Текст книги "Мир приключений 1974 г."

Автор книги: Сергей Абрамов

Соавторы: Николай Коротеев,Всеволод Ревич,Владимир Михановский,Михаил Грешнов,Юрий Папоров,Абрам Палей,А. Абрамов,В. Морозов,С. Ярославцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 51 страниц)

Глава 6
ВЕК XXII

После возвращения на Землю работа поглотила Борцу. Кораблей из космоса приходило немало, и карантинная служба на недогрузку не жаловалась.

Каждую свободную минуту, однако, Борца отдавал своему любимому детищу – машине синтеза. Домой он заезжал нечасто-городскую квартиру Борца невзлюбил после печальных событий, первой жертвой которых стал бедняга Бузивс. В память о Бузивсе остался портрет обезьяны, сделанный одним из приятелей Борцы, художником-любителем. Писанная маслом картина изображала Бузивса во весь рост, в натуральную величину. Когда после возвращения из клиники невесомости они заехали сюда, Зарина оставила в углу портрета надпись: «Я не забуду тебя. Прощай, Мишка!..»

Сохранил Борца и очки Бузивса, придававшие обезьяне вид сварливой ханжи.

Без Мишкн-Бузивса в доме стало пусто, и Борца особенно остро, почти физически почувствовал свое одиночество.

Когда выдавалось короткое свободное время, Борца летел за город, где в старинном дачном коттедже, преобразованном под лабораторию, проводил опыты.

Увлечение Борцы, «род недуга», как говорили его приятели, доставляло ему немало хлопот: машина синтеза не ладилась, капризничала, никак не желала действовать по составленной программе. Силовые поля перепутывались, молекулы своевольничали, частицы рабочего вещества, впрыскиваемые в установку, скапливались совсем не там, где им следовало, и заранее заданная модель в результате искажалась до неузнаваемости.

Борца, однако, с упорством маньяка вновь и вновь повторял опыты, до бесконечности варьируя рабочее вещество. Он знал, что подобным терпением, бесценным качеством экспериментатора, обладали и Эдисон, и Фарадей, и Попов, и вообще все великие изобретатели – от древности до наших дней.

А чем он, Борца, хуже их?. Тем, что он еще не признан? Но разве те, другие, сразу были признаны?

Прилетев на дачу, Борца наскоро перекусывал и облачался п домашнюю одежду, затем спускался в подвал, к своей установке. Он колдовал, он священнодействовал: варьировал электромагнитные поля, смешивал в различных пропорциях разные вещества. Мельчайшие частицы этих веществ, повинуясь воздействию силовых полей машины синтеза, должны были послушно выстроиться в ряды, образовав модель объекта, которую жаждал получить Борца.

Жажда, однако, оставалась пока неутоленной.

Борца возился, бывало, ночи напролет, взбадривая себя то соком трабо, то – изредка – чашечкой крепчайшего кофе, и непрерывно что-нибудь мурлыкал под нос.

Набор исполняемых песен был у Борцы особый: он признавал только песни собственного сочинения. Иногда – в крайнем случае – он к известному тексту придумывал свою мелодию.

Чужой музыки для Борцы не существовало.

Нельзя сказать, что сочиненные им мелодии отличались высокими достоинствами – во всяком случае, упомянутых достоинств не находили ни старые друзья Борцы, ни Зарика. Однако в том, что касается исполнения собственных песен. Борца был тверд как скала. Даже к «Балладе о вине», любимой поэтической вещи Федора Икарова, Борца умудрился придумать свою мелодию и частенько напевал, ковыряясь в развороченном чреве машины синтеза:

 
Вино, как человек, имеет сроки —
Играть, бродить, янтарно созревать.
Год выдержки – и золотые токи
Веселый нрав начнут приобретать…
 

В отличие от музыки, его собственный стихотворный опус о звезде, которую «распирает лава идей», и о «немыслимом Фарадее», который ставит грандиозные космические опыты, браня своих подручных, был высоко оценен Зарикой. И Борца тут же, что называется, не сходя с места, положил это стихотворение на музыку.

И хотя Зарика демонстративно затыкала уши, едва Борца начинал исполнять свежеиспеченную песню, он не исключал и отнюдь не собирался исключать эту песню из своего «репертуара».

Не проходящее увлечение Борцы машиной синтеза доставляло ему немало хлопот и огорчений: аппарат не ладился, капризничал, не желал включаться. Борца, однако, не терял надежды. Характер у него был кремневый, под стать характеру Зарики.

С Зарикой они каждый день общались по биосвязи. Борца рассказывал о своей работе, о новых кораблях, возвратившихся па Землю, делился огорчениями, связанными с машиной синтеза, одиночеством и тоской. Зарика хвасталась научными успехами – они и впрямь были удивительны.

У Зарики выявился прирожденный талант биолога. Живая клетка была для нее открытой книгой.

Борца не раз порывался прилететь к Зарике на биостанцию, посетить Ласточкино гнездо, но девушка не разрешала этого:

– Понимаешь, у меня здесь налаживается работа. Кажется, начинает что-то получаться.

– Я тебе не помешаю. Поговорим немного, побродим у моря – и я улечу. Думаешь, от работы отвлеку?

– Не в том дело, Борца… – Биосвязь была еще несовершенной, голос Зарики дрожал и прерывался. – Я боюсь, что едва только увижу тебя в Ласточкином гнезде – и вся моя работа полетит вверх тормашками. – Где же мы встретимся?

– Где угодно.

– В таком случае предлагаю встретиться у меня, за городом. Организуем лыжную прогулку.

– Хорошо, – соглашалась Зарика.

Но Борца чувствовал, что мысли ее витают вдали от лыж, что Зарика продолжает размышлять о своих биологических экспериментах.

– Не откладывай.

– Мне необходимо завершить опыт. Если я его прерву, все погибнет. Придется начинать сначала.

– Сколько тебе для этого потребуется времени? – спрашивал Борца, предчувствуя худшее.

– Думаю, недельки полторы—две, – невинным тоном отвечала Зарика.

– Но ведь к тому времени наступит весна! – с отчаянием восклицал Борца. – Снег осядет, какие тогда лыжные прогулки, скажи, пожалуйста?

Но Зарика оставалась неумолимой: вне биостанции она себя не мыслила.

Каждодневные переговоры Борцы и Зарики всегда, таким образом, заходили в тупик. Кончался один эксперимент, тут же начинался другой – у Зарики всегда находился веский довод, чтобы отказаться от лыжной вылазки.

– Ты променяла меня на свои вирусы, – заявил ей однажды Борца.

– Ну миленький, ну подари мне еще денька три—четыре! – взмолилась Зарика.

– В последний раз?

Зарика рассмеялась:

– В предпоследний!

Снова и снова увлекаясь все больше и больше, она с восторгом рассказывала Борце о биостанции, о замечательных людях, которые там трудятся, о лаборатории, которую ей недавно выделили, но том, насколько перспективна и многообещающа ее новая работа. Зарика мечтала синтезировать универсальную вакцину, пригодную на случай неведомой болезни, могущей вдруг поразить человечество. На биостанции в этом отношении были богатые традиции: именно здесь изобрели противоядие, которое в сочетании с невесомостью спасло Борцу, Зарику и других…

– Не хочу, чтобы вновь мог повториться тот кошмар, – говорила Зарика Борце.

– Скоро ты получишь свое снадобье? – спрашивал Бориа. – А то снег растает, и мы так и не покатаемся вместе на лыжах.

– Снег еще не раз выпадет и растает… Да и не все гладко у меня.

– У того, кто изобретает, путь не устлан розами. По себе знаю, – утешал Борца.

– Не в розах дело, хотя по цветам ты, как известно, мастер. Трудностей много, – жаловалась Зарика. – Как головы дракона: срубишь одну – вырастает другая.

– Но Ласточкино гнездо поддерживает тебя? – этим традиционным вопросом всегда заканчивались их беседы.

– Поддерживает пока, – отвечала Зарика, и Борца по голосу чувствовал, что она улыбается.

Оба называли биостанцию, па которой трудилась Зарика, не иначе, как Ласточкино гнездо. Так повелось с той памятной ночи, когда Борца провожал Зарику к Чертову пальцу. Название привилось.

Однажды, когда день выдался особенно погожий, и солнце припекало совсем по-летнему, и сосульки на крышах и карнизах таяли, обдавая прохожих брызгами, Борца почувствовал, что больше ждать невозможно: он должен сейчас же, немедленно, услышать Зарику, должен увидеть ее – не по видео, а рядом. С трудом выбрав свободное местечко на скамейке городского сквера, по которому он проходил, Борца сел и постарался сосредоточиться, готовясь к разговору с Зарикой. Затем сунул руку в карман и, сжав в кулаке маленький шарик биосвязи, закрыл глаза. Перед его мысленным взором выплыло лицо Зарики.

– Ты не на работе? – изумилась Зарика.

– Уже освободился. И завтра у меня свободный день. И по этому поводу предлагается, чтобы научный сотрудник биостанции Зарика обратилась к своему профессору с просьбой…

– Знаешь, Борца, – перебила Зарика, – мне пришла счастливая идея: взять в работу сок трабо. Я все время чувствовала, что в нем есть необходимый для опыта ингредиент, но он ускользал… Да его и немного в каждом плоде – всего несколько молекул. Но теперь, кажется, я нащупала правильный путь. Необходимо…

– Необходимо нам с тобой встретиться, – перебил Борца.

– Может быть, на той неделе…

– Сейчас.

– Милый, невозможно, – горячо заговорила Зарика; ее слова одно за одним отдавались в мозгу Борцы. – Это вещество – я еще не придумала ему названия, потому что даже не уверена в его существовании, – ведет себя ужасно капризно. Да, да, представь себе, какая-то мистика. Сегодня оно появляется в плоде трабо, а завтра бесследно исчезает. Именно сегодня…

– Именно сегодня я хочу тебя видеть. А таинственные молекулы появятся и завтра, – сказал Борца.

Что-то в его тоне заставило Зарику заколебаться.

– Право, не знаю… – сказала она.

– Человек не машина. Он не может без отдыха.

– Скажите какое открытие!

– В общем, если мы немедленно не встретимся, я отправлюсь вслед за Бузивсом, – заявил Борца.

– Ты заболел? – встревожилась Зарика.

– И, боюсь, неизлечимо. Только один человек в мире может меня исцелить. Называется моя болезнь…

– Ладно, – неожиданно согласилась Зарика. – Ты упрям, как сорок тысяч роботов. Где встретимся?

– Вот это деловой разговор! – обрадовался Борца. – Лыжи я для тебя припас. Буду ждать тебя в Музее звездоплавания. Оттуда до моего загородного коттеджа рукой подать.

В музее в этот день было немного народу. Они побродили по дорожкам, посмотрели несколько новых экспонатов. Космодром недавно реконструировали, и ступать по его новеньким плитам было приятно. Повсюду, словно зубцы скал, возвышались острые носы устаревших ракет.

Несколько фраз, которыми они обменялись, начинались со слов: «А помнишь?»

Борца рассмеялся.

– Знаешь, я подумал, что у нас с тобой уже есть общее прошлое, потому что есть воспоминания, – сказал он.

– Я тоже подумала об этом, – тихо произнесла Зарика.

Борца посмотрел на Зарику. С тех пор как они расстались в горах, в чем-то она изменилась. Он заметил это только сейчас, хотя по видео они виделись часто. Возмужала? Стала строже, сдержанней?

– Как тебе работается? – спросил он. Зарика улыбнулась.

– Об этом я докладываю вашей милости каждый день, – сказала она.

– А я хочу слушать твой голос. Скажи, неужели тебе и впрямь пришлось начинать от нуля? – спросил Борца. Ход его мысли был понятен Зарике.

– Почему же от нуля, – сказала она. – Кое-какие знания, приобретенные на «Альберте», мне пригодились. Правда, немного. Кое-что устарело. Зато знания, которыми меня нафаршировали в Гостинице «Сигма»… Знаешь, обучение во сне – великая штука! – заключила Зарика.

– И ты усвоила их? Не лежат эти знания мертвым грузом?

– Как тебе сказать… – сощурилась Зарика. – Иногда, когда мы обсуждаем с профессором какой-нибудь вопрос и он вдруг ввернет что-нибудь мудреное, меня так и подмывает сказать: «Я этого не знаю». И вдруг из глубины памяти всплывает… И я, как равная, говорю с ним, да еще спорю!

– Я часто вспоминаю, как встретил тебя близ «Сигмы», – сказал Борца. – Так волновался, что сердце чуть не выскочило.

– Кстати о «Сигме», – остановилась Зарика. – Ласточкино гнездо получило интересное задание – сделать для нее биологическую защиту. Покрыть всю территорию куполом силового поля.

– То-то порадуешь ты моих друзей-орионцев! – усмехнулся Борца.

– А когда они вернутся?

– Не скоро, – ответил Борца, и тень набежала на его лицо.

Они выбрали свободный автолет и взмыли в весеннее небо. Снега на полях потемнели и осели.

Машина набрала высоту и легла на заданный курс.

– А знаешь, Борца, – сказала Зарика, – не только ты один вспоминаешь о Гостинице «Сигма». Я на Земле не так уж долго, но успела убедиться, что многие земляне говорят и думают о «Сигме». Почему?

Борца посмотрел на Зарику.

– В двух словах не объяснишь, – сказал он.

– Ну, а все-таки?

– Видишь ли… Так уж получилось, что с Гостиницей «Сигма» каждый человек на Земле так или иначе чем-то связан, – подумав, сказал Борца.

– Ну уж каждый, – усомнилась Зарика.

– Каждый, – подтвердил Борца.

– А, речь идет о том, что в «Сигму» попадают глубокие предки нынешних землян? – предположила Зарика. – Ты имеешь, наверно, в виду выходцев из прошлого, от которых тянутся родственные нити к нынешнему поколению?

– И это, конечно, тоже, – кивнул Борца. – Но дело не только в молодых дедушках и бабушках, которые вдруг вынырнули из прошлого века. Главное, по-моему, в другом.

– В чем же?

– А в чем, я даже объяснить тебе затрудняюсь, – после паузы признался Борца.

– Тогда давай-ка начнем с тебя, – предложила Зарика. – Что она означает для тебя, Гостиница «Сигма»?

– Я-то особая статья, – улыбнулся Борца. – Посуди сама. Разве я могу быть беспристрастен, если Гостиница «Сигма» подарила мне…

– Ясно, ясно, – перебила Зарика. – А если бы меня, предположим, не было?

– Как – не было?

– Ну, если бы я вернулась на Землю в другом столетии… Это вполне могло случиться, если бы «Альберт» избрал другой режим полета, – пояснила Зарика. – Тогда, выходит, ты не имел бы к Гостинице «Сигма» никакого отношения? Так, что ли?

– Нет, не так, Зарика, – покачал головой Борца, глядя вниз, па заснеженные пространства. – Все равно я не мог бы не думать о «Сигме». Я строил ее, – произнес он с гордостью.

– Правда? Какое счастье тебе выпало! – сказала Зарика. – Ты помогал осуществлять стыковку человеческих поколений… Подобно тому, как стыкуют в космосе корабли…

Они помолчали.

– Ладно, с тобой вопрос ясен: ты строил «Сигму», потому и думаешь о ней, – нарушила паузу Зарнка. – Ну, а те, кто не строил это удивительное сооружение… Они-то почему все время возвращаются к нему в мыслях?

Борца усмехнулся.

– Те, кто не строил… – медленно повторил он слова Зарики. – А знаешь ли ты, милая девочка, таких людей па Земле, пожалуй, и не найдется.

– Как – не найдется? – поразилась Зарика. – Ты хочешь сказать, что Гостиницу «Сигма» строили все люди, ныне живущие па Земле?

– И не только на Земле, – сказал Борца. – В проектировании и построении Гостиницы «Сигма» участвовали и люди, живущие па других планетах, уже освоенных и только осваивающихся… Конечно, доля участия разных людей в строительстве на Австралийском континенте была различна. По так пли иначе, можно смело сказать, что в создании этого величественного сооружения участвовало все человечество. Да что я говорю в прошлом времени – «участвовало»? – воскликнул Борца. – Гостиницу «Сигма» продолжают непрерывно достраивать и совершенствовать.

– Да, я обратила внимание, когда была там, – кивнула Зарика.

– Гостиница «Сигма» все время в работе, – сказал Борца. – Жизнь не стоит на месте. Каждый год, каждый день приносят нам открытия, которые все глубже раскрывают тайны космоса и ядра, жизни и материи, времени и пространства… Гостиница «Сигма» воплощает в себе все самое передовое, последние достижения науки, что привезли с собой звездопроходцы из самых далеких и дерзких рейсов в глубины безбрежности…

– Значит, и то, что привез «Альберт»… – с волнением начала Зарика.

– Наверняка, – сказал Борца, уловивший суть вопроса Зарики с полуслова. – Поэтому Гостиница «Сигма» вечно переделывается, улучшается, растет.

– Так будет всегда?

– Всегда.

– Вы называете «Сигму» гостиницей… А ведь это не просто гостиница, – сказала задумчиво Зарика.

Борца ничего не ответил. Он озабоченно следил за пультом: траектория полета машины почему-то отклонилась, хотя пока и не сильно, от заранее заданного курса, изображенного на стереокарте светящейся пунктирной линией. Подобные вещи, увы, иногда случались – автолет не был такой уж совершенной машиной. В данном случае важно было установить причину отклонения от курса. Наскоро обозрев приборы, Борца не сумел обнаружить неисправность, и это немного обеспокоило его.

– Что-нибудь случилось? – спросила Зарика.

– Ничего, – сказал спокойно Борца. Зарика поправила волосы.

– Тут, на Земле, я поняла, что Гостиница «Сигма» – это не просто место, где экипажи возвращающихся из космоса кораблей проходят, так сказать, ускоренный курс обучения, чтобы догнать землян, от которых они отстали во времени, – сказала она. – Гостиница «Сигма», если хочешь знать, – это величайший символ. И, пожалуйста, не смейся, – добавила она, хотя Борца и не думал смеяться: он манипулировал у пульта, стараясь не вызвать подозрений у беспечно щебечущей Зарики. – Ты только представь себе, Борца, – увлеченно продолжала Зарика, – какой это благородный символ – сигма! Сумма. Нет, это не просто математическое понятие – здесь нечто большее. Ведь это сумма, означающая единение всего человечества…

Борца слушал Зарику вполуха. Отклонение аппарата от курса все больше беспокоило его. Неужели придется вызывать аварийную службу?

Стараясь держаться невозмутимо, он еще раз пробежал взглядом по разнокалиберным шкалам приборов на пульте. Ага, вот оно! Как это он сразу не обратил внимания на эту скромную стрелку в углу приборной доски?

Борца едва не чертыхнулся. Облегченно вздохнул и вытер повлажневший лоб.

Оказывается, он всего-навсего забыл учесть поправку на ветер…

Свирепые порывы весенней бури, нередкой в это время года в австралийских широтах, сбили автолет с курса. Теперь-то наставить машину «на путь истинный» было для Борцы делом несложным.

– Ты не слушаешь меня? – спросила внезапно Зарика.

– Слушаю.

– И можешь повторить то, что я только что сказала?

– Гостиница «Сигма» означает единение всего человечества, – чуточку торжественно произнес Борца и, убрав руки с пульта, откинулся в кресле.

Зарика посмотрела на его мужественное лицо, обращенное к иен в профиль.

– Да, единение всего человечества… – сказала она. – И не только человечества нынешнего, не только людей одного времени, не только людей, живущих, короче говоря, в одну историческую эпоху. Нет! Гостиница «Сигма» – это еще и жигой контакт разных эпох. Это братское рукопожатие через хребты столетий. Значит, сама смерть отступает перед людьми. Значит, все, понимаешь, – все человечество, не только настоящее, но и прошлое, и будущее, – это единая семья, собравшаяся в Гостинице «Сигма»!..

– Собирается-то, положим, не вся семья, – заметил Борца. – Ты забыла, наверно, о смерти. Ее могущество ослаблено, но смерть до сих пор не побеждена.

– Я верю: человек победит смерть, – сказала Зарика, и глаза ее заблестели.

– Ты говоришь как мечтатель.

– Нет, как биолог, – возразила Зарика.

– Смерть пытались победить многие, – сказал Борца. – А что толку? Все равно человек умирает. Таков, надо полагать, закон природы. Смерть – естественный финал для всякого живого существа. Даже звезды умирают…

– Не знаю, как там обстоит дело со звездами, – сказала Зарика, – но что касается неизбежной смерти для человека, то здесь ты глубоко заблуждаешься: смерть, я убеждена в этом, – не закон, а отклонение от него, аномалия, которую необходимо устранить.

– И что же будет потом, после победы над смертью? – спросил Борца. – Бессмертие?

– Бессмертие.

– А ты не преувеличиваешь?

– Если и преувеличиваю, то самую малость, – сказала Зарика. – Моя мечта – сделать человека бессмертным – зиждется на реальной основе. Дело в том, что одиночная клетка – я имею в виду простейший одноклеточный организм – практически бессмертна. Делясь, простейший одноклеточный организм может жить неограниченно долго.

– Человек – не клетка.

– Верно. Но он состоит из клеток… – сказала Зарика. – Улавливаешь мою мысль?

– Люди всегда о чем-нибудь мечтали, – произнес Борца, – начиная с пещерных времен… А теперь уж и звезд касаются рукой – и все равно продолжают мечтать о чем-нибудь красивом и недостижимом.

– А как ты думаешь, Борца, – спросила Зарика, – всякая мечта со временем становится явью? Что говорит на этот счет история? Ты ведь разбираешься в ней.

Борца минуту подумал.

– Трудный вопрос, – сказал он.

– А какая мечта у людей была самая яркая? Самая, если можно так сказать, долгая? И самая… неосуществимая. – подумав, добавила Зарика.

– Ого, сколько условий зараз! – громко сказал Борца. Он наморщил лоб, соображая. Затем не спеша, словно раздумывая, произнес: – Пожалуй, самая яркая, самая долгая и самая неосуществимая мечта человечества – это машина времени.

Зарика всплеснула руками.

– Ну конечно! – воскликнула она. – Как это я сама не догадалась? Разве изобретатель в ответ на такой вопрос может назвать что-нибудь, кроме машины?

Борца упрямо мотнул головой.

– И все-таки я прав, – пробасил он.

– А я говорю – нет.

– Докажи, что я неправ.

– Это нетрудно, – улыбнулась Зарика. – Я согласна с тем, что машина времени – это чудесная мечта человечества, согласна с тем, что о машине времени грезили давно. Но почему ты считаешь эту мечту неосуществимой? Ведь машину времени изобрели. Мне странно, что ты, изобретатель и историк, не знаешь об этом. Поразительная неосведомленность!

Борца бросил взгляд на Зарику: лицо девушки было серьезным.

– Разыгрываешь? – на всякий случай спросил он небрежным тоном.

Зарика пожала плечами.

– Честное слово, и не думала, – сказала она. Борца, сжав поручни, подался вперед.

– Стоп! Давай по порядку, – произнес он. – Ты хочешь сказать, что люди изобрели аппарат, погрузившись в который, можно путешествовать во времени?

Девушка кивнула.

– Значит, это открытие произошло совсем недавно… – пробормотал Борца. – А ты почему мне не сказала о нем?

– Разве я могла подумать, что ты такой темный? – бросила Зарика.

Борца покраснел.

– Когда мы были в госпитале… там, на спутнике, в невесомости… я не успел просмотреть несколько последних номеров «Анналов физики», – пробормотал Борца, полуотвернувшись.

Его самолюбие было уязвлено. Он-то считал свои познания по истории пауки и техники безупречными. Стоило ему, однако, па миг ослабить внимание к научной периодике – и пожалуйста: он упустил открытие, да еще такое сногсшибательное! Шутка ли сказать – машина времени!

Полно, да может ли это быть? Сомнения с новой сплои нахлынули на Борцу.

– Когда изобрели машину времени? – спросил он.

– Давным-давно. Машине времени не одно столетие.

– А говоришь – не разыгрываешь! – с досадой произнес Борца. Ему жаль было расставаться с мыслью, что машина времени наконец-то изобретена.

– Нисколько не разыгрываю, – сказала весело Зарика.

– Та-ак, – протянул Борца тоном, не предвещающим ничего хорошего. – Но если ты, коварная, обманешь…

– То что тогда?

– Двенадцать поцелуев без всяких разговоров, – выпалил Борца. – Ну как, идет?

– Идет, – согласилась Зарика.

– Итак, изобретена машина времени. Изобретена давным-давно, – сказал Борца. – И ты утверждаешь, что я при этом ее и в глаза не видел?!

– Вот этого я как раз и не утверждаю.

– Значит, я видел машину времени?

– Конечно, видел.

– Один раз?

– Много раз.

– Так, может, я и бывал в ней, в машине времени? – воскликнул Борца.

– Бывал, конечно. И неоднократно. – Зарика посмотрела на озадаченное лицо Борцы и расхохоталась.

Борца поднял руки.

– Сдаюсь, – сказал он. – Ну-ка, расскажи, что это за таинственная машина времени, в которой я бывал, сам того не подозревая?

Зарика приняла серьезный вид, но озорно блестевшие глаза выдавали ее.

– Существует много типов машин времени, – начала она издалека. – Некоторые из них, более ранние, устарели, в них можно совершать лишь небольшие прыжки во времени. Другие, совершенные, позволяют перепрыгнуть через несколько столетий…

– Так-так, картина ясна. Значит, можно сесть в машину времени и перепрыгнуть через несколько столетий, – меланхолически кивнул Борца и вдруг, стремительно перегнувшись через ручку кресла, попытался обнять Зарику.

Девушка успела увернуться.

– Что это значит, товарищ изобретатель? – строго произнесла она.

– Это значит, – сказал Борца, – что я хочу получить выигранные мною двенадцать…

– Ничего ты не выиграл! – перебила Зарика.

– И машина времени существует?

– Ну конечно, существует! – Зарика засмеялась и взъерошила волосы Борцы. – А скажи-ка, дружок, где мы с тобой впервые встретились? Ну?..

– На борту «Альберта»…

– Нет. В машине времени!

Борца хлопнул себя по лбу.

– А в этом есть резон, – сказал он. – Любой космический корабль дальнего следования – это одновременно и машина времени. Так?

Зарика кивнула.

– Если бы это было не так, зачем бы понадобилось строить Гостиницу «Сигма»? – сказала она.

– Ты права, – согласился Борца. – Пронзая пространство в быстром космическом корабле, человек одновременно совершает прыжок во времени, хочет он того или не хочет…

– Признаешь свой проигрыш, изобретатель? – хлопнула в ладоши Зарика.

– Минутку… Нет, не признаю! – сказал Борца. – Что это за машина, на которой можно ездить только в одну сторону? С помощью ракеты можно действительно совершить прыжок во времени, но только в будущее. А как же быть с прошлым.

– Я и не говорила, что «Альберт», как и другие космические корабли, – это идеальные машины времени, – пожала плечами Зарика. – Но лучше что-то, чем ничего. А когда-нибудь земляне, возможно, научатся полностью управлять временем. Тогда можно будет попасть в любую точку прошлого или будущего так же просто, как сейчас переместиться в нужную точку пространства на автолете. О победе людей над временем говорил в полете капитан «Альберта»…

– Владелец табакерки? Помню…

– Наш капитан был фанатически убежден, что, раскрыв тайну гравитации, люди взнуздают время, смогут управлять им, словно течением реки, – сказала Зарика. – Там, близ Беты Персея, он даже ставил опыты, которые могли помочь раскрыть природу тяготения. Но у капитана ничего не вышло, – вздохнула она.

– Твой капитан большая умница, – сказал Борца. – Он не собирается стать физиком?

– Что ты. Борца! – Зарика от возмущения подскочила на сиденье. – Наш капитан – старый космонавт. Даже на борту «Альберта», когда мы возвращались на Землю, он уже мечтал о новом полете.

– Жаль, – сказал Борца. – Оставшись здесь, он мог бы стать одним из ведущих физиков Земли.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что он самолично пришел к идее связи времени и тяготения.

– Об этом знал еще Эйнштейн.

– Ну да, теоретически. А твой капитан подошел к мысли о том, что временем можно управлять, как течением реки. Наши физики тоже до этого додумались. Но времени им для этого, как видишь, понадобилось значительно больше, чем капитану «Альберта»…

– А вы на Земле уже раскрыли природу тяготения? – спросила Зарика.

Борца развел руками.

– Наши физики бьются лбом о стенку, – признался он. – Орешек оказался крепким.

– Плохо стараетесь, – сказала Зарика. – Мы-то, альбертиане, считали, что сотни лет на это дело вам окажется вполне достаточно.

– Видишь ли, в чем загвоздка… Чтобы поставить опыты, раскрывающие сущность гравитации, необходимы поля тяготения, чудовищные по силе, – пояснил Борца. – Потому-то, видимо, у твоего капитана ничего не получилось: притяжение Алголя оказалось слишком слабым. И у земных физиков нет пока что в распоряжении достаточного по мощности поля тяготения.

– Земные физики могут полететь к звездам… – сказала Зарика.

– Обычные звезды для этих экспериментов не подходят, – сказал Борца. – Они имеют слишком слабые поля тяготения.

– Ты говоришь – обычные звезды? – подняла брови Зарика. – Выходит, есть и необычные звезды?

– Да.

– Не знала… Их, наверно, открыли во время нашего полета, – сказала Зарика. – Алголь – звезда обычная?

– В общем-то, да.

– Несмотря на опыты, которые ставил там немыслимый Фарадей, подручных браня?

– Злючка!..

– А какие звезды ты называешь необычными? – спросила Зарика.

– Звезды, которые не видны.

– Невидимые миру звезды?

– Да.

– Теперь ты меня решил разыгрывать?

– Честное слово, Зорька, есть на небе такие звезды, которые не видны, – сказал Борца.

– Как же их астрономы наблюдают?

– В телескопе такие звезды представляются в виде черного провала, бездонной ямы, пропасти, – сказал Борца. – Их так и называют – Черные звезды. Я тебе уже рассказывал об одной из них. О Тритоне, к которому полетел капитан Икаров.

– Разве Черные звезды не светят, как обычные? – спросила Зарика.

Борца покачал головой.

– По-моему, Черная звезда – самое грандиозное явление, которое только можно вообразить, – сказал он. – Притяжение Черной звезды настолько чудовищно, что она сама не выдерживает его и ломается, схлопывается. Так рушится под собственной тяжестью дом, если его конструкция неудачна. Обломки Черной звезды, подвластные огромному тяготению, летят к центру со скоростью, очень близкой к световой.

– Космическая катастрофа…

– Невидимая для нас, – подхватил Борца. – Потому что ни одни световой луч, как ты знаешь, не может оторваться от Черной звезды – тяготение не позволяет.

– Получается, Черная звезда – это ловушка, из которой нет выхода, – произнесла задумчиво Зарика. – Если «Пион» приблизится к Черной звезде, он станет ее вечным пленником. Как же Икаров сможет вернуться на Землю?..

В разговорах Зарика и Борца часто возвращались к капитану Икарову. И не мудрено: полет «Пиона» был в те годы едва ли не основной темой бесед землян.

– Ты видела в цирке, как канатоходец идет по канату? – ответил Борца вопросом на вопрос Зарики.

Девушка кивнула.

– Главное для канатоходца – удержать равновесие, – продолжал Борца. – Примерно такая же задача будет стоять перед капитаном Икаровым, когда он приблизится к Черной звезде. Если «Пион» подойдет к Черной звезде слишком близко, он не сможет вырваться из плена, тут ты права. Если капитан выведет корабль на слишком удаленную от Тритона орбиту, оторваться от звезды он сумеет, но гравитационное поле может оказаться слишком слабым.

– Ну и что?

– Тогда опыты по изучению тяготения ничего не дадут, как это бывало уже неоднократно. Ведь при удалении от звезды ее гравитация ослабевает. Вот тут-то капитану Икарову и нужно будет прошагать по канату, – негромко закончил Борца.

Зарика вздохнула:

– Интересно, о чем он сейчас думает, бесстрашный капитан Икаров?..

Они помолчали, глядя вниз. Зарика, о чем-то задумавшись, играла многоцветным шариком биопередатчика, подбрасывая его в руке.

«Хорошо, что не понадобилось прибегать к биосвязи, вызывая помощь в воздухе», – подумал Борца и перевел взгляд с биопередатчика Зарики на пульт управления автолета: траектория их полета окончательно слилась с заданной кривой.

– Черные звезды, гравитация, космос, ракетные корабли – машины времени… Все это, конечно, хорошо, – сказала Зарика, как бы подводя черту под их затянувшимся разговором. – Но я, знаешь ли, считаю так: каждому свое. И хотя я, как говорят у вас на Земле, девушка со звезд, небо меня ле влечет. Для меня самое главное и интересное дело в мире – биология.