Текст книги "Победители и побежденные"
Автор книги: Семен Малков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
– И… это… все… из-за… Коли? – запинаясь, пролепетала Инна.
– У него своих неприятностей хватает, – уклонилась от ответа сестра. – Со временем все узнаешь. Ты просто должна понять, как нам всем тяжело придется, когда и Сережа надолго нас покинет.
– А что, и его арестуют? – ужаснулась Инна.
– Типун тебе на язык! Надеюсь, что хоть эта беда пройдет стороной. Но из Москвы его отправят в такую даль, куда Макар телят не гонял!
– Куда же тебя сошлют, Сережа? – Инна только теперь заметила, как плохо он выглядит.
– Пока еще неизвестно, но я буду проситься в Казахстан, на озеро Балхаш, – ответил Сергей Ильич. – Это место немного подальше того, – грустно пошутил, – где побывал Макар. – И пояснил свое решение: – Там сейчас строят железную дорогу в голой степи, совершенно в антисанитарных условиях. Недавно оттуда вернулась комиссия, и ее доклад просто ужасает! Отсутствуют туалеты, желудочные заболевания угрожают эпидемией. А я сумею навести там порядок! – заключил он, и в его глазах зажглись азартные огоньки.
– Поживем – увидим, – немного приободрившись, резонно заметила Анна Михеевна. – Главное, чтобы тебя сейчас не посадили, – и, глядя на сестру, добавила: – А все же как хорошо, что ты не успела выйти замуж за Николая, Иннуся. Это Бог тебя спас, хоть вы в него и не верите!
* * *
Сергей Ильич не стал больше испытывать судьбу и после недолгих сборов, расцеловав жену и детей, отбыл на стройку железной дороги в районе озера Балхаш, куда его все же назначили начальником летучего санитарного отряда.
Наверное, именно поэтому он выпал из поля зрения следствия и избежал более жестокой участи. Недаром говорится: нет человека, нет и проблемы.
Оставшейся без мужней помощи с двумя детьми на руках Анне Михеевне пришлось на первых порах так тяжко, что здоровье у нее не выдержало. Раньше она ни на что не жаловалась. Утром первой вставала, бежала на работу, да и придя домой, еще допоздна хлопотала по хозяйству.
Но теперь все чаще хваталась за сердце и присаживалась отдохнуть. Очевидно, сказались не только возросшие заботы, но и треволнения последних месяцев.
Врачи рекомендовали ей срочно подлечиться, и друзья на работе сумели выхлопотать путевку на лучший «сердечный» курорт – в Кисловодск. Конечно, сразу же возникла проблема: на кого оставить детей, но и ее удалось успешно решить. За ними обещали поочередно ухаживать сестры, а чтобы было кому присматривать, на Арбат временно перевезли бабушку Веру.
Анна Михеевна с легкой душой отправилась на знаменитый курорт в самый, что ни на есть «бархатный сезон» – в октябре месяце, когда на Кавказе еще очень тепло, а в закрытом со всех сторон горами Кисловодске тем более. Она прекрасно отдохнула, но главная радость ее ждала на обратном пути в поезде, когда проходя по коридору в свое купе, «нос к носу» столкнулась не с кем-нибудь, а с Мамедом Рузаевым. С расстрелянным «врагом народа»!
Это казалось невероятным, но Мамеда трудно было с кем-то спутать. Ну конечно, она видит его, хорошо знакомого ей с юности, только сильно похудевшего и с седой прядью в черных как смоль волосах, которой раньше не было. Но самым верным доказательством того, что перед ней Рузаев, был орден Ленина, прикрепленный к лацкану новенького, щеголеватого пиджака. Кавалеры высшего ордена государства в то время были наперечет.
Ноги у Анны Михеевны словно приросли к полу и она, видно, вытаращилась на него как на привидение, потому что Мамед, который сначала тоже обомлел от удивления, весело рассмеялся и замахал руками.
– Да не смотри на меня так, Аня-джан, будто я с того света явился. Живой, как видишь. Вот только подлечиться пришлось. Да что мы стоим, мешаем проходу? – спохватился он. – У меня целое купе. Пойдем! Нам есть о чем поговорить, – как всегда белозубо улыбнулся.
Сгорая от любопытства, Анна Михеевна прошла в купе, которое соответственно своему высокому положению занимал он один. Мамед в мельчайших подробностях поведал такую историю, которую она потом еще долго рассказывала знакомым, поражая их воображение.
Своим чудесным спасением Мамед был обязан Горбаку. Поначалу, не зная за собой вины, он не хотел «признаваться» в надуманных следователем преступлениях и его стали кормить одной селедкой, не давая пить. Тогда-то, умирая от жажды, Рузаев вспомнил то, чему учил его Николай и, мысленно составив план действий, предпринял отчаянную попытку спастись.
* * *
Была ночь, когда Мамед Рузаев поднял такой стук в тяжелую железную дверь, словно собирался разбудить всю тюрьму. Он упорно требовал следователя, и, стоило явиться прыщавому майору, демонстративно ему «сдался», искусно изобразив крайнюю степень отчаяния.
– Ладно, твоя взяла. Дай скорей попить, – взмолился он, театрально закатив глаза. – Лучше пуля, чем мучительная смерть!
– Только не вздумай меня обманывать, – криво улыбаясь, предупредил майор. – Не то все внутри отшибу, чтобы дольше мучился, – и жестом указал на длинный узкий мешочек с песком. – Тебя еще им не били. Вот и попробуешь.
– Ты воду неси и бумагу! – взвыл Мамед, делая вид, что готов на него броситься. – Все подробно напишу! Я твое вранье хорошо запомнил, да и от себя кое-что добавлю, чтоб расстреляли скорей.
По-видимому, разыграл он все натурально, так как майор деловито распорядился и Рузаеву принесли не только целый графин воды, который он тут же, захлебываясь от жадности, опустошил, но и тарелку отличных наваристых щей, очевидно, из столовой для персонала. Убедившись, что подследственный уже насытился, следователь пригласил его к столу и, достав чистый лист бумаги, предложил:
– Давай я лучше все тебе продиктую, чтоб не напрягал понапрасну мозги. Так будет намного быстрей, и переписывать не придется!
– Не стоит, – решительно возразил Рузаев. – Поверь, у меня намного складнее получится. Все же уровень другой, да и местный колорит лучше знаю.
– Ладно, пиши! – поколебавшись, согласился прыщавый и пододвинул к нему чернильницу. – Только постарайся поразборчивее.
Спустя час, когда, покраснев от творческих усилий, Мамед Рузаев закончил сочинение самооговора, следователь, прочитав то, что вышло из-под его пера, пришел в немой восторг.
– Ну ты и даешь! Здорово все написано! Последовательно и четко! Никто еще у меня так не старался получить вышку.
Аккуратно промокнув чернила, он как величайшую драгоценность положил «признание» врага народа Рузаева в папку с его делом, и в течение последующей недели Мамеда никто не беспокоил. Кормили вполне сносно, и мучили его лишь мысли о том, что последует дальше. «Неужели ни суда, ни пресловутой тройки не будет? Неужто я сам подписал приговор и меня расстреляют, так ни в чем и не разобравшись – только на основании этого фальшивого листка бумаги?» – тоскливо думал он, с каждым днем все больше приходя в отчаяние.
И вот настал решающий день. В том же здании его привели в комнату, где сидели три человека. Двое Рузаеву были неизвестны, но зато он хорошо знал главного из них, впрочем, как и тот его. Это был Маленков, любимец Сталина, который заведовал руководящими кадрами партии. Не глядя на подсудимого, словно не он назначал Мамеда секретарем компартии, строго спросил, держа в руках его «признание»:
– Это ты сам написал Рузаев? Как же ты мог совершить такое?
– А ты, Георгий Максимилианович, внимательно прочитал то, что я там насочинял? – пошел ва-банк Мамед. – Неужели из-за этой лживой чепухи меня поставят к стенке?
– Ты что же, отказываешься от того, – грозно глянул на него Маленков – в чем сам признался?
– В чем же я признался? – выдержав его взгляд, с усмешкой ответил Рузаев. – В том, что пяти лет отроду меня завербовала иностранная разведка? Или в том, что совершал разные преступления в местах, где никогда не бывал? Именно в то время, когда воевал с басмачами!
Воцарилось неловкое молчание. «Тройка», тихо переговариваясь между собой, стала перечитывать его «признание», с которым, похоже, никто толком не ознакомился. Маленков мрачно изрек:
– Почему ты это сделал, Мамед?
– А что мне оставалось, когда кормили селедкой и не давали пить? Знал, что проглотят любую чепуху! У них же против меня ничего нет, Максимилианыч. Это предатели, уничтожающие партийные кадры!
– Хорошо, мы разберемся, – бросил Маленков, и в измученной душе Рузаева шевельнулась робкая надежда.
А когда, уже через неделю, его вызвал большой чекистский начальник и, извинившись за допущенную органами ошибку, вернул ему все награды и документы, вручив крупную сумму денег и путевку на курорт, Мамед понял, что одержал окончательно победу.
– Но Николаю, Анечка, спастись не удалось, и это обидно вдвойне, – потому что уже подул ветер перемен. Предательство Ежова и тот ущерб, который он нанес государству очевидны. Я уверен, что ему придется за это ответить! Но вот Колю Горбака уже не вернуть. В тюрьме мне точно стало известно, что его расстреляли.
Глава 5
Крах Лиги Наций
Страна жила в обстановке ожесточенной конфронтации с не по дням, а по часам растущей агрессивностью германо-итальянского фашизма. Во всем мире противостояли объединенные силы Коминтерна, руководство которым осуществлялось из Москвы. Первая схватка произошла, когда вспыхнул контрреволюционный мятеж генерала Франко в республиканской Испании.
Гитлер и Муссолини оказали прямую военную помощь мятежному генералу, а Сталин – скрытую – республиканскому правительству, организовав под флагом Коминтерна посылку в Испанию добровольцев, из которых на месте формировались интернациональные бригады бойцов. И конечно, они в основном состояли не из плохо обученных сторонников мирового коммунизма, а из кадровых военных Красной Армии, и немецкой и итальянской военной технике противостояла только советская.
В этой ожесточенной схватке скоро выяснилось, что фашисты оказались все же сильнее. Интернациональные войска терпели поражение за поражением и в основном объяснялось это тем, что советская военная техника уступала немецкой и итальянской. Об этом рассказал своим родственникам вернувшийся из Испании Борис.
– Наши бойцы, особенно летчики и танкисты, показывали просто образцы мастерства и героизма! Но что поделаешь, когда наша техника здорово им уступает? – сокрушался он, описывая события, свидетелем которых оказался. – Красной Армии надо срочно перевооружаться! Если фашисты нападут, не выстоим.
– А что ты там делал, Боря? – задала ему вопрос, который интересовал всех, Анна Михеевна. – Неужто воевал на стороне республиканцев?
– Можно считать и так, – кивнул он. – Республиканская армия была очень слаба, а о ее оборонительных укреплениях и говорить не приходится. Вот меня в числе других военных строителей и послали помочь их создать. – И не скрывая гордости добавил: – Зачастую нам приходилось работать под огнем противника. Было много убитых и раненых, но, как видите, я цел и невредим. Надо за это выпить, – потянулся к графинчику с водкой. – Ты как считаешь, Анечка?
По случаю его возвращения в арбатской квартире Наумовых было устроено небольшое застолье. Борис пришел с женой Ирой и двухлетним сынишкой. Были тут и Илюша с Димой, Инна и Римма с Леночкой. Всем хотелось повидаться и поговорить с «испанцем». Не хватало только хозяина дома – ему редко удавалось вырваться домой с далекой стройки.
– А почему тебя тогда отозвали? – спросила Римма, когда все выпили и закусили. – Разве там дела так хороши?
– Республика в Испании обречена, – с горечью ответил Борис. – Потому и вернули. По нашему ведомству и здесь скоро предстоит много работы.
Все уже знали, что он служит в строительных частях НКВД и имеет звание, хотя дома формы не носит из-за секретного характера своей работы. Поэтому расспрашивать о том, что будет делать, не стали. Но Борису, видно, хотелось выговориться.
– Война в Испании – серьезный урок для всех нас, – объяснил он, наливая себе и остальным водки, так как в отсутствие старшего брата выполнял роль хозяина. – И сейчас необходимо взяться за строительство мощных укреплений, которые станут непреодолимыми для современной техники. – Борис с усмешкой взглянул на братьев.
– Мне снова придется подолгу отсутствовать. Поэтому прошу почаще наведываться к моей Ирочке, – лукаво, с явным намеком подмигнул, – чтоб не скучала!
– Ты уж прямо скажи: чтоб не загуляла, – с обидой отозвалась Ирина. – Зря беспокоишься, Боря! Раз уж выдержала, когда бросил надолго меня, одинокую, – спохватившись, перевела все в шутку, – то теперь, я надеюсь, будешь хоть иногда навещать свою семью.
Все дружно рассмеялись, но отвлечься от испанской темы не смогли. Инна с беспокойством спросила:
– Так что, Боря, вполне вероятно, что, победив в Испании, фашисты нападут уже на нас? Неужто они так сильны? А зачем тогда Лига Наций?
– Зачем нужна Лига Наций и почему она бессильна укротить фашистскую агрессию, пусть тебе объяснят на комсомольском собрании, – насмешливо улыбнулся Борис. – Но в Испании я убедился, что им дали вооружиться до зубов, – добавил уже серьезно. – Наверное, для того, чтобы натравить на нас и уничтожить СССР их руками. – И уверенно заключил: – И Гитлер, и Муссолини хорошо подготовились к войне, Инночка, и хотят развязать ее в мировом масштабе. Их армии очень сильны. Они непременно на нас нападут, если не примем срочных мер.
* * *
Советским правительством, разумеется, принимались всесторонние меры для предотвращения войны, к которой, как выяснилось в Испании, страна не была готова. В то время как на границах спешно возводились мощные железобетонные укрепления, пропаганда также делала все возможное для того, чтобы устрашить врагов и предотвратить фашистскую агрессию. Особенное внимание уделялось созданию ореола непобедимости народа и вооруженных сил СССР в многочисленных фильмах, воспевающих стойкость и героизм бойцов Красной Армии.
«Бить врага на его территории!» – под таким девизом шли фильмы о том, что произойдет в случае, «если завтра – война», целью которых было показать силу боевого духа и подавляющую техническую мощь Красной Армии, которая в действительности еще только создавалась.
Для поднятия патриотического духа народа и демонстрации врагам его сплоченности и готовности к войне выпускались жизнерадостные фильмы о веселой жизни и трудовых подвигах советских людей, которые в любой момент могут дать отпор агрессорам. В таких популярных в то время картинах, как «Большая жизнь» и «Трактористы», герои колхозных полей при необходимости могли превратиться в отличных танкистов, и в звучавших с экрана песнях народ убеждали:
И если к нам полезет враг матерый,
Он будет бит повсюду и везде!
И еще в этих фильмах воспевалась счастливая и зажиточная жизнь рабочих и крестьян, успешно выполняющих планы выпуска продукции и собирающих богатые урожаи. В действительности же население испытывало нужду во всем: в продовольственных товарах, одежде, предметах первой необходимости. Все еще слабые после разрухи Гражданской промышленность и сельское хозяйство работали только на оборону. На нее и на оказание помощи Интернационалу уходили все государственные ресурсы, не оставляя ничего на нужды людей.
Впрочем, в столице, которая снабжалась лучше, бедность жизни была не так заметна, и Тёме открылась она лишь во время его первого путешествия по Волге, которое он неожиданно совершил летом вместе с отцом и Лелей.
Вышло так. Анне Михеевне снова пришлось отправиться на лечение в санаторий, а детей оставить было не с кем. Обе ее сестры на лето уехали из Москвы: младшая – на практику, а Римма с дочкой и бабушкой Верой – к родственникам на Украину. Надежда на бабу Аду тоже отпала, так как ее уложили в больницу. И вот, как говорится: не было бы счастья – несчастье помогло. Сергею Ильичу, благодаря сложившейся ситуации, удалось-таки добиться отпуска, и он решил показать детям Волгу, на которой родился и вырос.
В то время канал «Москва – Волга» еще только строился, и большие колесные пароходы до столицы не доходили. Поэтому ехали поездом в город Горький, а там уже совершали посадку на волжские пассажирские суда.
Так поступил и Сергей Ильич, у которого в бывшем Нижнем Новгороде жил товарищ по университету. Был август месяц, они у него только переночевали, и этот вечер запомнился Тёме лишь обилием в его тесной комнате мух, которые очень всем досаждали и за которыми они с Лелей все время охотились.
Зато посадка на огромный пароход бывшего общества «Русь», один из самых больших на Волге, произвела на Тёму неизгладимое впечатление, впрочем, как и все их плавание до Астрахани и обратно. Несмотря на то что каюта была тесной и душной, для них с Лелей новая, необычная обстановка была сказочна и прекрасна. И изумительная по красоте природа Поволжья, и многочисленные поселки и города, с которыми знакомились впервые, и само плавание.
Но наибольшее удовольствие доставляли им сопровождавшие все плавание причаливания, отчаливания и, разумеется, выходы на берег во время стоянок парохода. Особенно волнующими были вылазки на маленьких пристанях, где стояли недолго. Сергей Ильич вел детей на базар, чтобы купить еду, но нервничал, боясь опоздать к отходу.
Импровизированные базары располагались неподалеку от пристани. Чего на них только не было! Люди несли на продажу все, что могли. Но Сергея Ильича интересовало только съестное. Он покупал деревенский хлеб, молоко, домашнюю колбасу, вяленую и копченую рыбу, фрукты. Если позволяло время, кормил детей вкусной стерляжьей ухой, которая готовилась тут же. На барахолке продавали поношенные вещи и всякую домашнюю утварь, изделия кустарей-одиночек и даже предметы антиквариата.
На вопрос Лели, зачем торгуют старым барахлом, и кому оно нужно, Сергей Ильич сердито ответил:
– Ты уже взрослая девочка, и должна бы понимать. Разве не видишь, что это от большой нужды? Люди раздеты и разуты. Новая одежда стоит дорого, да и в магазинах не очень-то найдешь то, что требуется.
На палубе парохода Тёма постоянно слышал:
– Совсем обнищал народ. А живет-то как? Дома обветшали, не ремонтируют. Ничего нового не строят ни в городах, ни в поселках. Все, что есть красивого, создано еще в прежние времена. Грязь и бездорожье, как и при царе Горохе!
Тёму эти разговоры, конечно, мало смущали. Путешествие, по сути, открыло ему родную страну, которую недаром все неразрывно связывают с красавицей Волгой. Изобилие рыбы, фруктов, горы арбузов, которые он видел в низовье на всех пристанях, и особенно в Астрахани, поразили его воображение. Но вместе с тем в память врезалась вопиющая бедность прибрежных поселков и живущих там людей.
* * *
Народ все больше нищал, а повсюду развертывались грандиозные стройки. Еще не перестали ликовать по поводу пуска Днепрогэса, как начали осуществлять крупномасштабный проект канала «Москва – Волга», ставящий целью сделать столицу «портом пяти морей». По всей территории страны строились заводы и фабрики, особенно на Урале, – с явным прицелом на случай войны.
По радио и в газетах только и говорилось о новых трудовых достижениях и передовиках производства, устанавливающих рекорды мастерства. Они награждались орденами, государственными премиями и создавалось впечатление, что гигантские стройки ведутся в таком ударном темпе исключительно за счет трудового энтузиазма советского народа. Однако на деле все обстояло иначе.
В результате массовых репрессий все лагеря и тюрьмы были переполнены политическими заключенными. Вот их подневольными руками и возводились плотины и гидростанции, гиганты металлургии и машиностроения. В том числе и канал «Москва – Волга». Об этом по секрету рассказал своим родным вернувшийся Борис Ильич. Взрослые слушали его, согласно кивая. Видно было, что это для них не новость, но для Тёмы рассказ дяди явился откровением.
– Невозможно без сострадания смотреть на несчастных зеков, – с горечью рассказывал дядя Борис. – Условия их труда и быта просто ужасающие, а кормят так, словно нарочно хотят уморить. – Он тяжело вздохнул.
– Все работы производятся в основном вручную, допотопными методами. Как инженер, я не раз предлагал использовать на стройке более совершенную технику, облегчающую труд людей и увеличивающую его производительность. Однако все отклонялось под предлогом, что на это не хватает средств. – И понизив голос, добавил: – Люди мрут, как мухи. Но на их место пригоняют все новые и новые партии заключенных. Так что недостатка в рабочей силе нет. Очень жаль этих несчастных. Среди них встречаются известные в прошлом люди, но приходится молчать, – он с грустной усмешкой взглянул на родственников, – чтобы не оказаться в их числе.
– Выходит, строят канал в основном политзаключенные, а не уголовники? – удивилась Анна Михеевна. – А в кино показывают, что на стройке работать заставляют лишь воров да бандитов, и то в целях перевоспитания. Ты, Боря, разве не смотрел фильм «Аристократы»?
– Конечно, смотрел. Фильм-то хороший, и Астангов играет, как всегда, блестяще, но – дешевая агитка, – поморщился Борис. – Ничего общего с действительностью. В нем правда лишь то, что урки отказываются работать. Так они и не работают!
– Но разве такой примитивный ручной труд не тормозит темпы производства? – спросил Илья, который тоже пришел навестить невестку. – Ведь ваше начальство может поплатиться головой!
– Начальство, видно, придерживается известной истины, что количество переходит в качество, и добивается нужных темпов за счет расширения фронта работ, не щадя жизни людей, – с грустью ответил Борис. – Боюсь, что канал будет построен на костях зеков. Но хватит об этом! Мы все равно изменить ничего не можем, – спохватившись, сменил он тему и обратился к Анне Михеевне: – Значит, скоро ждешь мужа домой?
– Да, обещает вернуться насовсем, – ответила она, радостно улыбаясь. – Сережа там здорово отличился!
– Это благодаря своему новому изобретению? Пресловутой «вошебойке»? – с усмешкой спросил Борис. – О ней даже по радио сообщали.
– Почему пресловутой? – обиделся за старшего брата Илья. – Очень стоящее изобретение! Не каждый инженер сообразит, а ведь Сережа – медик. Это такая термокамера, – объяснил он Борису. – Достаточно сунуть в нее голову вшивого человека и подержать там немного, как вся эта зловредная живность погибает.
– «Вошебойка», конечно, сыграла немалую роль. Ведь в дикой казахской степи, где шла стройка, все были завшивлены: и рабочие, и местное население, – добавила Анна Михеевна. – Хотя изобрел эту камеру Сережа с целью дезинфекции белья. Но все же отличился он тем, что навел там санитарный порядок, до него этого сделать не смог никто.
– А какие были проблемы? – поморщился Борис. – Неужто такие непреодолимые?
– Ты недооцениваешь своего брата, – обиделась невестка. – Ну что бы ты стал делать, если бы построил туалеты, а в них бы почти никто не ходил? Если бы к железнодорожному полотну, где производились работы, целыми семьями приходили любопытные кочевники и, наблюдая, на том же месте справляли нужду? Чего молчишь? Вот также и предшественники Сережи бессильны были с этим бороться.
– Ну так что же он придумал? – сдался Борис.
– Не очень оригинальный, но действенный метод, – улыбнулась Анна Михеевна. – По распоряжению Сережи крепкие парни из его санитарного отряда усаживали аборигенов голым задом в то, что они наделали, и скоро к туалетам уже выстраивались очереди.
Все дружно расхохотались, и, отсмеявшись, Борис серьезно спросил:
– И куда же теперь Сергея назначат? В наркомате без партбилета его навряд ли оставят работать.
– А уже назначили. Директором Чистопрудной поликлиники, – не скрывая радости, сообщила Анна Михеевна. – Ценят его как способного организатора. Обещают со временем восстановить в партии. Вполне возможно, – она мечтательно прикрыла глаза, – нам и жилье дадут в том районе. Так ему сказали в наркомате. Нам давно ведь обещали – в доме с центральным отоплением.
– Полагаю, надо выпить, чтобы это поскорее сбылось, – предложил до этого скромно помалкивавший Илья и налил всем по полной.
И все дружно поддержали его тост, полные надежд на то, что будущее сулит им удачу.
* * *
Возвращение отца запомнилось Тёме переездом всей их семьи на Чистые пруды, а вернее, в красивый дом у Покровских ворот, на первом этаже которого находилась аптека. Весь дом когда-то принадлежал бывшему владельцу этой аптеки, и сам он жил в той квартире на втором этаже, в которую теперь, согласно ордеру, поселили Наумовых.
После ветхой арбатской трехэтажки с печным отоплением новая квартира поражала своим великолепием. Начиная с дубового паркета, батарей центрального отопления, высоких потолков и окон и кончая светлой просторной ванной. Правда, и жильцов в ней было намного больше, но зато имелась общая темная комната для лишнего барахла, и кухня была огромной, так что места хватало всем.
Но родители остались недовольны.
– Слишком перенаселена квартира. Шестеро хозяек на кухне – это чересчур! – жаловалась Анна Михеевна мужу. – Утешает лишь то, что тебе недалеко до работы и школа рядом.
– И дом весь аж трясется, когда по Покровке проходит трамвай. Какой уж тут сон? – вторил ей Сергей Ильич. – Боюсь, что не смогу к такому шуму привыкнуть.
Тёме все здесь было интересно и нравилось, что много соседей. Он считал, что жить вместе намного веселее, и не понимал, почему родителей этот вопрос так беспокоит. На Арбате у них, правда, было только двое соседей: большая рабочая семья Феоктистовых и одиноко доживающая свой век старая дворянка Ольга Федоровна, с которыми Наумовы были дружны и никогда не ссорились.
В новой квартире все было иначе. Слишком разные жили люди.
Слева жил Нил Федотович, бывший привратник, а ныне швейцар в ресторане. Здоровенного роста, малограмотный, он часто был пьян и бил свою молодую жену. Следующими соседями, наоборот, были интеллигентные люди, похоже, из дворян, Марта Адольфовна и Георгий Иванович Самойловы. Он, крупный инженер, постоянно отсутствовал, а его любвеобильная супруга, это знали все, кроме мужа, в это время принимала у себя любовников.
Следующие две комнаты занимали Наумовы. Большую, с красивым эркером, сделали столовой, где на диване устроили супружеское ложе родители и, за ширмой, постель для Тёмы. А вторая, маленькая, была отдана подрастающей Леле. Так что из всей семьи удобно себя чувствовала лишь старшая дочь. И все же, несмотря на стесненность, жизнерадостные Анна Михеевна и Сергей Ильич постоянно устраивали не только семейные праздники, но и веселые вечеринки.
За Наумовыми в одной комнате проживала семья мелкого служащего, вроде бы кассира, Алексеева, у которого тоже было двое детей: дочка, постарше Лели и сын Вовка – ровесник Тёмы. Вход к ним был через темную прихожую, где на сундуке спал их сын, в комнате места ему не хватило. Каморку рядом с ванной занимала старушка Дуняша, бывшая горничная хозяина дома. Дуняша была очень набожной, но не признавала нынешнюю власть и из принципа не платила ни за квартиру, ни за коммунальные услуги.
А в бывшей кладовке, куда вела дверь из кухни, проживала очень любопытная личность – старуха Васса. Васса была похожа на жирную крысу и работала билетершей в Большом театре. Она устроила себе побочный заработок, сдавая каморку днем любовным парочкам, в основном из числа артистической братии. Состав их постоянно менялся, ее стыдила Дуняша, призывая на голову Вассы гнев Божий, но той было все нипочем.
Конечно, народ обитал здесь разношерстный, но от природы умная и дипломатичная Анна Михеевна сумела найти со всеми общий язык, и Тёма за долгие годы, прожитые на Покровке, не помнил ни единой ее ссоры с соседями. Отец был вспыльчивым и наверняка с кем-нибудь бы сцепился, но он всегда приходил с работы поздно и, по сути, с ними не общался. К матери все соседки обращались за помощью и советом, но по настоящему подружилась она лишь с легкомысленной и веселой Мартой.
Молодая пикантная супруга соседа Георгия Ивановича, который все время где-то что-то строил и почти все время был в отъезде, видимо, очень страдала от отсутствия с его стороны внимания к ней, как к женщине. Но, скрытная по натуре, никогда на это не жаловалась, скандалов мужу не устраивала, и внешне казалось, что у них царит мир и порядок. Может быть, потому, что не работала и целиком от него зависела. Однако нещадно наставляла ему рога.
– Бедная Марточка! Такая милая женщина, а Георгий Иванович ею пренебрегает, – пожалела ее Анна Михеевна в разговоре с мужем.
– Почему ты так думаешь? Разве она тебе на него жаловалась? – выразил свое несогласие Сергей Ильич. – Может, человек просто слишком много работает и ему не до того?
– Тогда жениться не надо было! – сердито бросила Анна Михеевна. – Марточка, конечно, ничего не говорит, но мне кажется она знает, что он ей изменяет. Поэтому и сама времени не теряет. Ведь молодость-то проходит!
– Если так, пусть пошлет его к чертовой матери! Чего держаться за такого? А так это – не жизнь, а сплошная грязь! – тоже разозлился Сергей Ильич, всегда осуждавший адюльтеры.
– Не будь слишком строг к ней, Сережа! Куда ей деваться? – возразила жена. – У Марточки ведь нет никакой специальности, она ничего не умеет делать. Она же не виновата, что богатые родители ее воспитали барынькой. А как подруга она веселая и милая!
– Разве я против? Дружите на здоровье! Это ее проблемы, – добродушно сдался Сергей Ильич. – Марта очень привлекательная женщина и компании нам не портит. Можешь пригласить ее к нам на Новый год.
Видно, Анна Михеевна для этого и затеяла с ним разговор о соседке, так как сразу заулыбалась и, добившись своей цели, перешла к хозяйственным вопросам подготовки к празднику.
* * *
В тот год с большой помпой пустили первую в стране линию метро. Как говорили и писали, московский метрополитен был самым лучшим в мире. И правда, каждая станция выглядела, как подземный дворец, – одна краше другой. Они были отделаны цветным мрамором, украшены скульптурами, барельефами и мозаикой. Особенно поражала воображение станция Маяковская, где все колонны были облицованы нержавеющей сталью. Москвичи и гости столицы с восторгом осматривали всю эту красоту и катались на подземных поездах, быстроходных и комфортабельных.
И еще в этот год новогодние каникулы у Тёмы прошли особенно удачно, так как отец впервые достал ему пригласительный билет на самый главный праздник Елки в Колонный зал Дома Союзов. От ребят в школе он уже знал, что там больше всего разных игр и аттракционов. Кроме того, проводятся конкурсы на лучшее исполнение танцев, песен и стихов, а победители награждаются очень хорошими призами.
Всем нравилось, как здорово Тёма читает стихи. Он уже выступал в школьной самодеятельности и ему даже советовали записаться в драмкружок, говорили, что у него есть способности. Но родители заставляли учиться играть на фортепьяно и времени на кружок не было. И в мечтах он видел себя вовсе не артистом, а моряком дальнего плавания. Для участия в конкурсе все же выучил стихотворение. Стихи о советском паспорте Владимира Маяковского.
