Текст книги "Мир приключений 1974 г."

Автор книги: Сергей Абрамов

Соавторы: Николай Коротеев,Всеволод Ревич,Владимир Михановский,Михаил Грешнов,Юрий Папоров,Абрам Палей,А. Абрамов,В. Морозов,С. Ярославцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 51 страниц)

Глава седьмая

Митину хотелось иметь как можно больше уличающих доказательств в предстоящем разговоре с Крикуновым. Поэтому, прежде чем ехать к нему, они с молотком и ковриком завернули на Петровку в научно-технический отдел. Установить, к какой группе относится кровь, обнаруженная в такси, было делом нескольких минут.

– Третья, – объявил им лаборант.

Такая же, как у Галины Укладовой. Теперь неизвестному Крикунову будет совсем трудно отпираться. По дороге в Сокольники Митин перебирал в уме все то, что могло уличить преступника. Набралось не так уж мало. Как говорил Князев, на полочку легли семерка, бинт, номерные знаки, именно в эту ночь заляпанные грязью… А-а, черт! Сергей Петрович нахмурился.

Уже не в первый раз, когда он думал о номерных знаках, которые грабитель должен был из предосторожности замазать, его не покидало чувство, что здесь он слишком прямолинейно рассуждает, возникало какое-то неосознанное беспокойство. Сейчас он, кажется, понял, в чем дело. «А почему, собственно, знаки должны быть обязательно замазаны? Какая от них опасность? – думал он. – Увидит пассажир н запомнит? Но кто из пассажиров, садясь в такси, смотрит на номер? Никто. Могла посмотреть Укладова после того, как ее выбросили из машины. Но достаточно шоферу было просто выключить освещение – ночь была темной, – и цифры стали бы не видны. А потом, отъехав, снова включить. Он же знает, что вообще запрещено ездить с загрязненными знаками, за это его мог оштрафовать любой орудовец. Значит, он не стал бы замазывать свои знаки. Слава богу, наконец-то, кажется, в этот пункт внесена ясность!» – обрадовался он.

Крикунов жил в Сокольниках в новом пятиэтажном доме.

– Спрашивать буду я, а вы приготовьтесь, – сказал Митин оперативнику, когда они поднимались на третий этаж – Кто его знает, как встретит…

Князев и так уже держал руку в наружном кармане пиджака, куда переложил пистолет со снятым предохранителем. Оба не ожидали встретить вооруженное сопротивление – вряд ли у Крикунова могло быть оружие, – но готовыми надо было быть ко всему: сдуру или спьяну он и с кухонным ножом мог кинуться.

По узкой лестнице навстречу им спускался старик с авоськой, набитой пустыми молочными бутылками. Они прижались к стене, пропустили его. В какой-то квартире играли на пианино, доносился плач грудного ребенка. На площадке третьего этажа они остановились. Ребенок кричал за дверью квартиры № 28, в которой должен был жить Крикунов.

Митин нажал кнопку звонка. Вероятно, крик ребенка заглушал в квартире звонок. Он подождал и позвонил еще раз. Теперь дверь открылась. На пороге стояла молодая женщина с младенцем на руках. Волосы у нее были растрепаны, лицо потное, злое, через плечо перекинута пеленка. Ребенок продолжал плакать.

– Извините, пожалуйста, – Митин заглянул мимо нее в глубину пустого коридора, – Иван Григорьич дома? Мы к нему.

Она окинула его и Князева оценивающим взглядом; впечатление было, видимо, не в их пользу и она закричала:

– А вы не знаете, где его искать? В пивной он! Чуть глаза продрал… Ходят тут друзья-приятели! В Сокольническом парке ищите, в других местах не бывает. Вам бы только погулять, а тут вертишься как проклятая…

Она бесцеремонно захлопнула дверь. Слышно было, как кричащего ребенка унести в глубину квартиры.

– С чем вас и поздравляю! – Князев шутливо раскланялся перед закрытой дверью. – В Сокольнический парк махнем?

– Вот что значит наследственность: у Крикунова и сын крикун, – усмехнулся Митин.

По всей вероятности, женщина говорила правду: вряд ли Крикунов был дома и умышленно не вышел на звонок. Прятаться ему не было смысла. И жена, если бы знала о преступлении мужа, вела бы себя иначе. Придумала бы более спокойное объяснение, не кричала бы и не хлопала дверью. Наверняка он ей не рассказал ничего. Люди, видимо, часто ссорятся, а при таких отношениях особой доверительности между ними не бывает.

Днем в Сокольническом парке тихо и сравнительно пустынно. Оживленно было лишь на открытой веранде павильона «Пиво—воды»: между столиками сновали молоденькие официантки в кружевных наколках, гремела радиола, покрывая ритмичной музыкой громкие голоса пьяных.

Митин и Князев вошли сюда поодиночке. Как бы в поисках свободного места, они обошли всю веранду, незаметно и внимательно скользя взглядами по лицам. Жена, оказывается, хорошо знала повадки своего мужа: Крикунов был здесь. Первым увидел его Князев. Очки он снял и от его зорких глаз не ускользнуло сходство одного из мужчин, сидевшего в шумной компании собутыльников, с маленьким снимком, который уже прочно врезался в его профессиональную память. К тому же, когда мужчина повернулся к соседу, стало видно, что шея у него под ковбойкой забинтована.

Князев прошел мимо, поискал глазами Митина. Тот тоже уже узнал шофера издали и ответил чуть заметным кивком головы. По соседству освобождался столик. Митин подошел. Отсюда им хорошо был виден Крикунов и его приятели. «Идиот, – с неприязнью подумал Сергей Петрович, – на грабеж идет, а снять повязку с шеи смекалки не хватило. И сразу в пивную потащился».

Крикунов отвечал всем приметам, какие назвала Укладова: на полголовы выше приятелей, значит, высокого роста, плечи под ковбойкой костлявые, и по возрасту подходил – выглядел лет на 30–35 Он не принимал участия в общем разговоре, слушал, что говорили другие, чертил пальцем на мокром столе узоры и все время кривил губы в недоброй усмешке.

– Что скажете? Он? – спросил Митин, хотя сам уже не сомневался, что перед ними был именно Крикунов.

– Полное сходство с фото! И повязка на шее. Чего еще надо?

– А вот Алексей Бабин говорил, что он специально для нас шею забинтовал, тонкий план разработал, – добродушно вспомнил Митин. – Для этого голову надо иметь на плечах, а не кочан капусты, как у этого болвана.

Брать Крикунова прямо из-за стола не следовало – оба понимали это: пьяные приятели могли вступиться за него, начался бы ненужный шум. Лучше дождаться, когда вся компания поднимется или он один выйдет за чем-нибудь.

Крикунов не заставил себя ждать. Вскоре, словно угадав их желание, он поднялся и довольно твердыми шагами направился в туалет. Поднялись и Князев с Митиным. Все произошло так, как им хотелось: теперь им никто не помешает.

Крикунов лишь шумно задышал, когда к нему подошли двое и, предъявив какие-то книжечки, попросили уделить время для небольшой беседы. Он послушно пошел, сам показывая, как пройти в кабинет директора павильона. Сергей Петрович отметил про себя, что ни испуга, ни тревоги, столь естественных в подобных случаях, Крикунов не выказал. И это ему не понравилось. Лучше, если бы было наоборот, подумал он.

В кабинете, который охотно предоставил им директор, следователь сразу приступил к делу:

– Крикунов Иван Григорьевич? Я не ошибаюсь?

Тот, казалось, ничуть не удивился тому, что следователь знает его имя.

– Он самый. А что случилось? Я бы попросил сначала объяснить. А то ни с того ни с сего, сами понимаете…

– Конечно, объясним. В свое время… Вы не обижайтесь, Иван Григорьич, но разрешите сначала задать вам несколько вопросов.

– Что ж, задавайте…

Он, видимо, уже понял, что дело серьезное, и хмель у него стал быстро проходить.

– Вы во втором таксомоторном парке работаете?

– В нем. Номер машины 24–17. А что такое?

– Вчера работали?

– И вчера, и сегодня. Смена такая: начал вечером, кончил утром. Да вы скажите, что случилось?

– Видите ли, Иван Григорьич… интересный случай! Сегодня утром в вашей машине, представляете, мы нашли следы крови. Откуда она? Можете объяснить?

– Кровь?! В моей машине кровь? – Брови Крикунова удивленно вскинулись.

– Да, в вашей. На спинке сиденья, на резиновом коврике, что у вас в ногах. Да и на молотке тоже… А вы не знали?

Шофер явно испугался. Но затем лицо его прояснилось, и он воскликнул:

– Так это ж моя кровь! – Он показал забинтованный палец. – Вот, видите? Совсем забыл! Вдруг забарахлило переключение скоростей, понимаете? Начал копаться. Место там неудобное, и отвертка сорвалась. Боли не почувствовал, а потом смотрю – кровь! Вот и накапал, должно быть. Совсем забыл!

– А может, курицу резали? – насмешливо спросил Ми-тин. – Сорвалась отвертка, а почему же кровью запачкана рукоятка молотка?

– Так разве я одной отверткой? Там и молотком, и разводным ключом пришлось… То за одно схватишься, то за другое…

– То-то, я смотрю, вы весь забинтованный: и палец, и шея…

– А-а, в парикмахерской порезали! Два дня назад.

– Кстати, какая у вас группа крови?

– Была третья.

– Третья? – переспросил следователь. – А скажите, Иван Григорьич, кого возили вчера вечером?

– Интересный вопрос! Разве всех упомнишь? Многих возил.

– А все же, – настаивал Митин, – примерно в половине двенадцатого? Где были, в каком районе, кто ехал в машине? Нам это очень важно знать. Именно в это время, понимаете?

– Ха! – с видимым облегчением воскликнул тот и полез в карман за папиросами. – Разрешите закурить? Так я же в это время в отделении милиции загорал! Аккурат в половине двенадцатого.

– То есть как? – нахмурился Митин. Князев тоже насторожился.

– Авария произошла в Новых Черемушках, – живо начал рассказывать Крикунов. – Столкнулись две машины, грузовая и частник. Конечно, частник виноват: кто же из первого ряда разворот делает? Вот его и стукнул грузовик. Еду я, пассажир у меня, летчик какой-то, майор, смотрим: куда его несет, под самый грузовик лезет! А тот на скорости, представляете? Ну и вдарил он его. Мы потом в милиции так и показали, я и майор тот. Страшное дело! Женщина, что рядом с частником сидела, – без памяти, у него рука сломана и лицо побито. Пришлось мне их в больницу везти. Майор заставил.

– Справку в больнице вам об этом дали? – спросил Сергей Петрович.

Он уже понял, что, несмотря ни на что, они пошли по ошибочному следу. Алиби Крикунова, если его подтвердят больница и ОРУД ГАИ, будет, что называется, железным: не мог же он в одно и то же время находиться в Новых Черемушках и в Измайлове, где был совершен грабеж.

– А как же! Дома та справка у меня, на комоде лежит. Потом обратно в милицию поехали. Пока показания давали как свидетели, да акты составляли – словом, канители много было. Во втором часу освободился, разве ж тут план выполнишь!

Князев уже крутил диск телефона. Сергей Петрович ничем не выдал своего разочарования. Конечно, наивно было предполагать, что все будет легко и просто, утешал он себя, каждое дело дается почти всегда с большим трудом. Поэтому он принял как должное легкие кивки головой, какими Князев как бы сообщал ему, что дежурный ОРУД ГАИ подтверждает алиби Крикунова.

– Была вчера авария в Новых Черемушках, – сказал Князев со вздохом, вешая трубку. – Все правильно, товарищ Крикунов возил раненых, был свидетелем. И произошло это в двадцать три часа… – Он помолчал и прибавил с кривой усмешкой: – По московскому времени.

Отпустив Крикунова, Сергей Петрович вытер платком влажную от пота шею, закурил. Было жалко зря потраченного времени. Но они действовали правильно, не их вина, что след, казалось бы такой верный, вдруг оборвался. Он позвонил в отделение милиции, лотом в следственный отдел. Никаких известий от других оперативников не поступало. Настроение у него стало еще хуже. Они вышли из павильона на душную от зноя аллею. Пьяная компания на веранде проводила их недобрыми взглядами.

– И пошли они, солнцем палимые, – мрачно проговорил Князев, шагавший сзади. – Вот тебе и тройка—семерка—туз, вот тебе и забинтованная шея. И даже группа крови совпала…

Митин обернулся к нему:

– Между прочим, у меня кровь тоже третьей группы. А ведь не будь этой аварии в Новых Черемушках, пожалуй, взяли бы с вами этого Крикунова.

– А как же иначе! Все ложилось, как на полочку.

Князев подумал, что сейчас Сергей Петрович начнет длинный разговор о том, что закон очень острое оружие и обращаться с ним надо предельно осторожно, но тот сказал с легким вздохом:

– И сидел бы он сейчас в камере… А мы с вами вечером пошли бы в кино…

– На интересную картину, – в тон ему продолжил Князев, – про то, как злые люди осудили невиновного.

Глава восьмая

Неудача с Крикуновым не обескуражила следователя. «Все идет нормально, – думал он, возвращаясь в свой таксомоторный парк, – возникают и не подтверждаются одни подозрения, на смену им придут другие, которые, возможно, тоже окажутся несостоятельными. И это даже хорошо: по методу исключения чем их больше, тем ближе к истине».

Не может быть, чтобы этот ночной разбой был внесен в список нераскрытых дел. Особенно при таких благоприятных условиях, когда известны приметы грабителя и цифра из номерного знака его машины.

Так оно и оказалось: рабочий день уже закончился, когда Бабин, осматривая одну из машин, снятых диспетчером с липни, нашел в ней большую пластмассовую пуговицу. Она была серого цвета со светлыми прожилками, явно женская. Обнаружил он ее под передним сиденьем, когда освещал в кузове карманным фонарем каждую щелочку и уголок.

Он сразу подумал, что пуговица принадлежит жертве, оторвалась от ее пальто во время борьбы, и на ней должны быть следы пальцев Укладовой. Ведь пуговица – это такая деталь одежды, к которой люди чаще всего прикасаются пальцами. Его не нужно было учить осторожности: чтобы не повредить могущие быть на пуговице отпечатки, он раскрыл карманный нож, осторожно поднял лезвием драгоценную находку и бережно спрятал в спичечный коробок.

– Прошу, товарищи, обратить особое внимание. Это очень важно, – предупредил он понятых.

Митин немедленно примчался в шестой таксомоторный парк.

– Вот, под передним сиденьем нашел! – с довольным видом сообщил ему Бабин, показывая находку. – Вы видели ее пальто, такие на нем пуговицы?

– Кажется, такие… и цвет и форма.

– Говорили, что одна пуговица оторвана? Вот она, пожалуйста! Оторвалась, когда они боролись в машине.

Но следователь, казалось, не разделял его радости.

– Никогда нельзя что-то утверждать. – ворчливым тоном сказал он, продолжая рассматривать пуговицу. – Можно предполагать, но не утверждать. Мне тоже кажется, что эта пуговица от ее пальто. Кажется, понимаешь?

– Я уверен! Вот увидите.

– Буду очень рад. Но надо прежде проверить. Где машина? Кто на ней работал ночью?

– Работал какой-то Астахов. Его домашний адрес я взял.

Они прошли в гараж. Таксомотор № 62–27 ММТ был светло-серого цвета. Утром после ночной смены он прошел мойку, значит, все следы, какие могли быть снаружи, смыты и стерты старательными мойщицами. Молоток, о котором говорила Укладова, лежал в багажнике в щели между запасной покрышкой и крылом. Никаких следов на нем Бабин не нашел.

– Внутри осмотрел все, – сказал он.

Сергей Петрович все же вошел в кузов. Рука его привычно вынула из бокового кармана лупу, и он стал придирчиво водить ею по стеклам, стоикам, обшивке сидении.

– Все, говоришь, осмотрел, Алеша? А плафон на потолке? Иди сюда. – Он потеснился, давая Бабину место рядом с собой.

– И плафон осматривал, – сказал тот, тоже вынимая лупу. – Значит, не так смотрел. Вот тут, видишь?

Две лупы сблизились возле продолговатого матового плафона на потолке, закрывавшего крохотную лампочку. Через сильные стекла на его поверхности были чуть видны слабые, овальной формы следы, похожие на отпечатки пальцев.

– Н-да, – признал Бабин, – вроде похоже.

– Не похоже, а самые настоящие следы, уж поверь мне. И светить нужно не в лоб, а сбоку. Смотри…

Он передвинул фонарь в сторону, и отпечатки исчезли.

– Сергей Петрович, – взмолился Бабин, – ну зачем нам еще какие-то следы, если есть пуговица?! Зачем?! Если она от ее пальто, так что еще надо? Это же неопровержимая улика!

Митин достал сигарету.

– По-твоему, неопровержимая? – начал он. – А я вот другого мнения. Ну, хорошо, допустим, мы сличим пуговицы, и эта и по форме к по цвету будет такой же, какие на пальто Укладовой. Казалось бы, чего еще надо, верно?

– Безусловно! Раз одинаковые, – значит, все!

– А ты слушай дальше. К сожалению, это еще далеко не все, дорогой мой Алеша! Никогда не надо забывать, что речь идет о тяжком обвинении, о судьбе человека. Это не громкие слова, это надо всегда помнить. И не торопиться с выводами – это главное.

– Все это само собой! Ну, а пуговица-то? По-моему…

– Я тоже буду рад, если а ней есть отпечатки пальцев Укладовой. А если их нету? Несмотря на то, что ты поднял ее со всеми предосторожностями. Стерлись, смазались во время борьбы. Могло так быть?

Бабин кивнул.

– И тгда это будет просто обыкновенная пуговица, похожая на те, что пришиты на пальто Укладовой. Только похожая! Ведь точно такие же пуговицы наши швейные фабрики ставят еще на тысячи габардиновых пальто. Разнообразием, как ты знаешь, они не очень балуют. А разве не могла такая же пуговица оторваться от пальто любой другой гражданки, которая тоже, возможно, ехала в этом такси? Тем более, что на нем после Астахова еще другой шофер работал. Астахов на суде скажет: а вы докажите, что пуговица от пальто Укладовой! А нам и крыть нечем!

– Ну-у… – разочарованно протянул Бабин, – если так рассуждать, то тогда любую улику можно свести на нет.

– Почему любую? Есть улики и неопровержимые, и ты это хорошо знаешь. А рассуждать надо именно так, только так! А вот эту улику, то есть пуговицу твою, надо еще подкрепить, чтобы она стала неопровержимой. Да так, чтобы и подкопаться нельзя было. Дай-ка твой нож.

Он умело, одним поворотом лезвия, вынул плафон из гнезда, бережно завернул в листок бумаги.

– Обычный пассажир не будет без нужды трогать плафон руками, на кой он ему черт! А вот утопающий, говорят, даже за соломинку хватается. Когда тебя силой тащат из машины, не то что за плафон, за воздух будешь хвататься. Я тоже думаю, что это отпечатки Укладовой, но в то же время на всякий случай допускаю, что их мог оставить и рабочий, который на заводе ставил плафон, или водитель, когда менял, скажем, перегоревшую лампочку.

Оба вышли из машины. Митин захлопнул дверцу.

– Сделаем, Алексей, так: ты с пуговицей и плафоном поезжай в научно-технический отдел, я им передал мензурку с отпечатками пальцев Укладовой. Пусть сличат. II жди меня там. А я поеду в больницу, еще раз посмотрю на пуговицы и тоже приеду на Петровку. Ты не раздобыл фотографию этого Астахова?

– Поздно уже было. Все ушли, отдел кадров закрыт.

Сомнения, колебания, предположения… Часто неверные, ошибочные, они теснятся, обступают, уводят в сторону, на них надо тратить нервы и душевные силы. Сколько их приходится преодолевать и рассеивать! На смену одним приходят другие. II так без конца. Совсем как в сказке о стоглавой гидре, у которой вместо отрубленной головы вырастали две новые.

Но на этот раз все обошлось благополучно. Рассматривая в больнице заскорузлое от засохшей крови пальто, Митин с удовольствием отметил, что зрительная память его не подвела: пуговицы были точно такими, какую нашел Бабин, – серые, со светлыми прожилками. Теперь оставалось одно: идентичность отпечатков на мензурке и пуговице. И хорошо бы еще на плафоне…

Сергей Петрович стоял в коридоре возле камеры хранения, смотрел на пылающие огнем окна противоположного дома – в них отражался закат – и думал о том, как он был прав, когда еще на рассвете считал дело о грабеже легким. Таким оно и оказалось. Не прошло и суток, а машина уже найдена п пока еще неизвестный Астахов будет легко уличен. Противореча сам себе, он сейчас отбрасывал мысль о том, что пуговица могла оторваться в машине у любой другой женщины. Вероятность такого совпадения ему самому уже казалась надуманной. Возможно, Алексей прав в своей категоричности. Не надо мудрить там, где все значительно проще. И в задержании преступника Сергей Петрович тоже уже не сомневался. Это было самым легким и простым, хотя он все еще, правда неохотно, допускал, что тот мог скрыться из города. Сейчас ему хотелось одного: немедленно поехать за Астаховым. В то же время не мешало бы навестить и Укладову – благо она была рядом – и задать ей несколько дополнительных вопросов. Но он отказался от этого и поехал на Петровку.

Бабин ждал его возле научно-технического отдела. Огромное здание Управления внутренних дел в этот час уже опустело; в коридорах, застланных ковровыми дорожками, лишь монотонно гудели пылесосы да бродили уборщицы с ведрами и тряпками. Алексей, увидев в конце коридора Митина, быстро пошел ему навстречу.

– И все-таки я был прав, Сергей Петрович! – воскликнул он. – Вот, читайте…

Митин взял у него заключение отдела дактилоскопии, быстро пробежал глазами. В нем говорилось, что следы на мензурке, пуговице, стеклянном плафоне и куске штукатурки оставлены пальцами рук человека; оттиски папиллярных линий на всех перечисленных предметах идентичны и, следовательно, принадлежат одному субъекту.

– Видали? Ай да мы! – Бабин не скрывал ликования. – Куда теперь этот Астахов денется? Неопровержимые доказательства, я так считаю, Сергей Петрович. Теперь-то уж никаких сомнений.

– Согласен, Алеша, согласен! Сейчас, пожалуй, доказательства и в самом деле неопровержимые. Что ж, поедем к Астахову?