Текст книги "Рассвет полночи. Том 1. Херсонида"

Автор книги: Семен Бобров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

284 Рассвет полночи 105. ОСЕННИЕ МЫСЛИ О ЧЕТЫРЕХ ВОЗРАСТАХ К нему же Се осень серая несет часы унылы! Се в тусклой густоте слоистых мокрых туч Бегут порывчиво с полночи бурны силы И закрывают в тьме отлогий солнца луч! За ней покатится на льдах зима седая; Но мерзлый дух ея дух Божий расточит; И вдруг осклабится потом весна младая; А лето знойное за нею пролетит. Зорам! – и к нам пришла сей жизни осень краткой! – Где та весна, когда в нас детский дар горел? Как жаль, что бабочка зажгла в тебе огнь сладкой? – Ты в куст за ней летел, – упал – и вновь летел. Тут был ты мотыльком, – тут сердце пламенело; Вдруг лето младости, жар новый принося, На красных крылиях к тебе тогда летело; Ты бросил бабочку, – за счастьем погнался. Сменив огонь любви и молнию пуская, К восторгу всех гремел ты славою своей, И будто бы орел, сам гром ея внимая, Ты паче воспарить старался над землей. Сколь лестно счастие? – но что? – лишь вихрь бурливый; Волнует море он; – но тем не веселись, Что мещет с лодией за облака бурливы! – Он полумертвого назад повержет вниз.

Часть третья 285 Бушует он в горах; – он дуб с холма хватает И с корнем рвет его, пуская дикий свист! – Но что ж на иву он нападши погибает? – Она внизу холма, – и цел в ней каждый лист. Зорам! – лишь ты узнал нетвердость летней славы; Се осень мужеских годов к тебе пришла! – Не воздыхаешь ли, что вешние забавы И летний жар в тебе весь осень пожрала? Спеши пожать поля! – се плод они родили! Я чаю, клал весной ты в сердце семена И пестры бабочки в куст миртов не манили!.. Но где плоды, и где златые времена? Несчастный! – все теперь затеи уж постылы; Морщины на челе глубокие лежат; Ах! как оне тебе при зеркале не милы? Нет, – их усмешками красотки не спрямят. Уже теперь грустить в сем мире начинаешь; Не дивно; ты войдешь не медля в новый круг; Но не стени, что ты свой прежний жар теряешь! Днесь должен ощущать жар к вечности твой дух. Озрись! – се за тобой стоит, дрожа от хлада, И в тыл толчет жезлом та дряхлая зима, Котора серебрит власы земного чада! – Тогда, – тогда пожрет все дни уныла тьма. Тогда отчаемся навеки дней прекрасных; О горе нам! – тогда седины подтвердят, Что вечность важная ждет у дверей ужасных; Седины смерти знак; – седины гроб сулят. Ты плачешь, что забыл схватить утехи неки; Сколь поздно плачешь ты, – зря быстрой их полет? – Среть лучше ту весну, не числятся где веки, Где дни – суть неба дни, где вечных полдней свет!

286 Рассвет полночи Не узришь на земле сея весны блаженной, Пока небесный луч тебя не озарит, А благотворна смерть твоей темницы бренной, Где дух твой чистится, – косою не истнит. Ах! – успевай молить, да веки сотворивый Ниспослет от небес во мрачно сердце свет! Тогда, – тогда душей взыграй, Зорам счастливый! Се душ Отец – тебя в мир прежний воззовет! 106. СУДЬБА ДРЕВНЕГО МИРА, ИЛИ ВСЕМИРНЫЙ ПОТОП1 Я зрю мечту, – трепещет лира; Я зрю из гроба естества Исшедшу тень усопша мира, Низверженну от Божества. Она, во вретище облекшись, Главу свою обвивши мхом И лактем па сосуд облегшись, Сидит на тростнике сухом. О древних царствах вспоминая, Пускает стон и слезный ток И предвещает, воздыхая, Грядущу роду грозный рок. Она рекла: «Куда сокрылся Гигантов богомерзкий сонм, Который дерзостно стремился Вступить сквозь тучи в Божий дом? Сия была напечатана в (1789) году; теперь поправлена.

Часть третья 287 Куда их горы те пропали, Которы ставя на горах, Они град Божий осаждали? Они распались, – стали прах. Почто из молнии зловредной, Как вихрь бурлив, удар летит В средину колыбели бедной, Где лишь рожденный мир лежит? Ужели звезды потрясали Лиет млеко одной рукой, Другою, тучи подавляя, Перуном плод пронзает свой? Увы! – о племена строптивы! – Забыв, кто мещет в бурях град И с грозным громом дождь шумливый, Блуждали в мыслях вы стократ! Блуждали; – и в сию минуту Отверз он в гневе небеса И, возбудив стихию люту, Скрыл в бездне горы, дол, леса. Тогда вторая смесь сразилась; Вторый Хаос вещей воззван; Вселенна в море погрузилась; Везде был токмо Океан. Супруг Фетиды среброногой, Нахмурив свой лазорный взор, Подъял вод царство дланью строгой Превыше Араратских гор. Тогда тьмы рыб в древах висели, Где черный вран кричал в гнезде, И страшно буры львы ревели, Носясь в незнаемой воде.

288 Рассвет полночи Супруги бледны безнадежно Объемлются на ложе вод; С волнами борются, – но тщетно... А тамо – на холме их плод... Вотще млечной он влаги просит; Свирепая волна бежит, – Врывается в гортань, – уносит – Иль о хребет, рванув, дробит. Четыредесять дней скрывались Целленины лучи в дождях; Двукратно сребряны смыкались Ея рога во облаках. Одна невинность удержала В свое спасенье сильну длань, Что бурны сонмы вод вливала В горящу злостию гортань. Хотя десницею багряной Отец богов перун метал И, блеск и треск по тверди рдяной Простерши, небо распалял; Хоть мира ось была нагбенна, Хотя из туч слетала смерть, – Невинность будет ли смятенна, Когда с землей мятется твердь? Ковчег ея, в зыбях носяся, Единый мир от волн спасал, А над другим, в волнах смеяся, Пенисту бездну рассекал. Не грозен молний луч отвесных, Ни скал, – ни стромких скал край, – Сам вечный кормчий сфер небесных Был кормчим зыблемой ладьи.

Часть третья 289 Меж тем – как твари потреблялись, – Явился в чистоте эфир; Лучи сквозь дождь в дугу соткались; Ирида вышла, – с нею мир. О Пирра! – пой хвалу седящу На скате мирной сей дуги! Лобзай всесильну длань, держащу Упругие бразды стихий! Но, о Ириды дщерь блаженна! Страшуся о твоих сынах! Их плоть умрет, огнем сожженна, Как прежде плоть моя в волнах. Когда смятется в горнем мире Пламенно-струйный Океан, Смятутся сферы во эфире, Со всех огнем пылая стран. Пирой, Флегон, маша крылами И мчась меж страждущих планет, Дохнут в них пылкими устами, Зажгут всю твердь, – зажгут весь свет. Там горы, яко воск, растают От хищною лица огня, Там мрачны бездны возрыдают, Там жупел будет ржать, стеня. Не будет Цинфий неизменной Хвалиться юностью своей, Ни Пан цевницей седьмичленной, Ни Флора блеском вешних дней. Крылатые Фемиды дщери Взлетят к отцу в урочный час, Небесные отверзут двери, – Отверзут их в последний раз. 10. Бобров Семен, т. 1

290 Рассвет полночи Лишь глас трубы громорожденной С полнощи грянет в дальний юг, Язык умолкнет изумленной, Умолкнет слава мира вдруг. Героев лавр, царей корона И их певцов пальмовый цвет, Черты Омира и Марона – Все их бессмертное умрет. Как влас в пещи треща вспыхает, Как серный прах в огне сверкнет – И, в дыме вспыхнув, – исчезает, Так вечность их блеснет, – и нет... Едино Слово непреложно Прострет торжественый свой взор И возвестит из туч неложно Последний миру приговор. Меж тем – как в пламени истлеет Земнорожденный человек, Неборожденный окрылеет, Паря на тонких крыльях ввек. Падут миры с осей великих, Шары с своих стряхнутся мест; Но он между развалин диких Попрет дымящись пепел звезд. О мир, в потомстве обновленный! Внемли отеческую тень, Сказующу свой рок свершенный И твой грядущий слезный день!» – Изрекши, – скрылася тень мира; За нею вздохи вслед шумят; Из рук падет дрожаща лира, – Я в ужасе глашу: Бог свят

Часть третья 291 107. ТОРЖЕСТВЕННОЕ ВДОХНОВЕНИЕ НОЧИ1 Сквозь серые пары кропящи Вершины острые древес, Рассыпала свой блеск дрожащий Вечерняя звезда с небес. – Грядет богиня к нам смиренна Имуща черные власы, Безмолвной тенью окруженна, Несуща кроткие часы. Она на мрачный трон вступает, Где прежде был ея супруг, И жезл свинцовый простирает На спящий оный полукруг, Над коим, окружен мечтами, Летает плавно тихий сон, И над сомкнутыми очами Пушисты крылья зыблет он. Ты, упоенный мглой седою Туман, висящий на холмах! Повергнись ниц перед луною, На бледных едущей конях; Да будут изумленны очи В ужасных небесах летать, Да будут в ризе темной ночи Узоры дивны созерцать! Но что меня обворожает? – Слух обаян; что слух разит? – Как? – небо страшно воспевает!.. Средь сфер Урания звучит!.. Издано было в 1789 году; теперь с прибавкою переправлено. 10*

292 Рассвет полночи Выводит в седьмиструнной лире Гармоньи гордой чудеса!.. Божественна песнь в вышнем мире. – Я зрю поющи небеса!.. Се зрится Дева здесь, паряща На пестрых крылиях своих И желтый пук в руке держаща Колосьев зрелых золотых! Там виден жертвенник священный, Отколь восходит дым густой, И вместо искр он позлащенны Выносит звезды за собой. Здесь две Медведицы бурливы, Под коими в седых снегах Катает с стоном вихрь шумливый Кавказы льдистые в зыбях. – Сии-то звезды освещают Порфиры северных царей И силы в души их вливают Премочь борьбу стихий, – рок с ней. Там виден Эридан глубокий, Крутящ струи из мелких звезд; Но к югу зрится Пес жестокий, Тиран индийских знойных мест; Здесь виден с конскими ногами Лук напрягающий Стрелец; Там блещет седьмию звездами Супруги Вакховой венец. Но ах! – какие там сверкают Еще миры? – миры миров? – Какою славой окружают Богиню сих ночных часов? -

Часть третья 293 Быть может, – рдясь в странах безвестных От миробытия луч их Из дальних толь пустынь небесных Еще до нас и не достиг. Кто там на мрачный холм восходит, Гордяся знаньем выше мер, И взор насмешливый возводит На обращенье горних сфер? – Глумясь над Божеским уставом Он ищет чертежа для звезд И в разуме своем нездравом Миры переставляет с мест1. Совместник Божий! – ты ль дерзаешь Всесильного бессильным счесть? – Ты плоть и кровь, – и ты ли чаешь Свой ум пред Божьим превознесть? – Почто ж миры не померкают, Чтоб ночь в тьме вечной углубить, И солнцы вниз не упадают, Чтоб землю в пепел превратить? Почто там Сирии в Индий рдеет И, в Песьих крояся устах, Страной Арктура не владеет, Чтоб лето было в зимних днях? Почто с червлеными рогами Не идет к нам Телец златой, Как зрим прелом мы под Весами Меж осенью и меж зимой? Почто в жестокие морозы Не зрим цветущих мы лугов И с кистьми виноградны лозы Не зреют посреди снегов? – Таков, говорят, был один из гипшанских королей Алъфонз.

294 Рассвет полночи Почто в утесы не сожмутся Струи сребристы в знойных днях Иль робки агнцы не пасутся Наместо пажитей на льдах? Вещай, пол бог! – ты ль примечаешь Ошибки неки средь небес! Иль ты души не обретаешь Среди сих пламенных колес? Иль выше Серафима чаешь Похитить неприступный трон? – Но ты молчишь, – не отвечаешь! – Где ж новый бог сей? – дремлет он. Ах! – если дерзким рвеньем дышешь Несовершенства там найти И с новой мудростью предпишешь Узорнее звездам пути, Дерзай сперва против природы! – Потом – ставь умственный твой щит! – Се пламенны она доводы С кругов небесных в ночь стремит! Ты спишь, под миртом усыпленный На нежных персях Мессалин; Проснись и зри неизреченный В созвездиях блестящий чин! – Еще ль тебя остановляет Краса ничтожныя мечты? Проснись! – се нощь тебе являет Важнейши в тверди красоты! Так, – спит, мечтой обвороженный; И от него сокрыт тот дух, Что, с естеством соединенный, Вращает оси звезд вокруг!

Часть третья 295 Он спит, – а нощь уже скрывает Горящие тела в волнах; Так гроб его да научает Читать судьбы на небесах! Царица мыслей возвышенных, Гоняща вихрь дневных сует, Пленяющая просвещенных Согласьем сладостным планет! – Колико души те блаженны, Что, вдохновенны быв тобой, Читают буквы впечатленны В сей тверди, – в книге сей златой? О нощь! – когда ты над холмами Ниспустишь черный свой покров И в славе выведешь над нами Собор катящихся миров, Открой мне лествицу чудесну К земле спущенну с горних мест, По коей, мысль имев небесну, Восходит мудрый выше звезд! Меж тем – как Цинфий светозарный, Имущ златый лук на плечах, Распустит волосы янтарны На Нильских над землей полях, – Я буду зреть и восхищаться, Как мудрый выше звезд идет, Иль буду кротко научаться Сопровождати песнь планет. А ты, – задумчива Геката, Заемлюща лучи для нас От славы блещущего брата И от его червленых влас,

296 Рассвет полночи Сходящая в навес тенистый Эндимиона лобызать И в тишине лучи сребристы На лик его распростирать! Колькрат свои рога блестящи Ты будешь в полный круг смыкать; Коль крат твой будет свет дрожащий Поверх морских зыбей скакать; Внемли с превыспреннего мира Полуночным моим мольбам! Сойди ко мне от стран эфира Учить божественным хвалам! 108. ЦАРСТВО ВСЕОБЩЕЙ ЛЮБВИ Еще вкруг солнцев не вращались В превыспренних странах миры, Еще в Хаосе сокрывались Сии висящие шары, Как ты, любовь, закон прияла И их начатки оживляла. – Как дух, разлившись в их ростках, Могущество твоей державы От древности свои уставы Хранит доселе в сих мирах. Из бездны вышедши ужасной, Собор небесных сих светил Был смесью вновь бы несогласной, Когда бы ты лишилась сил; Ты, зыбля стрелы воспаленны, В пределы мещешь отдаленны. Огонь столь много их кует Что ты творенье все пронзаешь,

Часть третья 297 Когда всенощно пролетаешь Великий свет и малый свет. Миры горящи соблюдают Закон твой в горней высоте; Вертясь вкруг солнцев, побуждают Чудиться стройной красоте. – Не ты ль их водишь хороводом? Не ты ль их правишь мирным ходом? Коль в седьмитростную свирель Спокойный тамо Пан играет, То не тебя ль изображаем С согласьем выражая трель? Не ты ль в природе сопрягаешь И мужеский и женский пол? Не ты ли – тайный созидаешь В вещах дву-родных свой престол? Где вьются виноградны лозы, Где две друг к дружке жмутся розы, Где птички вьют гнездо весной, Где отрок матерь обнимает, – Не твой ли пламень обитает В красе их связи таковой? Любовь! – ты царствуешь повсюду И строишь дивны красоты; Ты дышишь в бытиях – внутрь-уду; Ты симпатической четы Внезапно руки соплетаешь; Ты в их усмешках обитаешь; Ты блещешь в взорах чад своих; Ты в них глубоко воздыхаешь; Ты в нежных звуках вылетаешь Из дышущих свирелей их.

298 Рассвет полночи Коль сладко зреть тебя душою Сияющих душ в тишине? Совокупленные тобою, Едину точку зрят оне; Их каждый в жизни шаг измерен, Как звездный путь, – тих, строен, верен. – Единогласный их собор Невинность падшу восставляет; О ней их сердце воздыхает, О ней слезится нежный взор. Но древний змий, покрытый мраком, Когда из бездны той ползет, Где он, лежа с угрюмым зраком, В груди клуб зол ужасных вьет И в чреве тартар возгнещает, Да в жупелах его рыгает, – Тогда идет он с злобой в мир; Он рвет друзей, супругов узы; Он рушит всех вещей союзы, Он свет отъемлет, тьмит эфир. Туманы, бури, громы, волны – Тифоны суть, что в мир он шлет; Мы также туч и громов полны; И сих Тифонов он мятет. Он в нас и в видиму природу Пускает грозну непогоду. – Издревле на лице небес Зев адский ненавистью дышет; Он, вихрь пустив, весь мир колышет И в нас творит стихий превес. Кто ж? – кто опять тогда устроит Мятущесь в бурях естество? Кто вновь мир малый успокоит?

Часть третья 299 Конечно – мирно Божество. Любовь! – везде ты управляешь; Когда усмешку изъявляешь, Ты мрачны тучи отженешь, Ты воспаришь над облаками Иль в поле купно с пастухами Воспляшешь, в хоровод пойдешь. Но что в тебе велико, дивно? – Таинственная цепь твоя Влечется в силе непрерывно, Как к морю некая струя, От мошек – малых тел пернатых – До горних сил, – шестокрылатых, – Поникну ль в дол? – там зрю твой мир; Воззрю ли на среду вселенной, – Мир малый? – в нем твой огнь священный, Взойду ль на твердь? – там твой эфир. О дщерь, – от влаги первобытной Рожденна прежде всех планет, Дающа жизнь природе скрытной, Когда в пути своем течет, И строюща в груди возжженной Рубиновый престол бесценной! Когда ты в полной чистоте, Тогда, любовь, вовек пребуди Живым бальзамом нежной груди! Твой трон меж Ангел и – в чете.

300 Рассвет полночи 109. ОБУЗДАННЫЙ ЮПИТЕР, ИЛИ ГРОМОВЫЙ ОТВОД Зевес, с престола свергши Хрона, Который громом не грозил, В свободе своего закона Страны эфирны покорил. – Лишь глас его по тверди грянет, Всяк полубог благоговел; Лишь глас до страшных бездн достанет, Всяк земнородный цепенел. Его багреющу десницу Безбожно б было удержать, Как он, пустив из туч зарницу, Стремится гордость покарать1; Но что ж? – нередко низвергает И собственный священный храм, Бесценный труд веков сгубляет, Увы! – невинность бледну там. Когда вихрь огненный снедает Дымящийся на веки град, Иль буря, иль потоп глотает, 20 Иль трус его свергает в ад; О буи! – неужель безбожно 10 1 Древние язычники назвали бы того безбожником, кто хотел бы удержать Юпитера в бросании грома; да и христиане не меньше того; ибо почитают, что гром, случающийся иногда в нечаянную казнь преступникам, есть действие всесильных и неисследимых судеб; а того не знают, что, как не только позволительно, но даже поведено отвращать пожары и потопы и спасаться от землетрясения, так должно рассуждать и о грозе. Здесь отвращение силы громовой не значит сопротивление правосудию небесному; ибо не все ли равно руке Божией наказывать порок теми ли приключениями или воздушной грозой?

Часть третья 301 Сии напасти отвращать? Не той же ли деснице можно Чрез них злодеев покарать? Коль наши дни благословенны, Где мрак сей древности исчез? – Здесь червь уносит просвещенный Перун из рук отца богов; Здесь он не громы в небо мещет, 30 чтоб царство огненное взять, И, как гиганты, не трепещет Эфирны силы обуздать. Не страшно, коль Зевес разженный Разит пустынных гор хребет Иль в виде братиев Елены Сосновы щоглы он сечет1; Иль в каплях сшедши досязает Дальнейшие тела в полях, Иль бог сей в ветрах умирает, 40 Иль рассыпается в дождях. Гнездясь ли на эфирном троне2, Что в полостях малейших тел 1 Народ справедливо думает, почитая за хороший признак и за безопасность от грома, когда увидит наверху колоколен или мачт яркий свет, называемый Кастор и Поллукс. – Г. Эйлер. 2 Эйлер говорит, что источник электрической силы находится в некоем жидком и тонком огненном веществе, известном под именем эфира, который подобен воздуху, но в тысячу крат реже и упруже. Сей рассеянный повсюду эфир гнездится в малейших скважинах тел, где самый воздух быть не может, и даже в скважинах самого воздуха. Он наподобие ветра по причине большей упругости и тонкости переносится с чрезвычайною быстротою в несжатое место, производит движение и тонкий огненный вихрь в виде черты. Тогда-то и бывают сии электрические явления; а потому электрическая сила есть разрушение равновесия в эфире.

302 Рассвет полночи Титульный лист 2-й части «Рассвета полночи». Изд. 1804 г.

Часть третья 303 Титульный лист 3-й части «Рассвета полночи». Изд. 1804 г.

304 Рассвет полночи И в тонком воздуха скрыт лоне, Упорство вяще бы имел? Или в слабейшу часть вторгался, В эфире руша равновес, И в пылких вихрях с треском мчался С одной в ину страну небес? Во гневе ль страшном воздымая 5^ Горящие власы свои И с стран восточных возглашая Мгновенно в западны край3, С разящим блеском и шипеньем На нежность нападал существ Иль с тайным разрушал стремленьем Метальных плотностей веществ? Но мудрость, Зевса в сеть железну4 На высоте гор заключа, Оттоле чрез подземну бездну 60 Без наглости гигантской мча, В Нептунов синий край свергает; И тем, – дерзнув на божество, Невинных тысяч дни спасает, Б режет дрожаще естество. 3 Известно, что звук грома доходит до ушей в секунду чрез 1000 футов, и потом уже бывает он слышен, т.е. по возблистании молнии спустя сию секунду. 4 Здесь разумеются железные прутья или также толстые железные и остроконечные сверху шестики, кои поставляются на высоких местах при нашествии громовых туч, которых скважины бывают во время жаров наполнены эфиром, так как и других летающих паров, и даже скважины самого воздуха особливо в знойное время. Потом от них протягиваются железные цепи под землею к какому-нибудь пруду, озеру или реке.

Часть третья 305 Там по расселинам бесчетным Его упругость раздробив, Творит удар гремящий тщетным; Там бог немеет, стон пустив. – Тогда нисходят вновь блаженны Часы Сатурновы в сей свет, Где злато иль металл бесценный Зевеса в вред нам не влечет. Так, – он ужасны стрелы мещет; Он воспаляет тучный пар; Но что? – пред червем он трепещет1, Остановляет свой удар; С трудом в сеть шелкову впадает; Когда ж падет, он тамо спит; Его червь крепко обуздает; Пред червем ветхий бог дрожит. Так мала болыпу вещь смиряет; Так крокодила ихневмон, Прогрызши чрево, умерщвляет; Крота трепещет страшный слон; Механика простою властью Громады в плен влечет холмов; Мудрец железа тонкой частью, А червь сетьми отца богов. 1 Известно, что сухой воздух, равно как и стекло, смола, все смоляные тела, сургуч, сера, а особливо шелк, плод червя, имеют запертые скважины в себе. Во всех сих по видимому слабых и маловажных веществах сии скважины столь крепко заперты, что эфирная сила, невзирая на чрезвычайную свою проницательность, тонкость, быстроту и упругость, должна с великим трудом входить в оные, а вселясь туда, так же должна с продолжительным и непонятным трудом выходить.

306 Рассвет полночи 110. ГЛАС НОВОЛЕТИЯ К ВЕНЦЕНОСНОЙ БЛАГОСТИ Anni tacite labentis origo Solus de superis qui tua terga vides, Dexter ades ducibus! Ovid. Двенадцать бьет; – и вдруг небесной Привратник зрит, что рок отверз Средь нощи дланию чудесной Кристальну дверь златых небес; Грядет, – грядет туда год томно, Седые распустя власы; Его сопровождают скромно Послушны вестницы, часы. Он, дряхлостью обремененный, На лоне вечности возлег; Легли с ним бури усыпленны; Утих подземных молний бег; Но вкупе с ним сквозь дверь летели Мольбы полнощи к небесам; Сердца на небе пламенели, И Бог богов внимал их сам. Нет бурь; мир токмо на престоле. – Еще отверста тверди дверь; Вдруг юный год несет оттоле Судьбу вселенныя теперь. – Монарх! – мы живо ощущаем, Сколь много блага зиждешь ты; Мы ясно ныне созерцаем На росском троне скиптр златый. Но что еще? – надежды новы Сияют нам в твоем лице;

Часть третья 307 Еще, – еще лучи готовы Сердцам блистать в твоем венце. – Пускай природа совершает, Как мнят, свой некий переход, В чем в бытиях нас убеждает Игравший миром старый год! Пусть ищет бледный дух испытный В развалинах мемфийских, – в тле Премудрости отрывки скрытны, Остатки света в дряхлой мгле! – Но ты, ты паче воззываешь Твоих отцев премудрых дух; Ты для полмира открываешь Блаженства светлый новый круг. О Янус, – полубог двуглавый, Небес привратник! – отнеси Сии надежды к трону славы, Где внемлет их Бог небеси! Неси курения сердечны! Подвигни милость во Творце, Да слава, сила, блага вечны Отсвечивают нам в венце! 111. ПЕСНЬ НЕСЧАСТНОГО на новый год к благодетелю Without shelter from the blasts in vain we hope the tender plant. Akenside Звукнул времени суровый Металлический язык; Звукнул, – отозвался новый И помчал далече зык.

308 Рассвет полночи Снова солнцы покатились По палящим небесам; Снова шумны обратились Времени колеса там. Будьте вновь благословенны, Земнородны племена! Будьте паки восхищенны, Как и в прежни времена. Пейте в полной чаше радость! Пейте здравия струи! Ощущайте жизни сладость! Украшайте дни свои! Мне судьбина отреклася Бурю жизни отвратить; Знать, – она еще клялася Горьку желчь свою разлить. Рок, о рок, – почто толь рано Ты мне желчь подносишь в дар? Неужель на свежу рану Свежий мне даешь удар? Где для горькой раны срящу Врачество в грядущий год? Где? – в каких сердцах обрящу Против грозных туч отвод? Муж состраждущий, – муж кроткий! Если лиры моея Внял ты некогда глас робкий, Ах! – к тебе спешу вновь я; Обратися, муж великий! Се ударил новый час! Пусть часы живешь толики, Сколько благ лиешь на нас!

Часть третья 309 Пусть трех персты парк суровых Жизни нить твоей прядут Из шелков драгих и новых И ей крепость придадут! А когда еще тобою Тяжкий рок мой не забыт, Ах! – не поздо мне с судьбою Мир тобою заключить. Коль не поздо, – в новом годе Не пролью я новых слез; После бурь в другой погоде Осушу их средь очес. 112. К ДРУГУ НА ЕГО НОВЫЙ ГОД Бежит и храмлет год – год старый; Пал в бездну, – лег и воздохнул; С паденьем слышны лишь удары; И твой, – твой год туда ж скользнул. Вдруг в мир год новый низлетает, Восстав из бездны вечных дней; И твой – оттоле ж выникает С фиалом желчи иль сластей. Молюся паркам я суровым, Чтоб жизни тверду нить твоей Из шелка пряли с златом новым, Как зачали в год новый сей. И(косо)в – не молю, чтоб в мире Ты жил Мафусаилов век, Но так, как рок велит, ты в мире Прожил, как точный человек.

310 Рассвет полночи Желать немного жить – безбожно, И долго жить во зле – беда; Жить несколько – во вкусе – должно; Вот и довольно жить тогда! Но долго ль будешь жить? – иль кратко? – Сей день употреби на вкус! Целуйся с Эпикуром сладко!1 Он мил, – против судьбы не трус. Меж тем – как зал твой озарится В вечерний час по шумном дни, И Вакхово лице зардится; Тогда – певца воспомяни! 113. НА ТАКОЙ ЖЕ СЛУЧАЙ АПРЕЛЯ 22 ДНЯ Пусть двутонныя лиры, Лиры нежной и шумной Гул отзовется! Помнишь, – в бурны часы, Как на крыльях холодных Год прилетел, Год, который ударил Люстр седьмой в половине В жизни моей, – Ты мне в милую почесть Пел на сребреной лире Стройную песнь. Можно ль, чтоб(ы) забыл 1 Жаль, что правила сего философа худо перетолкованы. Он не искал блаженства и спокойствия в бочке Диогена или в каменных правилах стоика Зенона.

Часть третья 311 20 Тем же пламенем я В флейте дышать? Можно ль, чтоб не родила Гул свой лира твоя В лире моей? Гул, – стремися по долам! Возгласи мне теперь Юный ты год! Как он в бездне лежал; Как он, перерывая Вечные цепи, Мчался к тверди палящей И с другими годами, – Что прокатились Тихо над головою Друга и человека, – Мнил съединиться; Как с усмешкою хитрой, Дал(е) чая лететь, Вдаль полетел; Как в пути скоротечном, Видев тайну небес, Благоговел1; Видел истинно солнце Сквозь пригробные узы, Вострепетал; 40 Пал он к гробу, немея, Крылья вдаль протянул; Крылья немели; И весеннее солнце Там ему показалось Тусклой пылинкой; И тюльпаны румяны, 30 Под сим разумеется время Пасхи.

312 Рассвет полночи И фиалки душисты, Мнится, увяли. Гул! – шепни мне теперь, Как сей год, встрепеняся, Возликовал; Как гордился надеждой, Что сквозь твердь полетит Краше и ловче, Как он к другу порхал, Как вокруг головы Перья шумели; Как меня уверял, Что мой друг, начиная Поприще ново, Будет мил и любезен, Будет друг, – человек, Истинно Он Прочь, свирепые духи! Прыгни с музою, Вакх! Звукни ты, гул! 114. ПЕРВЫЙ ЧАС ГОДА К другу И(косову) Час бил; – отверзся гроб пространный, Где спящих ряд веков лежит; Туда протекший год воззванный На дряхлых крылиях летит; Его туманы провождают И путь слезами омывают; Коса во длани не блестит, Но, смертных кровью пресыщенна И от костей их притупленна, Меж кипарисами висит.

Часть третья 313 Сын вечности неизьясненной, Исторгнувшись из бездны вдруг, Крылами юности снабденной, Слетает в тусклый смертных круг; Фемиды дщери воскресают И пред лицом ее играют; Весна усопшие красы Рассыпать перед ним стремится И вместо вихрей вывесть тщится Спокойны в январе часы. Она с улыбкою выходит Из храмины своей пустой, Дрожащих зефиров выводит На хладный воздух за собой; Но, взор одеждой закрывая И паки в храмину вступая, Стенет, что скинуть не могла Толь рано с древ одежд пушистых И погрузить в слезах сребристых Зимы железного чела. Грядет сын вечности священной, Исполн влияния планет, И жребий мира сокровенной Во мрачной урне он несет; Пред ним Ирой с щитом робеет, И червь у ног его немеет; К кривому острию косы Душа правдива лишь смеется. Не ропщет, что перестрижется Нить жизни в скорые часы. Иной рыдает иль трепещет, Что изощренно лезвее Уже над головою блещет, Готово поразить ее;

314 Рассвет полночи Другой, стоя вдали, вздыхает И робки взоры простирает На нового небес посла, Железную стрелу держаща, О роковой свой брус точаща, Дабы пронзить его могла. Колики смертны почитают Сей новый год себе бичем И сколь не многи обретают Вождя к спокойной смерти в нем! Но если я твой одр суровый Слезой омою в год сей новый И ты – в свой темный гроб сойдешь, Возможно ль, ах! – при смерти люты Иметь тебе тогда минуты? – Любезный друг! – ты лишь уснешь. Когда же парки уважают Тобой боготворимых муз И ножниц острие смягчают, Да не прервется наш союз, – Тогда скажу я, восхищенный: «О Феб, Латоною рожденный! Еще дай новых нам годов, Да мы продлим дни в дружбе нежной, Доколе век наш безмятежной Не осребрит на нас власов!" 115. К РУССКОМУ ЛУКУЛЛУ НА ТОТ ЖЕ СЛУЧАЙ Еще с седой главы снимает Часы крылаты бог веков, Еще он тихо пресыпает Упадший ниц песок часов,

Часть третья 315 Что прежде часто Вакх веселый Душистым соком окроплял И, тем дав ход песку тяжелый, Всю плавность времени отъял. Но бог пернатый снова ставит На темя лысое часы; С угрюмой скромностию правит Блестяще лезвие косы; Он ждет, чтоб ты песок в них влажный Минервы светом оживил Иль, возвратяся в храм муз важный, Парнасским жаром оживил. Смотри! – как скоро пролетела На крыльях розовых весна, Когда твоя душа имела На пищу нужны семена? Не лето ль ныне то бурливо, Где опыт, – ум – и духа свет Ведут с страстьми сраженье живо? Увы! – тотчас и то минет. Грядут сумрачны дни осенни, Где должен ты все то собрать, Что сеял в юны дни весенни; А там готовься гроб тесать, Где перестанет Хрон суровый Весенним причудам внимать; Увы! – не станет в годы новы Твоих Эротов грудь трепать.

316 Рассвет полночи 116. ХИТРОСТИ САТУРНА, ИЛИ СМЕРТЬ В РАЗНЫХ ЛИЧИНАХ Сурова матерь тьмы, царица нощи темной, Седяща искони во храмине подземной, На троне, из сухих составленном костей, Свод звучный топчуша обители теней И вместо скипетра железом искривленным Секуща вкруг себя туман паров гнилой, Которым твой престол весь зрится окруженным И сквозь который зрак синеет бледный твой! Се! – от твоей стопы река снотворна льется И устьем четверным в мятежный мир влечется, Да в четырех странах вселенныя пройдет! Навислые брега, где кипарис растет, Бросают черну тень в нее с хребтов нагбенных; Не зефиры в нее, но из расселин темных, Где начинался ад, подземный дует дух И воет в глубине, смущая смертных слух. О мрачна смерть! – ты здесь, конечно, пребываешь; Ты здесь ни солнечных красот не созерцаешь; Ни шлет сюда луна серебряный свой свет, Когда торжественно исходит меж планет; Скажи, – всегда ль ты к нам летишь средь тучи темной, Как, быстро вырвавшись из храмины подземной, Распростираешь в твердь селитряны крыле

Часть третья 317 И, косу прековав в перун еще в земле, Удары гибельны с ужасным ревом мещешь И светом роковым над дольним миром блещешь? – Всегда ли ты ревешь в чугунную гортань И там, – где возгорит на ратном поле брань, Рыгаешь в голубом дыму свинец свистящий И рыцарско дробишь чело сквозь шлем блестящий? – Всегда ли ты спешишь кинжал очам явить, На коем черна кровь кипящая курится? – Нет, – не всегда в твоей руке металл тот зрится, Которым ты стрижешь столь явно смертных нить. Богиня! – пагубен твой смертным вид кровавый, Но пагубней еще им образ твой лукавый, Когда, переменив на нежны ласки гнев И тонко полотно батавское надев, Лежишь в пуховике, опрысканном духами, И манишь щеголя волшебными руками; Или, сиреною исшедши из зыбей Для уловления со златом кораблей, Ты испускаешь глас, что в звуке сколь прекрасен, Столь внемлющим его смертелен и опасен; Иль, умащенные когда власы имев, Одежду, сшитую на нову стать, надев, Взяв в руку трость и пук цветов приткнувши к груди, Спешишь, где с нимфами распутны пляшут люди, Где в купле красота, где уст и взоров студ, Где Вакха рдяного Эроты в хор влекут;