялся, я никак не мог себе позволить показать это на публике. Значит, собраться, умыться, натянуть доброжелательную маску хорошего мальчика Лиса, благородного наследника и вежливого лапочки… Нет, все-таки удачное имя мне попалось – как тут обошлось без замысла свыше?