Текст книги "Победители и побежденные"
Автор книги: Семен Малков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
– А по-моему, Анечка, с его изобретательностью, он полнее проявит себя в конструкторском бюро. Почему ты решила, что он должен стать ученым? Тут нужна усидчивость, а у Тёмы ее нет.
– Вот и проведет всю жизнь за чертежной доской. Там ему не пробиться, – возразила Анна Михеевна. – Мне говорили знающие люди. Ну, подтверди это отцу! Ну а ты что молчишь? – обернулась она к сыну.
Тёма в полуха слушал их разговор, торопясь на свидание с Верой. Он неохотно отозвался:
– Молчу потому, что ваш разговор бесполезный. Меня наверняка загонят на завод – и хорошо еще, если в Москве. Но, вообще-то, в ЦАГИ лучше всего.
Каково же было его удивление, когда он в вывешенных в деканате списках предварительного распределения нашел свою фамилию среди счастливчиков, направляемых в ЦАГИ. Лишь дома по большому секрету Тёма узнал от матери, что ей удалось отыскать хороших знакомых референта аж самого их министра. Референт попросил своего шефа, министр – ректора МАИ, тот дал указание декану факультета – и дело было сделано!
Само собой, сопутствующие этой удаче зависть и недоброжелательность тех, кому с распределением не повезло, в известной мере досаждали Тёме, ничто не могло омрачить его радости, поскольку он законно считал себя нисколько не хуже других товарищей, направленных вместе с ним в ЦАГИ.
* * *
Долго радоваться не пришлось. Произошло событие, перечеркнувшее не только его радужные планы, но и мечты очень многих студентов, пошедших в МАИ, чтобы стать инженерами-самолетостроителями. Перед самой защитой дипломов, как гром среди ясного неба, грянуло постановление правительства о направлении большей части их выпуска на работу в «Аэрофлот» инженерами по эксплуатации и ремонту авиационной техники. Мотивировалось это острым недостатком кадров на воздушном транспорте.
Снова пошел в ход ЗИС, но помогли связи лишь семейным, ибо имелось прямое указание сверху направить в ГВФ всех неженатых студентов. Естественно, среди них оказался Тёма, и на сей раз все усилия Анны Михеевны оказались тщетными. Ей удалось лишь добиться назначения его на авиаремонтный завод в областном сибирском городе, и она радовалась, так как очень многих разослали на аэродромы по всей необъятной территории страны, вплоть до самых отдаленных точек.
Разумеется, Тёму назначение в ГВФ и связанный с ним отъезд на целых три года из Москвы радовать не могли. Но все же ему повезло больше других. Крутое изменение выбранной судьбы и профессии обернулось для многих его товарищей трагедией. Был у них на курсе студент Ивченко – подлинный гений. Он «грыз науку» так глубоко, что своими вопросами ставил в тупик на лекциях известных профессоров, имевших свои учебники. Ивченко предварительно был распределен в престижный ЛИИ, но его загнали «к черту на рога» – в Бодайбо, где и аэродрома-то приличного не существовало.
– Ну вот, Тёмочка, за что боролись, на то напоролись! Сам виноват, – укоряла его Вера. – Послушал бы меня, женился и остался бы в Москве.
– Но чего об этом теперь толковать? Может, и правда нам стоит пожениться и махнуть в Сибирь вдвоем?
– Раньше надо было жениться, тогда не пришлось бы никуда уезжать, – бросила Вера. – Что же мне, потерять прописку? А для чего я тогда ишачила на заводе? Нетушки! Никуда из Москвы не поеду!
– Вот как? Ты же выйти за меня мечтала, – вспылил Тёма. – Значит, Москва для тебя дороже, чем я? И замуж уже не хочется?
– Хочется, но не за такого дурного, как ты, – в свою очередь рассвирепела Вера. – Чего это я не видела в Сибири? Там еще хуже, чем на Украине. – И взглянула на Тёму с торжествующей усмешкой. – А замуж я выйду, и очень скоро! На тебе свет клином не сошелся.
– Ну и ну! – он поглядел на нее так, словно видел впервые. – Когда ты успела?
– Это ведь Борис зовет меня замуж, – откровенно призналась Вера. – Говорит, оценил, когда потерял, – в ее глазах блеснула гордость. – Что ж, он мужик неплохой. Староват, правда.
Удар был очень силен, но сознание того, что и Вера для него потеряна, лишь добавило горечи в переживания Тёмы, связанные с неудачным распределением на работу и расставанием с родными и Москвой. «Надо поскорее выбросить ее из сердца и забыть, – мысленно велел он себе, решив гульнуть напоследок на полную катушку. – Без женской любви жить скучно, но и полностью доверять им нельзя. Глупо так переживать. Нужно проще смотреть на вещи!»
* * *
За месяц до отъезда мама достала ему путевку в дом отдыха, расположенный в живописной лесной глуши Владимирской области. Была середина июля, и стояла расчудесная погода, что способствовало веселому настроению отдыхающих. Вечером на танцплощадке призывно играла музыка. Женщин, как всегда, было больше, чем мужчин, и, когда объявили белый танец, Тёму пригласила красивая «стильная» молодая особа. Он ее приметил еще утром в столовой.
– Меня зовут Нонной, а тебя? – без обиняков завязала она знакомство. – Я приехала сюда развлечься, и, надеюсь, ты мне в этом поможешь.
Такая беззастенчивость в другое время оттолкнула бы Тёму. Но желание поскорее забыть Веру и привлекательность Нонны сделали свое дело. Они стали вместе проводить время и вскоре вспыхнула взаимная страсть. Но до интимных отношений дело не дошло: Нонна оказала неожиданное сопротивление.
– Не хочу вновь оказаться в дурах. Ты добьешься своего и бросишь меня, как тот подлец, который обещал жениться. Уступлю только мужу!
Она уже знала, что Тёма окончил институт, и он понял ее нехитрый замысел. А поскольку жениться не собирался и не считал Нонну подходящим объектом, то в пику ей выбрал на танцах другую партнершу – хорошенькую, аппетитную простушку, откровенно стрелявшую в него глазками. В разговоре это подтвердилось. Как оказалось, Зоя была из местных, работала в бухгалтерии и у нее был жених, который служил на флоте.
То, что ее интересовало, выяснилось в первый же вечер. После танцев Зоя предложила прогуляться и повела в поле к омету. Там, на свежем сене, они провели бессонную ночь любви. Деревенская партнерша поразила Тёму своим «бразильским» темпераментом и изобретательностью. Встречаясь с ним каждый день, чему только она его не научила!
– Видишь, как здорово у нас получается, когда сижу на низеньком пенечке? – со смешком бросила ему Зоя, возвращаясь из лесу, куда ходили за земляникой и, само собой, занимались любовью. – Этому меня мой Санька научил. Озорной он у меня. Не дождусь, когда вернется!
– А не боишься, что ему расскажут, как ты в его отсутствие… – хотел задать вопрос Тёма и запнулся, боясь ее обидеть.
– Путалась с другими мужиками? – нисколько не смутясь, добавила Зоя. – Отопрусь! Никто ведь за ноги не держал, – с веселым нахальством бросила она. – Санька слушать сплетни не станет. А лучше меня здесь никого не найдет!
Вскоре сдалась и Нонна. Видать, ее здорово «зацепило» то, что Тёма переключился на Зою. Она несколько раз пыталась объясниться, но лишь за день до отъезда ей это удалось. Вечером в столовой устроили прощальный ужин, и, хотя они сидели за разными столами, когда начались танцы, Нонна решительно им завладела и от себя не отпускала. А перед концом, горячо глядя ему в глаза, предложила:
– Пойдем погуляем по парку! Простимся как следует, Тёмочка, – многообещающе шепнула она. – Думаешь, я хуже твоей деревенской девчонки?
Разумеется, элегантную красавицу Нонну нельзя было и сравнить с простушкой Зоей, с которой у него было назначено прощальное свидание. Но Тёма остался верен своей подружке, хотя знал, что это у них последняя встреча. Сожалея об упускаемых им шансах испытать желанную близость с пылающей страстью Нонной и по-мужски испытывая неловкость из-за отказа, он промямлил:
– Ты, конечно, лучше, Нонночка, но я сегодня… не смогу. Давай лучше встретимся в Москве!
– Все ясно! Ты идешь к этой… – сразу как-то погаснув, презрительно бросила Нонна. – И чего ты в ней нашел? Не думаю, – обиженно надула губки, – что мне захочется тебя снова увидеть.
– А я все же позвоню, – провожая ее на место, мягко произнес Тёма. – У нас с тобой, Нонночка, все впереди.
Однако до его отъезда они больше не увиделись, и их встреча состоялась намного позже. Любовные успехи сняли с Тёмы нервный стресс, помогли самоутвердиться, и он отправился к месту новой работы преисполненный надежды на лучшее.
Глава 16
За железным занавесом
Областной центр Западной Сибири встретил пасмурной погодой. Прямо с вокзала, оставив чемодан в камере хранения, Тёма оправился в центральный аэропорт, где располагался завод, на котором ему предстояло работать. Как оказалось, он был всего в получасе езды от центра, и от городской окраины его отделял глубокий овраг, склоны которого пестрели многочисленными жалкими домишками.
– Это наш «Шанхай», – с усмешкой объяснил Тёме сидящий рядом с ним в автобусе парень, заметив, с каким любопытством он смотрит на эти трущобы. – С жильем у нас по-прежнему хреново. Вот каждый и устраивается как сможет. Ты ведь приезжий? Сразу заметно.
– Москвич. Но приехал работать, – вежливо ответил Тёма.
– Да уж, до столицы нам далеко, – вздохнул парень, но с гордостью добавил: – Однако центр города очень красивый. Разве не так?
– Мне понравился, хоть видел его лишь мельком, – искренно отозвался Тёма. – Особенно ваш оперный театр.
Автобус прибыл в аэропорт, и Тёма сразу направился на завод, огромный ангар которого был виден издалека. В отделе кадров его долго не задержали и послали к главному инженеру, представительному мужчине средних лет с широким добродушным лицом.
– Зовут меня Иваном Ивановичем, – приветливо сказал он, бегло просмотрев документы. – А вас, Артем Сергеевич, мы ожидали и определили замом начальника в самолетный. Это наш главный цех, и вам оказано большое доверие!
– Смогу ли я его оправдать? – смутился Тёма. – В институте нас учили другому и мне надо еще освоить новый профиль работы.
– Не боги горшки обжигают! И не начальником тебя ставим, – сказал, как отрезал, Главный, перейдя по привычке на ты. – Нам сверху велено заменять инженеров-практиков, не имеющих высшего образования, дипломированными.
– Выходит, кого-то из-за меня снимут с работы? – озабоченно спросил Тёма. – Он что, не справлялся?
– Отчего же? Лозовский, бывший замом до тебя, отлично выполнял свои обязанности, – в голосе главного слышалось сожаление. – Опытный авиатехник. Мы перевели его старшим контрольным мастером в ОТК. – Главный ухмыльнулся. – Будет принимать у тебя самолеты после ремонта. Так что держись!
– Ну вот, – простодушно огорчился Тёма. – Он же придираться будет!
– Это пойдет на пользу делу, – весело возразил Иван Иванович. – Ну а если перегнет палку, не бойся, мы его поправим. Как член партии, должен понимать, что укрепление кадров, – он поднял вверх палец, – государственная политика!
Однако вид у Тёмы был обескураженный, и главный инженер по-отечески произнес:
– Ты, я вижу, Артем, еще совсем зеленый паренек, не прошедший суровой жизненной школы. Так что будь готов хлебнуть всего понемножку, – он строго посмотрел в глаза «новобранцу». – Пришла пора стать самостоятельным! С квартирой-то что решил? Общежития у завода нет. Этим и займись в первую очередь!
– У меня осталось немного от подъемных и пока остановлюсь в гостинице «Сибирь», – понуро ответил Тёма. – Там, мне сказали, есть дешевые номера.
– Нет, парень гостиница тебе не по карману. Ищи частную квартиру поближе к работе. Ну ладно, иди устраивайся, а завтра к девяти будь у меня! – напутствовал его Главный. – Представлю тебя начальнику и коллективу цеха.
Таким образом, еще не приступив к работе, в лице Лозовского, которого из-за него сместили с видной должности, Тёма получил непримиримого и сильного врага. Последствия не заставили себя ждать и вскоре привели к серьезной неприятности, послужившей ему уроком на всю жизнь.
* * *
Самолетный цех авиаремонтного завода помещался в самом большом и новом из всех ангаров, имевшихся на территории аэропорта. Этот ангар был возведен всего три года назад руками пленных немцев из готовых конструкций демонтированного в Германии огромного эллинга, построенного там в свое время для дирижаблей. Новый ангар завода был лишь одной из его частей, из которых возвели еще несколько ему подобных в других аэропортах Сибири и Дальнего Востока.
Постройка этих ангаров лишний раз показала ошибочность нашей политики в отношении репараций с побежденной Германии. В то время как западные союзники присвоили в счет репараций золотой запас фашистского рейха, мы согласились взять в счет компенсации то, что не только давно устарело, но даже не соответствовало нашим природным условиям. Так металл немецких эллингов оказался хладоломким и не выдерживал сибирских морозов. Фермы нового ангара, как и тех, что были поставлены в других местах, уже не раз пришлось ремонтировать.
Но изменить что-либо уже было нельзя. Бывшие союзники размежевались. Германия была разделена, даже Берлин разграничен на Западный и Восточный. Между англо-франко-американской и советской зонами оккупации возникла глухая стена отчужденности и о каком-либо изменении договоренности не было и речи. От капиталистического Запада Советский Союз на долгие годы отделил «железный занавес».
И все же немецкий ангар Тёме понравился. Он был настолько высоким и просторным, что ремонтируемые транспортные самолеты Ли-2 – отечественная модификация американских Дугласов, – смотрелись в нем словно игрушечные. Очень скоро новому заместителю начальника цеха выпало принять «крещение» как инженеру, что повысило его авторитет в коллективе.
Как всегда, горел план по выпуску самолетов из-за отсутствия запчастей. Их переставляли с поступивших в ремонт, но на последний не хватило одного дефицитного кронштейна. Чертежей этого силового узла не было, и Тёме пришлось сделать его эскиз прямо на самолете. Однако он доказал, что учился не зря. Выполнив прочностной расчет, сделал деталировку так точно, что изготовленный узел встал на место без подгонки.
Производственный план был успешно выполнен, но Лозовскому удалось все же устроить Тёме подлянку. Он подговорил своих друзей – мастеров цеха пригласить нового инженера отметить это событие обычным способом, то есть распитием спирта, который подносили бортмеханики, получавшие самолеты из ремонта.
Тёма еще никогда в жизни не пил чистый спирт, а для бывалых мастеров-ремонтников это было привычным делом. «Надо как-то отказаться. Опозорюсь еще, – с резонной опаской подумал он. – Ведь я и водку-то пить не умею. А тут еще и без закуски!»
– Вы, братцы, отмечайте без меня, – попытался увильнуть Тёма от этого мероприятия, когда компания обосновалась в кабине одного из самолетов. – Мне надо еще идти к Главному и, вообще, я к спиртянскому непривычен.
– Ничего, пора привыкать, Артем. Нельзя отрываться от коллектива, – в один голос запротестовали коварные мастера. – А к Иванычу мы тебя проводим. Он и сам уже небось заложил за воротник по такому случаю.
«А что? Надо попробовать, а то будут считать меня чужаком, – поддался на уговоры Тёма. – Не свалюсь же я от одной стопки?». И он на свою беду остался с ними, о чем потом горько сожалел.
Пили они фактически без закуски. На всех был лишь один бутерброд, пара помидоров и остатки кабачковой икры на дне банки. Мастера запивали спирт глотком воды из бидона, но их молодой начальник даже этого сделать не смог. Лихо осушив налитые ему полстакана, он задохнулся и несколько минут приходил в себя, выпучив глаза и открыв рот, словно рыба, выброшенная на берег.
Потом, когда раздышался, на него напала хмельная бравада, он выпил еще и дальше уже ничего не помнил: ни что делал, ни как «вырубился». Очнулся в приемной главного инженера и, открыв глаза, увидел стоящего над ним Ивана Ивановича.
– Ну и ну! Очухался вроде, – укоризненно покачал головой Главный. – Хорош! Напоили тебя подлецы и привели ко мне на посмешище. Скажи спасибо, что народ уже по домам разошелся. Ну, я им покажу!
– Не надо, Иван Иваныч! Я сам во всем виноват, – слабым голосом попросил его Тёма. – Не должен был соглашаться. Не маленький!
– Ну да! Знаю я наших ребят. От них отобьешься, как же, – добродушно усмехнулся Иван Иванович. – Небось убедили, что это традиция? Хотел быть как все?
В ответ Тёма лишь молча кивнул и попытался встать, но не смог.
– Ладно, не дергайся! Ты идти сам не сможешь, – образумил его Главный. – Отдохни здесь еще часок, потом умойся холодной водой из-под крана и тогда топай домой. Сторожа я предупрежу. Но чтоб это было в последний раз!
* * *
В первые же месяцы своей самостоятельной жизни Тёма убедился, что профессия инженера прокормить его не в состоянии, и то, что он получает за свой труд, сулит жалкое существование. Заработная плата инженера ГВФ была вдвое ниже, чем у его товарищей, работавших в ОКБ. Ему было присвоено звание инженер-капитана, и он был обязан носить форму, правда красивую, но за нее вычитали деньги из скудного заработка. К тому же по-прежнему надо было подписываться на займы.
Если еще учесть, что Тёме пришлось вместе с сослуживцем товарищем по институту Толей Лыковым снимать комнату в одном из домишек «Шанхая», расположенного недалеко от аэропорта, оставшихся денег не хватало, чтобы свести концы с концами. До дня зарплаты Тёме и работавшим в аэропорту молодым инженерам ГВФ дотянуть не удавалось, и всех выручала лишь помощь из дому, да еще то, что получки у них были в разное время, и они могли одолжить денег друг у друга.
Лыков, окончивший экономический факультет МАИ на год раньше Тёмы, работал на заводе начальником планового отдела. Но получал не больше и в целях экономии разделил с ним снимаемое жилье. Толя был из тех, кто пришел учиться с фронта, у него была покалечена кисть левой руки, и все надежды на лучшую жизнь он связывал с матерью.
– Я коренной сибиряк, Тёмка. Мне здесь хорошо, – открыл он свои мечты другу. – Вот скоро мать продаст наш дом в Ачинске, переедет вместе с сестрой сюда, тогда заживем!
– Ну и что, будете снимать квартиру? И это ты называешь жизнью? – пожимал плечами Тёма. – Да и на твою зарплату не очень-то разгуляешься.
– Какая квартира? Мы здесь дом купим! – радовался будущему Толя. – Если захочешь, будешь с нами жить. И с деньгами легче будет. Огород нас прокормит!
– А тебе не обидно, Толич? Ты на фронте кровь проливал, работаешь честно, а денег не только на семью, на себя не хватает, – возмутился Тёма. – Где же плоды нашей победы?
– Да уж, несправедливо, – нахмурясь, согласился Лыков. – Не о такой жизни мы мечтали после войны! Но и такая жизнь краше смерти, Тёмка, – повеселев, заключил он, хлопнув друга по плечу. – Так что давай лучше пойдем пригласим Валечку на танцы!
С соседкой Валечкой они познакомились на автобусной остановке, откуда утром отправлялись на работу. Валя кокетничала с обоими, никому не отдавая предпочтения. Несколько раз они втроем ходили на танцы, поочередно ухаживая за ней, и уже хотели тянуть жребий, когда произошло событие, покончившее с этой историей.
Валечка пригласила их на свой день рождения. Дом, где жила ее семья, находился через две улицы. Родственников было немного, зато сибирской бражки на столе – в изобилии. Видно, хозяин был большой любитель, брага пилась легко и была вкусной. Тёма давно бы забыл эту историю, если бы не бражка и то, что у Валечки неожиданно обнаружился жених – здоровенный чубастый парень, который фальшиво бренчал на гитаре и с надрывом пел блатную песню:
…И шлю тебе, Валюха, черногазая
Самое последнее письмо,
Ты никому об этом не рассказывай —
Для тебя написано оно.
Никогда Тёма не пил столько браги. И пили они с Толей так много потому, что у Валечки уже назначена была свадьба. Она не отходила от жениха ни на шаг, отчего инженерам-капитанам ГВФ оставалось лишь утопить прежние надежды в хмельном напитке. И бражка сделала свое дело. Выпить-то ее можно много, но потом она разом валит с ног!
– Вышла я вечером во двор. Смотрю и глазам своим не верю, – рассказывала на другой день хозяйка. – Открывается калитка и в нее на четвереньках вползают – не поймешь кто. Чумазые, одежа вся в пыли. Только по погонам и поняла, что это вы, хлопцы. Это надо ж так надраться! Еле до постели вас дотащила. Таких бугаев!
– Как же мы свой дом нашли? – удивился Толя. – Ты что-нибудь помнишь, Тёмка? Я – ни хрена!
– Да что ты! Абсолютно ничего, – признался его товарищ по несчастью. – Это инстинкт самосохранения нас домой привел, а скорее всего наш ангел-хранитель. А еще говорят, что Бога нет!
Валечку они еще несколько раз встречали на остановке, но потом она куда-то исчезла. Скорее всего переехала жить к мужу.
* * *
Первая сибирская зима запомнилась Тёме напряженной работой с авралами в конце каждого месяца по выполнению плана, а также голодом и холодом. Морозы стояли ниже тридцати градусов, да еще с ветром. На аэродроме невозможно было работать без масок. Ветхий домик в «Шанхае» отапливался плохо, и под утро они замерзали. Друзья помогли хозяйке заготовить дров, но старая печурка дымила и плохо держала тепло.
– Нет! Ты как хочешь, а я перееду в город. Сниму комнату или угол в доме с центральным отоплением, – не выдержав, заявил Тёма. – Тебе, как сибиряку, может, такое привычно, но я не в силах вынести этот собачий холод!
– Потерпи еще немножко! Мать уже нашла покупателя, – успокаивал его Лыков. – Купим дом, не хуже ачинского. И тебе не придется тратиться на жилье.
– Все равно живем тут как в деревне. Приходим усталые и выбраться в центр города для нас проблема, – заупрямился Тёма. – Летом я все же что-нибудь там подыщу.
Единственно, что согревало его той зимой, в прямом и переносном смысле это редкое времяпровождение в дружеской компании у Валерки Колосова. Только ему одному из молодых специалистов аэропорта дали комнату в новом доме, и лишь потому, что он был строителем. Общительный Валерка зарабатывал больше всех, всегда готов был выручить их деньгами и по случаю собирал у себя молодежную компанию.
Постоянными членами его компании, кроме Тёмы, были два вновь прибывших выпускника Киевского института ГВФ, Ким Задунайко и Генка Хохлов. Они работали в мастерских аэропорта сменными инженерами.
Не в пример частным каморкам остальных, в комнате Валерки было светло и уютно. Закуски не отличались разнообразием, зато выпивки хватало. После полуночи, когда веселая компания устала танцевать и снова уселась за стол, все изрядно захмелели. И тут, кажется, Генка Хохлов отпустил остроту, задевшую самолюбие хозяина. Что тогда произошло!
Друзья не узнали веселого и добродушного Валерку. Он резко поднялся, с грохотом отодвинул от себя тарелки и, глядя налившимися кровью глазами на притихшего Хохлова, срывающимся голосом произнес:
– Да как смеешь ты меня оскорблять? Ты не представляешь… с кем говоришь!
– Да ну! И с кем же я говорю? – только и смог вымолвить опешивший Генка.
– С наследником российского престола! Вот с кем! – с непередаваемым комичным величием произнес маленький, тщедушный Валерка. Он пьяно икнул и это вызвало общий смех, так как никто не принял его слова всерьез.
– Ах, вот как! Вы не верите? Чего же еще ждать от плебеев, – окончательно разъярился Колосов. – А я вам сейчас докажу, что являюсь прямым потомком Екатерины Великой! Графом Бобринским!
С этими словами он бросился к своей тумбочке. Быстро достав старинную шкатулку, бережно вынул и показал, не выпуская из рук, довольно ветхую бумагу.
– Вот – смотрите! Это грамота, подписанная самой императрицей, – с важным видом объяснил Валерка. – А этот документ, – он вынул и показал красиво начерченную схему, заверенную гербовыми печатями, – сохранившаяся родословная нашего семейства. Моя мать – урожденная графиня Бобринская!
– Да успокойся, Валера, мы тебе верим, – серьезно заявил Генка Хохлов и все же не удержался от иронии: – Ваше сиятельство.
На следующий день, протрезвев, Колосов пожалел о своей откровенности и долго извинялся за высокомерную выходку. Однако друзья ему не спустили и с тех пор, обращаясь к нему, величали не иначе, как «вашим сиятельством».
* * *
Долгая сибирская зима сменилась дружной весной и жарким летом. Мать Толи Лыкова, маленькая энергичная женщина, совершенно сельского облика, к этому времени уже купила бревенчатую избушку с большим земельным участком неподалеку от аэропорта, но жить с ними Тёма не захотел.
«Надоело унылое деревенское прозябание, – объяснил он другу. – Подыщу себе что-нибудь в городе».
Исполнить свое желание ему помогло письмо, полученное от отца. В нем Сергей Ильич сообщил сыну, что случайно познакомился с коллегой – страховым врачом, который живет в этом городе и обещал помочь Тёме советом и делом. «У него большая отдельная квартира в самом центре и дочка Вита, студентка мединститута», – писал отец, подчеркнув последние три слова с явным намеком. Внизу был приписан адрес.
Летом отпуск Тёме не полагался, и он занялся поиском угла в городе, не забыв нанести визит новому знакомому отца. Страховой врач и правда жил на центральной улице в одном из стандартных корпусов постройки тридцатых годов. Это был тучный коротышка, тоже, как и Сергей Ильич, бывший фронтовик. Принял он Тёму очень приветливо вместе с женой, маленькой и круглой, как пончик, та сразу обрадовала гостя, что у них в доме есть подходящее жилье.
Однако радость Тёмы померкла, когда явилась их дочь, точная копия отца. Работая в аэропорту и не видя привлекательных девушек, кроме стюардесс и официанток, он ожидал встречи с Витой не без тайной надежды. Но она не оправдалась. Некрасивая коротышка не вызвала у него никакого интереса, хотя чувствовалось, что дочка хозяев добра и хорошо воспитана. А по тому, как вспыхнули ее глаза, Тёма понял, что понравился, и ему стало неловко.
– В нашем доме живет очень хорошая, тихая женщина. Она одна растит дочь и хочет пустить к себе постояльца, так как мало зарабатывает и им не хватает на жизнь. Комната у нее большая, можно отгородить удобное место для ночлега, – подробно проинформировала Тёму мать Виты. – Да и мы будем «под боком». Ну как – устраивает? – вопросительно взглянула она, ожидая ответа.
– Вы не беспокойтесь, мне ведь нужна лишь койка, чтобы переночевать. Мы и в выходные часто работаем, – с ходу согласился Тёма и поспешно добавил: – Если, конечно, хозяйка не заломит большую цену.
– Не должна, – успокоила его мать Виты. – Ей очень нужен жилец, а пустить кого попало не может. У нее дочь – школьница. Мы же тебя ей рекомендуем.
– А когда можно будет познакомиться с ней и посмотреть? – спросил Тёма.
– Хоть сейчас. По-моему, она дома, с дежурства вернулась.
Тёма поднялся с места, но, подумав, снова сел.
– Хотелось бы немного узнать о хозяйке, прежде чем смотреть и вести с ней переговоры, – объяснил он. – Что она за человек? Где работает?
– Разведенка. Муж вроде был военный, – коротко сообщила мать Виты. – Дочери, Любочке, десять лет. Сама Оксана откуда-то с Западной Украины. Работает медсестрой. Живут тихо, никого не беспокоят.
– Так она же замуж может выйти, – обеспокоился Тёма, – и тогда меня сразу вытурит!
– Все, конечно, возможно, – резонно заметила мать Виты, – но не похоже на это. Ходит к ней уже второй год один приятель. Но только днем. Скорей всего семейный. Если бы что-то было серьезное, не искала бы жильца.
Квартира Оксаны Григорьевны оказалась на той же лестничной площадке. Хозяйка понравилась Тёме с первого взгляда. Невысокая и худенькая, она была очень хорошо сложена и одета скромно, но со вкусом. Черты лица были правильными, но не яркими, волосы гладко зачесаны назад. Большие зеленые глаза, казалось, хранили какую-то тайну. На вид ей нельзя было дать и тридцати, но морщины вокруг глаз выдавали возраст.
Назвав вполне приемлемую цену, хозяйка предложила:
– Если пожелаете, я могу готовить и на вас завтрак и ужин. Оплатите это деньгами или продуктами, – добавила она. Тёма понял, что соседка успела сообщить и о посылках, получаемых им из дома.
– Меня это очень даже устроит, – охотно согласился он, – обедаю я на работе, а по выходным – где-нибудь, с друзьями.
Тёма поселился в просторной и уютной комнате вместе с Оксаной Григорьевной и ее дочкой Любой. Так начался новый этап его самостоятельной жизни вдали от Москвы.
* * *
Сибирская осень была недолгой – в октябре лег снег. Тёма встречал зиму во всеоружии: быт у него был вполне налажен. Мама где-то достала и прислала ему подержанную летную куртку на меху, а сам он купил недорого у отставного пилота «английские» унты, отличающиеся от обычных тем, что были сделаны в виде хромовых сапог с верхом из дубленой кожи. Теперь морозы ему были не страшны.
Не прошло и месяца с того дня, как он поселился на новой квартире, как между ним и его хозяйкой возникла любовная связь. Произошло это просто и по инициативе Оксаны. За ужином она объявила, что у нее именины, они прилично выпили, и, когда ночью она пришла к нему в постель, Тёма ничего не имел против. По правде сказать, он соскучился по женской ласке. Моральных угрызений тоже не испытывал, так как ее друг, которого он застал у нее однажды, жил со своей семьей и к тому же был стар.
Худенькая тихая Оксана оказалась на редкость темпераментной женщиной, и их «супружеские ночи» полностью гасили его сексуальные потребности. Правда, ему редко удавалось как следует выспаться, но зато он мог всего себя отдавать работе.
– Конечно, тяжело жить одной с ребенком, но я так натерпелась от мужа, что не хочу повторить это снова. Хорошего человека найти трудно, – открывала она душу Тёме. – Найти бы милого друга, такого сладенького, как ты!
– Но ведь ты теряешь со мной время, – совестливо замечал ей «сладенький». – Я скоро вернусь в Москву. Неужели не понимаешь, что мы с тобой даже не можем жить открыто?
– Ну конечно, понимаю. Знаю, что я тебе не пара, – целуя, заверяла она его и ласково шептала: – А времени я с тобой не теряю. Мне так хорошо, будто снова двадцать лет. Это – счастье, пусть ненадолго!
– Тогда почему ты не предохраняешься? – высказал Тёма то, что заботило его давно, но никак не решался спросить. – Ведь ребенок нас все равно не свяжет, а второго тебе не вытянуть!
– Напрасно беспокоишься, милый, – успокоила его Оксана. – Я же медик и знаю, что надо делать. И у меня плохое здоровье, рожать мне противопоказано.
Энергии у Тёмы всегда было столько, хоть отбавляй. Он и работал хорошо, и выпускал комсомольскую стенгазету, а когда секретаря заводского комитета забрали в райком, Тёму выбрали на его место. Ему довелось даже участвовать в совещании секретарей комитетов комсомола территориального управления ГВФ, о чем у него осталась групповая фотография на память. Не забыл Тёма и о своем увлечении спортом – участвовал в лыжных соревнованиях гарнизона и даже завоевал призовое место.
