Текст книги "Твоя навеки"
Автор книги: Санта Монтефиоре
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 36 страниц)
Глава 38
– Санти! – воскликнула она, смахивая навернувшиеся на глаза слезы.
– София, с тобой все в порядке? – забеспокоился он.
Он схватил ее руку и слишком долго держал, не отрывая взгляда от своей бывшей возлюбленной.
– О, со мной все в порядке, – пробормотала она, стараясь побороть искушение броситься ему в объятия, чтобы стереть из памяти последние двадцать три года тщетного ожидания.
– Я понял, что ты ехала с Рафой. Я позвонил в отель, но там сказали, что тебя уже нет в номере, – произнес он, не в силах скрыть разочарование в голосе.
– О да, прости, я не подумала...
– Не волнуйся, – успокоил он ее.
Они помолчали, ощущая неловкость оттого, что им нечего было сказать друг другу. София всматривалась в знакомые черты, а он лишь смущенно улыбался ей.
– Куда это ты так бежала? – вымолвил он, наконец.
– Я хотела повидаться с Соледад, у меня не было до сих пор возможности побеседовать с ней. Ты ведь помнишь, что я всегда считала ее близким человеком.
– Да, я очень хорошо это помню, – ответил он, задерживая на ней взгляд своих зеленых, как океан, глаз.
Они позволили себе впервые упомянуть о прошлом. София ощутила, как у нее кружится голова. Она вспомнила, что именно Соледад передала Санти ее отчаянную записку в ту ночь, когда им предстояла разлука. Она почувствовала, как тонет в его взгляде. Санти хотел напомнить ей о том, что было самым важным в его жизни: своей любви к ней. Было так много всего, о чем им предстояло поговорить, но в это мгновение слова были излишни. София увидела в его глазах боль разлуки, разочарование от несбывшихся надежд и вдруг сообразила, что за ними с террасы наблюдают двадцать пар глаз. Но ей было все равно – она готова была стереть с лица земли все, что мешало повториться ее счастью. Ей хотелось, чтобы Санти понял, как сильно она страдала.
– Я познакомилась с твоим сыном Сантьягито, – проговорила она. – Он очень похож на тебя.
Он понуро опустил плечи, оттого что их разговор снова вернулся к напоминанию о безвозвратности прошлого, но постарался казаться равнодушным. Когда-то между ним и Софией выросла стена, и она разделила их навсегда.
– Он очень хороший мальчик, чудесно играет в поло, – бесстрастным голосом произнес он.
– Он сказал, что вы с ним собираетесь играть завтра?
– Это зависит от состояния Марии.
София так была занята мыслями о первой любви, что чуть не забыла о Марии. А ведь именно из-за нее она приехала из Англии.
– Когда ты привезешь ее домой?
– Сегодня вечером. Ты придешь? Я знаю, что она захочет увидеть тебя.
– О, конечно.
Он переступил с ноги на ногу, уставившись в пол.
– Ты задержишься здесь надолго?
– Не знаю. Я приехала к Марии, чтобы... провести с ней время. Я не загадываю надолго вперед. Прости меня, – вдруг сказала она. – Я представляю, как ты ужасно себя чувствуешь.
Он отступил и окинул ее взглядом с головы до ног. Она вся подалась к нему.
– Хорошо, София, увидимся позже, – вымолвил он и направился к террасе.
София заметила, что его хромота стала заметнее. Ей вдруг стало ужасно одиноко. Она не сразу прошла в кухню, а заглянула в комнату, которая когда-то была ее спальней, и обнаружила, что комната осталась нетронутой. Все было так же, как и двадцать три года назад.
Ее сердце начало бешено колотиться в груди. Ей показалось, что она открыла дверь в прошлое. София прохаживалась по комнате, касаясь вещей, открывая дверцы и выдвигая ящички. Даже духи, которыми она пользовалась давным-давно, стояли на столике у кровати. Что поразило ее больше всего, так это корзинка, где лежали красные ленты, которыми она любила повязывать волосы. Она сидела перед зеркалом и пропускала одну из лент сквозь пальцы. Потом медленно распустила волосы и вплела в них красную ленточку, подняв взгляд и всматриваясь в свое отражение в зеркале.
Ее лицо когда-то было даром юности и природной красоты. Она провела пальцем по щеке. Теперь кожа вокруг глаз была покрыта сеточкой морщин. Это были следы пережитых страданий, радости и горя. Кожа стала тоньше, суше, а черты лица словно хранили отпечаток ее нелегкой жизни. Она знала и мучение, и восторг. Она любила смеяться, но и легко поддавалась грусти. Время не щадило ее, но она все еще была очень хороша собой. Юность прекрасна сама по себе, и ее особенно ценишь, когда она уходит безвозвратно. Раньше она была смелой и упрямой. О, она хотела бы, чтобы зеркало перед ней оказалось волшебным, чтобы она могла войти в него и снова стать той юной девочкой, которая сможет самостоятельно выбирать свой путь.
Все в комнате напоминало о тех неспешных днях в Санта-Каталине, когда она купалась в удовольствиях и наслаждалась жизнью. В шкафах висела ее одежда. Это был словно музей ее жизни. София рассмеялась, увидев белое платье, которое она надела в тот день, когда Санти вернулся из Америки. Оно по-прежнему лежало скомканным в дальнем углу шкафа, а на виду были джинсы, из которых она тогда не вылезала. Конечно, сейчас она не смогла бы натянуть их – она уже не носила одежду для миниатюрных. Но свитера и футболки все еще будут ей впору. Ей так хотелось поскорее переодеться в одну из своих старых вещей и появиться в таком виде на террасе.
– Когда мы услали тебя, мы еще не знали, что ты не вернешься, однако продолжали надеяться, – услышала София голос матери за спиной. – Поэтому я сохранила все, как есть.
Она говорила по-английски, словно родной язык был для нее спасением в такой волнующий момент. Она прошла к окну и провела рукой по занавескам.
– Когда стало понятно, что ты можешь никогда не вернуться, я не смогла заставить себя вынести эти вещи из комнаты. Как будто я давала себе еще один шанс. Думала: а вдруг она передумает? Я не знала, что делать с вещами. Мне было страшно их выбрасывать...
Ее голос оборвался.
– Все сложено так, словно я никуда и не уезжала, – садясь на кровать, произнесла София.
– О да, я не могла смириться с тем, что ты покинула нас навсегда. Рафаэль построил себе дом, Августин уехал в Штаты, а мы с Пако остались одни. Ты можешь жить здесь, сколько тебе заблагорассудится. Хотя, может, ты хочешь остановиться где-нибудь в другом месте?
– Я еще об этом не думала, но мне кажется, что снова поселиться в своей комнате было бы здорово.
Она не смогла удержаться от того, чтобы поддразнить мать, и добавила:
– Все, как в старые недобрые времена!
К ее изумлению, Анна отреагировала спокойно, и на ее лице на мгновение мелькнула улыбка.
– Давай надеяться, что нет, – ответила она.
Закрыв дверь своей комнаты, София позже вечером направилась к дому Чикиты. Она вспоминала подробности своего романа с Санти: ее мама и Чикита все еще были близкими подругами. То лето было самым счастливым в ее жизни, пока об их отношениях с Санти не узнали родители. Она погружалась мыслями в прошлое, ощущая, как в душе зарождается надежда на то, что ей снова выпадет удача.
Мария сидела в кровати в бледно-голубой ночной рубашке. У нее не было волос, но кожа была прозрачной и чистой, а глаза цвета шерри сияли от удовольствия.
– Наверное, дома и вправду стены помогают, – произнесла она, прижимая к себе двух младших детей и любовно целуя их загоревшие мордашки. – Эдуардо, принеси наш альбом. Я хочу, чтобы София наверстала те годы, которые пропустила.
В доме Чикиты, в отличие от больницы, была оживленная обстановка. Здесь и раньше всегда звучал смех, играла музыка, а вечером комнаты наполнялись благоуханием жасмина и ароматной травы. У Санти и Клаудии не было собственного загородного дома, поэтому в выходные и на каникулы они тоже приезжали сюда. София понимала, почему Санти не хотел уезжать отсюда. Этот дом напоминал ему о беззаботных и счастливых временах, о тех днях, когда ему сопутствовала удача.
Санти и София не обмолвились ни словом, пока сидели у кровати Марии, давая возможность поговорить ей и Чиките, но, тем не менее, осознавали свою близость. Женщины смеялись, вспоминая приключения юности, одна история сменялась другой. Годы, проведенные в разлуке, как будто растворились в тумане. Когда они вышли от Марии, уснувшей в уставленной цветами своей комнате, София вдруг ощутила себя так, словно никуда и не уезжала.
– Знаешь, Чикита, так здорово снова увидеть Марию, – призналась она, когда они вошли в гостиную. – Я рада, что приехала.
– Ты доставила ей огромную радость. Она очень скучала о тебе. Я знаю, что встреча с тобой не продлит ее дни, но хоть немного укрепит волю к жизни.
София обняла тетю. Страх последних месяцев едва не сломил дух Чикиты, и София ощутила, какой хрупкой и тоненькой, как веточка, стала ее тетя.
– Ты и семья – вот и все, чем живет моя Мария, поэтому силу ей дает прежде всего то, что у нее такая мама. Она преобразилась, когда попала домой. Ее последние дни будут наполнены миром и радостью.
– Ты права, София, – сквозь слезы промолвила Чикита. – А что мы будем делать с тобой, дорогая?
– Я вернусь к своей семье, конечно. Что ты имеешь в виду?
Никита кивнула в знак понимания.
– О да, – мягко заметила она и внимательно посмотрела на свою племянницу, чтобы убедиться в искренности ее слов.
Санти и Клаудия сидели, листая журналы. Панчито, которому было уже тридцать лет, лежал на софе и смотрел телевизор. Он напоминал Софии молодого Санти: такие же длинные ноги и руки, изящество и худощавость. София заметила, что он обладает обаянием брата. Словно повторение истории Дориана Грея, Панчито был портретом брата в молодости. У него были сине-зеленые глаза, однако им не хватало глубины глаз Санти. Его лицо было гладким и чистым. На лице Санти отражались и страдание, и печаль, которые ему пришлось пережить.
София посмотрела на Санти. Его меланхоличный взгляд и морщины были ей особенно милы. Когда-то он излучал уверенность, но теперь она не заметила этого. Судьба научила его не доверять сиюминутному, не стремиться к покорению недосягаемых вершин. Ключ к успеху – это поиск гармонии. Санти получил хороший урок, за то, что когда-то демонстрировал и высокомерие, и гордыню.
– Санти, принеси Софии вина. София, ты предпочитаешь белое или красное? – спросила Чикита.
– Красное, – машинально ответил Санти.
Красный всегда был ее любимым цветом.
– О да, благодарю, – удивившись, подтвердила она.
Клаудия, оторвав взгляд от журнала, наблюдала за тем, как ее муж наливает Софии вино. София ожидала, что на ее лице сейчас отразится тревога, однако ничего подобного не произошло. Если Клаудия и встревожилась, то не подала виду.
– София, а надолго ты планируешь остаться? – спросила она, и в ее холодных голубых глазах вспыхнул страх, который она тщетно пыталась скрыть, – София его заметила.
– Я не знаю, у меня нет никаких особых планов, – улыбнулась София.
– Разве тебя не ждут муж, дети?
– Конечно, ждут. Давид занят постановкой пьесы, поэтому он не смог приехать со мной. Кроме того, ему было бы очень неудобно оказаться в компании незнакомых людей, да еще не зная испанского языка. Он не возражает, если я пробуду здесь столько, сколько сочту нужным.
– Мы читали о вас в газетах, – с энтузиазмом произнесла тетя. – Такая красивая картинка. Ты выглядела прекрасно. Я где-то сохранила ее. Обязательно вам покажу.
Санти принес ей вина.
– Тебе надо было стать актрисой. Ты всегда обладала артистизмом, – пустилась в воспоминания Чикита. – Ты любила быть в центре внимания. Знаешь, Клаудия, ей всегда нравилось придумывать что-то новое. Удивляюсь, почему твой муж не настоял на том, чтобы ты блеснула в одной из его пьес. Помню, что ты однажды отказалась участвовать в постановке, потому что тебе не досталась главная роль. Санти, ты помнишь? София, как мне кажется, ты плакала целую неделю. Ты сказала, что сыграла бы эту роль лучше всех.
– Да, я помню, – ответила она.
– Она всегда добивалась своего, Клаудия. Бедный Пако не мог отказать ей ни в чем.
– Как и дедушка, – робко призналась София, тихонько рассмеявшись. – Моя мама доходила до бешенства.
– О, твой дедушка был великим человеком!
– Знаете, я до сих пор скучаю по нему. Мне не хватает его чувства юмора, – сказала София. – Я никогда не забуду, как он попал в реанимацию – у него обнаружилась какая-то инфекционная болезнь. Так вот, врачи этой больницы в Буэнос-Айресе пришли в ужас. Ты помнишь, Чикита?
Чикита вздохнула и нахмурилась.
– Боюсь, что нет.
– Доктор сказал, что дедушке не разрешается покидать палату. Дедушка как-то позвонил, чтобы выйти в ванную, но никто из персонала не явился, и тогда он встал и начал бродить по всему этажу. Когда он вернулся, на его палате было написано: «Не входить, очень опасно, пациент заражен инфекционной болезнью». Дедушка решил, что не станет нарушать этот приказ, и отправился по другим палатам, пока его не нашла медсестра. Мне кажется, что эта его выходка поставила на уши всю больницу. Если я правильно понимаю, он сделал это нарочно. После этого случая персонал всегда отвечал на звонок сеньора О'Двайера.
– Думаю, они благодарили небо, когда настал день его выписки, – хмыкнул Санти, качая головой. – А я помню, как однажды ты поссорилась с Анной, пришла к нам с вещами и заявила, что хочешь, чтобы моя мама удочерила тебя. София, ты помнишь это? – Он смеялся, так как вино позволило ему расслабиться и отвлечься от переполнявших его эмоций.
– Не думаю, что это самое приятное воспоминание, Санти, я так смущена, честно говоря, – потупившись, сказала София.
– Ничего страшного. Санти и Мария, как я помню, были в восторге. Они просили меня выполнить твою просьбу, – ответила Чикита.
– А как отреагировали мои родители? – решила выяснить София спустя много лет.
– Дай-ка мне подумать, – Чикита прищурилась. – Пришел Пако и забрал тебя. Он сказал, что подыщет для тебя хороший приют, потому что не может преподнести своему брату такой шикарный подарок.
– Неужели? – захихикала София.
– Ты всегда была подарком судьбы, и я рада, что твоя жизнь сложилась так счастливо, – сказала Чикита с любовью.
Клаудия не проронила ни звука. Она лишь внимательно слушала.
– Она любила играть с мальчиками в поло, – продолжила Чикита.
– Бог ты мой, да это было сто лет назад. Я бы сейчас и не вспомнила, как надо играть.
– Ты могла соперничать в мастерстве с мальчиками? – подала голос Клаудия, желая показаться вежливой.
– Не так хорошо, как Санти, но, во всяком случае, лучше, чем Августин, – ответила за нее Никита.
– Мне нравилось делать то, что делали мальчики, потому что мне казалось, что их жизнь намного интереснее и веселее, – произнесла София.
– Ты была настоящим сорванцом, Софи, – вмешался Санти.
Он впервые после их встречи назвал ее «Софи». Чикита сделала вид, что ничего не заметила, но София видела, что это взволновало всех, ибо взгляды присутствовавших метнулись от него к ней. Клаудия с невозмутимым выражением лица потягивала вино, как будто муж не сказал ничего особенного.
– София нашла мужа, родила детей, что еще можно желать женщине? Я знала, что так и будет, – начала заполнять образовавшуюся паузу Чикита, явно нервничая.
Клаудия посмотрела на часы.
– Санти, пора сказать нашим малышам спокойной ночи, – жестко произнесла она.
– Прямо сейчас?
– Они будет очень разочарованы, если ты забудешь об этом.
– О, мне пора возвращаться к родителям. Я так устала. Мы увидимся завтра.
София встала.
Следом за ней поднялись Санти и Клаудия. Санти не поцеловал ее, а лишь проводил грустным взглядом. Никита с нежностью потянулась к Софии.
– Поговори с Анной, – сказала она.
– О чем ты? – отозвалась София.
– Просто поговори с ней. Между вами все складывалось не так-то просто, пора дать друг другу шанс.
Глава 39
София медленно брела к дому и вспоминала, сколько раз ей приходилось в свое время пересекать эту полоску земли. Раньше это был ее дом. Во влажном воздухе висел запах эвкалиптов, и она слышала, как пофыркивают пасущиеся на полях пони. Мерное стрекотание сверчков завораживало ее. Они были такой же частью аргентинского пейзажа, как и дерево омбу. Она не могла бы представить себе без них жизнь на ранчо. София вдыхала сладкий аромат пампы, и горькие воспоминания развеивались, оставляя в памяти лишь радостные образы детства.
Софию охватила ностальгия. Ей хотелось побыть одной. Она ожидала, что Санта-Каталина очень изменится. Увидев, что этого не произошло, София погрузилась в печаль. Она могла перенестись мыслями в то далекое время, но она стала взрослой женщиной, которая провела большую часть своей жизни в другой стране. Оглянувшись вокруг, София с удивлением отметила, что Санта-Каталина словно выпала из времени – ее не коснулись никакие перемены. София прошла к бассейну, и воспоминания водопадом обрушились на нее. Настоящее настойчиво вызывало к жизни прошлое. На этом теннисном корте они с Санти часто играли. Ей вдруг померещилось, что она видит в темноте неясные фигуры, слышит задорные голоса и смех.
София присела у края бассейна и подумала о Давиде. Она представляла себе выражение лица, его голубые глаза, его прямой аристократический нос, который так любила целовать. Она любила его черты. Она любила своего мужа, но не так, как любила Санти. Она знала, что так нельзя. Она знала, что не должна желать объятий и ласк чужого мужа, прикосновений его губ, но она никогда не переставала любить этого человека, который был ее второй половинкой. София мечтала о Санти, и это желание душило ее. После двадцати трех лет ее желание все еще было таким же сильным, как и в далеком прошлом.
Когда она дошла до дома, стало уже совсем темно. София успокоилась, немного прошлась, начала глубоко дышать и повторять про себя «утихомиривающие» слова, как учил ее дедушка О'Двайер, когда она становилась объектом насмешек братьев. Она прошествовала на кухню, где ее встретила Соледад, которая готовила соус. Присев на свое обычное место у кухонного стола, София стала болтать со служанкой, как со старой подругой. София решила, что это отвлечет ее от мрачных мыслей.
– Сеньорита, как вы могли провести столько времени вдали от родины? О чем вы думали? Неужели вы считали, что я не скучаю по вас? Наверное, вы решили, что мне все равно? Я чувствовала себя отвергнутой. Я несколько лет плакала. Мне следовало бы рассердиться на вас. Но как я могу? Я так счастлива видеть вас снова, – с укоризной закончила она, повернувшись к плите, у которой колдовала над соусом.
София почувствовала укол совести. Она знала, что всегда была для Соледад любимицей, что служанка относилась к ней как к родной дочери, а София почти не вспоминала о ней.
– О Соледад, я никогда не забывала тебя. Но возвратиться не могла. Я решила начать с чистого листа, и теперь моя жизнь связана с Англией.
– Сеньор Пако и сеньора Анна так и не смогли оправиться после вашего отъезда. Не спрашивайте, в чем это выражалось. Я не люблю влезать в чужие дела, но они не сумели преодолеть это. Вы уехали, и все разительно изменилось. Они стали жить каждый своей жизнью. Изменилось все: обстановка, разговоры, настроение, – и эти перемены мне были не по душе. Я так мечтала о вашем возвращении, но вы не написали ни строчки. Ничего!
– Мне очень жаль, Соледад, это было так бесчувственно с моей стороны. Но я буду с тобой откровенна, потому что ты знаешь все мои секреты... Хотя я очень скучала по Санта-Каталине, я не могла написать. Знаю, что должна была, но мне легче было начать новую жизнь, забыв старую.
– Но как можно забыть о своих корнях, София? Как можно было так поступить? – покачав своей седой головой, сказала она.
– Поверь мне, когда ты оказываешься на другом конце земли, то начинаешь думать о родине все меньше. Аргентина была так далеко, поэтому я просто заставляла себя жить дальше. Я приехала слишком поздно.
– Вы такая же упрямая, как ваш дедушка.
– Но я здесь, – возразила София, словно это могло утешить Соледад.
– Но вы здесь не задержитесь. Здесь для вас ничего не осталось. Сеньор Сантьяго женат, а я вас хорошо знаю.
– Я тоже замужем, Соледад. У меня есть семья, которая ждет моего возвращения, у меня есть муж, которого я обожаю.
– Ваше сердце принадлежит Санта-Каталине. Я знаю вас. Разве вы забыли, что я вырастила вас?
– А Клаудия – какая? – вдруг спросила София.
– Мне не хотелось бы плохо отзываться о людях, тем более, если они носят фамилию Соланас, ведь вы знаете, что я душой и телом преданна вашей семье. Нет другого такого человека, который бы был так предан своим господам, иначе я покинула бы вас много лет назад. Но я говорю с вами, поэтому не стану скрывать того, что думаю. Она не Соланас. Думаю, что он ее не любит. В мире есть всего одна женщина, которой он отдал свое сердце. Я не стану хитрить или выпытывать детали. После того как вы уехали, сеньор Сантьяго бродил по ранчо, словно призрак. Местная колдунья сказала, что его аура затуманилась. Она заверила, что может помочь ему, но он никогда не верил в магию. После того ужасного случая с сеньором Фернандо Санти начал приглашать сеньориту Клаудию в Санта-Каталину. На его лице снова появилась улыбка. А затем они поженились. Думаю, что, если бы она ему не встретилась, он бы поставил на себе крест. Но, по-моему, он так и не полюбил ее. Я все замечаю. Конечно, это не мое дело. Он ее уважает, она мать его детей. Но она не единомышленница, не родственная душа и не вторая его половинка. Колдунья сказала, что человеку суждено встретить свою вторую половинку только один раз.
София слушала ее рассуждения. Чем больше она вслушивалась в слова старой служанки, тем сильнее становилось ее желание освободить его от страданий. Ее удивило то, что Соледад так много знает. Наверное, она слушает сплетни других горничных и гаучо, но в данном случае речь шла не о досужих вымыслах, а об истинной правде.
Рафаэль с женой, Анна с Пако и София ужинали на террасе. София была рада составить им компанию. Жасмин была приятной, чувственной женщиной, которая, выносив стольких детей, сохранила хорошую форму. Клаудии явно не хватало того, чем Жасмин обладала в избытке, – теплоты и чувства юмора. Жена Рафы принесла их двухмесячную дочь и кормила ее грудью, присев за самый дальний угол стола. София видела, что Анна смотрит на невестку неодобрительно, но пытается скрыть свое недовольство. Жасмин прекрасно знала свою свекровь, поэтому распознавала скрытые знаки, но, обладая природным умом, игнорировала их.
– Рафа больше не желает иметь детей. Говорит, что пятерых вполне достаточно. У меня двенадцать братьев и сестер, только представьте!
Она широко улыбнулась, и ее зеленые глаза блеснули озорным огоньком.
– Но, дорогая моя, тринадцать детей в наше время – это перебор, ведь мне надо будет всем им дать образование, – с любовью глядя на жену, произнес Рафаэль.
– Я не вижу причин останавливаться, – засмеялась она, приглядываясь к тому, как малышка сосет грудь. – Когда я вижу новорожденных, мое сердце тает. Становясь старше, они уже не нуждаются так в тебе.
– Я не согласен, – ответил Пако, накрывая рукой ладонь Софии. – Если в доме царит любовь, дети всегда вернутся на свет домашнего очага.
– София, у тебя есть дети?
– Да, две дочери, – ответила она, ощущая волнение от прикосновения отцовской руки.
– Как жаль, что ты не привезла их с собой. Клара и Елена были бы счастливы познакомиться с ними. Они ведь примерно такого же возраста, что и мои девочки? Я бы очень обрадовалась, если бы у них появилась возможность попрактиковаться в английском.
– Они могут попрактиковаться со мной, Жасмин, – вмешалась Анна.
– Но ты же знаешь детей. Ты не можешь заставить их делать то, чего они не хотят.
– Вероятно, надо немного их дисциплинировать. Дети не знают, что для них лучше.
– О нет. Я бы не стала их так расстраивать. После школы они приедут домой, а дома они любят играть.
София увидела, что в этом конфликте матери ни за что не выйти победительницей, и это привело ее в восторг. Под покладистостью Жасмин скрывался жесткий и настойчивый характер.
Соледад пользовалась любым предлогом, чтобы выйти на террасу: то чтобы подать еду, то чтобы сменить блюда, то чтобы вынести сладкий мусс или кувшин с водой. Она дважды выглядывала в дверь, сделав вид, будто услышала колокольчик сеньоры Анны. Каждый раз она улыбалась, и, в конце концов, София начала смеяться, прикрыв рот салфеткой. Соледад было очень любопытно посмотреть, как пройдет первый после такой долгой разлуки ужин в кругу семьи. Она должна была «вооружиться информацией», чтобы потом пересказать все другим горничным на ранчо.
В одиннадцать часов Жасмин поднялась из-за стола с малюткой на руках и пошла по аллее, исчезая вдали, подобно сошедшему с небес ангелу. Пако и Рафаэль продолжали разговаривать. Вокруг ламп роились мошки. Анна отправилась спать, сказав, что уже не в том возрасте, чтобы полуночничать. София была втайне рада тому, что она ушла, так как ей не о чем было говорить с Анной. Она до сих пор испытывала на мать сильную обиду, поэтому старалась держать ее на расстоянии. Как только Анна скрылась из виду, София ощутила необыкновенный душевный подъем. Она присела к брату и отцу, и они начали шутить, как в старые добрые времена. София была счастлива. В половину двенадцатого она ушла в свою комнату.
На следующий день София проснулась очень рано из-за разницы во времени. Она не видела снов, и даже мысли о Санти не смогли нарушить ее ночного покоя. Она испытала облегчение. Ее одолевало легкое головокружение, но не вследствие перелета, а из-за эмоциональной опустошенности. Однако как только она проснулась, то уже не смогла уснуть снова. Она прошла в кухню, в окно которой проникал рассвет, освещая стол и кафельный пол. Она вспомнила, как в былые времена хватала что-нибудь в забитом едой холодильнике и выскакивала на улицу, чтобы найти Жозе, который учил ее играть в поло. Рафаэль сообщил ей, что Жозе умер десять лет назад. А она даже не смогла проводить его в последний путь... Без Жозе Санта-Каталина выглядела, как безобразная улыбка.
Взяв из холодильника яблоко, София начала заглядывать в кастрюли. О, никто не мог сравниться с Соледад в искусстве делать сладкие муссы, которые она готовила из молока и сахара, подогревая на медленном огне. София тщетно пыталась повторить этот рецепт, готовя десерт своим детям, но у нее никогда не получалось. Она положила столовую ложку мусса на яблоко и отправилась через гостиную на террасу. В это время, когда лучи солнца еще не залили землю своим жаром, терраса была пустынна. София откусила лакомство. Взглянув в сторону раскинувшейся перед ней бескрайней пампы, она вдруг ощутила желание взять пони и помчаться галопом. Она решительно направилась к старым конюшням, где Жозе раньше ухаживал за лошадьми.
Ее встретил Пабло – он вытер руки и улыбнулся, обнажив искривленные черные зубы. София покачала головой и выразила запоздалые соболезнования по поводу смерти его отца. Он мрачно кивнул в ответ и застенчиво поблагодарил ее.
– Мой отец очень любил вас, сеньора София.
Она заметила, что обращаясь к ней, он назвал ее «сеньорой», а не «сеньоритой», как раньше. Время развело их в разные стороны, и она уже не могла вспомнить, что перед ней тот самый парень, с которым она играла много лет назад в поло.
– Я тоже очень любила его, и поместье без него опустело.
Она огляделась, заметив, что в окошках мелькают незнакомые загорелые лица.
– Вам хочется покататься, сеньора София? – спросил Пабло.
– Я не стану играть, просто прогуляюсь. Хочется снова ощутить ветер в лицо, ведь я так давно не была на родине.
– Хавьер! – закричал он.
Из домика показался молодой человек, и монеты на его ремне блестели особенно ярко в лучах утреннего солнца. Пабло отдал Хавьеру приказ оседлать для сеньоры Софии лошадку, но, когда Хавьер направился к темной кобыле, остановил его.
– Нет, возьми Пуру! Для сеньоры Софии мы должны выбрать самую хорошую, а Пура не сравнится ни с кем! – широко улыбнулся он.
Хавьер подвел к Софии светло-каштановую лошадку. София погладила ее бархатистый нос. Как только Хавьер был готов, она села в седло, поблагодарив его, и помчалась к полю. О, она снова могла дышать. Так хорошо. Напряжение, которое все время держало ее, исчезало, и ее тело расслаблялось в такт движению пони. Она взглянула на дом Чикиты и представила себе, как Санти спит сейчас со своей женой. Она тогда не знала этого, но позже он рассказал ей, что видел ее, скачущую по полю. Он стоял у окна и не сводил глаз с ее фигуры. Ему было невыносимо думать, что впереди день без Софии. С ее приездом все изменилось.
София не видела Санти целый день. Когда она прибыла к ним в дом навестить Марию, он уже отправился с детьми в город, а вернулся, когда она уже ушла. София вслушивалась в гул мотора каждой подъезжающей машины. Ей хотелось прикинуться равнодушной, но себя-то она не могла обмануть; Она знала, что скоро вернется в Англию, и ей до смерти хотелось поговорить с ним, до того как печаль очередной разлуки снова затопит сердце. Ей хотелось поговорить с ним о прошлом – том прошлом, которое связывало их неразрывно. Ей хотелось похоронить призраков навсегда.
