Текст книги "Рассвет полночи. Том 1. Херсонида"

Автор книги: Семен Бобров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

220 Рассвет полночи Иль грядет в сумраках злачных Вновь очищенных купин, Где растет в удольях мрачных Чаща глодов, гордовин, Ежевики и бузины, Терна, груши и крушины. Может быть, Луцинда нежна, Главна часть души и нег, Спутница всегда прилежна Стоп его и мыслей всех, Примет равное участье В безмятежном сельском счастье; Где лишь чувство оживляет Тихо-бьющись их сердца И сокровища вливает В их беседы и слова; Где средь сельских их советов Вкус один – душей предметов. Тут Акает, или гуляя, Иль остановясь в тенях, Прелести прочтет, вздыхая, В голубых ея очах, Где мир кроткий обитает, Где лишь скромный огнь блистает; Где он черпает ту живость, Сердца нежного предлог, Ту безмолвну говорливость, Тот божественный восторг, Чем любовь лишь награждает Тех, – которых ублажает. Тут, – обняв розо-лилейну Грудь, – с ней сядет на траву

Часть вторая 221 И от страсти утомленну К ней уронит он главу, А чрез поцелуй и смехи Кончит сельские утехи. О счастливые супруги! Пусть три чисты сестры там1 В вожделенные досуги Вас ведут по тем местам, Где роскошны сельски виды Взору вашему открыты; Где лишь души ваши нежны Мещут в недра естества Всё, чем грады льстят мятежны; Так, как древле божества Нисходили в Рай прелестный, Оставляя Град небесный Нет градским сребристым узам Жертвы в райской сей тиши; Лишь открытость, – нежность к музам И веселие души Сельски виды оживляет И блаженство возвышает. Можно ль, чтобы огорчилась Мудрость строгая тогда, Если б жертва воскурилась При ключе сем иногда Нимф и муз веселых чину И Семелы гордой сыну?2 – 1 Грации. 2 Вакх, бог вина.

222 Рассвет полночи Нимфа сей вдовы священной Лишь на малый скроет срок Мудрости чело почтенной Под зеленый свой венок, Чем главу свою венчает, Русы кудри оттеняет. Муза пламенна не минет Ироических часов, Как с высот Олимпа сдвинет 100 Всех О мировых богов, Сладкой ихорь3 принимая, Кровь небесну воспевая. Но Семелы чадо нежно, Божество пиров, утех, Столь быть должно безмятежно, Каковым богиня нег В дни его невинны зрела И, вздохнув, впервые млела; Каковым она, в тенистой 110 Ходя роще и лугах, В гроте Низы1 каменистой Обрела его в цветах, Спящего средь роз душистых И среди плющей власистых! 115 Столь невинен да явится Сей воспитанник гиад – Разве, – разве покорится Воле нимфы2 в час отрад И растворит в чаше пира Шутку с сладостию мира? 3 Тончайшая кровь богов у Омира; следственно здесь ихоръ значит кровь Бакха, или сок виноградный. 1 Гора в Индии. 2 Здесь нимфа совершенно значит ключевую воду.

Часть вторая 223 71.УМОЛЕНИЕ ПРИРОДЫ ПРИ НОВОМ ИСТОЧНИКЕ Матерь! – Ты ль себя забудешь, Нежно чад своих любя? – Разве мачихою будешь, Коль с насмешкой погубя В среброногом сыне силы, Иссушишь его все жилы? Коль в кристальной колыбели Он исчезнет иль умрет, Оскудея средь скудели, 10 (Прежде, нежель в путь пойдет,) Прежде, нежель агнец летом Придет пить пред водометом. Ах! Ужель источник тайной Станет, крадучись, бежать В мере песни сей случайной И лишь временно звучать По струнам сим для забавы И гремучим быть без славы? 20 Разве только в вображеньи Будем бег его искать; В лоне муз иль в умозреньи3 Мнимый гул его внимать? – Нет, – пусть в бреге существует, В недрах матери ликует. 3 Нельзя оставить без некоторого замечания сих статей, в коих некоторое сумнение до сих пор изображается. Оно основательно было, потому что безуспешество в действии ключа и предприятии хозяина совершенно предугадано, как уже впоследствии и открылось.

224 Рассвет полночи Мать существ боговенчанна, Первородна дщерь небес, Дщерь любезна, постоянна, Тайна сила всех телес, Сила действа и страданья, Сила жизни и дыханья! Здесь стою я, – здесь вздыхаю, – Здесь, где томно бьет ручей, Я к тебе весь день взываю Над слезящей сей струей; Если грудь твоя пространна Всем твореньям невозбранна; Коль от груди многоточной Чада благ насущных ждут; Если жизненной сок прочной Существа из ней сосут; Ах! Склони ты грудь пенисту В колыбель сию сребристу! Пусть сей ключ в часы рассвета, Иль как полдень зной прольет, Иль как поздная планета Свет мерцающий зажжет, – Пусть он новыми стезями Резво скачет меж кустами! Пусть Лкастовы в нем члены Силу здравия найдут! Пусть из сей врачебной пены Свежи дни ему блеснут, Столь же тихи, беспечальны, Как струи ключа кристальны!

Екатерина II, Павел I и Александр I в медальоне. С гравюры Больдта

3 §■ s– со I

Л.В. Суворов. Портрет работы И.Г. Шмидта. 1800 г.

С.К. Грейг. Портрет работы И.Л. Аргунова. 1772-1773 гг.

В.Я. Чичагов. Гравюра Л.Г. Ухтомского. 1790-е годы

Ф.Ф. Ушаков. Портрет работы П.Н. Баженова. 1912 г.

Князь Н.В. Репнин. Портрет работы неизвестного художника (копия с оригинала Д.Г. Левицкого). 1780-е годы

о ^

Часть вторая 225 72. К ЛЮБИТЕЛЬНИЦЕ ПРИРОДЫ И МУЗ НА ГОСТЕПРИИМНОЙ ЕЯ ДАЧЕ Встаньте, встаньте, ореады, Дщери легкие холмов! Встаньте, музы и дриады, Из зеленых вы домов! Киньте там дремоты дики! Составляйте легки лики! Здесь Луцинда торжествует; Здесь Луцинда вам одна К бытию путь указует; Здесь среди красот она, – Как над облаком денница, – Тихих теней сих царица. Се при пурпурном сумраке Кротких вечера часов Здесь она в прелестном зраке Зиждет жертву чувств и слов На смеющейся долине В дань за дань Акасту ныне! Выдь, Задумчивость, из света! Нет там дружбы; – всё беда; Здесь ты в рубище одета Найдешь отдых завсегда; Лишь бальзам отрад польется, Ты испьешь; – грусть улыбнется. Так, Луцинда – ты достойна Обладать страною сей; Без тебя б была нестройна Благовидность сих теней; Без тебя б здесь Лира млела И Гармония мертвела. 8. Бобров Семен, т. 1

226 Рассвет полночи Пусть румянцем испещренны Баргамоты зрелы тут Или с вербой вяз священный Вкус, красу и сень дают! Но где нет тебя – там мука; А где ты – смеется скука. Здесь ты взглянешь – и небесный Расцветает в чаще край; Здесь ты ступишь – и прелестный Живописный дышет рай; Усмехнешься – всё живеет; Замолчишь – и всё немеет. Молвишь речь, – древа щепечут, А зефиры, встрепенясь, Оживленные зашепчут И хотят сказать в тот час: «Ты владей темпийской долей В сельских негах с полной волей!» Но дщерь солнцева вещает В честь лицеев новых сих: «Лучший час мне наступает Петь гостеприимство их. – Хоть язык мой изнеможет; Сердце в пении поможет». 73. К ПОКРОВИТЕЛЬНИЦЕ ОБЩЕГО БЛАГОРОДНОГО УВЕСЕЛЕНИЯ В НОВЫЙ ГОД Что слышу я? – Седый крылами год махнул И, перья дряхлые сложа, вздремал, – уснул; А юный гордый год, восстав из вечной бездны, Летит в вселенну, – в твердь, – в пределы многозвездны И солнцев пламенник подносит ближе к нам, Чтоб зиму растопить и жизнь дать сим странам.

Часть вторая 227 М(ордвино)ва – Час бил; – за ним отзвался новый; За ним сто уст тебе открыть восторг готовы; Но верь! – Единое в них сердце говорит, Единым пламенным желанием горит, Чтоб с нежностью к тебе год новый усмехался И тек бы в тишине, без бури окончался! Не смел бы горьких слез из темной урны лить; Не нагло парка бы крутила жизни нить. Пусть грубый нелюдим в уныньи истлевает! Пусть взор презорчивый в храм вкуса простирает, Где мир с утехою, невинность с простотой Теснятся вкруг тебя, вступают в лик с тобой; Где скромны грации венок из роз сплетают И, строя хоровод, чело твое венчают! – Мы здесь, покорствуя законам естества, И благо жизни сей чтя даром божества, Не должны ль томный дух отшелънинеск оставить И вкусу нежному сердечный трон поставить? – Мы знаем – не везде сей жизни путь тернист; Когда не гладок здесь, то ровен там и чист; Мы знаем – не всегда должна быть твердь ужасна; Бывает мрачна твердь, – бывает твердь и ясна. М(ордвинова) – Сие собранье посетив И щедростью своей его ты оживив, Колико мрачностей присутством отвращаешь, Колико милы дни ты впредь нам обещаешь? – Прими здесь чувствия от нас нелицемерны, Как излияния чистейшие усердны! – Они из многих уст, как токи вод, текут; Но ключ один, – они в благой душе живут. 8*

228 Рассвет полночи 74. ХОРЫ для сего увеселения в то же время О богиня игр волшебных, Возвышайся, возникай, Питие утех целебных С алых перстов изливай! Снидьте с радостным полетом В сень вечернюю, часы, Как нисходит знойным летом Ток вечерния росы! Здесь сыны утех блаженных Созерцают ночью день И среди забав бесценных Составляют райску сень. Тщетно зимние туманы Тьмят веселья цвет румяный. – Божество утех! Играй! Пусть блеснет в сей жизни рай! 75. ХОРЫ ДЛЯ ПОЛЬСКОГО в честь вождя морских сил, г. (Мордвинова) 1 Хор Божество пучины черной! Зри во славе здесь бессмертной, Зри великого в мужах! Уступи ему лазорный Скипетр и Эвксин покорный! – Он глава в твоих волнах.

Часть вторая 229 Трио Он подвиг, он труды свершает, Как Геркулес, как Исполин', Он честь народа умножает; Он должен вод быть властелин. 2 Хор Взвейся, слава, выше молний И эфир собой наполни, В рог трубя сребристый свой! – Простирайте вы, тритоны, В шумны волны громки тоны, Что Нептун у вас иной! Трио Он музам друг; он честь народу, Он мудрости отличный сын; Чтит истину и чтит природу; Он должен вод быть властелин. 76. ПОХОД ЧЕРНОМОРСКОГО ФЛОТА В СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ Польской на голос: Гром победы Хор Звук полночных громов мчится В средиземных глубинах; Не срацин карать он тщится; Росс их друг и вождь в водах. Встань, тень Рима и Эллады Встань – и северу чудись!

230 Рассвет полночи Трио Там, где флоты пламенели При Чесменских берегах, – Там опять орлы взлетели, Но не им, – а галлам в страх. Встань, тень Рима и Эллады Встань – и северу чудись! 77. ОТДЫХ МАРСА В ВЕСЕЛОМ СОБРАНИИ Другой Польской на тот же голос Хор Пусть шумит волной огнистой Марс кровавый на морях! Здесь звучит струею чистой Сребрян мира ключ в сердцах. Прочь, ты, буря! прочь, забота! Смейся, радость, смейся, мир! {Трио) Не гордись булатным ныне, Божество войны, (мечем)! Гром смягчится твой в долине, Где утехи бьют ключем. Прочь, ты, буря! прочь, забота! Смейся, радость, смейся, мир!

Часть вторая 231 78. ЛУЧШИЙ ДЕНЬ В ГОДУ AKACTA* Гремит перун – питомец Феба, Глагол Зевеса, – вестник неба! – Камена – Грянь за Зевсом вслед! – Ты дщерь его – сомненья нет; Блесни, чтоб в чаше токи лет Явили благодатный свет! Се Зевс сверкнул! – И быстро свет стекает Туда, – на дно – чрез сребряный перун, Трубой небесной с облак подтверждает * С желаньем нежно чувство лирных струн, Чтоб каждый был Акастов день бесценной Уделом сладким вечности блаженной. Акаст – Так муза вопиет Под ревом бурь и вихрей грозных; Так тихи дни тебе поет Под громом туч молниеносных. 79. ПОКРОВИТЕЛЮ И ЛЮБИТЕЛЮ РОССИЙСКОЙ СЛОВЕСНОСТИ г. М(ОРДВИНО)ВУ2 При многошумном устье Буга Бесшумный лик счастливых муз Обрел себе по сердцу друга; Обрел – и заключил союз. Сие писано было действительно во время летней грозы, когда был день Акастова празднества и угощения. Покровитель, упоминаемый здесь, учредил в сей стране казенную книгопечатню, чего тут дотоле, еще не бывало.

232 Рассвет полночи Уже язык их звучный будет Отсель греметь в позднейший мир; Потомок здешний не забудет, Кто жил, – кто строил струны лир. Уже компас, весы и лира Переселятся жить в листах; А сын брегов под тенью мира Живой глас узрит в письменах. Приморски музы Открывайте Пред общий взор свои сердца! Оливой с розами венчайте Бессмертья вашего творца! 80. К КОРАБЛЮ 74-ПУШЕЧНОМУ спущенному 1794 года в Херсоне1 Ступай в объятия Фетиды серебристы! Неси меня, – где путь Язону был открыт2, Где солнцевы врата и дом златый стоит; Иль – где Гесперские растут леса тенисты! Пусть снидет Хронов сын от горних стран с громами, Дабы присутствием Минервин труд почтить, И в сердце сопостат меж черными волнами, – Доколь сей труд живет, – ударами твердит, Сколь прозорлив над сим трудов был покровитель, И сколь искусен был и будет сорудитель. 1 Сей корабль строен был под начальством Его Высокопревосходительства) Н(иколая) С(еменовича) М(ордвинова) трудами корабельного) м(астера) К(атасанова). 2 Сочинитель сей надписи в то время сам спускался на сем корабле.

Часть вторая 233 81. ПЛАЧУЩАЯ НИМФА РЕКИ ГИПАНИСА ПРИ КОНЧИНЕ СЛАВНОГО ВОЖДЯ СИЛ эвксинских Содержание Бугея, нимфа сей реки, видит с берегу разные суда в печальном образе и сетует, дриада набережных вязовых рощей Улъмея застает ее в сем положении и участвует в горести; но тогда морской предсказатель, Нерей, приплывает из Эгейского моря в сию реку, предвещает и утешает. Туманов утренних моря, От силы знойныя паря, В палящей тверди исчезали, Струистым паром задрожали; Вдали синеет томный лес; Поля открыты пламенеют; Одне пещеры там темнеют, Прохладный ниспустя навес. Уже наяды не находят 10 Среди кипящих струй утех; Они иль в бездну глубже сходят Иль удаляются на брег, – На брег крутой, сенолесистый, Где в резвой пляске хор дриад Внимает Пана глас трелистый Иль эха полнозвучный склад. Меж тем как по лесам дриады Вкушают отдых и покой, Зеленочелые наяды 20 Ныряют в глубине речной. Кто, – кто от них там убегает, От дна реки наверх взлетает И бледной дланью выжимает Из тростниковых токи влас!

234 Рассвет полночи Она спешит на брег тенистый, Где куща томну сень дает, – Садится, – кудри рвет волнисты И в алебастрову грудь бьет. Тут слезы нежны истекают Из глаз смарагдовых ея, Жемчужной влагой орошают Прибрежный злак сего ручья. Опершися на пень вязовый, Зрит мрачный вид судов суровый И начинает разговор С собою: «Где ж утех собор? Где делось время прежней славы? Где те кристальные пути, В которых зрели мы забавы? – Их нет, – их боле не найти. Что ныне сделалось с тобою, Гипанис, томный Борисфен! Я слышу стон лишь под тобою; Я зрю – ты в мрачность облечен. Тритоны в волновой одежде, Как в час веселый было прежде, Уже не трубят в звонкий рог; И сам седой их страждет бог. Все, – все, мне кажется, минется... Ток слез моих с избытком льется; Но глас мой становится нем; О горе – лейся ты ручьями! – Кому, – кроме меня, – ты чуть? Здесь дриада вязовых древес, по имени Ульмея, подслушивает, подходит к плачущей и вмешивается в ея тоску.

Часть вторая 235 Улъмея Как? – здесь Бугея – ты, любезна!.. Скажи! – какая участь слезна Тебя крушится нудит тут? Твои зеницы побагрели; Ланиты в пламени горят; Власы зелены поседели; По плечам брошенны лежат; Из желви гребень твой точоный Там кинут – в утлых камышах; Скажи! – почто вздыханья, стоны Столь часто слышны в сих местах? – Почто здесь сохнешь от кручины? Откройся, для какой причины, Забывши родину, мой друг, Грустишь одна – и без подруг. Бугея Сама ты ведаешь, Улъмея; Всегда ль лазурь на небесах Яснеет в тишине синея? Всегда ль на облачных краях Жемчуг и золото яснеет? Всегда ль равнина бездн седых Зерцало гладкое имеет? Всегда ли чист кристалл на них? Ты знаешь, что не редко мчится С полуночи бурливый дух; Среди стальных колес стремится И возмущает тихий юг; Он тучные холмы шатает, Он кедры с корнем исторгает; Он Хаос возрождает тут, Где бури воют и бегут,

236 Рассвет полночи На медных рыщут колесницах И сыплют дробный огнь в зарницах, Меж тем как бездны восстают. Увы! участница тоски! Как должных слез не проливать? – Средь сей вздыхающей реки Вовек утех мне не видать! Ты видишь там кормы крылаты, Покрыты страшной чернотой; То гробы, мнится мне, чреваты Орудиями смерти злой; Ты видишь парусы там бледны; То, мнится, тени пеплоцветны, Надуты яростию туч И гневом реющей полнощи, Отколь бежит далече луч, Что, сквозь туманны мчася рощи, Чрез голые холмы скользит И в тихие страны летит. Нет, – видно, вздохи будут вечны; Знать, – вечно пить струи мне желчны. Не слышишь ли удодов клик И вранов горестный язык, Что там по реям превитают? – Мне мнится, всякая волна Свершает тамо погребенье, Где в прежни ясны времена Смеялась радость и веселье. – Ужли кого глотает вал! – Как? – Борисфен могилой стал! – Ульмея! – вот картина мрачна! Ужасно при гробах мне жить! – Картина страшна, – смертно-зрачна! Ужасно к ним мне приступить!

Часть вторая 237 Ульмея Жаль, жаль, что лютый рок осилил; Что дом тебе твой опостылел! – Ужли таков сей будет край? – Жаль, милая! – но продолжай! Бугея Я прежде восхищалась зреньем, Как ключ Гипанский шумно бил; Как легким чрез скалу паденьем Дуги серебряны крутил; Я зрела, как суда веселы, На ветрилах надутых мчась, Как лебеди пушисто-белы, В Эвксин летели в шумный час; А мы за сими ушлецами, Как ласточки, гналися вслед; Лишь смехи слышны меж кормами, И наш был хохот им в ответ. В то время их хребты стальные Являли жатвы цвет златый Или лилеи цвет млечныя, Или тирянский багрец густый, И будто бы полки сребристых Иль златолиственных лесов Виясь бежали средь пенистых Гипанских радостных валов; Их разноцветна тень пестрелась В невозмущенных глубинах; В зерцале наших нимф гляделась, Бежа им вслед в витых столпах. Ах! – там мы вод вождя видали; То лавр, то мирт чело на нем Попеременно оттеняли; Я с ним купалась в токе сем...

238 Рассвет полночи Улъмея – помнишь бой в лимане; То с дивийми богов был бой В горящем инеев тумане; То в тучах спор был громовой; Тогда сии перунны рощи Не гробы, не призраки нощи Казалися в себе самих, Но славные трофеи их, Которы сильно потрясали Узийский1 холм с седых валов; Суда срацински превращали В гробницы собственных громов; Тогда под гордыми стопами Трофеев скачущих с громами Пылала в дыме глубина, Крутя кроваву пену с дна. – Ты помнишь, как лимански волны Дотоле слез и крови полны Под игом стропотных врагов, В своих пучинах с стоном выли; Они давно поверх хребтов Ярмы срацинские носили, Но свободится не могли От изуверов сих азийских, Что с тяжестью на них легли, Доколе на судах российских Язоны новы притекли И огнь сквозь воды пронесли. Тогда лишь молнии полночны От сих торжественных судов, Ударили в кормы восточны! Враги от мстительных громов, Дрогнув, – метались, упадали, То же, что очаковский.

Часть вторая 239 Тонули, мчались, исчезали. – Бич огненный шумел везде; Суда их молния снедала, Тела их глубина глотала; Не знать тиранов сих нигде, И на речных сих берегах Утехи прежни, мир, забава, Краса, свобода, блеск и слава Открылись в радужных лучах; Увы! – надолго ль быстра радость Меж нимф разлила жизни сладость? Она дотоль могла блистать, Доколе вождь успел дышать; А ныне – как не возрыдаю? – А ныне я вождя струй сих По прежнему не ощущаю В младых объятиях моих. – Лик светлый флотовидной рощи По своенравию судьбы Приял печальный образ нощи, Где ужасов живут рабы. Се дебрь влечется средь тумана, Одета в вретище иль креп, Иль в перья зловещуна, врана, Сказующего рок свиреп. Вот – так в Фессалии веселой Однажды несчастливый вран, Имев, как горлица, вид белой Или, как гусь, крыле и стан, За Коронису изгнан, бедный, Из стада белых птиц, став черный, Где ж? – где ты, милый мой, теперь? К тебе сих вод взывает дщерь! – Увы! – любезный мой не внемлет, С кем я резвилась в сих струях! – Знать, ввек в гробницах сих он дремлет!

240 Рассвет полночи Ах! всё, – всё хладно в сих местах. Там бледны ветрила вздыхают, Что основателя нет их; В них ветры шепчут и вещают, Что прежний вождь отшел от них; Где ж милый мой? – в гробах глухих!.. Да, – вижу, что сия премена Не случаем была слепым; Да, – здесь судьбина сокровенна Совсем идет путем иным. – Всемощны жребия закона Ту цель имели, чтоб суда Без их вождя сквозь сиры волны Чернели вретищем всегда; Так, – тщетно по вожде вздыхаю И здесь ищу его я след! – Могу ль сыскать? – почто ж рыдаю? – Далече он, – его здесь нет... Ульмея О бедная моя Бугея Конечно, – долг грустить, вдовея; Но ах! – ты грустью таковой Отъемлет также наш покой. Бугея Да, – да, несчастная Ульмея – И ваш, – и ваш не лестен рок. – Древа, где дух ваш, цепенея, Не движась, спит, как мерзлый ток, Древа сии, объемлясь братски, Жить вкупе чаяли всегда; Но лишь секиры святотатски

Часть вторая 241 Сверкнули, – помнишь ли, когда? – Зелены братья всколебались; Раздался вой меж их тотчас; Тогда, из их сердец гонимы, Как вихри, существа их шли И были за власа влачимы Сперва на брег, – потом в струи; Лишь счастье то, что все в то время С водными дщерьми посестрясъ Составили едино племя, А их тела, в зыбях носясь, Прияли оборот другой, Но столь же милый и живой; Живой! – но ах! – теперь тускнеют? К чему ж толь страшный вид на них? Все наши нимфы не умеют Смыть смерть и гробны пятна их. Ульмея коль теперь сменяют На пепельный янтарный цвет, Лилейный в враний претворяют, То пусть и дух иной живет! Пусть довершат! – Пусть все утехи Плачевный понесут урон! Пусть в вздохи превратятся смехи, Улыбка в плач, а песни в стон! Скажи сие подругам верным! Уверь, что черные суда Идут на вкус пучинам черным! Вран врану милый друг всегда. – Вот горьких слез моих причина! Помысли! – льзя ль не плакать мне? Была приятная година; Тогда мы зрели властелина; А ныне – черны веют дни! Нет ведра, – бури лишь одни.

242 Рассвет полночи В сию самую минуту показывается вдали седовласый старец, выходящий из-под волн и отпрыскивающий от себя водную росу; он едет на дельфинах и подплывает к самому берегу. Бугея продолжает. Но кто в лазоревом хитоне Сюда спешит поверх зыбей? Под ним крутится бездна в стоне; Над ним вертится вихрь ярчей; Скажи, Улъмея, кто? Бугея Нерей; Коль я не ошибаюсь, – сей Эгейской древний житель бездны, Седый пророк. Нерей Мир вам, любезны! – Да будет радость в сих странах! Бугея Какая радость здесь? – нет силы, Посол морей, вещать мне! – ах! Когда б ты знал наш рок унылый! Нерей Я зрел в полуденных водах Бегущи здешние кормилы; В них каждый Исполин стокрылый Гремел в торжественном огне;

Часть вторая 243 Что ж вы тоскуете одне? – Ты – и твоя в слезах подруга! – Бугея! ах! – откройся мне! Ты зришь во мне пророка, – друга. Бугея Почтенный меж богов пророк! Я не напрасно проливаю В сем грустном месте слез поток; Сам видишь, в чем я унываю: Ты видишь образ здесь гробниц, Не прежний громких вид бойниц. Нерей Я вижу сам суда здесь черны; Их ветрила не ино что, Как вретища какие смертны. Бугея И так винишь ли плач за то, Что мрак в волнах сих ощущаю, Что смерть вождя воспоминаю? – Ах! – прежней славы нет в судах! – Я часто от сестер из круга Хожу здесь плакать на брегах; И ни одна со мной подруга Моей печали не делит; Лишь жду одна здесь со слезами, Не пременится флота вид, Дабы сестрам моим печальным О сей премене предъявить И чтобы токам сим кристальным Приятный путь возобновить. – Увы! – того не обретаю! -

244 Рассвет полночи Все носит здесь ужасный вид. – Вещай же, чем отныне чаю Отца и сетр увеселить? – Увы, пророк! – всегда ль яснеет Лице лазоревых небес? – Приходит ветр, и свирепеет, И воздух помрачает здесь. Нерей Но знай, что не всегда темнеет Лице лазоревых небес; Приидет час, – и прояснеет; И рассмеется брег и лес. – Как? – разве солнце отречется Свет тихий паки возвратить! И разве север век мятется! Нет, дщерь моя! – забудь то мнить И верь, что ты увидишь снова Драгого в миртовом венце; Обнимешь... более ни слова; Ты рай найдешь в его лице. – Полярный Белый бог возлюбит Блестящий радостью венец; Он сильный свет свой усугубит, Чтоб мрак сей восприял конец; Полубогам он не желает Глубить в реку сей лес гробов; Трофеи светлы назначает, Чтобы носились средь валов. Не сетуй, дщерь моя любезна! Не сетуй! – минет доля слезна!.. При сих словах Нерей укрывается от глаз; дельфины приемлют его на себя и удаляют в Эгейское море, дабы возвестить о том в Средиземных водах северным пришельцам.

Часть вторая 245 Улъмея Отри, сестра, потоки слезны! Льсти нет в Нерее, – он пророк; Теперь все слезы бесполезны. – 360 Ужли же своенравный рок Торжествовать не перестанет? Ужли Нереев глас обманет? Ужли сей мрачный флота вид На вечну горесть превратит Веселье прежних дней прекрасных И рай наш в тартар зол ужасный? – С полночи выдет иногда Вновь перекатная звезда... Пойдем к сестрам и, сколько хочем, Меж тем попляшем, похохочем? 82-96. КЕНОТАФИЧЕСКИЕ ПАМЯТНИКИ ПОДВИГОПОЛОЖНИКАМ 1. НИЗЛОЖЕННОМУ ПЕТРОМ ВЕЛИКИМ СЕВЕРНОМУ АЛЕКСАНДРУ Здесь – новый ужас мира спит; Возглавьем Курция имеет1. Как? – ныне Марсов сын молчит, Сей полубог во прахе тлеет, Что, быв под громом весел, резв, Топтал Цереру с Вакхом в поле, Чтоб сына Зевсова быть боле!2 – 1 Карл XII, не выпуская из рук, читал для лучшего себе примера любимую им Курциеву Историю жизни Александра Македонского. 2 Александр Македонский был сын Филиппов, но называть себя велел сыном Юпитера, как известно.

246 Рассвет полночи Но что? – душей едва быв трезв... В казнь челюстям времен суровым Он стал – трофеем ввек Петровым. 2. СООРУДИТЕЛЮ АРТИЛЛЕРИЙСКИХ ОРУДИЙ В ХЕРСОНЕ Когда б рог славы онемел В хвале Стр(уговщико)ва дел, То медь, им в гром преобращенна, Против срацинов обращенна, Не умолчала бы о нем3; – Но если б был и гром сей нем, То нам сей камень возвещает, Кто по трудах здесь отдыхает. 3. ЕМУ ЖЕ Прости, – прости, Стр(уговщико)в Пусть медный гром твоих трудов, Разя средь черных вод врагов, Твердит, кто ты был в дни таков! 4. ОТЦУ АКАСТА Вот, здесь отец мой спит! – пришлец, остановись! Здесь прах лежит его; здесь горько прослезись! Оплачь его со мной, потомству возвещая, 3 Вылитые тщанием сего именитого мужа орудия для Черноморской артиллерии делают ему довольную честь и славу.

Часть вторая 247 Что Г(ерин)г, некогда сим градом управляя1, Спасал его от орд, прославил тем свой век; Пылал он, как Герой, – погас, как человек. 5. ДРУГАЯ ЕМУ Кто слезный памятник Герою сорудит, Который, некогда сим градом управляя, Скончал со славой век, толпы врагов сражая, А ныне под простым зеленым дерном спит? Кого же более подвигнет здесь судьбина? – О Г(ерин)г – никого, кроме стеняща сына... 6. К ПРАХУ ЗАЩИТНИКА Отеческая тень! – давно душе твердишь, Что не оплакана над гробом сим скорбишь, Что знака дел твоих еще не воздвигаю И имени отца векам не возвещаю, Который бытие бессмертием венчал, От зависти крамол бессильных защищал. – О Шв..А окропись теперь моих слез током И с тверди на меня воззри довольным оком! 7. ОТ ТЕНИ ОТЦА К СЫНУ Постой, мой сын! постой! – ты знаешь несомненно, Чье тело здесь лежит во мраке погребенно! Дополни сына долг залогом вечным, твердым! Умерший, быв комендантом в Елисаветграде, многократно спасал оной от татарских набегов, а прошлого 1769 года скончался и там погребен. Монумент с надписью поставлен над ним < 1)790 года.

248 Рассвет полночи Напомяни в слезах потомкам добросердым, Что страждущих отец, – что твой отец здесь спит И новой ждет зари, как сон сей пролетит. 8. К ПРАХУ ДВУХ БРАТЬЕВ, БЛИЗНЕЦОВ Здесь в тишине они лежат! – В..А – здесь воздыхайте! Два брата, – две надежды спят, – Надежды всей семьи; – рыдайте! Семнадцата весна цвела В чертах их юного чела; Одна родила их утроба; Один сокрыл их камень гроба. – Их души – к Близнецам летят!2 Тела – здесь в тишине лежат!.. 9. К Г. РСНСКМ О путник! – видишь ли сей камень, Под коим волею насильно чрез перун Изъятый рано муз и нимф угаснул пламень? Ах! путник! плачь со мной! – он был... был юн. 10. К ФЛНВ Пришлец ли ты? – остановися, Над сей могилой проелезися! Увы! там друг мой вечно скрыт, С ним бедность и злосчастье спит, Но он был добрый, просвещенный, – Престань от слез, пришлец смущенный! 2 Сии два брата умерли в майе.

Часть вторая 249 11. СУДЬБА ОБИДЧИКА Послушай, плачущий! – прости ему! – ты знаешь, Что ты поправшего тебя здесь попираешь. 12. Г. Л...ВУ. IMPROMPTU Вот жертва должности священной, Поверженна внезапным сном! Он спит; – и сон невозмущенной Не обретет конца потом; Но с ним восстанут все доброты, Смиренье, честность и щедроты; Прах здесь, – а те – на небесах. – Друзья! – вы лучше сами зрите И лучше долг ему дадите! – А мне не можно... во слезах!.. 13. К БРАТНЕМУ ПРАХУ Г. ПОДГ... ЦИ Прости, любезный брат, навеки! Ты здесь сложил в могиле прах, Как все земные человеки; Ты лег не в Марсовых полях; Увы! – вся жизнь есть – поле ратно, Где пал твой цвет дней невозвратно. 14. К УМЕРШЕМУ ВЕСНОЙ БЕДНОМУ ЮНОШЕ Неведом в страшной спит пустыне, Где мрачны рвы, изрыты в ряд, Грозят блистающей гордыне, Увы! – и кротости грозят.

250 Рассвет полночи Сравним ли мы его судьбину С судьбиной пышных богачей? Сколь разную пред ним кончину Имеет блещущий злодей! Там шумный звук косы летает В стократных вздохах по странам, А здесь – столь тихо он вещает, Что слышен малым лишь друзьям. Богач, и в гробе ополчаясь На смерть, – под мармором лежит, А бедный, – надписи лишаясь, В безвестности под дерном спит. Увы! – ни юность многоценна, Ни дарованья, ни красы Не защитили тела тленна От лезвея кривой косы. Зима проходит, – Феб спускает Свою лампаду ближе к нам, И нежный Зефир возвещает Восстанье дремлющим вещам. Еще природа воскресает; Еще в трех царствах жизнь горит; Но в нем – лампада погасает; Весна его не оживит! Друзья! – отрите слезны токи! Весна небесна воззвала, Да там ея красы высоки Душа его обресть могла.

Часть вторая 251 15. К ПРАХУ ПОЧТЕННЕЙШЕГО И ЛЮБЕЗНЕЙШЕГО М<0>Ж(АЙ>СК(0>Г(0) Был в бреньи дух, – дух милый по делам, По свойствам сердца, по уму, по знанью; Как некий Аддисон – по дарованью1; Отколе шел он, – ныне паки там... 97. БАЛЛАДА МОГИЛА ОВИДИЯ, СЛАВНОГО ЛЮБИМЦА МУЗ Овидий ты несправедливо желаешь включить бича своего в лик небожителей; заточение твое научает нас, достоин ли он всесожжении за свою великую неправоту? – Без существенной вины отщетив тебя от отечества, он еще старался прикрыть свою месть, и небо допустило ему соделать тебя несчастным за ту единую слабость, что ты безмерно ублажал его. Надлежит быть весьма жестокосерду, чтоб у отечества отъять самый редкий ум, какой токмо бывал когда-либо в Риме, и проч. Лингенд в элег{ии) об Овидии Там, – где Дунай изнеможенный Свершает путь бурливый свой И, страшной тяжестью согбенный Сребристой урны волновой, Вступает в черну бездну важно, Сквозь бездну мчится вновь отважно. В Англии был славный Аддисон, статский секретарь, философ, поэт и благоразумный критик.

252 Рассвет полночи Морские уступают волны; И шумны устия пути, Быв новым рвеньем силы полны, 10 Чтоб ток природный пронести, Простерши полосы там неки, Бегут к Стамбулу, будто реки. Остановлюсь ли тамо ныне Близ Темесварских страшных стен, Где в окровавленной долине Австриец лег, Луной сражен, Где мыл он кровью в ужас света Победные стопы Ахметах Ужели томна тень Назона 20 Ту музу совратит с гробов, Что с воплем горестного стона Спустя осьмнадесять веков Оплакать рок его дерзает – Там, где он в персти исчезает?2 Нет, – тень любезна, тень несчастна! Не возмущу твоих костей; Моя камена тихогласна; Пусть по тоске и мраке дней Они с покоем сладким, чистым 30 Почиют под холмом дернистым! Ужасны были Томски стены Сии Назоновым очам! Все тихо; взоры заблужденны 1 При конце семнадцатого века австрийцы в том месте были турками разбиты. Сие происходило 1669 года. 2 Весьма достоверно, что Овидий погребен в сей стороне; ибо Те– месвар есть тот самый древний Томитанский город, о коем он так часто упоминает в элегиях своих.