Текст книги "Победители и побежденные"
Автор книги: Семен Малков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Глава 14
Начало холодной войны
В разгар лета их большая квартира на Покровке вновь пополнилась жильцами. Вернулись Самойловы. Георгий Иванович мало изменился, чего нельзя было сказать о его супруге. Военные годы и жизнь в эвакуации состарили Марту. Некогда соблазнительная, пышущая здоровьем, так волновавшая юное воображение Тёмы, она слишком расплылась, лицо утратило былую свежесть, вокруг глаз появилась сеточка морщин.
Однако вскоре выяснилось, что любвеобильный темперамент Марты ничуть не угас. Ее супруг, как и прежде, неделями отсутствовал дома, и она, разумеется, вновь завела любовника. К ней стал часто наведываться лысый толстячок, директор продовольственного магазина. Будучи семейным, он проводил у нее несколько часов и никогда не оставался на ночь.
По-видимому, лысый пришелся Марте по душе, что не мешало ей, правда, откровенно кокетничать с Темой, довольно часто обращаясь к нему за помощью по всяким пустякам. Будь Марта понастойчивее, он вряд ли бы устоял, и она потеряла для него всякий интерес лишь после сногсшибательного происшествия, случившегося через месяц после ее приезда.
Это произошло днем, когда в их квартире, кроме Марты, ее гостя и Тёмы, никого не было. Все его домашние, включая маленькую Викочку, ушли в рейс на «Радищеве», а Тёма остался в городе из-за Лоры, которая попала в больницу с острым приступом аппендицита. Он как раз собирался к ней, когда в комнату ворвалась Марта. На ней был лишь халат, наброшенный на голое тело, волосы всклокочены, вытаращенные глаза блуждали. На ее перекошенном лице был написан такой ужас, что даже широко распахнутый халат не вызвал у него никаких эмоций.
– Тёмочка, у меня беда! Пойдем скорее, с Лешей плохо! – только и смогла вымолвить Марта, задыхаясь, и бесцеремонно потянула его за руку.
В спальне Тёма застал незабываемую картину.
На широкой кровати, неестественно вытянувшись, лежал ее лысый любовник. Он был в чем мать родила и по его уже остекленевшему взгляду любой мог бы догадаться, что перед ним мертвец. Тёма так растерялся, что лишь невнятно пробормотал:
– Надо это… вызвать «скорую»! Хотя уже поздно, – опомнившись, тут же сообразил он. – Твой приятель, Марта, того – помер. Надо сообщить в милицию.
– Да ты что? – Марта пришла в отчаяние. – Это же такой скандал! И что будет, когда Гоша об этом узнает? – она обессиленно опустилась на пол. – Нет! Нельзя милицию!
– Тогда сделаем так, – уже придя в себя и пожалев Марту, предложил Тёма. – Вызывай «скорую»! Хотя твоему Леше она уже не нужна. – И объяснил: – Скажешь, что ему стало плохо, и пусть подумают, будто он умер, пока они сюда добирались.
– Мне надо им сказать, что он – мой муж? – простонала Марта, боязливо косясь на покойника.
– Ты в своем уме? Они же сразу сообщат в милицию, и тогда все откроется. Нам надо придумать что-то другое, а пока, – потребовал он, – очнись и приведи труп в порядок!
– А что мне с ним… делать? – Марта непонимающе посмотрела на Тёму, но все же поднялась с пола.
– Первым делом одень! Ты что, хочешь предъявить его в таком виде? – предложил он, не удержавшись от усмешки. – Не забудь и сама привести себя в порядок.
– Зачем? – всхлипнула Марта. – Мне сейчас не до этого!
– Пусть думают, что твой Леша зашел попить чайку и занемог. Понятно? Поставишь на стол три чашки, будто нас с ним угощала. Туда мы его и перетащим.
По тому, как просветлело лицо у грешной Марты, было ясно, что она вполне осознала тот счастливый выход, который давало ей предложение соседа. Она сразу приободрилась и вместе с Темой с большим трудом надела на уже окоченевший труп любовника белье, костюм и туфли. К приезду «скорой помощи» мертвец уже «сидел» за столом в гостиной, и для распутницы и на этот раз все кончилось благополучно.
* * *
Лору успешно прооперировали, и в следующий, предпоследний в этом году, рейс «Радищева» они с Темой отправились уже вместе. Редкие встречи лишь подогрели их чувства друг к другу, и во время плавания, в те часы, когда она была свободна, влюбленные были просто неразлучны.
Само собой, Тёма добивался близости. Но вопреки французскому происхождению Лора не признавала их пресловутую легкость взглядов на любовь и поэтому дальше жарких объятий и поцелуев дело не шло. И все же эти две недели их радостных встреч навсегда остались для Тёмы одним из лучших воспоминаний юности.
К сожалению, вскоре их встречи опять стали редкими. По возвращении у Тёмы начался новый учебный семестр, Лора снова уплыла на «Радищеве», а потом, когда закончилась навигация, вместе с родителями отправилась на всю зиму гостить к родственникам в Теберду на знаменитый горный курорт. Она была хорошей горнолыжницей и, зная, что Тёма тоже увлекается спортом, часто ему оттуда писала, приглашая приехать к ним на время зимних каникул. Однако ничего из этого не вышло, и вновь увиделись они лишь весной.
Второй послевоенный год принес большую неожиданность. Поссорились бывшие союзники антигитлеровской коалиции. Речь английского премьер-министра Черчилля в Фултоне произвела эффект разорвавшейся бомбы. Старый враг Советской России, который во время войны лишь из-за угрозы фашизма заигрывал со Сталиным, когда война миновала, наконец сбросил маску. Видимо, воодушевленный превосходством, которое давало Западу обладание атомной бомбой, он фактически призвал объединиться против Советского Союза. Это было началом новой, теперь уже «холодной», войны.
– Ну вот, снова придется затягивать пояса, – мрачно произнес Сергей Ильич за обедом, устроенном по случаю дня его рождения. Разговор шел о последствиях конфронтации с бывшими союзниками. – Опять начнем вооружаться наперегонки с Западом, и это поглотит все наши ресурсы.
– А все так надеялись, что после войны начнется новая, счастливая жизнь! – с горечью произнес Илья. – Неужели после стольких жертв нам снова придется воевать?
– Посеяв ветер – они пожнут бурю! – запальчиво заявил Дмитрий. – Наша армия сейчас сильнее, чем до войны. Им не поможет и атомная бомба!
– Ты, Дима, пороху не понюхал. Не петушись, – урезонил младшего брата Борис. – Они, наши бывшие союзники, не решатся сейчас на радикальные действия. Однако предстоящая гонка вооружений здорово испортит нам жизнь. Все у нас будет отдано для создания собственной атомной бомбы!
Очень скоро стало ясно, что помощь со стороны западных стран, как продовольственными, так и промышленными товарами, которая так выручала в войну, резко уменьшилась, а потом и прекратилась вовсе. А поскольку сельское хозяйство и мирное производство находились в упадке, вместо обещанной народу счастливой жизни вновь наступили тяжелые полуголодные времена.
К этому добавился напряженный труд по восстановлению разрушенного войной народного хозяйства и усилению обороноспособности страны в связи с вновь возникшим вражеским окружением. Все бюджетные средства уходили на создание нового, более мощного оружия и организацию военного союза стран с коммунистическим режимом против Запада. Об обещанном народу повышении жизненного уровня никто и заикнуться не смел. Люди хорошо знали, чем это может для них кончиться.
* * *
Одновременно в стране началась ожесточенная пропагандистская кампания против бывших союзников, снова ставших «капиталистическим окружением», и в первую очередь против главного врага – США. С особенным рвением была развернута массовая травля тех, кто за время общей борьбы с гитлеризмом проникся дружескими чувствами к западным демократиям, мечтая о таком же высоком уровне жизни.
Эту травлю назвали борьбой против «безродного космополитизма», и целью кампании было сплотить народ, восстановить его против Запада, взывая к чувству национального достоинства. Как уже случалось в российской истории, теперь уже коммунистическая власть, которая официально клеймила шовинизм, применила испытанный черносотенный прием. Разоблаченные «безродные космополиты», как правило, носили еврейские фамилии. И выходило, что пресмыкались перед заграницей только извечные враги России – инородцы.
В редких случаях жертвами оголтелой кампании против «космополитизма» становились не только евреи, так как всякого рода мерзавцы постарались использовать ее для сведения счетов и продвижения по служебной лестнице. Тёме запомнился случай, происшедший у них в институте и взбудораживший его однокурсников. Причем непосредственным участником «разоблачения» очередной жертвы стал их товарищ, бывший боевой летчик Володя Алкснис.
Этот красавец блондин, наполовину латыш, похожий на героя популярного кинофильма «Свадьба с приданым» актера Доронина, был известен на их курсе в основном как женский сердцеед. Но, как оказалось, наряду с этим приятным занятием он делал еще будущую карьеру в научном кружке профессора Исаева. Ему удалось расположить к себе старого ученого, у которого была взрослая дочь, и он часто приглашал Володю к себе домой.
Как потом выяснилось, помощнику декана их факультета, который был секретарем партийного бюро, приглянулась кафедра, возглавляемая профессором Исаевым и того объявили «безродным космополитом». Скандал вышел громкий, и на собрание пришло много студентов. Старый ученый, вооружившись своими монографиями и вырезками из газет, произнес защитную речь, доказывая свой патриотизм и преданность коммунистической доктрине.
– Хоть я и не состою в партии, но всегда был проводником марксизма в науке, – убеждал он собравшихся. – Уж в чем-чем, а в недостатке советского патриотизма меня упрекнуть нельзя!
Настроение зала было в его пользу, но все изменило выступление Алксниса.
– Мне тяжело об этом говорить, но профессор Исаев скрывает правду, – не глядя на своего научного шефа, «разоблачил» его Володька. – Судите сами – как можно заявлять о преданности марксизму, когда у них в квартире висят иконы? Какому же Богу молится такой человек?
– Ты же знаешь, что это иконы моей старенькой мамы, – возмущенно бросил ему профессор, но его слова потонули в поднявшемся шуме. Судьба заведующего кафедрой была решена.
Профессора Исаева сняли с занимаемой должности и выгнали из института, но и Володьке товарищи не простили его предательского поступка. Сокурсники объявили ему бойкот.
– Да поймите же, я не мог поступить иначе, – оправдывался Алкснис. – У меня было партийное поручение, и я обязан был его выполнить!
Но Тёма, как и большинство студентов их курса, не простил ему этой подлости, и Володька навсегда потерял его уважение, хотя потом они долгие годы работали вместе в одной системе, и Алкнис стал известным профессором, доктором наук, возглавившим одну из ведущих научных кафедр.
* * *
Речной отдых на «Радищеве» пользовался большим успехом, и потому было решено переоборудовать в плавучий санаторий, который делал бы рейсы от Москвы до Астрахани и обратно, один из самых больших волжских теплоходов – «Горьковскую коммуну». Разумеется, Сергею Ильичу и поручили это ответственное дело, за которое взялся с большой охотой.
– А мне будет жаль расставаться с «Радищевым». Мы к нему привыкли, и Викочка его хорошо знает, а на огромной «Коммуне» недолго и заблудиться, – выразила сожаление Анна Михеевна. – Кроме того, намного удобнее возвращаться в Москву через две недели. Теперь же придется проводить в плавании почти целый месяц!
– Это так, но ты и меня должна понять, Анечка, – объяснил муж свое согласие на новую, более хлопотную работу. – Ведь я, оставаясь директором «Радищева», рискую полностью деградировать, как медик. А будучи главным врачом плавучего санатория, смогу заниматься вопросами по специальности.
Сергей Ильич выполнил поручение начальства с присущим ему талантом, и превосходно оборудованный для лечения и речного отдыха плавучий санаторий «Горьковская коммуна» своевременно открыл свою первую навигацию. Понятно, что бывший директор «Радищева» взял с собой основной костяк его персонала, в том числе и шеф-повара, отца Лоры Корде. Только команда теплохода сменилась и целиком состояла из волжан.
У Тёмы была на носу весенняя сессия, и отплыть на «Горьковской коммуне» в первый рейс вместе со всеми он, конечно, не мог. Во время ее проводов на Речном вокзале ему было особенно грустно. Лора вернулась из Теберды лишь накануне отплытия, и им так и не удалось поговорить наедине. Кроме того, отправлялись в плавание все его родные, и он опять оставался дома один.
Между тем вместе с Лелей ехали отдыхать сразу два ее ухажера: каждый из них уже делал ей предложение. Тёма любил сестру и ему хотелось получше к ним приглядеться. Ему было интересно, кого из них она предпочтет. Они оба были очень симпатичными и к тому же талантливыми журналистами. Интриге способствовало и то, что Семен Бандурский и Леонид Волк были закадычными друзьями, но по воле судьбы стали соперниками.
Долгожданная встреча с Лорой прошла не так горячо, как хотелось. Лора была такой же и вместе с тем какой-то другой. Покрасила перекисью волосы. В сочетании с карими глазами это делало ее эффектнее, но все же выглядела теперь она вульгарнее и старше своего возраста.
– Для чего тебе это понадобилось? – спросил Тёма, неодобрительно покосившись на ее волосы. – А скорее всего для кого? – шутливым тоном добавил он, инстинктивно испытывая ревность. – Неужели ты променяла меня на тамошнего джигита? Говорят, любят крашеных.
– А что – мне не идет? Все говорят, что так я лучше выгляжу, – уклонилась от ответа Лора. – А джигиты слишком наглые. Я рада, что оттуда уехала.
Однако в ее тоне была горечь, а в уголках губ появились жесткие морщинки. В ответ на его горячие взгляды она почему-то виновато отводила глаза.
* * *
Но вот все экзамены за третий курс были сданы, и Тёма с нетерпением ждал возвращения «Горьковской коммуны». В круговерти сессии этот месяц пролетел незаметно, и плохо было лишь то, что постоянно мучил голод: после материнской стряпни трудно было снова привыкать к скудному, столовскому питанию.
Плавучий санаторий благополучно пришвартовался к центральному причалу Химкинского речного вокзала. Встреча с родными была на редкость радостной. Тёма даже не думал, что за месяц так по ним соскучится. Отец немного осунулся, зато остальные выглядели посвежевшими и довольными. Викочка заметно прибавила в росте, а Леля немного поправилась и как будто помолодела. Выяснилось, что свой выбор она уже сделала. Ее будущим мужем оказался Семен Бандурский, чуть постарше и посолиднее Леонида.
Правда, меньше радости принесла встреча с Лорой. Вот уж неправда, что разлука способствует росту любви! Конечно, трудно на людях выражать свои чувства, но, хотя при виде Тёмы она и просияла, все же не проявила стремления остаться с ним наедине.
– Вот и хорошо, что ты отправишься с нами в следующий рейс. Тогда обо всем и поговорим, – отклонила Лора его предложение провести вместе вечер. – Ты не представляешь, сколько у меня накопилось здесь дел! Разве нам не хватит целого месяца?
– Может, и хватит, но я же соскучился! – недовольно проворчал он. – Неужели ты обо мне даже не думала?
– Ну конечно же, дурачок, и даже очень часто. Но скучать мне было некогда. Думаешь, легко накормить такую ораву отдыхающих? «Коммуна» – это тебе не «Радищев»! Работы было столько, что к ночи я просто валилась с ног.
Глядя на ее сильную, спортивную фигуру и свежий вид, Тёме не слишком в это верилось, но оправдание было логичным, и он решил не настаивать, отложив их свидание до отправки теплохода в рейс. Предстоящий месяц совместного плавания виделся ему в радужном свете и сулил море удовольствий. Очень хотелось верить, что и Лора жаждет встреч с ним, не менее, чем он.
И вот настал день отплытия. В этот рейс Наумовы отправлялись без Лели: ее роман с Бандурским близился к законному браку. Лоры тоже на борту пока не было. Утром она позвонила Тёме и сказала, что сядет в Дмитрове. Ее задержали какие-то неотложные дела.
Несмотря на это, настроение у него было отличное. Оно стало еще лучше, когда он удобно расположился в своей двухместной каюте и познакомился с попутчиком, Славой Петляком.
– Будем знакомы! Я Изослав. Тоже студент. Юридического. А ты Артем, сын главврача санатория.
– Ты что, ясновидящий? – поразился Тёма.
– Ничего сверхъестественного! – широко улыбнулся Слава. – Меня обслуга предупредила.
Петляк был ниже среднего роста и, может быть, именно поэтому держался очень прямо. Голубоглазый блондин, с симпатичной круглой физиономией, он был очень складно скроен и, как вначале показалось Тёме, излишне самоуверен. Но дальнейшее подтвердило, что небезосновательно. Изослав имел за плечами серьезную жизненную школу: в институт поступил из армии и уже был женат.
Несмотря на то, что сосед был на три года постарше, Тёма с ним быстро сдружился, что сделало это плавание особенно приятным. Петляк прекрасно танцевал, франтовато одевался, знал секреты мужского обаяния.
– Если хочешь нравиться женщине, умей давить фасон. Держись небрежно и не выказывай своих истинных чувств. Побольше играй на нервах, – поучал он младшего товарища, – и почаще заставляй ревновать. Тогда она будет у тебя на крючке.
Свою теорию Славка доказывал на практике. Даже Лору, которая почти на голову была выше ростом, явно задело его пренебрежение.
– Чего это твой друг много о себе воображает? Коротышка, а держится будто он герой-любовник, – заметила она Тёме, иронически скривив губы, но взгляд, брошенный ею на его приятеля, выдавал женскую заинтересованность.
Их отношения с Лорой развивались ни шатко ни валко. Днем у нее было много работы, однако почти все вечера они проводили вместе. Танцевали, гуляли по палубам, обнимались в укромных уголках. Но дальше этого Лора не шла, несмотря на все его усилия. Прийти к нему в каюту наотрез отказалась.
– Как хочешь, но у меня этого не будет до свадьбы, – решительно объявила она Тёме. – Ищи себе тогда другую!
– Да она ж тебя за нос водит! – возмутился Славка. – Поверь моему опыту: Лора видала виды. По ней это сразу заметно.
– Зря ты о ней так плохо думаешь, – обиделся Тёма. – По-твоему, она всерьез хочет выйти за меня замуж?
– Само собой! Потому и не дает, – с усмешкой подтвердил Славка и, немного замявшись, добавил: – Не хотел тебе говорить, чтобы не расстраивать, но я верю тому, что о ней болтают. Тут мне на танцах одна, что на кухне работает, сказала, что к ней ночью старпом наведывается. А он женатый. Попусту тратить время не будет. – И видя, как яростно вскинулся его друг, отмахнулся: – Да ладно, молчу! Поступай как знаешь!
Не желая ссориться, Тёма ничего не ответил. Он, конечно, не поверил сплетням, хотя теперь стал замечать все больше странностей в поведении Лоры: это заставляло усомниться в ее взаимности.
* * *
Вскоре произошло неожиданное событие, поставившее в отношениях Тёмы с Лорой жирную точку. Ночью на подходе к Ульяновску, когда он уже лег спать, дверь каюты приоткрылась, и вошла Лора. Она была в одном халате и, не обращая внимания на то, что Тёма молчит, онемев от изумления, быстро скользнула к нему под одеяло. Жарко прильнув всем телом она покрыла его лицо поцелуями, приговаривая:
– Вот видишь, я сама к тебе пришла. Ты ведь хотел этого? Тёмочка, милый! Неужели мы расстанемся с тобой навсегда?
– Ты о чем это… что случилось? – пробормотал Тёма, ничего не понимая. – Говори скорее… Сейчас Славка придет!
– Не придет… он у нашей поварихи… – Лора сильнее к нему прижалась и, почувствовав, как мощно реагирует его плоть, потянула на себя. – Ну, чего ты медлишь… Тёмочка… может, видимся в последний раз…
Но Тёму уже не надо было уговаривать. Движимый страстью, он заключил Лору в объятия и, овладев, стал энергично и вместе с тем нежно доказывать ей свою любовь. Когда они, наконец, оба удовлетворенные, прервались, чтобы передохнуть, Тёма спросил:
– Может, скажешь теперь, что с тобой стряслось? Почему так долго мне отказывала, хотя уже не девушка? И почему говоришь, что это… в последний раз?
– Случилось ужасное! Только не со мной, а с папой, – на глаза у Лоры навернулись слезы. – Комиссия на кухне обнаружила недостачу продуктов, обыскали каюты у поваров и в его каюте нашли украденное. Кто-то подставил папу. Тёмочка, – взмолилась она, – убеди в этом своего отца. Папа не вор!
– Отец меня не послушает, – растерянно произнес Тёма, сознавая, что вряд ли сможет помочь Корде, если шеф-повар проворовался. – А что комиссия-то решила?
– Хотели на стоянке в Ульяновске оформить протокол и сдать папу в милицию, – расплакалась Лора. – Но твой отец, чтобы не было скандала, решил просто уволить нас обоих и там высадить.
– Да, дела… Все это чертовски неприятно. Ведь отец не может поступить иначе, – удрученно заключил Тёма. – По-моему, он и так обошелся с ним по-божески. А что еще можно сделать?
– Папа ведь не виноват, Тёмочка, – быстро зашептала Лора. – Кто-то подложил украденное, понимаешь? Ведь можно и так решить? А когда шеф-повара выгоняют как вора – это позор! Кто же его возьмет на работу?
Видя, что Тёма колеблется, она решила «поднажать» и запричитала в голос:
– Что же теперь будет с нами, с нашей любовью? Как же нам встречаться, если нас с папой высадят? А так, я смогу каждый день быть с тобой, милый!
Актрисой Лора была неумелой, получилось это у нее фальшиво. Тёму вдруг осенило.
– Погоди! Ты что же, только из-за отца ко мне сюда пришла? – пристально глядя ей в глаза, спросил он. И не сдержал грубость: – Если бы не это, продолжала бы из себя целочку строить? Чтобы женить на себе?
Мгновенно перестав плакать, Лора встрепенулась, поднялась с койки и, без всякого стеснения набросив халат на голое тело, презрительно сказала:
– А на что ты еще годишься, сосунок? Когда даже на своего отца повлиять не можешь. Тоже мне мужчина!
Смерив его холодным взглядом, она вышла из каюты, а Тёма долго еще лежал без сна, мысленно казня себя и обзывая последними словами. Он не мог понять, как же произошло, что он почти год был влюблен в эту вульгарную распутную девку, так и не сумев разгадать, а Славка раскусил ее с первого взгляда.
* * *
В Ульяновске Лора и ее отец покинули борт «Горьковской коммуны», но, несмотря на любовную неудачу, этот месяц отдыха позволил Тёме набраться сил для учебы и принес много новых впечатлений. Никогда не забыть ему величественных руин Сталинграда. Он хорошо помнил их довоенное путешествие по Волге, тогда это был благоустроенный и красивый город, прославленный знаменитой Царицынской обороной.
Хотя Великая Отечественная война принесла Сталинграду еще большую, теперь уже мировую славу, от города почти ничего не осталось. Ни одного целого дома! А поднимаясь и спускаясь по длинной лестнице, соединяющей город с пристанью, было видно, как возвратившиеся жители ютятся на лестничных площадках в пустых кирпичных коробках полуразрушенных, лишенных крыш зданий.
Зато Астрахань не только сохранила белоснежную красоту своего Кремля, но и прежнее изобилие арбузов и рыбных продуктов. Даже черной икры можно было раздобыть и наесться вволю – из-за этого на обратном пути многие отдыхающие страдали расстройством желудка. Но Тёму эта беда миновала, и в Москву он вернулся в отличной спортивной форме.
Тут его ждал приятный сюрприз. Главным заводилой в компании студентов Первого Московского мединститута оказался не кто иной, как Юра Гордон, сын старого приятеля отца Льва Самойловича, который после войны стал известным в Москве профессором-гинекологом.
Это был уже не тот застенчивый школьник, который смотрел на Тёму снизу вверх. Юрка стал признанным лидером младшекурсников «Первого меда». Он был не только отличником, но, к тому же, разносторонне одарен. Прекрасно играл на аккордеоне, сочинял студенческие «капустники», а за столом был бессменным тамадой.
Сергею Ильичу вновь пришлось перейти на новую работу. Его талант организатора был широко известен, и когда потребовалось восстановить после войны весьма престижный Дом творчества, а по сути, санаторий писателей – «Малеевку», то должность директора – главного врача предложили ему. Конечно, было жаль огромного труда, потраченного им на «Горьковскую коммуну», однако Наумов согласился.
– Дело не в престижности, не в зарплате и не в персональной «Победе», – со вздохом сожаления объяснил он своим домашним. – Уж больно тяжело и хлопотно обеспечивать всем необходимым плавучий санаторий при тех мизерных ресурсах, которые выделяются на него профсоюзами. А «Малеевку» содержит состоятельный Литфонд. И работать легче, и, думаю, мне больше удастся сделать!
Таким образом, зимние каникулы Тёме удалось провести на лоне чудесной подмосковной природы близ станции Дорохово. Семье директора был предоставлен сборный финский домик, находившийся в лесу, в стороне от главного корпуса. Ни мать, ни сестра с Викочкой в это время вместе с Темой поехать не смогли, так как скоро предстояла свадьба Лели и Семена, и они были заняты ее подготовкой. Чтобы сын не скучал, Сергей Львович посоветовал ему пригласить Юру Гордона.
Нечего и говорить как это обрадовало Тёму. Ему давно хотелось научиться играть на своем аккордеоне, который отец привез ему из Львова. Он еще не совсем забыл уроки музыки и надеялся, что Юра покажет основные приемы игры на инструменте. Вот так и получилось, что старые друзья провели зимние каникулы вместе в заснеженной Малеевке.
Финский домик выглядел неказисто, но внутри было тепло и уютно. Отдыхающие проложили отличную лыжню, и друзья до обеда без устали катались по лесу, а во второй половине дня читали, играли в шахматы, и Юра учил Тёму брать основные аккорды. Делал он это не слишком охотно, так как хотел отдохнуть и от учебы, и от музыки, но отказать другу не мог, поскольку и сам старался с его помощью приобщиться к спорту.
Тёме удалось разучить на аккордеоне несколько популярных в то время танцевальных мелодий и песен.
По вечерам в главном корпусе показывали кино, иногда устраивались небольшие концерты. Интересно было посмотреть и на отдыхающих писателей, среди которых было много знаменитостей. Там же, на одном из музыкальных вечеров, друзья познакомились с Аллой и Натой.
* * *
В тот год амур явно не благоволил Тёме. Пережив большое разочарование из-за своей неудачной влюбленности в Лору Корде, он испытывал угнетающую душевную пустоту. Но, как известно, «свято место пусто не бывает». Молодая кровь не терпит застоя и, само собой, пришла очередь нового увлечения в лице Аллы, дочери большого писателя, классика советской литературы. Она прибыла отдыхать с мамой и закадычной подругой Натой, дочкой известного поэта.
Обе девушки были рослыми и красивыми, но очень разными. Ната – яркая и эффектная брюнетка, бойкая и уверенная в себе, а Алла, напротив, молчаливая и застенчивая. Она казалась похожей на тургеневских героинь – такой от нее веяло возвышенной чистотой. Этот резкий контраст с вульгарной и порочной Лорой, наверное, и был причиной того, что она сразу покорила его сердце.
У Аллы и Наты тоже были студенческие каникулы, и они охотно приняли предложение совершить вместе лыжную прогулку. В зимнем заснеженном лесу было так прекрасно, скользить по накатанной лыжне – такое удовольствие!.. Между Темой и Аллой возникло серьезное чувство, которое, конечно, не осталось незамеченным.
– Алла – чудесная девушка, таких сейчас не часто встретишь. И по всему видно, что ты ей очень нравишься. Не упусти своего счастья, – от души пожелал Юра своему другу. – Совет да любовь!
Как потом часто вспоминал Тёма, и правда это было огромное счастье, которое посылала ему судьба и которое он упустил из-за своего неуемного темперамента и легкомыслия молодости. Даже спустя многие годы его все еще терзало воспоминание о том, что тогда он оказался явно не на высоте, вел себя безответственно и глупо.
Алла училась на втором курсе института, но не имела еще любовного опыта. В семье писателя обеих дочерей воспитывали строго, и так получилось, что ее сердце было свободно. Тёма оказался первым, в кого она без памяти влюбилась, ощутив непреодолимое физическое влечение. И он, истосковавшись по настоящей любви, воспылал к ней такой нетерпеливой страстью, что только и мечтал поскорее добиться желанной близости.
Движимые взаимным чувством, они стали уединяться в укромных местах, предаваясь пылкой страсти. Их объятия и поцелуи были горячи, а ласки Тёмы уже прошедшего школу любви, столь нежны и зажигательны, что испытывая невыносимое томление, Алла его молила:
– Ну Тёмочка ну, миленький! Я хочу это испытать с тобой. Не бойся!
– И я хочу! Но как же ты… потом? – задыхаясь от страсти, пытался он все же прислушаться к голосу разума. – Твои родители, узнав, мне этого не простят!
– А мы… тогда… поженимся, – тоже срывающимся голосом шептала ему Алла. – Поворчат и… простят!
– Нет, не простят, – резонно сомневался Тёма. – Возненавидят меня… и видеть больше не захотят!
– Я их… уговорю, – горячо настаивала Алла, и Тёма сдался, совершив непоправимую глупость.
– Ладно, Аленка, приходи завтра… после обеда. Я буду дома один, – жарко прошептал он ей в ухо и покрыл лицо поцелуями.
Тем большим был для него удар, когда утром Юрка, бегавший в библиотеку за книгами, неожиданно вернулся и изумленно сообщил:
– Тем! Ты знаешь, что твоя Алла уезжает в Москву? За ними уже пришла машина.
Не спрашивая ни о чем, Тёма схватил шубу и выскочил на мороз. Он уже догадался, что произошло. «Аленка обо всем рассказала матери, – горевал он. – Теперь все кончено!» Когда он подбежал к главному корпусу, Алла сидела уже в машине. Было видно, что она много плакала.
– Ты ей все сказала… о нас? – только и смог вымолвить Тёма. – Зачем?
– Не смогла скрыть… сказала, что мы… хотим пожениться… просила согласия, – прерывистым от волнения голосом, объяснила Алла и умолкла, увидев в дверях мать. Дородная дама, до сих пор относившаяся к Тёме приветливо, молча села в машину, даже не удостоив его взглядом.
* * *
Несмотря на любовные неудачи, Тёма вернулся из Малеевки и приступил к учебе хорошо отдохнувшим. Чувствуя разочарование и горечь, он не склонен был к новым сердечным увлечениям и все свободное время отдавал спорту. Зимой в составе сборной института участвовал в студенческих соревнованиях по хоккею с мячом, а весной как игрок футбольной команды даже завоевал первенство в матче, проведенном обществом «Наука».
К сожалению, спортивные успехи негативно отразились на результатах его учебы. Тёме пришлось пропустить много занятий, и, хотя к сессии он ликвидировал свое отставание, это снизило ему оценки на экзаменах. Еще со школы привыкнув быть круглым отличником, он поначалу здорово переживал неудачу, но, как ни странно, его успокоила мать.
– Да брось ты из-за этого так переживать, – мягко пожурила его Анна Михеевна. – Ведь невозможно всюду успевать. А то, что ты много занимаешься спортом, – правильно! Ты окреп, возмужал. Терпеть не могу тщедушных отличничков.
