Текст книги "Твоя навеки"
Автор книги: Санта Монтефиоре
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 36 страниц)
Глава 45
– Ты помнишь, как мы отправлялись каждый субботний вечер на мессу? – Голос Софии эхом отразился от холодных каменных стен церкви Пресвятой Девы.
– Перед тем как пойти в ночной клуб, – уточнил Санти. – Хотя это и не очень уместно вспоминать.
– Я никогда не испытывала угрызений совести, – ответила она. – Честно говоря, я воспринимала мессу как обязанность.
– Ты все время сдерживала смех.
– Но вообще-то очень сложно сдерживаться, когда слышишь, как падре Джулио заикается и путает слова.
– Он умер много лет назад.
– Я не могу сказать, чтобы у меня в сердце была рана.
– Ты в его церкви, поэтому должна выразить сожаление, – со смехом произнес Санти.
– Ты хочешь сказать, что он меня слышит? Интересно, на небесах люди тоже заикаются? Представляешь себе заикающегося ангела?
Они прошли между рядами, и их шаги гулко отдавались в тишине. Церковь была почти пустой и голой, в отличие от католических храмов в городе. Алтарь был украшен лишь несколькими увядающими цветами и накрыт простой белой скатертью. В воздухе разливался назойливый пряный запах, который не мог улетучиться, поскольку, как заметила София, в церкви не было ни одного окошка. За алтарем солнечные лучи пробивались сквозь запыленные витражи. Иконы Девы Марии и святых угодников висели на стенах, освещаемые десятками свечей, как пламя во мраке. Все было таким, как помнила София. Даже скамьи были все те же, жесткие и неудобные для тех, кому вздумалось бы поспать на проповеди.
– Ты помнишь свадьбу племянницы Соледад, Пилар? – спросила София с улыбкой.
– Как я могу забыть такое? – ответил Санти, хлопнув себя по лбу и засмеявшись.
– Падре Джулио перепутал невесту с ее сестрой и все время, обращаясь к ней, называл ее Лусия!
Они попытались подавить новый приступ смеха.
– Только в конце, когда он благословил пару Роберто и Лусию, все поняли, что бедняжка Пилар так и осталась невенчанной! Как ужасно. Она чуть не плакала, а мы не могли удержаться от смеха.
Когда они подошли к алтарю, от их веселья не осталось и следа. По обе стороны алтаря стояли два маленьких стола, по краям которых горели свечи. София и Санти обратили свои мысли к Марии. Санти зажег свечу и произнес:
– За мою сестру.
Он закрыл глаза в молчаливой молитве. София, тронутая, последовала примеру Санти. Она молила Бога избавить ее кузину от страданий и подарить ей жизнь. Она ощутила, как Санти сжимает ей руку, ища утешения. Они постояли некоторое время, храня молчание. София еще никогда не молилась столь истово. Но в ее просьбе был и личный мотив: пока Мария была жива, София могла оставаться на родине.
– Бог, наверное, возражает против того, чтобы о нем вспоминали только в горе, – сказал Санти тихо.
– Думаю, что Господь уже привык к этому.
– Хочется верить, что мы здесь не напрасно.
– Мне тоже.
– У меня нет той веры, какой положено быть у истинного католика. Хотя я бы хотел раскрыть свое сердце. Мне очень совестно, что я пришел сюда как к последнему прибежищу. Я не заслуживаю того, чтобы Господь явил мне чудо.
– Это не имеет значения, ведь ты пришел. Важно, чтобы ты следовал велению своей души, – ответила она.
– Наверное, ты права. Я не понимал людей, которые постоянно посещают храм. Теперь я понимаю, что они находят в этом огромное утешение.
– А тебе это дает утешение?
– Да, – сказал он и улыбнулся. – Ты знаешь, я хотел бы обвенчаться с тобой в этой маленькой церкви.
– Чтобы падре Джулио произнес: «Ввввозьмешшшшь ли тттты Сссссофию?»
Он усмехнулся тому, как точно она подражает речи падре.
– Да я бы даже не возражал, чтобы он перепутал меня с Ферчо!
Он привлек ее к себе и поцеловал в лоб.
Она ощущала себя с ним как за каменной стеной. Его запах заставил ее вспомнить все радости, которые дарило ей его тело. Она хотела бы остаться в его объятиях навсегда. Никто из них не имел сил говорить. Ей было и грустно, и радостно, оттого что она была с ним. Она знала, что такие моменты не повторяются, поэтому прильнула к нему всем телом, пытаясь запечатлеть его в памяти навсегда.
– Ты признавалась падре Джулио, что мы с тобой были любовниками? – спросил он, отстраняясь.
– Ты с ума сошел? Нет! А ты?
– Нет, а ты признавалась ему хоть в чем-то?
– Нет, я просто что-нибудь выдумывала. Он все время так ужасался, что я не могла противиться искушению.
– О, какая же ты испорченная девчонка! – с легкой грустью пошутил он.
– Я была не такая испорченная, какой оказалась сейчас. В этот раз я превзошла собственные ожидания.
– Я тоже испытывал чувство вины, но оно прошло. Мне кажется, что мы так любим друг друга, что у нас нет другого выхода, – сказал он, качая головой, как будто ситуация вышла из-под контроля, а значит, он перестал быть ответственным за нее.
– Но мы и вправду любим друг друга, – проговорила она, взяв его за руки. – Так должно было быть с самого начала.
– Я знаю. Теперь меня мучает чувство вины за то, что я не испытываю никаких угрызений совести. Это ужасно, что я так легко отодвинул все на задний план.
– Клаудию?
– Клаудию, детей. Когда я с тобой, я не думаю о них.
– Со мной все точно так, как ты описываешь, – согласилась София, хотя каждый раз, когда она вспоминала Давида, ей становилось страшно.
Она решила, что не станет больше о нем думать, но Давид умел быть настойчивым, являясь ей даже без «приглашения».
– Давай уходить, а то падре Джулио застукает нас на месте.
Он направился к выходу.
– Но мы не делаем ничего плохого. Мы ведь кузены, разве нет?
– Софи, даже если бы я хотел, то не смог бы забыть об этом. Я иногда думаю, что Бог сделал тебя моей кузиной, чтобы наказать за что-то, совершенное в прошлой жизни.
– О, тогда в этом черный юмор небес!
Когда они вышли из церкви, Софии пришлось прикрыть глаза от слепящего солнца. Она даже ощутила головокружение, пока не приспособилась к свету. Влажность достигла предела.
– Скоро будет гроза. Чувствуешь ее приближение?
– Я люблю грозу. Я прихожу в восторг от грозы.
– Мы с тобой впервые познали друг друга во время грозы. Ты помнишь?
– Как я могу забыть?
Они вышли на площадь. Дорога, как и прежде, была лишь грязной колеей. Все осталось, как во времена их дедушки и бабушки. Вдоль дороги стояли высокие деревья. София заметила, что их кора все так же выкрашена в белый цвет, чтобы отпугивать муравьев. Маленькие дома и магазинчики приветливо встречали прохожих. На углу стояло то же кафе, в котором ее отец любил читать субботние газеты. Поскольку Пако был человеком привычки, то София верила, что он не изменил этой традиции и по сей день. В этом кафе любили собираться гаучо, пить матэ и играть в карты.
Все удалились на сиесту, и магазины были закрыты. София и Санти прошли к стоявшей в тени скамейке. Они уже собирались расположиться на ней, как вдруг услышали чей-то голос. К их удивлению и ужасу, к ним обращалась местная колдунья.
– Доброго дня, сеньора Хофстета, – вежливо кивнул в ее сторону Санти.
– Я и не знала, что старая ведьма еще жива, – с улыбкой прошептала София.
– Я думаю, что ведьмы не умирают.
Колдунья сидела на другой скамейке, облаченная в длинное черное платье. Неудивительно, что ее за глаза называли старой ведьмой. Когда София была ребенком, эта женщина наводила на нее ужас. Лицо сеньоры Хофстеты было маленьким и сморщенным, как грецкий орех. Ее глаза походили на две черные дыры, такими же черными были и зубы, а почувствовать ее присутствие можно было за милю по исходящему от нее зловонию. Костлявыми пальцами она держала коричневый бумажный пакет.
Санти с Софией попытались не обращать на нее внимания, но София ощущала, что старуха не отрывает от нее взгляда.
– Она смотрит? – требовательно спросила она у Санти.
– О да. Но ты представь себе, что ее здесь нет.
– Я ее чувствую, и поэтому нам лучше уйти.
– Не волнуйся, она безобидная.
– Не верю. По сравнению с ней ведьмы в сказках могут считаться Белоснежками.
Они рассмеялись.
– Она знает, наверное, что мы говорим о ней.
– Если она ведьма, то, конечно, знает.
– Давай уйдем, я не могу этого вынести.
– Баааа! – закричала она им вслед.
Они поторопились, но услышали, как она произнесла:
– У вас был свой шанс.
Они остановились и посмотрели друг на друга, застыв от изумления.
Санти уже собирался повернуться и сделать ей замечание, но Софии удалось утянуть его за руку.
– Я вижу вашу ауру. Вы родственные души. Души-близнецы, но!
– О, как она меня напугала. Давай убежим отсюда, – настаивала София, убыстряя шаг.
– Как она смеет распускать сплетни! – рассердился Санти. – Это по милости таких вот людей у других случаются неприятности.
– Теперь я точно знаю, что она ведьма.
– Тогда пусть убирается на своей метле, – ответил он, и они рассмеялись.
Внезапно, когда они уже подумали, что им удалось избавиться от нее, она явилась перед ними, похожая на огромную летучую мышь, двинулась на Софию и всучила ей коричневый пакет. София взглянула на него, как на клубок со змеями, – пакет был влажным и таил в себе какую-то опасность. София испугалась, но колдунья успокаивающе кивнула ей и прижала пакет к ее груди. София отступила на шаг, словно придя в ужас от неизбежного, но ведунья в это мгновение широко усмехнулась, произнесла ее имя – «София Соланас», а потом исчезла из виду.
Уже сидя в машине, София открыла окно и обессиленно откинулась на спинку сиденья. Ее трясло.
– Что там, в пакете? – нетерпеливо спросил Санти, которого вся эта история только позабавила.
– Я не знаю, и не понимаю, что тебя так рассмешило. Хочешь – сам его открывай!
Она вручила пакет Санти.
Он медленно открыл его, как будто готовясь к любой неожиданности, но тут же с облегчением рассмеялся.
– Что там? – поинтересовалась София.
– Ты не поверишь! Это саженец дерева омбу.
– И что я должна с ним делать?
– Ну, в Англии он точно не приживется.
Он снова рассмеялся.
– Какая странная женщина. Сколько ей лет? Она уже давно должна покоиться в могиле, – отреагировала София.
– Зачем она отдала его тебе? – Санти нахмурился. – Я понятия не имел, что она знает тебя.
Он завел мотор, и София облегченно вздохнула, когда они направились в Санта-Каталину. Прочь из города.
– Она назвала нас душами-близнецами, – задумчиво проговорила она.
– Ничего не понимаю.
– Она права. Ну, это нетрудно было увидеть. Находятся такие, кто ей безоговорочно верит. Соледад, например.
– А ты нет? – усмехнулся Санти.
– Конечно, нет! – с негодованием воскликнула она.
– Тогда почему мы говорим о ней? Если бы она не заставила тебя задуматься, то ты и не вспоминала бы о ней.
– Она не должна так пугать людей. Она просто... Я не верю в ведьм.
– Но ты веришь в волшебство дерева омбу.
– Это другое дело.
– Почему же?
– Эта женщина безумная. Ее надо запереть. А омбу – это магия природы.
– Софи?
– Ну? – раздраженно отозвалась она.
Она взглянула на него, заметив, как он улыбнулся.
– Но разве омбу хотя бы раз выполнило твое желание?
Он смотрел на дорогу.
– Да.
– И какое же?
– Я загадала желание, чтобы ты влюбился в меня, – с торжествующим видом заявила она.
– Думаю, что омбу здесь ни при чем.
– Ты ничего не смыслишь в этом! – возразила она, горячась. – Заверяю тебя, этот саженец приживется в Англии.
Она повернулась к нему.
– Ты снова смеешься? – возмутилась она. – Останови машину.
– Что?
– Останови машину. Сейчас же!
Он съехал на обочину и остановился в небольшом пролеске, так чтобы открывался вид на поля. Он заглушил мотор и повернулся к ней. Его большие зеленые глаза горели озорным блеском. София не могла противиться его очарованию, но была слишком раздражена.
– Послушай, эта женщина очень напугала меня, – настойчиво произнесла она.
– Но какой вред в том, что она назвала нас душами-близнецами? – Санти поцеловал ее в шею.
– Она сказала, что мы упустили свой шанс.
– Да что она может знать? Старая ведьма, – хмыкнул он, принимаясь расстегивать на ней платье.
Как только его теплые губы коснулись ее лица, она закрыла глаза и отдалась своим чувствам, позабыв о том, что говорила им старуха на площади. Соленый привкус кожи Санти приводил ее в восторг. Он поднял вверх ее платье, пробегая пальцами по нежной коже бедер, а потом одним движением перенес ее, усадив себе на колени. Освободив ее от белья, он скользнул в нее. Прижав Софию к себе, Санти направлял ее движения. Полуодетые и распаленные, они предавались страсти, получая удовольствие от нарушения запретов.
Глава 46
Вернувшись в Санта-Каталину, они пошли к бассейну и упали в воду. Полуденное солнце низко висело на западе. В это мгновение оно было похоже на догорающий в раскаленном небе уголь. Москиты атаковали деревья, а аромат роз и жимолости, выращенных Антонио, густой пеленой окутывал водную гладь. Держась за край бассейна и глядя на бескрайние поля, они говорили о вещах, которые изменились за годы их вынужденной разлуки.
– Ты знаешь, я очень скучаю по Жозе, – сказала София. – Пабло очень милый, но Жозе был мне по-настоящему близок.
– Он был мудрецом.
– А кто этот Хавьер? Он очень симпатичный.
– Это сын Соледад и Антонио. Разве она тебе не говорила? – искренне удивился он.
– Сын Соледад? Ты уверен?
– Конечно, уверен. Не могу поверить, что она тебе ничего не рассказала. Наверное, решила, что тебе известно об этом.
– О, как это ужасно. Я только и делала, что говорила о себе с того самого момента, как приехала.
– Он у нас герой.
– Как так?
Санти рассказал, как Хавьер помогал его отцу высаживать растения возле бассейна несколько лет назад, пока вся семья загорала и болтала на террасе у воды. Клара и Феликс тихо играли на траве с другими своими маленькими кузенами. Никто не заметил, как Феликс подполз к краю бассейна. Хавьер обратил внимание на какой-то серый комок, лежавший на дне бассейна, и не стал терять ни секунды. Он вытащил малыша, который начал жадно хватать ртом воздух. Он спас ему жизнь. Если бы не Хавьер, Феликс утонул бы. В награду за спасение внука Пако подарил Хавьеру новое седло с его инициалами, выгравированными на серебряной табличке. Никто не забыл того, что сделал Хавьер. Пако всегда с любовью относился к нему и выделял среди остальных.
После того как они поплавали, София направилась к дому, разыскала в кухне Соледад, которая готовила ужин.
– Соледад, ты никогда не говорила мне, что у тебя есть сын! – горячо воскликнула она, желая загладить свою невнимательность. – Он очень красив.
– Как Антонио, – рассмеялась Соледад.
– Нет, скорее, как ты, Соледад, – ответила София. – Я чувствую себя просто ужасно: ведь я уже столько дней здесь, а ничего не замечала.
– Я думала, что вы знаете.
– Теперь знаю. Санти рассказал мне, как Хавьер спас жизнь Феликсу. Ты, наверное, очень гордишься сыном.
– Еще бы. Мы оба были тогда на седьмом небе от счастья. Хавьер натирает седло каждый день. Это для него самая ценная вещь. Сеньор Пако – щедрый человек, – уважительно произнесла она.
– Хавьер заслуживает и не такой награды, – сказала София.
Она вышла в свою комнату и набрала ванну прохладной воды.
Потом разделась и предалась размышлениям о Санти и о том, что им готовило будущее. Она вспоминала Давида, который помог ей в самый трудный период ее жизни. Он всегда был добр к ней и нежен. Ее размышления прервал стук в дверь. Она облегченно вздохнула, когда на пороге появилась Соледад. София хотела отвлечься от мыслей, терзавших ее душу всякий раз, когда она оставалась одна.
Соледад поспешно вошла. София с удивлением заметила, что ее лицо было бледным и встревоженным. София подвела ее к кровати, положила руки на ее широкие плечи и постаралась успокоить.
– Что случилось? – спросила она, глядя, как мощное тело Соледад начало вдруг сотрясаться от рыданий.
Несколько раз служанка пыталась заговорить, но тут же разражалась слезами. Наконец, собравшись с духом, она решилась выдать секрет, который поклялась унести с собой в могилу.
– Ты для меня как родная, София, – рыдала она. – Не могу я скрывать это от тебя.
Софии не очень-то интересно было выслушивать тайны Соледад. Она знала, что секреты ее старой служанки часто оказывались самым заурядным делом, не заслуживающим внимания. Но она не хотела расстраивать свою верную подругу, поэтому готова была внимательно ее выслушать.
– Это касается Хавьера, – слабым голосом проговорила Соледад.
– С ним все в порядке? Он не заболел? – в волнении спросила София.
– О нет, он здоров, сеньора София, и мы с Антонио так любим его. Мы гордимся им. Вам бы он тоже очень понравился.
– Так отчего же ты плачешь? Он хороший сын. Тебе повезло.
– Я знаю, сеньора София. Вы не понимаете...
Она остановилась, глубоко вздохнула и поежилась.
– Сеньор Пако приказал нам никому не рассказывать. И мы его послушались. Мы хранили этот секрет двадцать три года. Все мы думали, что вы вернетесь раньше. Мы ведь были только опекунами, как убеждали себя сами. Вы же оставались его матерью.
– О чем ты говоришь, Соледад? – прошептала София.
– Прошу вас, не вините меня. Я сделала то, что обещала сеньору Пако. Он привез вашего малыша из Швейцарии, так как хотел, чтобы у ребенка был дом. Сеньор Пако сказал, что вы обязательно вернетесь, так как пожалеете о том, что сделали. Он бы не вынес, если бы его внука воспитывали чужие люди.
– Хавьер – мой сын? – медленно проговорила София.
Ей показалось, что ее душа оторвалась от тела.
– Хавьер – ваш сын, – подтвердила Соледад и начала выть, как раненое животное.
София поднялась на ноги и стала у окна, глядя, как на пампу спускаются сумерки.
– Хавьер и есть Сантьягито? – спросила она, не веря и не желая верить.
Она вдруг увидела его маленькие ручки и ножки, его нос пуговичкой, тот, который она поцеловала в последний раз. У нее во рту разлился соленый вкус. Она смотрела на свое отражение в окне, пока боль не стала такой сильной, что все поплыло у нее перед глазами.
– Сеньор Пако и я – о, конечно, еще Антонио – единственные люди, которые знают правду. Ваш отец не хотел, чтобы об этом стало известно сеньоре Анне. Но вы имеете право знать правду. Вы его мать. Если вы захотите признаться во всем Хавьеру, я не остановлю вас. Возможно, ему надо знать, кто его родители. И то, что он Соланас.
Глава 47
София выбежала из парка, оставив рыдающую Соледад одну в спальне. Было уже почти темно. Она не знала, что собирается сказать ему при встрече. Однако ей было необходимо увидеть его и поговорить с ним. Разве это не святое право ребенка знать, кто выносил его? София уже видела, как раскрывает ему объятия и вдыхает запах его кожи.
– Мой сынок, Сантьягито, я потеряла тебя много лет назад. Я думала, что никогда не увижу тебя снова.
Слезы перестали литься у нее из глаз, и она ощутила небывалую легкость. Это было словно наваждение.
За конюшнями она различила свет костра. До нее донеслись звуки гитары, которые становились все громче по мере того, как она приближалась к сидевшей вокруг костра компании гаучо. Они смеялись и пели, и на их лицах играли отблески огня. Она резко остановилась, став за деревом, чтобы получше рассмотреть их. София напрягла зрение, выискивая сына. И она увидела его. Он сидел между Пабло и другим мужчиной, которого София не знала. Он пел вместе со всеми. Иногда на лице Хавьера появлялась улыбка, и его белые зубы блестели в темноте. Она не могла рассмотреть его как следует, поэтому ей трудно было решить, на кого он больше похож, на нее или на Санти. Она не помнила его, и в отчаянии напрягалась, восстанавливая его черты.
Вдруг из домика вышла худощавая женщина, которая несла на подносе еду. Под ее ногами путалась тощая собака. Почуяв присутствие чужого человека, собака начала лаять и направилась в ее сторону, став похожей на готового напасть дикого кабана. Женщина посмотрела туда, где стояла София, сказала что-то мужчинам, и те вскочили на ноги, хватаясь за кинжалы. У Софии не было выбора, и она вышла из укрытия, пристыженная тем, что ее застали врасплох. Все перестали петь.
Хавьер подошел к ней первым.
– Добрый вечер, сеньора София. С вами все в порядке? Вы что-то хотели? – вежливо обратился он к ней, с любопытством вглядываясь в ее лицо.
Она внимательно следила за его манерами и жестами. Он был темноволосым, как она, и широкоплечим, как его отец, с хорошей осанкой. Его колени были немного вывернуты, как у Санти, но он провел всю жизнь в седле, так что в этом не было ничего удивительного. Хавьер стоял и ждал, когда она заговорит. София уже собиралась сказать ему о том, что она его мать, но не могла вымолвить ни слова. Она взглянула ему через плечо, заметив, что он прекрасно чувствует себя в компании других гаучо. Он не знал правды, но ничего не терял. Он был частью этого поместья. Это ощущалось во всем. Она же утратила чувство принадлежности к нему, и это разделяло их больше, чем недоговоренность и время. Какая ирония судьбы! Он был в поместье, которое его мать навсегда вычеркнула из памяти. Она поняла, что было бы верхом эгоизма в одночасье разрушить его мир, который давал ему покой и уверенность в завтрашнем дне. София проглотила обиду и вымученно улыбнулась.
– Я так часто приходила сюда, когда еще был жив Жозе, – пытаясь завести непринужденный разговор, начала она.
– Моя мать говорит, что вы долго отсутствовали, сеньора София, – ответил он.
– Да, ты и представить себе не можешь, как я соскучилась по родине.
– Это правда, что в Англии все время идет дождь? – робко улыбнувшись, поинтересовался он.
– Не совсем так, некоторые дни выдаются ясными и погожими, как здесь, – проговорила она, надеясь, что он не заметит того, как пристально она рассматривает его.
– Я никогда не покидал Санта-Каталину.
– Будь я на твоем месте, то не жалела бы об этом. Я видела разные страны, и могу с уверенностью сказать тебе, что на земле нет второго такого места, как великолепная Санта-Каталина.
– А вы останетесь здесь? Моя мать очень надеется на это, – сказал он.
– Я не знаю, Хавьер! Твоя мать очень сентиментальна.
– О, это я знаю, – засмеялся он.
– Она была хорошей матерью, могу поклясться.
– Точно.
– Она почти заменила мне мать, когда я была еще крошкой. Она всегда покрывала мои шалости.
София заметила, что Хавьеру хочется вернуться к друзьям. Она была для него дочерью его хозяина. Они принадлежали к двум разным мирам. Он ни за что не станет говорить с ней на равных. Проявлять учтивость было частью его работы.
Она проследила за тем, как Хавьер возвращается к костру, а потом направилась домой. Он был ее сыном, в этом у нее уже не было сомнений. Хотя она так и не разобрала цвета его глаз, София подумала, что они должны быть карими. Будь они зелеными, она обязательно обратила бы на это внимание. В нем не было ничего выдающегося. Он был очень красив, но воспитан в традициях гаучо и хорошо вписался в свое окружение. Нет, было бы несправедливо посвятить его в перипетии его судьбы.
Когда она вернулась в свою комнату, Соледад все еще сидела там, ссутулившись и безвольно опустив руки на колени, словно осознавая свое поражение. Она посмотрела на Софию взглядом человека, которого только что лишили смысла всей жизни. Глаза Соледад покраснели и воспалились от слез. София чувствовала себя не лучше, но увидев, в каком состоянии находится ее служанка, только утвердилась в своем решении. Она совершила правильный поступок.
София сказала, что не смогла открыть сыну всю правду, и лицо Соледад, как по волшебству, прояснилось. Она успокоилась и облегченно вздохнула. Потом снова разрыдалась, но на этот раз это были слезы счастья. Она прижала Софию к груди, благодаря ее за то, что та дала ей сына. Соледад призналась, что не проходило и дня, чтобы она не напоминала себе о том, что Хавьер не принадлежит ей, что она лишь его опекун, поэтому ей надо воспитать его как следует, дать ему любовь и ласку, но быть готовой к возвращению настоящей матери, которая предъявит на него свои права. Но София с печалью в голосе ответила, что Соледад и есть его настоящая мать. Ведь не имеет значения, кто выносил ребенка, важно, кто его вырастил и воспитал.
– Хавьер даже похож на тебя, Соледад, – вымолвила она, садясь рядом с ней на кровать и позволяя обнять себя за плечи.
– Я не знаю, сеньорита София, ведь он такой красивый мальчик, – проговорила она, скрывая гордость, зная, что в этой комнате нет места для ее чувств.
– А как все произошло? – с любопытством спросила София. – Как могло случиться, что никто ничего не заметил?
– Сеньор Пако пришел к нам в дом и сказал, что мы самая подходящая пара, для того чтобы воспитать малыша. Наши семьи всегда были очень близки. Я же нянчила вас, вы помните?
София кивнула. Она подумала о Доминик и Антони, разработавших план отправить Сантьягито в Аргентину. Она не ощутила к ним неприязни. Они сделали все, чтобы у ребенка появился хороший дом, и были любящие родители. Она потеряла родной дом, а ее сын его обрел. София с горечью улыбнулась.
– Что он рассказал тебе?
– Он сказал, что вы однажды вернетесь, но сейчас не можете присматривать за сыном. Я не задавала вопросов. Сеньорита София, я не имею права вмешиваться. Я поверила его словам и сделала все, чтобы воспитать мальчика в лучших традициях.
Соледад остановилась, ее голос задрожал.
– Я знаю. Я не виню тебя. Мне просто надо знать, как все произошло, – успокоила ее София. Соледад глубоко вздохнула и продолжила.
– Мы выдумали историю о племяннице Антонио, которая умерла, оставив на наше попечение своего малыша. Никто не ставил под сомнение эту историю. Такое случается сплошь и рядом. Все были рады за нас, так как мы много лет хотели ребенка. Бог явил нам свою милость.
Она замолчала, по ее щеке скатилась крупная слеза.
– Спустя неделю сеньор Пако приехал в дом среди ночи. Маленький Хавьер был завернут в муслиновую пеленку. Он был таким красивым, как младенец Иисус, с большими карими глазами, как у вас, и мягкой оливковой кожей. Я полюбила его с первого взгляда и благодарила Господа за такой щедрый дар. Это было настоящее чудо. Чудо.
– Мой отец был единственным человеком, кроме тебя и Антонио, который знал об этом?
– Да.
– А как он отнесся ко всему этому? Ему было тяжело?
– Я не знаю, сеньорита София, но он был очень добр к Хавьеру. Ребенок бегал за ним по пятам. У них были очень хорошие отношения. Хавьер всегда был гаучо. Он был счастлив с нами, а не с вашей семьей. Мальчик чувствовал себя неуютно в больших домах. Он вырос, и между ним и господами возникла естественная дистанция. Но, как я и сказала, Хавьер всегда был любимцем сеньора Пако.
– А каким он был маленьким? – осмелилась задать вопрос София, хотя знала, что ей будет больно услышать рассказ о пропущенных ею годах.
– О, он был очень хитрым. От вас он унаследовал вспыльчивость, а от сеньора Сантьяго талант. Он всегда был лучшим во всем. Лучшим наездником и самым прилежным учеником.
– Я никогда не была прилежной ученицей, – возразила София. – В школе мне было слишком скучно.
– Но он ведь индивидуальность, сеньорита София, – напомнила ей Соледад.
– Я знаю, я это поняла. Мне казалось, что у него будет апломб и уверенность в себе, как у всех Соланас, но он показал мне свой уникальный характер. Я убедилась, что передо мной взрослый человек, чужой мне, и при этом я носила его под сердцем девять месяцев. Это так странно... А затем я оставила его, – сказала она упавшим голосом. – По крайней мере, меня больше не будут терзать мысли, где он, с кем он, каким он вырос. Я счастлива, что отец все устроил именно так. Соледад, ты была ему настоящей матерью, – закончила она и заплакала на груди своей верной служанки.
Она рыдала по тому, что потеряла и что обрела, и не знала, что из этого вызывало у нее больше грусти.
В ту ночь она почти не спала. Ее мучили разные видения. Ей представлялось, как она занимается любовью с Санти, как она потом всматривается в его лицо, а оно превращается в лицо Хавьера. Она очнулась в ужасе от увиденного, включила свет и попыталась прийти в себя. Ей было так одиноко, хотелось поделиться с Санти новостью о Хавьере, но она знала, что это принесет больше вреда, чем пользы. София не понимала, почему Доминик не поделилась с ней своим секретом. Она начала размышлять о том, как сложилась бы ее жизнь, если бы этот разговор состоялся. София вспомнила тот день, когда она позвонила домой Доминик, и там ей сообщили, что хозяева уехали и неизвестно, где их можно найти.
Позже София боялась открыться, так как Доминик и Антони напомнили бы ей о том, что предупреждали ее о последствиях такого неразумного шага. Она их не послушалась. Если бы она поговорила с ними, то они сказали бы, где находится ее сын. Она бы могла вернуться в Аргентину. Она могла бы даже рассчитывать на будущее с Санти. София знала теперь только одно: ее отец действовал из лучших побуждений, так как любил ее. Она была ему за это очень благодарна. Он дал ее сыну хороший дом и любящую семью. Наверное, он надеялся, что она приедет к ним, но теперь было слишком поздно. Слишком поздно начинать что-либо заново.
