Текст книги "Мир приключений 1974 г."

Автор книги: Сергей Абрамов

Соавторы: Николай Коротеев,Всеволод Ревич,Владимир Михановский,Михаил Грешнов,Юрий Папоров,Абрам Палей,А. Абрамов,В. Морозов,С. Ярославцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 51 страниц)

Глава двадцать первая

Чтобы женщина сама себе пробила голову? А почему, собственно, нет? Женщины тоже всякие бывают. Люди вообще способны на самые невероятные вещи. Разве трудно нанести себе скользящий удар, чтобы только разорвать кожный покров? Крови будет много, а опасности для здоровья, в сущности, никакой.

Если инсценировка, тогда понятно и то, почему на замках чемодана нет следов Воронова. И часов золотых не было совсем. Эта деталь придумана для правдоподобия. Но у нее же ссадина на руке… А разве не могла она ее сделать умышленно? Уж если голову пробила…

Сергей Петрович тут же осудил себя за домыслы: так могла действовать только преступница, причем достаточно хитрая, предусмотрительная, с завидным хладнокровием и самообладанием. И дерзко смелая. Да, в смелости ей не откажешь… Осудил и все же не мог удержаться и продолжал развивать версию дальше.

Пуговицу оторвала и подбросила, в расчете, что мы ее обязательно найдем. И даже за плафон на потолке подержалась. Чтобы облегчить нам поиски машины, «случайно запомнила» семерку. Не весь номер, а только одну цифру. Вот чертовка, все учла, все предусмотрела! А забинтованная шея? О, тут Укладова с блеском продемонстрировала свой незаурядный ум. Увидела у Воронова родинку и тут же придумала хитрый и тонкий ход: не сомневалась, что по приметам, семерке и пуговице, мы найдем таксиста, увидим у него родинку, и тогда ее упоминание о забинтованной шее будет чрезвычайно убедительным. И она не ошиблась. Ведь обрадовался же я, когда увидел у него эту родинку.

Но зачем, зачем ей все это? Хладнокровно и безжалостно подставить под удар человека, бросить на него подозрение в тяжком преступлении – совершенно непонятная подлость и жестокость. До какой же низости способны дойти люди ради достижения своих эгоистических целей! А какие у нее цели? Чего она добивалась? И вообще кто она такая, эта Укладова, приехавшая из далекого Магадана? Что мы о ней знаем? За Вороновым люди, хорошо его знающие, за ним его поступки, дела, в конце концов, весь его нравственный облик, а за ней что? Только совершенно необъяснимые телеграммы. Запросить еще раз Магадан, послать проверочный запрос в магаданскую милицию? Самому слетать?

Обуреваемый этими мыслями, Митин не заметил, как подъехал к следственному отделу. Машина остановилась, но он опять продолжал сидеть. Шофер, тоже молчавший всю дорогу, повернулся к нему:

– Приехали. Или еще, может, куда?

– Нет-нет, спасибо!

Владыкин с интересом посмотрел на вбежавшего в кабинет друга: вид у того был взъерошенный.

– Ты что, Сергей? Случилось что-нибудь? Плохие новости?

– Наоборот, хорошие. Надо выпускать Воронова. Он тут ни при чем!

– Здравствуйте, как говорится! А еще ты ничего не хочешь?

– Вот тебе и «здравствуйте»! Смотри…

Он подтащил Владыкина к карте района, ткнул в нее карандашом:

– После ограбления Воронов поехал прямо? Затем свернул направо в Петрушевский переулок? И здесь выбросил чемодан, так получается?

– Вероятно. Скорее всего, именно так и было. И что из этого?

– А то, что не мог он поехать направо. Там запрещающий знак. Одностороннее движение по Петрушевскому, понял? Можно только налево. Так что не мог он подъехать к забору с тополями. Вот какая петрушка! Я только что оттуда, сам знак видел, собственными глазами. И сразу у меня все полетело вверх тормашками. С весны этого года там знак установлен.

Владыкин засопел, обнял Сергея Петровича за плечи:

– Ох, я вижу, и хочется же тебе выпустить Воронова!

– Ужасно хочется!

– Я понимаю, но пойми и ты, дорогой ты мои, золотое у тебя сердце! Чихать хотел Воронов на все твои знаки! Не до того ему было. Будет он считаться… поехал – и все! Ночь, никто не видит.

– Нет. Все дело в Укладовой. Инсценировка ограбления.

– Еще раз здравствуйте! А телеграммы? О них забыл? Подозревать порядочного человека… На каком основании? Сам подумай!

– Не верю телеграммам. Тут какая-то путаница… словом, не верю! Сам полечу в Магадан, сам проверю.

– Это не разговор: верю – не верю. Телеграммы официальные.

В дверь постучали, и вошла секретарша.

– Вам телеграмма, Сергей Петрович. Из Магадана.

– Ну вот, еще одна! Как нарочно… – воскликнул Владыкин.

– Спасибо, Нонна, можете идти. – И когда девушка вышла, Сергей Петрович прочитал вслух: – «Деньги Укладовой не выдавайте видимо произошла ошибка паша Укладова благополучно отдыхает в Гаграх получили от нее письмо и фото директор завода Чекалин».

Владыкин вытянул губы трубочкой, стал часто-часто моргать. Митин смотрел на него, сдерживая ликующую улыбку.

– Н-да-а… так, значит, самозванка? – спросил Владыкин. – А этой телеграмме ты веришь?

Сергей Петрович запрокинул голову на спинку дивана, блаженно закрыл глаза. Эта была одна из немногих счастливых минут в его жизни. Сказал, не открывая глаз:

– Побольше бы таких телеграмм!

Но тут же вскочил, закричал с возмущением и злостью:

– Нет, ты только подумай, сам, своими руками вручил ей двести рублей! И еще расписку не хотел брать. Вот тебе и слабый пол! Нет, какова наглость! Явиться прямо в милицию… ну, знаешь! А мужество, а психологический расчет! Да она любому сто очков даст! Все продумала, все рассчитала и разыграла, как по нотам. Смотри, золотые часы признала своими, а сумочку нет. Ах, умница! – с недобрым восхищением воскликнул он. – Как верно психологически!

– Но зачем ей все это? Вот чего не пойму. Неужели только из-за этих двухсот рублей?

– Я тоже сначала об этом подумал. Но нет, вряд ли… Для такой крупной игры двести рублей слишком мелкая ставка. Тут что-то другое… Но что? Может, справка, какую ей дали в отделении, а? Может, в ней все дело?

– Справка?

– А что! Ведь она по ней в любом месте получит новый паспорт. Разве мало мы знаем случаев, когда преступник, чтобы раздобыть подлинные документы, шел даже на убийство?

Владыкин вздохнул:

– Она даже не просила эту справку, сам я ей предложил.

– Не беспокойся, попросила бы! У меня она в больнице каждый раз спрашивала: а как будет с паспортом? Небрежно так спрашивала, как бы между прочим, понимаешь?.. И я не придавал этому никакого значения.

– Может, она побег совершила из мест заключения? Представляю, как она сейчас смеется над нами. Ну и баба!

– Фамилию ей надо переменить по каким-то причинам. А еще что?

– Ладно, Сергей, надо что-то предпринимать. Бросить людей на вокзалы, в аэропорты?

Митин поджал губы:

– Не тот экземпляр! Уж коли такое провернула… Ручаюсь, в Москве ее уже нету. Уехала на такси или электричкой куда-нибудь в Звенигород или в Малаховку, а уж оттуда поездом. На мякине ее не проведешь, сама любого обведет вокруг мизинца.

– Назвалась инженером. И место работы указала точное – машиностроительный завод… Фамилию директора завода знает, – размышлял Владыкин. – Документы похитила у какой-то Укладовой?

Нет, не похищала. Все было значительно проще: она только заглянула в них.

За несколько дней до происшествия в Клушином переулке в поезд, следовавший из Владивостока в Москву, в Чите села некая гражданка Плетнева. В руках у нее был новый чемодан, который она несла с видимым усилием. Однако если бы кто мог заглянуть в пего, то с удивлением обнаружил бы, что он пустой. В купе она быстро познакомилась с соседями. Особое внимание она уделила инженеру Укладовой, ехавшей из Магадана на юг. Женщины в дороге, как это часто бывает, почти подружились, много разговаривали, откровенничали. Плетнева угощала новую знакомую шоколадом, фруктами, была милой, внимательной слушательницей, ловко ставила нужные вопросы. Укладова доверчиво рассказала попутчице о себе многое: и кто она, и где работает, и как фамилия директора предприятия… Плетнева все запоминала. Во время одной из больших стоянок на станции, оставшись в купе одна, она достала из сумочки Укладовой ее паспорт и, посматривая в окно на перрон, где гуляла беспечная попутчица, выписала из него все нужные сведения. Этих сведений ей вполне хватило, чтобы в Москве, не вызывая подозрений, предстать под именем Укладовой Галины Семеновны. Проверки она не боялась, так как знала, что настоящая Укладова в Магадан из отпуска вернется не скоро.

Но обо всем этом наши следователи узнают позднее.

* * *

Среди дней, заполненных трудной, сложной и, в сущности, малопривлекательной работой, и у следователя изредка бывают такие, что их можно сравнить с маленькими праздниками. В одном случае – это когда после длительных розысков ему удается задержать преступника, и в другом, когда он прекращает дело за недоказанностью преступления и выпускает подозреваемого на волю.

Таким маленьким праздником был у Митина сегодняшний будничный день. Во-первых, он освободил из под стражи Степана Воронова, а во-вторых, сегодня наконец вернулись с дачи жена и дочь. На радостях Сергей Петрович предложил отметить оба события в ресторане, предложение, естественно, было одобрено, и они всей семьей отправились в ближайший парк.

Днем на веранде летнего ресторана было много свободных мест, негромко играла радиола, официантки на досуге судачили у буфетной стойки.

Семейство Митиных расположилось за крайним столиком возле деревянного барьера. Длинная ветка тополя с пыльными листьями далеко просунулась на веранду, будто хотела посмотреть, что люди здесь делают.

А люди из маленьких вазочек ели мороженое. Особенно старалась Марина. Ела и ревниво поглядывала на почти нетронутую порцию отца.

Сергей Петрович строго сказал девочке:

– Опять много берешь ложечкой! Понемногу надо. Видишь, как мама ест?

– Ну, а потом что, потом? – нетерпеливо спросила Нина Степановна.

– А потом суп с котом! – подмигнул он дочери. – И вот представь, в тот же день к вечеру получили мы очередной бюллетень всесоюзного розыска. Что бы ему хоть на день раньше появиться! Как нарочно… Читаем и узнаем, что три недели назад в Иркутске при загадочных обстоятельствах исчезла кассир универмага Плетнева. И с ней двадцать одна тысяча. Сумма немалая. Вначале было предположение, что она ограблена и убита, но оно не подтвердилось. И приметы ее…

– Укладова? – догадалась Нина Степановна.

– Конечно! Все приметы подходят. Представляешь?

– Папа, можно, я у тебя возьму немножечко? Одну ложечку, – попросила девочка. Со своим мороженым она уже управилась.

– Спроси у мамы. Если разрешит – можно.

Нина Степановна взяла его вазочку, переложила дочери один шарик.

– Значит, твоя Укладова исчезла из Москвы и все пошло прахом, так получается? – спросила она. – Обидно, правда? Работали вы с Бабиным, работали, а в результате – пшик?

– Почему прахом, почему пшик? – удивился он. – А Воронов, а Таня Сиротина? Тут ведь главное – что не свершилось самое большое зло: не осужден невиновный. Это главное! Да не будь даже той телеграммы из Магадана, мы все равно отпустили бы Воронова. Обязательно отпустили бы! Несмотря на все мои улики. А ты говоришь – прахом! Снять с человека обвинение – разве этого мало?

Говорил он горячо, увлеченно, глаза у него блестели. Нина Степановна смотрела на мужа с восхищением.

– И Таня не потеряла веру в справедливость, – продолжал он. – А это великое дело, если хочешь знать. Люди должны верить в справедливость!

– Да, конечно. Но это с одной стороны… А с другой? Вот если бы вы еще Укладову взяли…

– То есть Плетневу? Ну, тут я совершенно спокоен. Никуда она от нас теперь не денется.

– Не понимаю. Где же вы ее искать будете?

– А мы не будем искать, она сама объявится. Для чего же иначе огород городила?

Давно известно, что даже самый умный, хитрый и осторожный преступник при всем желании не может заранее учесть и предусмотреть то бесчисленное количество случайностей, ничтожных на первый взгляд мелочей и разных житейских обстоятельств, какие могут его выдать. В каждой прочной цепи всегда найдется слабое звено. Иначе цепи бы не разрывались.

Эту простую истину знают, главным образом, люди, в той или иной мере причастные к правосудию, и не знают или не верят в нее те, кто решается преступить закон. Потому большинство преступников и попадают за решетку. Те же, что находятся на свободе, находятся на ней временно, так как их преступление в конце концов тоже будет раскрыто, и они непременно понесут наказание.

Плетнева, казалось бы, с предельной тщательностью, до мельчайших подробностей продумала и детально разработала свой дерзкий план. Однако жизнь внесла в него коррективы. Вдруг в игру вступили обстоятельства, каких Плетнева, конечно, не могла предусмотреть. Например, она у себя в Иркутске только еще лишь готовилась к похищению дневной выручки из кассы универмага, а тем временем в Москве, в Клушином переулке, уже устанавливался над проезжей частью улицы дорожный знак, которому суждено было сыграть роль первой искры в ее «пожаре». Потом появились письмо и курортные фотографии, посланные инженером Укладовой своим заводским друзьям. Затем бюллетень всесоюзного розыска…

Предназначенный преступнице финал был неотвратим. Митин знал это и потому в разговоре с женой утверждал с такой уверенностью, что теперь Плетнева никуда не денется. Он исходил из простои логической предпосылки, что человек, сказавший «а», непременно должен сказать и «б».

Так и произошло.

Прмерно через неделю в одно из отделений милиции Еревана вошла элегантная женщина в светлом брючном костюме и таких больших солнцезащитных очках, что из-за них были видны лишь часть лба и нижняя половина лица, и рот, чуть тронутый бледной помадой. Привлекали внимание и ее вьющиеся волосы, покрашенные в нежный сиреневый цвет.

Это была Плетнева. Как и предсказывал в ресторане Митин, она явилась сама… В дорогом костюме и под косметикой она выглядела так молодо, что близорукий человек издали, пожалуй, мог бы принять ее за девушку.

В коридоре перед дверью начальника паспортного стола в ожидании приема сидели несколько пожилых женщин и красивый молодой человек с тонкими усиками. При появлении нарядной женщины он быстро поднялся, уступая ей место на скамейке.

Плетнева поблагодарила его легким наклоном головы. На стене прямо перед ее глазами висели в рамках под стеклом многочисленные инструкции и правила, касающиеся прописки и получения новых документов, и хотя она знала их почти наизусть, но все равно стала машинально читать.

Молодой человек, уступивший ей место, стоял наискось от скамейки и, вероятно, от безделья или по дурной привычке часто бросал на незнакомку выразительные взгляды. Но Плетнева упорно смотрела мимо. Лицо ее было спокойно и, кроме скуки, ничего не выражало.

Но это – со стороны. На самом деле она чувствовала себя, как неопытная актриса за кулисами перед выходом на залитую светом сцену. Наступили как раз те минуты, когда ей особенно были необходимы полное самообладание, предельная собранность и спокойствие. А их не было. Сердце билось излишне сильно и часто, потели ладони, то и дело появлялась необъяснимая тревога. А тут еще этот писаный красавец пялит глаза…

Ах, как медленно тянется время! Прошла к начальнику еще одна женщина. Вышла. Теперь очередь молодого человека. Проходя мимо, он опять одарил Плетневу огненным взглядом. Идиот!.. «И чего я боюсь? – торопливо, лихорадочно думала она, вытирая платком ладони. – Все будет хорошо… не может быть плохо, все будет хорошо! И паспорт получу… пусть краткосрочный, какая разница! И прописка будет. В Москве обошлось, и здесь обойдется. Там труднее было…»

То ли от самовнушения, то ли от того, что она расслабила все мышцы, по она с удовлетворением почувствовала, как внутри все стало постепенно затихать, успокаиваться. Наконец-то!.. Почему-то вдруг вспомнился Митин, затем этот долговязый таксист с родинкой на шее. Как он побледнел тогда в больнице… «Сидит небось сейчас на нарах, играет со шпаной в карты», – равнодушно подумала она о Воронове. Затем ее снова охватило предчувствие неминуемой беды. Замелькали мысли. А может, уйти, пока не поздно? Деньги есть, бросить нее и уехать, срочно уехать… у Маркиза кончился срок на Колыме, был слух, будто он подался в Прибалтику. Поехать туда? Поискать его в Риге, в Таллине. Он поможет с пропиской, у него везде верные руки…

Вышел от начальника молодой человек с усиками. Плетнева посмотрела ему вслед и подумала, что вот была бы удача, если он вдруг оказался бы здесь директором какого-нибудь магазина. Уж он-то принял бы ее на должность кассира.

В кабинет начальника паспортного стола она вошла, полностью владея собой. Все ее необъяснимые опасения исчезли, словно их смыло волной.

– Можно? – спросила она с легкой улыбкой, задержавшись па пороге. – Здравствуйте!

Начальник, немолодой армянин с добродушным лицом многодетного отца, приподнялся над столом, ответил вежливым наклоном головы.

– Заходите, милости прошу! Здравствуйте.

Женщина, распространяя аромат хороших духов, неторопливо прошла к столу, села, не дожидаясь приглашения, и начала с того, что вынула из сумочки и положила перед собой пачку дорогих сигарет и блестящую, замысловатой формы зажигалку.

– Разрешите, я закурю?

Она почти не сомневалась в ответе, но вдруг услышала:

– Извините, у меня не курят.

– Но ведь окно открыто! – чуть капризно проговорила она, показав глазами на окно за решеткой и убирая сигареты.

– Не люблю дым, понимаете? Люблю дышать чистым воздухом, – объяснил он, хотя мог бы и не объяснять. – И еще… Не могу разговаривать, когда не вижу у человека глаз. Поймите меня правильно. Но если у вас больные глаза – тогда, конечно!

– Пожалуйста, пожалуйста! Я понимаю.

Словно делая ему одолжение, она со снисходительной улыбкой сняла очки, стала вертеть их в руках. Начальник сразу стал ей неприятен.

– У вас же красивые глаза! – воскликнул тот и широко улыбнулся. – Зачем их прятать? Итак, я слушаю вас, чем могу служить?

Неуклюжий комплимент подбодрил женщину, и она легко заговорила:

– У меня просьба… Я издалека, можно сказать, с самого края света, из Магадана. Получила отпуск за два года. А в Ереване у меня племянник моей двоюродной сестры, понимаете, и я хочу у него временно прописаться. Надеюсь, вы не откажете? Вот мои документы.

Она положила на край стола несколько справок.

– О чем разговор! – радушно воскликнул начальник. – Только зачем ко мне? Обратитесь в домоуправление, там есть паспортистка, она сделает все.

– К сожалению, я не только о прописке. Понимаете, со мной произошла целая история!

Ее рассказ о мнимом ограблении в Москве начальник выслушал внимательно, в нужных местах сочувственно причмокивал губами, покачивал головой. В заключение Плетнева откинула на голове прядь сиреневых волос и показала небольшой, недавно заживший шрам.

– Ай-яй-яй! Что делают! – сокрушался начальник. – Паспорт мы вам, конечно, дадим. Временный, краткосрочный, но дадим. Не беспокойтесь. А постоянный получите у себя в Магадане.

Женщина подвинула ему лежащие на столе бумаги.

– Тут и справка из московской милиции, вы почитайте.

Ликуя в душе, почти полностью уверенная в успехе, она смотрела, как начальник читает справку, и уже не испытывала к нему прежней антипатии.

– Ваша фамилия Укладова? Галина Семеновна? – спросил он.

– Да…

Он продолжал читать. А она вдруг заметила, как его глаза, скользившие по строчкам документа, внезапно остановились, будто натолкнулись на какое-то препятствие, затем чуть-чуть, на самую малость, расширились. Изменение в лице мужчины было едва уловимым, но и его оказалось достаточно, чтобы Плетнева, бывшая все время настороже, почувствовала, как ее стала заливать горячая волна. Жар прошел по шее, хлынул в лицо, сразу стало томительно и душно. «Вот оно… – мелькнула у нее леденящая мысль. – Неужели опоздала?»

– Извините, одну минутку… – сказал начальник и снял трубку внутреннего телефона. – Аванес? Будь другом, телеграмма, которую мы получили из Москвы неделю назад, у тебя? Принеси ее, пожалуйста. Сейчас принеси.

Он положил трубку. А Плетнева вдруг резко вскочила, глаза ее округлились, и она в ужасе закричала, прижав ладони к вискам:

– Боже мой! Боже мой… что я наделала! Утюг… Утюг! Я оставила утюг! Вы представляете?! Гладила и не выключила утюг. Там пожар будет, все сгорит… Я к вам завтра приду! Боже мой…

Начальник тоже встал, вышел из-за стола и с любопытством смотрел, как женщина торопливо совала в сумочку свои документы и огромные очки. Затем метнулась к двери. И выбежала бы в коридор, если бы не человек в милицейской форме, входивший в это время в кабинет. Он в недоумении остановился в дверях, преградив ей дорогу.

– Аванес, закрой, пожалуйста, дверь, – сказал ему начальник и повернулся к Плетневой: – А вы, гражданка, не торопитесь. Какой пожар, какой утюг? Не надо спектаклей, здесь не театр. Ничего у вашего племянника не сгорит. А вот вы, кажется, действительно крупно погорели. Давайте лучше уточним вашу настоящую фамилию.

Плетнева не слушала его. Она стояла вытянувшись, закрыв глаза, далеко запрокинув голову и дышала глубоко и сильно, будто только что делала утреннюю зарядку. Затем опустилась па стул, достала сигарету и закурила.

– А вы все-таки закурили. Ай-яй! Впрочем, ладно уж, курите, – миролюбиво разрешил начальник. – Или, может, хотите прочитать телеграмму?

Но женщине и так было все понятно. Сквозь сигаретный дым она неотрывно смотрела в зарешеченное окно. Отныне – она знала – долгие годы ей придется смотреть лишь через окна с железными решетками. Только что ее душа была полна ликования и радужных надежд, а сейчас в ней царили отчаяние и леденящий холод.

Так еще раз подтвердилась старая истина, что никому не дано знать, что с ним произойдет в следующую минуту.