Текст книги "Победители и побежденные"
Автор книги: Семен Малков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Прогремели залпы победного салюта девятого мая. Что в этот день творилось в столице! И откуда взялось столько народу? Все прилегающие к центру улицы и площади заполнили толпы людей. Всюду счастливые лица. Казалось, радости и ликованию москвичей не было предела. Совершенно незнакомые люди целовались и обнимались. Повсюду кричали «ура», пели и танцевали.
Все стремились на Красную площадь к древним кремлевским стенам, к памятнику Минину и Пожарскому – символу изгнания иноземных захватчиков с русской земли. Площадь была запружена людьми до отказа. Там были и Тёма с Василием. Так же, как и всех, их переполняла гордость за свой народ, сумевший одолеть и повергнуть в прах жестокого врага. И не только изгнать со своей земли, но и освободить от его гнета другие народы. Но особенно счастливы были люди от сознания того, что каждый из них внес посильную лепту в эту великую победу.
* * *
В обстановке всеобщей радости и духовного подъема незаметно подошла летняя экзаменационная сессия. Она далась Тёме и его другу Назарову с еще большим трудом и нервным напряжением, чем зимняя. Недооценив зачет по марксизму-ленинизму, они пропустили много занятий и, хотя подготовились к нему хорошо, мстительный преподаватель принял его лишь с третьего раза, из-за чего в деканате их едва не допустили к сдаче экзаменов. Тем более Тёма ее успешно преодолел и вновь стал круглым отличником, пересдав на этот раз два экзамена. Василия тоже перевели на второй курс с одним хвостом, который он должен был досдать осенью.
К радости от успешного перехода на следующий курс прибавилось огромное счастье, которое они испытали, став свидетелями подготовки и проведения в столице парада Победы. Все, что они увидели и услышали в эти славные дни, врезалось в память на всю жизнь. Еще накануне в Москву стали прибывать войска, отобранные для участия в параде. Это были гвардейские части, в основном танковые, а также самоходки и мотопехота. Они выстроились длинными колоннами вдоль центральных магистралей, ведущих к Красной площади.
Погода подвела лишь в день праздника, когда пошел дождь, а накануне она была отличная, и москвичи любовались грозной боевой техникой и бравым видом овеянных славой гвардейцев. Многие подходили к участникам парада и подолгу разговаривали с солдатами и офицерами. Тёма с Василием пришли на улицу Горького, где стояла колонна знаменитых танков «Т-34», доказавших свое преимущество на полях сражений. Однако их поразила не столько техника, сколько свежий вид, уверенность в своих силах и боевой дух танкистов.
Это была уже не та армия и не те солдаты, которых видел Тёма в госпиталях. Она научилась воевать и побеждать сильного и умелого противника. А солдаты и офицеры, испытав вкус побед, были вполне готовы к новым сражениям с любым врагом, как будто за плечами не было столь кровопролитной и тяжелой войны. Это не поддавалось объяснению, это был факт.
– Так, как сейчас, воевать можно, – твердили они в один голос. – Когда, перед тем как идти в атаку, тяжелая артиллерия в сотни стволов взламывает оборону врага, огненным шквалом его выжигают «катюши», а сверху вдобавок бомбит авиация, не давая поднять голову.
– Но они же наносят ответные удары, – спрашивали любопытные. – Ведь и у них есть артиллерия, танки и авиация.
– Куда там! – весело отвечали фронтовики. – Немец уже совсем не тот. У нас теперь полное превосходство во всем, и особенно в артиллерии. Смеялись над нами, когда у них было все, а нам приходилось обороняться голыми руками. Но теперь фрицы драпают почище нас, хотя у них еще всего дополна!
– С фрицами все ясно, – говорили люди и осторожно интересовались. – А что, ребята, смогли бы вы вдарить сейчас по союзникам, если те зарвутся? Неужто у нас на это еще есть силенки? Неужто не надоело воевать?
– Нет вопроса! Конечно, домой хочется. Но если будет надо, так дадим по англо-американцам, что сбросим их в море почище немцев! – уверенно говорили бойцы, и по их суровым обветренным лицам было видно, что они отнюдь не шутят. – Наша армия сейчас намного сильнее.
Боевой дух солдат и офицеров людей радовал, однако новой войны никому не хотелось. Наоборот, все только и мечтали о счастливой мирной жизни. Через несколько дней друзья расстались до осени. Василий отправился к родным в подмосковную деревню, а Тёме предстоял более дальний путь. Он получил от своего отца документы, необходимые для проезда во Львов, где ему предстояло провести остаток лета.
* * *
Поезд выбился из графика и пару часов простоял в Киеве. Когда пассажирам объявили о задержке, Тёма даже обрадовался: появилась возможность прогуляться в центр города. Но та картина разрушений, которую увидел, добравшись до Крещатика, была ужасающей! Все прилегающие кварталы лежали в руинах. От когда-то прекрасных зданий остались одни кирпичные коробки. Говорили, что их взорвали отступающие немцы по приказу Гитлера.
– Ничего, мы заставим фрицев восстановить то, что разрушили, – говорили люди, работавшие на расчистке завалов. – Они нам заплатят за все сполна!
– Мы сделаем наш город еще краше, – с уверенным оптимизмом заявляли киевляне в ответ на сочувственные замечания приезжих. – Можете в этом не сомневаться!
Львов от войны практически не пострадал. Кроме того, у города был европейский вид и в нем еще оставалось много поляков. Их принудительно выселяли на родину, и поэтому настроены они были враждебно. Тёма пытался о чем-то спросить прохожих, по все делали вид, что не понимают по-русски.
– Не разумем, – мрачно бросали они на ходу и прибавляли шагу.
– Злятся они на нас, и за дело, – объяснил Карл, снабженец госпиталя. Сергей Ильич прислал его на джипе, чтобы встретил и доставил Тёму в Брюховичи. – Не по-людски это – выдворять людей из своих домов только потому, что поляки, да еще не давая возможности увезти с собой имущество. Бедолаги вынуждены все, что не помещается в чемоданы, продавать за бесценок.
Карл был довольно мозглявым брюнетом, говорил с акцентом и выдавал себя за испанского республиканца, бежавшего после победы генерала Франко.
– Я шпанец, – представился он Тёме, хотя больше походил на еврея. – Меня не брали в армию, но я добился, – горделиво выпятил куриную грудь, – чтобы скорее была гибель фашизму.
Показав сыну начальника оперный театр и другие достопримечательности города, Карл повез его в местечко Лончики, поблизости от села Брюховичи, в котором располагался их госпиталь.
– Ехать нам недалеко, и шоссейка хорошая, – рассказал он Тёме по дороге, боязливо оглядываясь. – Но ездить по ней небезопасно. Могут подстрелить!
– Это почему же? – удивился Тёма. – Разве от немцев не все здесь очистили? Неужто кто-то еще остался?
– Немцев-то прогнали, но за ними ушли наши войска, и здесь подняли голову бандеровцы – украинские националисты, – объяснил ему Карл. – Вот они и стреляют.
– А куда смотрит милиция? – возмутился Тёма. – Это же горстка бандитов!
– Их не горстка. У Бандеры была целая армия, – возразил Карл. – Ее разбили, и остатки вышибли в Польшу. Но в ней было много местных. Это отъявленные головорезы! – Он перевел дыхание и, боязливо округлив глаза, сообщил: – Местная власть слишком слаба и не может противостоять их террору. Они убивают руководителей-коммунистов и милиционеров. Председатели колхозов вынуждены платить дань дважды: и власти, и бандитам.
– Но почему не пришлют подмогу местной власти? – удивился Тёма.
– Не знаю, – удрученно пожал плечами Карл. – Наверное, ждут возвращения войск с фронта. Тогда этим бандерам будет каюк! А вот мы уже и приехали. – показал рукой на открывшийся за поворотом утопающий в зелени красивый дачный поселок, – Здесь, в виллах, квартирует командование госпиталя, а весь остальной персонал живет в Брюховичах – по ту сторону железной дороги.
Джип подрулил к высокому крыльцу двухэтажного особняка, и Тёма увидел вышедших встречать его родителей, Лелю с Викочкой и, к великому своему удивлению, машущего ему рукой Марка.
* * *
Когда, сидя за праздничным столом, Тёму уже вдоволь расспросили об учебе, о жизни в Москве, о родственниках, настала очередь рассказать и о местных делах. Анна Михеевна и Леля, которая снова работала в госпитале, наперебой говорили об успехах маленькой Вики, которая поражала всех своими талантами. Но главным событием в их жизни, конечно, было внезапное возвращение Марка. И то, что он им поведал, было похоже на одиссею.
…Когда его вновь перебросили через линию фронта, он возглавил диверсионную группу, которая пускала под откос немецкие эшелоны с войсками и боевой техникой. И однажды, возвращаясь на партизанскую базу, нарвались на отряд полицаев. Силы были слишком неравны, и его товарищи в этом бою полегли. Марка тяжело ранило в грудь, и он потерял сознание. Видно, полицаи были пьяны и, посчитав, что всех перебили, двинулись дальше.
Там бы он и нашел свой конец, но, на его счастье, мимо проезжал на подводе мужик. Он был добросердечным и верил в Бога. Заметив, что один из партизан очнулся и стонет, сжалился и, погрузив на телегу, отвез в местную больницу. У раненого извлекли пулю, которая слегка задела легкое, и продолжали бы лечить, поскольку держалась высокая температура, однако кто-то «стукнул» оккупантам, и за ним приехало гестапо. Его долго допрашивали, но Марк давно уже придумал, как будет себя вести, если попадет в плен. И действовал по своему плану.
– Попал к партизанам случайно, потому как деваться было некуда. Они нашли меня, когда с голоду подыхал, – плел он немцам в соответствии с придуманной легендой. – Но я как раз собирался от них драпануть, хочу добраться домой.
– А где твой дом и что там собирался делать? – допрашивал немец. – Говори правду! Мы ведь проверим.
Но с адресом у Марка был порядок. Его лучший друг жил под Брестом. Он там однажды гостил и назвался в гестапо его именем.
– Хотел заняться своим хозяйством, но, если надо, готов служить в полиции. Только у себя дома. У меня и сила есть, и стреляю метко, – «похвастался» он гестаповцу. – Вот только выздороветь надо.
Наверное, на немца большое впечатление произвела атлетическая мускулатура Марка, а не его беспардонное вранье. Что задумал немец, Марк так и не узнал, после этого допроса его перевели в немецкий лазарет, и там рана у него затянулась. Те русские, которые лечились вместе с ним, говорили, что немцы хотят их направить в так называемую «освободительную армию» генерала Власова, воюющую против своих. Однако до этого дело не дошло – вскоре им пришлось драпать из-за наступления советских войск, и всех выздоравливающих отправили в лагерь военнопленных.
Их погрузили в теплушки, и Марку еще с двумя пленными по дороге удалось бежать, используя методы, неоднократно виденные ими в кинофильмах. Потом они еще немало чего претерпели. Не раз были на волосок от гибели, пробираясь сквозь вражеские посты, укрываясь в лесах и сутками отсиживаясь в топких болотах, но все трое сумели выйти к своим.
– Меня и товарищей больше месяца проверял СМЕРШ, и одного заподозрили в измене. А нас двоих отпустили долечиваться, – закончил он свой потрясающий рассказ. – У меня нашли что-то с легкими, а у него оказалось плохо с почками: ему их в гестапо отбили.
Тёму ждала еще одна сногсшибательная новость. Нашелся отец Николки – милиционер Коршунов, и, более того, он работал в госпитале начальником продовольственной части.
– Всего месяц, как он у нас работает, – говорил Тёме отец. – Меня в штабе попросили взять безрукого. Мол, был радистом за линией фронта, имеет много заслуг, но отстукивать морзянку уже не может, – Сергей Ильич весело взглянул на сына. – Я решил с ним познакомиться, и каково же было мое удивление, когда оказалось, что это наш сосед по Лосинке «дядя Степа» Коршунов! Зная, что он не только герой, но еще и честный человек, тут же взял к себе начпродом, так как прежний совсем заворовался.
– Вот Николка обрадуется! Он так верил, что отец найдется, – вырвалось у Тёмы. – А не может Коршунов взять его к себе? Парень там совсем захирел.
– Это ты про его сына? – не сразу понял Сергей Ильич. – Так он тоже здесь. И совсем не похож на худенького. Можешь с ним повидаться!
Тёме очень хотелось немедленно отправиться в Брюховичи, но он все же сильно устал с дороги и пришлось, скрепя сердце, отложить встречу на завтра.
* * *
На следующий день, с утра пораньше, Тёма отправился в Брюховичи. До госпиталя, как ему сказали, было напрямик не более километра. Он пересек шоссе и вышел к железнодорожному полотну, обсаженному по бокам густыми кустами. Сквозь них не так легко было пробраться, но в одном месте люди уже протоптали довольно хороший проход. Миновав его, можно было выйти на грунтовую дорогу, ведущую по кукурузному полю к госпиталю.
– А молодой Коршунов на кухне. Где же ему еще быть? – с усмешкой ответил пожилой шофер. – Поварихам юбки задирает. Вот и вся его работа.
От него Тёма узнал, что друг его числится подсобным рабочим в столовой госпиталя, и прямиком направился туда. Он и правда нашел Николку на кухне в тот момент, когда тот растапливал большую плиту, а стоявшие рядом поварихи игриво с ним переговаривались. По всему было видно, что парень не скучает.
Николка кинул в печь последнее полено, закрыл дверцу, выпрямился, и Тёма не поверил своим глазам. Этот здоровяк лишь лицом напоминал друга его детства. Заморыш, которого он видел последний раз в Лосинке, вырос не меньше чем на десять сантиметров и раздался в плечах. «А еще отрицают генетику, – глядя на его чудесное преображение, пришло в голову Тёме. – Стоило начать хорошо питаться, сразу вытянулся. Отец-то у него длинный».
– Вот это да! – осознав, что Тёма ему не мерещится, восторженно заорал Николка и, одним прыжком очутившись рядом, стал трясти ему руку. – Ну и гульнем! Надолго приехал?
– Хочу от души тебя поздравить! То, что нашелся отец и теперь вы вместе, это здорово! – с жаром произнес Тёма. – Очень рад за тебя, честно! Ну и вымахал ты Никола! Вижу, и женщины тебя так же любят.
– Что верно, то верно! Любит меня ихняя порода. Вернее, мой инструмент, – без стеснения самодовольно ухмыльнулся Николка. – А вымахал потому, что еды стало вдоволь, да вот они, – небрежно кивнул на молодух, – стараются меня получше кормить, – подмигнул им, – в своих интересах.
Он любовно оглядел друга и восхищенно сказал:
– Ну и красивый ты пацан, Тёмка! Куда мне до тебя со своей ряхой. Правда, вырос не очень, – добавил с сожалением. – Так в Москве небось хавать было нечего?
– Это верно. Питался хреново, – согласился Тёма и самолюбиво добавил: – Но я еще расту. Думаю, что подтянусь.
– Так и будет! Ты, главное, здесь не теряйся, а я прослежу, чтоб мои телки, – кивнул Николка на молодух, – вам лучшую еду посылали.
Он прервался с таким видом, будто ему в голову пришла дельная мысль, и, понизив голос, сказал:
– Знаешь что? Познакомлю-ка я тебя с Катериной. Это наша официантка, и живет вместе с моими телками, – снова кивнул в сторону глазевших на них поварих. – У нее парень уехал, и она сильно расстраивается. Ну как, девоньки, – повернувшись, спросил игриво, – стоит познакомить моего друга с Катей? Сможет он ее утешить?
– А что? Он симпатичный, – сказала та, что повыше ростом и потолще.
– Катька будет рада. Уж больно скучает, – подтвердила другая.
– Тогда не будем терять времени. Катя как раз сейчас в столовой к обеду скатерти меняет. Пойдем! – позвал он Тёму, – я вас познакомлю, а вечером у девчонок отметим нашу встречу.
Помещение столовой соединялось с кухней крытой галереей. Когда они вошли в зал, Тёма увидел молоденькую девушку, напевая, она проворно стряхивала скатерти и вновь покрывала ими столы. У нее были темно-русые гладкозачесанные волосы, чуть вздернутый носик и стройная аппетитная фигурка. У не ожидавшего, что она так хороша, Тёмы сразу закралось в душу сомнение в том, что его ожидает успех. Но отчего же не попытаться?
– Катюша! – окликнул ее Николка. – Это – мой старый друг Тёма, сын нашего начальника. Хочет в тебя влюбиться и увезти в Москву.
– Ну прям, так сразу? – улыбнулась Катя, показав два ряда ровных, как жемчуг, зубов, и протянула Тёме руку. – А я почти что ваша землячка. Родители живут в Подольске, – ее зеленые глаза смотрели на него пристально и в них читался интерес. – Надолго к нам?
– До осени, – тоже с улыбкой коротко ответил Тёма. – Так что мы еще успеем надоесть друг другу.
– Ну, это произойдет еще не скоро, – вмешался Николка. – А пока вечерком соберемся у вас, Катюха. Надо отметить приезд моего друга.
По веселым огонькам, зажегшимся в Катиных глазах, было видно, что эта идея ей по душе, и Тёма подумал, что у него, пожалуй, нет оснований для пессимизма.
* * *
Тот летний роман с Катюшей Ветровой никогда не изгладится из Тёминой памяти, потому что она, по сути, была первой женщиной в его жизни, и лишь с ней он приобрел подлинный сексуальный опыт. Все, что происходило между ним и женщинами раньше, было слишком несерьезно. Видно, и он пришелся ей по сердцу, потому что Катя не только была с ним ласкова, но и терпелива. Она научила его всему: вести любовную игру, не торопиться, контролировать себя и чутко улавливать желания партнерши.
Их любовная связь началась с той самой первой вечеринки, устроенной в честь его приезда. Когда все сильно захмелели, поварихи, не обращая внимания на Тёму с Катей, которые лишь целовались взасос, не решаясь на большее, беззастенчиво затащили Николку на постель и, уложив, по очереди стали его «объезжать» с такими истошными воплями и стонами, что взвинтили и у них страстное желание до предела. Доведенная до исступления их примером Катя, убедившись, что и Тёма готов, молча увлекла его к своей кровати, и, быстро сбросив с себя одежду, они упали друг другу в объятия.
Лишь в первом часу ночи, когда страсти поостыли, все сообразили, что Тёму уже хватились, будут искать и может произойти скандал. Тогда вся компания неохотно оставила постели и пошла проводить его до Лончиков.
– Зачем это нужно? – хорохорясь, пытался возражать Тёма. – Я и один туда найду дорогу.
– Одного тебя запросто могут убить, а на компанию напасть не решатся, – резонно заметил Николка. – Что же – нам потом за тебя отвечать?
В том, что его друг ничуть не преувеличивал, Тёма потом убеждался не раз.
Он никогда не оставался на всю ночь у Катюши и часто возвращался домой в полной темноте. И почти всегда, когда переходил железную дорогу, из кустов раздавались душераздирающие вопли и крики о помощи. То ли там кого-то насиловали, то ли грабили, то ли убивали. С оружием у Тёмы проблем не было: носил в карманах аж два пистолета. Однако они вряд ли бы ему помогли, если бы в него выстрелили из кустов.
Тёма и сам понимал, что его любовная связь может стоить ему жизни, но владевшая им безудержная молодая страсть была сильнее рассудка. И всякий раз, мобилизуя все свое мужество и, несмотря на это, испытывая страх, он все же пересекал ночью проклятое место у железной дороги. Так продолжалось до тех пор, пока во Львов не вернулась и не встала на карантин прославленная 59-я армия. С бандеровцами быстро расправились, с уголовниками тоже, и жить в Брюховичах стало намного безопаснее.
Этот жаркий август был полон радости и веселья. Армия возвращалась на родину с богатыми трофеями. Все запасные пути вокруг Львова были забиты грузовыми составами, полными немецкого добра. Офицеры везли домой ковры, мебельные гарнитуры, пианино и даже легковые автомобили. Солдаты – вещи помельче: мотоциклы, аккордеоны, одежду и различную хозяйственную утварь. И все это – на законном основании, поскольку крупные трофеи оформлялись как «сталинские подарки».
Однако уставшие от тягот походной жизни и опьяненные победой воины везли также и нежелательные «подарки» – венерические болезни, подхваченные после окончания боев в Германии и по дороге домой, в Польше. Поговаривали, что в своей злобной агонии Гитлер распорядился нарочно заразить там побольше женщин, чтобы отомстить возвращающимся победителям. Вот почему армию остановили на карантин, и больные лечились, а все, кто был здоров, веселились и радовались жизни.
В доме у начальника госпиталя почти каждый вечер происходили дружеские попойки, в которых иногда участвовал и Тёма. Они возникали спонтанно, когда к Сергею Ильичу, венерологу по специальности, приходил выразить благодарность очередной офицер, вылеченный им от дурной болезни. Их подарки были очень щедры. Один полковник пригнал даже почти новенький «оппель», а Тёме достались веломотоцикл и прекрасный аккордеон «Хонер». Разумеется, отказать им в застолье его отец не мог.
С одним майором дважды к ним приезжала «хозяйка» их округи – секретарь райкома партии Мария Денисовна Задунаец. Молодая еще и очень эффектная женщина завела роман с майором и была влюблена в него по уши. Но майор плохо танцевал, и она выбрала своим партнером Тёму. В благодарность за удовольствие хозяйка района «по пьяной лавочке» подарила ему на память редкий по красоте златоустовский кортик, которым потом Тёма еще долго хвастал перед своими друзьями и товарищами пока, к сожалению, не потерял.
* * *
Как ни хороша была жизнь во Львове – настала пора Тёме возвращаться в Москву. С родными он распрощался в Лончиках, отец дал машину и послал проводить его все того же Карла. Поэтому на вокзал с ними поехала только Катя, которая никакого волнения из-за их разлуки не проявляла. Получив недавно объемистое послание от своего бывшего возлюбленного, она ходила задумчивая и, казалось, была даже рада отъезду Тёмы.
До отхода московского поезда оставалось еще много времени, и ему захотелось сделать ей памятный подарок. Заодно надо купить какие-нибудь львовские сувениры у поляков в частных лавочках, решил он. Ваське – хорошую зажигалку, дядьям по галстуку, а Стелле платочек. Катюша поможет выбрать.
Этот поход по магазинам запомнился Тёме скандалом в одной из лавок. Все произошло из-за того, что торговцы во Львове еще не отвыкли угождать покупателям. Когда они вошли в злополучную лавку, ее хозяин любезно выбежал им навстречу, мешая русские и польские слова.
– Цо желаемо панове? – произнес он с приторной улыбкой и обратился к Кате, расточая любезности. – Цо пани таке бляда? Пани естем здрава?
Его речь переводилась так: «Чего пан желает? Почему госпожа такая бледная? Ей нездоровится?» Но Катюша не знала по-польски и, оскорбившись, с размаху отвесила ему здоровенную оплеуху. Рассвирепев, хозяин разразился грубой бранью, из которой можно было разобрать лишь знакомое «пся крев», и стал выталкивать их из лавки. Ничего не понимая, Тёма тоже разозлился на поляка за это насилие и оказал ему сопротивление. Дело дошло бы до драки, если бы на шум не выскочила хозяйка, которая хорошо понимала по-русски. Разобравшись наконец, в чем дело, посмеялись, покупатели приобрели все, что было нужно, и они мирно расстались.
Путь до Москвы запомнился частыми вынужденными стоянками поезда из-за повсеместных торжественных встреч населением возвращающихся с фронта воинов-победителей. Радость встреч с обеих сторон била через край. Бойцам дарили цветы, их благодарили, обнимали и целовали. Люди пели под гармошки и трофейные аккордеоны. Тут и там возникали пляски. Некоторых встречали родные.
Люди искренне верили в то, что за все муки, которые им довелось испытать, будут вознаграждены достойной и счастливой мирной жизнью. И никому тогда даже в голову не могло прийти, что их справедливые ожидания будут жестоко обмануты и им не дадут воспользоваться плодами победы, добытой ценой неимоверных жертв и лишений.
