Текст книги "Мир приключений 1974 г."

Автор книги: Сергей Абрамов

Соавторы: Николай Коротеев,Всеволод Ревич,Владимир Михановский,Михаил Грешнов,Юрий Папоров,Абрам Палей,А. Абрамов,В. Морозов,С. Ярославцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 51 страниц)

Глава третья

По дороге студенты еще раз рассказали о случившемся. Митин особенно настаивал на подробностях, объяснив, какое большое значение могут иметь, казалось бы, самые незначительные на первый взгляд мелочи и детали. И хотя ребята, перебивая друг друга, постарались нарисовать самую красочную картину, он из их рассказа ничего существенного для себя не получил.

Он почти уже забыл свое недавнее предубеждение против этого неожиданного дела. Конечно, найти виновников крупного хищения на кожевенной фабрике заманчиво, но в то же время он сознавал, что если там все сводилось, в сущности, только к материальным ценностям, то здесь подверглась опасности человеческая жизнь. Ударяя молотком, бандит, вероятно, намеревался убить женщину, и лишь какая-то случайность, не точно направленный, а потому скользящий удар, или на долю секунды отклоненная в сторону голова жертвы спасли ее от верной смерти. А поймать и обезвредить убийцу несоизмеримо важнее, чем разоблачить шайку мошенников.

– Где это мы едем? – спросил он, всматриваясь в незнакомые дома.

– По Петрушевскому переулку. А вот и Клушин. Показывайте, где? – спросил Луков у студентов, свернув налево в сонный переулок.

Был тот переломный час, когда ночь еще держалась, но рассвет уже вступал в свои права. Луков по знаку Митина остановил машину метров за десять от дома, на который показал Борис. Все вышли.

– Кажется, не опоздали, – заметил Бабин, просматривая в оба конца пустынный переулок.

– Ты про дворников? – спросил Митин. – Рано еще, спят.

– Они же подметать начинают, когда народ пойдет! – рассмеялся Луков. – Кто же пыль глотать будет?

Приезжать на место преступления после того, как дворники подметут мостовую, почти не имело смысла: все следы наверняка будут уничтожены. Бабин осмотрел ближайшие дома и скрылся в одном из подъездов. Вскоре он вернулся с двумя понятыми: заспанной дворничихой в белом фартуке и пожилым мужчиной в накинутом поверх пижамы пальто.

– Товарищ Луков, а ну-ка прикиньте: если бы вы ехали из центра, допустим с Казанского вокзала, то с какой стороны въехали бы в этот переулок? Как мы сейчас ехали или оттуда? – Митин показал в другой конец переулка и повернулся к дворничихе: – Какой там переулок?

– Сосновский, – сиплым голосом ответила та.

– Из центра? Конечно, как мы ехали. Сначала по Петрушевскому, потом налево сюда. Так сподручнее, – уверенно сказал Луков.

– Значит, машину он должен был остановить здесь. – Митин показал на мостовую возле кромки тротуара. Как раз возле арки. А вы, молодые люди, я понимаю, вам интересно, но отойдите, пожалуйста, в сторонку. Тут следы могут быть, а вы их затопчете.

Два узких, концентрированно направленных луча вспыхнули в руках следователя и оперативника и заскользили по асфальту.

– Поищем сначала молоток, – тихо сказал Бабину Сергей Петрович, – вдруг он его сдуру выбросил.

Было маловероятным, чтобы грабитель здесь же постарался избавиться от молотка, которым ударил женщину. Ведь если молоток найдется, он будет одной из веских улик. Но в то же время неизвестно, в каком психическом состоянии он был в тот момент: сгоряча, не подумав, мог отбросить его в сторону, сунуть в урну или в щель водосточной решетки. Если же он сохранил присутствие духа и действовал хладнокровно, то должен стереть кровь с молотка, если она на нем была, и аккуратно положить его на обычное место. Сергей Петрович подумал обо всем этом, когда предложил Бабину искать молоток.

Поблизости не было ни одного забора, через который мог бить брошен молоток, ни одной водосточной решетки или люка. Осмотр содержимого нескольких ближайших урн тоже ничего не дал. Значит, преступник не такой уж дурак, подумал Митин и вместе с Бабиным вернулся к дому с аркой.

Они не сговаривались, но воображение подсказало им одинаковые и казавшиеся единственно возможными версии: первую – что преступник, оглушив ударом жертву и предполагая, что она мертва, вытащил ее из машины и на руках или волоча по земле донес до арки и оставил там; и вторую – что он просто выбросил ее из машины и уехал, а женщина пролежала какое-то время на мостовой и, будучи все еще в бессознательном состоянии, сама как-то добрела или доползла до арки. И в том и другом случае на тротуаре и на мостовой должны остаться какие-либо следы: пятна или капли крови, обрывки одежды, полосы на асфальте после того, как по нему волоком протащили тело. И преступник и жертва могли выронить из карманов какие-нибудь мелкие предметы. Да мало ли еще что можно обнаружить на месте разыгравшейся драмы и что потом поможет восстановить истину!

Поэтому оба и осматривали с такой тщательностью буквально каждый сантиметр мостовой. На следы автомобильных колес они не рассчитывали и не искали их. Дождь не шел в Москве несколько дней, асфальт был сухим и чистым, и протекторы покрышек, будь даже они новыми, все равно не оставили бы на нем отпечатков. Кроме того, здесь проезжал и останавливался автомобиль, на котором доставили раненую, могли проезжать и другие автомобили.

– Сергей Петрович! – громко позвал Бабин.

Митин подошел к нему, тоже присел на корточки и стал рассматривать на асфальте большие пятна крови.

– Вот… здесь он ее выбросил из машины.

– Да, лежала тут. Впрочем, это еще неизвестно… Молодые люди, попрошу вас сюда! – позвал Митин ребят. И, когда те приблизились, спросил: – Скажите, пожалуйста, когда вы выводили женщину из-под арки к машине, рана у нее все еще кровоточила? Не могла она тут накапать?

– Нет, не могла, – сказал Борис, посмотрев на пятна. – Я хорошо помню, кровь у нее на лице уже засохла.

– Да и не тут мы ее сажали! – подхватил Виктор. – Мы подъехали и остановились возле самой арки. Помнишь, Боря? А эта кровь вон где! Тут до арки еще метров десять будет.

– Да, метров десять. Значит, такси останавливалось не возле арки, а здесь, – вслух поправил себя Сергей Петрович.

Бабин стал быстро водить фонарем вокруг.

– Ага, вот еще капли! – воскликнул он. – И еще, еще… ведут прямо к арке.

– Да, но я не вижу, чтобы тело тащили, волокли. Следов-то нет!

– Может, он ее на руках отнес?

– Зачем?

– Ну-у… спрятать, убрать с глаз, чтобы подольше не нашли.

В переулке стало уже довольно светло, но в глубине арки, как в пещере, все еще ничего нельзя было различить. Свет метался по земле, по стенам и низкому потолку, еще более подчеркивая окружающую темноту.

Дворники этого дома, вероятно, были ленивы: следили за мостовой и редко заглядывали под арку – здесь всюду лежала старая пыль, окурки, какие-то щепки. И это обрадовало людей с фонарями: хуже было бы, если и здесь прошлась бы метла дворников. Чутье подсказывало нм, что уж тут-то они обязательно что-нибудь обнаружат.

И они не ошиблись.

– И тут кровь… капли падали. И на стене… смотрите, Сергей Петрович, это же явный след руки! Видите, отпечатки пальцев. Руки были мокрые от крови.

Все сблизили головы, разглядывая красные пятна на штукатурке. Их могла оставить женщина, когда пыталась встать, хватаясь руками за стену, но не исключалось и то, что отпечатки принадлежат бандиту. Ведь у него руки тоже могли быть в крови. И если это его «визитная карточка», то тогда все значительно упростилось бы.

– Фотографировать будем? – спросил Бабин.

– По-моему, лучше взять кусок штукатурки, – решил следователь. – Может, это он приложил тут свою лапу.

Бабин сходил к машине за чемоданом, достал из него молоточек, тонкое зубило и специальную ножовку, похожую на серп. Только зубцы у нее были не на внутренней стороне, как у серпа, а на внешней. Еще он достал лист промокательной бумаги, какие вкладываются в ученические тетради, и флакон с дистиллированной водой. Смочив бумагу в воде, он приложил ее к одной из красных капель на асфальте. Кровь быстро впиталась. То же самое он проделал еще с несколькими невысохшими каплями и сложил все промокашки в чистый конверт. Научно-технический отдел определит группу крови каждой капли – они ведь могли принадлежать не только жертве, но и грабителю: сопротивляясь, женщина могла его легко ранить, поцарапать.

Покончив с каплями, Бабин присел у стены, разложил перед собой инструменты и приступил к работе. Светил ему Митин. Надо было надпилить ножовкой по окружности довольно толстый слой штукатурки и отделить его от кирпичной кладки так, чтобы не повредить след от руки.

– Дактилоскопию будете применять? – спросил Виктор.

Сергей Петрович усмехнулся:

– Я вижу, вы тоже не лыком шиты.

– А как же, Шейнина читали! – с улыбкой сказал Борис.

– Что ж, молодой человек, если уж вы такой эрудит в криминалистике, то вам и карты в руки – посветите, пожалуйста.

Он передал фонарь студенту, сам включил другой и стал опять осматривать асфальт. Его внимание привлекли следы ног на слое пыли, покрывавшей асфальт возле стены. Здесь же он увидел коробок спичек.

– Ага, спички! Это интересно…

Сергей Петрович поднял коробок, встряхнул, чтобы убедиться, что он не пустой.

– Это мои спички, – сказал Виктор. – Я их тут уронил и не мог в темноте найти.

– А может, не ваши? Жалко, могли бы быть хорошей уликой, – с огорчением произнес Митин. – Ну, тогда покажите вашу обувь.

Он осветил ноги студентов. Те тоже с интересом уставились на своп основательно поношенные ботинки. Затем по просьбе следователя каждый осторожно приложил свои подошвы к следам. Сомнений не было: наследили они, когда топтались тут возле женщины – все отпечатки на пыли в точности соответствовали размерам их ботинок.

Тем временем Бабин отделил кусок штукатурки от стены.

И он и Митин были недовольны. Поиски пока ничего существенного не дали. Только капли на мостовой да отпечаток окровавленной руки на стене. Мало, очень мало… Все это лишь подтверждало, что раненая женщина лежала именно здесь, но в этом и так никто не сомневался. Будет очень хорошо, если папиллярный рисунок ее пальцев не совпадет с отпечатком на штукатурке. А если совпадет?

Митин осветил стену, из которой была вынута штукатурка, и обратил внимание на едва заметные полосы на известке.

– Алеша, видишь? Похоже, что человек прислонился спиной или плечом, а потом сполз вниз. Будто сухой тряпкой провели сверху.

– Похоже, – согласился тот. – Так это она сама и стерла известку. Стояла тут, а потом ноги подкосились.

– Правильно! А тогда это означает, что не таксист ее принес и бросил, а она сама сюда пришла. Так получается? Будет он ее еще ставить на ноги, прислонять к стене! Она же была без сознания!

Последнее, что они увидели, был отпечаток мужского каблука. В небольшом углублении возле крышки канализационного люка скопилось немного земли, почему-то сырой, и на ней рельефный след каблука. Студенты, стараясь не повредить хрупкий оттиск, опять приложили свои ботинки. На этот раз их каблуки не совпали со следом, он был значительно больше. Митин вздохнул и сказал студентам с огорчением:

– Теперь понимаете, почему я в милиции интересовался тем вашим частником? А теперь гадай: он тут наступил или грабитель? Придется, Алеша, зафиксировать.

Бабин опять склонился над чемоданом. В мисочке, похожей на пиалу, он развел гипс и залил жидкой кашицей след каблука. Следователь тем временем рисовал на бумаге план: изобразил переулок, дом с аркой, отметил предполагаемое место остановки такси, место, где были обнаружены пятна крови. Все это в будущем могло пригодиться. Затем на всякий случай он прошел всю арку до конца, светя себе фонарем. Арка вела во двор. У ее выхода стояли в ряд приготовленные дворниками с вечера высокие железные бачки с мусором. Митин осветил их. На земле возле переполненных бачков лежали обрывки бумаги, обломок кирпича, картофельная шелуха и какие-то тряпки.

«Ничего интересного», – решил он и вернулся обратно.

Глава четвертая

На обратном пути Митин и Бабин молчали, словно им не о чем было говорить. Курили, смотрели по сторонам. Стало уже совсем светло. Луков вел машину по улицам и переулкам, известным только ему, прокладывая кратчайший путь к больнице. Оказалось, что машина «скорой помощи» доставила женщину в больницу, расположенную совсем в другом районе: в ближайшей не было мест.

Первым нарушил молчание Бабин. Поерзал на сиденье, недовольно сморщил нос и проговорил, ни к кому не обращаясь:

– Не густо. Ни большой рыбки, ни маленькой.

Сергей Петрович улыбнулся:

– Мы с тобой, Алеша, как грибники: собрались в лес, захватили большие корзины. Думали: ну, наберем грибов! А нашли пару рыжиков да гнилой мухомор.

– Что называется, не солоно хлебавши… Да ведь, собственно говоря, Сергей Петрович, и рассчитывать-то особенно тоже нельзя было: какие следы могут быть на улице? Уехал – и концы в воду!

– И на улице могли быть, – вздохнул Митин. – Но или малый все предусмотрел, или случайно не наследил.

Самые важные сведения он надеялся получить от Укладовой. Она видела водителя такси, разговаривала с ним, должна знать его приметы, может быть, приметы его машины. Хорошо, что хоть она запомнила последнюю цифру его номерного знака. Семерка… Странно, что лишь одна семерка осталась у нее в памяти. А другие цифры?

– Свяжись, Алеша, немедленно с Управлением таксомоторного транспорта, а еще лучше поезжай к ним сам и узнай, не было ли у них случаев угона таксомоторов.

– Может, совсем и не таксист ограбил?

– Вот именно. Это Укладова говорит, что таксист. Села в машину с шахматными клетками – значит, таксист. Попроси еще, чтобы приготовили для нас список машин, номерные знаки которых кончаются семеркой. Только тех, конечно, что были этой ночью на улицах.

– А вот и больница, – показал Луков на светлое здание за невысокой оградой.

Вокруг больницы раскинулся большой тенистый сад. Высокие тополи, разросшиеся кусты, путаница прихотливо переплетенных узких аллей со скамейками. В этот ранний час в саду было пустынно, негромко пересвистывались в листве проснувшиеся пичужки.

– Кусок штукатурки и кровь сейчас отдать в НТО или сначала в таксомоторное управление ехать? – спросил Бабин.

– В управление еще успеешь, прежде всего анализ крови и отпечатки пальцев. II еще одно, Алеша: я тут, вероятно, задержусь; у тебя будет время, съезди, пожалуйста, на Казанский вокзал…

– Узнать время прибытия дальневосточного экспресса? Так это и по телефону можно.

– Нет, меня не поезд интересует, а хотя бы приблизительное время ограбления. Сделан так: выйди из вокзала, возьми такси и засеки время. Прикинься, что приезжий, Москву не знаешь. Понял? Приедешь в Клушин переулок – и там засеки. Это не очень точно будет, но все же…

– Еще чего, на такси тратиться! – ворчливо заметил Луков. – А я зачем? Да я лучше любого такси…

– В том-то и дело, что лучше. А нам хуже надо. Нет-нет, Алеша, только на такси! Таксист, когда везет приезжего, он знает, какой путь выбирать.

Приход следователя в больницу в столь ранний час для дежурного врача не был неожиданностью: так было всегда, когда к ним в ночное время доставляли людей с ранениями. Врач, молодой человек, спокойный и невозмутимый, провел Митина в свой кабинет и вынул из шкафа тонкую папку с историей болезни Укладовой.

– К сожалению, а вернее будет сказать, к счастью, больная уснула. К счастью для нее, – уточнил он без улыбки. – Сейчас ей нужен полный покой, для нее это главное. Вот, взгляните.

Он подал через стол историю болезни.

– Она в отдельной палате?

– Нет, в общей. Другие больные тоже еще спят.

Митин стал читать: «Ранение волосистой части головы в области правой теменной кости без повреждения костной ткани… в результате удара тупым орудием, о чем свидетельствует характер разрыва кожного покрова…»

Врач подождал, пока Митин кончил читать, и сказал:

– У больной все признаки сотрясения мозга: жалуется на тошноту, головную боль. Была у нее рвота… Придется ей полежать.

– Вы осматривали больную. Кроме раны на голове, нет ли у нее других следов насилия – синяков, ссадин, царапин?

– На левой руке на запястье есть легкая ссадина. Это когда часы у нее срывали. Удар по голове, вероятно, был скользящим.

– Я тоже так думаю. Ее в такси ограбили. Ударили молотком.

– Я знаю.

Врач нравился Сергею Петровичу; приятна была его сдержанность, немногословие, подчеркнутая официальность беседы.

– Впервые в моей практике, чтобы таксист грабил пассажира. Редкий случай, – сказал он, пытаясь растопить ледок.

Врач промолчал.

– А сейчас, пока больные спят, я попрошу показать одежду Укладовой.

Было уже достаточно светло, и Митин приступил к осмотру одежды прямо у окошечка, из которого получил узел. Он аккуратно разложил вещи на подоконнике и через лупу стал рассматривать на них каждый шов, складку и пуговицу. Две молоденькие сестры, приглашенные понятыми, смотрели на него издали. Девушки иногда шептались, глаза у них были круглые и внимательные.

Легкое габардиновое пальто песочного цвета сильно залито кровью и на нем недостает одной пуговицы. Через лупу хорошо видно, что оторвалась она не потому, что нитки перетерлись, а от резкого рывка: об этом свидетельствовали концы ниток. «А на мостовой мы ее не нашли…» – отметил Митин и запомнил это. На спинке пальто, как он и ожидал, имелись следы извести. Значит, он был прав, объясняя Бабину происхождение полос на стене. Слипшаяся, заскорузлая от крови косынка. В том месте, куда пришелся удар, ткань слегка надорвана.

В кармане пальто – смятый железнодорожный билет. «Чита—Москва», – прочитал Митин надпись на нем, сделанную чернилами. Но и это лишь указывало на то, что Укладова приехала поездом и вышла на Казанском вокзале.

В кабинете, куда он вернулся после осмотра одежды, врач сказал, как бы предупреждая вопрос следователя:

– Группу крови мы определили у больной.

– Для нас? – благодарно улыбнулся ему Сергей Петрович. – Спасибо, вы предусмотрительны.

– Нет, на случай, если понадобится переливание крови.

– Тем более… Нам, между прочим, группу ее крови тоже знать не мешает.

– У нее третья.

Сергей Петрович достал сигарету, закурил с наслаждением и сказал доверительным тоном:

– Хочу попросить вас об одном небольшом одолжении. Надеюсь, вы не откажете в помощи?

– Все, чем могу…

– Открою вам один из приемов нашей работы. Дело в том, что нам надо иметь отпечатки пальцев гражданки Укладовой. Понимаете? При расследовании преступления они нам могут пригодиться. Конечно, мы ни в чем ее не подозреваем, смешно было бы – она потерпевшая, она жертва! И все же отпечатки ее пальцев будут нужны. Ведь у преступника, когда мы его задержим, возможно, окажутся вещи Укладовой, ну там, чемодан, например, пудреница, зеркальце с отпечатками ее пальцев, и тогда…

– А вы уверены, что поймаете преступника?

Лицо у врача по-прежнему было непроницаемым, лишь щеки слегка порозовели. Вероятно, оттого, что вопрос был не совсем тактичным, Сергей Петрович пожал плечами:

– А вы, извините, приступая к операции, всегда уверены в благополучном исходе? Так и у нас.

Он не сомневался, что преступник будет найден, но говорить об этом вслух считал нескромным.

– Конечно, можно просто попросить больную приложить пальцы к стеклянной пластинке, – продолжал он тем же доверительным тоном. – А вдруг обидится? Я по опыту знаю, что люди абсолютно честные почему-то чрезвычайно предубежденно относятся к тому, чтобы дать свои отпечатки. Видят в этом что-то для себя оскорбительное. Возможно, они правы. Человеческое достоинство – очень уязвимо.

– Пожалуй, мне бы тоже не понравилось, – впервые улыбнулся врач.

– Поэтому я попросил бы, если вам не трудно, сделать так: пусть няня или сестра дадут Укладовой какое-нибудь лекарство в абсолютно чистой мензурке. На подносе или па тарелочке. И сами чтобы ни в коем случае не прикасались к мензурке руками. Вы поняли меня? Нам этого будет достаточно. И больная не будет напрасно нервничать и волноваться. Сделать это надо сегодня же. Возможно это?

– Если нужно – пожалуйста.

– Спасибо, вы нас очень обяжете.

В кабинет вошла сестра, которая была при осмотре одежды.

– Укладова проснулась, Вадим Семеныч, – сообщила она врачу тоном заговорщика, мельком взглянув при этом на следователя.

– А другие больные?

– Тоже. Скоро завтрак разносить будем.

– Как ее самочувствие? – спросил Митин. – Разговаривать с ней можно?

– По-моему, можно. Вполне… – зарделась девушка. – Вы допрос снимать будете?

– Валентина, сколько раз я вам говорил! – строго сказал врач и пояснил Митину: – Ужасная болтушка! Проводите товарища к больной Укладовой и немедленно возвращайтесь. Вы мне нужны.

Больным в палате Валя уже успела сообщить, что сейчас к ним придет следователь допрашивать женщину, доставленную ночью на машине «скорой помощи», и они приготовились к визиту: наскоро причесались, прибрали на тумбочках. Новенькая – с ней они еще не успели познакомиться – лежала у двери. Голова у нее была наглухо забинтована, открытыми оставались лишь уши и лицо, бледное, с заметной синевой под глазами.

– Сюда, пожалуйста, – показала Митину сестра. – Больная, к вам пришли.

Женщина не пошевелилась. Глаза ее были закрыты, губы плотно сжаты.

– Галина Семеновна! – негромко, по настойчиво позвал Митин, опускаясь на табуретку возле ее кровати.

Веки Укладовой дрогнули, она открыла глаза.

– О, простите… я забылась на минуту. Нечаянно…

– Я к вам, Галина Семеновна, – как можно приветливее начал он. – Разрешите представиться: следователь по уголовным делам Сергей Петрович Митин. Хочу поговорить с вами.

– Пожалуйста. Я знала, что вы придете. Сестра сказала.

Голос у нее был слабый. Она подняла руку, чтобы привычно поправить волосы, но наткнулась на бинт и смущенно улыбнулась. Улыбка и светло-голубые, прозрачные глаза украшали ее уже немолодое, но еще свежее лицо. Митин отметил это и подумал, что, видимо, она женщина интеллигентная и с ней легко будет разговаривать.

– Примите, Галина Семеновна, мое искреннее соболезнование! Негостеприимно встретила вас Москва. Это ужасно!

– Москва здесь ни при чем, – вздохнула она. – Плохие люди есть везде.

– Я попрошу рассказать, как же это с вами приключилось такое? Только, пожалуйста, подробнее. Постарайтесь припомнить каждую мелочь. Для меня именно мелочи, детали важны, понимаете?

– Я понимаю. Только трудно сейчас все вспомнить, особенно мелочи… и голова болит. Но я постараюсь… Сергей Петрович.

Палата притихла. Митин достал чистые листы протокола допроса, приготовился писать. На Валю жалко было смотреть: она разрывалась между желанием услышать подробности ограбления и необходимостью выполнить распоряжение врача. Верх все же взяла дисциплина: девушка помедлила еще с минуту у двери и вышла с обиженным лицом.

Укладова рассказала то же самое, что Митин уже читал в протоколе Позднякова. Это его мало устраивало. Нужны были подробности.

– Как же так, Галина Семеновна, семерку вы запомнили, а остальные цифры? Видели вы номерной знак его машины?

– Не видела! Не смотрела я… кто же знал, что такое будет? И последнюю цифру, можно сказать, случайно запомнила. Знаете, на переднем щитке у них номер машины написан? Чтобы пассажир знал… Ну, а тут на щитке тряпка у него какая-то лежала и весь номер закрывала, понимаете? Теперь-то я знаю, он нарочно тряпку положил. А последнюю цифру все-таки видно было – семерка. Почему я ее запомнила? Да как вам сказать? На тряпке сигареты у него лежали, «Шипка», знаете такие? А у нас на заводе главный инженер очень эту «Шипку» любил, всех просил, чтобы ему покупали. Они же редко бывают. Ну и тут – увидела сигареты и сразу вспомнила нашего главного… понимаете, и семерка из-под тряпки виднеется. Это я уж потом, в милиции вспомнила. В чемодане вещей немного, но хорошие… и часы золотые. Но главное – путевка, паспорт, как я теперь без них? А может, найдете еще?

– Будем искать. Твердо обещать, сами понимаете, ничего не могу. А много у вас денег было с собой?

– В чемодане семьсот рублей. Ну и в сумочке мелочь, конечно.

Две няни вкатили в палату высокий столик на колесиках, уставленный тарелками. Митин вспомнил о свертке с бутербродами, оставленном вместе с плащом в милиции. «Конечно, у них тут нету платного буфета», – подумал он с досадой, ощутив приступ голода. Его внимание привлекла Валя, вошедшая вслед за нянями. В одной руке она несла небольшой стеклянный поднос с мензуркой, в другой держала бумажный пакетик с какими-то таблетками.

– Это вам, – сказала она Укладовой с милой улыбкой. – Таблетки запейте микстурой.

Укладова послушно выпила, подала сестре пустую мензурку в руку, но та ловко подставила поднос. «Молодчина!» – отметил Сергей Петрович, провожая взглядом уходящую девушку.

– Кстати, – обратился он к Укладовой, – почему из Магадана вы не летели самолетом? Такая даль! Проще и быстрее.

– Не поверите: ни разу еще не летала. Боюсь! – с улыбкой призналась та. – Смешно сказать, но боюсь. Что со мной поделаешь!

– Понимаю. – Он тоже улыбнулся. – А билет на поезд у вас в Чите взят. Ведь, насколько я знаю, из Магадана сначала во Владивосток плывут или в Находку, а уж там…

Укладова рассмеялась:

– Вот вы о чем! Так я же в Чите остановку делала. Отпуск у меня большой, а в Чите сестра мужа живет, у нее недельку погостила. Вы билет у меня в пальто нашли?

– Нашел… – Митин изобразил легкое смущение. – Подолгу службы, так сказать. Ваш муж тоже в Магадане работает?

На лицо женщины набежала тень: она отвернула голову в сторону, скорбно сжала губы. Глаза ее слегка увлажнились. «Напрасно спросил», – подумал он и добавил, чтобы сгладить вопрос, который оказался неуместным:

– Я к тому, что муж беспокоиться будет. Ведь вам, Галина Семеновна, полежать здесь придется.

– В прошлом году у меня муж умер, – тихо сказала она и вздохнула: – Рак… в два месяца скрутило.

Оба помолчали. Женщины на соседних койках зашептались.

– А дети есть? – участливо спросил он, надеясь отвлечь женщину, и опять не угадал: лицо ее сморщилось, стало некрасивым, она пошарила под подушкой, нашла носовой платок и, приложив его к глазам, закрыла им почти все лицо.

– Был у нас сын… единственный, – глухо проговорила она сквозь платок. – На стройке работал, верхолазом. Одна я осталась…

Митин заерзал на табуретке, проклиная себя в душе. У женщины умер муж, единственный сын, вероятно, разбился, ее самое ограбили и чуть не убили, и он еще тут со своими дурацкими вопросами… «Удивительная бестактность!» – корил он себя.

– Извините, Галина Семеновна, откуда я мог знать! Тяжело вам, я понимаю. Но давайте вернемся к нашему делу. Какие у шофера приметы? Обрисуйте, пожалуйста, его внешность. Молодой он, старый, толстый, худой? Одет как? Если бы встретили его на улице, узнали бы?

Она насухо вытерла покрасневшие глаза.

– Конечно, узнала бы. Боже мой, он как живой перед глазами! Молотком замахнулся… всякий запомнит. Одет в какую-то куртку, с «молнией», кажется. Темная фуражка, знаете, как у всех таксистов. Пожалуй, молодой: лет тридцать—тридцать пять, не больше. Высокий, худощавый такой…

– Нос какой? Цвет глаз?

Шариковая ручка следователя быстро скользила по бумаге.

– Нос прямой. Глаза?.. Темные, вероятно карие. Да ведь я к нему особенно-то и не присматривалась.

– Так, хорошо… Но мне хотелось бы что-нибудь такое, что отличало бы его от других людей. У нас это называется особыми приметами.

– Особые приметы? – Женщина нахмурилась, припоминая, затем лицо ее посветлело и она воскликнула: – Вспомнила! Есть особая примета, есть! Шея у него была забинтована. Только сейчас вспомнила.

– Вот это уже интересно! – оживился следователь. – Это мне и надо было! Как забинтована, чем? Бинт или, может, просто платком завязана?

– Не знаю. Белая такая повязка. Кажется, платок. Как я могла забыть?! – сокрушалась она. – Уж вы меня извините, Сергей Петрович. Шея забинтована – это точно!

– А цвет машины?

– Вот цвет затрудняюсь точно назвать. Помню, что светлая, не то серая, не то желтая. Ночью ведь. Очередь, каждый хватает машину, где тут на цвет смотреть.

– В милиции вы сказали, что у вас похищены золотые часы.

– Да, «Заря».

– Когда он их у вас взял? До того, как ударил, или после?

– Он все вытаскивал меня из машины, понимаете? А я за сумку держалась и за чемодан. Уже потом, когда очнулась под аркой, увидела, что и часов нет. Сорвал, когда без памяти лежала.

Она показала всем обнаженную по локоть руку. На коже запястья была небольшая розовая ссадина.

– Понятно. А теперь, Галина Семеновна, перечислите, пожалуйста, все вещи, какие у вас были в чемодане и сумочке. Впрочем, может, вы хотите позавтракать? Я подожду.

– Нет-нет, у меня совсем нет аппетита, – отказалась она.

Сергей Петрович не любил эту часть своей работы; надо было составить перечень всех похищенных вещей, причем описать их цвет, наружный вид, степень изношенности, размер и еще многое другое, что потом могло пригодиться для их опознания. Не любил и поэтому всегда заставлял себя выполнять ее особенно тщательно. В животе у него от голода было неспокойно, во рту горечь от сигарет, а он все задавал вопросы и писал.

Наконец Укладова не выдержала и жалобно попросила:

– А может, в другой раз продолжим, Сергей Петрович? Устала я, голова опять заболела, и вообще мне что-то нехорошо…

– Да, да, конечно! – спохватился он. – Основное я записал. Большое вам спасибо, извините, замучил я вас. Вот, прочтите и подпишите.

– Вещи и деньги жалко, конечно, но что поделаешь, раз такое получилось! – Она подписала протокол, не читая. – А вот документы, паспорт? Как я без них теперь?

– Ну, это самое легкое! Выдадим справку, что они похищены при ограблении, получите новый паспорт. Да и вещи, я надеюсь, отыщем.

– Спасибо вам. – Укладова закрыла глаза.

В коридоре Митин встретил медсестру Валю.

– А вы молодчина! – похвалил он ее. – Операцию провели как надо! К мензурке не прикасались?

– Ой, что вы! – Лицо у девушки покрылось румянцем. – Я все боялась: а вдруг уроню!..

В кабинете Сергей Петрович попросил у врача два небольших куска картона, осторожно взял мензурку пинцетом за край, поставил на одну картонку, сверху прикрыл другой и обвязал шпагатом. В такой упаковке отпечаткам на стекле не грозила опасность чьих-либо случайных прикосновений.

– Вон как это делается! – с уважением произнес врач, наблюдая за действиями следователя. – Получили вы что-нибудь от разговора с больной?

– Конечно, за тем и приходил, – устало улыбнулся ему Митин. – Картина для меня кое в чем прояснилась.

– А скажите, если это не секрет, как вы собираетесь ловить, то есть искать преступника? Ведь это все равно, что в стоге сена… Не представляю!

– Видите ли, особых секретов у нас нету, а есть специфика, как и во всяком деле. Вы привели неверное сравнение: Москва не стог сена и преступник не иголка. Для того чтобы найти иголку, надо перерыть весь стог. В данном случае в этом нет необходимости. Вы понимаете меня?

– Да, да, понимаю, – подтвердил врач, хотя и ничего не понял.