Текст книги "Мир приключений 1974 г."

Автор книги: Сергей Абрамов

Соавторы: Николай Коротеев,Всеволод Ревич,Владимир Михановский,Михаил Грешнов,Юрий Папоров,Абрам Палей,А. Абрамов,В. Морозов,С. Ярославцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 51 страниц)

Глава девятая

Астахов был дома, когда следователь, оперативник и двое понятых, случайных людей, приглашенных с улицы, поднялись по лестнице к его квартире на четвертом этаже.

После первого же звонка дверь открылась, и они увидели перед собой приземистого пожилого мужчину с лицом, украшенным пышными усами николаевских времен, и облаченного к тому же в женский передник с оборками. В руках он держал сковороду. Лестничную площадку тотчас наполнил запах подгорелой яичницы.

– Извините, гражданин Астахов здесь живет? Он дома?

– Я Астахов, – ответил мужчина, посматривая то на незнакомцев, то на яичницу. – Чем могу служить?

Митин нахмурился, чувствуя, как его охватывает растерянность. У Бабина лицо тоже выражало недоумение.

– Вы Астахов?! Нет, вероятно, вы не тот Астахов… Нам нужен Астахов Семен Афанасьич.

– А я и есть Семен Афанасьич, – последовал ответ. – Других здесь нету. А в чем, собственно, дело? Слушаю вас…

Вот так пассаж! Такого ни Митин, ни Бабин не ожидали: перед ними стоял человек, даже отдаленно не похожий на грабителя по приметам, какие дала Укладова. Тот, по ее словам, был молодым, высоким и худощавым. И уж, во всяком случае, без усов, да еще таких заметных. Что-что, а уж усы-то она бы обязательно запомнила. Нет, произошла какая-то несуразица, явная путаница…

– Позвольте, позвольте, – Митин вдруг рассердился, – вы работаете в шестом таксомоторном парке? Водителем такси?

– Так точно.

– А какой номер у вашей машины?

Бабин поставил пистолет на предохранитель и вынул руку из кармана. Оба замерли в ожидании ответа.

– Шестьдесят два—двадцать семь. Да кто вы такие? Что вам нужно? – недоумевал Астахов.

Митин беспомощно оглянулся на Алексея. Тот ответил растерянным взглядом и высоко поднял плечи. Понятые с интересом смотрели на всю эту сцену.

«Фу, как нехорошо! Глупость какая-то, – с отвращением подумал Сергей Петрович. – Представляю, как мы выглядим в глазах этих людей… Ничего не понимаю!»

– Извините нас, товарищи, тут произошла, вероятно, ошибка, – резко сказал он понятым. – Прошу прощения, что напрасно вас побеспокоили. Вы свободны. До свидания!

Астахов посмотрел на свою остывшую яичницу и приветливо улыбнулся. Усы у него зашевелились.

– Может, пройдете в комнату, товарищи? Не знаю, что у вас, но милости прошу!

Он отступил в коридор, как бы приглашая их следовать за собой.

Ошибка была бесспорная. Но как она могла произойти – оба не понимали. Все так аккуратно совпадало, и вдруг на тебе – усы! Неужели Укладова их не запомнила? Сотрясение мозга повлияло на память? Такое бывает. Но тогда забывается все. А пострадавшая помнит много мелких деталей и подробностей, вполне вменяема.

Оба прошли за Астаховым.

В большой светлой комнате было чисто и уютно, на видном месте у окна стояла новенькая, еще не застеленная детская кроватка.

– Мы из милиции, вот, пожалуйста. – Митин показал служебное удостоверение.

Усатый таксист, услышав про милицию, стал серьезным.

– Скажите, гражданин Астахов, в прошлую ночь вы работали? Именно на своей машине, шестьдесят два—двадцать семь?

– Да… работал.

Отвечая, Астахов чуть изменился в лице, взгляд его стал настороженным. Митин и Бабин это заметили.

– Всю ночь работали? До конца смены?

– Да… – опять не очень уверенно ответил тот и в свою очередь спросил с тревогой: – А что такое? Случилось что-нибудь?

– Случилось. – Сергей Петрович смотрел на него в упор. – В такси номер шестьдесят два—двадцать семь, в вашей машине, – подчеркнул он, – этой ночью была ограблена женщина. При этом сильно ранена. Ограбил шофер. Что вы на это скажете?

Кровь медленно отхлынула от лица Астахова. Усы на нем стали темнее и казались наклеенными. Он опустился на стул.

– Надо же такое! – почему-то шепотом произнес он, глядя на следователя округлившимися глазами. Затем так же тихо, с какой-то обреченностью сказал: – Под монастырь подвел…

– Кто?

– Степка! Кто же еще? Степан Воронов… Вот и верь людям после этого!

– Какой Степка? – быстро спросил Митин. – Почему под монастырь? Говорите, ну! – властно приказал он.

Астахов сорвался со стула, будто тот внезапно стал горячим. Лицо у него покраснело, усы топорщились.

– Так это же целая история! – завопил он. – Надо же такое… Я все расскажу, все! Ах ты боже мой! Жена у меня рожать собралась, понимаете? Возраст у меня, сами видите… А тут первый ребенок. И жена не так уж молодая. Я, конечно, волнуюсь…

– Вы что-то не о том говорите, гражданин, отвлекаетесь, – остановил его Митин. – Начали о Воронове, о нем и говорите.

– А я о чем? Тут понять надо, тут целая история. Я и говорю, жена рожать вроде бы собралась, а мне в ночь работать. Она говорит: «Иди», а я боюсь. Ну, все же вышел, катаюсь, вожу пассажиров, а на сердце беспокойно. Еще бы! С линии позвонил домой, и что вы думаете? Так и есть: жена п панике, схватки начались. И соседей, как назло, никого! Плюнул на все – и домой. Извините, во рту у меня пересохло…

Он взял с буфета графин с водой. Митин выжидательно молчал. Бабин шарил глазами по комнате.

– Волнуюсь я, – объяснил Астахов, опорожнив стакан. – Надо же такое дело! Так о чем я говорил? – Он на мгновение уставился на следователя пустыми глазами, потом вспомнил: – Ах, да! Ну вот, отвез жену в роддом, сдал там честь но чести. А дальше? Опять на линию? Не поверите, руки трясутся… аж самому смешно. Какая уж тут работа! А со Степкой Вороновым – он в нашей же колонне работает – мы соседи, через дом он живет. Дай, думаю, попрошу, может, заменит. Ведь у нас в парке как – лишь бы план дал!

Он вдруг замолчал, задумался, глядя в угол.

– Итак, Семен Афанасьевич, вы решили обратиться к Воронову? А он что?

– В начале одиннадцатого это было, рано еще, – очнулся тот. – Пришел я к нему, так и так, объяснил все. Парень он душевный, сразу вошел в положение. А к тому же отпуск у него, подумаешь, одну смену отработать! Я бы потом с ним рассчитался.

– Значит, прошлой ночью не вы, а Воронов на этой машине ездил? Так я вас понял? – спросил следователь.

– Так точно! Хотите – верьте, хотите – нет, как перед богом! А утром я у него машину взял и в парк отвел.

– А кто может подтвердить, что вы дали ему машину? Свидетели у вас есть?

– Нету! Как есть никого. Вот ведь как получилось…

Страх с новой силой овладел таксистом. Вероятно, он только сейчас осознал в полной мере опасность ситуации, в какой оказался. Он опять побледнел, глаза его метались. Вдруг он воскликнул:

– Он нет, есть свидетель! Старушка у них, соседка, она мне дверь открывала. Все мельтешила тут, пока мы с ним разговаривали. Да и разговор наш небось слышала. Ведь может она быть свидетельницей, может? Как я о ней забыл?!

– Ну вот, видите! Конечно, может. Если она подтвердит ваш приход, значит, все у вас в порядке, и волноваться не надо, – подбодрил его следователь. – У вас, вероятно, есть номер телефона родильного дома? Ведь вы звонили туда?

– Конечно, есть! Каждый час звонил… Еще бы!

– Разрешите от вас позвонить? Где у вас аппарат?

– В коридоре, направо.

Митин был убежден в непричастности Астахова к ограблению, но для порядка и формальности решил все же позвонить в родильный дом. Лишняя проверка никогда не мешает. Дежурная сестра в регистратуре подтвердила, что вчера около десяти часов вечера к ним поступила гражданка Астахова в предродовом состоянии. Затем, воспользовавшись случаем, он позвонил домой и предупредил жену, что задерживается на работе и вернется не скоро.

– Так вы, говорите, соседи с Вороновым? – спросил Митин, вернувшись в комнату. – Он близко живет? Придется вам проводить нас к нему.

– Рядом живет, через дом отсюда. Я сейчас… – заторопился таксист, снимая передник. – Неужто Степан откажется? Как же он в глаза мне смотреть будет?

Пока он переодевался, следователь присел к столу и стал заполнять бланк постановления о производстве обыска у Воронова.

– Вы не смогли бы описать внешность Воронова? – обратился к Астахову Бабин. – Какого он роста, цвет глаз – словом, приметы.

– Молодой он, глаза обыкновенные, карие. Сам высокий. Ну, что еще? Худой он… Не умею я приметы описывать.

– А не замечали, на шее у него не было никакой повязки? Может, забинтована или платком завязана?

– Вроде бы нет, – стал припоминать тот. – Не смотрел я. Да нет, ничего у него не было!

Бабин остался доволен. Получалось, что он был прав, когда в кабинете Владыкина высказал свое соображение о главной примете.

Перед уходом Астахов аккуратно провел маленькой щеточкой по усам. Лицо его впервые озарилось улыбкой.

– А у меня сын родился! – сообщил он. – Три кило восемьсот граммов. Представляете? Это в моем-то возрасте!

– Поздравляю вас! – улыбнулся ему Митин.

По дороге к дому, в каком жил Воронов, он обдумывал создавшееся положение. Сейчас его уже не поражал кинематографический поворот событий. Когда жена рожает, мужу полагается торчать в родильном доме, а не мотаться по городу, развозя беспечных пассажиров. И руки к тому же трясутся… А у Воронова, видимо, давно уже бродили преступные замыслы. А тут, выручив товарища, он вдруг обнаружил, что неожиданно для него сложилась исключительно благоприятная ситуация. В самом деле, человек в отпуске, в руках чужая машина, и в ней болтливая пассажирка с пухлым чемоданом. «Кто с Магадана – у тех денег мешок!», «Сделаю дело, а там ищи-свищи…» Вероятно, так должен был рассуждать Воронов, когда вез Укладову в гостиницу. Значит, преступление заранее не было обдумано, просто он соблазнился легкой добычей и решил воспользоваться подвернувшимся случаем.

Астахов показал, они вошли во двор и остановились возле большого серого дома.

– Будь другом, Алеша, сходи за понятыми.

Бабин ушел и вскоре вернулся с двумя дворниками. Женщины для такого случая надели белые фартуки.

Глава десятая

Степан Воронов жил в коммунальной квартире. Старушка в темном, низко повязанном платке провела неожиданных гостей по коридору и показала на дверь.

– Постучите, может, откроют. Мадам, кажись, дома, – пропела она елейным голосом.

Прежде чем уйти в свою комнату, она внимательно посмотрела на Астахова. «Вероятно, она будет свидетельницей, должно быть, она открывала дверь Астахову», – подумал следователь и тут же получил подтверждение: таксист показал ему глазами на старушку и зашептал:

– Она, она меня впустила… Ее спросите, она скажет.

Митин сделал знак, чтобы он молчал. Бабин постучал и сжал в кармане рукоятку пистолета.

Дверь сразу открылась. На пороге, закрыв собой вход, встала молодая статная женщина с пышными рыжими волосами. Слегка вздернутый короткий нос, широко расставленные смелые глаза с откровенно нарисованными уголками и полные, хорошего рисунка губы делали ее грубоватое лицо привлекательным. Одной рукой она придерживала па груди вылинявший халатик, другой уперлась в косяк. Красный лак на ее ногтях наполовину облупился.

На вопрос, дома ли Степан Воронов, она сухо ответила:

– Уехал.

– Куда?

– В Крым. Путевка у него в санаторий, вот и уехал.

Она отступила назад, намереваясь закрыть дверь, но Бабин успел просунуть вперед ногу. Женщина нахмурилась, но тут же все поняла – присутствие дворников, вероятно, объяснило ей, что это за люди.

– Мы из милиции, – сказал Митин и вынул удостоверение.

Она не стала смотреть. Слегка побледнев, прижалась к стене, молча пропустила всех в комнату. В коридоре опять показалась старушка в темном платке. Женщина увидела ее и с силой захлопнула дверь.

– Извините, гражданка, но придется произвести у вас обыск, вот в присутствии понятых, – показал Митин на дворников, стоявших у двери с напряженными лицами. – Кем вы приходитесь Воронову? Жена, сестра?

Женщина вдруг закричала:

– Что еще этот уголовник натворил? Ничего я не знаю. И не жена я ему! Хоть у кого спросите. Вместе живем, ну и что с того? А не жена. II прописана в другом месте. Я хоть сейчас отсюда смотаюсь, больно надо! Вон уж и так собралась, вещи сложила! – Она показала на стопку белья на столе. – В его делах я не участница. У меня в киоске полный порядок, хоть сейчас ревизия – пожалуйста! А за него я не ответчица!

– А чего вы, гражданка, собственно, раскричались? – строго остановил ее Митин. – Вас лично никто ни в чем не подозревает. Пришли мы к Воронову. Зачем же кричать? Мы ведь не кричим. – Он помолчал. – Так, значит, не жена? А кто же вы ему будете?

Вопрос следователя будто подхлестнул женщину: она обвела всех своими диковатыми подкрашенными глазами и с вызовом сказала, обращаясь почему-то не ко всем, а только к дворникам:

– Полюбовница, можете так считать! – Затем тут же смущенно усмехнулась и негромко сказала, глядя в сторону: – Не то я хотела… сгоряча сорвалось. Мы со Степаном хотели зарегистрироваться, понимаете? Ну, невеста, что ли… так приличнее будет.

– Именно приличнее, – сухо сказал Митин. – Вы садитесь, пожалуйста. Итак, ваша фамилия, имя и отчество?

– Зовут Зинаидой Павловной, фамилия Симукова. Работаю в киоске у Киевского вокзала. Знаете, галантерея разная, шпильки там, заколки, трикотаж тоже бывает. А прописана в другом месте. У меня своя комната. – Она помолчала, вздохнула: – И здесь, как видите, бываю. Ну и что? Как-никак, вроде условный, а все муж считается.

Женщины у двери осуждающе поджали губы.

– Эту ночь вы здесь провели? Вместе с Вороновым? – Нет, одна. Не ночевал он нынче.

– Это почему же? Ведь отпуск у него, кажется?

– А я почем знаю! Не ночевал – и все! Поругались мы вечером. Знаете, как бывает, он свое, я свое… У него принцип, и у меня. Почему это я должна уступать? А тут звонок в дверь, он пошел открывать…

– Это я звонил, я приходил! – торопливо вставил Астахов.

Митин укоризненно на него посмотрел и спросил у Симуковой:

– Вы знаете этого гражданина?

– Нет, в первый раз вижу. Ну, поговорил там Степан с кем-то, может, и с этим гражданином – не знаю, и вернулся вскоре. Я молчу, и он молчит. Взял куртку, смотрю. Ты куда? А он только дверью хлопнул. Вот и все, как на духу! Где был, с кем, что целую ночь делал – ничего не знаю. Спала, как убитая.

– В котором часу он вчера ушел?

– Часов в десять, может, в начале одиннадцатого.

– В начале одиннадцатого! – опять вставил Астахов.

Пока все совпадало с тем, что таксист говорил у себя дома, и Митин порадовался за него. Затем неожиданно и быстро спросил у женщины:

– У вас часы золотые? Воронов вам подарил или сами купили? Когда?

– Эти? – Симукова взглянула на свою руку, несколько секунд помедлила с ответом, словно не зная, что сказать, потом проговорила неохотно: – Его подарок. На Восьмое марта расщедрился.

– Разрешите посмотреть?

Она открыла на запястье запор тонкой металлической браслетки, подала ему часы.

– «Заря», – сказал Сергей Петрович Бабину и подумал, что если второпях их сдергивать с чужой руки, то от металлической браслетки может остаться ссадина.

– Так, говорите, на Восьмое марта подарил? Хороший подарок. Точно, на Восьмое?

Женщина вспыхнула, будто ее уличили во лжи.

– Говорю, на Восьмое, значит, на Восьмое! – грубо сказала она. – Мне ведь дарили, а не вам.

– Это верно, – согласился следователь. – Просто я подумал, что, может, не в женский праздник вы их получили, а позднее. Например, сегодня. Ведь сегодня, признайтесь! И учтите, что нам все известно. Иначе бы мы не пришли к вам…

Он не сводил с нее глаз. Она тоже не опускала ресницы. Словно в коротком молчаливом поединке каждый пытался прочитать в глазах другого его тайные мысли.

Прошло несколько секунд. У женщины чуть дрогнули полные губы, дрогнули даже не от усмешки, а скорее от легкого намека на нее. Вероятно, она догадалась, что на самом деле он ничего не знает о часах и лишь делает вид, что ему будто бы что-то известно. Сергей Петрович так и истолковал для себя это мимолетное изменение в ее лице.

Она откинулась на стуле, свободным движением положила ногу на ногу.

– Еще чего! – Теперь она усмехалась открыто. – Сегодня! Да я уже три месяца ношу их не снимая. А вы говорите – сегодня!

Сергей Петрович рассмеялся.

– Что я смешного сказала? – насторожилась она.

– Считайте: апрель, май, июнь, июль, август – получается пять месяцев, так? И это еще без марта. А вы часы три месяца носите не снимая. Куда же еще два месяца делись? Арифметика!

Дворники, сидевшие у двери, переглянулись.

– Ну и что с того? Считайте как хотите. Сказала, не подумавши, – без тени смущения заявила Симукова.

– Не подумавши? Что ж, бывает. В котором часу Воронов вернулся утром?

– Не посмотрела на часы. Солнце уже взошло, но рано еще было. Спать хотелось…

– И вы не встали, не приготовили ему завтрак?

– Это после вчерашнего-то? Как бы не так! Ему слово, а он тебе десять. Такого тут наговорил! Завтраки еще ему готовить… – Глаза ее опять стали гневными. – Уйду я от него к чертям собачьим! Отдам ключ старой ведьме – только тут меня и видели! Вон, вещи свои сложила, уходить собралась.

– И часто у вас с ним такие ссоры? – сочувственно спросил Сергей Петрович и подумал, что старой ведьмой она, вероятно, называет старушку в темном платке.

– Они каждый день ругаются, – сказала от двери одна из женщин.

– А ты помалкивай!

– Тише, товарищи! Значит, Воронов уехал в Крым? В какой санаторий?

– Куда-то возле Алупки. «Восход» называется.

– На поезде или самолетом? Проводили вы его?

– Больно надо! Перевернулась на другой бок, и все. Слышу, чемодан берет. Даже «прощай» не сказал.

– Ну, а все-таки, на поезде или самолетом?

– Вроде вечерним поездом хотел.

– А ушел утром?

– Получается так…

– Понятно. А скажите, вот вернулся он откуда-то, не спросили вы, где пропадал, что делал? Не видели, ничего он не принес с собой? Вещи какие-нибудь…

– Говорю, перевернулась на другой бок, будто сплю. Может, и принес. Не смотрела. А что Степан опять натворил?

– Да уж натворил… По следам хороших дел мы не ходим.

Бабин тяжко вздохнул и сказал:

– А может, начнем, Сергей Петрович?

Ему уже давно хотелось приступить к обыску. Человек с практическим складом ума, он больше надеялся на предметные, вещественные улики и доказательства, чем на словесный поединок, в котором подозреваемого припирают к стене хитро поставленными вопросами. Подозрение, что часы Симукова получила от своего сожителя, у него тоже все время укреплялось – женщина явно что-то утаивала, не хотела говорить правду. Поэтому весьма возможно, что, кроме золотых часов, в этой комнате могли быть и другие вещи, принадлежавшие Укладовой.

– Да-да. Сейчас начнем. Только пригласи сначала сюда ту старушку, что в коридоре была.

Сергею Петровичу не хотелось производить обыск в присутствии Астахова. Оперативник вышел и сразу же, буквально через несколько секунд, вернулся в сопровождении старушки. «Не иначе, у дверей подслушивала», – подумал о ней Сергей Петрович.

– Извините, гражданка, что побеспокоили вас, по нам нужна ваша помощь. Вот посмотрите на этого товарища, – показал он на Астахова, – знаете вы его? Посмотрите внимательно: знаком он вам?

Глаза у соседки и без того горели жадным любопытством. Она впилась ими в таксиста. Тот замер. «Как кролик перед удавом…» – подумал Сергей Петрович, наблюдая за ними, и сжал губы, чтобы не улыбнуться: сухонькую, похожую на стебелек старушку при всем желании нельзя было сравнить с грозным пресмыкающимся.

– Нет, не знаю.

Она покачала головой и отвернулась от Астахова. Тот вскочил:

– Мамаша, да как же?! Я же вчера приходил! Вы вспомните, вспомните! Дверь вы мне открывали. Я к Воронову приходил.

Сергей Петрович удивился. Он ждал, что соседка в темном платке узнает таксиста, подтвердит, что тот приходил. Ее отрицательный ответ сразу менял всю картину…

Лицо у Астахова стало несчастным, растерянным, руки бессильно опустились. Старушка пожала худенькими плечами и пропела:

– И вспоминать нечего. Склероза у меня еще нет. И дверь вам, гражданин хороший, открывала, и впустила вас, а вот знать вас – не знаю. Не имела чести… не знакомы мы.

Она с достоинством светской дамы поджала тонкие губы. «Вот вредная бабка», – подумал о пей Митин и сказал:

– Значит, видели его? Подтверждаете, что он вчера приходил к Воронову? Вот и хорошо. Больше нам от вас пока ничего не нужно. Вы свободны, можете идти. И вы, Семей Афанасьич, тоже идите домой. Я вас еще вызову для показаний. И не беспокойтесь, сами видите, все у вас будет хорошо.

Вещей в комнате было не много: простая кровать, видавший виды платяной шкаф, стол с ящиками, в углу фанерный ящик, наполненный всяким хламом. На видном месте хороший телевизор. Несколько книг, разбросанных где попало. Митин пересмотрел их: все, как одна, про шпионов. Обстановка в комнате была типичной для человека, семейная жизнь которого еще не была хорошо налажена. Видимо, Симукова говорила правду, что она не жена Воронову – присутствие женщины в комнате сказывалось мало: пудреница, несколько флаконов духов, одно—два платья и белье, сложенное в стопку на столе, вот и все, чем обходилась она, посещая своего «условного» мужа.

Методично передвигаясь от одного края комнаты к другому, следователь и оперативник перебирали каждую вещь, заглядывали во все сокровенные уголки. Но – увы! – ни одного предмета из тех, что берут с собой женщины, когда едут на курорт, обнаружено не было. Значит, вещи Укладовой преступник спрятал в другом месте. Митин теперь понимал, почему в другом: вряд ли Воронов стал бы посвящать в свои темные дела Симукову. Кто она ему? Жена не жена, так, случайная подруга, с которой к тому же, видимо, часто бывают ссоры.

А вот часы золотые – не удержался, подарил перед отъездом в санаторий. Подарил, чтобы загладить вчерашнюю ссору.

– Эту он надевал ночью? – Бабин показал Симуковой темную куртку спортивного покроя со сквозной застежкой – «молнией».

– Ее.

Он осмотрел куртку, приблизив ее к свету. Никаких подозрительных пятен на ней не было. «Не видно потому, что материал темный», – решил он и отложил в сторону, рассчитывая па более тщательную экспертизу в научно-техническом отделе.

– Взгляни-ка, – негромко сказал ему следователь и подал черные нечищенные ботинки. – Не похожи?

Бабин осмотрел каблуки. На глаз трудно было установить, они или не они оставили след на сырой земле возле канализационного люка, и поставил ботинки рядом с курткой. Потом они будут приложены к слепку, сделанному под аркой.

На подоконнике среди всякой мелочи на самом виду лежали поношенные мужские перчатки. Кожаные, с теплой подкладкой. Потом Сергей Петрович вспомнит о них, а сейчас он только скользнул по ним взглядом и подошел к платяному шкафу. В нижнем ящике поверх грязного белья лежал носовой платок. Он сразу привлек внимание следователя. Привлек своей формой, вернее, тем, как был смят: он был похож на длинный белый жгут, складки на нем расположились в одном направлении – по диагонали от угла к углу. Вероятно, им обматывали или обвязывали что-то круглое.

– Поди сюда, Алеша! – позвал Митин.

Наконец-то! Вот он, тот самый платок, о котором у них было столько разговоров и размышлений. Укладова верно запомнила самую важную улику.

Интересно, как Симукова будет реагировать? Митин взял платок за угол, показал женщине:

– Платок Воронова?

– А чей же? У меня, слава богу, шелковые.

Никакой особой реакции. Значит, не знает, какую роль платок сыграл во всей этой истории.

– Не помните, когда Воронов положил этот платок в грязное белье: сегодня утром или, может, раньше?

– Не знаю, не видела.

«Конечно, утром! Вернулся, снял с шеи и бросил в ящик. Вероятно, больше был не нужен. Надо спросить, что у него было с шеей, почему бинтовал. Сейчас спросить? Нет, позднее… Сначала отвлечь чем-нибудь внимание».

– Между прочим, почему вы в разговоре назвали Воронова уголовником? На каком основании?

– А как же! Ведь он уже сидел в тюрьме. Пять лет отгрохал. Полтора года всего как на свободе. И дружок у него, вместе они сидели в колонии, – вот уж бандит так бандит! Митька-Хобот. Все руки в наколках. Пришла вчера с работы, а они сидят пиво пьют…

«Бабенка перетрусила и, ничего еще не зная, чернит близкого человека как может. Вот дрянь! А что Воронов уже был в заключении? Это интересно. Полтора года всего выдержал и пошел по новой…»

– Как же это так, гражданка: живете с человеком под одной крышей, а он у вас и уголовник, и друзья его бандиты?

– К честному человеку с обыском не придут.

– Ну хорошо. А почему у него шея была забинтована?

– Забинтована? – удивилась та.

– Ну или платком обвязана?

– Впервые слышу. Ничего у него не было.

Не видела. Бабин, с интересом слушавший, бросил на Митина быстрый торжествующий взгляд.

«Ты смотри, значит, Алексей-то все-таки прав оказался! – тотчас подумал тот. – Ведь если Симукова действительно не видела у Воронова бинта на шее – а зачем ей, кстати, врать? – то тогда и впрямь получается, что он для нас надевал повязку. Ай да Воронов! В уме ему не откажешь. Сделать такой тонкий и хитрый ход, пожалуй, не всякий сумеет… Да, но в то же время прав и Владыкин, когда говорил, что мертвый не расскажет ни о каких приметах. Ему тоже не откажешь в логике… Фу черт, совсем запутался!»

Сергей Петрович подошел к окну, стал выдвигать ящики. В самом нижнем лежала тонкая пачка любительских фотографий, перетянутая резинкой. На всех снимках миловидная девушка в белом халате, окруженная детьми дошкольного возраста… На обороте одного снимка подпись: «Таня».

– Кто это?

– А кто ее знает! Это до меня еще… мало ли у него было.

Он отложил фотографии в сторону. Пригодятся.

– У вас нет снимков Воронова? Не подарил вам на память?

– Больно надо!

Митин был доволен результатами обыска: золотые часы и свернутый в жгут носовой платок могли сыграть существенную роль в изобличении преступника. Если бы еще каблуки его рабочих ботинок совпали с гипсовым оттиском…

– Эти вещи мы вынуждены у вас временно изъять, – показал он на платок, куртку и ботинки. – И часы тоже. В протоколе об этом будет записано.

Она пожала плечами.

– Я сейчас займусь протоколом, а вы, пожалуйста, оденьтесь. Поедете с нами.

– Куда? – встревожилась она. – Новое дело! А я тут при чем? Степан там чего-то натворил, с него и спрос. Ни сном ни духом…

– Вы не поняли. Поедем туда, где вы прописаны, на квартиру к вам. Ведь вы не только здесь живете. И у вас произведем обыск. К сожалению, это необходимо, понятно? Обстоятельства диктуют, – строго объяснил он. – Вы где прописаны?

Она с облегчением вздохнула.

– Ах, обыск! Вольно вам… Только время потеряете. В Зюзино я живу. Это я могу взять? – показала она на свои вещи на столе. – Не вернусь я сюда больше. Расстаться мы решили со Степаном.

В общем коридоре, куда все вышли после обыска, Митин опять увидел старушку в темном платке. Симукова подошла к ней, сунула ключ.

– Вот… отдайте Степану, если вернется.

Когда все скрылись за дверью, старушка задержала следователя, вцепившись в его рукав сухой сморщенной лапкой.

– Не верьте ей, сударь, ни одному слову не верьте! – зашептала она. – Все врет! Я сколько говорила Степану, брось ее, паскуду, брось. Другой ухажер к ней ходит, бесстыжая она… Если надо, пригласите меня как свидетельницу. Погубит она его! Намедни затеяла стирку, а у меня порошок «Новость» на полке. Мой порошок, а она…

– Хорошо, мамаша, хорошо, обязательно пригласим, – сказал он, высвобождая рукав. Потом нагнулся и прошептал ей в ухо: – А у дверей не подслушивайте. Грех!