Текст книги "Рассвет Полночи. Херсонида"

Автор книги: Семен Бобров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

326 Дополнения О нежный глас свирели, Утешь печаль души, Пой мне Лизетту в трели! Надежду мне внуши! Я зрю ее прекрасной, 30 Прекрасной всякой раз; Виню свой рок несчастной, Люблю же – всякой час. 280. ОТЪЕЗД ЛЮЦИНДЫ ИЗ УКРАИНЫ* Тужите, слезные дриады, В ночной тени густых лесов! Тужите, томны ореады, В уединении холмов! Так, – вас Люцинда покидает; Она всю власть отселе впредь Над теньми вашими слагает И все Природе отдает2. Ваш собеседник, гул, не станет Ю На глас Люцинды отвечать, Простонет – и стонать престанет; Он будет млеть, – а вы рыдать. Пойдете ль вы в тоске глядеться С брегов в стекло Гипанских вод? Но вы не можете смотреться; Слеза из глаз в кристалл падет. 1 Сия печальная песня положена на музыку и играна на гитаре. 2 Под именем Люцинды одна почтенная дама имела действительно на берегах Буга род небольшой мызы с садом, окруженным лесками.

Дополнения 327 Вот, – вот спешит она! – вздохните! Спешит она с драгой семьей, Ах! – может быть навек; простите И сиротейте после ней! Простите, душиньки лесные, И оставайтесь без нее! Она летит в места иные, Где восприяла бытие; Где кров – и лучша сень судьбины С улыбкой ждет ея к себе. Теки, Люцинда, из долины К полярной царственной звезде! Теки в страну свою родную, Где в славе Невский ток живой Ведет сквозь тень стражниц густую Прекрасный берег за собой! Пусть в тайне вождь и страж небесный Тебя к брегам сим поведет! Пусть он проложит путь прелестный И нить пути и дней стрежет! 281. ПРИБЫТИЕ ЛЮЦИНДЫ Снова, – снова торжествуют Нимфы чисты Финских вод; Снова скачут и связуют Легкой дланью хоровод В честь тебе, Люцинда! Здесь с улыбкой ощущаешь По тумане ясный свет; Кровных, ближних обнимаешь,

328 Дополнения Что тебя чрез столько лет В круг свой ожидали. Ты навек уже забудешь Горестный, пустынный край, А всечасно здесь зреть будешь В дружнем круге милый рай И блаженство жизни. Разве неки тени ночи На мгновение сойдут На твои небесны очи И унынье наведут, Если вспомнишь Бугский брег; Если вспомнишь ты в кручине Гроб, где прах сыновний скрыт, Гроб, стоящий в той пустыне, Где до утра сын твой спит1; Тут слеза скатиться. Но не сетуй! – цвет алеет На унылых тех холмах, Где сладчайший сон лелеет В гробной люльке мирный прах; Мир небесный праху! В самом деле сын ея, будучи около трех лет от роду, в том краю умер и с крайней горестию там погребен.

Дополнения 329 282. ПОЛЬСКОЙ! 1 хор: Пой, мой дух блаженный, Пой сей день бесценный! Мой предмет драгой Ныне друг с судьбой. 2 хор: Мой предмет любезной В радости бесслезной. 1 трио: Не слеза здесь вместна, Но усмешка лестна; Здесь любовь и мир Строит счастью пир. 2 трио: Нежна роза вянет, Коль роса не канет; Вей с росой зефир! Вей с любовью мир! 1 Сей польской в Николаеве во время бала игран был в (17)97 году на роговой музыке с певчими. Он по содержанию не важен, но замечателен по тому, что самая Люцинда, о коей выше сказано, сочиняла музыку, к которой мною применена после мера стихов сего содержания.

330 Дополнения 283. СЕЛИМ И ФАТЬМА. ДРЕВНЯЯ БЫЛЬ Подражание Маллетовой английской балладе Генрих и Эмма1 Среди долины, окруженной Байдарской каменной скалой, В густой бакше уединенной2 Невинность крылась и покой; Там матерь жизнь вела смиренну, Котора лишь того ждала, Чтоб, дщерь оставивши блаженну, От мира с миром отошла. 10 Прелестна Фатъма удивляла, Сама не знав, своим умом; В мурзах знатнейших страсть вселяла; В подругах ревность со стыдом; Вдруг к ней младый Селим подходит, – Пленяет, – льститься, – сам горит; Лишь только нежный взор возводит; Приемлет лавр, – но не тягчит. Любезна Фатъма не краснеет Толь чисто сердце получить; Селим той мысли не имеет, 2^ В чем целомудрие претит. – Но ах! – отец сребролюбивой Претит вступит Селиму в брак С девицей бедной, несчастливой, Богатство коей – ум и зрак. 1 Г. Лейер превел английскую балладу на французский язык стихами, а Руссо, его друг, положил на музыку. 2 Бакша – то же, что приятная садовая окрестность. Таковых прелестных окрестностей довольно почти по всему Таврическому полуострову, а наипаче в достойной примечания Байдарской долине.

Дополнения 331 Отеческой ужасной власти Селим не мог против-стоять; Не мог против-стоять и страсти; Отходит, – но спешит опять, Не к Фатьме, но в местах окрестных Он учащает тот лужок, Где Фатъма из очей прелестных Пускала нежных слез поток. Нередко при луне унылой Внимала, как Селим клянет Близ сада ночью рок постылой Дотоле, как заря взойдет. – В сей тяжкой и несносной доле – Любить – и друг друга не зреть, – Не видя он надежды боле, От скорби начал в жизни млеть. Селим в очах отца томимый На ложе роковом лежит; Старик, отчаяньем крушимый, Хотел своей ошибке мстить, Но поздно; «Небо, чтимо мною, – Селим вопил, – меня зовет... Дозволь еще узреться с тою, В любви к которой меры нет!..» К одру любезного предмета Девица с трепетом идет И, зря, – что гибнет прелесть цвета, – Без чувств на одр его падет. – Их разлучают; он страшиться; Очами ищет Фатъму вкруг И как бы вечно вверить тщится В ея объятия свой дух. По сем смятении жестоком Она приходит в смысл опять,

332 Дополнения Сидит в молчании глубоком; 60 Однак – надежды не видать; Она обратный путь приемлет При грустных сумерек часах, В окрестностях мечети внемлет Тоскливый клик сыча в тенях. В лечась сквозь сень раинной рощи1, Мнит слышать по стезе своей Гонящусь тень во мраке нощи; «Прости, прости!..» – вещает ей Глас умирающий призрака, 70 Который, мнится, прицеплен К стопам ея во время мрака И, кажется, одушевлен. Вдруг с ужасом она внимает На минарете2 врана глас, Что сердцу Фатьмы возвещает Любезного последний час. – Тогда – в шалаш свой поспешает, Стучится, побледневши, в дверь; «Свершилось, мать моя! – вещает. – С возлюбленным... и мной теперь!..» 80 Лишь только к Прагу приступила, Где тщетно мать зовет ея; Упала к прагу, – взор закрыла, Как жертва страсти своея. – 1 Известно, что это род высоких осокоревых деревьев, которые представляют вместе и величественный и несколько печальный вид. Некоторые путешественники, смотря на них издали, ошибкою почли их за кипарисы. 2 Минарет, род турецкой или татарской колокольни, или сзывной башни.

Дополнения 333 Сии любовники толь страстны Обнявшись к гуриям3 летят; Гроб увенчал их жар несчастный; Селим и Фатъма – вместе спят. 284. К ПРАХУ ИВ(АНА) П. ЯНЖУЛА М(ИХАЙЛОВСКО)ГО Быв добр, – быв тих, – быв мил душей И быв достоин многих дней, Он рано лег, сражен косою4; Ах! – в полдни крылась ночь; мраз цвет убил весною; Но Сый весною дней зрел жатву добрых дел, Воззвал с среды пути; – и Янжул отлетел. 285. ПОХОДНЫЙ БОИ Ступайте, ратники полночны! Ступайте! – громы вас зовут. Пред вами три вождя всемочны, Как огненны столпы, идут. 3 Магометанский рай содержит красавиц, называемых гуриями. Думать надобно, что сие слово происходит от греческого коге, девица. Есть и немецкое слово, похожее на сие имя; но оно значит непотребную девку. 4 Сей любезной молодой человек по знанию своему в фармацевтике, а особливо по добрым качествам сердца своего действительно заслуживал лучшую участь и долговременнейшую жизнь. Кончина его последовала от нервозной лихорадки сего года в апреле на самой Пасхе. Памятник ему поставлен на кладбище в большой Охте.

334 Дополнения Кто против мышцы их восстанет? Рекут скале ли: устранись! Скала, как быстра лань, воспрянет; Рекут воде ль: оземленись! И бурна бездна мостом будет, Безмолвна бездна зыбь забудет. Пред вами Веры щит творящий; Природа ль непокорна ей? Пред вами дух Надежды бдящий; Венец ли не блеснет зарей? Пред вами дух Любви пернатый; Отечества ль смутится взор? За вами – те ж вожди крылаты; Летят, – и легионы гор Живят и движут за собою; Смеются горы треску молний. Алански высоты маститы, Утесы Финских берегов, Кавказы древни сановиты, Рифейских страшный ряд хребтов – Се позади оплот камнистой, По вашим движимый следам! Бог дышет в их груди кремнистой; Се новые возникли там Пожарский с Мининым из мрака! Перун и злато предков с ними. Враг тот же, росские герои! Но в больших гордости мечтах. Давно ль он спорил с вами, вой, Во славе первенства в полях? Тогда как ваш клеврет безратный, Не могши с вами рядом стать, Пред ним склонил перуны хладны,

Дополнения 335 Вступил он с вами в пылку рать. Что ж? враг при силах седьмеричных Не мог быть равен с вами в духе. Уже Титан сей подавляет Стенящий юг одной рукой, Другую с факлом протягает На полнощь, вызывая в бой; Сквозь яры взоры выникает Глубока мысль о общем зле; Несытость челюсть расширяет; Тьмы ковов в дерзостном челе; Развалины – улыбок пища; Опустошенье – след его. Его станицы тьмой полчатся В вечерних зыблемых полях; Поля вечерние дымятся, Крутя умершей славы прах; Там вихри огненны высоко, – Высоко вьются над страной; Там скорбь, отчаянье жестоко О мести молит вас одной. – Туда, российски броненосцы! Туда! – да будет там им гроб!.. Не в чуждой области, как прежде, Где всяк из вас сретал их шесть, Скудел и в снеди и в одежде, И всяк соблюл геройства честь; Но в рубежах своих полчитесь Не чуждых кровы подкрепить, А за себя уже стремитесь Столетию славу подтвердить; Ваш вождь не чуждый – соплеменный, Под бранным шлемом поседевший...

336 Дополнения Ужели Святославов древних, Камиллов, Друзов росских кровь1 Не протекает в жилах верных, И не возжет их духа вновь? Ужли тех умер дух бессмертный, Пред кем Зевеса {сын) бледнел2, Дрожал Абдуллов сын3 зловерный? Нет, россы Он в вас жив и цел; Премена лишь одних имен, А дух превыше всех времен. Надменность галла). – Ратоборцы! Кто Бренн был? кто Надир такой? Как бури, мчатся мироборцы: Хрипели тьмы под их пятой; Кровавоструйны Эриданы4 Клубили жертвы их в волнах; Дрожали Рима истуканы; Моголы низвергались в прах; Но где бичи? – среди трофеев Нашли себе ужасный гроб. Быть сильну слабостью противных, Высоку низостью иных, Ужасну робостью унывных, Велику малостью других, Обезоружить облеченных В кольчугу самодвигов их, 1 Пожарского и Трубецкого можно назвать Камиллами; а Суворова Друзом, проименованным Германиком по многим отношениям. 2 Читатель, под сим именем разумея Александра Македонского, будет также разуметь подражателя его Карла XII. 3 Магомет, а под именем его и все султаны. 4 Так названы несобственно реки: По в Италии и Гангес в Индии.

Дополнения 337 Наемных, – златом обольщенных, – Се ложный подвиг татей сих! Се хищных торжество ничтожно, Что губит имя лишь деянья! Но кто воинствен в поле прямо? В ком столь незыблемы столпы? Кто храбр без татьских козней тамо? Чья грудь, чьи мышцы, чьи стопы Считают бунт стихий забавой? По сим чертам единых вас Вселенна признает со славой. Един во всей вселенной глас: «Ужасен страх; но страх вас ниже; Ужасна смерть; вы смерти выше». Перуны на перуны быстры, Удар стремнистый на удар, Изгиб на их изгиб волнистый: Се лишь обычный спора жар! Но с мудростью решимость, ревность, С единством доблесть, дух живой, С любовью выше смерти верность, – Се на врагов оплот прямой! А в сем вы, россы, несравненны С народами во всей вселенной. Сей дух, дух твердости, дух веры, Дух росса, дух царя, Бог сам Врагу ль попустит выше меры, Чтобы столетней славы храм, Чтобы основы благ различных, Чтоб стены наших олтарей Дымилися от молний хищных? Един ли век в черте своей Возникшу славу ограничит? Не выше ль всех она времен?

338 Дополнения Нет! вижу в ваших взорах пламя, В сердцах кипяще рвенье, месть; В челе решимость, правды знамя; Вы грудью оградите честь Престола, олтарей священных, Судьбину дев, сынов и жен И гробы праотцев блаженных! Успех над тем ваш несомнен, Кто лиц одних похитил царства, Но царства не стяжал сердец... Пусть он опустошеньем блещет! Пусть он, как тигр, на наш предел Неистовые взоры мещет! Из облак тигра зрит орел... Перуны адские крылаты, Змеяся окрест вас, сверкнут; Снопы их стрел спадут зубчаты; Но духа в вас не потрясут; Грудь ваша – есть отвод громовый, А грудь врага – цель ваших громов. Ужасна гидра седьмиглава! Страшилище из бездн ползет; Крутится выя величава; Смерть в каждом зеве; кто дерзнет? Идет, – идет сын Диев смело; В очах надежды огнь горит; В деснице древо устарело; Он гидру зрит; разит, крушит; Еще главы растут на ней; Дробит последню... гидра пала. Какая слава! Ясно слышу В веках ея стократный звук; Какие там венцы, я вижу, Блистают, ваших ждут лишь рук?

Дополнения 339 Никто сей гидры многоглавой Не смел, не силен был сразить; Но вас венец сей ждет со славой; В вас всяк Алкид, – готов отмстить; И змий изрыгнет с ядом жизнь, И будет снедью хищным птицам. О ратники великодушны! Ступайте! слышите ли гром? За вами новые послушны Оплоты с пламенным челом; Пред вами огнен столп в пустыне; В нем Гений ваш, Бог сил идет. Весь мир на вас взирает ныне; Весь мир от вас судьбины ждет; Весь мир сомстит вам, соревнует, Соратует, – соторжествует... 286. К ПАТРИОТАМ ВЕЗДЕ И ВО ВСЯКОМ. На случай маниф(еста) от 20 ноября сего года Проснитесь, Гении России! Проснитесь, праотцы, в сынах! Воздвигните священны выи Из гроба в поздных сих веках! Се АЛЕКСАНДР вас вызывает Любови гласом из гробов! Он вас, – он вас узреть желает В душах отечества сынов! Почто небесный огнь Алкея 10 Теперь певца не оживит, Или спартанский дух Тиртея! – Певец подвигнул бы гранит...

340 Дополнения Что зрю? – Пожарские маститы И с ними Минины встают; Черты в челе их сановиты; Их глас священ; се вопиют! «Потомки! неужли век паки Сарматов и Орды Златой! Они ль змеятся вновь сквозь мраки? Мужайтесь в ревности прямой! Когда нас окружали бездны, Не ужас кости леденил; Но скорбь любви, – рок общий слезный, Геройства жар скалы живил. Тогда сокровищ холм сребристый, Отцев щиты сквозь пыль и прах, Герои, как рои огнисты, Из пепла выникли в бронях. Ваш век блистает ими боле; Любовь с величеством сидит На торжествующем престоле; Она полсвета ополчит. Не холм сребра, – Рифей услужный Перед ея стопой падут; Не рой, – но легионы дружны С востока и с полден пойдут. Что медлить! – та же в вас струится Великих предков славна кровь; Дух тот же самый пламенится; В сердцах сыновних та ж любовь. Попустит ли сей дух державы, Чтоб Мать склонясь толиких стран На урну вековыя славы, Слезой омыла горесть ран?

Дополнения 341 Или, – о рыцари маститы! – Чтоб слезный сын и бледна дочь, Объемля гроб ваш, мхом покрытый, Вздыхала при луне всю ночь?.. Или, – чтоб ваша обреченна Подруга нежная сердец, – О юны вой, – быв плененна, Позором стала наконец? Нет, – ваша грудь – щит медный, россы! – Всемощна Вера и любовь Речет: подвигнитесь, колоссы! И галл пигмеем будет вновь...» Так вопияли тени славны И скрылись, – где ж? – в сердца прешли. – Восстаньте, Минины воззванны! Дни вашей славы рассвели... 287. РОССЫ В БУРЕ, ИЛИ ГРОЗНАЯ НОЧЬ НА ЯПОНСКИХ ВОДАХ Illi robur et aes triplex Circa pectus erat, qui... Nee timuit praecipitem Africum... Nee tristes Hyades, nee rabiem Noti, etc. Horat(ius) Слонова кость и медь тройная Отважну крыла грудь того, Который, в область волн дерзая, Ни Африки порывных бурь, Ни гибельных гиад плачевных, Ни ярых ветров полудневных Не устрашался среди бездны. Горац(ий)

342 Дополнения К РОССИЙСКИМ МОРЕХОДЦАМ Вам, соревнователи Колумбов, Гам, Дреков, Аксонов, Куков и Перузов, – вам, которые, может быть, совершили обширнейший круг водошествия, нежели они, которые, начав от Белъта до Камчатских вод, обтекли целую вселенную и едва под самым созвездием Арктура не сблизили конец плавания с началом оного, – вам, российские мореходцы, которые проникли неведомые дотоле воды, проливы и острова, победили ужасы стихий, презрели все угрозы Эола и Нептуна с неслыханною отвагою к пользе и славе Отечества, – вам посвящаю сию слабую дань воображения сердца. – Знаю, что вы достойны Мантуанской музы, воспевавшей некогда многотрудное плавание Троянского князя – благочестивого Энея; но надеюсь обресть между вами любителей пес– нотворства, которые не откажутся внять собственной славе из немтующих уст Финского певца. Последний луч небес вечерних, Упадши в зыбь Японских вод, Брегов коснулся дальних, черных И вспять скользнул по гребням волн; Скользнул – и вдруг угас до утра, Как молний скоро-вратный луч. Из бездн над бездной ночь нависла; Туман осенний в клубы свился; Все тихо по местам окрестным. – Но там – как тать – в дали сумрачной С страны мерцающей восточной Гроза подъемлет дикий лик... Вдруг бури грозный гул завыл Из дальних сводов царства вод; Се знак сраженья бездны с небом! Бледнеют, мнится, сами боги; Их самый вестник крылоногий 10

Дополнения 343 Оставя должность, крылья сжал И скрыл чело свое во тьме1. 20 Ужли то знак его посольства Поведавший Зевеса волю? – Безмолвный ужас все объемлет; Един отец богов не дремлет; На бурях, как на конях, едет; Главой блестящей разделяет Темно-холмисты сонмы туч. Все чада дрогнули Природы, И горня твердь, и дольни воды. Косматые снижаясь тучи, 30 Бегут над ропщущей пучиной, Подобно черным воям Ада. – Какое зрелище чудесно? Валы не гнут своих гребней Прошлого 1804 года 19 сентября, когда наши мореходцы, объехав свет, отправлялись из Петропавловской гавани в Японию и уже за два дни назад, т.е. 16 числа, видели берега оной, и от них направили путь к Диеменсову проливу, – барометр на корабле Надежде предвещал худую погоду; почему они, спустив браспреи, брамстен– ги, зарифили марсели. Ветр усиливался; они, закрепив все паруса, осталися под штормовыми стакселями; но шкоты и лееры их, не вытерпев, сильно изорваны были; тогда уже наши плаватели на– шлися только под маленьким бизанью. Опасность отчасу более. – В 9 часов вечера сей самый барометр так упал, что чрез три часа совсем не видно было ртути. По сей причине полагают, что барометр может прибавлен быть еще на один дюйм. Таковое сокрытие ртути предвещало необычайную перемену воздуха. Наши мореходцы подлинно претерпели тогда столь ужасную бурю, что прежде их едва ли самые славнейшие мореплаватели – Кук, несчастный Перуз и прочие – выдерживали подобную. Ночь, тучи, гроза и сильные противные ветры составляли ужасы ея. Говорят, что тогда брызги волн, превратяся в росу или в некий густой туман, наполняли всю атмосферу. – Известие очевидца г-на Ратм(анова), вытерпевшего с прочими сию необычайную бурю.

344 Дополнения Обыкновенными хребтами, Но, в мгле воздушной разлетись И в пыль туманну превратись, Высоко реют над пучиной. Паряща влага обнимает Весь тьмой исполненный обзор. – 40 Иль твердь влечет упорну бездну, Иль бездна, мнится, твердь влечет, Иль обе зрятся вдруг слиянны. Се новый Хаос восстает! Там – в горних – рдеющая длань Громодержителя во мраке Сечет густые облака; Здесь – долу – сильна длань Ифеста Среди ночныя темноты Снопы огнисты низвергает 50 Из полостей Камчатских сопок, Из чрева дымных Ксимских гор.1 Толь грозна ночь была в востоке, Когда российские Колумбы Боролись с бурей в море чуждом; Когда Страшилище воздушно Исторгшись из Восточных гор Смутило царство тихой бездны2, 1 В то же время мореходцы, держась оконечности острова Ксимо, прошли к нему неизвестным дотоле проливом и там видели стога вулканических гор, дымившихся и изрыгавших пламя. 2 Восточное море называется также и Тихим. – Наши мореходцы по приезде к берегам Японии узнали, что во время сей самой бури происходило там сильное землетрясение, от коего разрушилось великое число домов и погибло множество жителей. Голландские корабли, стоявшие у Дезило в прекрасной Нангасакской гавани, сорваны с трех якорей и брошены на подветренный берег. Жители не запомнят столь ужасной перемены в природе и дивятся, каким образом русские плаватели могли вытерпеть оную и уцелеть.

Дополнения 345 Подвигло Нангасакски воды И там, схватив кормы, как хищник, 60 Ударило их адской дланью; Суда легли на брег разбиты; Когда с ним вкупе трус подземный Потряс Японские брега, Поставил корнем вверх древа, Низверг и зданья, и людей, И трепетный Нипон шатнул; Толь грозна ночь была в Востоке! Вы, что вселенну обтекали, Что в неизвестные страны ^ Ив пагубны пути дерзали, Бесстрашны росские сыны! Ужели вы средь чуждых вод, Где грозная эфирна сила Тифонов буйных пробудила, Ужели вы должны погибнуть От дому матери далече? Иль вы стремитеся в отваге В Фетидины пещеры смерти По гибельным стезям Перуза!1 80 Ах! там ли гроб ваш должен быть, Где вы хотели сорудить Бессмертны Памятники Славы? Как? – разве кротка Урания, 1 Заверить можно, что первые россияне удачно выдержали столь ужасный порыв двух стихий, в коем участвовали, конечно, и другие две. Поныне удивляются, что Куком вытерплен сильный шторм около Новой Зеландии; но в записках его видно, что барометр не был ниже двух последних делений; а мы три часа почти совсем не видали его. – Не думаю, что славнейший из мореходцев Да Перуз выдержал шторм, подобный претерпенному нами; но если выдерживал, то, как говорят, вскоре и погиб со всем своим экипажем. – Слова того же г-на Ратм(анова).

346 Дополнения Что спутницею вам была, – И Майн сын, торговли бог, Что к вашей цели был вождем, Ведут к могилам водостланым!.. Се старший бездны сын валит! – Я зрю хребет его подъятый; 90 Валы косматы покрывают Гребнистое чело его; Свинцовые стопы шумят, Как Этны внутрь своих подошв; Разложисты и цепки когти Плеснут, – и в плеске реет смерть; Гортань, как алчна пропасть, разом Сто диких рыков отрыгает. – Се зрю его перед собою! Он выю сильну напрягает; Он быстро скачет чрез корабль; Он край единый отторгает И сим же ивернем огромным Другие члены отрывает; Се зрю его на корабле! Он вдруг вторгается туда, Куда гостеприимна длань Совсем его не приглашала И где покой един назначен; Он, все презрев, – покой крушит, 11° Все рвет, иль давит, иль дробит.1 100 1 В то время ветер дул е Оста в самой силе; волны, ударяясь о корабль, часто перескакивали через оной; одним валом сорвало с ростар лисель с его рейками, бросило на подветренной шкафут в сетку, которую, даже с железными секторами выломив, унесло в море; также прикрепленной в железных цапах на руслинях запас– ной рей был оторван. – Другой жесточайший вал, ударив в подветренную боковую галлерею и выломив как ее самую, так и часть

Дополнения 341 Неустрашимые! – я вижу Зияющу под вами бездну; Кто вас спасет, великосерды! Се гроб отверст! – Ад в нем клокочет; Се с вами я держусь за вервь! Но вал бурливый рвет его; Се с вами я объемлю щоглу! Но щогла, – слышите ль? – трещит. Се вихри хищные, схвативши 120 Надуты ветрила упруги, С стремнистой рыстью, с резким свистом Рвут, – реют, – треплют и терзают, И расторгают их на полы. – Раздранны вретища, повиснув, Полощутся на вервях всуе. – Иль не страшитесь вы сего? Иль вы надеетесь еще! Вы равнодушны меж гробами; Вы лишь дивитесь меж трудами 130 Порывам дерзким сына бездны; Обозреваете спокойно Нелепое чело его И пасть клокочущу его. – Вас делит лишь от смерти дека; Но смерть от духа далека; Небесны силы вас стрегут. гака-борта, ворвался в капитанскую каюту, куда и нахлынуло воды выше колена. Сей наглый гость все, что ни было привязано, или оторвал, или раздавил. Два бота, прикрепленные на бизань– руслинях, раздроблены были от него; подветренной борт вырван из своих заклепов; вахтенный офицер брошен от безань и грот– мачты; но, к счастию, он успел ухватиться за леер. – Свидетельство того же очевидца.

348 Дополнения Сыны Нептуна, мнится, сами, Не могши вас преодолеть, Сложив вину на бога ветров, С унылым воем признаются, Что никогда они не смели Сынам Великого владыки, Владыки мощной Полунощи, Изрыть в морских долинах гроба Иль, нагло их суда похитив, Ударить о брега камнисты; Что если царство вод смятенно Не в силах их принять со дружбой; То не они виновны в том, Но область бурных их соседей, Восточных стропотных дыханий, Которые; наруша мир, Вломились в влажны их долины И возмутили чад лазорных Против полуночных пловцев. Неустрашимые! – я вижу; Вас чит и небо, чтит и бездна; Вас чтит судьба и сами боги. В сем вы превыше Ла Перу зов; Возможно ль было духу пасть?1 Не слышите ли? – полночь бьет; Се из-за гор Рифейских дышет Вечерний равносильный дух! Он послан в помощь вам богами. Какая чудная премена? Восточны ветры вспять бегут, И область вод – в своих пределах. Наши мореходцы действительно сохранили тогда присутствие духа, я соболезновал только о том, что ветр дул прямо на берег.

Дополнения 349 Тогда богов крылатый вестник, Из тьмы безвестной выникая, Чело сребристо показует2, Подъемлет бодрые крыле, И глас Зевеса извещает: «О вы, страшилища воздушны, Смутители небес и моря! И ты, несытый изверг бездны, Глотающий корысти суши! Умокните и мне внемлите! Так Бог богов глаголет вам: Доколь дерзаете теснить Сынов Великого монарха? Доколь им будете претить В путях всеобщей славы, пользы? Чрез них я то хочу открыть, Что кроется в пределах мира Или в святилищах природы; Чрез них хощу я возвеличить Моей Урании полет; Хощу соединить торговлей Пределы тихих вод восточных С брегами бурных бездн полночных. Вы ль, – вы ль дерзаете отъять Мою, – ея – и россов славу? Познайте! – слава АЛЕКСАНДРА, Как добродетель, – мне любезна, – Иль тем еще вы недовольны, Что вы Виллогбия внезапу 2 Около полуночи к общей радости поднялся противный ветр и задул прямо с берега; а в то время и барометр опять показался; ртуть, которой столько времени было не видать, час от часу возвышаясь, предвещала хорошую погоду.

350 Дополнения Сковали льдистою рукой3, Что Куку смертной бурей мстили И что Перуза поглотили? – Иль тем еще вы недовольны, Что ныне корабли Батавски Отторгнувши насильно с котв На брег повергли, поразили? – Что вижу я? – все боги низши В движеньи, ропоте, смятеньи! – Они восстали с вами вкупе. – Эола видя в лютой брани И вод царя в мятежном буйстве, Ифеста ль вижу также в пепле, Кующа молнии зубчаты, И с ним циклопов средь горнил, Подъемлющих тяжелы млаты! – Не попущу сей крамоле... Тогда – как ратны братья россов На Западных полях карают Тебе подобна, – изверг бездны, – Сии среди Восточных вод, Толь смело препираясь с вами, Воистину премогут вас; Но вы не победите их; Клянуся вечностью и Стиксом, Не победите духа их. Я сотворю их грудь подобной 3 Кавалер Гуг Виллогби посылан был от королевы Елизаветы с первым кораблем для открытия прохода к Северо-Востоку; но он при вступлении в царство вечных льдов в самые минуты трудной службы своей замерз, или, лучше, оледенел со всем экипажем. Сие приключение столько же относится к ужасной силе стихий, сколько несчастная судьба Перуза и самое происшествие, выдержанное нашими мореплавателями. 200 210

Дополнения 351 Гранитному хребту Рифея, Которая средь бурь ужасных Усильям вашим посмеется. О необузданные чада! Противясь рвенью АЛЕКСАНДРА, Противитесь мне – сыну Хрона. Я научу вас покоряться Отцу богов – и духу россов. Бегите, буйные, бегите С студом в свои вертепы мрачны!». Так вестник именем Зевеса Изрек к страшилищам морей. Внезапу волны обратились, И ветры дружески за ними. – Денница тиха рассмеялась Сквозь слезы радости жемчужны И рдяный пурпур покатила По утренним струям пучины; Морские чуды заныряли; Дельфины из-под зыбких кровов До половины выпрядали; Лишь их кипящий след сребреет. Открылись злачные брега, Осенней роскошью гордящись; Увы! – открылися на них Стези пространны грозных трусов И новыя могилы лепот... Коль чудно действие стихий? Там, где маститый, зрелый год С поникшею главою млеет, Где осень на брегах желтеет, Бездушна леторасль бледнеет, Которой жизнь едва висит 240 250

352 Дополнения На слабой жилке, ветви гибкой, – Малейше воздуха движенье, Малейша капелька дождя Срывает с ветви дряхлый лист; А здесь, – где горные хребты, Веков рукою воздоенны, Главой касались облаков Или где здания фарфорны, Трудом столетий соруженны, Смеялись челюстям времен, – Сильнейшие перунов тверди, Сильнейши преисподни громы Могли шатнуть их основанья, Потрясть кремнисты их сердца, Изрыть их чела оснеженны, Столетни истребить труды И низложить твердыни горды. – Но росс под падающим небом, На воздымающейся бездне, Средь вод, спирающихся с твердью, Среди развалин влажных моря, Среди сражения стихий, При буре, естество мятущей, Подобно как бы при легчайшем Движеньи воздуха тончайшем, Неколебим и невредим; Кто ж вождь его средь бурь! – Бог сил; И росс – в пристанище ступил.

Дополнения 353 288. НОВОЕ ОДОБРЕНИЕ КОММЕРЦИИ В ТАВРИИ 1806 ГОДА Природы дивный сын, о Чатырдаг1 священной! С тех пор, как ты подъял чело из бездны темной, У стоп своих ты рой богов и смертных зрел, Зрел подвиг Гермеса2 и в славе поседел; Но зрел ли ты когда, чтоб вестник сей чудесной На лучших крылиях летал по поднебесной? Меж тавров, кимвров, грек и Генуи детей, Или воинственных потомков Чингисхана, Кто был хранитель-дух торговли чад Явана?3 0 Констанциев ли сын4, Магмет или Гирей! Они ль обилья рог в Тавриде истощали? Они ли благ струи с престолов изливали? Нет, исполин седый! нет, дивный столб небес! Ты ныне только зришь событность сих чудес; Ты ныне выше стал, – стал великан плечистый; Отдай же с плеч своих цветы и дуб тенистый, Чтоб Белому Царю венец из них соплесть, Который Гермеса с тобой возвысил честь. А слава, – что благих чтет Гениев издавна, -° Увидев, что рука назначила державна В парении ему счастливейший успех, – Да возлетит в громах на твой холмистый верх И возгремит оттоль в концы земли трубою, Коль АЛЕКСАНДР велик щедротою прямою. 1 Известная в Крыму высочайшая гора. 2 Гермес, или Меркурий, бог-покровитель торговли. 3 Чада Явана – греки, происходят от сего патриарха, сына Ноева; а страна Иония обязана ему своим именем. 4 Константин Великий и все его преемники малое обращали внимание на Черноморскую торговлю. 12. Бобров Семен, т. 2

354 Дополнения 289. ГЛАС ОСКОРБЛЕННОЙ ДРУЖБЫ ПО СМЕРТИ NN К БЛАГОРОДНОМУ АЛКИДУ N. Тебе, любимец, друг Паллады, Глас музы незнаком моей; Но ей знакома святость правды, Живущая в душе твоей; Знаком ей дух, богам угодный, В делах и чувствах благородный, Зарей сияющий в тебе. Я, как Сократ Алкивиада, Не так как Тимон, муж лихой, Люблю тебя, друзей отрада, Друзей и истины герой. – Язона сродник ты достойный, Но больше сердцем однокровный, Язона ты знавал; – мир праху! Вот гроб его уединенный В священной тишине стоит, Сей гроб, где купол осененный Из-за дерев густых блестит; Сей гроб, где дружба огорченна Досель крушится, возмущенна, И тень благословляя – плачет! Что песнь моя? – ты знаешь боле, Кто был Язон, – как сердцем мил; Имев друзей, вторый был в доле, Не так как Дионисий был, Но так как брат и друг усердный. – Ах! – умер брат и друг сей верный; И дружба – все с ним погребла.

Дополнения 355 Ты помнишь, как по нем вздыхали Иные, скрыв личиной взор; Да, – подлинно они рыдали; Потом, – о подлость, злость, позор! – Из рдяных глаз их адска сила Исторгла слезы крокодила; И слезы дружбу уязвили! Тогда злословье, зависть с мщеньем, Принявши гнусный образ змей В изгибах разных и с шипеньем Излили яд в его друзей. – Тут дружба не могла злосчастна Спастись от жала их опасна; Звала Язона тень – вотще. Вотще невинность защищалась Эгидом скромности своей; Толпа завистных ополчалась Бросая стрелы с ядом к ней. Ах, мой Герой! ты сам свидетель, Как пострадала добродетель, – Гонимая в изрыту бездну. Ты зрел искусство хитрой злобы; Ты зрел в ея усмешках цвет; Но ад горит среди утробы, В душе геена бурна ржет. – Ея титаны, чада гнусны, В ударах мщения искусны: Куют перун, но не гремят. В тот даже час, как зеленеет С оливой мирт на их главе, Под миртом кипарис темнеет; В тот час, как на своем челе 12*