Текст книги "Возвышение империи"

Автор книги: Сэм Барон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

– Больше ничего не надо, Лани. Спасибо.

Он сказал это будничным тоном, осторожно подбирая слова.

Когда она шагнула прочь, он вспомнил свое обещание и повернулся к Сисутросу.

– Я взял под защиту Лани и ее сестру, – сказал Эсккар сидящим за столом людям. – Позаботься о том, чтобы все наши узнали об этом, и тебе лучше рассказать об этом и здешним жителям тоже.

– Я скажу сегодня об этом совету, и прослежу, чтобы они распространили весть по всему Биситуну, – ответил Сисутрос.

Эсккар сделал глоток разбавленного вина.

– А теперь расскажи, что было, пока я спал.

Спустя мгновение все мысли о Лани вылетели у него из головы.

Сисутрос встретился с заново назначенными деревенскими старейшинами. К завтрашнему утру большинство влиятельных фермеров появятся в Биситуне, и они смогут выбрать из них пятую и последнюю часть совета. Тогда старейшины смогут начать управлять делами селения. И начнут они с казни Ниназу и продажи в рабство его людей.

Когда голова Ниназу будет висеть над воротами и самые злостные его приспешники будут казнены, люди Эсккара смогут заняться другими делами, вместо того чтобы день и ночь охранять пленников. Что касается остальных людей Ниназу, они будут клеймены и отправлены на работы.

Потом новый совет займется проблемой украденной собственности – будет выяснять, что именно отобрал Ниназу и как то, что уцелело, вернуть владельцам. Аккад возьмет себе две десятых каждой возвращенной собственности в качестве пошлины. Сисутрос полагал, что уйдет еще один день на раздел добычи, включая то, что они забрали у пленников и добавили к хранившемуся в кладовой Ниназу.

Когда с Ниназу и его награбленным золотом будет покончено, воины, жители и рабы займутся восстановлением Биситуна и окрестных ферм, расчисткой земель снаружи стены, починкой оросительных каналов и всем остальным, что необходимо, чтобы вернуть общину на путь процветания. Как только начнутся эти работы, совет сможет обсудить множество мелких дел, которыми будет без устали заниматься последующие несколько недель: улаживание споров и обращений к правосудию.

Выслушав приказы, которые Сисутрос отдал людям, Эсккар поговорил с Хамати и Дракисом о том, чем будут заниматься они. К тому времени, как ужин кончился, Эсккар объявил, что он доволен планами и приготовлениями Сисутроса.

– Как только Ниназу и его люди будут казнены, я захвачу с собой Гронда и еще несколько человек и начну объезд окрестностей. Я хочу увидеть сам, как идут дела у фермеров, каковы посевы, хороши ли стада овец и коз.

Если кто-то за столом и подумал, что правителю Аккада не пристало самому посещать фермеров, он оставил эти мысли при себе.

Но Эсккар знал, что Трелле и остальным благородным людям Аккада будет жизненно важно знать об этом. Им необходимы сведения о том, что поступит в Аккад с севера страны и когда. Без постоянных поставок зерна, льна и скота торговля Аккада замедлится, а этого не должно случиться, тем более когда там идет такое большое строительство. Истинная цель того, что делал Эсккар, находилась в Аккаде, не здесь.

Эсккар встал и потянулся. Теперь он чувствовал себя расслабленным, сытым и достаточно выспавшимся, чтобы справиться с делами.

– Ниназу сказал что-нибудь полезное?

Сисутрос покачал головой.

– У нас еще не было времени подвергнуть его пытке, – Сисутрос вздохнул, обдумывая еще одну стоящую перед ним задачу. – Я поговорю с ним.

– Нет, мы с Грондом управимся сами. А ты не забывай о жителях.

Гронд провел Эсккара к дальнему концу комнаты, к спальне, самой дальней от той, в которой отдыхал Эсккар. Эта комната без окон имела единственное крошечное отверстие рядом с потолком для света и вентиляции; ее дверь, одна из двух самых прочных в здании, была недавно укреплена, что было видно по новому свежему дереву. Дверь охранял сидевший на табурете воин, который встал, когда приблизились Гронд и Эсккар.

Гронд открыл дверь. Внутри сидел на сундуке лицом к Ниназу еще один часовой из клана Ястреба, положив на колени обнаженный короткий меч.

У пленника на лбу красовался большой синяк – там, где Эсккар саданул его рукоятью меча, а одна сторона его опухшего лица была покрыта ссадинами и синяками после удара кулака Гронда. Ниназу связали, как цыпленка, его запястья скрутили за спиной, руки примотали к бокам. Серебряные браслеты сняли с него и отдали Гронду и Сисутросу в качестве подарков. Еще одна веревка была накинута на его шею, второй ее конец был привязан к другому деревянному сундуку.

Ноги Ниназу оставались свободными, но ему сломали правое бедро. Опухоль на ноге была темно-синей, покрытой запекшейся кровью. Тот, кто сломал ему ногу, знал, что делал. Никто не потрудился сложить сломанную кость – Ниназу все равно будет мертв задолго до того, как сможет ходить или погибнет от заражения.

На мгновение Эсккар почти почувствовал жалость к этому человеку, отчаянному разбойнику, который рискнул захватить богатую деревню – и проиграл.

Ниназу повернулся к двери, когда вошел Эсккар. Глаза разбойника были настороженными, и богатая одежда посетителя сказала ему все, что ему нужно было знать об этом человеке.

– Приветствую, Ниназу, – начал Эсккар.

Тот не ответил, и Эсккар, вытянув ногу, коснулся сандалией правого бедра Ниназу. Это послало через тело узника волну боли, и он невольно задержал дыхание. Эсккар повернулся к охраннику.

– Ему что-нибудь давали?

– Немного воды этим утром, командир. Больше ничего.

Эсккар удовлетворенно кивнул. Дай человеку достаточно воды, чтобы он оставался в сознании, чтобы он мог чувствовать боль и беспокоиться о своем будущем.

– Мы дадим тебе еще воды, может быть, даже вина, если расскажешь нам то, что мы хотим знать, – продолжал Эсккар.

Ниназу ничего не ответил, только посмотрел на Эсккара полными ненависти глазами.

– Твой брат смотрел на меня точно так же перед смертью, Ниназу. Он долго терпел пытку, прежде чем мы отдали его женщинам Дилгарта, и те убивали его много часов. Он рассказал мне все о тебе и о твоих людях.

Ниназу бросил ненавидящий взгляд на того, кто взял его в плен.

Два стоящие в комнате сундука были полны золотых статуэток, чаш и других ценных предметов – это была большая часть богатства деревни. Четыре больших мешка были набиты золотом, серебром и медными монетами, а еще ювелирными изделиями, драгоценными камнями и даже кое-какими отличными кожаными вещицами. Ниназу по-прежнему окружало награбленное им добро; в таком окружении он и будет оставаться по крайней мере до завтра.

– Утром деревенские старейшины приговорят тебя к смерти, Ниназу. Сколько страданий ты вытерпишь до этого момента – решать тебе. Нам не так уж много надо от тебя узнать. Если ты все расскажешь, тебе дадут столько вина, сколько сможешь выпить, и это притупит боль.

Эсккар мгновение помолчал.

Он не испытывал ненависти к этому человеку, не испытывал даже отвращения к тому, что Ниназу пытался сделать. Многие другие сделали бы то же самое, включая самого Эсккара в дни его юности. Теперь эти дни казались ему далеким прошлым – дни, до того как Трелла объяснила ему пути власти, объяснила таинства крестьянского труда и жизни деревни.

– Или мы можем просто дать тебе много воды, чтобы ты наслаждался каждым своим ощущением. Выбор за тобой, Ниназу. Твой брат выбрал вино, но слишком поздно, и много страдал.

– Кто ты? – у Ниназу был глубокий голос, полный гнева и ненависти. – Зачем ты явился в Биситун?

Было бы пустой тратой времени объяснять Ниназу планы Аккада.

– Я пришел, чтобы присоединить эти земли к Аккаду, и я это сделал.

Эсккар повернулся к охраннику.

– Дай ему вволю воды.

Он осмотрел комнату, полную награбленного добра. Такие вещи мало значили для Эсккара теперь, когда он испытал вкус власти. Золото имело свою пользу, но не придавало силы ни руке человека, в которой он держит меч, ни даже посевам на земле. Эсккар кивнул охраннику, вернулся в общую комнату и закрыл за собой дверь.

Вместе с Грондом он вышел из дома на деревенскую площадь. Вечернее солнце опустилось за горизонт, наступала новая ночь.

– Гронд, где-то должно быть еще награбленное, и командиры Ниназу могли спрятать свою личную добычу. Позаботься, чтобы он сказал то, что мы хотим узнать. Начни работать с ним утром, сразу после завтрака. Помни, он должен дотянуть до полудня, поэтому не давай ему слишком много вина.

– Этот будет говорить, командир. Он конченный человек и знает это. Шулат мог по крайней мере надеяться, что брат за него отомстит, но Ниназу незачем жить. К завтрашнему дню лихорадка ослабит его волю.

– Чем скорее он уберется с дороги, тем скорее жители деревни смогут наладить свою жизнь.

Эсккар провел остаток дня с Сисутросом. Эсккар встретился с тремя новыми старейшинами, но они могли говорить только о том, сколько вытерпели от Ниназу, и Эсккар едва вынес пару часов такого рода разговоров. Оставив их с Сисутросом, Эсккар и Гронд в сопровождении двух воинов прошлись по деревне, проверяя охранников, лошадей и людей.

Покончив с этим, они нашли маленькую харчевню, хорошо освещенную, полную пения и смеха. Набившиеся в нее счастливые люди праздновали свое освобождение от Ниназу. Когда вошли Эсккар и его люди, их встретили пьяные приветствия, не прекращавшиеся, пока счастливые посетители освобождали место для вновь прибывших.

Эсккар провел там час, втиснувшись за стол, покупая всем выпивку и разговаривая с простым людом. Но сам он выпил только одну кружку эля. Гронд выпил две, и после второй упомянул, что Типпу – самая красивая из всех когда-либо виденных им женщин.

К тому времени, как они вернулись на рыночную площадь, большинство жителей Биситуна готовились лечь спать. Даже в доме Ниназу горела всего одна лампа. Немногие могли позволить себе жечь масло или свечи после наступления ночи, особенно когда над головой ярко сияют луна и звезды.

У большого колодца посреди рыночной площади впервые за весь день никого не было, и Эсккар остановился, чтобы выпить свежей воды и умыть лицо и руки.

У дома стояли на страже два воина, а внутри он обнаружил спящего за большим столом Хамати; под рукой у него был меч.

Эсккар остановился, чтобы проверить, как там Ниназу, и обнаружил, что пленник спит беспокойным сном. Тем не менее охранявшие его воины оставались начеку, наблюдая за своим подопечным через открытую дверь.

Сисутрос занял одну из спален и отправился в постель час назад; его похрапывания ясно слышались в общей комнате.

Эсккар пожелал Гронду спокойной ночи и вошел в свою комнату. Он не потрудился зажечь лампу, просто оставил дверь приоткрытой. Мягкий свет, струившийся из главной комнаты, помогал видеть постель.

Эсккар снял пояс с мечом, вытянул оружие из ножен и положил на низкий столик возле кровати. Потом сел, чтобы расшнуровать сандалии.

Вернувшись к двери, он мгновение медлил, чтобы убедиться, что помнит, где находятся все предметы в комнате, потом закрыл дверь и уронил поперек нее деревянный засов.

Стянув через голову рубаху, он бросил ее у изножья кровати и устало лег.

Эсккар думал, что заснет через несколько мгновений, но вместо этого лежал, глядя на слабый свет луны, льющийся через прорубленное высоко в стене крошечное окно. Длинный день наконец-то был окончен, и все сложилось неплохо. Биситун будет наслаждаться своей первой ночью свободы. А ему самому теперь нужно только…

Он сел на кровати, протянув руку к мечу.

Что-то шевельнулось у окна, и рука его стиснула рукоять меча, когда движение повторилось. На фоне ночного неба виднелось что-то еще более черное.

Тень двинулась, и Эсккар услышал тихий стук, когда нечто приземлилось на пол рядом с кроватью. Эсккар успел мельком заметить, что это такое, когда оно спрыгнуло вниз.

Это был кот с золотисто-зелеными глазами, мерцавшими в слабом свете. Эсккар увидел, что животное наблюдает за ним.

Мгновение он размышлял: не ударить ли кота; а вдруг Ниназу наслал на него какого-нибудь демона? Потом Эсккар передумал. Кот, казалось, считал это место своим, судя по тому, как он уселся посреди комнаты – черная тень с яркими глазами, устремленными на Эсккара. Когда глаза самого Эсккара привыкли к темноте, он увидел, что кот держится настороже, но не боится.

Эсккар что-то пробормотал себе под нос и снова положил меч на стол. Животное забралось в комнату, значит, могло и выбраться из нее.

– Оставайся, если хочешь. Только дай мне поспать.

Ничто крупнее кота не могло пробраться внутрь – Эсккар не сомневался в этом.

Он снова упал на подушку, дыхание его выровнялось, он закрыл глаза и вскоре начал засыпать.

Тихий стук в дверь немедленно заставил его сбросить ноги с постели и снова найти рукоять меча, даже не нащупывая его. Эсккар встал рядом с дверью.

– Кто там?

– Лани, господин. Я принесла тебе вина.

Она говорила тихо, ее едва было слышно через дверь.

Эсккар не хотел никакого вина. Он собирался сказать ей, чтобы уходила, но вместо этого открыл дверь.

Лани и ее сестра стояли за порогом, лицо Лани озаряли отблески маленькой свечи, которую она держала на подносе. За ними Эсккар увидел Гронда, наблюдающего из-за стола.

– Можем мы войти, господин? – спросила Лани.

Он заколебался, не уверенный, что хочет ее видеть, потом все же открыл дверь пошире и шагнул назад. На подносе в руках Лани стояли черпак с вином и чаша, а Типпу несла чашу с водой и ткань.

Лани шагнула в комнату так, словно боялась, что Эсккар снова захлопнет дверь. Типпу последовала за ней, хотя не так быстро.

Эсккар смотрел, как они входят. Кот исчез, наверняка тем же путем, что и вошел, и точно так же бесшумно.

– Мы подумали, что ты захочешь выпить вина, перед тем как лечь, или умыть лицо и руки.

Лани поставила поднос на стол, потом подошла к двери и закрыла ее, хотя Эсккар все еще придерживал ее рукой. Перед тем как дверь закрылась, Эсккар успел снова увидеть Гронда: тот стоял у стола, нахмурясь.

Эсккар повернулся к Лани и впервые заметил, что на ней теперь другое платье. Куда более изысканное, из материи мягче обычного льна. Оно не надевалось через голову, а, похоже, расстегивалось спереди, его края пересекали груди и были связаны на талии.

Эсккар этой ночью уже выпил больше спиртного, чем обычно себе позволял; он не собирался пить еще. В прежние дни он бы выпил столько, сколько смог бы себе позволить, а это давало ему возможность напиваться как следует два или три раза в месяц. Трелла все это изменила, и он поклялся никогда больше не терять над собой контроль.

– Нет, Лани, я не хочу вина, – Эсккар улыбнулся ей. – И я уже умылся у колодца, прежде чем вернуться домой. Ты и твоя сестра можете идти.

Она вгляделась в него в мерцающем свете, как будто проверяла: в самом ли деле он желает того, что сказал? Потом Лани продолжала, словно не слыша его:

– Может, ты хотел бы, чтобы одна из нас осталась с тобой… Чтобы доставить тебе удовольствие этой ночью? Если ты предпочитаешь Типпу… Она более миловидна. Или… или мы могли бы остаться обе, если пожелаешь.

Эсккар посмотрел на Лани, потом на Типпу. В свете крошечного пламени глаза Лани встретились с его глазами, а Типпу смотрела в пол. Мысль о том, чтобы заполучить в постель их обеих, возбудила его. Эсккар всегда брал женщину после каждого боя. Даже во время осады Аккада он овладевал Треллой после каждой стычки. Он вспомнил нагое тело Лани, и в нем поднялось желание.

Битва делает это с мужчиной, заставляет его хотеть женщину, просто чтобы доказать, что он выжил, в то время как другие погибли.

Потом его ударила другая мысль.

– Типпу, – начал он, и увидел, как Лани на краткое мгновение поджала губы, – Типпу, там, за дверью, мой телохранитель. Он не просто мой телохранитель, он мой друг. И он смотрел на тебя с вожделением и говорил мне об этом. Может, ты сможешь провести с ним ночь?

Типпу посмотрела на свою сестру, не выказывая никаких чувств. Она ждала до тех пор, пока Лани не кивнула одобрительно.

– Да, господин, я пойду к твоему другу, – сказала тогда Типпу.

Она поставила чашу и положила ткань.

– А я, господин? Что должна делать я? – спросила Лани.

Эсккар хотел, чтобы она осталась, но прошли те дни, когда он брал женщин против их воли. Если она думает, что должна ублажать его, чтобы получить то, что ей надо, он ее отошлет. Но он не хотел ее отсылать – во всяком случае, пока.

– Если хочешь, Лани, можешь остаться со мной на ночь. Но только если хочешь. Ты уже находишься под моей защитой, и тебе не нужно быть в моей постели, чтобы напомнить о моем обещании.

– Я останусь, господин.

Лани крикнула вдогонку сестре:

– Подожди, Типпу. Ступай в нашу комнату. Я пошлю Гронда туда, к тебе. Обращайся с ним хорошо, Типпу.

Она подвела сестру к двери, открыла ее и вышла вслед за Типпу.

Эсккар удивленно смотрел, как Лани подошла к Гронду, все еще сидевшему за столом, и заговорила с ним. Побеседовав с ним некоторое время, она жестом указала ему в сторону комнаты, куда только что вошла ее сестра. Гронд что-то ответил Лани, мгновение прислушивался, потом кивнул.

Лани вернулась в спальню и на этот раз заперла за собой дверь на засов. Подойдя к Эсккару на расстояние вытянутой руки, она начала развязывать платье.

Он взял ее руки в свои, затем притянул ее ближе.

– Ты не обязана это делать, Лани. Я не беру женщин против их воли или потому, что они боятся.

– Я знаю, господин Эсккар. Сегодня я говорила с твоими воинами. Они многое рассказали о тебе, об Аккаде и о твоей жене.

Она высвободила руки и продолжала развязывать платье. Покончив с узлом, распахнула платье и скинула его с плеч, так что оно повисло на ее руках, обрамляя фигуру.

– Они столько мне о тебе рассказали, что я чувствую себя в безопасности под твоим присмотром. Но я также видела по твоим глазам, что ты хочешь меня.

Эсккар начал было что-то говорить, но она приложила палец к его губам – движение, заставившее платье взметнуться.

– Тут не о чем говорить, господин Эсккар. Я хочу быть в твоих объятьях и в твоей постели.

Лани отняла руку, на этот раз ее платье упало на пол.

Она приподнялась на цыпочки, обхватила Эсккара руками за шею и спрятала лицо на его плече.

Он вдохнул запах ее волос: от них исходил слабый аромат корицы – утонченных духов, смешанный с теплым мускусным запахом женщины. Лани издала тихий звук, почувствовав его возбуждение, и двинула бедрами, прижавшись к нему.

– Я действительно хочу тебя, Лани, – прошептал он ей в ухо. – И ты ошибаешься: ты куда красивее своей сестры.

Она подняла голову, и он ее поцеловал – долгим, затяжным поцелуем, который возбудил его еще больше. Потом она нагнулась, чтобы задуть свечу.

Темнота окутала их, и Лани начала развязывать его набедренную повязку. Повязка упала на пол, и Эсккар с Лани легли на постель, обхватив друг друга руками.

Ее тело было мягким и полным, ее пышные груди скользили по его груди всякий раз, как Эсккар отнимал от них руки. Она страстно целовала его, почти по-хозяйски, а он возбуждался все больше и больше. Наконец она легла на него и повела его внутрь своего влажного тела.

Лани испустила долгий вздох удовольствия, когда он скользнул глубоко внутрь нее, и на несколько мгновений затихла. Он толкнул, и она начала двигаться. Сперва медленно, потом быстрее, часто останавливаясь только затем, чтобы позволить ему поцеловать ее груди или чтобы наклониться и найти его рот своим, сжимая его член внутри себя.

Находясь теперь на пике возбуждения, Эсккар крепче обхватил ее талию, и Лани задвигалась, прижимаясь к нему, заставляя его входить в нее все глубже, пока он не сделал резкий толчок и не закричал, извергая семя, стискивая обеими руками ее груди. Она все еще была наверху, крепко держа его внутри себя, пока он не начал расслабляться. Тогда она легла рядом, в кругу его рук, и позволила ему ласкать и гладить ее.

– Лани, – начал он, но она снова поцеловала его, чтобы остановить слова.

– Завтра мы сможем поговорить, господин Эсккар. Завтра. А теперь тебе нужно поспать. Позволь мне остаться с тобой.

Она шевельнулась на постели, закинув руку ему за голову, а Эсккар уронил лицо ей на грудь.

Сначала он целовал ее, лаская одной рукой ее живот, но вскоре остановился, когда долгий трудный день взял свое. Пред тем как задремать, а может, уже во сне – Эсккар не знал наверняка – он снова услышал ее голос:

– Я останусь с тобой, господин.

Глава 9

Эсккар проснулся в темноте. Как и большинство людей, он обычно поднимался с рассветом, но сегодня что-то разбудило его, хотя он не слышал никакого движения рядом с домом. Он гадал, помешала ли ему спать незнакомая обстановка или незнакомая женщина, лежащая рядом.

Лани шевельнулась, пробормотала что-то неразборчивое в одеяло. Она лежала на боку, спиной к Эсккару. Он вынул руку из-под ее шеи. Рука онемела, и он работал пальцами до тех пор, пока покалывание не прошло. Лани не проснулась, только продолжала шептать неразборчивые слова на каком-то странном языке.

Эсккар посмотрел в темноту за крошечным окном. Эту темноту, казалось, окаймлял слабый свет, и он знал, что солнце скоро встанет, а вместе с солнцем встанут обитатели дома. Эсккар повернулся на бок, так, что лицо его прижалось к волосам Лани, и вдохнул рассеивающийся аромат ее благовоний, а может, ее собственный запах. Ее близость успокаивала его, и вставать не хотелось.

Полностью проснувшись, освеженный долгим ночным сном, он знал, что надо подумать о надвигающемся дне, о десятках дел, за которыми следует проследить. Вместо этого он понял, что беспокоится о Трелле: что она скажет насчет этой женщины, что он расскажет ей о Лани и как тогда Трелла на него посмотрит.

Вообще-то таких поступков следовало ожидать от воина, находящегося в походе. Но Треллу это обеспокоит, потому что она увидит в Лани нечто большее, чем просто женщину для постели. Дело в том, что Лани во многом казалась похожей на Треллу. Сходство между ними заставляло Эсккара чувствовать себя неловко. Может, ему следовало взять в постель Типпу, просто чтобы утолить похоть. Типпу, которую можно было забыть утром: хорошенькое личико, страх перед жизнью и желание угодить. Треллу бы не обеспокоила женщина вроде Типпу – не больше, чем ее беспокоили другие женщины в Аккаде, при каждой возможности предлагавшие себя ее мужу.

С той первой ночи, когда он переспал с Треллой, Эсккар не обращал внимания на такие предложения, какой бы красивой женщина ни была и как бы сильно она его ни желала. Трелла заставила его понять, как можно быть счастливым с одной женщиной, если она умна и может разделять твои чувства. В Лани тоже это было, но как-то по-другому. Эсккару следовало бы отослать ее прочь прошлой ночью, даже отправить в Аккад, или просто отдать одному из своих людей. Но он почувствовал, что у нее есть характер, и это усилило желание и любопытство их обоих.

Он желал ее, хотел удержать ее рядом. А теперь он не мог отослать ее прочь, после того как она доставила ему такое удовольствие.

Даже сейчас желание его все еще было сильно. Может, через несколько дней оно уменьшится, когда возбуждение от обладания новой женщиной угаснет. Эсккар много месяцев не спал ни с кем, кроме Треллы, и еще больше времени прошло с тех пор, как он хотел кого-нибудь, кроме нее. Трелла всегда была с ним такой же пылкой, как раньше, когда они занимались любовью, и он не хотел никакой другой женщины, даже для того чтобы развлечься днем.

Не хотел до минувшей ночи. Теперь другая женщина тревожила его мысли, и то, что должно было стать простым удовольствием, превратилось в проблему.

Эсккар посмотрел в окно, на первый серый свет зари, которого хватало, чтобы осветить спальню.

Лани повернулась на кровати, и Эсккар понял, что она видит тревожный сон. Она снова заговорила, но он не мог разобрать слова, тихие и неотчетливые, как слова сонного ребенка на материнских руках. Она мотнула головой, потом двинула рукой, и произнесла слово… Имя, понял Эсккар.

– Намтар… Намтар.

Она тихо вскрикнула и села, глаза ее были широко распахнуты, но пусты.

Она прикрыла рот рукой, как будто чтобы не дать себе заговорить снова, и некоторое время не двигалась, а потом потянулась и прикоснулась к руке Эсккара.

– О! – она резко повернулась на кровати, отшатнувшись от него, как будто ее удивило то, что Эсккар оказался рядом. – Пожалуйста, не бей меня! Пожалуйста!

– А почему я должен бить тебя, Лани?

Она все еще не до конца проснулась.

– Ты здесь в безопасности. Никто тебя теперь не тронет.

Она глубоко вздохнула и попыталась заговорить, но только сглотнула, словно подавившись, и не издала не звука.

– Ты в безопасности, Лани, – повторил он, и на сей раз его слова, казалось, успокоили ее. – Кто такой Намтар?

Она подпрыгнула, как будто он вызвал демона, назвав его по имени, задрожала и начала всхлипывать. Эсккар и раньше видел достаточно плачущих женщин, но никогда не слышал ничего подобного и ничего подобного не чувствовал.

Лани снова упала на кровать, подтянула колени к груди, дрожа всем телом.

До прошлого года Эсккар никогда не тратил ни минуты на плачущую женщину – он просто уходил прочь, какие бы печали ее ни терзали. Он подумал: не оставить ли Лани одну с ее несчастьями? Вместо этого он вспомнил те случаи, когда Трелла плакала на его груди, те ночи, когда она чувствовала свою беспомощность против варваров. Эсккар поклялся, что, если это будет в его силах, Трелла никогда больше не будет плакать.

Поэтому он погладил Лани по голове и крепко ее обнял.

Занялся рассвет, и Эсккар слышал, как люди ходят по дому. Он знал: никто его не побеспокоит, но люди услышат, как Лани плачет, и будут гадать почему.

Ее слезы унялись, и она прислонилась к Эсккару, когда демоны, терзавшие ее душу, исчезли при утреннем свете. Она хотела сесть, но он удержал ее, пытаясь утешить.

– Прости, господин, – начала Лани таким хриплым голосом, что он не сразу понял ее. – Пожалуйста, прости меня, господин. Я не хотела потревожить твой сон.

И она снова попыталась сесть. На сей раз Эсккар ее отпустил, но продолжал держать за руки. В разгорающемся свете он увидел, что лицо Лани заплакано, глаза опухли и покраснели.

– Кто такой Намтар? – повторил он.

Лани содрогнулась, и Эсккар подумал, что она снова начнет лить слезы.

– Намтар был моим мужем, господин. Ниназу убил его на моих глазах.

Она закрыла глаза, без сомнения, снова переживая эту сцену.

– После того как Ниназу нас захватил, он сказал, что, если я добровольно его не ублажу… Если не доставлю ему огромное удовольствие… Он подвергнет Намтара пытке….

Лани отвернулась от Эсккара, уставившись в стену.

– Поэтому я доставила Ниназу удовольствие, а его люди смеялись, а мой муж смотрел, привязанный к повозке за руки и за ноги.

Ее губы задрожали, она боролась со слезами.

– Я должна была ублажать его… делать… делать много разных вещей. Мы уже видели, как пытали мужчин и женщин. Намтар так и не сказал ни слова. Он просто закрыл глаза. После того как Ниназу закончил со мной заниматься, он встал голый над моим мужем, чтобы тот почуял мой запах на его теле, а потом засмеялся и ударил Намтара в сердце мечом.

Эсккар уронил руки, выпустив ее.

– Ты ничего не могла бы сделать, Лани. Мы все видели, как мужчин пытают. Ты спасла от этого своего мужа.

Лани покачала головой, так что волосы упали ей на лицо, словно она хотела спрятать свой стыд.

– Я не убила себя, господин. Я должна была убить себя, бросившись на меч, который забрал Намтара, – ее голос стал тверже. – Или я должна была убить Ниназу, пока тот спал. Но он сказал мне, что хочет, чтобы Типпу отдалась ему добровольно. Он сказал, что будет пытать нас обеих, если мы не доставим ему удовольствие. Я не хотела, чтобы сестра погибла. Хотя с того дня рассудок ее помрачился. Но она послушалась меня, и мы обе выжили. Мы оставались в живых и надеялись однажды сбежать, а еще надеялась, что кто-нибудь убьет Ниназу. Богиня Иштар ответила на мои молитвы. Она послала тебя и твоих воинов, чтобы освободить нас.

На последних словах голос Лани сорвался, и Эсккар понял, что у нее пересохло в горле. Он встал с постели и посмотрел на стол, где стояла пустая чаша из-под воды. Лани проследила за его взглядом.

– Я принесу воды, господин, – сказала она, скинув ноги с кровати.

– Оставайся тут, – велел он.

Пошел к двери, отпер ее и шагнул в главную комнату.

Большинство мужчин поднимались рано, и Сисутрос уже сидел за столом вместе с Хамати, без сомнения, разговаривая о том, что принесет наступающий день. Никто, казалось, не удивился внезапному появлению командира, вышедшего нагишом.

– Пусть кто-нибудь принесет воды в мою комнату, – велел Эсккар и повернулся, чтобы вернуться в спальню.

Он в ожидании стоял у двери, и всего несколько мгновений спустя рядом возникла Типпу с большим кубком воды в руках.

– Отнеси воду в комнату, Типпу. Отдай сестре.

Эсккар наблюдал за младшей девушкой, чтобы проверить: не сможет ли он уловить в ней признаков безумия. Но она казалась спокойной, даже спокойнее, чем минувшей ночью.

Лани взяла чашу и выпила, наполовину осушив ее. Эсккар глядел на нее, и при виде ее нагого тела в нем опять шевельнулось желание.

Опустив чашу, Лани виновато посмотрела на Эсккара.

– Прошу прощения, господин. Я не должна была пить твою воду.

Он вернулся к кровати, сел, натянув на колени одеяло, принял чашу из ее рук и сделал несколько глотков. В сосуде остался еще глоток, и он вернул чашу женщине.

– Допей, Лани.

Она послушалась и отдала пустую чашу сестре. Типпу двинулась к двери.

– Типпу, погоди минутку, – сказал Эсккар, впервые внимательно рассматривая ее.

Ростом ниже своей сестры, Типпу имела кудрявые рыжеватые волосы, которые облаком обрамляли ее крошечное личико с изящными, как у ребенка, чертами. Но платье ее, то же, что было на ней вчера, обрисовывало налитое тело женщины. Красивой женщины, решил Эсккар, но не обладающей острым умом сестры. Он знал, что, разреши любому воину выбрать, тот предпочел бы Типпу, как знал и то, что для него самого сила воли Лани делала ее более желанной.

Дни и ночи, проведенные с Треллой, испортили его. Слабые пустоголовые женщины, раскрашенные и надушенные или воспитанные только для того, чтобы заниматься домашним очагом, больше не интересовали его.

Эсккар отбросил эти раздражающие мысли прочь.

– Прошлой ночью, Типпу, я послал тебя в постель Гронда. Я не сознавал, что вам с сестрой пришлось пережить, хотя и должен был догадываться. Этой ночью тебе не нужно возвращаться к нему. Я с ним поговорю.

Типпу впервые подняла на него глаза.

– Господин, тебе не нужно ничего говорить. Гронд только обнимал меня всю ночь, и больше ничего. Я больше не боюсь быть с ним. Он предложил защищать меня.

Эсккар повернулся к Лани, которая выглядела такой же удивленной, как и сестра. Случившееся было вовсе не похоже на Гронда, простого воина, который наслаждался, овладевая женщиной, точно так же, как наслаждался этим любой мужчина. А уж такой красивой, как Типпу… Может, девчонка околдовала его?